Текст книги "Пехота-2. Збройники"

Автор книги: Мартин Брест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Мартінчику…

– Нападай.

– Ето… Коли вихід – не знаєш?

– Нє, дорогой, – я выпускаю дым и щурю глаза. – Если хто и знает – это комбат. Ну и Поро… Президент. Но Вася у него как-то забыл спросить.

– Жалко.

– А шо?

– Та… заїб@вся я шо-то. Сильно.

– Ты ж недавно в отпуске был.

Я выкидываю бычок и провожаю глазами болтающих пацанов, идущих в наряд. Впереди вышагивает Ярик, размахивая руками, и о чем-то спорит с Петей из «брони».

– Отпуск – то не то, – вздыхает Шматко. – Додому хочу.

– Шо я скажу… Шматко, дорогой, не раскисай. На тебя люди смотрят. Я тоже хочу, малого не видел с января. «Семьдесятдвойку» точно выводят, значит, и нас с ней вместе.

– Точно?

– Сто процентов, к комбату не ходи, – я оборачиваюсь и хлопаю его по плечу. – Не кисни. Пошел я свой телефон искать. Скоро, совсем скоро, я уверен.

Мне бы на самом деле ту уверенность, с которой я все это говорю.

Сзади подходит Вася, сует мне в руки мой «ксяоми» и кивает на кунг.

– Пошли. У тебя телефон сел.

– Пошли. Пожрать у нас есть?

– Не помню. Тре тушенки захомячить.

– Ну ты как? – я оборачиваюсь к ротному. – Не каждый день все-таки Президент звонит.

– Та нормально, – пожимает плечами Вася. – Вроде как.

– Как думаешь – зачем? Зачем позвонил?

Мы шагаем по слишком узкой для нас двоих тропинке, мимо капонира с «двести-шестьдесят-первой» и трещащего генератора.

– А чего нет? Раз позвонил, значит, «не в падлу». Мог же ж и не звонить, да? Ничо бы не поменялось.

– Ну блин…

– Второй раз звонит. Если правильно помню. Первый раз – в ДАП, Маршалу звонил.

– У нас тут не ДАП, несравнимо, там п@здец полный был. Чуеш… Мысля пришла. Он Маршалу позвонил – и Маршал теперь в патрульной полиции. Ото прикольно будет, если и ты в нее попадешь. Уже традиция нарисуется.

– А я хочу, – упрямо говорит коммандер.

– Та я знаю. Это я, дурак, не понимаю, чем по дембелю заниматься буду. И все равно – в ДАПе хуже было, гораздо.

– Ну такая война стала теперь. Позиционная. Смотри. Позвонили комбат, Порох и еще этот Х@йкин из штаба бригады. Больше – никто. Первые два похвалили, третий выеб@л. Ну норм, чо. Точнее так – сначала Саныч похвалил, потом Х@йкин выеб@л, потом Порох похвалил. По-моему, норм. Пошли рапорт писать на второй бат, сегодня завезти надо.

– Кого писать?

– Себя пиши, Президента и Галу.

– Хер ты угадал. Мы ж договаривались – себя не писать.

– Это мы про прошлую бэху договаривались. Это не просьба, Мартин. – Вася внимательно на меня смотрит.

– Уговорил. Главное, жене не говорить, если бабло дадут.

– Если бабло дадут, скинете по штуке в фонд роты, резину на «рейнджер» купить надо, этой гаплык уже, старая, как Шматко.

– Само собой.

Мы подходим к кунгу, нас обгоняет Васюм, молча ныряет в кузов, чем-то грохочет, потом выбегает с шуруповертом и, бормоча «баню дебіли не можуть почініть, от мля», убегает.

– Шуруповерт сегодня популярен. Васяаааа…. – протягиваю я. – Чуеш… Я когда говорил «Бакулин прикроет», я не знал, шо именно так.

– Пошути мне, пошути… – Вася заскакивает в кунг, выпрямляется, упираясь макушкой в потолок, и начинает шарить по спальнику. – У тебя носки чистые есть?

– Оооооох…

Интермедия 71

Понимаешь… так странно получилось, что я забыл сказать «спасибо». Ну вот просто забыл. Да и не очень понимаю – кому сказать-то. Богу? Судьбе? Янголу-охоронцю вот этому вот, который свічка-точка-гіф?

Хер его знает, почему так получилось. Почему пуля, пролетевшая между мной и Мастером в январе шестнадцатого, просто ткнулась в склон. Почему ОГ-15, воткнувшаяся рядом с кунгом, не зацепила никого. Почему сто-пятьдесят-вторые, падавшие весенними ночами из холодного мерзкого неба, не попали.

И потом… Потом я забыл сказать «спасибо». Подумал, наверное, что я стал таким охрененно умелым воином, что вот прям так удачно и должно было все случиться.

Не должно. Были дядьки поумней да поопытней меня, легшие за мои девять месяцев в грязь слева, справа, дальше по линии фронта… ложащиеся и сейчас, пока я болтаюсь в светлом городе да иногда вспоминаю ощущения… вот РПК оттягивает плечо, броник зацепился липучкой, или ты его на горку надел, а капюшон накинуть забыл, и теперь вытаскиваешь его из-под плейта, идиот…

Спасибо.

Думаешь – мне лень было сказать тебе это «спасибо»? Нет, конечно. Руки ложатся на теплый руль, ногами в рыжих таланах давишь на педали, джип медленно разгоняется по полю, юзом уходит возле выезда, цепляет правыми колесами щебенку и рывком выскакивает к КПВВ «Новотроицкое», ну что ж мне дома не сиделось, почему именно сейчас я так абсолютно и беспричинно счастлив?

– Мы будем по этому скучать, – говорит Танцор и начинает искать зажигалку.

– Будем, – киваю я.

Спасибо.

Шире всего улыбка – после войны. Не знаю, почему так. Странно это. Хотя…

Интересно, за что я благодарю – за то, что выжил, или за то, что был там?

Там были лучшие на свете люди, кровожадные и неусидчивые долб@ебы, там были эти машины, эти ящики, эта баня, эта вода, дрова, гсм, еда, опять вода… эти ли части составили то великолепное чувство, когда ты каждое утро радовался новым суткам?

Или то, что … как это сказать…

Просто иногда все вот это вот… оно уходило, отбрасывалось с дороги и падало в угол, когда десяток человек из пехоты вылетало из блиндажей и включало всю зброю, что была. Нас крыл миномет – мы стреляли из СПГ, САУ – снова СПГ, «бэха» – и опять СПГ, мы стреляли из него, маленького, немножко нелепого куска трубы на трех ножках, потому что он у нас был, и нам не нужно было ничье одобрение, да и это, честно говоря, было единственное, что могло причинить им хоть какой-то ущерб. И мы стреляли.

Спасибо.

Спасибо за то, что я мог стрелять… Ах, как же мы любили войну! Как сумасшедшие психи с дичайшей нескладухой в головах, которые могли убить человека, сесть в машину и поехать на новую почту. Забрать, отправить, купить воды, семечек, кофе, вернуться, отлить, покурить и опять убить человека. Это не влезает в голову… почему тогда оно кажется мне таким обычным, нормальным, даже забавным и милым… почему?

Спасибо… да, извини. Я понял. Да, понятно, что за себя живого благодарю, и за то, что был там, и за ощущение холодного-горячего металла под ладонями, и за… за мой кусок жизни.

Но на самом деле – за то, что ты был и остался родным. Что отпустил всех моих живыми.

Спасибо, Донбасс.

День пятьсот девяносто пятый

– Так, старый, давай так – зачем это тебе?

– Ну, я…

– Только давай без лозунгов, лады? Я тебя нормально спрашиваю – ты нормально отвечаешь. Добро?

– Добро.

Я сижу в кабинете начальника Департамента патрульной полиции подполковника Евгения Александровича Жукова. Маршал смотрит на меня, хмыкает и отворачивается дальше подписывать документы.

Документов кипы. Груды. Тонны. Сидящий по другую сторону «совещательного» стола первый зам Маршала, старший лейтенант Алексей Георгиевич Билошицкий, вздыхает, глядя на бумаги, но молчит. Подозреваю – его в кабинете ждут кипы не меньше этих. Повисает тишина, скрипит-черкает ручка, я собираюсь с духом, формирую какие-то слова в предложения, выстраиваю их… и все это рассыпается, не дается, не выталкивается из себя. Молчу.

В кабинете холодно, вечер за окнами посвистывает ледяным воздухом, я ежусь.

– Олег, ты ничего не знаешь о патруле. То, что ты покатался с Васей по Троещине, это, конечно, хорошо, но ты пойми, это – госструктура. Со всеми плюсами и минусами. Ты у нас кто, сержант? – Георгиевич говорит, глядя прямо на меня, я киваю.

– Сержант. Оперативного резерва.

– Высшее образование есть?

– Есть. Два.

– Какие?

– КПИ. Электроэнерготехника. И «нархоз», «економіка підприємства».

– Мдаааа, – хмыкает Маршал. – Прямая дорога в патруль, точно. Прям по специальности.

– Ты уверен? – продолжает Георгиевич. – Зарплату тут знаешь? Не сбежишь потом, с криками «Аааа, псы Авакова»?

– Даааа… – тянет Маршал и отталкивает набитую папку к стопке уже подписанных. – Идем покурим.

– Идем.

– Дело даже не в структуре, структура у нас нормальная, это ж патруль. Зарплаты – да… но дело не только в зарплатах.

– А в чем? – На крыльце пронизывает, я запахиваю куртку. Маршал стоит во флиске, ему, кажется, не холодно.

– Это ты сейчас – герой АТО и все такое. Книжку пишешь. Подписчиков в фейсбуке… сколько?

– Тридцать пять тысяч, но кто ж считает?

– Ххха. Тридцать пять тысяч. Сюда придешь – будешь «пластмассовым». Мусором. Половина твоих друзей скажет «Авакову продался», вот как с Васей сейчас. Все, старый, ты уже не «наш защитник», не уважаемый ветеран, ты станешь полицейским. Если станешь, конечно. Ты… готов? Или пойдешь увольняться через месяц? Даже… нет, не в том вопрос.

– А в чем?

– Ты. – Маршал смотрит на меня, сигареты сыпят искрами. – Насколько тебе важно мнение людей о тебе? Тех, других, которые в тебе разочаруются?

– Мне не… Я не буду врать «не важно». Иногда важно, иногда нет. Но мое мнение о себе самом мне важнее.

– Так зачем ты хочешь в патруль?

– Это… это правильная движуха. Я посмотрел… это все надо делать. Мне после армии не сидится ровно – нужно такое… нужно так жить, чтобы не только тебе тепло было и ровненько складывалось, а чтоб еще и польза была. Я… аааа, мля, я не могу толком сказать, сформулировать.

– В армию вернуться не хотел?

– Хотел. Но… семья. Я сына год, считай, не видел. Не хочу опять уезжать. Будет еще мобилизация – не вопрос, а так – нет. Может, кто это за трусость посчитает. За недостаток патриотизма. Просто здесь, на материке… в тылу – тоже есть что делать.

– Ну да… Ладно. Иди. Пробуй.

– Понял-принял.

– Давай… сержант.

На парковке возле Департамента дымит трубой Васин потрепанный «субарик», я заскакиваю в машину и побыстрее захлопываю дверцу. Вася отворачивается от телефона, смотрит на меня, хмыкает и кладет руки на руль. Вася – уже старлей полиции, командир Голосеевской роты.

– Ну шо? Поговорил?

– Та да.

– И шо командир?

– Говорит «Пробуй».

– Пойдешь?

– Пойду. – Я автоматически сую сигарету в рот, приоткрываю стекло, и в окно врывается жесткий ветер, задув огонек зажигалки. – Уже ж сказал. Слушай, а вот объясни мне такую ужасную несправедливость…

– Какую? – Вася выруливает на Народного Ополчения и прибавляет газу. – Шо тебя опять волнует, сонечко?

– От почему на войне в твоем «лендике» нельзя было курить, а сейчас в гражданском «форике» – можно?

– Это единоразовая акция. Один раз покуришь – и все.

– Ладно. Тогда я буду курить долго.

– Давай, поглубже вдыхай, поглубже. – Вася наклоняется и включает магнитолу с флешки.

Вечерний город сыпет огнями, мы тянемся, я смотрю в окно, из колонок опять поет Тарабарова. Та же флешка, что всегда играла в «лендике».

– Я смотрю, ты музыку не сменил.

– А зачем? Мне нравится.

– Опять мы вместе служим, прикинь. Уличная пехота.

– Ну да, неразлучные прямо. Я понял, это меня Бог наказывает за то, что в людей стрелял.

– Чем? – Чччерт, опять пристегнуться забыл. Что-то никак привыкнуть не могу.

– Чем стрелял? Аааа, чем наказывает? Тобой, понятное дело. Опять.

Вася смеется. Я делаю сложное лицо.

– Не вставай против промысла Божьего, раб, покайся. Давай на мак заедем? Че-то у меня нервы разыгрались, жрать хочу.

– Ну, блин, все как всегда… А давай. Слушай… Есть у меня одна идея…

– Мляаааа…. Как же я обожнюю эти твои идеи…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ЕВАНГЕЛИЕ ПЕХОТЫ. Псалом второй и последний

– Комбат помнит обо мне, и я ни в чем не буду нуждаться;

Он покоит меня на злачных пажитях магазинов и водит меня к ГСМщикам, подкрепляет душу мою на складе РАО, направляет меня на стезе унылой и замполитской ради имени Своего;

– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что знаю, что комбат – на связи;

– Мой АК и моя радейка – они успокаивают меня;

– Он приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, прямо на ВОПе; умастил елеем голову мою задачами и наказами; чаша моя преисполнена растворимым якобсом;

Так, благость и милость его сопровождают меня, потому что он знает, какой я чертов злой сукин сын, швыряющий куски раскаленного металла во врагов;

ставящий ОЗМки и МОНки на путях врагов;

наводящий минометы на головы нечестивых и скручивающий ОГ-9 вслепую;

ненавидящий искренне, честно и ярко;

живущий здесь и сейчас;

убивающий легко и во славу страны, и ныне, и присно, и вовеки веков.

Аминь.

Боевой Псалтырь ЗСУ,

статья 22, книга 2: «Рота, Батальон».

Донбасский Патриархат

Глоссарий

Хотя большинство военных терминов субкультуры АТО/ООС подробно и с чувством расписано в разделе «Заніматєльноє зброєведення», все-таки нужно немного остановиться на некоторых аббревиатурах, прочно вошедших в наш лексикон за эти пять лет.

2А28 «Гром» – пушка на БМП-1, калибром 73 мм. Стреляет боеприпасом ОГ-15 (осколочный) и ПГ-15 (кумулятивный).

2А42 – пушка на БМП-2, калибром 30 мм. Боеприпас снаряжается в ленты, в отличие от 2А28.

АГС-17 «гусь» – автоматический гранатомет, стреляющий осколочными ВОГами калибром 30 мм. Логично, что если у АГС-17 и у 2А42 одинаковый калибр, то для выверки прицела гранатомета можно использовать ТХП (трубку холодной пристрелки), которая входит в комплект БМП-2.

АСТ – артиллерийская стереотруба. Состоит из двух зрительных труб и деревянной треноги. Что делает артиллерийский прибор наблюдения в пехоте – тайна, восходящая к временам, когда батальон формировался в соседних ППД с артбригадой.

БК – боекомплект. Но чаще это слово применяется в смысле «боеприпас». Бо боекомплект – это положенное количество боеприпаса на вид зброи.

ВОП – взводный опорный пункт. Состоит из блиндажей, зброи, СПшек, путей подхода вида «траншея» и военных, эту траншею копающих.

ГБР «гэбээр» – Группа Быстрого Реагирования. По факту – это группа прикрытия, состоящая из нормальных людей, которые сидят, не расслабляясь, и ждут. Ждут, например, возврата «секрета» или разведгруппы. Задача «гэбээрки» – быстро среагировать, если что-то пошло не так. И под «среагировать» всегда имеется ввиду «быстро подскочить и накидать». Дурацкая работа – ждать, но без нее никак.

ГП-25 – подствольный гранатомет калибром 40 мм, иногда устанавливаемый не на автомат, как требует НСД, а на отдельную конструкцию из металлических трубок. Доцільність этого шага все еще выясняется и, вероятно, будет рассмотрена историками через много лет. Возможно, даже станет темой диссертаций, как и установка 82-мм мин на пороховые заряды от ПГ-7 через переходники. Стреляет боеприпасом ВОГ-25.

«Дашка» – пулемет ДШКМ калибром 12,7 мм.

ДРГ – диверсионно-разведывательная группа противника. У нас как? Если сепары – то «ДРГ», а если наши – то «разведосы, ай красавчики вообще».

ЗКВ «зє-ка-вє» – замкомвзвода. Сейчас называется «головний сержант взводу». Стандарты НАТО, все такое.

КБМ – командир боевой машины.

«Корч» – военная машина, привезенная волонтерами и находящаяся на этапе жизненного пути между «щє походить» и «все, на ПТОР».

КПВВ – контрольный пункт въезда-выезда. Технически это «микро-таможня» между оккупированной территорией и нашей, через которую происходит движение людей и грузов в обе стороны. Такие же КПВВ есть и у сепаров, только называются по-другому.

КР «кє-єр» – командир роты.

КСП – командно-спостережний пункт. Он есть в роте, в батальоне, в бригаде, и технически это место, куда сведены линии связи – «тапик», радиостанции, «закрытая» военная связь, видео. Поэтому там тусуется дежурный и иногда, если нам не повезло, кто-то из начальства. Командование боем должно вестись именно из КСП, хотя ведется обычно «откуда получится».

ПГО-7 – прицел для РПГ-7.

ПММ (ГСМ) – паливо-мастильні матеріали (горюче-смазочные материалы).

ППД – пункт постоянной дислокации подразделения. Казармы, плац, «бажаю здоровья», строем в столовую, четыре построения в день. Ужасное место, даже порадоваться нечему.

ПТОР – пункт технічного обслуговування, ремонту. Место, где, по идее, нужно и можно чинить машины и броню. Сакральное место «загибликів» – автомобилей, которые никуда уже больше не поедут, а поэтому потихоньку разбираются на запчасти.

ПТУР – противотанковая управляемая ракета, входит в комплект ПТРК (противотанковый расчетный комплекс). У нас был ПТРК, стреляющий ракетами 9М111 и 9М113, запускаемыми с установки 9П135М. Ракеты 9М113 работали, як в антиукраинском кино «Брат-2», то есть, «дают осечки, примерно пятьдесят на пятьдесят».

РВП – рота вогневої підтримки. По идее, вообще не воюет именно ротой, обычно ее состав раздергивают на расчеты «тяжеляка» и раздают в линейные роты. По нашим штатам, слегка некомплектным, РВП отдает часть «тяжеляка» в линейные роты и сама занимает свой кусок Донбасса в зоне ответственности батальона.

РМТЗ – рота матеріально-технічного забезпечення. Не воюет, а обеспечивает. Страх пехотинца – быть переведенным в РМТЗ. Хотя и там есть отчаянные люди, развозящие БК, ПММ, воду, продукты на ВОПы и РОПы.

РОП – ротный опорный пункт. То же, что и ВОП, только… а нет, без «только». То же.

РПГ-7 – ручной противотанковый гранатомет, стреляющий гранатами ПГ-7 разных видов. Снаряженный выстрел для гранатомета обычно называется «морковкой».

СП «эспешка» – спостережний пост, оборудованный окопом-траншеей-укрытием, средствами наблюдения, військовослужбовцем и «зошитом спостереження», который никто не ведет. По традиции на спостережник притягивается ПКМ, потом короба к нему, потом запас тушла, потом АГС-17 с «улитками», а потом это превращается в маленький ВОП.

СПГ-9 «Копье» – станковый противотанковый гранатомет калибром 73 мм, стреляющий гранатами ОГ-9 (осколочная) и ПГ-9 (кумулятивная). Обычно эту прекрасную зброю обзывают «сапогом».

«Тапик» – прибор проводной военной связи. Самое неудобное и самое защищенное с точки зрения прослушки средство связи на войне.