Текст книги "Пехота-2. Збройники"

Автор книги: Мартин Брест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– А ты мне накладную?

– Я туда бланки возьму. Ты грузишь?

– Та я, я… Механ наш все равно потерялся на просторах РМТЗ…

Хороший РАВист – тяжелый РАВист. Хороший РАВист не строит тебе бюрократию, бо прекрасно знает, кто херней страдает, а кому реально надо. Хороший РАВист тяжело расстается с подкожными запасами, зато у него они всегда есть. Хороший РАВист – это подарок судьбы.

– Вова, а «стечкин» есть?

– Мартин, иди нахер.

Вечер

… Удивительно, но генераторы у нас взяли на ремонт. И даже задатка не выцыганили. Худой похмельный мужик тока выпросил «бульку» бензина «на пробувать», предусмотрительно захваченную Механом, и молча принял ящик тушенки «Наш горщик» в благодарность. Мы тихонько уехали, чтобы не спугнуть, и Механ, кажется, невероятно удивился, когда я без разговоров свернул к АТБ.

В АТБ мы ездили, потому что во всех остальных магазинах бухло можно было купить без проблем, а в АТБ – нет. С бухлом вообще бороться было тяжко, точнее, даже не с бухлом, а с аватаркой. Бо от цивилизованного «вживання» до «в хлам»… очень легко пройти эти несколько шагов в несколько рюмок, и далеко не все могли вовремя остановиться. С другой стороны… человек выпивал всю свою сознательную жизнь.

Вот, например, Шматко. Шматко полюбляет каждый вечер принять «сто пятьдесят». Ровно сто пятьдесят граммов, не больше и не меньше, я даже как-то замерял ради интереса. Шматко так делает последние четверть века, и его обрюзгший, но крепкий организм настолько к этому привык, что если лишить его этого ежевечернего жертвоприношения, то Шматко начинает меняться на глазах. Дуреть, творить херню и разлагать особовий склад, бо наш старшина имеет какой-то запредельный авторитет среди наших людей, он входит в «ядро роты» и на него всегда можно положиться. Надо сделать – он сделает. Надо достать еды – он пойдет и достанет, надо пойти стрелять – он пойдет и будет стрелять, даже невзирая на то, что ладонь после ранения запястья осколком, ну тогда, летом под Старогнатовкой, почти не работает. Шматко – незаменимый наблюдатель. Он не спит, он может смотреть часами, и все самое интересное, происходящее у сепаров, мы узнаем именно на его смене. Именно Шматко высчитал интервал, с которым почти ежедневно появляется на «Амонскладах» сепарская машина с их командирами, и за сколько секунд она проезжает от одной прогалины в зеленке до другой. «Впаял» машину ПТУРом Президент, а Шматко ходил довольный, бо «зробили».

Но Шматко – «вживает». И это ломает мою голову, и Васину тоже, потому что нельзя разрешить одному человеку пить, а другому – нет, правильно?

Пьют почти все, за исключением, пожалуй, Мастера и Дизеля. А, еще Ветер не пьет. Остальные – весьма не прочь, и когда ты понимаешь, что взрослым мужикам хоть иногда нужен алкоголь, а при этом все мы находимся на боевой позиции и с оружием и «несення служби та виконання бойових задач» никто не отменял, ты очень плотно задумываешься. Запретить полностью – значит добиться того, что отдельные личности будут исчезать с ВОПа, пешком доходить до маленького магазина на трассе напротив заправки «Параллель» и брать там столько дешевого бухла, сколько душа захочет. Или еще хуже – люди найдут торговцев самогоном и реализуют стандартную схему «таксист». Это когда по телефону набирают оборотистого местного, который на своей машине привозит как можно ближе к позициям тот же самый дерьмовый самогон, выгнанный из «говна и палок». И потом ты имеешь на позиции дорвавшихся после долгого перерыва, а поэтому «бухих в зюзю» людей, неспособных не то что нести службу, а даже стоять более-менее прямо.

Ну и увольнения, конечно же. Увольнительные в город грехов Волновегас превращаются в вечное ожидание «залета». Выпустить склонного к неумеренному потреблению в город – это, в лучшем случае, получить два звонка. Первый – от комбата «твой нажрался и херни натворил, сидит в комендатуре», и второй – издевательский от ВСП «ну шо, забирать будешь?». В довесок к этому – отношение местных к ЗСУ как к «пьяному быдлу», а к пикселю – как к «форме-аватарке». А не выпускать нельзя, бо мозги тогда съедут напрочь. Эту хрень мы проходили на Старогнатовке еще летом-осенью, и ни хрена хорошего от нее не бывает. Ни «аватарные» ямы не помогают, ни телесные внушения с занесением в грудную клетку, ни профилактические беседы.

В конце концов Вася придумывает элегантное решение под названием «шаббат», а я – дополнение под рабочим названием «лень». Принимается и доводится на утреннем построении «командирське рішення»: каждую субботу в пятнадцать «о, о» на ВОПе устраивается застолье. Учитывая то, что еще каждую субботу у нас – обязательная очередная чистка всей зброи с утра, то как раз к пятнадцати она заканчивается. Да и сколько тут чистить? Два десятка автоматов, несколько ГПшек, два «покемона». Два АГСа, два СПГ, два ДШКМ и один «Фагот», который вообще непонятно, как чистить, разве что от грязи протереть и контакты проверить. Больше всего воют экипажи «бэх» со своими 2А42, но им помогает полроты, и как-то справляются. Потом коммандер проверяет качество клининговых работ, а я с нашим суперзакупщиком Ляшко и его непременным напарником Хьюстоном отправляюсь в Новотроицкое на машине.

На машине. В этом состоит мой иезуитский план – мы приучаем людей к тому, что если в роте две машины, то мы их используем не только как «поджопные командирские» или «отвезти что-то в батальон – привезти что-то из батальона», а как машины, которые покрывают все наши нужды.

Блин, уже одна машина. Никак не могу привыкнуть к тому, что «бусик» убили. Ну, или сильно ранили. Эххх.

Новая Почта? На машине. В Ваху в «увал»? На машине. Отвезти отпускника на поезд или встретить? Машина. В магазин по хавку, к волонтерам на трассу, в «отгулы» на пару дней в Ваху, когда к кому-то приезжает жена? Оооо, только на машине, причем сам «микроотпускник» едет в гражданке, непременно на переднем сиденье, а сзади сидят два важкоозброєних піхотинця. Всё – на машине. И через месяц пехота понимает, что если можно на машине, то пешком уже как-то… лень.

Субботний выезд в Новотроицкое – это, кроме непременного заезда на Новую Почту с Васиным или моим досмотром посылок, еще и подготовка к застолью. Застолье обладает своими чертами: это не пьянка. Поэтому должен быть оформлен стол, и оформлен нормально – с горячим, нарезками и всеми понтами. В застолье участвую все желающие, никто не пьет втихую. На застолье покупается определенное количество алкоголя, не больше и не меньше, из расчета «двести грамм на штатно-посадову особу». Застолье непременно заканчивается пивом, и тому тоже есть основание – пиво гасит, «прибивает» людей, которых после двухсот грамм водки тянет на подвиги.

И это заработало. Люди знали, что, придерживаясь «сухого закона» всю неделю, они в субботу сядут и нормально посидят. Началось соревнование по оформлению стола – в ту субботу Лом варил какое-то невообразимое количество борща, а в эту Варва пек пирожки. Никогда не думал, что можно печь пирожки так, но ведь получилось. А в следующую, значит, Шматко, если уже вернется из отпуска, привезет примерно восемьсот тонн домашних котлеток, пацаны нарубают салата, смешав его в обрезанных «бульках» из-под воды, кто-то нарежет тоненько колбасу и гораздо крупнее – сало, и Ваханыч будет бурчать, почему Ляшко не купил ему сок.

Фактически мы пытались превратить стандартную жажду алкоголя в что-то цивилизованное, и, как показала наши сто-дней-на-терриконе, нам это удалось. И это было весело, потому что Шматко выпросил у меня несмываемый маркер, и он (или заменяющий его на время отсутствия Варва) на бутылке отмечал, сколько пьем, сколько оставить сменяющемуся наряду, а сколько – тем, кто сейчас заступает. Командир поднимал первую чарку, говорил тост «за победу, спасибо, пацаны, что вы не зассали, и что вы здесь», выпивал и уходил. На столом оставался я, контролируя процесс. Вася должен был быть трезвым на случай войны или, что еще хуже, вызова в штаб.

Сегодня была не суббота, но сегодня был шашлык из баранины. Я набрал Васю.

– На связи.

– Так, доповідаю. На РАО все плохо, расскажу позже.

– Плохо?

– Блин, не так выразился. Порешаем, Вася, дай еще несколько дней.

– Мартин, я с тебя не слезу.

– Знаю. Порешаем. Геники сдали, через два дня набрать треба, он посмотрит. Сейчас в АТБ, скупимся и домой. Тебе шо-то взять?

– Блииин… мы забыли баллоны взять, газом задуть.

– А шо, кончился?

– Кончается.

– Тупанули. Короче, через час, по идее, будем.

– Ок. Возьми мне, как обычно.

– Плюс. А, кстати… Я три ящика «бэ-тридцать-два» вымутил, тре не забыть на нараде рапорт подписать.

– А те ты списал?

– Да, ведомость в рюкзаке лежит. У нас – ноль.

– А в реале?

– Ну… есть чутка.

– Мартин, не включай зампотыла, а? Ответь нормально.

– Два ящика МДЗ… Сто сорок штук получается. И три, нет, четыре Б-32. Это получается…

– Двести восемьдесят. Мало шо-то.

– Так отож. Скоро «эм-дэ-зэшками» стрелять начнем. РАвист говорит, там жопа в секторе с бэка на «дашку».

– Ладно, поедем тогда с Айдаром разговаривать. Махнем не глядя. Я наберу.

– Воду привезли?

– Не, ждем.

– Скажи им, шоб по-светлому не ехали.

– Да им похеру по ходу, отбитые водовозы в «семьдесятдвойке». Отчаянные парни на цистерне.

– Ага. «Безумный Макс».

– А шо «бэхи»? Не починили?

– Не, капец обоим. Обеим. Обоим. У одной стартер навернулся, у второй – пушка в труху.

– Ладно…

Мы не знаем, слушают нас сепары или нет. Или наша контрразведка. Может, и слушают. Поэтому в телефонных разговорах, как и в трындеже по рации, если заходит разговор про боекомплект или состояние зброи и техники, я всегда занижаю количество бэка в два раза, а Вася всегда жалуется, что «бэхи» не ездят и не стреляют. На самом деле, в нычках лежит примерно полторы тысячи патронов для ДШКМ, а две наши арендованные БМП-2 отлично себя чувствуют, тьфу-тьфу. Больше всего денег из выросшей недавно зарплаты мы тратим на ремонт техники. Бо ты можешь быть невероятным военным с огромным чувством собственного величия и спецназовской суперподготовкой, но если вверенная тебе в любом состоянии техника не ездит-не стреляет, то ты не боеготов. Задачу не выполнишь, людей потеряешь. Все просто, как рапорт.

– Короче. Едьте домой, тут дело есть.

– Ага, мы скоренько. Слушай, забыл сказать. Вчера наш доблестный минометчик вместе с бараном еще, скорее всего, прихватил бухла с А. У них с этим просто. Наших порядков они не знают, но вечером не пили, я смотрел. Значит, будут сегодня теряться и «вживать». Тре приглянуть.

– Пригляну. Плюс.

– Плюс-плюс.

Улыбающийся Механ тащит два набитых пакета, которые я не проверяю. Не продают в АТБ бухло людям в форме, вот и хорошо. А пива, так уж и быть, мы на трассе возьмем.

Вечер

Какой шашлык самый лучший? Тот, который здесь и сейчас. Уууу, хорошо. Горячее полупрожаренное мясо проваливается в желудок, тянет на сон, быстро холодающий вечер начинает заползать под флиску и щипать поясницу. Пацаны гомонят, вспыхивают огоньки. Раз-два-три… все здесь. Ааа нет, не все. Потерялись Андреич, Михалыч и кто? Правильно, вечно алчущие бухла Сепар с Кирпичом.

– Николаииич, – тяну я, и Вася, разговаривающий с Мастером, оборачивается.

– Шо?

– Время карательной акции. Минометка зашарилась.

– Оооо. Ну погнали. Где Арик? Ариииик!

– Я тут! – раздается с верхнего откоса. – Шо тре?

– Иди сюда, зараз будешь реализовывать политику Министерства Обороны в отношении алкогольной интоксикации окремих категорий военнослужащих.

– Мля… Я зара, три хвилинки.

– Ты там уже ставку Гитлера выкопал?

– Та нє… Питаюсь…

Ярик хочет сегодня закончить блиндаж и завтра перекрываться, поэтому он торопливо заглатывает пару кусков мяса и гонит своих копать. Их «бунгало» рассчитано на четверых, оно на уровень выше, чем наш импровизированный стол перед «блиндажом Шматко», уже готовым, и на один уровень ниже самой верхней точки нашего террикона, где стоит флаг. Как раз на пути от «Чарли» – к «Браво». Мы сидим возле блиндажа на ящиках из-под ОГ-9, наш стол из разновеликих ящиков застелен картоном с коробок из Новой Почты. Пацаны утолили первый голод, разлили в пластиковые стаканчики пиво, закурили и травят разговоры.

– Васяаааа… – тянет Прапор. – Мартин пива мало взял.

– Коля, ты блиндаж закончил? – тут же отвечает ротный.

– Завтра закончу.

– Вот завтра и приходи жаловаться.

– И приду. И вообще, это Мастер виноват.

– Мастер? – взвивается Толик. – Коля, ты нормальный вообще?

– Нє, – тут же вставляет Козачок. – Готов підтвердити на суді.

– Копать надо больше.

– И чаще.

– Та вы вообще охерели…

– Все, Прапор, п@зда тобі, пиши пояснення…

– Я зара кому-то напишу…

– Ггггыыыы…

… Военные вживают, отойдя метров пятьдесят от «двести-шестьдесят-второй» бэхи и упав в кусты. Андреич при виде меня и Мастера неторопливо убирает бутылку за ногу. Ого, культура в массах, стаканчики взяли, никаких тебе «из горла» или «из одной кружки». На пластиковой тарелочке лежат кусочки остывшего мяса, измазанные кетчупом.

– Андреич, понимаешь, Шматко нема, и инструктаж он тебе не провел, – ласково говорю я.

– Так а шо, уже и под шашлык нельзя? – недоумевает Михалыч.

– Под шашлык – можно и нужно, – говорит возникший с тыла Вася.

Головы всех четверых залетчиков тут же поворачиваются к нему.

– Командир, так мы ж аккуратно, не набухаться же ж…

– Может, и так. Но наша группа риска, то есть Сепар с Кирпичом, – озвученные военные тут же поникают головами и начинают усиленно рассматривать камни под ногами, – …не так идеальны, как нам бы хотелось. Это раз.

– И два, – говорит Мастер. – Это западло, пацаны. Вас приняли как своих, разместили, обогрели. А вы мало того что обманули командира, когда пляху привезли, так еще и в кусты бухать пошли.

– У нас так не робиться, – добавляет Ярик, сидящий на корточках сразу за Васей, и сплевывает. – У нас так нєльзя.

– Херня не в том, что пьете. Все пьют. Мартин вон вообще херачит так, шо шуба заворачивается… – говорит Вася.

– Но-но, военный, – обижаюсь я. – Попрошу без наклепів.

– …но нае@ывать у нас не принято. Будет суббота – будет стол, бухло и песни. Пляху давай.

Андреич поднимает бутылку и медленно отдает Васе. Сепар с Кирпичом пытаются впитаться в террикон. Михалыч, кажется, хочет побухтеть и «покачать права», бо водка уже играет в крови, но пока не решается. Андреич спокойно смотрит.

– Вторую, – ласково говорит Вася.

– Нема второй, – тут же вскидывается Михалыч.

– Опять обманюете, – говорю я. – У вас ноль-семь… чего?

– Хєрні якойсь, – бурчит Ярик, взяв у Васи бутылку и принюхиваясь.

– Вооот. Ноль-семь – это вам на пол-укуса. Несите остальное, сонечки.

– Бля, да вы заеб@ли… – начинает подыматься Михалыч.

Не, этот точно дурнуватый. Вон Андреич сидит ровненько и не отсвечивает.

– Заеб@ли? – вдруг орет Мастер и придвигается к минометчику. Он на голову ниже и в полтора раза легче, но в этот момент мне кажется, что Толик нависает над здоровым толстым военным. – Заеб@ли?!! Ты охерел, военный? Тебе командир отдал прямой приказ! Сядь!

– Еба…

– Сел! Бегом!

Из темноты появляется Прапор, за ним маячит непременный Козачок. Вася спокойно сидит на корточках и даже, кажется, скучает.

– Сук@, шакалье еб@нное, как вы заеб@ли… – бурчит Михалыч, но садится обратно на землю.

– Тихо. Все нормально. – Андреич поднимается и обрачивается к Васе. – Я принесу. Вибачай, командир, тупанули. Не ознакомились, так сказать. Больше не повторится.

– Неси-неси, – говорит Вася.

Водка льется в сухую землю, рефлекторно сглатывает Михалыч. Вася бросает пустые бутылки, подымается и уходит в темноту. Андреич молча собирает тару, забирает тарелки и уходит следом. Я закуриваю, и в окончательно сгустившейся темноте огонек зажигалки неожиданно и резко выхватывает лица, одежду, камни, низкие деревья – и все в одном грязно-оранжевом цвете. Все, пора на боковую, скоро восемь, «Нона» приедет… или нет.

– Мартин, тебя Ляшко искал, – говорит Мастер и тоже закуривает.

– Срочно? Де он?

– В наряде. Несрочно, но шо-то он взволнованный.

– Ок, если увидишь его – я в кунге буду.

– Я к вам. Чаю попьем? А то до наряда еще час.

– Легко. Пошли.

Мы отходим, спотыкаясь в темноте на этой долбаной щебенке. Бурчит генератор, разбавляя холод грязным выхлопом, стреляет труба буржуйки. Наверху в темноте, судя по звукам, продолжает копать Ярик. Парни разбредаются, часть уходит на «Чарли» и там дымит сигаретами, что-то обсуждая. Интересно, аккумы на теплаки зарядились?

Сзади раздается стук и вскрик. Мы оборачиваемся.

Михалыч сидит на корточках, шипит и держится за ногу. Над ним стоит Прапор, наклонившись и положив руку на плечо.

– «Шак@лье еб@ное», бл@дь? – тихо говорит Прапор. – Совсем водка мозги съела? Ох@ел, мудила?

Михалыч молчит. Молчит Козачок, стоящий рядом и потирающий нос. Молчим мы. Молчит террикон, молчит Донбасс, молчание подымается над дорогами, посадками, блиндажами, машинами, тысячами людей на «лінії бойового зіткнення» и теряется где-то там, высоко, очень высоко, где только звезды, пустота и Бог, в которого мы все иногда верим.

Интермедия 16

«Толкования от сержанта», или армейская геральдика

Мало кто знает, но этот беретный знак придумали не геральдисты и не штабисты.

Этот знак, судя по всему, придумал зампотех мотопехотного батальона по итогам залетов обычной мотопехотной роты. Мне этот знак откровенно нравится, и вот почему:

Круг. Круг обозначает колесо ЗиЛа, которое темной донбасской ночью было аккуратно скручено с грузовика РМТЗ и установлено на такой же грузовик мотопехотной роты с обещанием непременно вернуть «потом». «Потом» наступит после победы. Залет.

Левое ружжо. Некоторым кажется, что ружья одинаковы, но это не так, у них разные номера, причем левое ружье числится в «відомості закріплення зброї», а правое – нет.

Левое ружье провтыкал аватар и планокур Минус осенью пятнадцатого в Прохоровке, когда его поставили охранять штаб батальона. Чтоб никто наш штаб не украл. Минус накурился и залез на дерево, а когда попустило, ружжа уже не было. Минус не знал, что ружжо забрали мы от греха подальше. Залет.

Правое ружжо. Когда Минус понял, что провтыкал зброю, он резко протрезвел и ушел в ночь. Вернулся под утро, грязный, почему-то мокрый, но счастливый и с ружьем. Это ружье в батальоне никогда не числилось, а выдавать, где он его взял, Минус отказывался наотрез. Это залет.

Бонба. Бонба символізує собоє палаючу та взрывную звиздюлину, которую зампотех обычного мотопехотного батальона вкатит утром командиру роты за все происшедшее.

Но все закончится хорошо – это же армия)).

День семнадцатый

Утро

– Доброе утро, пан лейтенант! Поздравляю вас с подписанием контракта в Збройних Силах України! – противным, но радостным голосом верещу я и грохаю чайник на рассекатель красного газового баллона.

– Завтра нарада, – мрачно говорит Вася. – Больше, чем осознание этого факта, ты мне настроение испортить уже не сможешь. Як не старайся.

– Ты еще и не подозреваешь, на что я способен.

– Мы живем с тобой полгода двадцать-четыре-на-семь. Я знаю о тебе все.

– Ну да, ну да, конечно. Проверим?

– А ну давай.

– Как мое отчество?

– Александрович. Мартин Александрович, эсквайр.

– Угадал. Хто я по профессии?

– Мобилизованный.

– Ладно… Шо вчера хотел Ляшко?

– Вот ты мне и скажи. – Вася садится на койке и начинает рыться на полке. – Ты мои линзы не видел?

– Нет. У Ляшко жена завтра в Ваху приезжает.

– Ебаааа… а чего так вовремя сказал? Он бы еще позже предупредил.

– Ну вот так.

– Надолго протеряться хочет?

– Двое суток. Двое с половиной.

– С нарядами разобрался?

– Угу. Там все норма, треба твой командирский «нехай», и перед нарадой можно в Ваху забросить, по идее.

– Нехай. Скоро кофе будет?

– Та погоди, тока ж набулькал.

– Зара Президент придет и будет орать, шо поздно поставил.

– Пусть поорет, ему полезно.

Я распахиваю дверь.

Утренний воздух врывается в кунг, облетает тесное, заваленное майном и шмотками помещение и в панике вылетает обратно. Несмотря на утро ВОП громко и матерно живет. Стук падающих с «Урала» бревен смешивается с матами, криками и смехом, возле своего «бунгало» копошится Механ, перебирая неисчислимые пакетики и звякая ключами, над ним стоит Квартал, водитель, за которым закреплен наш ЗиЛ, и капает Механу на мозги. Механ отбивается, но как-то вяло.

– Мехааан! – кричу я, высунувшись из дверей кунга и выпуская дым. – Ну шо, дизель запустишь сегодня?

– Нє! – кричит в ответ Васюм и поднимается.

– Мля, а нахера я тебя в эр-мэ-тэ-зэ возил?

– Той там не бу́ло такого блочка, шо тре ставити.

– Вася, ну блин.

– Не блінкай, не дома. Як змо́жу – зро́блю. Але й не раніш.

– Мартін, де мій кохве? – подключается к крикам вынырнувший из-за Механовского «бунгало» Президент.

– Ну вот, шо я говорил, – довольно говорит сзади Вася. – Чччерт, линзы заканчиваются.

– Ты тока научись в ботинки попадать, а то носков реально чистых больше нема, – говорю я, заныривая обратно и закрывая дверь кунга.

Через десять секунд в нее раздается требовательный стук.

– Кто там? – говорю я, сгребая три чашки с полки и с сомнением их рассматривая. Ну, почти чистые…

– Відчиняй, бляха-муха, закрився він! – глухо раздается снаружи.

– Занято! Приходите завтра.

– Девушка, мені каву з цукром будь ласка! Дві ложечкі!

– Хєрожечки! Сказано тебе – за-кры-то! Приходи завтра, пьянь, больше в долг не наливаем!

– Та я карточкой розрахуюсь! Мені ж тока кохве!

– Я тебе шо, банкомат? Свое надо иметь. – Я распахиваю дверь. – Привет, недолік.

– Привіт, піпіська, – отвечает ухмыляющийся Президент. – Бажаю здоровья, товарищ генерал-лейтенант. За вашим наказом – без подій.

– Вільнааа, – командует Вася. – У тебя носки чистые есть?

– Не покупайся, – быстро говорю я и начинаю насыпать из початой пачки «львовской красной» в чашки. – Он на носки подсел – спасу нет. Только о них и говорит. Наркоман, наверное.

– Нє, нема чистых, – гордо отвечает Президент. – Ще вчора думав стіраться, та води не бу́ло. Так шо с кофе?

– А, кстати, – говорит Вася и все таки попадает в ботинки с первого раза. – Серега, завтра с нами на нараду поедешь. В нарядах подменись.

– Зачем?

– Не скажу. Надо. Оденься покрасивше.

– Мля… Пікселя одєвать?

– Не, ну давай уже без фанатизма.

– Носки чистые наденешь – и зашибись, – добавляю я. – Отойди, чудовище, кипяток же ж…

Тах-тах-тах-тах! Пули «зушки» проходят где-то выше и левее, мы слышим только выстрелы. Тах-тах-тах! Куда они бьют?

– Танцор, я Браво! – включается «местная» моторола.

– Танцор на связи! – Вася сдергивает рацию с зарядки.

Рация выдает «трехтоналку» и гаснет.

– Мартин, аккумы есть?

– Нема, все дохлые.

– Мля, – Вася хватает «батальонную» и переключает канал. – Танцор на связи!

– Васюуууум! Заводи геник! – ору я.

Тах-тах-тах! Опять валят. У нас «Браво» под обстрелом, чи шо?

– Рано! – откликается Механ.

– Бегом, мля! – и тут же маленький Механ, прочувствовавший всю важность момента, стартует в сторону капонира с «двести-шестьдесят-первой» БМП-2.

– … Танцор, я Браво. По проводам, – выдает радейка, и тут же у Васи звонит мобильный.

Президент исчезает, я бросаю дохлую рацию на койку и начинаю судорожно зашнуровывать ботинки. Ого, без десяти семь, что це за фигня такая? Война не по расписанию? С каких дел?

Бах! Бах!

– Танцор, я Альфа!

– На связи!

– По проводам…

– Похер, так говори, я занят.

– Миномет по «Кандагару» работает… и «Утес» по нам.

– Отвечайте на все деньги! – бросает Вася в радейку, и, прижимая телефон плечом, поворачивается ко мне: – Шо стоишь? Подымай всех!

Так, баофенг вроде живой пока… Ни в минометке, ни в «Утесе» нет ничего странного, кроме времени. Утро, непонятное творится, и эта непонятность нервирует.

– Внимание всем, это Мартин. Четыре-четыре-семь. Повторяю – четыре-четыре-семь. Как поняли, прием.

Пока сыпятся доклады, хватаю свой РПК и вываливаюсь наружу. Мудрый и дальновидный Президент уже помчался одеваться. Застегнуть флиску, сверху на нее – РПСку, и снова сверху – «кондоровскую» плитоноску. На плитоноске два турникета, подсумки под рации и нож, основной боезапас – на «тургировской» РПС. Слева – три подсумка с магазинами-тридцатками, сумка сброса и еще один турникет, справа – пустой подсумок, куда я сую «пээм», ну и аптечка висит. О как, оделся по-богатому. Гала, уже в бронике, смотрит на меня, я показываю ему руками неприличные жесты, он кивает, подхватывает каску и убегает в сторону «Браво».

Бежит Механ, видит меня, ныряет в свой микроблиндажик. Сейчас он схватит броник, напялит на себя, потом найдет второй комплект ключей от «лендика» и побежит к машине. Вася-Механ – тот, кто не принимает участия в войнушке. Он даже из автомата не стрелял ни разу, чем, кажется, втайне гордится. Механ у нас на эвакуации, если, тьфу-тьфу, не дай Боже, постучать три раза по Кирпичу, будут трехсотые.

Бах! Тах-тах-тах! Бах-бах-бах! – звуки прилетов начинают сыпаться со всех сторон.

– Шматко! Аааа, мля… Мартин! Найди Федю и Галу, нехай разворачивают «Большую Берту», – высовывается из кунга Вася. – Будем работать, пока «Нона» не по нам валит.

– Шо це таке? – Я отодвигаюсь, чтобы Вася смог одеться в свой «корсар». – Наче показились.

– Не знаю. Нас-то «зушка» и пулик чешут, причем «Утес» вообще ни о чем, а «Кандагар» херачат минами. «Эверест» засыпали ВОГами.

– Погнали?

Я закидываю РПК за спину, хотя скорее всего он мне не понадобится, и подбираю две радейки. Блин, реально надо шо-то решать с аккумами на моторолы, с одним «мотором» и баофенгом мне скрутно будет, я привык с тремя рациями в трех руках войну воевать.

– Я погнал. Давай радейки. Бери «фантика» и лети на… давай на «колонию» и оттуда налево над дорогой.

– И шо смотрим?

– Ты не догадываешься? – Вася смотрит на меня. Ну вот почему всегда так – я перед войной начинаю нещадно плуговать, а Вася, наоборот, – соображает, бодр, энергичен и доволен?

– Не, – я со вздохом стаскиваю пулемет. – Не догадуюсь.

– На перекрестке там две бэхи у них в капонирах стоят… посмотришь, на месте ли.

– Думаешь… поперли?

– Думаю, надо проверить. И каску не забудь, авиатор! – И Вася, рассовав рации по карманам и выдернув у меня из подсумка магазин, убегает наверх.

Ффффух – БАХ! Фффффух – БАХ!

Меня бросает на дверку кунга, Вася падает в грязь.

Ффффух – БАХ!

И дым. Немного.

Ффффухххх… Бах.

Ой мля. Это уже не по нам… Ффффуххх… Бах. Вася переворачивается на спину и начинает слушать рацию. Все, ребята, игры в пехотную войнушку закончились. Это САУ.

Вася подхватывается и машет мне, я отлипаю от зеленой стенки и, оскальзываясь, бегу к блиндажу. Хотя что там того блиндажа, прилетит чемодан в сто двадцать два мэмэ – и все, капец котенку… но все равно, какая-то сила тянет залезть под крышу.

Ффффуууххх… Фффффуххх… Бах! Бах!

Снаряды пролетают над нами и падают где-то далеко. Пятнадцать метров до «бунгало» – и я приваливаюсь к узкому входу. Легконогий Вася, стартанувший позже меня, уже стоит возле одеяла, внимательно слушая рацию. Куда они бьют? Зачем? Почему по нам так слабо, три снаряда?

– Куда они хе… херачат? – спрашиваю я, отдуваясь. Ой мля, всю дыхалку сбил об этот кунг.

– В «Банан» – отвечает Вася и протягивает китайскую коробочку с антенкой. – Пробей всех наших.

– Давай. Так, увага, я Мартин. Я хочу услышать про всех сейчас, в этом канале!

– Мартин, это Мастер. Я, Ляшко, Хьюстон на «Чарли», норма, – тут же откликается Толик.

Ффффуххх Бах!

Так, отсюда я квадрик не подыму. Точнее подыму, но «Фантом» потеряет связь примерно через километр. Ну, может, полтора. Треба лезть наверх куда-то, а лезть боязно. Нехай Вася решает, короче, скажет лететь – полечу, скажет сидеть – буду сидеть. Треба переложить ответственность на командира.

Мины продолжают падать на Диму Первухина на его «Кандагаре», нас вяленько закидывают из «зушки», САУ лупят по «Банану», и лупят всерьез… Лупили.

– Стихло, не? – спрашиваю я.

– Не, – говорит Вася. – Позицию меняют. Минут пятнадцать у нас есть.

– Ты знаешь норматив на смену позиции на «Гвоздику»?

– Та откуда? Так просто, прикидываю.

– Так шо мне, лететь?

– Сам решай, – Вася подымается. – Я пробегусь пока, посмотрю, куда они ввалили.

– Ну ты помог, мля, – вздыхаю я. – Ладно. Я полетел. Но обещал вернуться.

– Ага, давай. Повертайся. Живим. Янгола-охоронця. Молимось за тебе.

Я отхожу на пару шагов, потом оборачиваюсь. Два… нет, три выхода… И удары по «Банану». Зачем бить по позиции, фактически ставшей тыловой после входа шестой роты и нас на эти высоты?

– Нервничаешь? – спрашивает Вася и нахлобучивает каску.

– Да.

– Каску надень.

– От САУ поможет?

– Поможет. Лети давай, нервный.

– Я есть хочу.

Ветер рвет полы флиски, каску я так и не беру, неудобно же ж. Так… перебежать дорогу – и на «Браво», мимо площадки с «Бертой», то есть с СПГ, возле которой на коленках стоит Гала, подкручивая наводку.

Вся война – на коленях. С гранатомета выстрелить – на колено, выстрел скрутить – на колено. Ленту для АГСа набить – будьте любезны воткнуться коленной чашечкой в террикон. Не война, а сплошные пошлые ассоциации… Кусты путаются, хлещут по ногам, камни выворачиваются из толком не просохшей глины… Хорошо, что Васин «квадрик» взял, на него две батарейки, ветер… ветер получается у нас боковой, северный, помогать не будет, будет мешать, сожрет лишний десяток процентов аккумулятора.

Бах!.. за спиной рявкает СПГ, граната проходит справа и уносится в сторону «Амонскладов». Вот же ж смешно – я пригнулся, как-то автоматически. То есть, умом-то я понимаю, что граната гораздо выше пройдет, а все равно – стал на колено, втянул голову в плечи. На камешек, кстати, стал, ну, как всегда.

На «Браво» Мастер валяется возле установки «Фагота» без ракеты, приникнув к окуляру, и бубнит в «баофенг». Чего он там по открытому каналу говорит? Хотя… какая разница, открытый канал или нет, если наши «моторолы» вскрываются сепарами за пару дней?

Бах!.. И прекрасный тонкий свист, который ни с чем не спутаешь. Не, все-таки люблю я СПГ. Особенно когда огонь без команды открывают.

Я спрыгиваю в маленькую траншейку, прочесав болящей коленкой по стенке, и ставлю на доску, на которой обычно набивают ленты на «дашку», квадрик и пульт. Мастер оборачивается, видит меня, сплевывает и снова начинает смотреть в отличную оптику «Фагота».

– Шо там? Куда били? – спрашивает он меня, не оборачиваясь.

– В «Банан» лупят. Выходы не видишь?

– Нет. Далеко они, реально не видно ни хрена. Ты полетать?

– Ага.

– Чуеш… Посмотри на «Колонии», стоят там на перекрестке «бэхи» сепарские чи вже на нас прут?

– Да, Вася то же самое сказал. Все, мля, прям Маннергеймы, один я тупой и ничо не понимаю.

– Не ворчи. Батареек много?

– Две.

– На второй слетаешь на «Амонсклады»?

– Зачем?