Текст книги "Пехота-2. Збройники"

Автор книги: Мартин Брест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Если залезть повыше на террикон и глянуть налево, за много километров, то я вооон там, вдалеке, увижу ленту посадки, в которой стоит пехотная рота прославленного пехотного бата, там Ярик Шаманов держит свои километры. Так же, как и мы. А если сильно сильно направо – там Саша Гонзини, там морпехи, а значит, и справа мы прикрыты.

Но я посмотрю назад. Потому что мы – это только ленточка на земле. Обычная узкая полоска. А вот сзади…

А вот сзади нас стоит армия. Там арта, а арта – это больно, арта – это тяжело, громко и страшно, арта – это ответка, а ответка дорогого стоит.

Там танки, а танки – это лютый трэш, это рев двигателей и сотня бронированных мастодонтов, танки – это контратака, а контратака дорогого стоит.

Там ПВО, а ПВО – это «ветер-на-горе», это «мы держим коридор», это невидимые глаза в небе и яркая вспышка-факел пуска, ПВО – это «небо над нами должно, мля, быть чистым», а чистое небо – дорогого стоит.

Там связь, а связь – это долбаный нерв всего этого железно-порохового ада, связь – это в радейке «наших прижали на дороге, суки, давай, дорогой, насыпай, лево двести!», связь – это инфа, а инфа – она дорогого стоит.

Там авиация, и эта смерть-с-неба – она дорогого стоит.

Там медики, а «щас, дорогой, давай, держись, херня задело, все нормально будет» – это дорогого стоит. Там, там, там…

Там – люди. Потому что армия – из людей. И вот этим людям надо обязательно сказать: «Мужики. Ну… вы в курсе».

Ваша пехота. А пехота – она дорогого стоит.

Интермедия 21

… А они сидят, и лики их печальны, крылья опущены, пальцы едва касаются струн арф. Они тонки, полуулыбчивы, и цвет их кожи… белый? Нет, какой-то полупрозрачный.

Петр размеренно и величаво шагает по светлому проходу, и все поворачивают головы на высоких шеях, Петр высок, внимателен, строг и бессмертен. Петр идет между ангелов-хранителей, между крылатых и божественных созданий, что присматривают за родом людским, сидя здесь, на бесчисленных ложах из дорогущего мрамора, внимательно вглядываясь в линии судьбы своих подопечных. Мерцающие слабые огоньки таких близких здесь, на небесах, звезд играют на полированном камне, и делают это уже которую тысячу лет.

Они смотрят. Вглядываются огромными прекрасными глазами, поводят плечами… нельзя упустить жизнь того, кому повезло иметь ангела-хранителя. Нужно смотреть.

– Эти – где? – гремит вдруг под высоченными потолками голос Петра, и фрески, кажется, движутся от мощи этого святого тембра. – Вот эти вот, новые – где?!

– Где-где… – роняет развалившийся на ложе рядом ангел. – Как всегда…

– Чер… О Боже! – И Петр с неприличной для апостола скоростью устремляется к далекому огромному выходу.

Близкое солнце бьет в лицо, и кучка людей резко выделяется среди светлого, какого-то пастельного спокойствия.

– Вы что здесь делаете? Почему не на рабочем месте? Почему без арфы? Почему не присматриваете? – голос Петра уже срывается на визг, ну, как с ними, ну, неуправляемые же совсем, ну, все ангелы как ангелы, а эти…

– Все нормально, тарщ полковник. Нам тут нормально видно. Вон, Юра в теплак зырит. – И с другой стороны сбитой из обломков арф скамейки машет рукой и лыбится в темноте молодой пацан, иногда странно дергая головой.

– Так. Вернуться на место. Сосредоточиться. Остальные…

– Остальные нам похеру, тарщ полковник. – И худой чернявый дядька с майорским погоном на грязной мтпшке неторопливо поднимается. – Там по одному смотрильцу на человека, а мы тут за сорок тыщ отвечаем.

– Сорок три шестьсот семь, – подсказывает Юра и снова улыбается. Остальные, группка разных людей в одинаково ношеной форме, сидят, курят и лениво смотрят на Петра. Дым «ротманс-дэми» потихоньку обволакивает Вселенную.

Впервые за две с лишним тысячи лет Петру становится неуютно. Что-то вот не так. Не получается этих заставить работать так, как все. Не хотят. По-своему делают.

– … Так шо мы тут пока, на курилке посидим. Какая разница, откуда смотреть. – И мужик так же неторопливо разворачивается и садится на самодельную лавку. Кто-то кидает бычок в непонятно откуда взявшееся в раю ведро, Юра, не отвлекаясь от наблюдения, вытаскивает из набедренного кармана яркий пакет с семечками. – Короче. Вышли мы тогда в Краме в магаз, взяли четыре блока ротманса и бутылок… ну я хер его знает, скока той воды. Главное, думали, отэто мы умные, два дня пить будем. И шо? Хер там, через семь километров всю воду в ЗиЛа вылили, закипел, собака такая…

Апостол молча уходит по небесам, по плацу, ну, или как тут у них это называется, и несуществующий божественный ветер треплет полы его одеяний.

Здоровый высокий прапор во флектарне провожает апостола взглядом, смотрит на часы, встает и бредет к молодому с теплаком.

– Вже чотири, все, давай. Вода є? А, бачу. Все, давай, отдихай. Малого пхнеш, шоб опять наряд не проїб@в.

– Ага. Все, пошел. – Юра отходит, и видно, как из небольшого отверстия под подбородком вяло сочится кровь. Стекает на шею, и Юра постоянно пытается нервными пальцами вытереть медленный ручеек. Давно уже, года полтора как пытается. Дергает головой. Крови немного, гораздо меньше, чем на спине прапора, изорванной осколками стодвадцатки.

– Дядь Жень… – останавливается Юра.

– А?

– За моими присмотрите?

– Сто двадцять восьма? Перший бат?

– Ага.

– Де стоять? А ладно, йди вже, я по планшету подивлюсь.

– Дяка, – и Юра зачем-то пожимает плечами, дергает головой и уходит в сторону курилки.

– За моїми… Та вони всі наші. Ото зара як Малий опоздає мене смєніть, буде усім п@здець і свічечка точка гіф, – отворачивается прапор и подносит к глазам теплак. – Янголи ми, мля, охоронці…

День семьдесят первый

Утро

– Похоже на выстрелы кормового бластера «Тысячелетнего Сокола», скажи?

– Ээээ… Чего?

– Та ну, не гони, ты шо, «Звездные Войны» не бачил?

– Та бачил, ну блин, Мартин, вот умеешь ты под руку навалать. Дай сигарету.

– Ой, не накручуй себе…

Мы стоим на краю отвала, и горячий воздух мая кувалдой лупит по головам, пропитывая землю и камни бесплатным теплом. Хорошо… флиску можно снять, оставшись в коричневой кулмаксовой футболке, запрокинуть голову и всмотреться в небо. Небо равнодушно обнимает лінію бойового зіткнення, прозрачный воздух лениво смешивается с редкими облаками, дымом сигарет и облачками «выходов» на рокадной дороге Докуча.

«Эверест» воюет с «Амонскладами», и воюет уже добрых полчаса. Нам мало что видно «снизу», и Вася поднимает свой «Фантом-3» – как всегда аккуратно, метрах на трехстах, ровненько и не отсвечивая. Не то что я. Мы стоим возле «Большой Берты», еще сонные и ленивые, и я достаю сигарету, прикуриваю и сую Васе. Сзади грузный и довольный Шматко весело ругается на маленького и недовольного Галу, Гала ворчит, и они оба пытаются починить «банник», раненный позавчера вражеским осколком в самую щеточку.

– Рекорд позавчора був, кажись, – Шматко кряхтит, пытаясь вкрутить шуруп в щетку.

Шуруп не лезет, Гала протяжно зевает и опять говорит «Шуруповеееееет, мля…»

– Не, рекорд в апреле був, семьдесят один, – я считаю, загибая пальцы, но на семьдесят одну гранату пальцев почему-то не хватает.

– Нє, позавчора восємьдєсят чотори ракєти було.

– «Ракєти», мля… Шматко, шо в сборе – то «выстрел», а то, шо вылетает – «граната». Ну от же ж блин, учишь-учишь – одни двойки.

– Повчи мене, повчи…

– Шматкооо! – тянет Танцор и выключает запись. – Скока на остаче твоих «ракєт» осталось? С учетом позавчерашних ваших стрельб и сломанного «банника».

– Банник – это не мы, – ворчит Гала и зевает. – Стой, мля, я шуруповерт принесу… Банник осколком… ранило.

– А хто его возле «сапога» бросил? Не-не, дорогой, «банник» – це ваш залет. Чините, не отвлекайтесь. – Вася зажимает зубами сигарету и щурится, мотает головой, разгоняя дым. – Так шо по остаче?

– Получаєцца… – Шматко с кряхтением разгибается и по привычке начинает массировать запястье. – Тут чотири ящіка і дві… двадцять шість ракєт, і ще…

– Выстрелов! – стону я и картинно заламываю руки. – Выстрелоооов!

– … і на ничкє два ящіка. Ітого…

– Тридцать восемь, – говорит Вася. – Не напрягайся. Перетрудишься. Шо с контактной?

– Норма, все почистили, контакти опускаються. Тіко «ведеха» закінчується.

«WD-40» в зоне АТО – это отдельная песня, и мотив ее сложно переоценить. «Вэдэшкой» задувается все и всегда, от внутренностей грузовиков-«загибликов» до молний на куртках. Мы заливаем «вэдэшкой» гранаты ОГ-9 – лайфхак, когда после примерно двадцатого выстрела из СПГ граната уже с трудом вталкивается в гранатомет, а быстро пройтись «банником» времени нет. Нормальная тема, позволяющая еще раз десять выстрелить или, как выражается Гала, «пальнуть» без перерыва, так сказать, и не сбивая выставленный «по вешкам» лаунчер.

По тропинке от «Чарли» лениво, нога за ногу, возвращается Гала, цепляясь за все камни, которые встречаются на пути. Зевает, потягивается, и маленький красный волонтерский шуруповерт чуть не выпадает из бездонного кармана «американки». Война между «Эверестом» и «Амонскладами» усиливается, на пологом терриконе рвутся мины, открывает огонь вторая «бэха» пятой роты «семьдесятдвойки».

– Гала, тебе тре кобуру для шуруповерта. Приколи, тока шо-то сломалось, ты такой – «хоба!» – и починил. Фиксик, мля.

– Фуууу, как спать охота, – крутит головой Гала. – Прям рубит, капец.

– Кофе попей.

– Та с ним попьешь, конечно, «побігли, побігли, тре Бєрту шаманіть». Мертвого задолбет.

– Шматко, а ну заряжай, – вдруг говорит Вася, вглядываясь в планшет. – Нашел.

– Шо нашел? – я наклоняюсь, пытаясь разглядеть на дергающемся экране «Самсунга» вот это самое «нашел».

– Мартин, давай за своим «фантиком», броня-каска, все дела. И мои захвати. И скажи на «Чарли», пусть пацанам поднесут броню, и…

– Все, все, понял… – Я вынимаю истлевший до пожеванного фильтра бычок из Васиных губ и бросаю под ноги. – Танцорчик повоевать захотел.

– Да я так, на полшишечки. Хочу им «эспешку» попортить. Гала… заряжай, не плугуй. Третья вешка.

… Скинуть футболку и натянуть бритосский, мтп-шный убакс. Не хочу опять локти чесать – прошлый раз сваливал, как зебра галопом, в щель и руки пообдирал. Нагревшийся уже с утра кунг встречает грязной лесенкой, пыхтящим чайником и развалившимся Президентом с кружкой в руках. Серега вообще умудряется вольготно расположиться на любой поверхности, и сейчас он сидит на ящике, опершись о запаску, прикрученную сзади к нашему ЗиЛу, и лениво стукает рыжим берцем о борт.

– О, явився. Чайнік закіпив, давай, налівай сєбє. Шо там на «Евересті»?

– Хер там, а не кохве. Коммандер, в неизъяснимой мудрости своей, решил принять посильное участие в вялотекущем конфликте межу «Эверестом» и «Амонскладами». Так шо зброю до бою, поднять якорь, и все дела.

– Ого. Ну погналі.

– Ты-то куда собрался? – Я вытаскиваю свой квадрик и сую в карман планшет, пытаясь ни за что не зацепиться в тесном нутре закиданного вещами кунга. Стаскиваю футболку и начинаю рыться в английском бауле в поиске убакса.

– Хєррасє ти толстий, – комментирует Серега. – Так воюєм чи літаєм? Дай мені поруліть, учіться ж тре.

– А давай… – И первый выстрел СПГ оглушительно хлопает над терассами отвала. Я резко прибавляю скорость сборов. – Слушай, не в падлу, возьми броню Шматко и Галы и закинь им до Берты.

– Ага. Я подойду. – Президент аккуратно ставит грязную кружку на зеленые доски ящика. – Цей дощ надовго?

– Та не, эспешку поколупаем и все.

Я ошибаюсь. Как всегда.

Позже утром

– Лево-сто!

– Принял! – Президент аккуратно доворачивает верньер и наваливается на горячее тело гранатомета, прижимая лапы к земле. Я заливаю зеленую болванку выстрела «вэдэшкой», запихиваю в СПГ, пальцы скользят, срываются, чччерт.

– Обережно, мля!

– Огонь, огонь! – кричит коммандер, не отрывая глаз от планшета.

Бах! Бах! – мины ложатся на наш ВОП – там, дальше, возле блиндажей, у них опять перелет, и это настолько же прекрасно, как и белый дым сгоревших пороховых, вяжущий мерзкой слюной язык и окутывающий нас густым облаком. Рация что-то пищит, но я не слышу, в голове звенит, ручку повернуть – и затвор сыто лязгает, закрываясь.

– Не дергай, мля! – шипит Серега, вглядываясь в полуприцел на ПГОК-9. – Выстрееел!

Я не отвечаю – я шагаю вбок, взвожу спусковой и бегу назад. «По настанове» я должен отойти вбок и присесть на колено, но на это нет времени. Бах! – и свист уносящейся гранаты. Назад, назад, выдернуть из укладки ящика пороховой, разобрать от упаковки, аккуратно примостить… Гала бежит вперед и заряжает СПГ своим, уже собранным выстрелом, я слышу сквозь писк это классическое «Обережно, мля!» и тут же «Выстрееел!». Дым, поднявшаяся пыль, пустой ящик отлетает в сторону, ааа, чччерт, последний, быстрее, быстрее, собрать-скрутить – и обратно, семь шагов, положить выстрел, открыть затвор, поддеть ножом хвостовик, схватить рукой в неудобной перчатке, отшвырнуть железку и аккуратно вставить…

Бббах!

Ставший твердым воздух пинает в затылок, земля бьет в левый бок, опрокидывает. Не больно. Не больно, не больно, не больно, ура, мне не больно, значит, не попали, я подтягиваю под себя ноги, переваливаюсь и встаю. СПГ валяется на боку, аааа, черт, хана, наверное, прицелу, Серега, Серега… Серега сидит, вытянув ноги, и беззвучно матерится. Гала… нет, не вижу, а Танцор…

Ббббах!

Остатки порохового дыма, заменившего воздух, выбивает из груди, броник, кажется, схлопывается, не оставляя между плитами ничего, я хочу вздохнуть и не могу. Страх – запоздавший, липкий, тяжелый – наваливается глыбой, я бы закричал сейчас – да не могу я, не вдыхается, и глаза почему-то немножко режет.

«Не паникуй», – медленно и раздельно говорю я про себя. Нет, не этот я – какой-то другой «я» приходит в черепушку, лениво оглядывается, пинает тараканов, вздыхает и говорит: «Не паникуй, мля».

Вдооооох. Долгий, как скрежет камня по лезвию ножа, и противный, как пот, стекающий по коже и капающий с носа в сухую пыль. Поднимайся. Поднимайся, все нормально, поднимайся.

– Подиймайся, мля! – орет в ухо Серега, я подтягиваю ноги и, скривившись, подымаюсь на колено. А вот теперь больно. Но меня просто садануло о камни, все нормально, все – нормально. Не паникуй.

– Помогай! – Президент пихает меня, я поворачиваюсь и хватаю СПГ за ствол. Ффу, блин, ручки раскладываются со скрипучим щелчком, мы привстаем и подымаем нетяжелое тело гранатомета. Вроде целый, только серый, прибитый пылью. Выставить. Оглядеться. Еще раз вдохнуть.

– Это «бэха» работает, – сбоку выворачивает Вася, подымает голову вверх, высматривая квадрик. – «Бэха» выехала, поня́л? Ты как?

– Поня́л, – автоматически отвечаю я. Точнее – хриплю, белой пылью, оказывается, забито горло, нос, рот, да и вообще – весь я. – Норм. Де Гала?

– Работаем дальше, она не стреляет. Давай, заряжай. Гарант?

– Виставив. Заряжай.

– Все, бэка нема, в нычку…

– Вооооздуууух! – вдруг толкает меня коммандер, я спотыкаюсь, но прыгаю… пытаюсь прыгнуть в сторону камней. Ббббах! Толчок в спину.

– Работаем! – Вася подымает голову. – Каску надень, дебил! Бэка зара поднесут!

– Но щас-то его нема!

– Воздух! – теперь орет Президент.

Мы снова ныряем за камни.

Сепарская «бэха-копейка», последняя оставшаяся на «Амонскладах», выехала из капонира и накрыла давно, судя по всему, прибитую позицию нашей «Берты». Плюсы: стреляет медленно, да и полет гранаты слышно. Минусы: все остальное. Сидим? Сидим.

– Тре выходить, квадрик садится.

– Хай садится на автомате.

– Я с краю запускал, кувыркнется в карьер.

– Мля…

Бах! Бах! Две мины на опорник. Надеюсь, пацаны в блиндажах, надо проверить… ааа, мля, рация валяется где-то там, возле гранатомета. Ббббах! Пыль впивается в камни, я вжимаюсь ниже, потом плюю и ложусь на спину. За огромной серой глыбой переговариваются Президент и Гала.

– Задолбали, – шипит коммандер, задрав голову вверх. Из дымного неба, ласково подвывая моторчиками, спускается ненаглядный «фантик», приходится-таки подняться и схватить игрушку за тонкие «ножки». От будет тупо, если сейчас опять граната прилетит…

– Валить отсюда надо, Николаич. – Я сплевываю пыль, обнимаю квадрик и начинаю скручивать винты. – Шо мы тут торчим?

– А до «Чарли» ты телепортируешься? – Вася выключает пульт.

Бах! Бах!

– Надеюсь, все по норам. Смотри. Бэха бахнет – и ходу, до «Чарли» триста метров. Пробежимся.

Вася молчит, я опять сползаю на землю и вытаскиваю помятую пачку. Фууууух, руки дрожат, и в башке звон не проходит. Из-за камня появляется рука и требовательно щелкает пальцами. Я сую желтую зажигалку в пачку и вкладываю в ладонь. Рука исчезает и больше не возвращается, только слышно «Мляааа… Шось я заїб@вся…»

Бах! Снова пыль, мелкие камни щелкают-свистят в воздухе. Не, точно валить отсюда надо, до тропинки…

– ….. – говорит Вася, оглядывавший площадку, – …..!

С узкой и кривой тропинки, выходящей на площадку с СПГ, вываливаются двое минометчиков. Впереди пыхтит и крякает высокий здоровенный Михалыч, топая ножищами, броник самыми краешками боковушек едва сходится на пузе, слишком маленькая кепка с нашивкой-флажком «по-дембельски» едва держится на затылке, в руке теряется АКС с почему-то отстегнутым, волочащимся ремнем. За ним – маленький Андреич, тоже в бронике и тоже без каски. Автомат висит за спиной, из рыжей бороды воинственно торчит сигарета. Между ними – ящик ОГ-9, Михалыч прет буром, и Андреич едва успевает, вцепившись двумя руками в деревянную ручку.

Бах! Резкий взрыв рыхлит мелкие камни, Михалыч сплевывает, не сбиваясь с шага, и целеустремленно прет к «сапогу». За ними показываются Вуйко и Козачок, тянущие последний ящик из «нычки». Следом шагает-приплясывает Прапор, он видит Васю, радостно машет ему рукой. На ВОП падает еще пара мин.

Вот так. Обстрел, не обстрел, мина упала, «бэха» там тщится нас нахлобучить – похеру. Пацанам сказали принести бэка – пацаны принесли. Все, принимай-распишись.

– …. – говорит ротный, поворачивается ко мне и щелкает пальцами, точь-в-точь как Президент. – Батарейку.

– Мля, – я протягиваю последний заряженный аккум и начинаю накручивать лопасти обратно. – Вот и свалили.

– Не гунди, – говорит Вася и вдруг улыбается. Странной, кривой улыбкой. – Гала! Заряжай. Серега, давай, не спи. Дальность два-шестьсот, вторая вешка, лево четверть оборота.

– Смысла эспешку колупать последними раке… гранатами? – Я становлюсь на колено и вижу, как Прапор сдергивает проволочки и распахивает ящик.

– Нахер мне та эспешка? – протягивает Вася. «Вооооздух!» – кричит кто-то, мы пригибаемся, пацаны скачут за камни, и коммандер за секунду до взрыва успевает сказать: – Выставляй «фантика». Я хочу «бэху».

– Мля.

День

– Мда…

– Ну так даже красивше. Смотри, як оригинально.

– Мда…

– И, главное, теперь никогда не перепутаем. Тот – зеленый, а этот – черный.

– Мда…

– Васяяяя… Та хватит «мдакать», осмысленное шо-то скажи.

– Комбат выеб… Комбат будет несчастлив.

– Мда…

Гранатомет – черный. Краска обгорела, нет, не вся, но бо́льшая часть СПГ – матово-черная, и мы дружно тупим, сгрудившись возле остывшей «Берты», и только наглотавшийся дыма Президент кашляет, противно, резко, пытаясь выплюнуть легкие. Гранатомет стоит, чернея посреди серого камня, и если бы не ямка за ним, груда хвостовиков, пустые ящики и дурацкий цвет, то ни за что не поверишь, что час назад тут была маленькая, локальная, никому не известная война.

– Шо Саныч? – Я провожу рукой по стволу и смотрю на перчатку. Нет, не мажется.

– Ща… Хвалил. Шматко! Шо с контактной?

– Моємо… – Шматко, зачем-то зажав отвертку в зубах, протирает чьими-то носками контакты. – Стіраємо… Вродє нормально.

– А с бэка?

– Вже Мартін спрашував. Дві ракєти і три ящіка кумов.

– Куммулятивов, мля… – ворчу я. – Ракеты, блин… Вася, так шо с видосом?

– Ну я смонтировал, получается, с камеры на каске и с квадрика. Ну, как получилось. Отправил, зара мне звуки заглушат и пришлют обратно.

– Нафига?

– Там позывные по рации слышны. Треба заглушить по-любому.

– И шо дальше? В бат отправим?

– В бат уже отправил чисто с квадрика видос. Не, дорогой, мы его в фейсбук вывесим.

– Вот какие мы молодцы, и так далее, дайте нам медаль?

– Всім чотири – тобі п’ять. Пусть будет. А то новости почитаешь – бедные мы, голі-босі, вогонь не відкриваємо, патроны отобрали, зрада. А так – ну хоть что-то будет.

– Я не понял. Что – будет?

Мы отходим от «Берты» и поворачиваем на тропинку. Шматко уже орет кому-то «Отойшов від ящіків, мої там чотири! Ну хоч три!», Козачок равнодушно скидывает хвостовики в кучу, Гала пытается отколупать обгорелую краску.

– Смотри. Вот люди. Живут. Смотрят телек. Фейсбук читают. – Вася перешагивает неизвестно как докатившийся до тропинки хвостовик и шагает дальше. – Бабло волонтерам дают. Штуки нам всякие покупают. Они… они как бы должны понимать, что все это – не зря. Что результат есть. Даже такой вот, просто поджечь «бэху».

– Информвойна?

– Может быть.

– А классно загорелась, скажи?

– Угу. Пойдем еще раз видос посмотрим?

– А давай.

День

…В кунге пищит телефон «закрытой», но мы так и не придумали дежурство возле него, и я не успеваю добежать до аппарата. Ну не успел – и не успел, перезвонят, если надо, я вас умоляю. Возле кунга топчется унылый Сепар, сутулый, как Квазимодо, только высокий, печальный и мобилизированный.

– Шо тебе, сонечко? – я хлопаю Сепара по спине, у меня прекрасное настроение, только бочина болит, но это так, фигня, в принципе.

– Дай шуруповерт, – бурчит Сепар. – И шурупов. И эпоксидку.

– Шо, гаплык душу?

– Та не. Бачок заклеим. Там еще скрутить надо.

– Та на, держи, не протеряй. Эпоксидку у Механа возьмешь. – Я сую Сепару красный шуруповерт и жменю черных шурупов.

– Най даже не підходить! – кричит от своего «бунгало» Механ, невероятный в своем невероятном свитере с невероятными оленями. – Той просиш як людину – хєр поможе!

– Мне в наряд надо было! – огрызается Сепар. – Мартин, скажи ему!

– И скажу, – мурлыкаю я. – Так шо с «рейнджером», Васенька?

– Я не знаю, як ви так їздите! Той коліса вже в сторони… От пішли! Пішли, сам побачиш! – Механ подбегает, смешно шоркая тапками по глине, и начинает тянуть меня за футболку. – А я потом мучаюся! І оцей Сєпар не помогає ніхєра!

– Идем, идем, – благодушно ворчу я. – Перезвонят, я вас умоляю…

Форд «Рейнджер» красив, камуфляжен и высок. Форд пригнан Вадимом Абрамовым, и клянусь, я не знаю, как они уехали в Днепр на нашем бусике. Кусок оргстекла вместо лобовухи… оооох. Но доехали, упертые черти. А рейнджер – зависть всего батальона, пикап, зубастые покрышки, дизель, силовая дуга сверху, даже с фарами, традиционно правый руль и почти все работающие передачи. Я хочу наклеить или нарисовать белые полосы, но Вася не советует, бо у кого-то из штаба бригады – очень похожий пикап без полос. Номера перевешены с «Лягушки», и мы не ставим его на баланс – нет смысла, нас скоро выведут, и мы вернем машины волонтерам. Наверное, скоро выведут. Может быть. Просто нужно пореже на нем появляться в Вахе.

– От! – Вася показывает на машину. Колеса… ну почти ровно. – Зробив!

– Красава! – говорю я. – Командир объявляет тебе одно «зае@ись» и не убирает задачи починить дизель-генератор. И дай эпоксидку Сепару, будь людиной.

Довольный (похвалили!) Механ идет искать эпоксидку, я слышу телефонную трель и смотрю ему вслед, качаясь с пятки на носок. Вот странное дело – армия. Вот человек – Вася-Механ. До армии – просто мужик из забытого и забитого села в Винницкой области, говорящий на дичайшем суржике, медленно спивающийся, подрабатывающий у местного фермера ремонтом тракторов и иногда перебивающийся чисто сельскими заработками «выкопать яму под что-то» или «закопать яму с чем-то». Все, вся жизнь расписана вперед на годы, в ней не будет больше ничего, только медленное движение к циррозу печени и общая забитость существования.

И тут Механ попадает в армию. В звании, шо характерно, матроса, бо срочку служил на Балфлоте. И матрос Вася, в совершенно новых, непривычных для себя обстоятельствах, становится тем, кем не стал на гражданке. «Старший водій» в мотопехотной роте, поважна людина, золотые руки, Васенька, сделай то, Васенька, сделай это, Механ, ну ты красава, на тебя одна надежда. На жену по телефону ругаться перестал. Деньги атошные экономит, откладывает – хочет трактор купить по дембелю, все мозги мне уже своим трактором проел. Чувства страха нет вообще – тока присматривай за ним. Освоил БМП-2, по ВОПу не ходит – шагает, плечи в стороны, та ты шо, где там тот забитый мужичонка с села? Красава, приятно посмотреть, вон как на Сепара ругается – с ленцой, с оттяжечкой, профилактически. Механ изменился, его изменила армия, и я уверен, что вот приедет он домой по дембелю, возьмет отложенные бабки, у тещи займет (все всегда занимают у тещи, да?), купит трактор свой ненаглядный, переберет его по винтику… А человек с трактором в селе – это человек не простой, это человек при деньгах да с уважением.

Армия сделает из Васи того, кем он мог бы быть, если бы жизнь когда-то давно сложилась по-другому. Странная эта мысль не дает мне покоя уже несколько дней, а может, и недель – кем стану я, когда вернусь?

Тогда я даже и не представлял, кем стану.

Полчаса спустя

Васин телефон звонит долго, и коммандер вваливается в кунг, швыряет на спальник планшет и берет трубку. Я лежу на койке и борюсь со сном, и еще с духотой – кунг нагрелся, и волны горячего воздуха никак не хотят продуваться через распахнутые окошки.

– О, а це хто? Але… – Вася подносит телефон к уху, потом прикрывает его ладонью и поворачивается ко мне: – «Закрытая» звонила?

– Та да, было пару раз, – лениво тяну я. – Не успел подойти.

– Понятно… – озадаченно тянет Вася и убирает руку. – Да. Да. Лейтенант Коряк.

Повисает пауза, Вася грозит мне кулаком и плюхается на ящик у входа, слушая телефон, и чем дальше он слушает – тем ровнее, спокойнее и бесстрастней становится его лицо. Я сажусь на койке, в кунг залетает муха и начинает нарезать круги под грязным потолком со светодиодной лентой. Кушать хоцца, кстати.

– Да… Я вас услышал… Да… – односложно отвечает коммандер. – Дозвольте відповісти? Да. Итак. Я вас услышал и понял. Видео из фейсбука я убирать не буду. Хотите – доганы тулите, или шо там еще, да хоть с роты снимайте, мне все равно. Я год уже тут в земле живу, шо-то уже вся боялка стерлась.

– …… – отвечает неслышный мне собеседник.

– У меня есть комбат, командир сорок первого батальона, и командир у меня – он. Приказы отдает мне тоже он. Нет, не выполню, бо це не приказ, а херня какая-то. Все, до побачення, всех благ, – ровно произносит Вася и нажимает «отбой». – Тю, мля.

– Шо за херня?

– Та звонит какой-то… хер его запомнил, как зовут. «Лейтенант, ты шо, ох@ел, срочно убрать видео». Фигассе.

– А смысл? – говорю я. – Там уже просмотров – тысяч пятнадцать. Шо-то поздно он снесся. И шо дальше?

– Ну, как водится. Догана, все такое, со свету сживу и подобная хрень.

– Ну, набирай комбата. Отэто мне будет цикаво, как этот шлецик тебя с роты снимать будет. Снимет. Вместе с ротой, бггг.

– Та зараз наберу.

Снова звонит «закрытая», требовательное пиликанье неожиданно резко разносится над терриконом. Я просовываюсь мимо Васи, сажусь на ящик напротив входа и включаю запись видео на своем «ксяоми». Вася уныло смотрит на телефон. Тот звонит.

– Мехаааан! – кричу я. – Долей бензааааа! Зара Танцора по телефону увольнять будут!

– А ты чего выперся? – бурчит Вася, когда Механ, исполненный собственного достоинства, уходит в сторону дребезжащего в капонире генератора.

– Видос сниму. На память тебе. Жертвы сетевых коммуникаций – с барышнями расстаемся по смс, ротных по телефону снимаем… Не жизнь, а сплошные нанотехнологии.

– Та да… – Вася берет светлый ящик с пять-сорок-пять, ставит на бок, садится и берет трубку. – Танцор на проводе.

Я включаю запись и пытаюсь одной рукой достать сигареты. Вася слушает, потом прикрывает трубку и говорит: «Херня какая-то. Типа спецкоммутатор какой-то, проверка линии, ждите». Я пожимаю плечами. Може, комбриг зараз наберет и что-то прикажет… но заднюю давать уже нельзя. Да и задолбало, честно, – мы так устали за эти месяцы, что нам похеру уже на любые звиздюлины, крики, вопли и доганы. Ну, если совсем мозга нема, то нехай волают, послушаем, нас иметь – шо небо красить…

– О! – подымает Вася палец. – Слушаю!. Аааа, мля, опять какой-то коммутатор чи шось такое… Зря ты пленку переводишь.

– Ничо не зря, нехай буде.

– О… Слушаю… Да шо ж такое! Мартин, дай сигарету. – Вася протягивает руку и щелкает пальцами. Вот барскую привычку завели, ну шо с ними поделать… – Опять коммутатор.

– Терпи. Время идет, дембель близится.

– Та ну…

– Николаич, не вибрируй. – Я выдыхаю дым вбок. – Все нормально будет. Бакулин прикроет. Прорвемся.

– Та я не вибри… Слушаю! – рявкает Вася в трубку.

– Так это я слушаю. Командир роты Коряк Василий? – раздается в трубке. Я не слышу этого, просто вижу, как разглаживается Васино лицо. Вот всегда он так – перед чем-то нервничает, а как что-то начинается, успокаивается и начинает все делать четенько.

– Да, это я. Бажаю здоровья… – Вася делает паузу и опирается о борт. – Бажаю здоровья, Петр Алексеевич.

Я пытаюсь не выронить телефон.

Пятнадцать минут спустя

– Смотри. Во-первых, он сказал не «семьдесят вторая бригада», а «семьдесятдвойка». Как мы.

– Ты говорил. Уже раза три.

– Терпи. Во-вторых…

– Та тихо, мля! Прапор! Не перебивай!

– Николаич, давай сначала, а то Прапор только изволили подойтить, – я откровенно ржу, и пацаны переговариваются, мнутся, курят и снова болтают.

– Итаааак… – начинает Вася. – Кто не слышал с первого раза. Сейчас нам на ВОП позвонил Верховный Главнокомандующий Збройних Сил Украины Петр Алексеевич Порошенко.

– Я не поняв, – громко говорит Вуйко. – Это ж Муженко.

– Муженко – то начальник генштаба, мля, слушай лучше.

– И шо?

– Поздравил нас с подбитием «бэхи».

– Та ладно.

– У Мартина видос есть.

– Просмотр – пятерочка, – достаю я телефон. – По УБД – скидки.

– Не гони, – бурчит кто-то.

– Охренеть.

– Серьезно?

– Абсолютно, – кивает Вася. – Серега, шо ты на меня смотришь, я сама охренела.

– И шо говорил?

– Тю… Так это президент! Шо ж ты так и не сказал?

– Дайте видос!

– Порох? Сам? Та ну.

– Так, але, военные! – повышает голос ротный, и все потихоньку замолкают. – Доповидаю. Реально позвонил Порох… тьфу, мля, совсем уже задолбали. Позвонил Петр Алексеич Порошенко. По «закрытой». Поздравил нас. Спросил, с чего стреляли, я сказал…

– Ты сказал, шо с «сапога», – перебиваю я. – Нормально ты так Алексеичу доповидаеш. Странно, шо «їб@ла жаба гадюку» не сказал.

– Президент страны знает, что такое «сапог». Норм тема, че.

Вася по тридцатому разу пересказывает, я отхожу в сторону, мой телефон уходит по рукам, пацаны гомонят возбужденно, новость тормошит даже самых равнодушных. Шматко подходит и становится рядом. Мы молча стоим, курим, смотрим в начинающий съеживаться день. Я улыбаюсь, Шматко поводит плечами, перевешивает автомат на другое плечо и смотрит на меня.