Текст книги "Не по воле богов (СИ)"

Автор книги: Марко Гальярди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Спустя несколько дней в Фазилиду тайно прибыл отряд воинов с захваченным персом, который подтвердил все, сказанное до этого в письме Пармениона. Царь Александр отправил брата Кратера – Амфотера, чтобы он устно передал срочный приказ – схватить Александра Линкестида. Подобные решения, действительно давались македонскому царю пока с трудом – он был напуган, с одной стороны – опасностью, исходившей от единственного оставшегося в живых князя Линкестиды, в руках которого находилась конница, а с другой стороны – представителями знатных родов Орестиды, командующих фалангами. Поэтому и выбор Амфотера был не случаен – его можно было оставить на положении заложника.

Дальнейшая дорога была еще более тяжелой – стало еще холоднее, нам все чаще встречались неприступные города, чьи жители только под угрозой уничтожения признавали новую власть эллинов, выплачивая богатые выкупы за собственную свободу. Войско продвигалось медленно, к царю Александру постоянно прибывали послы с щедрыми дарами, прося о помощи против собственных соседей. Крупное сражение произошло подле Салагаса, где погибло много варваров, а остальные укрылись в горах. Захватывая по дороге маленькие крепости и селения, войско вступило на равнину Фригии, и казалось, что мучения наши подошли к концу. Но впереди нас ждали стены города Келены, которые воины безуспешно осаждали десять дней. Оставив там сатрапом Фригии Антигона [1], сына Филиппа из Элимиотии, со значительным войском, царь Александр повел остальных в Гордий.

Город Гордий был назван по имени одного жителя этих мест, вероятно человека знатного из рода прорицателей. Сын его Мидас, стал царем, и было славно время его правления, несметные богатства были собраны во Фригии. Поклонялся он богам Олимпа и даже подарил свой золотой трон Дельфийскому храму. Легенды гласили, что одарил его Дионис даром обращать в золото все, к чему бы тот не прикасался, но Мидас чуть не умер от голода, поэтому отказался от такой милости богов. А другие рассказывали, что рассудил он состязание в музыке в пользу Пана, за что Аполлон наградил его ослиными ушами. Но все это – выдумки, я сам видел статую царя и уши у него были как у всех!

Во дворце же стояла повозка Гордия с замысловатым узлом на ярме, и с древних времен было предсказано, что только истинный правитель Ойкумены сможет его развязать. Хотя, это тоже было славной выдумкой, к которой мой хозяин приложил руку. Слишком уж чудесным было обретение повозки Гордия в тайных комнатах царского дворца, которая осталась нетронутой после стольких лет войн на этой земле. Царь Александр разрубил узел, что подняло боевой дух воинов, да и сам царь, любивший исполнять пророчества, уверовав в неизменное покровительство Зевса, остался в весьма благодушном настроении. Войска все прибывали – царь Александр распространял свою власть по всей Фригии, готовясь к большому сражению с царем Дарием, который собирал свои войска в Вавилоне.

Великая Фригия надолго задержала наш поход, но и царь Александр не мог двинуть свои войска дальше, пока существовал персидский флот, угрожая опустошительным завоеванием землям Эллады. Пока на суше укреплялась власть македонцев, тем временем на море давний недруг – Мемнон, получил власть от персидского царя над всем флотом, и намеревался перенести военные действия в Элладу. Антипатр из всех сил удерживал лакемодонян и афинян от восстания против македонцев. Острова оставались беззащитными – так Мемнон захватил Хиос, а на Лесбосе осадил Митилену. Царю Александру пришлось укреплять свой флот для обороны побережья. Он послал Амфотера, брата Кратера, и Гегелоха, сына Гиппострата, которому ненавистный царю Александру – Аттал приходился дедом, с приказом захватывать или перекупать эллинские торговые корабли.

Наши боги оказались сильнее – послав Мемнону скорую смерть. Воодушевленный этим приятным известием, царь Александр двинул свои войска в Каппадокию. Персидский царь Дарий оказался недальновидным полководцем, вскоре он призвал приемника Мемнона – Фарнабаза, который приходился последнему племянником – брата Мидаса, и Автофродата – своего ставленника, обратно в Вавилон с целью еще более увеличить собранное войско. Успешные действия персидского флота сошли на нет. В месяце гекатомбейоне [2] македонское войско перевалило через горы Тавр и миновало Киликийские ворота. Никто не остановил наше продвижение, говорили, что войско сатрапа Киликии – Арзама бежало, едва заслышав о приближении царя Александра. В средине месяца метагейтниона [3] мы вошли в город Тарс. Наше войско было огромным, оно растянулось на многие стадии, ударная часть конницы плелась где-то позади.

Ах, да – я и забыл поведать о нашей встрече с Каласом в Гордии. Она была недолгой, но перевернула мою душу – безмерная радость сменилась разочарованием, мой эраст беспробудно пил неразбавленное вино, покупал любовь женщин и подчас не отличал меня от диктерии. Уже не было нежных объятий и страстных признаний, он грубо заставлял меня опуститься на колени или лечь на скамью, подставляя свои ягодицы под его восставший фаллос. Казалось, он намеренно старался причинить мне боль. Длительное ощущение свободы, которое я испытал в походе с царем Александром, сменилось на вынужденное пребывание с человеком, который мог быть ласковым, а через мгновение – озлобиться и ударить. Я старался отговориться делами – поручениями Каллисфена или Птолемея, оставлял Каласа в объятиях диктерии, чтобы побыть в одиночестве, принести жертву и попросить заступничества у богов. Я очень боялся, что в каком-нибудь горячечном бреду мой эраст забудет о своем освободительном письме и опять объявит меня своим рабом, увезет в Геллеспонтскую Фригию или отошлет в свой дом в Македонии. Его неизменного слуги – Гелипонта не было рядом, не сомневаюсь, что он бы быстро привел Каласа в чувство, замолвил бы слово и за меня. Не могу передать радость, охватившую меня, когда царь Александр повел войска дальше, а фессалийцы усадили моего эраста на лошадь и повезли обратно в Даскилий, где остались незаконченные дела. Конница присоединилась к нам позже, но я не искал встречи с Каласом, предпочитая общество Каллисфена, да и мой эраст почему-то не пытался найти меня. Из Гордия я уезжал с легким сердцем, чувством вины и непонимания – что так крепко связывает нас, заставляет продолжать устремляться сердцами друг к другу? Либо боги нас испытывают, либо играют и потешаются над людскими страстями.

***

[1] Антигон Одноглазый (384-301), командир гоплитов – тяжеловооруженных пеших воинов.

[2] Гекатомбейон (середина июля – середина августа).

[3] Метагейтнион (август – первая половина сентября).

========== Иония, глава 4. Пленник ==========

Следующей поворотной точкой в моей жизни стал Тарс, маленький город на холме рядом с морским берегом. Крепость, одна прямая и три кривые улицы, торговая площадь с пустыми торговыми рядами и статуей крылатого льва, и множество маленьких домов, покинутых жителями, бегущими от войны и разграбления. В Тарсе был оставлен отряд из шести человек для охраны тыла уходящего обоза. Раненые и больные солдаты, тяжелые и груженые телеги, которые только мешали маневренности войска Александра остались в Иссе – более крупном городе, восточнее Тарса. Каких-то солдат царь отправил еще и в Солы, город западнее Тарса, но мне это доподлинное неизвестно. Словно судьбоносный рок висел над этим городом – сначала царь, прельстившись купанием в чистейшей речной воде Кидна, чуть не умер от лихорадки, потом здесь остался я, пройдя новый виток судьбы. Да простит меня Зевс, но я разгадал его тайну – все мы ходим одними кругами, наши случайные встречи и люди, с которыми завязались отношения, никогда не уходят, они всегда возвращаются вновь и вновь.

Так и я остался в Тарсе, ожидая гонца с письмами от Птолемея и из Македонии, чтобы передать собственные отчеты. Царь Александр вышел из Исса по направлению к Мириандру, и все больше удалялся от нас. Воины, оставленные без должного присмотра, сразу устроили пир, потому что дни, проведенные в безделье, лишают человека разума, но на их счастье некоторые диктерии не покинули этот город, а местные торговцы успешно откупались, поставляя провизию. Македонцы расположились в крепости, ворота которой даже не запирали, я же – не доверяя им собственную безопасность – в частном доме на рыночной площади.

Однажды рано утром через город проскакал всадник, я не успел разглядеть его, только маленькая точка, исчезающая в рассветном тумане, почему-то вызвала тревогу и волнение, сердце защемило в тоске по Каласу. Проходили дни, но известий не поступало, казалось, не только боги, но и люди забыли дорогу в этот город. Но не персы. Царь Дарий захватил Исс, пройдя верхним перевалом через Аманикские ворота, отрезав тем самым македонскую армию от обозов, заходя в тыл. Мы не знали об этом, пока в Тарс не приехал отряд персов и не захватил нас, еще спящими, неспособными оказать должного сопротивления.

Тревожное предчувствие чего-то ужасного посетило меня еще накануне вечером. Прошла сильная гроза и я вышел из дома, наблюдая за удаляющимися всполохами гнева Громовержца над морем, стихией его брата Посейдона, размышляя о том, какой же новый переполох боги затеяли на Олимпе, что так явно показывают нам, смертным, свою силу? Дневную жару сменил приятный ветерок, а с равнины на город начал наползать сильный туман, зажглись первые звезды, мерцая белым светом в еще синем небе. Исс располагался недалеко от нас, за каменной грядой, и не будь густого тумана, я бы заметил множество новых огней, появившихся в той стороне. Папирусы с отчетами для Птолемея я спрятал перед сном на груди, поэтому, когда утром меня стащили с ложа, то сразу их обнаружили. Немного попинав меня ногами, персы связали мои запястья спереди и выволокли на рыночную площадь. Там посредине площади, окруженной пустыми столами внезапно исчезнувших торговцев, уже стояли на коленях связанные и голые македонские воины с руками, заложенными за голову. Меня поставили в ту же позу в ряд с солдатами. Из разговоров, я понял в каком плачевном положении мы оказались.

Помимо пленников на площади находилось еще где-то пятнадцать человек персидских воинов в чудных для меня, незнакомых одеждах. О чем-то посовещавшись, основная их часть разбрелась по городу, продолжая вламываться в пустые дома в поисках наживы, трое пошли вверх по улице в сторону крепости, а трое остались нас стеречь. На меня нахлынули воспоминания, связанные с моим родным городом и его последними днями, вот также нас собрали на площади, чтобы потом продать в рабство.

Резкий окрик и ощутимый удар плетью вернул меня к печальной реальности: рослый персидский воин приказывал нам словами на своем языке и жестами стоять на коленях вытянувшись, а не присев на пятки. Но мы же так долго не выдержим! Как только кто-то опускался ниже или начинал раскачиваться, чтобы унять боль в коленях от долгого стояния на камнях, следовал удар, и наш страж, ухмыляясь в усы, казалось, специально терзал нас такой пыткой, чтобы мы навсегда потеряли волю к сопротивлению. Один из македонских воинов не выдержал и упал ничком без движения, но нашего мучителя этим было не обмануть – упершись коленом на спину обмякшего человека он принялся вгонять ему тупой конец рукояти плети прямо в задний проход. Воин мгновенно вернулся в сознание и задергался под ногой мучителя, тот же – насладившись его стонами, отпустил, заставив плетью и окриками вернуться обратно к пленникам и в ту же позу.

Вторым не выдержал уже я, голова закружилась, и я упал. Ощутив рукоять плети внутри себя, я стиснул зубы и постарался ничем не выдать своей боли, благо я уже такой натерпелся в своей жизни достаточно. Удивленный перс вынул свое орудие пытки из меня, запустил свои пальцы мне в промежность, а потом я услышал его гневный возглас на персидском: «Эллинская продажная девка! Сейчас ты у меня, тварь, вдоволь попляшешь». Я только почувствовал, как что-то холодное и твердое уперлось в меня, я уж когда скользнуло внутрь, то слезы брызнули у меня из глаз, я закричал и задергался, стараясь скинуть с себя моего мучителя.

– Вот так бы и имел каждого эллина! – воскликнул он, обращаясь к остальным стражникам.

– Что у тебя там? – спросил один из них, соскакивая с торгового стола и медленно подходя к нам. Боль во мне немного утихла, и я приподнял голову. – Хорошо ты ему ножнами меча проход расширил!

– Да он и так расстраханый, чего еще надо… Не то, что у остальных!

– Давай ты первым, а эти сейчас пока посидят и припекутся, – он кивнул в сторону македонских воинов. – Успеем к полудню со всем закончить.

В ответ на слова своего товарища, мой мучитель убрал колено и схватил меня за волосы, поднимая на ноги, при этом он еще глубже засадил свое оружие, словно нанизывал на него мое тело. Я закричал от боли и взмолился богам, пусть если они меня услышат, то заставят этого мучителя убрать железо и просто насиловать своим фаллосом столько, сколько он пожелает. Боги и вправду услышали меня, но не сжалились, приговаривая к новым испытаниям. Перс распластал меня на столе, поначалу жестоко защемив мои орхис между углом стола и моим телом. Я попытался смягчить боль, выгнувшись и раздвинув ягодицы. Мой мучитель только этого и ждал, его фаллос уже затвердел достаточно, возбужденный моими криками. Насилуя меня, персидский воин не прерывал общения со своими товарищами: он говорил, что утолять свои страсти с эллином, все равно что с козой или ослицей – дырка та же, и ощущения не новы. Конечно, в походе сгодится любая тварь, но внутри козы будет погорячее, а в эллине в самый раз. К тому же – коза постоянно мекает и дергается, а принужденный к покорности эллин – всегда готов к случке. Я убрал руки из-за головы и вытянул вперед, к моим членам постепенно возвращалась чувствительность. «Пока меня не сильно не мучают – мне хорошо!» – я закрыл глаза, стараясь свыкнуться с болью в теле. Мой мучитель закончил, и тут же пристроился другой – но фаллос его был тоньше, поэтому входил в меня с легкостью, почти незаметно. У меня за спиной послышался шум – это вернулись двое воинов из крепости.

– Где тот юнец, у которого нашли письма? А… ну ты его доеби и давай сюда, только побыстрее.

Второй перс удовлетворил свое вожделение достаточно быстро, в довершение я получил от него два хлестких удара плетью по ягодицам, и меня на несколько мгновений оставили в покое.

Потом уже мой первый мучитель заставил меня выпрямиться и, схватив за веревку, стягивающую запястья, потащил наверх по улице к крепости. Когда мы вошли во внутренний двор, то я заметил, что в благодатной тени аркады, на стульях, покрытых расшитыми подушками, сидят двое мужчин-персов в богатых одеждах, вокруг которых вьются слуги, поднося напитки и сладости. Готов поручиться, что кое-кто из магическим способом исчезнувших жителей города был здесь: в частности, булочник держал корзину свежеиспеченных хлебов, а ковровых дел мастер, который только вчера на рыночной площади тряс перед моими глазами маленьким ковриком, предлагая купить совсем «незадорого» – расстилал под ногами персов пушистый драгоценный ковер, беспрестанно кланяясь в пол. Мой мучитель завел меня под аркаду, и я боялся даже двинуться, не то, чтобы оглядеться вокруг, чтобы не вызвать его жестокого гнева, представляя, какие иные пытки он мог еще мне приготовить. От неожиданного удара сзади я повалился на колени, еще один сильный удар в спину, и я так сильно ударился лбом о плиты пола, что в голове все загудело, а перед глазами побежали яркие вспышки. Я попытался подняться, но он наступил ногой на мою шею и прижал лицом вниз к земле.

– Не думал я, – заявил мой мучитель, – что вам будет интересна эта эллинская продажная девка, я бы представил товар в более чистом виде.

– Нам бы его расспросить, а дальше бери его обратно себе, – сказал один из персидских военачальников.

– Девка? А сосать-то она умеет? – поинтересовался другой.

– Хотите, чтобы я заставил? – спросил в ответ мой мучитель.

– Хочу увидеть македонца, который сосёт мое копье!

Меня снова схватили за волосы и подтащили к ногам того перса, что сидел слева. Меня не нужно было дважды заставлять взять в рот поникший фаллос начать покорно исполнять волю его обладателя, который запустил свои пальцы в мои волосы, руководя ритмом. В голове набатом стучала кровь, все-таки я сильно ударился, но меня не мучали, и я молился, чтобы эти мгновения продолжались как можно дольше.

– Эй, купец, ты разобрал, о чем там написано, – раздался позади меня приглушенный голос третьего перса, сидящего у меня за спиной, которого я не увидел в начале, поскольку он был скрыт колонной, и который сейчас обращался к незримому четвертому.

– Конечно, мой господин, я готов прочесть, – ответил ему этот четвертый, по-видимому, сидящий на коврике, расстеленном у входа в аркаду, человек в одеждах, покроенных на эллинский манер. И он начал читать все то, что я написал Птолемею о наших последних днях похода.

– Ну, вот! – через какое-то время перс, чей фаллос уже был богато смазан моей слюной, перебил чтеца, – я же говорил, что нужно послать часть войска навстречу и зажать македонцев между двумя армиями! Но победа все равно будет нашей, не вижу смысла слушать дальше, и вообще – эта девка плохо сосет, мой раб это делает лучше… – подвигаешь тут головой, когда так болит лоб, что уши заложило! Я испугался и начал работать губами еще интенсивнее. – Что? – что-то происходило за моей спиной, чего я не видел, но оно имело отношение ко мне. – А ну, засади этому эллину свой кинжал в зад, пусть повертится, – я подпрыгнул на месте, стремясь избежать того, что причинит мне новую боль, но перс крепко держал меня за голову, не позволяя вынуть свой фаллос из рта. Я продолжил свое движение, чтобы так вывернуться, чтобы мой несчастный задний проход оказался как можно дальше от моего мучителя. – Ты был прав! – продолжил перс, не изменяя тембра голоса. – Он прекрасно знает наш язык, но своим работает плохо. Я так до вечера не кончу. Эй, позови моего слугу!

– Юноша обучен наукам, знает эллинский и наш язык, а еще и с македонцами знает, как говорить, – вмешался третий. – Мне нужен такой раб! Ты подумай, – он обратился к моему мучителю, – всех македонцев завтра казнят, а я дал бы хорошую цену.

– Подумаю! – буркнул мой мучитель, – вот только попользуюсь всласть. Или тебе его дырка в сохранности нужна?

– Расходы на лечение – цена вдвое меньше. Подумай, – и третий, проявивший ко мне такой интерес, пересек аркаду и скрылся где-то во внутренних покоях крепости. «Нас всех казнят!» Слезы потоком потекли сквозь сомкнутые веки глаз.

– Ну хватит! – решительно произнес перс, поднимая мою голову и освобождая свой восставший фаллос. – Я так до темноты не получу удовольствия. Забирай свою эллинскую девку обратно. Мне такая не нужна.

Мой мучитель пинками заставил ползти меня к выходу из аркады, потом поднял с земли и потащил обратно на рыночную площадь.

Персидских воинов и простого люда прибавилось – принесли обед, поэтому персы расселись в тени портиков домов, вкушая свежий сыр и лепешки, чередуя эту пищу с кусками жаренного и вяленного мяса, которое тут же нарезали кусками и раздавали всем желающим. Но они были явно расстроены, что добычи в городе им досталось слишком мало.

Мой мучитель взял плошку, и мальчишка-водонос наполнил ее свежей водой, которую он выпил без остатка. Меня тоже мучала сильная жажда, язык казалось застыл во рту, горячий воздух наполнял ноздри и иссушал мое бедное тело изнутри.

– Ты хуже эллина! – у меня внезапно прорезался голос, я заговорил по-персидски, потому что терять мне было уже нечего, мгновения жизни были отмерены до завтрашнего дня. – Когда мой хозяин-македонец взял меня в плен и сделал своим рабом, он дал мне напиться.

Перс нахмурился, поднял было свою плеть, но воды дал.

– Спасибо, – я с благодарностью склонил голову и получил удары плетью по количеству глотков, что я сделал. Мой мучитель жестом приказал мне присоединиться к пленникам, которые без движения лежали вповалку, но уже и со связанными ногами, под одним из торговых столов.

– Что с нами будет? – тихо спросил я того, что был ближе всех. Он был старше и казался опытнее, лежал и шевелил губами, моля богов о заступничестве.

– Если кто доживет до утра – он позавидует тем, кто умер ночью, – и заплакал. – Достойнее смерть в бою, чем так…

***

В диких зверей персидские воины превратились, как только солнце тронуло верхушки гор, готовясь вовремя скрыть свой золотистый лик, чтобы не видеть того, что происходит на земле, а Селена проявила только свой узкий серп и, стыдясь, закрыла его облаками. Воины расположились на торговой площади на длинных скамьях, где их щедро угощали и разливали вино местные жители; развели костер, чтобы согреться ночью, позвали диктерий. Македонских воинов вытаскивали по одному: сначала самого молодого резко выдернули за ноги и, протащив по камням до соседнего торгового стола, положили на спину, крепко привязали щиколотки к бедрам, полностью раскрыв – так, что не вызывало сомнений, его приготовили для насилия. Второму придумали пытку поинтереснее – заставили связанного плясать на раскаленных углях. Бедняга так сильно кричал, что сорвал голос, а потом и вовсе затих, потеряв сознание. Его тоже привязали к столу, но ягодицами вверх, засунув в задний проход палку, пока тело было обмякшим. Третьему стянули ремнем мошонку так, что он катался, вопя от боли по площади, а персы отпихивали его от себя ударами сапог. Вдоволь так натешившись, оставили, дрожащего человека лежать на земле и взялись за четвертого. Что с ним делали и с остальными, я уже не наблюдал. Мой мучитель выволок меня наружу и пристроил вылизывать зад того, кого связали первым.

– Приготовишь его к случке! – кратко бросил он, но для начала заставил встать на четвереньки и засунул мне между ягодиц свою плеть. Тело опять отозвалось резкой болью, и я по достоинству оценил пытливый ум своего мучителя, ведь, уставая стоять на коленях, я опускался ниже и насаживал себя на рукоять. Позади меня раздавались душераздирающие вопли и громкий хохот. Я вздрагивал каждый раз, пряча голову в плечи, и молил богов о ниспослании скорой смерти, но без мучений, впадая в полусонное равнодушное состояние.

Опять меня вернула обратно сильная боль – это вернулся мой мучитель, поднял за волосы и выдернул свою плеть, которой теперь, попеременно работая вместе с тычком своего сапога, заставлял меня передвигать ноги и идти вниз по улице. Мы удалились от площади недалеко – крики несчастных пытаемых македонцев звенели у меня в ушах. Он завел меня в какой-то дом, в котором горели несколько светильников, на скамьях лежали дорожные мешки с вещами, на стол небрежно было свалено оружие. Оглядевшись, я понял, что персидские воины устроили здесь временный ночлег, заняв покинутый жителями дом. Их было трое, включая моего мучителя. Меня, конечно, не насиловали всю ночь – ведь когда-то же нужно спать, восстанавливая силы для битвы, о которой они все твердили, но я потерял счет тому, сколько раз они побывали во мне, и сохранил целыми зубы, покорно открывая рот по первому требованию. Они просто удовлетворяли свое желание, но не пытали или мучили, а потом вообще потеряли интерес, когда я утратил способность двигаться.

Утром меня, пребывающего в полубреду, заставили встать и повели на торговую площадь. Там уже происходила казнь: взмах острого клинка, и человек лишается кисти руки, кровь бьет из перерезанных сосудов, но наготове стоит палач с раскаленным докрасна прутом, прижигающий рану. Шшшш… Потом принимались за вторую руку. Увидев это, от ужаса я забился в руках моего мучителя в зверином крике. Шшшш… Падает отрубленная кисть руки… Кто-то схватил меня за волосы, я уж почти терял сознание, но меня поволокли в другую сторону. Сознание выхватило лишь знакомое лицо – Мидас. И это было выше моих сил.

***

Визуально ножны выглядели так: http://s019.radikal.ru/i628/1703/b2/818fc2055717.jpg

Карта Тарс-Исс: http://s020.radikal.ru/i703/1703/91/a589c41eb8a2.jpg

========== Иония, глава 5. Друзья из прошлого ==========

Очнулся я уже в кромешной тьме. Руки стянуты веревкой за спиной и неощутимы. Но они были целы! Я чувствовал боль во всем теле, и я не мог понять, могу ли я открыть глаза, потому что вокруг была тишина и чернота. И холод, пробиравший до костей. В полусне, сквозь боль и гул, наполнявшие мою голову, я все-таки попытался вспомнить последние мгновения. Лицо Мидаса стояло передо мной, как неясный луч надежды на спасение. По-моему, я опять тогда потерял сознание. Меня вернули к жизни шум шагов и свет лампады, показавшейся мне такой яркой! Наконец, я понял, что могу видеть одним глазом. Мидас, в богатых одеждах, склонился надо мной, в молчании рассматривая меня. Потом он приподнял мне голову и поднес к губам чашу с водой, дал напиться, что вселило немного жизненной силы в мое тело.

– Развяжи меня, – я еле прошептал непослушными губами, не надеясь, что он поймет меня.

Мидас разрезал кинжалом путы на моих руках и принялся заботливо их растирать.

– Холодно? – это было первым, о чем он меня спросил. Не дожидаясь моего ответа, он укрыл меня теплым плащом. Я посмотрел на него – Мидас ничуть не изменился за последние два года, что мы не виделись, но сохранились ли его дружеские чувства?

– Я прочитал твое письмо царице, – я вздрогнул. – Давно ты вхож в ее покои?

– Это случилось сразу, как ты уехал. И не по моей воле.

– Кому ты сейчас служишь, Эней? С кем ты сейчас?

Я молчал, не зная, что ответить. Рука Мидаса опустилась на мой молчащий истерзанный фаллос, меня пронзила острая боль, слезы брызнули из глаз, я застонал и пошевелился, пытаясь уползти от его рук:

– Ты не забыл, как нам было хорошо вместе?

– Я помню все, – с трудом ответил я, все мои попытки устраниться вызывали новые волны жгучей боли. – Даже твой внезапный отъезд. Ты не предупредил меня, а я в тебе так нуждался!

– Нет. Не поверю, что за это время ты ни с кем не встречался, ни с одним покровителем. Тебе же нравится получать удовольствие, – он опять сжал мой фаллос, – кто был твоим любовником после меня? Тот, которому ты сейчас служишь?

– Он не… – я запнулся.

– Не – что? Не интересуется молодыми юношами? Но ему понадобился ты и твои знания. Дай, я угадаю! Под чьим покровительством ты можешь не быть в действующей армии, а ожидать писем в Тарсе.

– Ты слишком умен, Мидас! – простонал я.

– Да? – он откинул плащ, обнажив мои гениталии. Я взвыл от боли и понял, что Мидас запустил свои пальцы в мой задний проход – Так кто же дает тебе наслаждений больше, искуснее, нежнее, чем я?

– Не надо, прошу тебя! Мне больно, – я попытался оттолкнуть его руку.

– Что за секрет? Он стоит боли и мучений? А я могу спасти тебя! Помочь тебе бежать. А ты не хочешь быть со мною откровенным. Я же не спрашиваю о планах македонского царя, всего лишь – кто твой любовник, мне всегда хотелось об этом знать, даже в Пелле.

«Ну, что из того, если я назову имя? Думаю, что это уже давно не тайна. Пусть Мидас узнает, мне слишком больно, и я хочу жить».

– Калас, фессалиец, сатрап Геллеспонтской Фригии.

Мидас сделал вид, что не поражен услышанным, но замолчал на время, наверно, сопоставлял все известные ему сведения:

– Твой отец?

– Он не мой отец, но назвал меня сыном. И дал все права на имя.

Мидас нахмурился:

– А сам-то ты откуда?

– Из Фив, я остался в живых после того, как царь Александр разрушил город.

На устах перса заиграла улыбка:

– Так зачем ты служишь тому, кто лишил тебя родины?

– Я предан не ему, а Элладе.

– В войске царя Дария есть наемники – эллины, ты можешь стать одним из них.

– Я не служу двум повелителям.

– Очень жаль, что ты не хочешь перейти на сторону моего царя, – Мидас раздумывал, – я передам тебя наемникам. Не знаю, что они с тобой сделают, как с пленным, но у тебя всегда есть возможность выбрать другого царя. Пока ты – сын Каласа-фессалийца, за которого можно получить немалый выкуп. Но если мы вступим в бой – ты теряешь свою ценность, я не могу возить тебя за собой, поэтому принял такое решение, – Мидас участливо склонился надо мной и поцеловал над переносицей. – Пойми, я даю тебе жизнь. Пусть так, но – ты еще живешь.

Мне слишком хотелось жить. А еще я представил, что могут сделать со мной эллины-наемники, у которых нет сострадания:

– Я боюсь, Мидас. Лучше с тобой! – я схватил его за одежду. – Я сделаю для тебя все, что пожелаешь только – не наемники!

Он обхватил руками мои плечи, в его темных глазах отсвечивали отблески скудного пламени:

– Чего ты хочешь еще? Все пленные македонцы казнены. Стоит тебе выйти за пределы этого дома, и ты тоже будешь убит.

– Оставь меня здесь!

– Эней, ты забыл, кто я? И кто мой отец? Я служу моему царю, у нас – сильное войско и мы победим. Царь Александр и его воины погибнут в сражении, а мы пойдем дальше, подчиняя себе все, что он уже успел завоевать. Если ты в это время окажешься среди своих соплеменников, то тебя не тронут.

– Но, Мидас, мои соплеменники могут оказаться намного хуже, чем смерть! Разве эти страдания стоят того, чтобы продолжать жить?

– А мне казалось, что ты не столь страшишься чужого проникновения в свое тело – это же часть вашей, эллинской, культуры, и путь наверх, ты прокладывал, занимаясь именно этим ремеслом.

Я закрыл глаза, я стыдился самого себя. В своих мечтах я был иным, мужественным и благородным героем, я вот, в жизни – трусливым и изворотливым. Но они все не понимают: их никогда не вырывали из спокойной жизни, не отнимали свободу, не подвергали постоянному страху потери всего, того малого, что удалось завоевать своими трудами и слезами. Я не отношу к ним Каласа – он другой, но все остальные – это те, с кем я пил вино из одного сосуда, кому оказывал почести.

Мидас вывез меня ночью из Тарса, весь день прятал в собственном шатре и лечил. Из разговоров, едва слышимых за стенами, я узнал, что близится решающее сражение, к нам движется войско царя Александра. Но у нас было время, чтобы поговорить.

– В Македонии многие люди считают моего отца предателем, – начал Мидас, – но что он сделал? Получил прощение у нового царя царей, смог уехать на родину? Мемнон – вот, кто был вашим врагом, а благодаря отцу, я научился любить Элладу, испытывать благодарность, хотя бы за то, что в трудные времена нашей семье дали убежище и достойную жизнь.

– Поэтому ты и жил в Пелле до начала войны? Но из-за настроений эллинов, ты слишком часто мог испытывать ненависть и призрение. Почему ты сразу не уехал в Персию?