Текст книги "Соль чужбины"

Автор книги: Марк Еленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

Врангель точно не расслышал просьбу. Кутепов повторил ее.

– Конечно, конечно, Александр Павлович! Прошу, сделайте одолжение.

Пришлось гостю вставать и самому выполнять свою просьбу. Кутепов подошел к окну, толкнул раму, с удовольствием вдыхая пахнущий озоном воздух и непроизвольно фиксируя необычную картину. Возле входа в штаб часовой, оставив пост, обнимал полногрудую сербку, которая визжала в голос и смеялась от удовольствия. «Ну и нравы у них тут, в армии!» – злорадно подумал Кутепов.

– Вы закончили, генерал? – спросил Врангель, подчеркивая ставшим внезапно сухим обращением, что тема беседы будет носить исключительно деловой характер. – Вы несколько поторопились со своим визитом. Днями состоится совещание – мы имели в виду вызвать и вас. Но раз вы уже тут, позволю высказать вам несколько постулатов, касающихся русской армии и се положения в Болгарии – в первую очередь.

Врангель встал и, вскидывая острые колени, пошел к столу. Но не сел, а, отдернув зеленую занавеску и открыв карту Европы, остановился подле с видом профессора-генштабиста, приготовившегося прочесть лекцию по тактике для молодых юнкеров.

«Посмотрим, о чем он заговорит, – Кутепов все с большим трудом сдерживал неприязнь. – Начнет прописными истинами сыпать – сорвусь. О Болгарии, видите ли, берется рассказывать! Поторопился с визитом! У меня армия – более тридцати тысяч, у него – один часовой на посту, и тот бабу обнимает... Кабак!.. Приму под козырек и уйду. Витийства выслушивать сил не имею. Желаю здравствовать, ваше превосходительство...»

Кутепов демонстративно откинулся на спинку дивана, какая-то пружина отозвалась странным звуком, похожим на короткий смешок. Врангель покосился, мгновенно определив агрессивное состояние подчиненного и приняв решение игнорировать это состояние. Требовалось доказать этому выскочке, что он полный ноль.

– Первое, дорогой Александр Павлович, – сказал он наставительно, – должен констатировать, что идеи ваши не расходятся с идеями главного командования, выбравшего именно Болгарию для нанесения первого удара. Быстрого и решительного. Как известно, Нейиский договор разоружил Болгарию и запретил всеобщую воинскую повинность. Под ружьем у них не более двадцати тысяч с полицией. Вы абсолютно правы – как солдат... – и поспешил поправиться: – Как полководец. Но как политик вы не учитываете весьма важных факторов. Так называемый земледельческий народный союз, имеющий поддержку масс, уже провел ряд демократических реформ. Массы за него. Несомненно! И определенные русские круги эмиграции, участвующие в совместных с болгарами технических обществах – «Янтра» там, «Арт» и тому подобных. Это весьма симптоматическое явление. Второе – деятельность коммунистов, усиливающаяся день ото дня, направленная и против нас с вами: митинги на площадях, листовки, выступления в парламенте, в газетах. Скажу больше, коммунисты разлагают русскую армию, ведут активную кампанию за репатриацию наших солдат и офицеров в Россию, с которой, разумеется, требуют скорейшего установления дипломатических отношений. Играют и на низменных чувствах людей: русские-де солдаты усиливают экономические трудности страны, увеличивают безработицу. Это вызывает злобу и ненависть, – Врангель прошелся вдоль стола, посмотрел на Кутепова значительно, с презрительным сожалением. – Ваш корпус, генерал, за несколько часов разметал бы всю болгарскую армию. Не сомневаюсь, – главком издевательски хмыкнул. – Но тут же коммунисты подняли бы против вас народ. Вы ведь осознали, как трудно бороться против целого народа, генерал. И победа тут весьма проблематична, согласитесь.

– Я могу согласиться со всем. Но что вы предлагаете, ваше превосходительство? – он подчеркнул интонацией слово «предлагаете».

– Минутку терпения, генерал, – Врангель уже переламывал настроение этого солдафона. Он чувствовал: его воля берет верх, и радовался, что столь скоро укротил самого буйного и неуправляемого из своих сподвижников. – Второе из главных обстоятельств – это союзники, Александр Павлович. Среди своих велико-тырновских гор вы абсолютно забыли про них, выбросили из головы – сознательно или от справедливой обиды. Я понимаю вас. И призываю, вдумайтесь только в один факт. Только в один! Генуя! Союзники сели за стол переговоров с Лениным.

– Тут и необходимо показать миру, что мы есть, что мы – сила, способная к действиям, – с вырвавшимся озлоблением мотнул головой Кутепов, и его глаза угрожающе сверкнули.

Врангель порадовался рано: Кутепов оставался Кутеповым, и даже аксиомы он оспаривал, если они не соответствовали его представлениям, просто сбрасывал со счетов – если они мешали осуществлению его планов. Не дай бог хоть чуть-чуть отпустить вожжи – понесет неизвестно куда, не разбирая дороги, сшибая и своих и чужих... Врангель вернулся от не понадобившейся ему карты и, снова сев на диван, сказал миролюбиво, точно разговор только начинался:

– Давайте-ка по чашечке кофе, Александр Павлович, а? Надо собраться с силами: разговор долгий.

– Чайку, если можно, ваше превосходительство. С удовольствием бы выпил, во рту пересохло.

Врангель позвонил в колокольчик. Казачок внес поднос с походным серебряным самоваром, стаканы, лимон тонкими кружочками, бутерброды с колбасой и сыром, икру, осетрину, маслины, сербские маринованные огурчики, кинул скатерку на столик, мигом поставил два прибора, рюмки, бутылку французского коньяка.

«Недурно, – мелькнула мысль. – Аскет «Пипер» отнюдь не голодает!»

– Подкрепимся, Александр Павлович? – Врангель налил рюмки. – Предлагаю за встречу и сотрудничество. Согласны?

– Ваше здоровье, Петр Николаевич. Хотя я и не пью, как вы знаете. Наши успехи!

Они отхлебнули по глотку и одновременно поставили рюмки.

– Не думайте, что я сгущал краски, Александр Павлович. Я реалист, мне это вредит. Но!.. Все, что я вам говорил, все, что услышал нынче от вас, уже детально обдумывается моим штабом. Скажу больше: приказ главного командования, одобренный совещанием старших начальников, будет в самом скором времени разослан по армии... А теперь почту за необходимость раскрыть и нашу третью карту. В Болгарии существуют реальные силы, противостоящие Стамболийскому. По моему поручению налажены весьма тесные контакты с организацией, именующей себя «Военной лигой». Если наши выступления совпадут, а Лига составит новое правительство, – представляете, генерал, с нас и взятки гладки: правительство, борясь с большевиками в стране, просит нас о помощи. И мы оказываем им эту помощь. Общественное мнение Европы молчит. Союзники молчат. Никто не имеет права хоть в чем-то упрекнуть русских. У нас развязаны руки, генерал!

– Браво, ваше высокопревосходительство! И трижды – ура!

– За успех наших планов! – Врангель долил рюмки. Встал.

– С богом! – Кутепов почтительно чокнулся, отпил еще глоток.

– Закусим, чем бог послал, Александр Павлович. Прошу вас, прошу! Не стесняйтесь, – и он с удовольствием принялся за икру. Прошу прощения, ваше превосходительство, – Кутепов окончательно капитулировал по всем статьям: – Когда полагаете провести совещание? И в каком составе?

– Это в компетенции только генерала Миллера, Александр Павлович. Полагаю, состав узкий: кроме вас нам никто и не нужен, – не преминул польстить Кутепову, но, чтоб не выглядело это слишком уж нарочитым, добавил: – Генерал Витковский, Потоцкий, Вязьмитннов, Абрамов, Ронжин... Ну кто еще? Возможно, Кривошеин... Да, еще Самохвалов, он – наши глаза и уши. После таинственной смерти генерала Перлофа... Вы, конечно, знали его. Говорят, месть, но я уверен, агенты Москвы. Жаль. Абсолютно преданный делу был человек, абсолютно. Глобачев заменить его не может. Пришлось пристегивать к нему в помощь и Самохвалова и рекомендованного мне Климовичем Тарасевича. Вроде бы они всели на хвост некой организации. Но!.. Слова, слова, слова! Дела пока никакого. А ведь мы здесь, в Сербии, со всех сторон окружены откровенными врагами. Хотя это ли не доказательство нашего существования, нашей силы, дорогой Александр Павлович?!

И тут произошло непонятное. Звуки речи главнокомандующего исчезли. Открывался рот, кривились губы, усы, двигались в повелительных жестах руки, а звуков не было! Кутепов отстраненно смотрел на командующего и точно не узнавал его: что-то менялось в нем, что-то ускользающее... Потускнели, утратили всегдашнее волчье выражение глаза. Сухая пожелтевшая кожа плотно обтянула скулы. В речи появилась торопливость. Ведь и слова не дает вставить. Точно молчал месяц. И вдруг пришла ясная мысль: за всю их беседу ни одного слова по-немецки. Ни одного! На славянских Балканах Врангель – русский человек чистых кровей, ведь он представляет тут белую Россию я ее армию. Какой там немец, швед, датчанин?! Русский он, русский!.. Славянин! Вот в чем дело!

В ЦЕНТР ИЗ БЕЛГРАДА ОТ «0135»

«Кутепов в Сремских Карловцах имел встречи с Врангелем, участвовал в совещании высших начальников. Из Болгарии вызывались: Абрамов, Витковский, Достовалов, Туркул, Думбадзе. Присутствовали также Шатилов, Миллер, Вязьмитинов, Глобачев, Самохвалов, Ронжин. Совещание проводилось в конспиративной обстановке как «выработка решения относительно требования болгарских властей, данных в чрезвычайно оскорбительном для армии тоне».

Врангелю был подан рапорт генерала Шатилова. Копию высылаю. Штаб главкома в спешном порядке вырабатывает приказы по Болгарии. В Тырново их повезет Издетский. Мой маршрут – Париж. Полагаю, в связи с открытым заявлением прессы по поводу Генуи Прошу разрешения контакты с «Доктором». Передачу денег небольшими суммами Издетскому продолжаю. Весьма ограничен в передвижениях. Нуждаюсь в помощнике, дополнительном канале связи

0135.».

Приложение.

Копия рапорта генерала Шатилова:

«...Положение русской армии в Болгарии в случае вооруженного выступления земледельцев будет для нас чрезвычайно затруднительно В этом случае нам необходимо соблюдать полнейший нейтралитет, дабы не вызвать к себе новый взрыв вражды со стороны болгарского народа и иностранных держав, этого же требует наш долг по отношению к гостеприимно принявшей нас стране. При этом положение наше будет значительно облегчено, если болгарская армия в этом вооруженном выступлении окажется на стороне короны. Если же она расколется и в большей своей части окажется на стороне земледельцев, то обстановка для нас сложится значительно тяжелее, но и в этом случае я не вижу оснований отказываться от нашего нейтралитета, так как конец борьбы будет знаменовать возвращение к существующему ныне политическому положениях Только в одном случае обстановка может заставить нас выйти из положения нейтральных зрителей, именно, если это выступление будет организовано земледельцами совместно с коммунистами, так как успех в борьбе, одержанный левыми партиями, при этой группировке сил имел бы первым последствием расправы с нами...»

Резолюция на информации:

«Контакт с «Доктором» разрешить. Принять меры к установлению надежной связи «0135» с «Цветковым».

ИЗ ЦЕНТРА В БЕЛГРАД «0135»

«Встреча с «Цветковым» в Софии, парке «Борисова Градина», вторая скамейка справа от входа, первый, третий понедельник с 17 до 18 часов. По средам – кофейня «Варна» на улице Царя Шишмана, второй столик, справа от входа. Ваши приметы «Цветкову» известны. Пароль: «Ужасно разболелся зуб. Не посоветуете ли хорошего дантиста поблизости?» Отзыв: «У меня брат – дантист. Но я у него никогда не лечился».

Центр».

3

– Как можно так воевать, если у нас первой проваливается разведка! – кричал на Достовалова Кутепов. – Я всегда знал: дерьмо этот ваш Самохвалов! Скот и дерьмо! Ему лошадей чистить!

– Но почему – мой? – обиженно возражал начальник штаба, не желающий идти на обострение отношений.

– Ваш, мой – какая разница! Русский офицер дает вонючим болгарам обыскать свою канцелярию и арестовать тайные документы. Да он обязан был отстреливаться до последнего патрона! Он опозорил мундир! Разжаловать его, предать военно-полевому суду!

– Вероятно, гостиница «Континенталь» не лучшее место ни для обороны, ни для содержания разведывательного архива, – пожал плечами Достовалов. – Очередное свидетельство того, что не лучшие офицеры занимают ответственные посты. Остается надеяться, что Самохвалов успел уничтожить наиболее компрометирующие материалы. Когда это произошло, господин генерал?

– Два дня назад, шестого мая. Два дня! А мы узнаем поздно вечером. При такой связи, дорогой мой...

– Возможно, и нам следует принять какие-то меры безопасности?

– Нам! – Кутепов расхохотался. – Пусть только сунутся, я им покажу кузькину мать!

– Во всяком случае, полагаю, необходимо связаться с главным командованием.

– Все они уже и штаны запачкали. Где этот ротмистр, связист главкома? Бекающий, как баран.

– Сдал документы и уехал. Несколько, я бы сказал, поспешнее, чем обычно.

– Проклятье! Мы опять без связи! – Кутепов в задумчивости левой рукой подкрутил ус, огладил бородку. И с нескрываемым презрением посмотрел на своего начальника штаба. Подумал с неприязнью: «Дрянцо. Таскаю его за собой от Орла. Сколько раз за производство в очередной офицерский чин бился. Столько времени минуло, а он все такой же: хвастливый, пронырливый, мгновенно теряющийся в моменты минимальной опасности...» И спросил грубо: – Что намерены предпринять, генерал?

– Затрудняюсь, – как показалось Кутепову, достаточно резко, даже с вызовом, ответил начальник штаба. – Жду ваших приказаний, господин генерал, – Достовалов встал, щелкнул каблуками.

Кутепов, стиснув зубы, откинулся на спинку кресла. Сказал хмуро:

– События будут развиваться быстро. Они опередили нас – факт. Шлите шифром телеграммы Врангелю, Петряеву, координирующие действия. Хотя, по всей вероятности, болгары уже располагают нашим шифром. Отставить телеграммы. Попробуйте телефонировать в Софию. Распорядитесь, чтобы немедля мне доставить все газеты, имеющиеся в городе.

«Стратег. Полководец бумажных сражений! – продолжая стоять, думал Достовалов. – Газеты ему... Бежать надо куда глаза глядят, пока возможность есть, пока всех нас не прихлопнули. Сказать об этом?.. А, ну его к черту! Пусть сам командует «ать-два», раз права такие себе вырвал».

– Что же вы, генерал? – удивился Кутепов, увидев, что начальник штаба еще не двинулся с места. – Нас предали, это ясно. Кто? И что было реквизировано у Самохвалова? Разведчик дерьмовый!

– Я могу быть свободным, господин генерал? Все, что вы приказали, будет исполнено.

– Обиделись? Не время, – Кутепов встал, подошел к Достовалову, протянул руку.

Достовалов с почтением мягко пожал руку командира корпуса, мстительно замечая непривычную растерянность Кутепова, которую тот не смог скрыть.

– Что могло быть в «Континентале»? Как думаете? Это важно. – И повторил: – Очень важно, поверьте.

– Полагаю, в первую очередь, разведданные, по стране. Расположение воинских частей и укреплений, полицейских участков, электрических станций, водокачек, складов оружия, которые Болгария не имела права содержать. Вероятно информация о наших людях и каналах связи Белград – София – Тырново. Возможно, документы главкома о едином плане действий, адресованные царю Борису, долженствующие оказать определенный нажим на правительство Стамболийского и на Генуэзскую конференцию. Плохо, очень плохо! Борис боится Стамболийского, хотя и не прочь скинуть его нашими руками. Если предположить, что все так, как вы говорите, нм в Софии и Белграде удастся вывернуться. Не следует ли нам подготовиться к объявлению общей тревоги? И срочно подумать над приказом?

– Имеющим целью какие действия, позвольте спросить, господин командующий?

– Цель? Идти на Софию, в блоке с недовольными свергнуть правительство. Утвердить Бориса, военную диктатуру – черт его знает! Это дело политиков! В случае неудачи отступать с боями, перейти границу сербов и хорватов.

– Боюсь, что для разработки подобных далеко идущих планов вам понадобится...

– Ну, ну! Сколько?!

– Минимум дня два, господин командующий.

– Так действуйте! Идите и действуйте. Днем и ночью, с напряжением всех сил. Даю вам сутки!

Вечером Кутепов получил удручающее сообщение из Софии. Одновременно с акцией в «Континентале» был произведен обыск и в русской военной миссии, задержан генерал Вязьмитинов. При нем найдены шифры, используемые главным командованием. Полиция немедленно арестовала двух чиновников – болгар, привлеченных к сотрудничеству Вязьмитиновым. Материалы, изъятые у Самохвалова, квалифицируются как документы, изобличающие русских в подготовке государственного переворота.

Предоставленный самому себе (генералы ловко отказывались обсуждать его инициативу, придумывали любой повод отказа от совещаний), Кутепов решил... выждать. Он послал офицера на свою дачу с необычным названием Забележка^{[1], вокруг которой в виноградниках расположился вооруженный отряд, с приказом сохранять полную боевую готовность. Другой связной на генеральском автомобиле помчался в казармы и вскоре, выехав через южный вход, сумел исчезнуть, оторвавшись от наблюдавших за ним болгарских жандармов. Небольшой группе офицеров, собранных в Русском доме, предписывалось по первому сигналу начать движение на защиту дома командующего. И все же это были не действия, а лишь подготовка к действиям. Потом Кутепов неоднократно жалел об этом: говорил, история Балкан могла пойти по иному пути...}

Днем 11 мая в дом, где квартировал командир 1-го корпуса, неожиданно нагрянули жандармы и солдаты, предводительствуемые начальником болгарского гарнизона. Часовой был снят ими с поста. А дежурный офицер конвоя есаул Андреев, отказавшийся пропустить представителей властей, избит и связан. Начальник гарнизона с двумя солдатами, жандармом и человеком в цивильном проникли в кабинет. Кутепов ждал их в форме, стоя лицом к окну и напряженно сжимая нерасстегнутую кобуру браунинга.

– Что вам угодно, господа? – спросил он строго, не поворачиваясь.

Вперед выступил человек в горчичного цвета сюртуке, с острым, выдающимся вперед тонким носом и острым треугольным подбородком.

– Имеется необходимость произвести у вас обыск, генерал.

– По какому праву? – Кутепов резко повернулся. Голос его дрожал от гнева.

– По приказу военного министра. Обыски проводятся одновременно и у других русских военачальников, во всех городах.

– Я арестован?

– Никак нет, господин генерал.

Этот «шпак», слава богу, был почтителен, и Кутепов чуть расслабился, обретая привычную сановность и уверенность. Он прошелся перед офицером и солдатами, стоящими посреди кабинета, всматриваясь в их лица, точно стараясь запомнить каждое. Спросил строго:

– Так что же вам угодно?

– Ключи от стола, шкафа, сейфа, если таковой имеется, просим!

– Все открыто, братушки, можете смело приступать! Может, скажете о предмете поисков, и я помогу вам?

Штатский вопросительно посмотрел на офицера, тихо спросил его о чем-то. Тот пожал плечами. Обыск начался. Работали споро, профессионально. Впрочем, с предельной аккуратностью, так, точно им было предписано не оставлять никаких следов своей работы.

– Вы русский, сударь? – спросил Кутепов, усаживаясь в кресло.

– Не имеет значения, генерал, – ответил «шпак».

– У меня заявление, сударь. Прошу записать и перевести вашему... Тем, кто послал вас сюда.

– Слушаю, генерал.

– Я решительно протестую против всего, что тут происходит, и буду жаловаться – это первое. Второе. Требую немедленно освободить моего офицера: есаул Андреев выполнял долг и препятствовал свершению вашей беззаконной акции... И, наконец, прошу препроводить сюда, вероятно, задержанных внизу мою жену Лидию Кутепову и моего вестового Федора Бенько.

«Шпак» снова пошептался с офицером. Сказал, выразив на маленьком лице улыбку, отчего его носик оказался еще длиннее, а круглые глаза-бусинки прямо-таки засверкали:

– Вашим людям ничто не грозит, генерал. Супругу тотчас препроводят сюда. Бенько мы, к сожалению, не застали в доме. Жаловаться – ваше естественное право. Куда угодно! И кому угодно! Прошу лишь заметить, что ни личности вашей, ни мундиру никакого ущерба причинено не было, – и он стал ощупывать и выстукивать стену в поисках скрытого сейфа.

Вбежала взволнованная, несколько грузная мадам Кутепова. Кинулась к мужу:

– Что же это происходит?! Как можно? Как ты допустил?

– Успокойся, Лидуша, – Кутепов встал, обнял жену за плечо, повел к окну. – Это недоразумение. Все выяснится, не волнуйся, прошу тебя.

– Но!.. Даже турки не позволяли себе ничего подобного... С генералом русской армии?! Это не укладывается в сознании... Как ты можешь сохранять спокойствие? Это ужасно! Такое предательство.

Прошу тебя, Лидуша... Приказываю, в конце концов. Присядь... – Кутепов непроизвольно бросил взгляд в окно и оторопел.

По улице Генерала Гурко бежала группа вооруженных солдат и офицеров, предводительствуемая Федором Бенько. Его солдат и офицеров! Сзади катили пулемет два совсем молодых юнкера. «Ну, все! Сейчас я вам покажу, господа братушки! Запомните встречу с Кутеповым!» – такой была первая реакция командира корпуса. Он увидел, как болгарский отряд, развернувшись в цепь, занимал позицию поперек улицы. Болгарский отряд оказался значительно большим, чем он предполагал, и достаточно хорошо вооруженным.

«Сейчас с обеих сторон откроют огонь, – мелькнула трезвая мысль, парализующая вспыхнувшую радость. – А что произойдет в кабинете? Может, у них инструкция ввиду сопротивления стрелять в меня? В Лиду?» – он устыдился, что первым делом подумал о себе, и крикнул:

– Господа! Остановите их. Мы обязаны предотвратить кровавое столкновение.

Тут вбежал в кабинет еще один болгарский офицер, крикнул с порога не то «пожар», не то «тревога» и исчез.

– Генерал, – торопливо сказал «шпак», доставая револьвер и направляя его на Кутепова. – Прикажите своим... Иначе мы вынуждены будем...

– Уберите револьвер, любезный, – Кутепов сел на подоконник, высунулся по пояс из окна, крикнул: – Взво-о-од! Стой! К но-ге!.. Вольно. Спасибо за службу, молодцы!

– Рад-ст-ать-ся, ваш прс-с-ход-ст-во! – дружно гаркнули снизу.

– Прикажите им, генерал, сдать оружие, – перевел слова начальника Тырновского гарнизона «шпак».

– Ну уж нет, господа. Такой команды в русской армии я не знаю. Решительно!

– Распорядитесь, чтоб все ваши солдаты немедля вернулись в казармы. Ставим вас в известность о столкновении, имевшем место в Забележке. Наших людей встретили ваши солдаты и оказали сопротивление. Поручик, назвавший себя дежурным, стрелял в разведчика Драготинова. Капитан, руководивший позицией в соседней даче, скомандовал стрелять в начальника разведывательного бюро поручика Балабановского. При обыске найден пулемет, двадцать винтовок, ящик с патронами, телеграф, планы Тырново... Русские готовы сражаться с гарнизоном города. Извольте отдать необходимые приказания всем руководимым вами частям и командам. Болгарское командование настаивает на этом.

– Я подчиняюсь силе и во имя избежания дипломатических осложнений, – витиевато сказал Кутепов. – Могу ли спуститься вниз, к своим воинам? – Кутепов увидел сомнение на лицах болгар и поспешил добавить: – Я вернусь, слово офицера! Кроме того, здесь остается моя жена, и не в моих интересах...

Болгарин шепнул что-то «шпаку», и тот перевел с ласковой и гадкой улыбкой:

– Мы просим отдать распоряжение через окно. Конечно, слово русского офицера... Но обыск ведь не закончен, господин Кутепов.

– Черт с вами! Пусть так! – командир корпуса снова высунулся из окна («сказали бы год назад, что он станет командовать, выскакивая, точно кукушка из часовой коробки, – убил бы на месте!»):

– Взво-о-од! – крикнул он. – Походной колонной, с оружием, в казармы... Шагом арш!..

Закончив детальный осмотр дома, извинившись за причиненное беспокойство («Авось еще встретимся, скоты, и я тоже непременно буду иметь случай извиниться за беспокойство»), штатский с особым значением перевел последние слова начальника гарнизона:

– Случившиеся здесь события вынуждают болгарские власти подвергнуть вас, господин Кутепов, домашнему аресту с приставлением охраны.

– Генерал! Генерал я! – крикнул, озлясь от своей беззащитности, командир корпуса. – Прошу запомнить это!

– Хорошо, – с наигранной покорностью согласился проклятый «шпак» и обернувшись, прикрывая за уходящими дверь, кивнул:

– Пусть будет «генерал Кутепов».

– Какой ужасный тип! – возмутилась мадам Кутепова. – Негодяй!

– Большевики! Проклятые! – сказал Кутепов, давая волю ярости...

Впрочем, ничего компрометирующего командира корпуса из кабинета не унесли. Так, пустяки: карту Болгарии, схему города Велико-Тырново, вычерченную Кутеповым после многократных «рекогносцировок», несколько частных писем, по большей части адресованных жене, и ее счетов («уж не шифры ли, – предположили, вероятно, всюду им шифры и коды мерещились»), фотографии, что копились в семейном альбоме, от давних, еще российских, до последних, произведенных в Сербии, при штабе главкома, и в Софии, с генералами и русским посланником Петряевым. Была одна, которой заинтересовались особо: Кутепов в свите царя Бориса. Впрочем, обещали все вернуть... О том, что происходило в это же время в штабе его корпуса, Александр Павлович не знал и волновался. Хотя и утешал себя вопреки собственной же логике: Достовалов – человек достаточно опытный, ему, наверное, удалось уберечь наиболее секретные материалы и – в первую очередь – те мобилизационные планы, которые привез недавно от Врангеля дипкурьер. Не приведи господь, попадут в чужие руки, станут достоянием газет. Что произойдет тогда? Об этом было лучше не думать...

Арест полностью отрезал Кутепова не только от связи со своими подчиненными («с моими воинами», – как говорил он), но и со всем миром. Газеты и всевозможные почтовые отправления доставлять сюда было запрещено. И даже пища проносилась в готовом виде на дом. Кутепов чувствовал себя, как медведь в клетке. Впрочем, раздумывая над происшедшим и анализируя свои действия, он приходил к одному успокаивающему выводу: поступил правильно, не допустив кровопролития на братской славянской земле. Не время. Инициатива принадлежала противнику, нанесшему упреждающий удар. Время еще покажет его правоту, бескомпромиссность его действий – временного отступления во имя великой идеи всемирного славянства. С другой стороны, что идеи, что теории?! Сколько месяцев провел он в практической работе, придумывая тактические решения по мгновенному взятию этого проклятого города и началу большой военной кампании, которая сделала бы Кутепова первым человеком в среде русской эмиграции. Время представлялось упущенным – как ни крути, как ни обманывай себя...

Начальник бывшей Дроздовской дивизии (а ныне полка) , «популярный герой войны» генерал Туркул, находящийся во главе своих испытанных «дроздов» в городе Севлиево, с первых дней пребывания на болгарской земле занимал определенную, четкую позицию. «Наш маленький городок попал под действие разнузданности врангелевцев, – писала местная газета. – Мы стали свидетелями многих сцен, творимых ими и не свойственных нашим нравам и обычаям (насилия над девушками, распространение венерических болезней, скандалы в публичных местах). Генерал Туркул присвоил себе право производить обыски и аресты граждан, заявляя в ответ на протесты, что «настроение граждан его не интересует и он живет здесь самостоятельно».

В настроениях горожан, увидевших ненавистного генерала под конвоем болгарских солдат и жандармов, сомневаться не приходится. Туркул покидал Севлиево по принуждению. До стрельбы и этот боевой генерал дело защиты своей особы («от коммунистов, жидов и продавшихся им болгар») не довел. Не получил приказа от Кутепова, испугался последствий, – кто знает? На казарменном дворе, на окраине городка, был выстроен полк. Генерал Туркул отдал последнее приказание: полку походной колонной следовать на железнодорожную станцию для проводов своего командира.

На привокзальной площади собралось много народа. Из толпы раздавались гневные и издевательские выкрики, свист, улюлюканье. Вместе с генералом покидала Севлиево его жена Софья Антоновна с трехлетней дочерью Тамарой. Туркул, стоя на верхней ступеньке вагона, попытался было сказать речь.

– Все ныне попрано! – крикнул он. – Изгваздано, попрано и заблевано. Но я знаю: мои «дрозды» доведут дисциплину до сверкания. Литые воины сломят врага. Верю!..

Во что верит генерал, оставалось невысказанным: Туркулу решительно предложили зайти в вагон. Чуть позднее берлинская монархическая газета «Руль» так закончила эпизод прощания полка с любимым командиром: «Все плакали. И сам генерал Туркул. И когда вновь назначенный командир полка крикнул отъезжающему: «Ура!» – полк не мог подхватить приветствия из-за громких рыданий...» Трогательная картина!

На следующий вечер после ареста начальник болгарского гарнизона в городе Велико-Тырново принес Кутепову неприятное известие: сам Топалджиков – – начальник штаба болгарской армии – приглашал генерала Кутепова прибыть в Софию под честное слово, что командиру 1-го корпуса гарантируется возвращение в Тырново.

Кутепов и его жена, капитан Мащенко и несменяемый, проверенный вестовой Федор Бенько выехали в столицу и остановились в гостинице «Болгария». Инициатива была вновь вырвана из рук считавшего себя предусмотрительным Александра Павловича. Сначала его уговорили задержаться в отеле на три дня. Потом нанесший ему визит Топалджиков попросил, как о величайшем одолжении, послать в Тырново телеграмму о задержке по неотложным делам. Исключительно для успокоения войск и могущих вспыхнуть нежелательных эксцессов. Кутепов подчинился. Внезапно исчез адъютант.

Утром следующего дня Кутепова подвергли допросу в присутствии Шатилова и Вязьмитинова. Обстановка была напряженной, унизительной. Русским генералам запретили говорить между собой. Лишь отвечать на перекрестные вопросы. В руках Топалджикова и других допрашивающих находились документы, изъятые в разведывательном отделе незадачливого полковника Самохвалова. С их помощью русским генералам предъявлялось обвинение в «попытке свершения государственного переворота».

Вязьмитинов заявил: «Документы фальшивые, они подкинуты Самохвалову».

Шатилов, протестуя против широко организованной провокации, совершенной опытными «каиновыми» руками, в качестве примера привел приказ Врангеля, скрепленный его, Шатилова, подписью и посланный из Дубровника. Шатилов сказал: «Ни я, ни генерал Врангель в Дубровнике не были. Это легко можно проверить через вашу дипломатическую миссию в Белграде. Во время, означенное в приказе, я посетил Софию – что также легко проверить по книгам «Сплендид-отеля», где я в то время квартировал». Кутепов на предложенные ему вопросы отвечать отказался.