Текст книги "Погребённые заживо"

Автор книги: Марк Биллингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава двадцать седьмая

– Я знал, что она врет.

– Питер…

– Врет, что приехала одна. – Ларднер костяшками пальцев поправил на носу очки. – Я по голосу сразу понял: врет!

Он засмеялся.

– Я имею в виду, что частенько слышал, как она говорит неправду. Например, лежит рядом со мной, нагая, и рассказывает мужу, что занята, что у нее собрание.

Шум в голове Торна уже утих настолько, что он мог сформулировать ответ.

– Она лгала многим людям, – сказал он. Торн взглянул на покрытое пылью кресло, в котором прямо передним, под маленьким окошком, сидела Мэгги Маллен. На него она даже не взглянула, а то и дело переводила взгляд с Ларднера на коричневую, обшитую панелями дверь в нескольких метрах от нее.

Ларднер сидел на полу, прислонившись к дивану, который находился справа от Торна, когда тот вошел в маленькую гостиную. На Ларднере были джинсы и рубашка кирпичного цвета, ноги он подтянул к груди. Его руки свисали между коленями, в одной руке он держал кухонный нож, а другой сжимал конец туго натянутой веревки, которая исчезала за дверью под лестницей.

Там, вероятно, был подвал.

Торн задал вопрос, хотя ответ на него знал, едва ступив в гостиную.

– Где мальчик?

Откуда-то снизу послышался шум. Веревка сместилась, дернулась на белых окрашенных досках пола.

Люк Маллен был жив.

Ларднер повернул голову к двери и крикнул:

– Брось, сынок, я же предупреждал тебя: веревка должна оставаться натянутой. Стой там, где стоишь, поднимешься сюда, когда я буду готов.

Мэгги Маллен подалась вперед. Ее кулаки крепко сжимали ткань свитера, растягивая ее и выкручивая.

– Питер, ради бога…

– Тебе лучше помолчать… правда, – отозвался Ларднер. – Мы это уже обсуждали.

Его голос звучал устало, но расслаблено и спокойно. Он посмотрел на Торна и округлил глаза, как будто только он, как мужчина, мог понять, насколько раздражает это бабское нытье.

Торн слегка кивнул, попытался улыбнуться.

Ларднер поднял руку, в которой держал нож, почесал затылок. Несколько пучков темных волос были разбросаны по всей комнате, он уже дня два не брился.

– Глупость, – заметил Ларднер. – Какая, черт возьми, глупость!

Под тяжестью Торна, когда он пошевелился, скрипнула половица. Он видел, как взгляд Ларднера в одну секунду метнулся к нему.

Никто не расслабился…

– Ты сядь, – Ларднер кивнул на низкий сосновый пенек рядом с камином.

Торн стал отступать, пока не уперся о край камина и медленно не сел. Он огляделся, как человек, который собирается снять эту комнату. На потолке – завитушки, как морозный узор. Небольшой пейзаж в покрытой лаком раме. Деревянный барометр. У двери, сбоку, на полке несколько книг в твердых, но уже оторванных переплетах. Из каменной вазы у камина торчал запыленный букет из сухих цветов.

– Почему мы здесь? – спросил Торн.

Ларднер выглядел несколько сбитым с толку.

– Не помню, чтобы я кого-то приглашал.

– Ты знаешь, о чем я. Почему именно здесь?

– Что ж, логичный вопрос. Потому что все это бессмысленно, и не меня следует спрашивать. – Он на несколько сантиметров подтянул к себе веревку и накрутил ее вокруг запястья. – Не хочу, чтобы это прозвучало как детский лепет, но не я все это начал.

– Господи, Питер. – В голосе Мэгги Маллен внезапно послышалась злость. – Нельзя же всю вину перекладывать на меня. Единственное, чего я добивалась, – прекратить наши отношения. Я не сделала ничего дурного.

Создавалось впечатление, что он ее не слушает.

– Она допустила ошибку. С тех пор все и разладилось. Я не мог поверить, что она попытается так больно меня ранить. Я убедил себя, что она не ведала, что творит…

– Нет, – возразила она. – Я как раз ведала, что творила.

– Смерть родителей очень тяжелая утрата, нам всем об этом известно. Ты можешь понять, насколько это тяжело? – Он взглянул на Торна, ожидая ответа. – Можешь?

Торн кивнул.

Ларднер вновь сделался словоохотливым, а тон его стал непринужденным.

– Поэтому поступить так, как поступила она, когда я страдал после смерти матери, было… настоящим преступлением. Да, именно так бы я это назвал. Я был в отчаянии, и не боюсь тебе в этом признаться. И не считаю, что я показываю свою слабость или веду себя совсем не по-мужски. Я не хотел ее потерять и сейчас не хочу, поэтому отчаянно цепляюсь за свою любовь. И когда она заговорила о несчастном случае с Сарой Хенли, затеяла всю эту возню и стала делать глупые намеки, я решил: надо что-то предпринять.

– Я просто хотела уйти, – закричала Мэгги Маллен. – Это я была в отчаянии.

Торн посмотрел на веревку. На нож. Он чувствовал, как напрягся каждый мускул его тела.

Ларднер продолжал свой монолог, обращаясь к Торну и игнорируя женщину, которую, по той или иной причине, обвинял во всех смертных грехах.

– Я должен был сам забрать парня, – продолжал он. – Но это было непросто – из-за работы и тому подобного. Хочу тебе сказать, это влетело мне в копеечку – нанять тех двоих. Вероятно, если бы я продал этот дом после маминой смерти, ничего бы не произошло.

Торн уже знал большую часть истории, но все равно испытывал определенное любопытство. Полиция считала, что отношения Нейла Уоррена с Амандой Тиккел как врача и пациентки – вот ниточка, которая вела к Гранту Фристоуну. Но сейчас Торн вспомнил, что Каллем Ропер говорил о том, что они с Ларднером были знакомы.

– С Амандой вас познакомил Нейл Уоррен?

Ларднер ухмыльнулся.

– Нейл очень добросовестный человек, – сказал он. – Он поддерживает связь и регулярно встречается с некоторыми своими старыми клиентами, несмотря на то что большинство из них уже давно опять «подсели» на героин, кокаин или алкоголь. Проводит с ними разъяснительные беседы, говорит о Боге. Чрезвычайно трогательно с его стороны…

Веревка была потертой и грязной, судя по виду – старый буксирный канат. Торн изо всех сил пытался не думать о мальчике на другом конце веревки. О том состоянии, в котором он мог пребывать.

– Я встретил Аманду с ее приятелем на одной из вечеринок, которые устраивал Нейл, – признался Ларднер. – И когда я стал разрабатывать план, как лучше выкрасть мальчика, то понимал, что она на такое способна. Аманда всегда отчаянно нуждалась в деньгах.

Нож медленно раскачивался, его рукоятку Ларднер держал большим и указательным пальцем. Было похоже, что этот нож из того же набора, что и нож, которым он уже убил Аллена и Тиккел.

– Почему все должны были умереть? – спросил Торн.

– Не могу сказать. В то время эта мысль показалась мне отличной, не было чувства, что идея окажется такой безрассудной. Я не хотел быть грубым, мне очень жаль Кетлин, но, как и в случае с теми двумя, у меня не оставалось выбора. – Впервые за несколько минут он посмотрел на Мэгги Маллен. – Мэг говорила мне, как я должен поступить…

Миссис Маллен даже подпрыгнула в кресле.

– Что-о-о?

– Делала намеки, – объяснил Ларднер. – Мы общались по телефону, в тайне от всех… и когда она мне рассказала о действиях полиции, о Фристоуне и остальном…

– Я хотела, чтобы ты остановился, чтобы понял, насколько все бессмысленно.

– Я знал, что на самом деле она говорила: тебе необходимо принять меры, чтобы защитить себя.

– НЕТ!

Подобие ласковой улыбки.

– Именно тогда я понял, что ее чувства ко мне все еще сильны. Как раньше.

– Ты чертов психопат, Питер. – Мэгги и раньше это подозревала. Но теперь, когда она увидела подтверждение своим подозрениям воочию, ее лицо выражало уныние и шок. – У тебя совсем крыша поехала…

Ларднер взглянул на Торна, пожал плечами и улыбнулся. Потом подмотал сантиметров тридцать веревки.

Из подпола донесся глухой стук: удар туфли о деревянную ступеньку.

– Отпусти мальчика, – попросил Торн. – Я останусь.

Ларднер посмотрел на него:

– Вы оба останетесь.

Еще один рывок, еще кусок намотанной веревки. Еще один глухой стук за дверью, и голос, едва различимый, но было понятно, что кто-то охнул от боли.

Такой же мучительный вздох вырвался из груди Мэгги Маллен. Она бессвязно повторяла «пожалуйста» и «не надо», потом уронила голову на колени. Ее голос стал глуше, а леденящие звуки мольбы переросли в звериное мычание.

Ларднер непонимающе смотрел на женщину, которую, по его утверждениям, любил, как будто кто-то другой, только не он сам, был причиной ее страданий.

Она подняла голову, затаила дыхание, пытаясь найти на его лице признаки сочувствия.

Торн не отрывал взгляда от Ларднера. Он задавался вопросом: что на самом деле значила для него эта женщина? Потом он опустил глаза на нож в левой руке мужчины. Ларднер что, левша? Он думал сделать рывок, но не шевелился.

– Ладно… выходи.

Как только Ларднер поднялся и стал наматывать на руку веревку, вскочили со своих мест и остальные. Ларднер подтягивал к себе веревку, быстро вращая рукой и наматывая веревку на локоть, во второй же руке он продолжал держать нож. Торн и Мэгги Маллен не отрывали взглядов – с надеждой, с ужасом – с маленькой коричневой двери.

В те мгновения тишины между ударами ног о ступени лестницы, Торн, казалось, становился глухим, а кожа у него на теле продолжала натягиваться – его охватило такое чувство, что она вот-вот лопнет на костях. Он представил, как сдавливаются мышцы и прослойки жира. Кровь стремительно приливает в поисках пути наименьшего сопротивления и вырывается фонтанами из-под кожи, которая растянулась и истончилась. На какую-то одну странную долю секунды ему показалось, что он чувствует, как кровь собирается, чтобы хлынуть потоком из маленькой ранки на руке. Он крепко прижал ладонь к бедру.

Веревка теперь была туго натянута высоко над полом.

Шум на лестнице становился все громче…

Мэгги Маллен закрыла лицо руками. Они перестали дрожать, когда она зажала ими рот. Тут двери подвала от удара плеча открылись, глухо ударились о стену и в комнату, спотыкаясь, вошел ее сын.

Она страшно завопила, когда увидела, что у него нет лица.

Глава двадцать восьмая

– Признаюсь, я виноват, – оправдывался Ларднер. – Но он слишком обрадовался, когда я сказал ему, что ты приедешь. Слишком расшумелся.

Он пригрозил Мэгги Маллен ножом, когда та хотела броситься к сыну, потом повернул нож, указывая на работу своих рук.

– Я немного спешил, но, разумеется, проверил – дышать он может…

Черная лента была как зря обмотана вокруг лица Люка – Ларднер делал это в такой спешке, что остаток ленты на бобине свисал на плечо мальчика, издавая странные звуки, когда Люк двигался. Из веревки вокруг его шеи была сделана петля, которая туго затянулась у Люка на шее, когда он встал у дивана.

Люк стоял, раскачиваясь на одном месте.

Волосы его были измазаны кирпичной пылью, а небесно-голубой форменный школьный пиджак с оторванным карманом стал от грязи блекло-серым. Одна рука безжизненно висела вдоль тела, а другой он схватился за веревку вокруг шеи. Торн видел, что тыльная сторона его ладоней была почти черной от грязи и кровоточила.

Мальчик инстинктивно дернулся к матери, петля вокруг шеи еще больше затянулась, он застонал и издал рык, когда Ларднер потянул его к себе. Из-за пленки произнесенное Люком слово было скорее похоже на свист. Его было не разобрать, но оно легко угадывалось.

В нем явно было два слога.

«Мама…»

Мэгги Маллен хотела позвать сына, но захлебнулась в рыданиях. Она невнятно повторяла его имя, когда бросилась к Торну, протянула руку и схватила его за рукав кожаной куртки.

Торн не двигался. Что бы она ни натворила, какая бы вина на ней ни лежала, невозможно было не испытывать хоть капли сочувствия к этой женщине. Увидеть то, что увидела она. Стать свидетелем того, как страдания все глубже отпечатываются на ее лице.

Люк качнулся и снова закричал.

Его нос, выглядывавший сквозь дыру в толстой маске из пленки, казался неприлично розовым и мягким. Пленка была неровно намотана по самые глаза, которые безостановочно моргали, когда он из темного подвала ступил в гостиную.

Ларднер подтащил мальчика к себе поближе, на этот раз еще более резко.

Он опять стал размахивать ножом – сначала у лица Люка, потом указывая на дверь подвала.

– По правде говоря, – сказал он, – это просто глупость. Там внизу хорошее освещение, но лампочку нужно поменять. На самом деле она перегорела как раз перед смертью мамы, она попросила меня ее заменить. Я пообещал, но ты же знаешь, что до таких вещей никогда не доходят руки. Поэтому…

Что-то в лице Торна его насторожило.

– Теперь тебе кажется, что здесь происходит что-то из фильма типа «Психоз»? И я пытаюсь сохранить все так, как было при жизни мамочки, да? – Он улыбнулся. – Знаешь, я не запирал свою мамочку наверху.

Он вытянул ногу, стукнул по покрытому пылью дивану.

– Уверяю тебя, знаю это по опыту…

– Год назад я потерял отца, – сообщил Торн. – Почти ровно год назад.

На лице Ларднера отразилось облегчение.

– Тогда ты сам знаешь.

– Я знаю, что это тяжело. Но никто не должен за это расплачиваться.

– Она не за это расплачивается.

– Тогда за что?

– Нельзя так, как она, обращаться с людьми. С теми, которые тебя любят.

– Она прекратила ваши отношения, потому что чувствовала себя виноватой, – сказал Торн. – Она думала о своей семье.

Ларднеру показалось это смешным.

– Раньше она почему-то о ней не думала!

Торн чувствовал, как стоящая рядом с ним Мэгги крепче сжала его руку у локтя. Она нежно говорила с Люком, успокаивала его, обещала, что все будет хорошо. Скоро все закончится.

Люк кивал, потом пошатнулся и стал заваливаться на бок. Он сделал шаг в сторону, пытаясь сохранить равновесие, и уцепился рукой за веревку, которая впилась ему в шею.

– Что бы ни произошло, – заметил Ларднер, – теперь она хорошенько, блин, подумает о своей семье.

Торн оценил расстояние между собой и Ларднером. Не больше двух с половиной метров. До Люка, по правую руку от Ларднера, еще метра полтора.

– Мне кажется, что все дело в том, что время прошло, – заявил Торн. – Вот и все. И нет ничьей вины…

Ларднер направил нож прямо на Торна. Его напряженная рука дрожала от решимости и страстного желания, но его голос, когда он заговорил, был мягким и полным сожаления.

– Все пять лет я думал только о ней. Это была любовь с первого взгляда, понимаешь? По крайней мере, с моей стороны. Может, несчастный случай с Сарой Хенли связал нас вместе, укрепил уже возникшее притяжение. – Он медленно вращал рукоятку ножа. – Однажды она уже пыталась прекратить наши отношения, когда о них узнал ее муж. Но я знаю, она поступила так потому, что он на этом настаивал. Поэтому я не был уверен, что у нее на уме на этот раз. Не знал, насколько решительно… она настроена, когда сказала, что все кончено. Черт, я и не думал, что она может быть настолько бессердечной.

Мэгги Маллен не сводила глаз со своего сына, но отрицательно покачала головой.

– И я понятия не имел, насколько сильно это меня ранит. Никто этого не знает, верно, даже если видит, что разрыва не избежать? И я не знал ни в первый, ни во второй раз. Ни с Мэг, ни с мамой. Оба раза были подобны автомобильной катастрофе – оба раза как гром среди ясного неба. Ты обманываешь себя, что выбрался целым и невредимым, но потом наступает замедленная реакция.

Кажется, все происходит с кем-то другим, и единственное, что остается, – наблюдать, как незаметно проходит, утратив контроль, жизнь этого другого человека. Даже когда я обдумывал ужасные вещи, даже когда совершал ужасные поступки – я не мог ничего поделать… Не мог совладать. Назад дороги нет.

Он все медленнее говорил и все быстрее вращал в руке нож.

– Ты все теряешь, понимаешь? Власть, самоуважение, уважение к жизням других людей. Все. И эта чертова перегоревшая лампочка…

Он продолжал едва заметно шевелить губами, посмотрел на лезвие ножа, как будто пытаясь понять, для чего он нужен. Внезапно он растерялся.

В комнате из присутствующих не плакал лишь Торн. Он посмотрел на Ларднера и отогнал от себя даже намек на сочувствие.

Он сосредоточился на мальчике.

Подумал о теле Кэтлин Бристоу. Ее грязной ночной сорочке. Ее кривых воробьиных ножках…

– Отпусти Люка, – попросил Торн.

Ларднер покачал головой. Торн не мог решить, то ли это отказ, то ли жест растерянного человека. Между ними оставалось не более двух шагов…

Он напрягся. На волосок от смерти. Раньше Ларднер не боялся использовать нож.

Торн понимал, что ему очень повезет, если он выберется отсюда живым и здоровым.

Он не знал, как Ларднер отреагирует на нападение. Бросит свое оружие и выбросит «белый флаг»? Или так же легко убьет ребенка, как убил старуху? И не имеет значения, что написано у него на лице, каким разбитым и смущенным он кажется. Из-за своей непредсказуемости он был таким же опасным, как любой мордоворот из банды или узкоглазый психопат, с которыми Торну приходилось иметь дело.

Несколько лет тому назад, в похожей ситуации, он застыл на месте, когда преступник приставил нож к шее женщины-полицейского. Он сделал все по инструкции, опасаясь того, что его героизм может стоить ей жизни.

Тогда он увидел, как она все равно умерла.

Сам Люк замер и замолчал. Его глаза были закрыты. Потом слова Мэгги – она звала сына по имени и постоянно спрашивала, все ли с ним в порядке, – кажется, вернули Ларднера к происходящему.

– С ним и вправду все нормально, – ответил Ларднер. – Мы стали настоящими друзьями, верно, Люк?

Мальчик открыл глаза.

– Я думаю, мы неплохо внизу поболтали-посекретничали.

– Нет…

Торн увидел, как в глазах Мэгги Маллен вспыхнула паника.

– Поболтали о том о сем.

– О чем, например?

В ответ – пожатие плеч.

– Ну, о семье. О том, что в жизни имеет значение…

– Прекрати!

Люк Маллен из-под пленки прохрипел длинно, отчаянно: «Нет..»

– Я не собирался здесь об этом говорить, – заявил Ларднер, – но раз уж ты сама начала…

Оставалось уже не более пары шагов, но Торн понимал: Ларднер может перерезать Люку горло прежде, чем он до него доберется.

– Что ты рассказал моему сыну?

– Хочешь, чтобы я повторил? Даже полицейские будут в шоке. Но у этого, вон, уже ушки на макушке.

– Хватит!

– Рассказать ему, что мы вытворяли в постели? Или о том, почему ты вообще стала спать со мной?

Если она бросится к сыну или хотя бы на секунду отвлечет Ларднера, у Торна будет шанс. Только как подать ей знак, что сделать?

– Люк, послушай меня. Не знаю, что он тебе там наговорил.

– Давай не будем притворяться, что виной всему моя внешность.

– Он болен. Ты же понимаешь, дорогой, правда? Тебе известно, что он болен.

Торну нужно было броситься на левую руку, на руку с ножом. Возможно, если Люк быстро среагирует и отпрянет, Ларднер может потерять равновесие…

– Что привело тебя в мои объятья, – продолжал Ларднер. – Полагаю, это будет верное определение.

– Все – вранье. Все, что он наговорил.

– И, разумеется, увлекло прочь из объятий твоего мужа.

– Люк, пожалуйста, посмотри на меня.

– Думаю, мы теперь отлично знаем друг друга. Одна-две семейных тайны не повредят, верно?

– Люк, пожалуйста!

Не жди лучшего момента. Просто воспользуйся ближайшим…

– Почему бы тебе не рассказать все инспектору? – Губы у Ларднера были крепко сжаты, но глаза светились добротой. – Почему ты не выносила, когда он к тебе прикасался…

Раздался странный звук, как будто под пленкой взвыли от ярости и ужаса. Люк всем телом подался к матери, и, когда Ларднер потянул его назад на себя, по инерции врезался в Ларднера, и они оба завалились на диван.

Слишком поздно Торн сообразил, что происходит.

Он увидел, как высоко поднялась рука, которую до этого мальчик прижимал к бедру. Увидел, как что-то блеснуло у него в кулаке. Услышал вздох и треск.

Потом все стало происходить в ускоренном темпе. Комната наполнилась криками и окрасилась в красный цвет.

Торн обнаружил, что лежит у ног Ларднера и смотрит на осколок стекла, который выронил Люк. На осколке была кровь, а пленка, которой был обернут один конец – вроде импровизированной рукоятки, была скользкой от пота.

Это было похоже на стекло, под которым хранят картины. Тонкое, легко крошащееся.

Он стал искать кусок стекла, который вошел Питеру Ларднеру в шею. Увидел, что он уже скрылся под бьющей струей кровью.

Мэгги Маллен стояла на коленях и что-то шептала, одной рукой она крепко обхватила Ларднера за шею – все было в крови. Другой рукой она отчаянно размахивала, пытаясь дотянуться до Люка, который стоял в метре от нее и продолжал кричать, как будто только так умел разговаривать. Глаза мальчика были большие, как блюдца, дико вращались от ужаса и возбуждения.

И было в них что-то еще, что Торн не смог определить. Что-то более шокирующее, чем вся кровь, которая затекала в щели между рассохшимися досками.