Текст книги "Погребённые заживо"

Автор книги: Марк Биллингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава двадцать третья

– Амин Латиф был моим племянником, – сказал водитель. Он кивнул на парней на заднем сидение. – А это мои сыновья, двоюродные братья Амина.

Наконец мужчины, сидевшие по бокам, посмотрели на Фаррелла. У одного была бородка клинышком, одет он был в кожаную куртку. Второй был тщательно выбрит, в маленьких круглых очках, волосы волной спускались ему на лоб. Фаррелл подумал, что ни один из них не похож на крутого парня. Но оба казались достаточно сильными и крепкими, и смутное чувство страха стало жечь Фаррелла изнутри.

– Похоже, ты сейчас обделаешься, – сказал тот, что с бородкой.

С тех пор как они уселись рядом с ним, Фаррелл провел десять томительных минут в ожидании самого худшего. Он представлял, что машина вот-вот съедет с дороги и завезет его куда-то в безлюдную промышленную зону. Он знал наверняка, что у его спутников с собой ножи.

– Каково оно? – спросил тот, что в очках.

На самом деле водитель направил машину на большую парковку у развлекательного комплекса. Фарреллу показалось, что он узнал место. Кажется, он тут однажды играл в боулинг или ходил сюда в кино. «Шевроле» наконец остановился в дальнем углу у пиццерии, в стороне от остальных машин. Подальше от света.

– Я мог бы отлично повеселиться, опробовав на тебе лезвие. – Лицо мужчины в очках было всего в нескольких сантиметрах от лица Фаррелла. Адриан ощущал запах жевательной резинки у него во рту. – И делал бы это очень медленно. В нашей семье все мужчины – прирожденные мясники. Понимаешь, к чему я веду?

– Он знает, как правильно освежевать животное.

– И даже этим ты не искупишь то, что сделал с Амином… даже близко не искупишь. То, что ты сделал с ним, прежде чем его убить.

Фаррелл услышал свой голос: «Пожалуйста». Чувствовал, как его всего кидает в жар, и вздувается каждый сантиметр его кожи.

Громила-водитель с трудом повернулся на сидении.

– Ладно, давайте остынем. Никто никого не будет резать. – Он ткнул пальцем в Фаррелла. – Ты сядешь в тюрьму, в этом можешь не сомневаться. Так ты заплатишь за Амина: годами, десятилетиями будешь дышать спертым воздухом и срать там, где ешь. И всякий раз бояться неизвестности, когда какой-нибудь азиат посмотрит на тебя в столовой или во дворе для прогулок. Уяснил?

Фаррелл кивнул. Впереди, сквозь струи дождя на ветровом стекле, он видел небольшую группу людей, толкающихся у входа в кинотеатр. До них от машины было метров двести.

– Но ты должен сделать выбор: ты сядешь в тюрьму или ты сядешь в тюрьму после того, как из тебя выбьют все дерьмо. – Он посмотрел на мужчин по бокам от Фаррелла, потом опять на юношу. – Потому что я разрешу им избить тебя. И честно говоря, я, скорее всего, даже помогу им в этом. Вот такие дела… Не очень большой выбор, я бы сказал.

Дрожь в голосе мальчишки, когда он открыл рот, лишь усугубила положение. Страх поднимался внутри большой волной, подпитываясь самим собой.

– Чего вы хотите?

– В ту ночь, когда убили моего племянника, с тобой были двое, – ответил водитель. – Они могли остановить тебя, но предпочли остаться в стороне в роли наблюдателей. Возможно, в конце концов полиция их и арестует, но даже в этом случае эти два ублюдка не получат сполна то, что заслуживают. Они наймут шустрых адвокатов, может, даже шустрых азиатов, заручатся симпатиями присяжных и не сядут за убийство. Им дадут по нескольку лет тюрьмы, но этого слишком мало.

– Они так же виновны, как и ты, – заявил мужчина в очках.

– Даже гораздо больше тебя, парень.

Водитель замахал рукой, прося тишины.

– Мы хотим встретиться с ними до того, как их арестуют, – вот какая штука. Если против них бессилен закон, тогда мы сами возьмем правосудие в свои руки. Поэтому нам необходимо знать, кто они. – Он посмотрел Фарреллу в глаза, поднес большой палец ко рту и стал грызть ноготь. – Ты можешь молчать – дело твое, но зачем тебе из-за них страдать? Терпеть избиение? Ты получишь и срок, и по зубам, а что получат они? Мне кажется это глупым. Каких благодарностей ты ждешь за то, что выгораживаешь этих ублюдков?

– Если ты дурак, значит, то, что происходит с тобой сейчас, может произойти опять. Еще и еще, пока ты будешь за решеткой. – Мужчина с вьющимися волосами снял очки и краем футболки протер стекла. – Мы и там до тебя доберемся. Если захотим наказать тебя, сделаем это, когда пожелаем.

– Скажи, как их зовут, – сказал водитель, – мы высадим тебя у полицейского участка и уедем.

Фаррелла мутило, хотелось в туалет и плакать. Если он скажет им то, что они хотят услышать, где гарантии, что они оставят его в покое? Он понимал, что, если начнет задавать вопросы, тут же получит по зубам.

– Назови два имени. Назови их – и покончим с этим.

Фаррелл закрыл глаза и покачал головой. На одно дикое, бессознательное мгновение ему захотелось, чтобы ему причинили боль. Он хотел, чтобы наконец все закончилось: пусть его лучше изобьют – нет ничего страшнее ожидания.

И страшнее неизвестности…

– Все закончится довольно быстро, и не будет никакого оружия, – произнес водитель. – Но если ты сделаешь неправильный выбор и нам придется тебя проучить, ты должен понимать, что нет предела жестокости. Иногда трудно… остановиться. Уж тебе должно быть доподлинно известно, какие увечья можно нанести одним ударом ноги, верно?

– Амин пытался защитить свою голову, но это не помогло.

– А бил его только один человек.

– Хотя возможен и другой исход. – Водитель вставил ключ в замок зажигания и повернул его. – Если ситуация выйдет из-под контроля, я имею в виду. Если ты получишь сильные увечья, нам, скорее всего, будет позже сложно добраться до тебя, в отдельную камеру для заключенных-инвалидов.

– Скажи, как их зовут. Последний шанс.

Во рту у Фаррелла все пересохло и горело. Он безмолвно шевелил губами, тяжело дышал, задыхаясь, ловил ртом воздух.

– Глупо, – заметил водитель, – Очень глупо.

Он завел машину.

Фаррелл завопил, перекрикивая радио, и, когда музыку прикрутили, стал, задыхаясь, что-то бормотать. Его бессвязная речь вот-вот готова была превратиться в рыдания. Он снова и снова повторял имена, пока слова не слились в один поток и не потеряли смысл. Фаррелл бормотал до тех пор, пока не почувствовал на своем лице чьи-то руки. Ему зажали рот и приказали успокоиться.

Сказали, что он все равно ничтожество, придурок и убийца. Но, по крайней мере, не полный идиот.

Портер знала, что было бессмысленно перерывать тут все, когда она так устала и может легко чего-то не заметить. Но она очень хотела покончить с этим.

Здесь были сотни дел, в каждом иногда по десятку протоколов и определений. Разумеется, не было никакой необходимости читать их все, но Луиза быстро поняла, что даже просто бегло просмотреть все документы, хранившиеся у Кэтлин Бристоу, – дело не пяти минут.

Дела заключенных были разложены по алфавиту. И пока Портер на букву «Ф» искала Фристоуна, она поймала себя на том, что читает судебные решения, которые, она была уверена, не представляют для нее никакого интереса. Она понимала, что хотя они и были бывшими «подшефными» погибшей женщины, все равно это была конфиденциальная информация. Но это ее не остановило. Она была как загипнотизированная, временами шокированная. Фрэнсис Бристоу был прав, когда сказал, что его сестра работала не с одним «психом».

Из документов по делу Гранта Фристоуна она узнала несколько неприятных подробностей, но в них, казалось, не было ничего существенного. К делу прилагались копии допросов, проведенных в тюрьме, заключения медиков, у которых он, находясь за решеткой, проходил обследование и лечение, но не было ни одного документа, имевшего отношение к Межведомственному комитету общественной безопасности и вступившего в силу после освобождения Фристоуна.

Портер находилась в доме одна. Она принесла с собой наверх радио из кухни, настроила его на волну «Мэджик ФМ». Когда песни уж слишком стали навевать сон, она переключилась на «Радио 1», кивая в такт музыке, пока вытаскивала пачку за пачкой коричневые и зеленые дела о временной отсрочке или приостановке приговора.

Она напевала себе под нос веселую композицию, которую знала, и раздумывала над тем, освободился уже Торн или еще нет. Когда он по телефону спрашивал, чем она думает заниматься, это было больше, чем обычный вопрос коллеги по работе, но она решила не торопить события. Луиза чувствовала, что он еще не совсем отошел от того, что чуть было между ними не произошло. В этом отношении он был похож на большинство мужчин: радовался, что забрался к ней под юбку, но не очень хотел это обсуждать или, прости Господи, думать о том, что будет после.

Наконец Портер обнаружила документы комитета, разложенные по годам. Тут было штук шесть пухлых папок, относящихся к делу Гранта Фристоуна за 2001 год. Она присела на корточки и разложила их на кучки: «Управление рисками», [35]35
  Процесс выявления, контроля и устранения или минимизации последствий непредсказуемых событий.


[Закрыть]«Обеспечение жильем», «Программа лечения сексуального насильника», «Алкоголь и наркотики». Она взяла папку, озаглавленную «Протоколы заседаний», и вытащила пачку бумаг, скрепленную скрепкой. Кэтлин Бристоу, как всегда, была дотошна – все документы (в основном написанные от руки) были разложены в строгой хронологической последовательности. Портер открыла последнюю страницу: протокол заседания комитета от 29 марта 2001 года.

Она узнала фамилии под словом «Присутствуют». Ни одной фамилии под заголовком «Отсутствуют»…

Портер не сводила глаз с даты.

Сара Хенли была убита 7 апреля, через девять дней после заседания. Комитет до того момента собирался еженедельно, и ни в одном из протоколов не было вынесено решения сообщить Хенли о прошлом Фристоуна. Решения, которое всеми рассматривалось как мотив убийства Хенли, не было. Портер еще раз просмотрела бумаги, чувствуя, что чего-то не хватает, проверила, не пропустила ли она чего-нибудь.

Разумеется, после случившегося Кэтлин Бристоу могла решить, что попросту не нужно сохранять протокол последнего заседания.

Но, может, именно его и искал ее убийца.

Для подтверждения своей догадки Портер решила, что стоит спросить у Ропера, Ларднера и остальных о том, состоялось ли очередное собрание комитета 5 апреля, за два дня до смерти Сары Хенли.

Испытав новый прилив энергии, но уже давно чувствуя себя как выжатый лимон, Портер спиной оперлась о шкаф, потянулась за папкой с надписью «Алкоголь и наркотики» и подумала, что ни то ни другое сейчас бы ей не помешало.

Фаррелл почувствовал нечто вроде проблеска надежды, когда машина подъехала к Колиндейлу. Большую часть обратного пути он сидел, почти не дыша, но внезапно начал верить, что его злоключениям скоро наступит конец.

Место, которое он с такой радостью покидал еще час назад, сейчас казалось ему единственным убежищем.

Водитель притормозил, медленно проехал мимо главного входа, потом резко повернул налево.

– Пожалуйста, – попросил Фаррелл. – Высадите меня здесь.

Однако водитель пропустил его слова мимо ушей и остановился у охраняемого шлагбаума. Он опустил окно, высунулся наружу и нажал несколько кнопок.

– Я не понимаю…

Шлагбаум начал подниматься.

Наконец Фаррелл понял, что происходит. Ярость захлестнула его, он разразился потоком ругательств, которые становились все грязнее, пока «шевроле» поворачивал на задний двор, где Фаррелл увидел ожидавших его полицейских.

Увидел, как Китсон и водитель кивнули друг другу, когда они остановились.

Самир Карим, хлопнув дверью, вылез из машины. Приближаясь к Китсон, он медленно, протяжно вздохнул. Она положила руку ему на предплечье и так и держала ее, пока они разговаривали, наблюдая за тем, как двое молодых мужчин выбираются с заднего сиденья машины, а двое полицейских в форме наклоняются, чтобы вытащить Адриана Фаррелла.

Фаррелл сопротивлялся и ругался, когда на него надевали наручники, он всем телом устремлялся туда, где стояли Китсон и Карим, – всего в шести метрах от машины, у черного входа.

– Ты, ублюдок, ты же сказал мне, что ты водитель такси! Ты же сказал мне!

Карим обернулся, такой же злой, как и Фаррелл, но владеющий собой.

– Ерунда. Я ничего не говорил. Ты лишь посмотрел на меня и решил, что я водитель вызванного для тебя такси.

– Никто тебя силком в машину не волок, – добавила Китсон. – Ты сделал поспешные выводы.

«Точно, как Торн и предполагал».

– Мне угрожали, – Фаррелл переводил взгляд с одного полицейского на другого, повторял обвинения, желая убедиться в том, что каждый полицейский в пределах слышимости верно истолковал его слова. – Мне, блин, угрожали!

Руки у Китсон все еще дрожали, когда она подошла к задержанному и остановилась, ожидая, пока он перестанет орать. Несколько секунд спустя она бросила это безнадежное занятие и принялась исполнять свои обязанности, произнося слова, которые даже не нужно было подбирать.

Предъявила Адриану Фарреллу обвинение в убийстве Амина Латифа.

Пока она говорила, думала о том, сколько сил понадобилось Торну, чтобы убедить ее пойти на такое. Он напомнил ей о том, как она «завладела» ДНК Фаррелла, указал на то, что она уже совершила несколько «не принятых» поступков, и уверил в том, что делу совсем не повредит, если она совершит еще парочку подобных поступков.

– Добро пожаловать на скользкую дорожку! – сказал он.

– Но это может иметь негативные последствия, если ты на допросе скроешь некие факты, на которые позже будешь ссылаться…

Она знала, что последствий не избежать: возникнут щекотливые вопросы, не будут приняты в расчет улики. Торн упомянул адвоката Фаррелла и Тревора Джезмонда. Предложил делать ставки на то, кого быстрее хватит удар.

Но ей уже было наплевать.

Она смотрела на Фаррелла и понимала, что он попался и, что бы ни случилось, у нее улик более чем достаточно, чтобы засадить его и двух его дружков за решетку. Она представила себе лицо матери Амина Латифа и решила, что как-нибудь переживет, что ее слегка пожурят.

Она шла на шаг позади полицейских, которые конвоировали Фаррелла через клетку. Она осталась в комнате предварительного заключения и из нее наблюдала за тем, как его ведут к дежурному, медленно, намеренно не спеша, проводят мимо Карима и его «сыновей» – двух констеблей-азиатов, которых Китсон «позаимствовала» в отделе уголовного розыска.

Фаррелл бросил на них полный ненависти взгляд, который вернулся ему сторицей.

Констебль с бородкой бросил сквозь зубы:

– Полагаю, что больше мы этого белого говнюка не увидим…

Джульетта Маллен как раз выпроваживала Торна, когда зазвонил его телефон. Пока Том разговаривал, она направилась назад на кухню. Он отвернулся и понизил голос:

– Дейв?

– Вы где? – спросил Холланд.

– У Малленов.

– Господи…

– Как все прошло с Фарреллом?

Голос у Холланда был возбужденный, он быстро и бессвязно бросил:

– Китсон узнала имена. Сэр, это важно.

Торн прислушался. Холланд нечасто обращался к нему «сэр».

– Я думал, с ума сойду, – тараторил Холланд. – Думал, я просто переутомился, посмотрел не в том списке.

Он объяснил, что в конце концов ему удалось напасть на след члена комитета, местонахождение которого он никак не мог вычислить. Люди, которые живут там, где раньше жила Маргарет Стринджер, наконец-то перезвонили ему. Их не было в городе, но теперь они откопали номер телефона, который им оставили предыдущие владельцы пять лет назад, когда они покупали этот дом.

– Когда я позвонил, я сначала подумал, что ошибся и набрал не тот номер…

– В чем дело, Дейв?

– Как долго вы находитесь у Малленов?

– Не знаю… около получаса.

– Тогда вы должны были слышать, как звонил телефон, – ответил Холланд. – Два раза за последние пятнадцать минут.

Торн слышал, как звонил телефон, когда сидел с Джульеттой на кухне. Оба раза трубку подняли в гостиной.

– Первый раз, когда я понял, с кем разговариваю, я не нашелся что сказать. Нес какую-то чушь о визите вежливости. Второй раз, когда я перезвонил, чтобы проверить, туда ли я попал, – просто повесил трубку.

– Ну, – теперь Торн слушал вполуха, пытаясь собрать все воедино.

– Что, блин, происходит?

Торн не имел об этом ни малейшего понятия, но он оказался в нужное время в нужном месте, чтобы это выяснить. Он уже осознал, что многие женщины работают под своими девичьими фамилиями. И что Маргарет сокращенно…

Нажав отбой, Торн вернулся в кухню и попросил Джульетту Маллен пройти к себе в спальню. Потом он вошел в гостиную и без приглашения сел.

Мэгги Маллен отложила книгу, которую читала, а ее муж нехотя выключил телевизор.

– Уже закончили?

– Я еще даже и не начинал, – ответил Торн.

Глава двадцать четвертая

– Неужели вам даже на минуту не приходило в голову, что правда выплывет наружу? – Торн и говорил с ними, и смотрел на них, как будто перед ним сидели дети. – С чего вы решили, что мы ни о чем не узнаем?

– Подумаешь – большое дело! – воскликнул Маллен.

– Да неужто?

– Просто интрижка. Люди иногда заводят романы. Вы всего лишь должны извинить нас за то, что мы не хотели выставлять на всеобщее обозрение крошечную частичку нашей гребаной личной жизни.

Но Торн был не склонен кого-то прощать. Он слушал со все возрастающим чувством недоверия и злости объяснения Тони Маллена, почему они решили не упоминать имени Гранта Фристоуна. Как они приняли совместное решение, что нет никакого смысла, чтобы тайна об интрижке, которая была у его жены, когда та работала по делу Фристоуна в 2001 членом МКОБ от местного отдела образования, выплывала наружу.

– И вы из-за этого умолчали? – уточнил Торн. – Мы пытаемся найти вашего сына, а вы врете, потому что когда-то с кем-то переспали? Чей стыд вы пытаетесь прикрыть? Вашей жены или ваш собственный?

– Обоих, – ответил Маллен. – Спасти и мою, и ее честь. Неужели, блин, это на самом деле имеет какое-то значение?

– Вы водите нас за нос…

– Неужели это имеет какое-то значение? – Казалось, Маллен сейчас закричит – от разочарования, опустошенности, бешенства. – Господи, моя жена много лет назад совершила ошибку. Один раз оступилась…

Маллен сидел на диване лицом к камину и телевизору, Торн и Мэгги Маллен – друг напротив друга в креслах. Между ними – китайский ковер на полу. Торн смотрел на женщину, которая сидела, подогнув под себя ноги. Такую же привычку сидеть он заметил и у ее дочери. Мэгги была неподвижна с тех пор, как Торн вошел в комнату, и еще не произнесла ни слова.

Том не мог понять, то ли сидела, как громом пораженная, то ли на ее лице был написан вызов.

– Тогда с кем вы оступились?

Мэгги медленно покачала головой, как будто просила понять: это информация не для чужих ушей.

Маллен нахмурился:

– А это имеет значение?

– Хватит секретов, – оборвал Торн.

В конце концов Мэгги назвала имя человека, с которым у нее была любовная связь. Торн на минуту задумался. Он понимал, почему это так сильно расстроило Тони.

– Вы явно наслаждаетесь ситуацией, Торн, – заметил Маллен. – Получаете удовольствие от нашей… неловкости.

– А вы считаете, что можете возродить в себе высокие моральные принципы? – спросил Торн.

Маллен ничего не ответил, лишь посмотрел на свою жену.

– Господи, вы просто обязаны чувствовать себя неловко! Вы, черт возьми, бывший полицейский, и у вас пропал сын. А вы утаиваете информацию.

– Не имеющую отношения к делу.

– Вы уверены в этом?

– Принимая во внимание все происходящее, неужели вы на самом деле считаете, что так важно знать, с кем переспала моя жена пять лет назад?

– Это как посмотреть, – ответил Торн. – Если под словом «все» понимать, что сегодня утром убили одного из членов МКОБ.

Он переводил взгляд с Мэгги на ее мужа. По выражению лица Тони Маллена было видно, что он ничего не знал. Что, несмотря на все его связи, о таком повороте дела ему почему-то доложить не поторопились.

– Кто-то проник в дом к Кэтлин Бристоу и убил ее. И никто не сможет убедить меня, что убийца и похититель вашего сына – разные люди, поэтому…

Мэгги Маллен разрыдалась.

– …Я удивлюсь, если вы будете продолжать настаивать на том, что работа вашей жены в комитете – это не важная и не имеющая отношения к делу информация.

Маллен встал, протянув руки, чтобы обнять жену, но та не двигалась с места. Она плакала и всячески избегала встретиться взглядом с Торном или своим мужем. Маллен сам подошел к ней, подхватил и увлек с собой на диван, прижимая ее голову к своей груди – ей даже пришлось освободиться из его объятий, чтобы не задохнуться.

– Я не понимаю, как вы вообще могли оказаться среди членов данного комитета? – удивился Торн. – Разве это не злоупотребление служебным положением? Разве не ваш муж засадил Фристоуна за решетку?

Маллен посмотрел на свою жену. Она была не в состоянии отвечать на вопросы.

– Она не знала, – объяснил он. – По крайней мере, сначала. Мы не обсуждаем работу, Мэгги и слыхом не слыхивала о Гранте Фристоуне, пока не стала членом комитета.

– Вы сказали «сначала»? Что же тогда произошло потом?

– Она увидела мою фамилию на протоколе об условно-досрочном освобождении Фристоуна, прочла о его угрозах в мой адрес. Конечно, она мне все рассказала, и мы обсудили сложившуюся ситуацию. Она подумывала об отставке, но в этом не было никакой необходимости. Угрозы – дело прошлое, которое не касалось ни Мэгги, ни остальных членов комитета, поэтому никакого злоупотребления.

– Разумеется. Однако, как удачно иметь человечка, который бы пристально следил за Фристоуном. Человечка, у которого была веская – благодаря работе – причина точно знать, чем он занимается.

Маллен отрицательно покачал головой:

– Вы сейчас несете вздор! Моя жена просто выполняла свою работу.

– Верно, и, кажется, с огромным рвением.

Это был удар по больному, и реакция на него последовала соответствующая. Маллен расправил плечи, сжал руку жены и тихо произнес, тщательно выговаривая каждое слово, дыша ненавистью как к тому, о ком говорил, так и к тому, кто слушал.

– С этим человеком у Мэгги были довольно близкие деловые отношения только потому, что она считала, что в этом нет ничего предосудительного. Она всем доверяла в этом комитете, и у нее были все причины полагать, что остальные члены так же преданы своей профессии, как и она сама.

Около него сидела Мэгги Маллен, уставшая и дрожащая. Сейчас слезы уже не текли из ее глаз ручьями. Лицо реагировало на каждый всхлип; когда говорил ее муж, она кривила губы, казалось, от отвращения и страха, как будто не узнавала ту женщину, о которой рассказывал Тони.

– Такие люди, как он, ошибочно принимают близкие деловые отношения за нечто большее. Они отчаянно стремятся к отношениям иного рода, ищут любой повод, чтобы воспользоваться ситуацией, превратить простую симпатию к коллеге в нечто постыдное. Они присасываются, как пиявки. Таким был и тот человек.

Мэгги Маллен, сидя рядом с мужем, тихонько позвала его по имени. Это прозвучало как отчаянный призыв остановиться.

– Он сильно нуждался, – продолжал Маллен, – очень нуждался в простом дружеском сочувствии и принял его со стороны моей жены за нечто большее. Он воспользовался ситуацией.

Мэгги Маллен качала головой, на сей раз настойчивее, и подкрепляла жесты словами, которые она повторяла вновь и вновь:

– Все было не так. Все было не так…

– Дорогая, успокойся…

– Ну не будь же таким идиотом! – закричала она. Повернулась к Торну, поймала его взгляд и прошептала: – Люк находится у него.

Торн почувствовал в затылке колючую боль, какой-то шум, который начал расти и набирать обороты.

– У кого находится Люк?

Она опять повторила имя. Имя человека, с которым у нее случилась интрижка.

Маллен схватил ее за вторую руку и еще крепче обнял.

– Прости, любимая, я не хотел…

Она выкрикнула имя этого человека мужу в лицо, выплюнула ему прямо в глаза.

– Он забрал Люка, – повторила она. – Он нанял тех людей, ту парочку, чтобы они похитили его в качестве предупреждения. Чтобы воздействовать на меня. Наша связь не прекратилась, когда я тебе сказала, что все кончено. Я пыталась положить конец нашим отношениям, но он мне не позволил.

Маллен хотел что-то сказать, но Мэгги быстро продолжала, не слушая его, как будто боялась, что если замолчит, то лопнет как мыльный пузырь.

– Мы продолжали встречаться, но я умирала каждый раз, когда смотрела на Люка или Джульетту. Умирала от чувства вины. Поэтому несколько месяцев назад я решила, что должна прекратить эти отношения. Я предупредила его, что на этот раз я твердо решила и не передумаю. – Она помолчала, вспоминая. – Он воспринял это в штыки…

Торн пулей вскочил с кресла. Он не мог скрыть своего изумления и досады.

– Значит, он похитил вашего сына?

– Я поступила глупо, – призналась она, вцепившись в мужа. – Я была тогда настоящей дурой. Он недавно потерял мать и был полностью раздавлен. Я подумала, что как раз подходящее время, понимаете… сказать ему. Надеялась, что голова у него занята другим. Но он просто как белены объелся.

Торн не сводил с нее глаз, думал: «Это ты мне говоришь!» Он ждал продолжения.

– И, Господи Боже, я упомянула Сару Хенли.

– Что-о-о?

– Мы никогда не обсуждали случившееся. Все было, как в плохом кино. Я хотела, чтобы он понял: между нами все кончено, и оставил меня в покое. Я говорила что-то о том, как это будет ужасно, если кто-нибудь узнает о наших отношениях. Я должна была что-то говорить, потому что была в отчаянии и не знала, что мне делать. Я не пыталась ему угрожать.

– А что же такое «случилось»? – спросил Торн.

Маллен лишь выдохнул имя своей жены.

– Я была там, когда умерла Сара Хенли, – призналась Мэгги.

Тони Маллен медленно поднялся, и, поскольку он продолжал держать свою жену за руку, она встала вместе с ним. Их пальцы сплелись, костяшки побелели, в их руках росло напряжение, пока они не навалились друг на друга, стоя перед диваном.

Торн продолжал стоять, ожидая удара, но через мгновение Маллен без сил опустился назад на диван. Торн не сводил с них обоих взгляда. Несколько раз глубоко вздохнул, а в его мозгу уже роились сотни вопросов.

Понимая, что ответы можно выслушать и позже, он достал телефон и набрал номер.

Мэгги Маллен увидела, что он делает. Шагнула к Торну и протянула руку.

– Пожалуйста, не нужно, как в прошлый раз, – попросила она. – Не нужно врываться туда, как вы ворвались в ту квартиру. Не нужно оружия. Я не знаю, как он отреагирует. Понятия не имею, что он предпримет.

Торн кивнул и поднес телефон к уху.

– Мне нужен его адрес.

Она без промедления назвала адрес.

– Пожалуйста, – продолжала умолять она. – С Люком все в порядке… пока. Он не пострадал. Обещайте мне, что не станете глупить, не ворветесь туда с оружием…

Наконец в трубке послышались длинные гудки. Торн посмотрел на Тони Маллена и проследил за его изумленным взглядом, который он бросил на женщину, вцепившуюся в его рукав.

– Откуда тебе известно, что он не пострадал?

Она отвела взгляд:

– Я говорила с ним.

Маллен уточнил охрипшим голосом:

– Ты говорила с Люком?

– Нет, – ответила она. – Не с Люком. С Люком я не разговаривала.

Портер сняла трубку.

Она как раз отъезжала от дома Кэтлин Бристоу в Шепардз-Буш. Она притормозила, чтобы записать координаты, как только Торн завладел ее вниманием и стал вводить в курс дела. Он сообщил ей адрес в Кэтфорде – в противоположном конце города от того места, где находился сейчас Торн, и довольно далеко на юго-восток оттуда, где была Портер.

– Сколько понадобится времени, чтобы прибыла бригада? – спросил он.

– Они почти наверняка будут там раньше меня, – ответила Портер.

Торн сообщил о тревогах Мэгги Маллен, о ее опасениях, что реакция похитителя на вооруженный захват будет крайне непредсказуемой, передал ее просьбу действовать осторожнее.

Портер колебалась.

– Я не могу ничего обещать, – сказала она.

Нажав отбой, Торн сказал Мэгги, что Портер заверила его: она сделает все от нее зависящее.

Он не чувствовал угрызений совести за то, что соврал ей.