Текст книги "Погребённые заживо"

Автор книги: Марк Биллингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

– Брось, ты знаешь правила, – произнес Торн. – Иной раз вопросы как раз и должны быть «неподготовленными», верно?

Воспоминания о бравой юношеской дружбе работают в двух направлениях.

Или не работают вообще.

– Мне со своей колокольни не видать, – ответил Донован. – По крайней мере, в том случае, когда не предоставлено и намека на доказательства.

Портер старалась говорить с неохотой, как будто Доновану все-таки удалось вытянуть из нее информацию.

– Послушайте, существует большая вероятность того, что Фристоун был знаком с одним из тех, кто похитил ребенка. Они, возможно, в одно время получали помощь у некого консультанта по наркотикам.

– «Большая вероятность»… «возможно»… – У Донована был такой вид, как будто он не мог решить, то ли ему закричать, то ли плюнуть на все. – Я скажу, что у вас есть – ни черта! Считаете, я болван?

– У нас есть шестнадцатилетний мальчишка, – уточнил Торн. – По правде говоря, его кто-то похитил, и мы, блин, изо всех сил стараемся его вернуть. И если повезет, мы сможем это сделать, Дэнни.

– Его отец тоже из бывших, – сказала Портер. – Он с ума сходит. Уверена, не мне вам рассказывать…

Торн знал, что у Донована двое детей. Он хотел было продолжать давить на отцовские чувства, но решил, что и так хватил через край. На пару секунд ему показалось, что у них получится его убедить. Как будто простое, без прикрас воззвание к чувствам может послужить рычагом для достижения цели. Но потом Торн заметил: то, что он принял за выражение сочувствия – даже жалости, – стало до ужаса напоминать самодовольную ухмылку.

– Извините. Если вы быстро не придумаете чего-то поинтересней, вам прекрасно известно, что я посоветую сделать своему клиенту.

– Любопытно узнать, что же? – проговорил Торн.

– В его же собственных интересах – и рта не раскрывать. – Донован вернулся в комнату для допросов и закрыл за собой дверь.

Торн громко бросил в сторону закрытой двери только одно слово. Не часто он употреблял подобные словечки за пределами футбольного поля. Он даже не был уверен, что оно дошло до адресата. Но в тот момент это слово казалось ему самым подходящим.

Люк

Это как будто тебя похоронили.

Запах грязи и сырости, и пол над головой.

И, как всегда, темно. Тяжело, как будто частички воздуха, если бы их можно было видеть, были большими и черными. Но он был уверен, что на улице день. Если как следует напрячь слух, то можно услышать далекий шум улицы. Возможно, автострады.

И когда совсем недавно сюда спускался этот мужчина, принес завтрак – чай и тост – намного больше света полилось в подпол, когда он открыл дверь.

Мужчина сдержал свое обещание: поскольку Люк не стал кричать, когда он снял с его лица скотч, мужчина развязал ему и руки. Теперь он и в самом деле мог изучить пространство.

Его пальцы ощупали каждую трещинку, каждую выемку в шершавых стенах, он стер пальцы о камень и гвозди, занозы впивались ему в ладони, когда он проводил ими по паутине и потолку. Он ощупал полки, покрытые песком и пылью, корзины, липкие банки и рамы для картин. Он добавлял к общей картинке, что сложилась в его голове, деталь за деталью. Он знал, где что располагалось, и мог быстро пройти из одного угла помещения в другой, ни секунды не помогая себе руками.

Он решил: это хороший знак, что с лица убрали скотч и развязали руки. Значит, этому человеку он начал нравиться. Если его похититель и дальше будет продолжать вести себя в том же духе и перестанет рассказывать всякие ужасы, возможно, он мог бы попросить его отправить одно послание. Может быть, его тюремщик, в отличие от Конрада и Аманды, позволит ему сказать то, что он хочет.

Да, похитили его именно они. Но они не мололи разную отвратительную чушь. Большую часть времени они хорошо к нему относились, пока не умерли.

Он изо всех сил старался не думать о Конраде и Аманде, потому что всякий раз, когда задумывался, видел их лежащими в спальне в луже крови, похожей на алую подкладку пиджака. Потом он перепугался еще сильнее, потому что их убил его тюремщик, и Люку стало казаться, что этот человек и ему тоже причинит вред. И не имеет значения, каким добрым он притворяется.

Он перепугался. Как там сказал этот идиот тренер по регби: он должен был разорвать блокировку. И как заметил его отец: он не должен был оправдываться, когда тренер задавал ему жару. И как сказала Джульетта: он не должен был пререкаться с отцом… Это чересчур!

Мужчина все еще находился в доме.

Что-то ронял…

Он слышал, как что-то падало на пол где-то над его головой. Он заплакал. И не мог сдержаться. Он старался быть рассудительным, убеждал себя, что этот человек просто передвигал вещи, но он слышал грохот, когда вещи ударялись о дощатый пол. Он заплакал, когда представил, что его лопатой забрасывают грязью. Он рывком поднялся с пола и начал быстро прохаживаться из одного конца подвала в другой. Прибавляя шаг, натыкаясь на стены и жалобно скуля.

С грохотом передвигаясь в темноте.

Как новорожденный младенец в большом взрослом гробу.

Глава четырнадцатая

Это было противоборство, и никуда от этого не уйдешь. Двое на противоположных краях стола – это всегда будет конфронтация, и не имеет значения, насколько ты стараешься разжалобить оппонента. Не имеет значения, сколько семестров ты отсидел на семинарах.

С одной стороны расположились Торн и Портер. С другой стороны Донован, готовый ввязаться в драку, и Грант Фристоун – единственный человек в комнате, который, казалось, не очень-то понимал, зачем они все здесь собрались.

Он как будто все еще не осознал, что произошло.

Торн объявил время, когда возобновился допрос, место допроса и фамилии всех присутствующих в комнате. Он спросил Фристоуна, не голоден ли тот, как он себя чувствует и в состоянии ли отвечать на вопросы. Потом Том какое-то время помолчал.

– Значит, вы можете отвечать на вопросы, – подвел он наконец итог.

Это скорее было продиктовано практицизмом и осторожностью, чем заботой о задержанном. Меньше всего он хотел, чтобы Донован позже заявил, что его клиент себя плохо чувствовал или не отдавал себе отчета в происходящем. Что его показания не заслуживают доверия из-за того, что ему не дали аспирин, или он был без сил, так как его лишили бутерброда с колбасой.

– Вы хорошо себя чувствуете, Грант?

Донован улыбнулся. Он прекрасно знал, что Торну на это наплевать.

Торн улыбнулся в ответ.

– Специально для диктофона – мистер Фристоун кивает.

Он едва заметно кивнул головой – все его жесты были хорошо рассчитанными. Фристоун был коренастым здоровяком, но в то же время с изящными манерами, с правильными чертами лица. Ему давно уже перевалило за сорок – очень бледная кожа, темные длинные волосы до плеч собраны сзади в хвост, аккуратно подстриженная бородка. Позже Торн признался, что Фристоун очень похож на телеобозревателя, который обсуждает «экспериментальный» театр на четвертом канале, в то время как Портер сказала, что он ей живо напомнил одного бывшего бойфренда.

Они перешли непосредственно к аресту, к протоколу взятия под стражу, к смерти Сары Джанни Хенли, чье тело было обнаружено ее двумя детьми и соседкой 7 апреля 2001 года.

– Вы были знакомы с Сарой Хенли?

– Вы навещали Сару Хенли 7 апреля 2001 года?

– Когда вы в последний раз видели Сару Хенли живой?

Четверть часа Торн и Портер задавали вопросы, и все пятнадцать минут Грант Фристоун внимательно изучал стол, как будто рубцы и царапины на его металлической поверхности были линиями на некой карте сокровищ. Повисла долгая тишина, прерываемая лишь редкими тяжелыми вздохами или покашливанием Донована.

Обвинительный подход к допросу не принес иного результата, кроме гробового молчания, не стал отвечать Фристоун и на вопросы об алиби.

– Ваша сестра утверждает, что, когда убили Сару Хенли, вы гуляли в парке с ней и ее детьми. По иронии судьбы, совсем как сегодня.

– Это правда, Грант?

– В каком парке вы гуляли?

– Бросьте, Грант. Если вы там гуляли, почему вас никто не видел?

Донован, выпрямив спину, сидел на стуле и говорил так, как будто только проснулся. Торн не мог быть полностью уверен, что это не так.

– Какая прелесть – сидеть и слушать вас обоих, но мне это уже стало надоедать. – Он постучал по циферблату своих часов. – Создается такое впечатление, что время тут остановилось, но ваши часики тикают…

Торн бросил взгляд на электронные часы над дверью. Фристоуна задержали около половины одиннадцатого утра. Три часа из отпущенных суток уже истекли.

– Спасибо за то, что напомнили, мистер Донован, – поблагодарила Портер.

– Всегда пожалуйста.

Губы Портер сжались в саркастической улыбке.

– Говорят же: если хочешь узнать, который час, – спроси у полицейского.

– Грант, почему вы мне не отвечаете? – пытался достучаться до него Торн.

Торн вежливо слушал, пока Донован растолковывал ему, что он просто теряет время. Фристоун посмотрел на него таким взглядом, в котором читалось то же самое. Торн наклонился ближе.

– Почему вы мне ничего не говорите о похищении Люка Маллена?

Ни Торн, ни Портер так и не упомянули имя Маллена во время первого, прерванного допроса. Однако сейчас, когда имя прозвучало, реакция была очевидной. Плечи Фристоуна на мгновение обвисли, черты лица заострились и стали еще более непроницаемыми. Но в глазах что-то ожило. Хотя он всего лишь открывал и закрывал рот, Торну показалось, что человек, сидящий напротив него, произнес про себя первую часть фамилии, прежде чем уразумел, что ему сказали.

– Это имя явно вам знакомо.

Фристоун посмотрел на Донована, тот медленно покачал головой. Фристоун отвернулся. По всему, он впервые был по-настоящему сбит с толку.

– А как насчет Конрада Аллена? – продолжила Портер.

Фристоун замер.

– Аманда Тиккел? – Торн уперся взглядом во Фристоуна и смотрел, не отрываясь, даже когда он опустил взгляд на крышку стола. – Не думаю, что вы забыли в спешке это имя. По правде говоря, она не из тех женщин, которых можно быстро забыть. Голубоглазая блондинка. Сексуальная, если хотите.

– И разумеется, мертвая, – напомнила ему Портер. – Давайте об этом не забывать.

Фристоун медленно откинулся назад, балансируя на двух ножках стула и схватившись за край стола. Он переводил взгляд с Торна на Портер, потом отвел взгляд, выпалив:

– Без комментариев.

– И так понятно!

Торн взглянул на Донована:

– Уже какой-то прогресс.

Донован засмеялся, положил руку на рукав Фристоуну и строго взглянул на своего клиента, как только завладел его вниманием.

– Уверен, ваш законный представитель дал вам прекрасные советы, – заметил Торн. – Уверен, вы в чрезвычайно надежных руках. Опытных, я бы сказал. Но самое подходящее время напомнить вам, что держать язык за зубами уже не так безопасно, как раньше. Если вы предстанете перед судом, судья может рекомендовать присяжным истолковать ваше молчание в пользу обвинения, узрев в вашем молчании то, чего там, может, и отродясь не было. Вы сильно рискуете, ведя себя, как мистер Бин. Это ваш шанс, Грант, – изложить свою версию. Прямо здесь. С самого начала.

Он выдержал паузу, пока Фристоун перегибался через стол и, прикрыв рот ладонью, что-то шептал Доновану.

– Исходя из того, что мы определенно спешим, не пришло ли на самом деле время рассказать нам все, что вам известно о Люке Маллене. Предоставить любую информацию, которая поможет установить его местонахождение. Не могу давать обещания, но уверен: если вы решите поделиться с нами сведениями, это повлияет на вашу дальнейшую судьбу. Суд примет это во внимание… – Фристоун и Донован продолжали совещаться. – Для протокола: подозреваемый совещается со своим законным представителем…

– Или же облизывает ему ухо, – прошептала себе под нос Портер. – Откуда такая уверенность?

Фристоун выпрямился и пододвинул свой стул поближе к столу. Второй раз за двадцать с лишним минут Торн задавался вопросом: а возымели ли его слова какое-то действие? Услышат ли они что-то полезное или хотя бы просто неожиданное?

Похоже, этот тип мог разочаровать кого угодно.

Фристоун положил руки на гладкую поверхность стола, медленно выдохнул:

– Я не убивал Сару Хенли.

Было немало мест, где у Торна, как правило, не оправдывались ожидания: естественно, на стадионе «Уайт-Харт-Лейн», где играли «Хотсперз»; в кабинете Тревора Джезмонда; в ирландских тематических пабах; в любой части лондонского метро. В столовой Колиндейла лучше было ни на что не надеяться и ничего хорошего не ожидать.

Он разрезал корочку на своей картофельной запеканке. Если внутри и было мясо – оно было мастерски замаскировано. Портер приняла, как оказалось, разумное решение – обошлась бутербродом. Он был лишь средней степени паршивости.

– Держу пари, такое подают только в благотворительных столовых, – сказал Торн.

– Что ж, в Ярде суши не отведаешь, – заметила Портер в ответ, – но это лучше, чем то, что у тебя. Запомни! А все потому, что мы важнее, чем вы.

– Думаю, некоторые так и считают.

Она удивленно подняла брови.

– Честно, они так и думают, – указал Торн вилкой. – Потому что вы пытаетесь спасти человеческую жизнь, потому что вы действуете на опережение. В то время как мы всего лишь реагируем на труп. Попусту тратим время, пытаясь найти тех, кто этот труп оставил.

– Что ж, в этом деле мы имеем и то и другое. – Она явно ожидала, что он улыбнется, на худой конец смягчится. – Послушай, любой, кто так считает, просто тупица.

– Еще какой!

– Я знаю. Я это сказала.

– Сколько таких, кто, однажды совершив убийство, решился на второе?

– Я же не спорю.

– Мы тоже спасаем жизни.

Портер подняла вверх руки и улыбнулась, немного раздраженно.

– Чего ты меня уговариваешь? Я с тобой и так согласна. – Она отодвинула нетронутую половинку бутерброда. – Господи, ничего тебе не скажи – сразу лезешь в бутылку.

Она встала.

– Кофе будешь?

– Спасибо…

Он смотрел, как она идет к кассе, спрашивая себя: что с ним? Почему он срывает на ней свою злость?

А может, встать и заплатить за кофе? А как она выглядит без одежды?

Когда Портер вернулась за столик, он уже был преисполнен раскаяния, извинялся, объясняя свое настроение тем, что плохо спал. Что у него до сих пор чудовищно болит спина. Она натянула маску сочувствия, потом спросила, как он считает: чего они добились с Фристоуном?

– Он хоть как-то отреагировал.

– И что? Нам известно, что у него зуб на Тони Маллена.

– Возможно, до сих пор.

Портер подвинулась ближе к краю, когда двое констеблей поставили на стол свои подносы и начали болтать о том, какой «маппет» тот полисмен, который сменил их на дежурстве. Она понизила голос:

– Ты на самом деле считаешь, что Тони Маллен навесил на него дело об убийстве Хенли?

– Понятия не имею, – ответил Торн. – Но, возможно, сам Фристоун думает именно так.

– Однако это ни на йоту не продвигает нас в поисках Люка, согласен?

Торн понимал, что она права. До конца допроса Фристоун так и не сказал ничего, что могло бы заставить их «сделать стойку». Не было даже намека на то, что он имеет хоть какое-то отношение к похищению Люка Маллена. Или что ему известно, кто это мог сделать.

И все-таки Торн не сомневался (как не сомневался в том, что рано или поздно его машина сломается), что Гранту Фристоуну все же есть что им сказать. Назвать какое-то имя, место, дату – или, черт возьми, что-то еще. Он знал, что эту информацию, тщательно и глубоко припрятанную, нужно лишь «откопать». Именно в этом и вся загвоздка. Возможно, Фристоун и сам понятия не имеет, что располагает подобной информацией.

– Не знаю, что еще мы можем предпринять, – признался Торн. – Мы могли бы попытаться получить ордер. Вытянуть из Уоррена признания, что он лечил Тиккел и Фристоуна в одно и то же время. Но нужна ли нам вся эта морока?

Может, и кофе оказался отвратительным, но Торн отнес гримасу Портер на свой счет. То, что он назвал «морокой», могло заключаться в чем угодно: начиная от предоставления неопровержимых улик и заканчивая получением разрешения у самого министра внутренних дел.

– Ты видел, в каком состоянии находится квартира Аллена? – спросила она. – Видел, на что способен этот человек? Мы не можем принять за аксиому, что мальчика держали там так долго.

Несколько минут они помолчали, прислушиваясь к разговору сидящих рядом. По всему выходило, что «маппет» немногим лучше, чем «идиот», и мягче «придурка» – он весь день только и занимается тем, что «лижет сержанту задницу».

Это было все равно, что слушать в телевизионный «час пик» разговор заводских работяг.

Торн только пока не решил, то ли это копы понабрались словечек у своих коллег из телевизора, то ли они всегда так разговаривали, а исследователи «Иска» всего лишь навели справки, пообщались с полицейскими – в общем, подготовились. Он подозревал, что последнее более вероятно. «Блатнюки» из «Летучего отряда» явно стали вести себя как вышибалы с удостоверениями, когда Риган [30]30
  Дональд Риган – американский финансист и государственный деятель. В администрации Рональда Рейгана занимал посты министра финансов и главы аппарата Белого дома.


[Закрыть]и Картер [31]31
  Джеймс Картер – 39-й президент США.


[Закрыть]начали раздавать пощечины и носиться как угорелые на телевизионных экранах Лондона в своих золотых «гранадах». [32]32
  «Гранада» – марка легкового автомобиля компании «Форд».


[Закрыть]

Когда Торн снова вернулся к разговору, он дал себе зарок составить для Холланда список слов – разумеется, включая слово «маппет», а также «сленг», «сопло» – с указанием пристрелить его, если он когда-нибудь употребит хоть одно из них.

Торн ответил на телефонный звонок по мобильному – и теперь настала очередь полицейских в штатском замолчать и сделать вид, что они совершенно не подслушивают. Пока Торн разговаривал, он неотрывно смотрел на мисс Портер, потом поблагодарил собеседника – новости были явно приятными.

– Давай колись! – подбодрила Портер.

– По-видимому, мистер Фристоун горит желанием побеседовать. – Торн посмотрел на остатки своего кофе и отодвинул стул. – Говорит, что хочет поговорить с нами о Люке Маллене.

– Я не убивал Сару Хенли.

– Грант, пожалуйста, только не говорите мне, что я напрасно приехал, – остановил его Торн.

– Нет, не напрасно, – акцент уроженца южного Лондона был не так слышен, как казалось раньше. Голос у Фристоуна был мягкий, даже слабый. Их с сестрой сложно было различить по голосу – так они были похожи. – Я просто хочу еще раз сказать: я ее не убивал! Я не перестаю это повторять. Но никакой козел даже слушать этого не хочет, понимаете?

– У вас будет достаточно времени, чтобы рассказать кому положено о том, что произошло с Сарой…

– Я не знаю, что с ней произошло, понимаете? Я просто обнаружил тело.

– Ладно тебе, Грант, – Торн решил, что пора прекращать любезности.

– Когда я ее обнаружил, она уже была мертва. Клянусь!

– Мы тут не для того, чтобы обсуждать убийство Сары, – заметила Портер.

Фристоун медленно кивнул и несколько раз резко, прерывисто вздохнул, как будто к чему-то готовясь. Рядом с ним, кислый и угрюмый, сидел Донован. Тоска и чувство обиды загасили в нем даже малейшую искорку любопытства к тому, что может быть сказано. Он перестал управлять ситуацией. Сейчас, когда его клиент решил проигнорировать его советы, когда он стал здесь лишним, ему ничего не оставалось, как любоваться собственными дорогими часами столько времени, сколько потребуется для допроса. Потом он положит в карман гонорар и отправится домой, чтобы оторваться на своих детях.

– Я назад в тюрьму не пойду, – сказал Фристоун.

Торн скрестил руки на груди:

– Ты спрашиваешь у меня или предупреждаешь?

– Не имеет значения, за что меня посадят. Не важно, что за убийство. Меня с таким же успехом могли обвинить в подлоге или в том, что я не плачу чертовы налоги, но там, за решеткой, всегда будут помнить о тех детях. Мне вечно придется жить с оглядкой.

– Ждешь сочувствия?

– Ничего я не жду.

– Возможно, это и к лучшему.

– Вы такой же, как и все остальные…

– Звучит обнадеживающе!

– Для начала было бы неплохо, если бы вы нам объяснили, для чего нас сюда позвали, – сказала Портер. – Если вы хотите, чтобы люди изменили свое мнение о вас, увидели вас с другой… приличной стороны, – придется завоевывать их доверие.

Она откинулась назад, давая ему возможность поразмыслить над ее словами. И стала рыться в сумочке. Просто так.

Торн наблюдал, как четыре маленьких колесика крутятся в двухкассетном магнитофоне. Крошечные остроконечные зубчики…

– Я хочу встретиться с Тони Малленом, – заявил Фристоун.

Торн и Портер промолчали. Обменялись взглядами и постарались держать себя так, как будто он всего лишь попросил сигарету или шоколадный батончик «Кит-Кат» к чаю.

Фристоун переводил взгляд с одной на другого, потом опять заговорил, на случай, если он недостаточно ясно выразился:

– С отцом Люка Маллена.

Торн в ответ кивнул, давая понять, что им прекрасно известно, кто такой Тони Маллен.

– А я хочу выиграть в лотерею, – признался он. – Но жду, не слишком-то рассчитывая на успех.

– В этом-то и дело! – заметил Фристоун.

– В чем в этом? – Портер, казалось, напряглась, но голос ее оставался рассудительным, в то время как Торн чуть не в открытую веселился.

– В том, что у вас это единственное требование? Это конец разговора?

Фристоун тут же покачал головой и замахал руками.

– Единственное требование, если хотите воспринимать это именно так. Я хочу, чтобы он пришел сюда, хочу поговорить с ним с глазу на глаз. Только он и я. Никаких диктофонов, никаких свидетелей, – он посмотрел на видеокамеру в углу комнаты. – И никакого видео. Ничего. Итак…

Портер открыла было рот, но Торн ее опередил.

– Видите ли, в чем дело, – сказал он с издевкой, – единственная сделка в этих стенах может совершиться только в кабинете наверху, где в конце дежурства играют в «очко», – поэтому черт его знает, откуда у вас возникла такая идея. Это во-первых. А во-вторых и в самых главных, если у тебя есть что сообщить о Люке Маллене, ты расскажешь это нам. Сейчас. На пленку. На камеру. В прямом эфире на всю страну, если нам так вздумается.

Он замолк и улыбнулся:

– Итак…

Даже Донован выпрямился на стуле и внимательно слушал.

– Мистер Маллен больше не служит в полиции, – добавила Портер. – И уж точно не расследует это дело.

– Однако он отец ребенка, ведь так? Разумеется, это важнее.

– Этого не будет, – ответил Торн.

– Почему?

– Мы не должны давать объяснения.

– Ладно, тогда и я не должен ничего вам говорить.

– Для парня, который очень не хочет снова попасть за решетку, такое поведение только во вред.

– Что бы я ни сказал – ничего не поможет.

– Возможно, ты прав, – сказал Торн, начиная проигрывать поединок. – Но подумай вот над чем. Если ты располагаешь информацией о Люке Маллене и не поделишься ей, я лично позабочусь о том, чтобы, когда ты вернешься в тюрьму, каждый псих знал, что вот он ты!

Фристоун пожал плечами, взглянул на Донована, потом опять на Торна, раздумывая над его словами. Прошла почти минута, прежде чем он вновь заговорил.

– Мне необходимо встретиться с Малленом.

Торн встал, снял со спинки стула свою куртку. Он обратился к сначала к Портер, потом сказал для записи.

– Я собираюсь закончить свой обед. Допрос временно прекращен в…

– Просто позвольте мне с ним поговорить.

– Расскажите нам о Люке, – попросила Портер.

– Сперва позвольте поговорить с его отцом.

– Нет.

– Я же не прошу, блин, вертолет. Я всего лишь хочу пять минут…

– Назови хоть одну причину, – начал Торн, – зачем нам даже думать о том, чтобы организовать эту встречу.

– Потому что дело обернется совсем плохо, если вы не сделаете то, что я прошу. Если не станете серьезно относиться к моим просьбам.

Голос Фристоуна изменился, все за столом были поражены диапазоном и силой, звучащей в нем. Раньше они слышали голос, который мог обмануть, заманить детей в гараж. Теперь они познакомились с голосом, который – Господи помилуй! – эти дети никогда не слышали.

– Потому что я единственный, кто знает, где Люк Маллен. И если вы не выполните мою просьбу, если не устроите нашу встречу, я буду сидеть здесь, как сраный мистер Бин, и молчать, как сурок. Клянусь Богом, наберу в рот воды, а все шишки повалятся на вас. Логично? Я буду молчать столько, сколько потребуется, и вы никогда его не найдете. – Он отодвинулся от стола, поднял руку, чтобы почесать лопатку. – Если вы не сделаете то, о чем я прошу, Люк Маллен умрет.