Текст книги "Славянское фэнтези"
Автор книги: Мария Семенова
Соавторы: Елизавета Дворецкая,Екатерина Мурашова,Дмитрий Тедеев,Владимир Аренев,Павел Молитвин,Эльдар Сафин,Николай Романецкий,Наталья Болдырева,Федор Чешко,Ника Ракитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)
У Олафа были тяжёлый северный меч и широкий нож сакс, а у Антилая – ничего, кроме собственных кулаков, но хмель заставил его забыть осторожность. Прежде чем Феодор успел вмешаться, предводитель его матросов ударил предводителя дружинников.
Но удар этот не достиг цели. Олаф-рус не выхватил меч и не коснулся ножа. Он просто перехватил руку Антилая и, не вставая с места, вывернул её так, что могучий моряк, единственный, с кем Кривой Купец сходился в борцовском поединке только один на один, под действием страшной боли в плечевом суставе повернулся к викингу спиной и опустился на колени.
– Отпусти его! – напомнил варягу Феодор, кто здесь хозяин.
Олаф-рус подчинился.
– Ступай отсыпаться! – крикнул Кривой Купец Антилаю. – И не смей больше заводить драку с другими предводителями, если не хочешь занять место простого матроса! Я оказал тебе великую честь, оставив пировать с собой и с командирами моих людей, не для того, чтобы ты превращал мою каюту в дешёвую таверну, где вначале льётся худое вино и трещат острые языки, а потом льётся грязная кровь и трещат гнилые зубы! Ещё раз окажешь такое неуважение ко мне и к тем, кого я поставил выше других, то, клянусь Мессией, ты узнаешь, что такое гнев Феодора Корин Гинсавра! А теперь ступай!
Могучий матрос слушал своего хозяина, опустив голову. Он беспрекословно исполнил данный ему приказ, и Волок-ант, заметив, что походка Антилая далека от алмазной твёрдости, вызвался его проводить. С антами Антилай не имел никаких счётов, а добрый и весёлый нрав молодого предводителя словенов давно сделал его любимцем команды, поэтому Феодор не стал возражать. Перед тем как уйти, Волок сказал успокаивающим тоном своему суровому побратиму:
– Не серчай, Олаф, пьяный, что дитя малое. За то, что сделал, не отвечает, а что сказал, не помнит.
Они ушли, а Феодор ещё раз поразился тому, что такие разные люди, как весёлый словен и хмурый варяг, стали друзьями, несмотря на разницу в возрасте в пятнадцать лет. Он уже знал удивительную, похожую на легенду историю их знакомства, но всё равно, наблюдая за ними, с трудом верил, что эти воины – побратимы.
Купец поднёс к губам кубок, но тут же отставил в сторону. Феодор Отважный был собой недоволен. Раньше он всегда чувствовал, когда пришла пора Антилаю покинуть каюту и вернуться к матросам. Сегодня он выпил слишком много вина и в результате допустил оплошность, которая могла стать роковой, если бы варяг чуть замешкал со встречным движением.
Но своими людьми тем не менее он был доволен. Они выдержали самое страшное искушение этого мира: искушение золотом. Это был не первый клад, который стал добычей Кривого Купца, но те сокровища казались ничтожными по сравнению с тем, что лежало сейчас в трюмах. Его люди остались такими же верными, какими были раньше. Феодор ни у кого не заметил в глазах того нехорошего блеска, какой предвещает убийство с целью наживы. Кто-нибудь другой на их месте сходил бы с ума, если бы через его руки прошло столько золота, но его люди привыкли, что на службе у Кинтарийского Циклопа они получают всё, что может пожелать душа, а душа их не жаждала многого. И то, что всё золото достанется одному человеку… так это же не кто-нибудь, а их хозяин. В его руках золото не осядет в тавернах, он лучше знает, как им распорядиться. Как в хорошей семье сыновья не ропщут, что все деньги идут отцу, так и его люди довольны своей участью. Но словены и викинги не входили в его семью, поэтому в них Феодор был не уверен.
Нет, бунта антов он не опасался. Словены не из тех народов, что живут разбоем и пиратством. Они чаще защищаются, чем нападают, и в массе своей презирают путь обмана и предательства. Самое большое золото не способно заставить анта пойти на преступление. Но викинги… викинги другое дело.
Феодор знал, что варяги лучшие бойцы в схватке с пиратами именно потому, что они сами дружны с морским разбоем. Когда начинается бой, они не ждут иллирийцев или тунисцев на палубе, а сами прыгают, как зайцы, на их корабль, ещё до того, как суда столкнутся бортами. Море словно придаёт им сил, и ударом, которым тот же викинг сносит на суше одну голову, сражаясь на зыбкой палубе, он срубает сразу две.
Да, его команда скорее умрёт, чем будет помогать тем, кто поднял на хозяина руку, но русы не анты, они знакомы и с ремеслом матроса, и с корабельными вёслами и вполне способны вести любой корабль сами.
Раньше Феодор не знал таких мыслей, потому что половина его дружинников была из антов, на случай боя на суше, а половина из викингов, на случай морского боя, но сейчас их предводители – побратимы, поэтому надо держать ухо востро.
Викинг тем временем решил, что пауза затянулась.
– Антилай был неправ. Я пошёл в отряд Феодора Отважного не потому, что боялся замарать себя некрасивыми поступками. У меня другие законы, и я верю в других богов, и мои боги не видят греха в том, чтобы дети северных фьордов отнимали золото и женщин у тех, кто не может их защитить. В отряде работорговца я не мучался бы душой, потому что тот, кто позволяет, чтобы его превратили в раба, недостоин жалости.
И тогда сказал своё слово Гамба:
– Я знаю, почему ты здесь, рус. Ты здесь потому, что наш хозяин любит своих людей как родных сыновей, не бросает их в беде и не забывает о них в светлый день.
Гамба очень волновался, когда говорил это. Впервые Феодор услышал о себе то, что думал каждый матрос и каждый гребец. Купец почувствовал, как единственный глаз увлажнился. Но суровый викинг испортил идиллию:
– Мне не нужна защита, Гамба. Если бы у меня была жена, то я бы освободил её из плена сам, без помощи богатого человека. Да этого бы никогда и не произошло. Женщины русов могут убить рысь одним ударом ножа, поэтому скорее умрут, чем дадут себя уволочь на корабль.
Своими словами викинг очень обидел Гамбу. Чернокожий гребец хотел что-то сказать в ответ, но один взгляд хозяина заставил его промолчать. Гамба разжал кулак и опустил голову.
– Ну так почему же? – спросил варяга Феодор, чувствуя, что этот разговор начинает ему понемногу надоедать.
Викинг неторопливо налил себе ещё вина и поднёс кубок к губам. Он пил неспешно, маленькими глотками, будто испытывал терпение Феодора. Купцу показалось, что прошла целая вечность, Олаф из племени русов поставил кубок на стол, стёр капли вина с усов и лишь затем дал ответ на вопрос нанимателя:
– Нельзя съесть больше положенного, и в хмельном деле у каждого есть свой предел. Роскошь ни к чему покойнику, и золото тоже не заберёшь с собой в могилу. Все мы когда-нибудь умрём и останемся жить только в памяти потомков. Так сотворён род людской, что в легенды попадают только воины. Сказителям неинтересны ни ремесленники, ни крестьяне, ни вы, купцы. У нас воинами рождаются все, поэтому в саги попадает только самый отважный. Твоё прозвище, Феодор, вот что меня привлекло. Мой брат Гальдерик служил в варяжской страже Империи. От него я узнал про тебя. Сегодня я с тобой потому же, почему был и раньше. Ты купец, но ты и воин. Ты никогда не уходишь от боя. Даже если ты станешь вести другую жизнь, то бой всё равно найдёт тебя, потому что у тебя беспокойное сердце. Ты никогда не признаешься в этом, но я потомок волхва и поэтому вижу твою душу. Душу, которая жаждет справедливости и ненавидит ложь. У человека с такой душой до самой смерти руки будут по локоть в крови, потому что ложь никогда не сдаётся без боя. Я тоже хочу вечного боя и хочу, чтобы на моих руках никогда не высыхала кровь. С тобой я скорей добьюсь этой цели и попаду в легенду. Наши ярлы и конунги всё реже и реже ходят походами на ощетинившуюся прибрежными крепостями страну потомка Шарлеманя, потому так много варягов служит у вас, в Империи, а вовсе не потому, что мы так любим ваше золото.
Феодор был в ярости. Лесть была ему приятна, но лжи он действительно не переносил.
– Твои предки были плохими волхвами, о рус! Клянусь божественным Мессией, что никогда не жаждал ничьей крови, кроме нескольких мерзавцев, кои недоступны моей булаве по причине знатности! Я люблю драться, но дружеский поединок мне всегда был милее настоящего боя! Я всегда стараюсь избегать сражения и клянусь душой покойного отца, что если в Ойкумене воцарится вечный мир и люди наконец станут жить так, как учил Мессия, то Феодор Гинсавр будет самым счастливым человеком от стольного града до края света!
– Не оскорбляй моих предков, Феодор, прошу тебя. И слушай внимательно мои слова. Я не говорил, что ты жаждешь боя, но повторю ещё раз: бой всегда найдёт тебя. И ты не хуже меня знаешь, что счастье боя выше счастья богатства. Твоя доблесть после твоей смерти останется в памяти потомков, а тебе самому поможет достичь Валгаллы. А золото, если его больше, чем нужно, чтобы прокормить себя, лишь пустой груз. Ты не хуже меня знаешь это, вот почему я и спросил: зачем тебе столько золота?
Сказав всё, что хотел сказать, викинг вернулся к вину.
И Гамба и Гаилай молчали, понимая, что хозяин не в духе и лучше не раздражать его излишней болтовнёй.
Предчувствие их не обмануло. Кривой Купец был в тихой ярости. Распрощавшись со школой грамматиков, Феодор не чаял услышать когда-нибудь снова эти презрительные речи о тщете злата и презренности роскоши. Только один человек, которого Кривой Купец надеялся навсегда забыть, осмеливался вести с ним подобные разговоры в его взрослой жизни. И вот теперь, спустя столько лет, его, гордость зелёной димы, снова тычут в нос честно заработанными деньгами! И кто?! Морской разбойник, понятия не имеющий о том, кто такой Диоген. И ему он уже не может сказать, как сказал некогда в школе грамматиков сопливым философам: «Пока вы живёте на деньги родителей, вы можете философствовать и презирать золото, а насчёт Диогена… Если бы не золото, которое ваши отцы заплатили Галифату Кинтарийскому, вы бы никогда не узнали, кто это такой!»
Викинг неспешно поглощал вино, и эти глотки отдавали церковным колоколом в голове Феодора. Когда варяг снова поставил пустой кубок на стол, Кривой Купец уже знал, что ему ответить.
– Ты прав. Золото не заберёшь в могилу. Сей довод зачастую бронзовый щит, коим прикрываются от укоров стариков не только такие киники, как наш добрый Гаилай, но и те, кто пропивает свои деньги в тавернах. Ты не знаешь, что такое школа, и потому никогда не слышал о таком человеке, как Эпикур, и о такой вещи, как гедонизм, потому я объяснил тебе всё так примитивно то, о чём написаны целые трактаты.
Феодор сделал паузу и дрожащей рукой влил в себя половину кубка. Никто, даже викинг, не сказал ни слова, пока он пил.
– Но скажу… скажу тебе, Олаф из племени русов, что одинаковы доступны презрения и те, кто отказывается от злата, и те, кто пропивает его в тавернах.
– Наверное, его правильней было бы отнести вашему Мессии, – усмехнулся викинг.
– Не испытывай моего терпения, Олаф-рус, – хрустнул костяшками Феодор. – Я, в отличие от других купцов, разрешаю верить своим людям во что угодно, кроме лживого пророка детей пустыни, но не надо пользоваться моей благосклонностью, чтобы возводить хулу на Мессию.
Олаф слегка склонил голову и приложил руку к сердцу.
– Феодор Отважный, я не возводил хулу на Мессию. Он великий бог, если ему служит такой человек, как ты. Я уважаю его так же, как ты уважаешь моих богов. Но согласись, что глупо пытаться купить благосклонность бога за деньги.
– Я понял тебя, Олаф-рус. Но запомни, когда человек моей веры несёт золото в храм Мессии, он не покупает его благосклонность, а просто выражает благодарность за успех. Но согласен с тобой, что достоин жалости человек, который отдаёт богу всё до последней монеты. Золото нужно не для этого.
– Так для чего же?! Клянусь молотом Тора, я не понимаю тебя, Феодор Отважный!
Викинг был раздражён, а Феодор, напротив, очень спокоен.
– Дети, Олаф-рус, дети. Ты можешь сам читать Диогена и мечтать о грязном рубище, но дети твои должны ходить в шелках. И после твоей смерти дети наследуют твой дом и богатство. Может быть, они сами начитаются Диогена и захотят вести жизнь, подобную жизни бродячих псов, но ты должен оставить им выбор: нищета или богатство. Тот, кто рождён в богатстве, тот имеет выбор, кто рождён в нищете, тот выбора не имеет. Поверь мне, Олаф-рус. В нашем мире всё обстоит именно так. Я знаю, ты презираешь наш мир, ты, человек народа, который умеет только воевать. Но подумай: твоя кольчуга, твой меч, твоя одежда – всё создано в нашем мире, мире, где кто-то воюет, а кто-то живёт мирной жизнью.
Олаф-рус был недоволен, но ничего не мог ответить Феодору. Кольчуга его была родом из страны саксов, меч – из королевства потомка Шарлеманя, а одежда куплена в лавках Империи. А Феодор продолжал свою спокойную речь:
– Подняться из нищеты честным путём нельзя. Только разбой или война могут сделать нищего богачом. А убийство невинного человека – для тебя, викинг, это пустые слова, но по моей вере за него тебе придётся отвечать перед Мессией. И кара зачастую настигает человека при жизни. Мой прадед сколотил себе состояние в букелларии одного негодяя. Отойдя от войны, он отдал много золота в храмы, но всё равно умер в муках. Мой дед был благодарен своему отцу за то, что он оставил ему хорошее дело, но он помнил его предсмертную просьбу и прожил честную жизнь. Мой отец не смог пережить смерть моей матери и пустил состояние по ветру. Когда Мессия забрал его, то мне остались в наследство жалкое судно и худшая команда стольного града. Я работал как проклятый и в результате превратил отцовское наследство в три лучших корабля Империи и три самые опытные команды. Мне принадлежит не один дом в стольном граде, и не один сундук с монетами закопан на чёрный день в его окрестностях. Я мог бы достичь всего этого втрое быстрей, если бы жил не по закону Мессии, но я не хочу умирать в муках. Сегодня я получил по воле Господа несметное богатство. И это богатство опять превратится в роскошные дома и новые корабли, которые я оставлю своим детям. Кто-то, узнав о том, как я получил нынешний клад, назовёт меня просто удачливым человеком, но ты, викинг, знаешь, что до сегодняшнего дня ни одной монеты мне не доставалось просто так. Если сегодня Мессия послал мне столько золота, то лишь в награду за мои труды в прошлом. И скажу…
Феодор снова сделал паузу, чтобы опорожнить кубок.
– И скажу ещё раз: не будь у меня даже того жалкого корабля, который мне оставил разорившийся отец, то я бы не имел выбора. Да, я преумножил бедное наследство отца, но если бы в начале торговой жизни не имел даже этой малости, то не смог бы стать тем, кто я сейчас. Наш разговор, варяг, пустая трата времени. У тебя нет своих детей, поэтому ты не поймёшь меня.
Феодор дышал тяжело, как после хорошего боя. Он думал, что спор закончен, но викинг так не считал. Как настоящий воин, вначале он дал возможность противнику отдышаться и лишь потом заговорил.
– Ты знаешь, откуда у меня этот меч? – спросил он купца, медленно вытаскивая оружие из ножен.
Верный Гамба осторожно достал из-за сапога нож, а рука Феодора как бы невзначай легла на рукоятку булавы. Пьяный викинг с обнажённым мечом – всякое может случиться.
Олаф-рус любовался своим клинком, как сладострастник хорошенькой наложницей.
– Из страны, которой сейчас правит потомок Шарлеманя, – осторожно ответил Феодор, приготовившись ко всему.
Он успокоился лишь после того, как Олаф убрал оружие обратно в ножны.
– Да, лучшие мечи делают в этом королевстве. Свой клинок я купил на ту часть добычи, которую получил после боя на Чёрном Острове. То была славная победа ярла Хавьинга, о которой ещё сложат легенды. Я участвовал в этом бою совсем мальчишкой, но сам ярл Хавьинг восхищался моей отвагой! Свой меч я купил у лучшего кузнеца, который может состязаться в искусстве ковки с гномами подземелий! За много лет службы мой клинок ни разу не подвёл меня, и ты, Феодор Отважный, сам видел его в деле! Но клянусь Одином, что по сравнению с клинком отца мой – лишь кусок грубой стали на деревянной рукоятке, обмотанной кожаным шнуром!
Викинг в приступе ярости стукнул кулаком по столу.
– Что это был за меч! Гамба и Гаилай, заткните уши, ибо эти слова для тех, кто способен оценить красоту клинка! Тот клинок разрубал противника в шлеме и кольчуге до пояса, а железную броню разрезал вместе с плотью надевшего её воина! Он мог разрезать на лету шёлк и гусиное перо, но сам был не тяжелее пера, а его рукоятка ласкала руку, как кусок шёлка! В нём была мощь северного медведя, но он был гибок, как плакучая ива! Наконечник его был не закруглён, а хорошо заточен, и там, где не получалось зарубить, мой отец закалывал противников, как свиней!
Варяг в сильном волнении привстал и, оперевшись кулаками о стол, посмотрел безумными глазами на Феодора. Теперь он говорил шёпотом:
– Тот меч ковал великий кузнец и могущественный колдун. Он заключил в клинок ярость волка и силу вепря, хитрость лисы и мудрость змея. В навершие он спрятал кусок железа, отколовшийся во время битвы от молотка Тора, а рукоять сотворил из обломка от копья Одина. Колдун хотел оставить этот меч для себя, но клинок не захотел служить такому хозяину. Он не стал драться за него, когда мой отец пришёл в его земли.
Викинг сел обратно и внезапно засмеялся больным смехом:
– Ха-ха! И ты наверняка думаешь: куда он делся?! Думаешь: почему отец не завещал его мне?! Ха-ха!
Олаф-рус резко оборвал смех.
– Отец забрал его в Валгаллу, потому что он добыт не моей доблестью, а значит, и не мне его носить. Мы, викинги, ничего не завещаем своим сыновьям. Мы считаем, что воин должен добывать всё сам. Да, это тропа разбоя и войны, но для людей моей веры она не является запретной.
Олаф-рус тяжело встал и стал надевать пояс с мечом. Гамба положил свой нож обратно за сапог. Феодор смотрел на пьяного викинга, размышлял над его словами и чувствовал, как начинает понемногу трезветь.
– Скажи, а знаешь ли ты, кто такие нибелунги? – спросил викинг, перед тем как уйти.
Гамба, которому надоело молчать, ответил за хозяина:
– Да, это великаны из ваших легенд, которые могут даровать воину невидимую накидку, хранящую его от стрел.
Викинг засмеялся.
– Вот подземные карлики и превратились в великанов, пока молва несла легенды об их деяниях до ушей чернокожих людей! В кого же они превратятся, когда молва дойдёт до края света?!
– Ты неправ, Олаф. Эти легенды очень старые, их плохо помнят даже многие скальды, – осмелился вступиться за Гамбу Гаилай.
Варяг прекратил смеяться и сказал серьёзным тоном:
– Гаилай, ты и Феодор очень любите изучать наши саги, скажите мне, сколько вы знаете песен о проклятом народе подземных карликов с птичьими ногами?
– Одну, о кузнеце Зигфриде, – ответил Феодор.
– Две, о кузнеце Зигфриде и конунге Эрике Удачливом, – сказал Гаилай.
– Если эта сага об Эрике Удачливом столь же интересна, как та песня о нибелунгах, которую знаю я, то не спеши отходить ко сну, поведай мне её. Я всегда рад послушать хорошую историю из уст хорошего рассказчика, – попросил викинга Феодор.
Он знал, что варягов хлебом не корми, а дай спеть какую-нибудь сагу, но Олаф-рус решил удивить своего нанимателя.
– Нет. Я сегодня плохой скальд. Пусть тебе поведает эту историю твой потешный раб. И запомни, Феодор Отважный, я потомок волхвов. Я вижу, что это золото изменит даже тебя. Ты был храбр, пока у тебя было малое богатство, которое не страшно потерять. Теперь ты станешь таким же осторожным, как другие купцы Империи. Я знал, что ты мечтал о великих деньгах ради великого дела.
Феодор вздрогнул. Он был уверен, что никто на этом свете не знает о его планах по поводу партии прасинов, веры монофизитов и новой династии на троне стольного града. Что никому не известно о тайных складах с оружием и доспехами.
– Ты мечтал об этом ещё вчера, но сегодня уже похоронил свои мечты.
Да, похоронил, но не ради себя, а ради счастья детей! Кто тебя научил в твоих скалах читать мысли людей, проклятый варяг?!
– И мне больше нет смысла служить тебе. По возвращении в стольный град ищи себе другого предводителя дружины.
Феодор покачал головой:
– Мне не нужен другой. Я не из тех, кто забывает в светлый день того, кто не оставил его в трудную минуту. Если дело в деньгах, я готов на любую сумму.
– Нет. – Викинг улыбнулся. – Скажу тебе больше. Из тех сокровищ, что лежат в трюмах, я ни возьму ни монеты, потому что мы взяли их без боя. Мне не нужны деньги, в которых нет моей доблести. Может быть, если повезёт, на обратном пути встретятся пираты… тогда я подумаю, разумеется, если удача будет опять на нашей стороне.
– Пираты?! Типун тебе на язык! – крикнул Феодор, когда викинг хлопнул дверью.
– Потешный раб?! – возмущался тем временем Гаилай. – Так оскорблять нашу дружбу! Феодор, ну почему меня считают твоим рабом?! Ну что с того, что я ем твою еду и живу за твой счёт?! Это не повод называть рабом свободного человека!
Кулак Кривого Купца просвистел в ладони от носа Гаилая.
– Замолчи!
Учёный муж немедленно исполнил приказ.
– А теперь рассказывай эту… легенду о нибелунгах. И рассказывай на языке Империи, я слишком пьян, чтобы понимать сейчас другие, да и Гамбе будет интересно послушать. Правда, Гамба?!
– Мне интересно то, что интересно хозяину, – прошептал чернокожий.
Раньше эта преданность купца умиляла, а сейчас раздражала. Он вдруг понял, что будет тосковать по прямым, как дороги Вечного города, речам немолодого викинга. Речам, в которых никогда не было даже намёка на подобострастие. Как это у него водилось, раздражение Кривой Купец сорвал на Гаилае:
– Я же велел тебе рассказывать, негодяй! Почему ты ещё молчишь?! Или ты затосковал по акулам?!
Странствующий историк прокашлялся и сказал:
– Феодор, ты же мне не хозяин, а друг. Друзей, когда о чём-то просят, делают это более вежливо. Например, говорят одно слово.
– Быстро!!! – Феодор схватился за булаву.
– Ну, я имел в виду «пожалуйста». – Учёный муж обречённо вздохнул. – Но ты сегодня в плохом настроении, поэтому я тебя прощаю.
И он стал рассказывать.
Феодор любил рассказы учёного мужа больше, чем его записки. На пергамент Гаилай заносил легенды слово в слово такими, какими их услышал, а когда пересказывал, расцвечивал иногда сухой стиль повествования яркими сравнениями и красивыми эпитетами. Словно придумывал это сказание заново.
Да, у Гаилая было много недостатков, но рассказчиком он был хорошим. У него сменился даже голос, стал более мужественным и более старым. Кривому Купцу временами даже казалось, что это говорит не Гаилай, а где-то в углу сидит невидимый седой скальд и плетёт певучими словами ткань старинной легенды. Через минуту Феодор перенёсся душой из тёплой каюты на палубу варяжского драккара. Палубу заливал дождь, поэтому Феодору было немного холодно.
– …И снова боги послали победу могучему конунгу Эрику Удачливому. Захватив богатую добычу и много пленных, конунг направил свой драккар домой. Погода стояла мрачная…
* * *
…Погода стояла мрачная, но настоящий мрак царил в душе конунга. Буйное море терзало обшивку судна, мечи молний рубили тёмное небо, а само небо нещадно забрасывало борт копьями дождя. Но конунг не покидал палубу, потому что в сердце его бушевали страсти сильнее.
Его гребцы, пытаясь перекричать оглушающий гром и шум дождя, обсуждали недавний бой, благодарили богов за победу и восхищались мужеством командира. Они были рады. Несколько дней назад воины снова убедились, что те, кто связал судьбу с конунгом Эриком Удачливым, не знают слова «поражение».
Десять лет конунг Эрик водит хирд в походы. Десять лет назад в хирде было сорок бойцов. И десять лет спустя те же сорок бойцов делят с конунгом добычу. Видно, и вправду великий Один во время каждой схватки укрывает невидимой накидкой, хранящей от клинков и копий, войско своего любимца. Эрику Удачливому везёт и на ратном поле, и в игре в кости, и даже в любви. Самая красивая девушка земель соседнего ярла отвергла сотни более знатных воинов, чтобы разделить ложе супружеской любви с их командиром. За девять лет после свадьбы Астрид подарила ему трёх дочерей. Прекрасную Хельгу с волосами цвета весеннего солнца, как у матери. Милую Хари с волосами цвета летней ночи, как у отца. И добрую Мару с волосами цвета зимней долины, как у славного деда, конунга Тьярви Белого.
Эрик Удачливый с великой злобой слушал хвалебные речи хирдманов.
Конунг не радовался богатой добыче: что толку от золота, если его некому завещать? Не радовался удачному бою: что толку, когда боги хранят тело, чтобы ранить душу? Не радовался славе: что толку в славном имени, если род твой угаснет вместе с тобой?
Эрик Удачливый имел всё, но не имел сына, и это его печалило.
Он молил богов о наследнике, хотя знал, что боги ничего не дают просто так. Что если Один дал тебе великую силу, то не блистать тебе великой мудростью, а у того, у кого самый зоркий глаз, рука не так тверда, как у остальных воинов. И если ты удачлив сверх меры в бою, то не жди везения на другом поприще.
Эрику боги северных морей, добрые и могучие асы, позволили побеждать и в жестокой схватке, и в мирной жизни. Они послали ему сорок верных друзей, красавицу-жену и трёх прекрасных дочерей. Они послали ему больше многих и отняли самую малость. Но именно этой малости и не хватало конунгу для счастья. Конунг боялся, что когда-нибудь его мошна везения иссякнет и копьё врага верней влюблённой девы найдёт путь к его сердцу. Он бы променял посмертные пиры в Валгалле на страшные мучения в аду, только бы умереть, зная, что род его будет жить. Он поклялся со смирением принять будущую потерю – то, что отнимут у него боги за сына.
Сорок раз он произнёс эту клятву, и на сороковой раз гром затих, тучи как по команде развеялись, и воины увидели остров, которого не было на карте.
Каждый викинг знает, что асы иногда поднимают из волн острова, чтобы через годы спрятать их обратно в пучину морских вод, и не удивляется этому. Не удивился и Эрик. Он приказал пристать к пустынному берегу и отправился с тремя воинами осмотреть землю.
На острове не росла трава, не шелестели деревья, не пели птицы. Он только что поднялся из воды.
Суровые скалы и зловещая тишина могли бы нагнать страх на кого угодно, но не на отважных сынов фьордов северных морей. Эрик пересёк остров из конца в конец и уже собирался уходить, когда заметил небольшую пещеру. Когда он и его воины добрались до её конца, они увидели грот, на стенах которого висело четыре обугленных скелета и горело четыре факела. Стены были мокрые (морские воды недавно покинули пещеру), но факелы горели ярче маяков тёплых морей.
Но не это поразило воинов. Их поразило содержимое грота. Сотни тысяч золотых монет с неизвестным рисунком ждали своих хозяев. Опомнившись, воины уже хотели бежать за остальными, чтобы перенести богатство на корабль, но их остановил мудрый Атли, сын волхва.
– Стойте, безумцы! – крикнул он, загородив дорогу. – Посмотрите на эти монеты. На них изображён карлик с птичьими ногами. Это проклятое золото проклятого народа нибелунгов! Видите обугленные скелеты? Это их предсмертные мучения дали силу чёрному колдовству! Это их невинная кровь обагрила золотые монеты! Вспомните судьбу Зигфрида! Оставьте это золото тем, кто его собрал! Покиньте быстрее колдовской остров! Разве мало Один послал вам добычи в прошедшем бою, чтобы вы променяли её на дар чёрных колдунов? Если хотите счастья себе и роду своему, то поспешите поднять парус и сесть за вёсла.
Воины вернулись на корабль, и там конунг рассказал о находке и спросил дружину, как поступить. Хирдманы молчали. Великий Один послал неплохую добычу, но медью и серебром, а в пещере лежало золото.
Они предоставили конунгу решать их судьбу. Конунг не поверил рассказам сына волхва и приказал сменить монеты из дешёвого металла на монеты из дорогого. Чтобы освободить больше места, он решил высадить пленников. Пленникам отдали часть запасов продовольствия и пресной воды и пообещали вернуться, когда золото будет доставлено туда, где ему самое место.
Корабль отплыл, но не успел остров скрыться за горизонтом, как раздался гром среди ясного неба и асы погрузили землю обратно под воду. И снова удача оказалась на стороне Эрика – его судно чудом спаслось от водоворота.
Когда опасность миновала, Атли, сын волхва, показав рукой на безбрежный океан, сказал, напоминая о судьбе пленников:
– Вот оно, проклятие! Первая смерть невиновных людей. Люди, которых мы убили не в честном бою, а обрекли на смерть в мучениях, вцепятся нам в ноги железной хваткой, когда мы пойдём в Валгаллу. Пока не поздно, бросьте проклятое золото проклятого народа в море!
Хирдманы снова молчали. Они снова предоставили конунгу решать их судьбу. Конунг снова не поверил рассказам сына волхва и приказал прибавить ходу. Через два дня показались костры родного острова.
Воины свою часть клада переплавили в слитки, а слитки обменяли на красивых пленниц и крепких пленников. Пленники построили им каменные дома и пасли их скот, а пленницы ублажали их похоть. Хирдманы Эрика перестали ходить в походы, забыли о войнах, а тела и души их заросли жиром, как тундра мхом. Многие по году не прикасались к мечу и забыли слово «копьё».
Один Атли отказался от своей доли добычи, остался без каменного дома, красивых пленниц и крепких пленников, но ножны меча не покидали его пояса, и он помнил слово «копьё». Атли стучал в дома бывших друзей и призывал:
– Мужчина должен завоевывать богатство в честном бою, с мечом в руках, а не на горбу рабов, с плёткой под мышкой. Такое богатство встанет на вашем пути непреодолимой горой, когда вы пойдёте в Валгаллу. Пока не поздно, разрушьте свои дома, отпустите пленников, дайте свободу пленницам, вернитесь на корабли и возьмитесь за мечи. Откажитесь от проклятого дара проклятого народа!
Хирдманы снова молчали ему в ответ.
Они пришли к бывшему командиру и рассказали про слова Атли. Они снова предоставили конунгу решать их судьбу. Конунг снова не поверил рассказам сына волхва и приказал выгнать его с острова. Через два дня Атли уплыл, чтобы никогда больше не возвращаться.
Сам конунг жил теперь в роскошном замке. Крепкие пленники работали на него день и ночь, а в красивых пленницах он не нуждался, ибо самая красивая женщина делила с ним ложе супружеской любви. И эта красивая женщина подарила ему, через год после того, как он вернулся из последнего в жизни острова похода, сына. Конунг в соответствии с приметой опять клал в супружеское ложе золотую монету, когда узнал, что жена понесла. Только в этот раз это была не монета стран тёплых морей, а последний золотой из клада нибелунгов.
Три раза примета обманывала Эрика, а на четвёртый раз помогла. Жена Астрид родила ему сына Грани. Прекрасного, как мать, крепкого, как отец, и с глазами умными, как у славного деда, конунга Тьярви Белого.
