Текст книги "Славянское фэнтези"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Елизавета Дворецкая,Екатерина Мурашова,Дмитрий Тедеев,Владимир Аренев,Павел Молитвин,Эльдар Сафин,Николай Романецкий,Наталья Болдырева,Федор Чешко,Ника Ракитина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

Под громкий смех гребцов и матросов и даже некоторых дружинников Феодор стянул с себя зелёные шёлковые одеяния и набросил одно из них на Вамбу, а второе на Намбу. Намба и Вамба были новичками в команде и не привыкли к таким выходкам хозяина, поэтому были в полном недоумении, сменившемся искренним восхищением, когда оставшийся в одной набедренной повязке купец в одиночку оторвал от земли тяжёлый сундук, поднял его над головой и в таком положении доставил на корабль. Даже словены и викинги не скрывали восторга по поводу такой демонстрации силы.

– Теперь ваши хозяева Намба и Вамба – люди настолько немощные, что могут только командовать.

Гребцы вернулись к работе, которая теперь потекла в два раза быстрей. Каждый из них, проходя мимо оторопевших чернокожих, считал своим долгом задать какой-нибудь вопрос и, не дождавшись ответа, пройти дальше, с трудом скрывая смех.

Насмешки сыпались на Вамбу и Намбу со всех сторон.

– Намба, можно я отойду по нужде?

– Вамба, ты уже решил каким маршрутом поплывём назад?

– Хозяин, когда пойдёте покупать новые корабли, не берите у кинтарийских судоделов!

Феодор не успел взять второй сундук. Намба и Вамба упали перед ним на колени и протянули зелёные одеяния, умоляя о прощении. Тот, кого прозвали Кинтарийским Циклопом, с улыбкой натянул одежду, рывком поднял с коленей каждого чернокожего, ободряюще похлопал их по плечу и велел продолжать работу. Быстрее молнии Намба и Вамба бросились к пещере.

Кое-кто из команды пытался повторить поступок хозяина. Разумеется, ни у кого это не получалось.

Когда кто-нибудь из этих горе-силачей ронял свой сундук на землю, Феодор уже не спешил на помощь. Он умел чувствовать момент для таких поступков. В отличие от других.

Один из друзей Кривого Купца в своё время всё-таки догадался о мотивах его странного поведения и попытался подражать ему. Силы этому человеку было не занимать, поэтому он смог без вреда для здоровья разделить с командой все тяготы работы моряка. Вот только Кривой Купец, в отличие от своего незадачливого подражателя, хорошо знал, когда нужно скинуть с себя шёлковую одежду и вцепиться в длинное весло или в верёвку, держащую парус, а когда нужно попивать фалернское и отдавать суровые приказы. Через неделю команда звала того беднягу по имени, работу делала с откровенной ленью, и самый последний гребец осмеливался похлопать хозяина по плечу, когда бывал пьян, а пили на корабле с того момента каждый день. Естественно, по возвращении в стольный град пришлось менять всю команду.

Кривой Купец слышал, как на десятке языков за его спиной люди восхищаются силой хозяина. Как и многие судовладельцы, он набирал команду не по цвету кожи или глаз, а по рабочим качествам, но, в отличие от них, понимал речь каждого своего работника. И не только понимал, но и чувствовал момент, когда нужно этим знанием блеснуть. Ещё один из его подражателей попытался как-то выучить язык чернокожих гребцов, и когда понял то, что говорят о нём за глаза, то подбежал к дружинникам и потребовал, чтобы они отрубили головы всей команде, а за вёсла сели сами. Разумеется, они отказались, и по возвращении в стольный град пришлось распустить и команду, и дружину.

Взгляд кинтарийского Циклопа упал на дружинников. Он доверял своим людям и не нуждался в надсмотрщиках, поэтому и словены и викинги, когда угроза драки миновала, вернулись к любимому времяпрепровождению – военным играм.

В данный момент они образовали полукруг и наблюдали, как их предводители состязаются в умении сражаться тяжёлым мечом и управляться с большим щитом.

Непосвящённому могло показаться, что этот бой идёт не на жизнь, а на смерть, но Феодор знал, что Олаф-рус и Волок-ант – побратимы. Они никогда не поднимут друг на друга руку, если речь идёт не о дружеском поединке.

Волок-ант был нанят позже Олафа-руса. Побратимы не виделись много лет и поэтому не сразу признали друг друга. Когда Феодор узнал, что викинг и словен приятели, то он уже не мог распустить одну из своих дружин и не навлечь подозрений в трусости. Хотя это была не трусость, а всего лишь осторожность, древний принцип «Один сторож сторожит другого», или, как говорили жители Вечного города, «Разделяй и властвуй», но Феодор дорожил уважением команды, которого так долго добивался.

Отчаявшись справиться с побратимом, Олаф-рус броском щита попытался подбить ему ноги, но более молодой Волок-ант ловко подпрыгнул, и манёвр викинга не удался. Как настоящий воин, Волок знал, что бойцы, которые не дают противнику равных шансов, не попадают в легенды, поэтому по приземлении тотчас освободил свою левую руку. Вооружённые теперь одними мечами, побратимы медленно кружились друг вокруг друга, ожидая удобного момента для атаки.

Знакомый не только с умением вести дела, но и с ремеслом воина, Феодор, наблюдая за походкой обоих ратоборцев, сразу понял, кто из них сегодня победит. Некогда ты был великим бойцом, Олаф-рус, но время твоё прошло, пора уступать дорогу молодым.

Однако в этот день чутьё воина подвело Феодора Гинсавра. Да, Волок-ант провёл страшный удар ногой в живот, сваливший побратима на землю, но тут же сам выронил меч. Олаф, не поднимаясь с земли, ударил противника носком сапога в пах, затем в мгновение ока оказался на ногах, и его клинок несильно, но ощутимо звякнул о шлем упавшего на колени друга.

Феодор знал, что в жизни удар викинга разрубает и шлем, и голову, поэтому понял, что поединок можно считать завершённым.

Мнения дружинников разделились. Даже многие викинги осуждающе качали головой и хмурили брови, глядя на командира, применившего удар в «запретное место». Запретное, во всяком случае, для дружеских поединков.

– Волок, брат, ты жив?.. – спросил Олаф друга, помогая подняться ему с земли.

– Жив-то жив, только до девок яснооких дня три не охотник. Да и… вправду, а где мы в синем море девок возьмём?..

Опираясь на плечо Олафа, Волок морщился от боли, но находил силы шутить. Он подмигнул своей дружине и спросил:

– Кто-нибудь разумеет: где девку взять посреди синего моря?

Дружинники засмеялись.

– Только разве что русалку-щекочиху. Вот вылезет теперь из моря синего да как обнимет руками мягкими, да прижмётся телом гибким, тут любому из вас и конец. А мне теперь сия беда – не погибель. Спасибо брату Олафу, что в уд срамной метил!

Дружинники смеялись, а немолодой викинг хмурился. Ант поспешил разогнать приближающуюся грозу. Он похлопал друга по плечу, обнял и прошептал, сменив тон:

– Спасибо за урок, брат.

Пока побратимы стояли, сжав друг друга в объятиях, их наниматель подошёл совсем близко. Феодор, в котором звон мечей пробудил воинский азарт, поправил чёрную повязку на левом глазу, взял у одного из дружинников в правую руку меч, поднял другой рукой брошенный Волоком-антом щит и встал в полукруг.

– Олаф, может, и на мне проверишь свою науку?

Но проклятый варяг в очередной раз отклонил руку дружбы.

– Прости меня, Феодор Отважный, но я тебе уже не единожды говорил, издавна так повелось: дети фьордов не сражаются с теми, от кого принимают деньги, – вежливо ответил Олаф.

Затем он приказал дружине отправляться на корабль.

– Не серчай на него, Феодор Отважный, не серчай, – сказал его побратим из племенного союза антов и тоже повернул свои стопы к судну.

И Олаф и Волок разговаривали на языке словенов. Викинги, с тех пор как в стране густых лесов стал конунгом Рюрик из племени русов, хорошо освоили эту речь. Феодор Отважный, с тех пор как стал нанимать воинов-антов, тоже.

Кривой Купец, как это у него водилось, хорошо изучил не только язык, но и обычаи своих новых людей, но стать среди них своим, не потеряв статуса хозяина, у него не получалось.

Викинги и словены живут рядом. С тех пор как русы стали конунгами в стране словенов, многие даже путают эти два народа. То тут, то там кто-то скажет, что плавал в «страну русов», когда на самом деле был вовсе не там. В настоящую страну русов люди плавают, только чтобы нанять хороших воинов, потому как викинги умеют лишь воевать, а в страну словенов – за сладким мёдом и умело выделанными мехами, за поделками из крепкого дерева и доброго железа, из калёной меди и звонкого золота. И при всём при этом тот, кто захочет нанять в свой букелларий не варягов, а словенов-антов, сэкономит деньги, но не потеряет боевые качества дружины.

Да, иметь в друзьях словенов выгодно, а во врагах опасно. Когда Феодор был маленьким, басилевс узнал эту истину. К счастью, в тот год словены и командовавшие ими русы остались довольны откупом и увели войска от стольного града.

В словенах много необычного, но что поражает и пугает Феодора, так это их умение поглощать другие народы. Им не нужно с мечом в руках насаждать язык и веру, достаточно пожить рядом с кем-то полвека, и этот народ сам перенимает их странную культуру. Где сейчас те черноглазые племена, говорящие на шепелявом языке, что делили со словенами пашни?.. Нет, не истреблены, а просто растворились среди высоких бородатых соседей. А русы?.. Те, кто остался жить среди фьордов, отличаются от других викингов только цветом волос, а те, кто пришёл вместе с Рюриком уже во втором поколении вместо Одина и Тора, почитают Перуна и Ярило… Страшные люди. В Империи живут сотни народов, и каждый до сих пор говорит на своём языке и тайком верит в своих богов. А вот возьми чёрного как смоль Намбу, жени на словенской красотке и отправь жить в словенский посёлок, глядишь, через пару десятков лет его сын уже и не вспомнит об обычаях чернокожих предков, впрочем, как и сам Намба.

Феодор оставался чужим и для викингов и для словенов своей дружины. Гребцы и матросы давно почитали его как отца, а он их любил почти так же, как собственных детей. Но ни русы, ни анты не хотели входить в эту семью. Для них он по-прежнему был всего лишь человеком, который платит деньги за работу, которую они хорошо выполняют. Одно слово: наёмники.

– Скажи, Феодор Отважный, а зачем тебе столько денег?..

Феодор поперхнулся. Он ожидал от кого угодно таких вопросов, но не от бывалого воина из племени русов. Пожалуй, такой вопрос уместней прозвучит из уст Гаилая. Тот, когда узнал, что старый Филипп не обманул насчёт множества сундуков с золотом, но соврал насчёт сотен старинных книг, слёг в нервной горячке и пропустил всю погрузку. Свихнувшемуся от общения с записками философов учёному мужу даже в голову не пришло, что, когда денег много, можно купить всё, в том числе и книги. Ближе к ночи Кривой Купец поделился с ним этой светлой мыслью и поклялся именем Мессии, что по возвращении в стольный град купит ему целую библиотеку. К Гаилаю после этих слов вернулась жизнь. Такого количества поцелуев, какими учёный муж покрыл его руку, Феодор Гинсавр не получал от собственной жены.

* * *

Учёного мужа он отбил много лет назад у диких племён, вознамерившихся принести его в жертву. Уже через три дня он пожалел о своём поступке. Это были мысли, недостойные того, кто верит в милосердного Мессию, но ему очень захотелось связать Гаилая, отвезти обратно, с почестями вручить это тщедушное тело диким людям и долго извиняться за то, что осмелился неделю назад прервать столь важную процедуру.

На то были причины. Если на мгновение предположить, что чернокожие язычники правы и люди произошли от духов в зверином обличье, то предком Гаилая, несомненно, был попугай. Однажды Феодор неосмотрительно принял в подарок эту птицу и потом долго не знал, как от неё избавиться. Выучив несколько слов, попугай повторял их без перерыва, не зная отдыха. В конце концов Феодор просто приказал зажарить на ужин разговорчивую птицу. Поступая так, он опускался до уровня ненавистного басилевса, который любит казнить за длинные языки, но любого человека можно довести до белого каления.

Гаилай не только повторял чужие фразы, обильно цитируя классиков эпохи Вечного города, но и вставлял в разговор собственные важные мысли – качество, недоступное его предку-попугаю. От пернатого прародителя же учёный муж унаследовал, прежде всего, неутомимость в искусстве болтовни, а также полное равнодушие к тому, слушают его или нет, и мистическое искусство заговаривать с людьми в самый неподходящий для того момент. Первый раз Феодор столкнулся с этим свойством ныне покойного попугая, когда нежил жену, а наглая птица села ему на спину и крикнула: «Крепись, друг! Ещё чуть-чуть, и мы в бухте!» С похожим талантом пока ещё здравствующего Гаилая он познакомился, когда играл в кости с друзьями-купцами и в момент решающего броска в руку вцепились тощие пальцы, а слегка безумный голос возвестил: «Феодор, друг! Я разгадал тайну атлантов!»

В тот день, благодаря участию Гаилая, бросок, от которого Кривой Купец ждал победы, чуть не стал для него роковым. Кости легли на редкость неблагополучно, а ставкой было целое состояние. Но умирающие со смеху друзья за такое развлечение простили долг. Мало того, они хотели ему доплатить сверху, чтобы послушать рассказ «потешного раба» (другие купцы считали Гаилая собственностью Кинтарийского Циклопа) про атлантов.

Гаилай с жаром рассказывал о загадках древнего царства, а соскучившиеся за время долгого странствия торговые люди от души смеялись над его необычной речью. Не смеялся один Феодор. Он вдруг заметил, что рассказы учёного мужа могут быть гораздо интереснее любых легенд седобородых сказителей. К тому же, в отличие от них, очень полезными. Пока его друзья потешались над манерой Гаилая общаться, Феодор делал важные пометки в голове. Следов Атлантиды, благодаря этим сведениям, он не нашёл, зато в кратчайший срок достал деньги, которые помогли покрыть ущерб от прошлого неудачного рейса и выкупить обратно быстроходную «Лань», проданную в тяжёлый год за бесценок.

Учёный муж путешествовал уже много лет, записывая легенды, сказки и обычаи народов, населяющих Ойкумену. Он называл себя странствующим историком и часто говорил Феодору, что его пергамента – это настоящая история мира. Говорил с горьким смехом, что лично видел, как в королевстве наследника Шарлеманя, совсем недавно оплота культуры в море невежества, охватившего Западную Ойкумену, хронисты правят без зазрения совести тексты, которые написаны до них. Гаилай верил, что потомки сравнят его пергамента, написанные одним почерком, и исчёрканные свитки историков и разберутся, где сказана правда, а где записана ложь. Правду всегда можно отличить ото лжи, потому старинные легенды в сто раз правдивее современных хроник. И рассказ о победе воина древности, убившего огнедышащего дракона, стоит большего доверия, чем хроника Шарлеманя, на пергаменте побеждающего с сотней ратников стотысячную армию. Тем более что, странствуя по Ойкумене, он лично видел кости огнедышащих драконов, но не разу не видел, чтобы сотня ратников обращала в бегство стотысячную армию.

Феодор сомневался, что записки Гаилая принесут когда-нибудь пользу потомкам, но ему лично они приносили ощутимую выгоду. Догадывался или нет учёный муж о том, какие истинные мотивы заставляют его спасителя изучать вместе с ним старинные сказания и древние обычаи, но он был рад, что нашёл настоящего ценителя. Он называл Феодора единомышленником и сопровождал его во всех путешествиях.

Кривой Купец, когда понял, насколько может быть полезен этот болтун, быстро научился существовать с ним бок о бок. Когда же не хотелось слушать речи учёного мужа, то просто представлял, что это шумит ветер или плещутся волны.

Теперь на каждой стоянке, пока Феодор искал или, наоборот, сбывал товар, Гаилай в сопровождении двух телохранителей-антов рыскал по окрестностям с чистым пергаментом под рукой, очинённым пером за ухом и полной чернильницей в дорожной сумке. Языков он знал море и обычаи каждой страны ему были досконально знакомы, но тем не менее излишнее любопытство иной раз заводило учёного мужа в беду, из которой его мог вызволить только похожий на циклопа купец. Каждый раз Феодору было выгоднее поднять паруса и уплыть, но каждый раз он пускал в ход своё искусство дипломата или угрожал мечами дружинников, чтобы спасти из новой передряги своего странного друга. И не только потому, что надеялся извлечь из странствующего историка ещё какую-то пользу. Просто тот, кто вошёл в команду любого из трёх кораблей Кинтарийского Циклопа, тот попал в большую и дружную семью, а глава хорошей семьи не бросает в беде сыновей.

Люди Кривого Купца знали, что это так, хотя он никогда им об этом не говорил. Знали, потому что помнили, как их хозяин хлопотал, рискуя собственной репутацией благонадёжного подданного, за попавшего в лапы к палачу неосторожного на язык Полоха-булгара. Помнили, как он взял на себя заботу о сиротах погибших в сражении с пиратами четырёх матросов. И помнили, как поднял свои три корабля и ещё два временно нанятых, чтобы догнать и отбить у вооружённых до зубов людей Кувларха-работорговца молодую жену предводителя гребцов чернокожего Гамбы.

Женщина была захвачена Кувлархом обманом, но остальные девушки были куплены на законных основаниях у их полунищих отцов, поэтому властелин работорговли не стал ссориться с рассвирепевшим купцом и отдал ему чернокожую красавицу. Тем более что её он брал лично для себя, на рынках далёкого Туниса больше ценятся девушки с белой кожей. В этом и состоял секрет благосостояния Кувларха: он никогда не шёл с пустыми трюмами. В стольный град он привозил темнокожих красавиц, а в Тунис увозил совсем другой товар. Если бы король работорговли знал, чем закончится его страсть к молоденькой жене немолодого гребца, то трижды бы подумал, прежде чем волочить её в трюм.

Друзья часто называли поведение Феодора странным, но этот поступок был полной загадкой даже для него самого.

Всемогущий Господь, Божественный Мессия, почему я так поступил? – часто спрашивал себя купец. Ведь рано или поздно, но эти девушки всё равно окажутся в гареме. Стоило ли ради них губить жизни стольких отважных воинов, которые могли бы ещё жить да жить?

Можно было бы списать всё на состояние, которое учёные Вечного города называли словом «аффект». Кратковременное помешательство, охватывающее человека в минуты праведного гнева и толкающее его на страшные поступки. Но это не было помешательством, потому что ещё в порту, в спешке разыскивая дополнительные дружины, он знал, что дело кончится боем.

Разумеется, Кувларх не захотел отпустить на свободу всех пленниц. И тогда Феодор снёс ему голову бронзовой булавой. Правда, для этого пришлось пробиться сквозь сонм дружинников врага, каждый из которых не первый день держал в руках меч.

Наёмники-анты стоят дешевле викингов, но всё равно семья Гамбы даже примерной службой в течение трёх поколений не окупит те деньги, что потратил на освобождение его жены странный хозяин. Феодор так и не смог понять своего разорительного поступка и не почувствовал удовлетворения, даже когда толпа простолюдинов встретила его появление на ипподроме рукоплесканиями и криками «Отважный! Воистину Отважный!».

Из близких людей только Гаилай оценил это событие поднятым вверх большим пальцем. С женой и детьми на такие темы Кривой Купец не разговаривал.

* * *

– Очень интересный вопрос! – сказал Гаилай и в азарте от предчувствия хорошего спора хлопнул кубком по столу.

При этом он совсем забыл, что в кубке у самых краёв плещется вино, и божественная влага, взметнувшись морем брызг, аккуратно приземлилась на взбудораженное лицо учёного мужа.

Гамба, Волок-ант и предводитель матросов Антилай Могучий прыснули со смеху. Выходки учёного мужа давно стали в команде притчей во языцех. Вечно погружённый в себя странствующий историк даже и не подозревал, что его поведение настолько потешно. Забава себе и своим людям – в этом заключалась ещё одна выгода, которую извлекал хозяин судна, когда брал на борт Гаилая.

– Да, учёные древности не уставали думать над вопросом, что же такое счастье? И можно ли счастье купить за деньги? Сколько мы знаем счастливых богачей? Вспомним: Каракалла, Лукулл, Сулла… Разве принесло этим людям счастье их богатство и власть?.. Разумеется нет. А если вспомнить философа Диогена, представителя весьма почитаемой мной школы киников, то как не затронуть его разговор с Ксандром Великим, когда Ксандр, как вы знаете, спросил живущего в бочке и питающегося отбросами учёного: что я могу сделать для тебя? И тот ответил: не загораживай мне солнце! И в связи с этой историей…

Да, пожалуй, в устах какого-нибудь молодого бездельника, начитавшегося записок киников, этот вопрос звучал бы очень естественно. Но сегодня на философию потянуло немолодого варяга, в жизни не прочитавшего даже строчки.

Феодор, по обыкновению, отрешился от речей своего болтливого друга и сосредоточился на ответе на вопрос, который застал его врасплох. Поток Гаилаевых рассуждений обернулся шумным потоком быстрой реки, и Кинтарийский Циклоп напряг хмельную голову, пытаясь вспомнить те доводы, которые уже приводил в спорах с теми, кто считал, что копить деньги – плохо, а тратить – благородно. Не считая разговоров с одним ныне покойным человеком, которого Феодор надеялся навсегда забыть, в последний раз на эту тему он спорил в отрочестве, когда из начальной школы перешёл в школу грамматиков.

Это учреждение, в отличие от школ при храмах, не было бесплатным, и мать в своё время порицала мужа за то, что тот тратит такие деньги на образование сына. Отец же, всю жизнь остававшийся тайным монофизитом и явным прасином, мечтал, чтобы его религия и партия имела в государственном аппарате Империи своего человека. Единственный ребёнок в будущем просто обязан был стать важным чиновником, поэтому старик, несмотря на сопротивление жены, не скупился на учителей.

Школу Феодор не любил, хотя наставники говорили, что у него определённо есть способности, особенно к языкам и математике. Но гораздо больше мальчика интересовали занятия с предводителем отцовского букеллария, Давидом Красивым, крепким горцем из южного Кауказуса, в совершенстве владевшим ремеслом воина. Интересней было только слушать рассказы отца о далёких странах.

Феодор не закончил обучения и не стал чиновником. Отец умер, когда мальчику было пятнадцать лет, а мать предстала пред ликом Мессии ещё раньше, но к тому времени их сын уже не посещал грамматическую школу Галифата Кинтарийского. У отца не было денег заплатить за обучение, потому что старая привычка к игре в кости со временем превратилась в настоящую болезнь, усилившуюся после смерти жены.

Давид Красивый покинул букелларий старого купца до того, как этот букелларий перестал существовать в природе, поэтому во взрослую жизнь Феодор вступил совершенно один. С жалким кораблём, тремя десятками худших матросов стольного града, обветшалым домом, дедовскими доспехами, бронзовой булавой, служившей ещё его прадеду, и кучей отцовских долгов.

– Гаилай, клянусь Одином, что сам говорливый бог Локки спасовал бы перед тобой, доведись вам столкнуться в споре! Если бы ты так владел мечом, как языком, то мог бы в одиночку одолеть сотню русов! Но прошу тебя, остановись! Или я так плохо знаю язык Империи, или ты слишком быстро на нём разговариваешь, или просто вино сегодня слишком крепкое для моих немалых лет, но половина твоих слов для меня сплошной туман! Вопрос я задал Феодору Отважному и от Феодора Отважного хочу получить ответ! Прошу тебя, пей вино молча и дай сказать твоему хозяину хотя бы пару слов!

– Он мне не хозяин, а друг! – обиделся на слова викинга Гаилай.

Гамба, Волок-ант и Антилай Могучий снова засмеялись. Учёный муж погрузился в размышления над загадкой «Почему все уверены, что Феодор мой хозяин?», и в каюте настала непривычная тишина.

Стояла глубокая ночь, и все три корабля, набитые золотом, были готовы плыть назад. В пещере ещё оставались монеты, и за ними Феодор намеревался вернуться в очень скором времени.

Тот, кто не умеет отдыхать, не умеет и работать. Поэтому Феодор не отправился в путь немедленно, а устроил для команды небольшой пир – предвестие пира настоящего, который ждёт корабельную семью Кривого Купца в стольном граде.

Никто не напивался до состояния свиньи. Матросы, гребцы и дружина получили вина ровно столько, сколько нужно для хорошего настроения и достойного отдыха, и никто не роптал, когда хозяин приказал убирать со столов.

Феодор сидел за этими столами вместе с гребцами и матросами и разбавлял вино водой больше обычного, чтобы сберечь силы для продолжения пира в своей каюте: привилегия, на которую имеет право глава этой семьи и его старшие сыновья – предводители команд. Хотя Гамба и Антилай – это действительно сыновья, а Волок и Олаф ими так и не стали, несмотря на то что в этот вечер Феодор дал им ещё один шанс.

Как это водится после обильных возлияний, люди устроили танцы, а затем состязания в борьбе. Феодор снова принял в них участие и снова боролся один против троих сразу, чтобы дать противникам равные с ним шансы.

Новички команды, раскрыв рты, смотрели, как хозяин опрокидывает соперников ловкими подсечками и подножками, и даже Ираклий и другие горцы, с детства знакомые с секретами борьбы народов Кауказуса, не смогли ничего сделать с тем, кого прозвали Кинтарийским Циклопом, потому что там, где не помогали ловкость и уроки Давида Красивого, Феодор действовал натиском и грубой силой.

Разгорячённый, вспотевший купец предлагал вступить с ним в схватку и Олафу, и Волоку, но снова получил отказ.

Феодор был недоволен. Он, до того как связался с русами и словенами, привык чувствовать себя самым сильным на корабле, и вот в очередной раз воины-побратимы у него это ощущение украли. Одно слово: наёмники.

– Почему ты молчишь? Или за столом ты не так отважен, как на поле битвы?

Да, они не раз сражались бок о бок с иллирийскими или тунисскими пиратами, но Олаф всё равно не стал его другом. Совместные драки не сплотили их души. Слишком велика была разница между получившим незаконченное образование грамматика купцом и викингом, воспитанным на суровых сагах.

Захмелевший викинг, сдвинув брови, смотрел на замолкшего купца. Постороннему человеку могло бы показаться, что варяг его ненавидит. Но Феодор знал, что такой взгляд для Олафа-руса дело обыденное. Так он смотрит даже на своего побратима.

Привычка философствовать – единственное, что не нравилось Феодору в соотечественниках, от чего он, до появления Гаилая, отдыхал в заморских странствиях. Там, где образование – удел избранных, народ прост и лёгок в общении, а вот в родной Империи на разговоры об этике и эстетике тянет даже возницу. Как когда-то писал один известный человек: «В стольном граде уже нельзя спокойно выпить вина! Виночерпий, пока наполняет ваш кубок, обязательно выскажет своё мнение о природе божественной Троицы».

В школе грамматиков, где дети и заражаются этой болезненной привычкой к долгим разговорам на высокие темы, Феодор старался молчать. Пока другие подростки на практике постигали основы риторики в спорах, сын кинтарийского купца скучал в сторонке, потому что отец с малолетства приучил его к тому, что тот, кто верит в истинного Мессию, должен быть осторожен в словах, пока у власти проклятая Всемогущим Господом династия. Но когда кто-нибудь из мальчишек начинал цитировать Диогена и других ненавистников роскоши и богатства, Феодор не мог стоять в стороне. Не стал он молчать и сейчас.

– Я знаю, что ты имел в виду, – собрался наконец с мыслями Кривой Купец. – Ты хотел сказать, что копить деньги – это занятие, недостойное мужчины.

– Я не так хорошо знаю вашу речь, но сказал только то, что мыслил! У меня один язык и одна голова, – ответил ему викинг.

Гамба и Антилай не знали языка словенов, поэтому разговор шёл на языке Империи.

– Хорошо. Я тебе отвечу. В деньгах для меня заключается счастье. Чем их больше, тем я счастливее.

– Феодор! А как же…

– Помолчи, Гаилай! Или пойдёшь на корм акулам! – оборвал странствующего историка на полуслове Кривой Купец.

Гаилай замолчал и принял обиженный вид. Неунывающий Волок-ант хлопнул его по плечу и сказал по-словенски:

– Не грусти понапрасну, потешник. Ястреб уж на что знатная птица, но коли два орла сошлись в чистом небе, то не слышно его голоса.

Польщённый таким сравнением Гаилай гордо выпятил грудь.

– А для тебя, викинг? Разве для тебя счастье не в золоте? – вернулся к спору Феодор.

Варяг улыбнулся. Его наполовину седые усы, казалось, выросли до ушей. Кинтарийский Циклоп махнул пару раз хмельной головой, и лицо Олафа приняло прежние очертания. Феодор Отважный понял, что сегодня дал маху, и, пока варяг собирался с мыслями, добавил в свой кубок воды до самых краёв.

– Феодор, как ты думаешь, почему я пошёл к тебе, хотя остальные купцы платят больше?

– Потому что я, в отличие от них, хорошо плачу не только на словах, – ответил викингу его наниматель.

– Честность – хорошее качество, но не она привлекла меня в тебе. Тем более что когда боги свели нас, ты честно сказал, что, пока не разбогатеешь, будешь платить очень мало, – напомнил викинг.

Феодор задумался. Действительно, Олаф-рус появился у него на службе тогда, когда Кинтарийский Циклоп уже расплатился с долгами, сменил дом и корабль, но ещё не имел возможности платить своим людям столько, сколько платят уважаемые купцы. Олаф-рус с его репутацией заработал бы гораздо больше на других судах или в рядах варяжской стражи Империи. Но он выбрал службу у небогатого купца из Кинтарии. Выбрал и не покинул его даже тогда, когда настал трудный год и мошна Феодора Отважного опустела, а быстроходная «Лань» ушла в другие руки.

Антилай, предводитель матросов, могучий, как боевой слон царей Пенджаба, и верный, как боевые псы варварских племён, ответил за хозяина:

– Потому что после смерти за службу Феодору Отважному не придётся держать ответ перед Всемогущим Господом! Потому что наш хозяин не занимается работорговлей! Потому что он не обманывает ни тех, у кого покупает, ни тех, кому продаёт, ни тех, кого нанимает! Он не ведёт дел с негодяями и не работает с подлецами! Он не боится схватиться с пиратами, но сам никогда не нанимает пиратов, чтобы справиться с богатым соперником! Слышишь, ты, воин из народа морских разбойников! Наш хозяин – благородный человек! Он не пирует с мерзавцами! Немедленно покинь наш стол, пока я не выволок тебя отсюда за усы! Ты молчишь?! Ну, тогда держись!

Антилай говорил стоя и постоянно стучал кулаком себя в грудь. До того как попасть к Феодору, он служил у другого купца. Однажды, когда они торговали в королевстве наследника Шарлеманя, им не повезло принять участие в отражении набега викингов. В том бою погиб любимый брат Антилая, и с тех пор могучий моряк ненавидел всех варягов. Выпив много вина, он мог позволить себе высказать эту ненависть.