Текст книги "Все источники бездны"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

«Неужто Лиза не замечает, в каком убожестве она живет?» – подумала Регина.

И тут же сообразила, что для Лизы дом – вовсе не стены и мебель.

– Ну, как? – Лиза появилась на пороге спальни. Раскрасневшаяся, в облегающем черном платье, она выглядела неожиданно привлекательной, а бессонные ночи лишь придали особенную глубину ее зеленым глазам.

– Очень неплохо, – одобрительно сказала Регина с видом знатока, – волосы только наверх подбери. У тебя шея красивая. Надо товар лицом показывать.

Лиза послушно подошла к зеркалу и начала укладывать волосы.

Регина продолжала сидеть в кресле, наблюдая за ней.

«По всем правилам вежливости мне бы надо удалиться, – подумала она. – Ну уж нет! Хотелось бы посмотреть на этого загадочного спасителя. Он, видимо, достоин внимания. Недаром Лизка так расцвела».

Звонок в прихожей заставил ее застыть в ожидании, пока Лиза, кинувшись в коридор, не отперла дверь и не проводила гостя в комнату.

– Познакомьтесь, – сказала она, – это Стас. А это – Регина.

И, немного поколебавшись, добавила:

– Моя приятельница.

– Очень рад, – вежливо сказал Стас.

Броская красота Регины явно не произвела на него особого впечатления. Его жесткие глаза продолжали следить за Лизой, улавливая каждый ее жест, каждое движение.

«Опять облом, – с досадой подумала Регина, – второй раз за день. А жаль. Парень-то неплох. Вот только…»

Что «вот только», она не успела додумать, потому что Стас сказал, повернувшись к ней:

– Я хочу сводить ее куда-нибудь. А то она свихнется в этих четырех стенах.

И выразительно посмотрел на часы.

«Дает понять, что пора выметаться, – подумала Регина. – А часы шикарные. И обувь. Джинсы-то затрапезные. Не так он прост, этот Стас, – наши-то все чаще наоборот: костюм шикарный, а на запястье «Полет» либо дешевка гонконгская. Да что это я…»

Она встала и, ослепительно улыбнувшись, сказала:

– Прошу прощения, я что-то засиделась. Ну, мне пора. Желаю хорошо повеселиться.

– Может, вас до метро подбросить? – вежливо предложил Стас.

– Я на машине.

И, уже уходя, шепнула Лизе на ухо:

– Не упусти свой шанс.

* * *

Человек за столом светлого дерева поднял телефонную трубку.

– Да, – сказал он, обращаясь к невидимому собеседнику, – я уже знаю. Говорил же вам – не для того мы его держим. А вам все мало. Сам знаешь, как оно бывает, – в одном месте поползло…

Нет, я понимаю, что рано или поздно нечто в этом роде все равно случилось бы – все время на волоске ходим. Но чтобы из-за такой нелепости… Ну, я надеюсь, вы знаете, что делать при таком раскладе. Уже? Ну, молодцы… Нет, не знает.

И потом:

– Нет, ее пока оставь. Присматривайте за ней, вот и все. И потактичней, потактичней. Человек не задает вопросов, когда ему хорошо. А вот если плохо – он и начинает рыпаться… А что те? Те как обычно. Возитесь, мол, в своем дерьме сами, нас не касается. Вот из-за вдовы там, видите ли, беспокоятся.

И, после паузы:

– Так что вы с ней там поаккуратней.

Положил трубку и устало потер лицо ладонью.

– Вот дерьмо! – сказал он в пространство.

* * *

Официант-араб подошел с блокнотом.

– Две шаурмы, – сказал Стас, – вино красное. Кофе. Коньяк. И выключи ты эту попсу. Поставь что-нибудь поколоритней.

Официант черкнул что-то в блокноте. Лиза присмотрелась – он писал арабской вязью.

«Надо же, – подумала она, – а он и вправду араб. Не притворяется».

Вместо разухабистого женского голоса из колонок полилась томная восточная мелодия. Сладкий, точно рахат-лукум, мужской голос выводил что-то. Лиза могла различить лишь повторяемое на различные лады слово «хабиба».

– Что такое «хабиба»? – спросила она спутника.

– «Любимая», – ответил он.

Официант, который как раз откупоривал бутылку, вдруг заинтересовался.

– Вы понимаете, о чем он поет? – спросил он.

– Ну, – вежливо ответила Лиза, – не совсем.

Официант вдруг многозначительно закатил глаза и широко развел руки, точно обнимая невидимый, но довольно пышный стан.

– Любов! – сказал он трагическим голосом. – Любов!

И удалился, качая головой.

– Ну что? – довольно спросил Стас какое-то время спустя. – По-моему, как раз то, что надо. – И со скрытой усмешкой добавил: – По крайней мере, это не шикарное заведение.

Лиза благодарно кивнула. От коньяка по всему телу разлилось блаженное тепло, а полумрак небольшого зала действовал успокаивающе: в первый раз за все это время ощущение чьего-то пристального внимания отпустило ее.

«Он что-то говорил тогда про перестрелку на Профсоюзной, – подумала она. – Похоже, ему известны подробности. Может, стоит расспросить…» Но расспрашивать ей не хотелось, вообще не хотелось об этом думать. Томная восточная мелодия вытягивала все жилы; она вдруг словно увидела себя со стороны – молодая женщина рядом с красивым мужчиной. По-настоящему красивым и чуточку опасным – именно такие и привлекают пристальные женские взгляды.

– А где вы работаете? – спросила она.

– Я – инструктор по восточным единоборствам, – пояснил он с усмешкой. – А вы думали?

– Не знаю… я думала, какой-нибудь спецназовец.

– А я и служил в спецназе. Пару лет назад. Что вас беспокоит, Лиза? Вы меня боитесь?

– Нет, что вы, – поспешно ответила она. – У меня сейчас просто очень тяжелая пора.

– Да, я знаю. Вы недавно похоронили мужа. Но, уж простите меня, вы вовсе не выглядите скорбящей. Вы выглядите испуганной. Все время озираетесь. Официант за стойкой бокалом звякнет – вздрагиваете. Вас что, кто-нибудь преследует? Угрожает вам?

Лиза закусила губу. Как объяснить? И что?

– Нет, – сказала она наконец, – никто мне не угрожает. Ерунда.

– Я вам не верю, – спокойно ответил он.

Она лишь молча пожала плечами.

– Я понимаю вашу сдержанность – с чего бы вам доверяться случайному знакомому? Но, Лиза, если вам действительно понадобится помощь… Я имею в виду – реальная помощь…

– Спасибо, – чуть слышно сказала Лиза, опустив голову.

Он погрел в ладони бокал с коньяком, отпил глоток:

– За все хорошее.

Она кивнула.

Бокал как-то незаметно опустел, и она услышала пульсирующий шум в ушах. Все тревоги последних дней отошли куда-то в дальний уголок сознания, и ей было почти спокойно. Нарядные, оживленные посетители, приглушенный свет, мягкая музыка – все это располагало к бездумному отдыху, возвращая к давно забытому времени, когда она, молоденькая девочка, не обремененная бытовыми хлопотами, могла коротать вечера в приятной компании.

Стас взглянул на часы.

– Они скоро закрываются. Да и нам пора. Я отвезу вас домой.

Он знаком подозвал официанта.

Пока он расплачивался, Лиза незаметно его разглядывала – и даже почувствовала некоторое тщеславие: внимание такого красивого спутника польстило бы любой женщине.

Они оказались на улице, Стас распахнул дверцу своего темно-вишневого «Вольво», помог ей сесть и сам умостился за руль.

– Ой! – сообразила она. – Нас же ГАИ заберет! Нельзя было пить.

– Не заберет, – уверенно сказал он и улыбнулся.

Машина мягко тронулась и полетела вдоль залитого светом Нового Арбата, по Ленинскому, чтобы выбраться наконец на окраину, где безликие здания перемежались с пустырями и темными стройплощадками.

Их и правда никто не остановил. Она искоса посматривала на Стаса – на его четкий профиль, изредка выхватываемый из сумрака фарами встречных машин, на уверенно лежащие на руле сильные руки…

…совершенно незнакомый ей человек…

Наконец она сообразила, что они уже подъезжают к ее дому. Стас остановил машину во дворе. Она открыла дверцу и обернулась к нему.

– Спасибо, – искренне сказала она. – Это был чудесный вечер.

– Погодите, – усмехнулся Стас. – Пока я не увижу, что вы целой и невредимой вошли в свою квартиру, я не успокоюсь. У вас просто потрясающая способность притягивать на свою голову всяческие неприятности. Уж мне-то известно!

Она попробовала слабо запротестовать, но он уже стоял рядом с ней – она даже не заметила, как он вышел из машины: так быстро все получилось… или коньяк подействовал на нее слишком оглушительно.

В лифте она неожиданно поняла, что стоит совсем рядом с ним – так близко, что ощущает тепло, исходящее от его тела. Голова у нее кружилась, и она была вынуждена ухватиться за его руку.

На лестничной площадке он терпеливо ждал, пока она справится с замком: ключ все выскальзывал из непослушных пальцев.

Наконец замок поддался, она сделала неуверенный шаг за порог, но что-то побудило ее обернуться, и она вдруг оказалась в объятиях Стаса. Его сильные, уверенные руки обхватили ее за плечи, прижали к себе. Она попробовала высвободиться, но ей явно недоставало убедительности.

– Не переживай, – услышала она его голос, – расслабься.

«Я ведь совсем его не знаю! – в отчаянии подумала Лиза. – Кто он такой? Телохранитель у какой-то шишки? Спецназовец? Рэкетир? И ведь всего лишь несколько дней назад… О Господи, что я делаю!»

Но тело отказывалось внимать голосу рассудка. Она цеплялась за этого сильного полузнакомого человека, как за последнюю соломинку, способную удержать ее на плаву.

«Ах, гори все огнем!» – вновь пронеслось в ее затуманенной голове…

Осторожно, нежно Стас помог ей освободиться от черного платья, и Лиза застыла в полутьме, на миг смутившись, и вновь отчаянно вскинула руки, обнимая его за шею.

… Телефон на столе все звонил и звонил, потом перестал: она не заметила ни того ни другого.

* * *

– Тебе что, собственно, надо? – недовольно спросила Серафима, сокурсница Павла и третья и, видимо, последняя жена академика Гаспаряна. – Он себя плохо чувствует.

– А мы договорились, что он меня примет, Симка, – упрямо сказал Павел. – Еще вчера вечером договорились.

Серафима неодобрительно оглядела его: зная Павла «сто лет», она могла особенно с ним не церемониться.

– Пашка, – проворчала она, – от таких, как ты, одно беспокойство.

Но пропустила.

Павел прошел по дубовому паркету – когда-то натертому воском до блеска, а сейчас выщербленному, тусклому. Во всем чувствовался некоторый упадок, этакая патина времени, но все равно квартира была роскошная, настоящая профессорская обитель; с темной мебелью резного дерева, ком– натой-«фонарем» и книжными полками до потолка.

«Все Симке достанется», – подумал он. Единственная дочь академика от первого брака, которая была лет на десять старше Серафимы, давно уже жила в Штатах со своим мужем; прежние жены умерли. – Серафима подхватила Сыча во время его повторного вдовства, будучи его студенткой– дипломницей. И брак, как ни странно, оказался удачным – вот уже десять лет живут душа в душу.

– Здравствуйте, Вадим Погосович. – Павел уселся на предложенный стул и, опустив все полагающиеся в таких случаях прелиминарии, приступил прямо к делу.

– Жмурика я тут потрошил, – сказал он, обращаясь к сидевшему напротив могучему старцу, – ну и всплыло кое-что любопытное. Не хотите поглядеть?

Тот мощной лапой подгреб бумажки к себе.

Кинул взгляд, поморщился:

– Ну и почерк у тебя!

И вдруг насторожился.

– Погоди! А это что?

– Первичный осмотр. Анатомические аномалии. А это – биохимия. Сахар, липиды… АТФ.

Терпеливо-доброжелательное выражение медленно сползало с лица академика. Наконец он поднял голову от бумажек и поглядел на Симу, которая стояла в дверях, держа в руках поднос с двумя чашками чая.

– Поставь на стол и выйди, – коротко сказал он. – И дверь за собой закрой.

Сима многозначительно поглядела на Павла. «Ну и гад же ты», – читалось в этом взгляде.

Но вышла.

– Не думал я, что когда-нибудь еще увижу что– то в этом роде, – сказал Сыч. – Где ты раздобыл этого типа?

– Несчастный случай. Стандартная процедура.

– Кем он был, не знаешь?

– Знаю. В каком-то институте работал. Научный сотрудник.

– Глупости, – буркнул Сыч. – Не верю, как говорил Станиславский. А почему ты мне, кстати, черновики подсовываешь? Где официальное заключение?

– У меня его забрали.

– Значит, вот как, – задумчиво проговорил Сыч, – паршивое дело. А я думал, с этим уже покончено.

– С чем?

– Послушай, малый, зачем ты мне все это приволок?

– Просто интересно, что вы скажете.

– Совет тебе, значит, нужен? Вот тебе совет – сложи все эти бумажки в кучу и подпали. А пепел в унитаз спусти.

– Да что же это такое? – повысил голос Павел. – И что вам известно?

– Не много, но больше, чем кому бы то ни было. Проект какой-то был. Лет сорок назад его запустили. Или больше. Назывался он «Адам».

– Что, секретные разработки? А вы откуда знаете? Вы же тогда вроде в немилости были.

– Ну, по крайней мере на свободе. Я тогда на Белом море работал. На Кандалакшской биостанции. И уже в 61-м туда привезли такого. На бронированном автомобиле.

– Живого?

– Нет. Тоже мертвого. Твой-то целый был?

– Если не считать пули в черепе.

– А мой нет. Обгорел почти дочерна, все кости переломаны, да еще и фонил здорово. Что они с ним делали, не знаю.

– Кто «они»?

– Один человек, который его сопровождал, был при погонах. А второй – в штатском.

– Они хоть что-то объяснили вам?

– Нет. Велели исследовать останки – сделать все, что возможно. Оборудование готовы были предоставить любое – сам знаешь, какое тогда было оборудование. Но мне под это дело удалось для станции спектрофотометр выбить и два цейсовских бинокуляра. Приставили они ко мне своего специалиста лаборантом: мы вместе работали. А потом он забрал останки, рабочие дневники и укатил.

– Так кто же это был все-таки?

– Скорее «что это было». Во всяком случае, не человек. Подделка. Вроде твоего, с той только разницей, что твой все же – более добротная. Все другое – анатомия, строение тканей, биохимия…

– Вадим Погосович, – тихо сказал Павел, – так не бывает.

– Вот и я тогда так решил. И предпочел больше об этом не думать. Забыть. Тем более что мне это настоятельно рекомендовали.

– Не может быть, чтобы вы не пытались найти какое-нибудь объяснение. Я не верю.

– Ну ладно, – сказал старик, – предположим, пытался. Лет через десять, совсем при других обстоятельствах, мне удалось выйти на одного человека, который кое-что об этом проекте знал. Так вот, тот человек считал, что вся эта атака на генетику была дымовой завесой. Что под шумок в шарашках проворачивались какие-то грандиозные генетические эксперименты, при полной секретности, естественно, и что проект «Адам» был из их числа.

– Чушь какая-то…

– За что купил, за то и продал. В общем, в начале пятидесятых в какую-то северную шарашку нагнали пленных немецких спецов – по слухам, им удалось заполучить несколько очень крупных имен, – ну и наших умельцев тоже… И, мол, там была разработана методика, позволяющая изменять биологическую ткань в определенном направлении. И закреплять эти изменения. Хотя до сих пор считается, что это невозможно. И антинаучно. Но если на людей хорошенько надавить… по опыту знаю, на что они становятся способны. В общем, уж не знаю, кого они там хотели вывести – сверхчеловека, что ли? Но потом что-то пошло не так.

– Что не так?

– Не знаю. То ли эти… подопытные повели себя как-то странно, то ли весь процесс вышел из– под контроля, но получилось вовсе не то, что планировалось… В общем, оборудование размонтировали, что там случилось с персоналом – вообще история темная, а подопытных всех вместе со всем экспериментальным комплексом подорвали. Этот, которого мне привезли, каким-то чудом ухитрился выбраться – у них жизнеспособность была просто фантастическая. Лес пришлось прочесать, прежде чем его нашли. И то он, пока его брали, успел несколько человек положить. Твоего-то, ты говоришь, пуля в череп достала?

– Да.

– Это может быть. Мозг у них – самое уязвимое место. Остальные органы регенерируют с фантастической скоростью. Я сам видел: какое-то время удалось поддерживать жизнь в обособленных клетках. В каком темпе они делились!

Он замолчал, обхватив руками могучий лысый череп.

– Вадим Погосович! – нерешительно окликнул его Павел.

– Значит, проект не прикрыли! – тихо сказал Сыч. – Но как они ухитрились так долго сохранять все в тайне? Никаких слухов, ничего…

– Может, это еще один уцелевший?

Сыч покачал головой.

– Нет, – твердо ответил он, – говорю тебе, это почти сорок лет назад было.

– А они вообще стареют?

– Не знаю. Понятия не имею.

– У этого малого, – медленно произнес Павел, – осталась вдова. И ребенок.

– О Господи! – Старик поднял на него безумные глаза.

– Чего вы так боитесь, Вадим Погосович?

– Сам не знаю. Но поживи с мое, усвоишь – у ученого должна быть интуиция. А я чувствую, что приближается что-то ужасное. Если проект тогда не был прикрыт, как они утверждали, если все эти тридцать лет… Ты считал меня храбрым человеком, так ведь? Бесстрашным? А я предпочел обо всем забыть. Слишком надолго.

– А теперь?

– Не знаю. Надеюсь, еще остались люди, которые прислушаются к моим словам, какими бы они ни показались безумными.

Павел лишь молча покачал головой. В отличие от академика, он отлично знал, как мало сейчас значат слова – любые слова. Слишком много дутых сенсаций вспухало и лопалось в последнее время, как пузыри газа на болоте. Да открой любую бульварную газету, каких на каждом углу продается полным-полно, тут же найдешь какую-нибудь страшную тайну с последующим разоблачением: то в Донецкой области вервольфа подстрелили, то в Прикарпатье опять упыри бушуют, то психотронное оружие кто-то направил на соседа по коммуналке… и все – со слов очевидцев, с учеными комментариями. На ночь глядя приятно почитать такое, попугаться немного. Но кто этому верит? Вот если бы доказательства на руках иметь… но их-то как раз и не было.

Он, поколебавшись с минуту, сказал:

– А не могло быть это случайным совпадением? Может, тот проект действительно прикрыли, а этот малый – какой-то мутант, игра природы. Псих. Кстати, вы правы – не был он никаким научным сотрудником, все это маска. Прикрытие. Киллером он на самом деле был. Профессионалом.

– Тот человек, – сказал Сыч, – рассказывал мне, что основные трудности с этим материалом как раз и были в том, что они обычных людей ни во что не ставили. И при их способностях могли вытворять все что угодно. Может, гипноз, а может, просто перемещались с такой скоростью, что у нормального человека крыша ехала. Потому, я думаю, проект и прикрыли – поняли, что не в состоянии их контролировать. Пока они все в бункере были заперты, одно дело… Короче, шарахнули так, что там потом ничего не росло лет десять – земля спеклась, как стекло.

– А один, значит, все-таки смылся? – повторил Павел.

– Ну да. Я же говорю.

– Ну а какого черта его к вам на биостанцию притащили?

– Что?

– Зачем его анатомировать было? Да еще чужими силами? Чтобы втравить в это постороннего, да еще такого известного вольнодумца… Что, у них своих данных не было? Архив-то они наверняка вывезли.

– Ну, вольнодумца тогда порядком прижали к ногтю…

– Так все-таки, зачем?

– Я так понял, что там два ведомства схлестнулись. И вся неразбериха как раз из-за этого вышла. Когда этот тип бежал, им пришлось поднять воинские подразделения – ну, одним словом, мне его привезли военные. А тот, в штатском, был сопровождающим. Потому все и всплыло, что вояки им заинтересовались.

– Надо же! А знаете, как мой погиб? Попал в перестрелку между фээсбэшниками и эмвэдэшниками. Вот вам и случайность.

– Ну, не знаю… ты думаешь, подставил его кто– то? Или наши любимые ведомства опять чего-то не поделили?

– Подставил? Тот, кто его подстрелил, – если это было сделано намеренно, должен был иметь не мозг, а быстродействующий компьютер. Его же рикошетом замочило. А с виду – все чисто. Комар носа не подточит.

– Если это так… Если там эмвэдэшники замешаны… Может, я смогу кое к кому обратиться. Если тот человек еще при деле…

– А вы ему верите?

– Я никому не верю, – отрезал Сыч. – И вот тебе доказательства. – Он ткнул пальцем в бумаги. – Ладно. Завтра приходи. А это оставь. Целее будет.

Павел покачал головой.

– Нет уж. Я вас знаю – у вас память слоновья. Вы и так все, что надо, уже наизусть знаете.

– Ну, как хочешь. Завтра приходи. К полудню. Может, до тех пор я что-нибудь выясню.

Павел хотел спросить – нельзя ли привести Регину, но потом передумал. Сыч скажет «нет», и тогда уже назад дороги не будет. А так, если они нагрянут вместе… Может, старик и смягчится… Он всегда любил блондинок.

* * *

Врач извлек из кармана халата универсальный ключ – вроде тех, которыми пользуются проводники в поездах.

– Воля ваша, – обернулся он к людям, молчаливо топтавшимся за его спиной, – а только вы все равно ничего из нее не вытянете. Она и раньше на учете в районном психдиспансере была, а теперь у нее обострение.

– Вы же врач, – раздраженно отозвался один из посетителей, – и как же вы это объясняете? Могла она свихнуться от какого-нибудь серьезного потрясения? От каких-нибудь внешних причин?

– Серьезное потрясение у нее семь лет назад было, да еще прошлой весной, когда сын пропал, – ответил врач, – но потом она вроде стабилизировалась. А сейчас… ну, какой-то внешний повод мог, конечно, послужить… но любой, самый незначительный. Померещилось что-то. Или розыгрыш. А все эти слухи… Народ тут у нас не то что пришельцев – зеленых чертей ловит.

– Ладно, попробуем все же, – вздохнул его собеседник.

Врач пожал плечами и отпер дверь в палату. Женщина сидела на привинченной к полу железной койке, неподвижно уставясь в пространство.

– Это к вам, Валентина Сергеевна, – кисло сказал врач. – Эти люди хотят вас кое о чем расспросить.

Никакой реакции не последовало.

– Как вы себя чувствуете, Валентина Сергеевна? – с преувеличенной любезностью произнес один из новоприбывших.

Женщина медленно повернула голову и уставилась на него. Ему стало не по себе – глаза у нее были водянистые, светлые и абсолютно лишены всякого выражения. Казалось, она ушла куда-то далеко, в туманную глубину безумия, куда за ней не рискнул бы последовать ни один собеседник.

– Э… – под взглядом этих глаз холодный многоопытный человек несколько растерялся, – я бы хотел…

– Расскажите этим людям, Валентина Сергеевна, кого вы видели у себя в доме, – настойчиво проговорил врач, и его голос внезапно приобрел глубокий и властный оттенок.

Та перевела взгляд на него. Лицо ее осталось таким же безучастным. Тем не менее она вздрогнула и механически заговорила глухим невыразительным голосом:

– Я проснулась… а он стоит, смотрит на меня и улыбается.

– Кто? – напирал врач.

– Алешенька, – тихо ответила женщина.

Врач обернулся к посетителям.

– Сын у нее недавно пропал, – пояснил он, – Алеша, семи лет. Ушел из поселка и не вернулся. Погиб, разумеется, хотя тела так и не нашли. Места тут у нас, сами знаете… А она и до того не в себе была. В общем, она верила, что мальчик жив и вернется… рано или поздно… А месяц назад и вовсе декомпенсировалась.

– Что? – переспросил один из собеседников.

– Свихнулась, – пояснил второй.

– Совершенно верно, – устало подтвердил врач.

– Стоит, смотрит на меня, – тем временем продолжала женщина. – И улыбается. Только… он был совсем не похож на себя, Алешенька. Сказал, что есть хочет…

– Сомневаюсь, – тихо сказал один посетитель другому. – Ты видел эту тварь? У нее вообще рта не было.

– Хоть бы, – отозвался второй, – она сразу кого-нибудь вызвала! Но она же его в погребе прятала… Пока не помер. Если он вообще жив был. Если она его не подобрала где-нибудь в окрестностях, уже мертвым. Чего ты хочешь – останкам-то пара месяцев как минимум! Как тут скажешь, на что он был похож, – сам черт ногу сломит.

– Только почему-то он все время молчал, Алешенька, – недоуменно сказала женщина. – Они забрали его у меня, а он все молчал.

Она вновь впала в ступор, и лишь слезы, которые безостановочно лились у нее из глаз, свидетельствовали, что она еще не потеряла способность хоть что-то чувствовать.

– Больше вы от нее ничего не добьетесь, – сказал врач. – Послушайте, а что вы вообще хотите из нее вытянуть? Неужто это правда?

– Что именно? – сухо спросил один из посетителей.

– Ну, история эта. Про мумию.

– Что-то нашли у нее в погребе, это точно, – неохотно сказал один из посетителей, – теперь бы еще выяснить, что именно.

– Она и вправду все это время там труп сына прятала? Ходят такие слухи.

– Черта с два! – отозвался собеседник. – От этой штуки мало что осталось, но если это и впрямь труп ее сына, то он и при жизни должен был выглядеть довольно странно. Не знаю, где она эту тварь отыскала, но, будь она человеком, вполне можно было бы заняться семейным бизнесом – и Довольно выгодным.

– Каким? – без интереса спросил врач.

– Организовать передвижной цирк, – пояснил посетитель. – Ладно, пошли, тут и вправду ловить нечего.

Женщина на кровати слабо шевельнулась.

– Алешенька, – произнесла она и вновь впала в прострацию.

* * *

Павел уже около получаса болтался около похожего на зачерствевший торт павильона метро «Университет», ожидая Регину и от нечего делать просматривая заголовки статей, которыми пестрели газетные прилавки.

«Я легла в постель с вампиром», «Тайна Пещеры Мертвецов», «Некрофил на кладбище»…

«Все правильно, – подумал Павел, – почему бы и мне не напечатать статью… в «Единороге», «Экстра-HЛO» там или в бульварном листке с бесхитростным названием «Очень страшная газета». И назвать ее, скажем, «Сверхчеловек в казематах Лубянки». Или «Адские опыты спецслужб»… да, что-то в этом роде. А Регина поможет, чтобы это выглядело забойно. Ну, и что дальше? Еще один островок пены в этом мутном море. Те, кому нравится пугаться, привычно испугаются. Остальные пройдут мимо, мельком взглянув на броский заголовок. Да что же это делается! Мир свихнулся! Реальность становится неотличима от шизофренического бреда!»

Наконец белый красавец притормозил рядом с ним. Павел сел на сиденье рядом с Региной.

– Ну что? – деловито спросила она. – Куда это вы меня вытащили с утра пораньше?

«Да ведь уже почти полдень, – подумал Павел. – Странный у них образ жизни, у этих писак…»

А вслух сказал:

– Не хотел говорить по телефону. Но я все-таки нашел человека, которому об этом кое-что известно.

– Этот ваш старый профессор?

– Да. Он мне велел сегодня с утра подойти к нему. Обещал за это время навести какие-то справки. Я его, правда, предупреждать не стал, но подумал – может, вам не вредно с ним познакомиться…

– А он меня не выставит взашей?

– Может, и нет. Вы как. раз в его вкусе – южный человек, при виде блондинок тает. Ну, и вы уж постарайтесь…

– Это я могу, – деловито ответила Регина. – Куда ехать?

Автомобиль остановился у перегруженного лепниной дома, сплошь заселенного когда-то университетской профессурой. Теперь и жильцы поменялись, и дом обветшал, но все же ухитрился сохранить отблеск былого величия. Они миновали сонную консьержку, похожую в своей подсвеченной будочке на экспонат Музея восковых фигур, и поднялись на пятый этаж. Павел позвонил. Не отвечали ему так долго, что он почуял неладное.

– Ну что там? – обеспокоенно спросила Регина.

– Не знаю.

Наконец за дверью послышались шаги. Потом она приоткрылась, и в щель выглянула Серафима. Лицо у нее было опухшее, в красных пятнах. Цепочку на двери она так и не отстегнула.

– Опять ты, – сказала она глухо. – Убирайся! Пошел вон!

И даже попыталась, просунув в щель руку, отпихнуть его.

– Симка, – спросил Павел, чувствуя странный холод в груди, – ты что?

– Черт тебя дернул вчера сюда заявиться, – бесцветным голосом произнесла Сима, – у него сердечный приступ ночью был.

– О Господи!

– «Скорую» вызвали, а что толку? Пока она приехала, пока они в вену попали… Он у них на руках умер! Ну что, доволен?

Рот у нее поехал на сторону, и она отчаянно зарыдала.

– И еще бабу свою притащил, – сквозь слезы проговорила она. Почему-то именно появление Регины окончательно выбило ее из колеи.

– Симка, дорогая, да я тут при чем?

– При чем! Из-за тебя все! Чуяло мое сердце, что ты вчера не к добру заявился. А он сразу, как ты ушел, начал по телефону названивать. И что-то там ему сказали такое… Он так кричал – дверь закрыл, я не разобрала, что… А потом начал валидол глотать. А ночью – этот приступ! Пропади ты пропадом! Все так хорошо было, так спокойно…

Она убивалась отчаянно и некрасиво. Павел только сейчас сообразил, что был слишком суров к Симке, подозревая ее в естественном женском желании пристроиться потеплее, – она действительно любила своего академика.

– Черт, – пробормотал Павел, – а он ничего мне не…

– Убирайся отсюда! – И Симка, вновь собрав свои немаленькие силы, толкнула его в грудь, да так, что он отлетел на несколько шагов. Цепочка звякнула, дверь захлопнулась, и они оказались на пустой площадке.

– Вот не вовремя! – с досадой произнесла Регина.

– Это вы удачно выразились, – устало подтвердил Павел, – именно не вовремя.

– Интересно, это совпадение? – деловито спросила Регина. – Уж очень некстати он умер… или кстати?

Павел вытаращился на нее. Он чувствовал, как погружается в месиво дешевых сенсаций, в хаос бульварных газет, где ни за что убивают старых академиков, скрывая свои мрачные тайны, и уже не мог сообразить, что к чему, – все что угодно может быть правдой… и полным бредом – в равной степени.

– Вы на что же намекаете? Что он не своей смертью умер?

– А что, – заметила Регина, – удобно, вам не кажется? Нет ничего удивительного в том, что человек во время сердечного приступа умирает на руках какого-нибудь практиканта со «Скорой». Интересно, кому он звонил-то? Может, жена его все-таки знает больше, чем говорит…

– Симка? Хотите, чтобы она мне глаза выцарапала? Да вы поглядите, в каком она состоянии…

– Черт! – вновь досадливо поморщилась Регина. – Что же нам делать? Только-только вышли хоть на что-то…

– Похоже, кто-то идет за нами по пятам, – устало заметил Павел.

Женщина, прищурившись, внимательно поглядела на него.

– Сейчас наверняка думаете: «И зачем я только встрял в эту историю?»

– Ну да, – честно подтвердил Павел. – Думаю. Послушайте, если бы я не притащился вчера к Сычу со своими глупостями, может, он был бы еще жив! Его бы еще лет на двадцать хватило как минимум! И Симку жалко.

– Ладно, – деловито ответила Регина, – бумажки эти при вас?

– Да, – отозвался Павел.

– Дайте на время. Я покажу их кое-кому из своих. Журналисты – народ ушлый. Может, кто-нибудь уже роет в этой области… – Она задумалась. – Да, точно.

– Может, не нужно, Регина? – осторожно сказал Павел. – Похоже, это становится опасно, очень опасно. И потом… вы о вдове его подумали? Не о Симке, я имею в виду – той, вашей? Вы же и ее подвергаете опасности! А потом – что вы ей рассказали?

Регина пожала плечами.

– Ничего. Вы были правы. Глупо говорить женщине, только что похоронившей мужа, что она восемь лет жила неизвестно с кем. Хватает и его сомнительного прошлого… а уж посвящать ее в остальные подробности и вовсе незачем.

Павел кивнул. Он полез в нагрудный карман пиджака и достал смятые листы, выдранные из блокнота.

– Возьмите… – сказал он, – что ж, раз так, будем на связи. И… осторожней, Регина…