Текст книги "Все источники бездны"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– Если вам надо экипироваться, я могу помочь подобрать все, что нужно, – сказал Завадский. – Тут вполне приличный магазин.

Лесник больше не обращал на них внимания. Он, не прощаясь, повернулся к «туристам» спиной и молча зашагал вниз по улице.

– Не слишком-то он общительный, – пробормотал Павел.

– Да уж, – отозвался Борис. – Он, кстати, то ли москвич, то ли питерец. Мне про него регистраторша в гостинице рассказывала.

– И что?

– Ну, у него вроде как жена утонула. Паршивая история. Они еще студентами были – сплавлялись по каким-то порогам, а байдарка возьми да перевернись. Он два часа по дну шарил… С тех пор все себя винит. В город возвращаться не захотел, уехал сюда. Так что ты с ним потактичнее. Характер, говорят, у него тяжелый.

– И когда она, интересно, тебе это рассказать успела?

– Вечером, когда я к ней за кипятком ходил. Ты-то храпел уже.

– А почему мне не рассказала?

– Я – человек культурный, – с достоинством сказал Борис, – в очках. А это производит впечатление на пейзанок.

Павел пожал плечами.

– Так вы идете, молодые люди? – спросил Завадский. До сих пор он стоял спиной к ним, рассеянно вглядываясь в холодное северное небо.

Борис кивнул.

– Тогда жду вас у магазина, – сказал тот, – мне еще в гостиницу забежать надо.

– А! – оживился Борис. – Так вы тоже в гостинице остановились?

Тот кивнул.

– Я бывал в местах и похуже. А тут цивилизация. Гостиница, клуб… Киномеханик свой.

– Да кто сейчас в кино ходит, – возразил Борис, – они все больше по домам сидят, «Санта– Барбару» смотрят. Вон, поглядите…

Над крышей одного из неухоженных домиков гордо высилась параболическая антенна.

– Цивилизация! – сказал Борис горько. – Где сельская идиллия? Где народные песни? Где парное молоко? Где девки в сарафанах?

– Да зайдите в любой дом, и продадут вам парного молока, – отозвался Завадский.

– Не хочет он молока, – пояснил Павел, – он хочет девок в сарафанах.

– А-а, – протянул тот. – Тогда вам нужно в ансамбль народного танца. Ладно, встречаемся у магазина.

И зашагал по улице деловитой походкой.

– Интересно, – задумчиво проговорил Борис, – ему-то что тут нужно?

– Ну, приехал человек поохотиться.

– Черта с два! Ему не меньше, чем нам, нужно к заброшенному карьеру. Просто он виду не подает. Ладно, пошли, присмотрим себе что-нибудь. И вправду – не в мокасинах же по болотам топать.

– На какие шиши? – смущенно пробормотал Павел.

– Редакция заплатит, – неубедительно ответил журналист. – Внесу в статью расходов. Считай это экспедиционной экипировкой. Вот оружия у нас нет… Видал, у этого типа?

– Двустволка?

– При чем тут двустволка? Пистолет он табельный под мышкой прячет. Давай, двигайся. Мне еще работать.

– Ты и впрямь собрался работать? – удивился Павел. – А я думал, ты это не всерьез…

– Что значит «не всерьез»? Я либо всегда всерьез, либо всегда дурака валяю. Чем нынешняя поездка от других отличается?

– Да что же ты делать будешь?

– Я эту Ларису Захаровну на диктофон записал. Маленький такой диктофончик.

– Весь этот бред?

– Друг мой, – серьезно сказал Борис, – скорее всего это, конечно, бред. На девяносто процентов. Что она сама выдумала, что с чужих слов пересказала, что ей безумная Чужайкина наплела. А десять процентов все-таки остается. И зря ты так отмахиваешься от всего непонятного. Ты же сам покойного Панина потрошил. В него-то тебе все-таки пришлось поверить.

– Это другое дело, – сердито сказал Павел. – А тут бред какой-то. Был ребенок, пропал, потом появилось какое-то странное существо. Ну, уродец. Мутант, в конце концов…

– Знаешь, что меня в вас, прагматиках, восхищает? Ваша способность оперировать звучными терминами. Звучит научно, в Большой Советской Энциклопедии есть, значит, все в порядке. А это просто заклинание, магия. Ты, скажем, говоришь – мутант. А я говорю – подменыш. И оба мы говорим об одном и том же явлении. Которого ни ты, ни я не понимаем.

– Подменыш?

– Ты что, сказок не читал? – удивился Павел. – Знаешь, всякие там английские и шотландские предания… Эльфы любили похищать человеческих детенышей. Стоило матери отвернуться – и в колыбельке уже лежит оборотень. Сморщенный, дряблый, страшненький. А настоящий уже где-то там… неведомо где.

– Ну и что? К чему ты клонишь?

– А ведь похоже, правда? Был ребенок – и вдруг вместо него появилось нечто совершенно нечеловеческое, что она принимает за своего ребенка. Кто нашептал ей, что он и есть ее сын? И где на самом деле ее сын? Куда он-то делся? Может, она его своими руками задушила, чтобы место освободить, когда ей это чудище подсунули?

– Да кто подсунул-то? – Павел почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом, точно ветер из неведомых пространств дохнул ему в спину.

– Как их ни называй. Некто. Существа из нижнего мира. Оборотни. Те, кто умеет принимать человеческий облик. Или внушить, что они приняли человеческий облик… Кто на самом деле за столом сидел? Кого соседка эта любопытная видела?

– Чепуха все это. Бабьи сказки.

– К бабьим сказкам, милый мой, тоже иногда стоит прислушаться.

– Ладно-ладно… А что потом происходит с твоими подменышами?

– Обычно они вылетают в трубу, – серьезно ответил Борис.

– Послушай. – Павел отчаянно пытался достучаться до Борисова здравомыслия. – Так не бывает. Это вы, журналисты, виноваты. Как ни раскроешь газету, везде «диагностика кармы». Или объявления, вроде: «Приворожу. Гарантия сто процентов». Вы сами-то в эту чушь не верите, а развели просто средневековье какое-то при помощи современных средств массовой информации. А на деле всему можно найти свое объяснение. Естественное. Уж на что жуткая была история с отпечатками пальцев у мертвецов, так и то…

– Какая история?

– Ну, еще когда в конце прошлого века дактилоскопию только начали вводить… ну, картотеку отпечатков пальцев…

– Я знаю, что такое дактилоскопия, – сердито прервал Борис. – Продолжай.

– Ну вот, брали отпечатки пальцев у всех подряд – у преступников, у полицейских… Понятно, ни одни отпечатки не совпали – сколько людей, столько и рисунков… папиллярных линий… И тогда комиссар полиции задумался – ну ладно, это у живых… А вот с мертвыми-то как? Есть у них отпечатки? Или, может, они после смерти исчезают…

– Ишь ты, любопытный какой…

– Просто хороший комиссар, наверное. Дотошный. В общем, пошел он в местный морг, дал сторожу воск и велел взять отпечатки пальцев у всех клиентов морга… На следующий день понесли воск в лабораторию, начали сверять отпечатки… И вот ведь какая штука – одинаковые оказались у всех мертвецов отпечатки. Ну, специалисты в панике – не может такого быть, мистика какая-то! После смерти у всех, получается, узор на пальцах одинаковым становится…

– Ну?

– Ну, говорю, комиссар неглупый человек был. Пошел он в этот морг, припугнул сторожа… Тот и сознался. Боялся он мертвецов за руки брать, прижимать к воску холодные их пальцы. Свои он отпечатки сделал. Сам у себя. И сдал по количеству мертвецов…

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Потому что природа избегает усложнения. Если что-то происходит, пусть даже самое странное, самое невероятное… оно должно развиваться по какой-то самой простой схеме. А ты – подменыши… Легенды и мифы дикого Севера, понимаешь ли.

…Вечером в унылом гостиничном номере, освещенном свисающей с потолка единственной лампочкой без абажура, когда Павел, развалясь на койке, читал старую газету, а Борис приводил в порядок записи, раздался деликатный стук в дверь.

– Не заперто, – сказал Борис, подняв голову.

Дверь приотворилась, и в щель просунулся Завадский.

– Можно? – спросил он.

– Входите, – отозвался Борис.

Тот вошел в комнату, огляделся.

– Я вижу, – он кивнул на валяющийся на полу рюкзак, – вы уже собрались.

– Более или менее, – неопределенно ответил Борис.

Им действительно удалось раздобыть в местном магазине все необходимое для короткого похода – Завадский оказался толковым спутником и сумел выбрать относительно дешевые и надежные вещи. Должно быть, молодость он провел в полевых условиях, подумал Борис. Сказывается военное прошлое.

Потом Завадский перевел взгляд на разложенные на столе записи, на выключенный миниатюрный диктофон.

– И все же вы журналист, – сказал он. – Собственно… мне уже про вас рассказывали. Поселок маленький, каждый приезжий человек на виду. Так что же вам в лесу нужно? Вы ведь не охотиться приехали.

– А вы? – Борис холодно посмотрел на него.

Тот не ответил. Он вновь рассеянно оглядел залитую тусклым светом комнату, обшарпанные обои, потом заговорил вновь.

– Не знаю, что вы там ищете, но ничего вы не найдете. Гоняетесь за сенсацией? Ладно, гоняйтесь на здоровье, но там же ничего нет… пусто. И если вы приехали по поводу мальчика…

– То что? – быстро спросил Борис.

– То при чем тут старый карьер?

– А вы что-то знаете про эту историю? С пропавшим мальчиком?

Тот усмехнулся.

– Тут все про него знают. Беда только, что каждый рассказывает свое. Но все сходятся на том, что она подобрала его на кладбище.

Он нетерпеливо пошевелился.

– Послушайте…. люди тут живут замкнуто. Вот и выдумывают всякую чушь от нечего делать. То про мальчика, то про старый карьер. Да ведь если бы там действительно что-то было, про это давно бы уже разнюхали… И не только ушлые журналисты вроде вас.

– Если там ничего нет, – вмешался Павел, – то почему вас так беспокоит, куда мы направляемся? Вас же никто не просит идти с нами, верно? Просторы тут немереные – вольному воля.

Тот махнул рукой.

– Я в своем возрасте не очень-то люблю один по тайге ходить. Мало ли что. А что касается карьера этого… что ж, поглядим вместе. Ладно, желаю спокойной ночи. Встречаемся завтра у охотинспекции в шесть утра.

– Да чего рано так? – возмутился Борис.

– Никита велел.

– Это он из вредности, – грустно сказал Борис. – Не понравились мы ему.

Завадский пожал плечами, шагнул к выходу, и дверь за ним закрылась.

* * *

Шофер услужливо отворил дверь черной, лаково блестящей машины с притемненными стеклами, и человек в солидной тройке ступил на землю. Он рассеянно озирал закрытые ворота, за которыми высились медные сосны, подсвеченные чистым закатным огнем… дальше, за дорогой, тянулись песчаные дюны, поросшие редким лозняком, а еще дальше – наморщенная под легким ветром водная гладь.

Его уже встречали. У мужчины, стоявшего на подъездной аллее рядом с машиной, был вид пожилого детского врача. Даже жесты – мягкие, плавные.

– Ну что? – спросил новоприбывший.

– Да хрен его знает. – Раздраженная речь его собеседника странно контрастировала с внешним обликом. – Вторые сутки возимся. Малый как малый. К маме хочет.

– Плохо возитесь, – спокойно сказал приезжий.

– Черта с два! Все пальцы пацану искололи. От мониторов не отходим.

– Должно что-то быть, – настойчиво проговорил человек в темном костюме, – говорю вам, должно. Если нужно еще что-то, заказывайте… любое оборудование…

Тот пожал плечами.

– У нас оборудование лучше, чем в Кремлевке. А что толку.

Новоприбывший поглядел на часы..

– Я даю вам еще сутки. Потом… Ладно, покажите мне, что вы там наработали.

Они пошли по аллее по направлению к дому. Детский врач впереди, новоприбывший за ним. Шофер замыкал шествие.

– Может, ошибка вышла? – тихо проговорил шофер. – Может, не того взяли?

– Нет, – ответил тот. – Ошибки быть не может.

Он подумал.

– По нашим данным, все правильно. Сейчас самое время. Ну, может, подождать еще немного надо. Завтра перевезем его отсюда, устроим понадежней.

– А если все-таки ничего не выйдет? – обернулся к нему провожатый.

– Ну что ж, – лениво ответил тот, – всего-навсего одним человечком на земле станет меньше. Но я бы очень советовал вам постараться, чтобы вышло. Это в ваших же интересах.

Он ступил на крыльцо, и наконец тяжелая дверь захлопнулась, поглотив всех троих.

* * *

Мотор затих, и лодка, двигаясь по инерции вперед, чиркнула дном о берег.

Лесник соскочил в воду, Завадский – за ним.

– А вы что расселись? – обернулся лесник к остальным. – Давайте, вылезайте.

Павел и Борис выбрались из лодки. Волны лениво плескались, закручиваясь вокруг щиколоток.

– Раз-два, взяли! – скомандовал лесник. Они вцепились в борта и потащили лодку К видневшимся на берегу камням.

– И подальше, – велел лесник, – сейчас отлив, видите?

И правда, море отступило, оставив за собой широкую мокрую полосу, на которой, точно сотни крохотных ртов, приоткрывались и захлопывались створки мидий и лениво копошились фиолетовые с ядовито-желтой окантовкой морские звезды. Павел заметил в воде багряный отблеск и глянул под ноги – рядом с ним лениво пульсировал огромный пурпурный цветок с бахромчатой отделкой вокруг полупрозрачных лепестков.

– Всего-навсего медуза, – пояснил Завадский, заметив завороженный взгляд Павла. – Цианея арктика.

У Павла слово «цианея» ассоциировалось с чем-то нехорошим, и он осторожно отодвинулся.

– Не бойтесь, – усмехнулся тот, – не укусит.

– Бывали тут раньше? – спросил Борис.

– Давно когда-то, – ответил тот.

Теперь днище скрежетало по сухому галечнику выше уреза воды. Берег выглядел недружелюбно: бурые валуны с цветными пятнами лишайников, черные ели, чьи покрытые мхом стволы казались бледно-зелеными, почти белыми. Лиственные деревья стояли голые, лишь чуть размытые очертания ветвей свидетельствовали о наступлении весны. В распадках в глубокой фиолетовой тени притаились серые пласты слежавшегося снега.

Оставив лодку и выбрав снаряжение, они поднялись по пологой насыпи и углубились в лес.

Идти было нелегко: выступающие узловатые корни деревьев были переплетены так, что из-за них да бледных разбухших хвощей не проглядывала земля. И все было присыпано бурым слоем отмерших иголок.

– Да как мы пройдем-то здесь, – в ужасе пробормотал Борис.

Лесник пожал плечами.

– Вам это надо. Не мне.

Не дожидаясь, пока стволы елей с голыми нижними ветвями сомкнутся у него за спиной, Павел обернулся.

Отсюда, с холма, должно было хорошо просматриваться море, но его в прямом смысле не было: ни ровной водной глади, ни далекого горизонта. Вдали смутно виднелась полоска земли, поросшая такой же густой и темной зеленью, где-то еще дальше вставали из воды темные голые скалы. И надо всем этим светилось белесое, как молоко, северное небо.

Приходилось все время глядеть под ноги. Подошвы скользили по влажным корням, и каждый шаг грозил как минимум растяжением связок. Какое-то время Павел сосредоточенно шагал молча, потом спросил:

– Ты и вправду думаешь, что мы что-то найдем?

Борис перевел дыхание и лишь потом ответил:

– Не знаю. Но, во всяком случае, он так думает, – и журналист кивнул на Завадского, который шел впереди, не сбавляя темпа.

– Да? – Павел насторожился. – Вопрос только в том, зачем это ему нужно… Послушай… а ты уверен, что он здесь не для того, чтобы за нами следить?

– Не знаю. Но мне кажется, что он охотней бы без нас обошелся. Во всяком случае, если что, мы с ним справимся. Разве только…

– Что?

– Если он не из этих.

– Те вроде помоложе были. Панин и тот, второй.

– Всякое может быть. И пистолет у него. Но если ты прав… может, отделаться нам от него как-нибудь?

Павел вытаращился на него.

– Если он и впрямь из этих, хрен ты от него отделаешься. А если нет – получается, невинного человека убили.

– Господь с тобой! Да не предлагаю я его убивать! Я просто подумал – может, мы оторвемся потихоньку!

– И куда мы пойдем? – уныло спросил Павел. – Мы даже назад сами не сможем вернуться.

– Ну, куда-то мы безусловно выберемся. Не такие уж дикие тут места…

– Поторапливайтесь! – обернувшись, крикнул лесник. – Нам нужно дойти засветло.

Борис устало вздохнул.

– Ладно, – сказал он, – сами ввязались… Чего теперь. Пошли, там видно будет.

Они молча продвигались по лесу, то обходя упавшие стволы, оскалившиеся обломками сучьев, то подныривая под переплетенные ветви елей, образующие густой шатер. Вокруг стояла полнейшая тишина, и оттого казалось, что они идут во сне. Павлу было не по себе: тесно обступающие деревья вызывали у него ощущение удушья. Он охотно оказался бы сейчас на берегу студеного моря, в вонючем поселке – где угодно… Только бы выбраться отсюда.

Что-то шарахнулось из-под ног и, хлопая крыльями, пронеслось меж ветвей, но Завадский, вместо того, чтобы вскинуть двустволку, лишь рассеянно проводил дичь взглядом. Лесник, хоть у него и было ружье, стрелять не собирался. «То ли он из принципа не бьет дичь, то ли предоставляет управляться туристам», – подумал Павел. Но на Завадского он поглядел удивленно.

– Эй, – сказал он недовольно, – какого черта вы зеваете?

– Виноват, – рассеянно отозвался тот.

Лесник покачал головой.

– Ладно, – сказал он. – Скоро выйдем к озеру.

Озеро открылось неожиданно. Оно лежало меж мшистых берегов, точно осколок зеркала, с предельной четкостью отражая темные ели, взрезающие своими вершинами полупрозрачное небо.

Павел с облегчением огляделся. Только тут он почувствовал, что может дышать полной грудью.

– Мы тут остановимся? – с надеждой спросил он.

– Да. – Лесник скинул на землю рюкзак. – Привал.

Самым запасливым из них оказался Завадский. Он действительно готовился к этому походу основательно, и после обеда, состоявшего в основном из его припасов, Борис явно повеселел. Лес не давил на него так, как на Павла, и непривычную нагрузку он переносил на удивление легко, но ему не хватало городского ритма и человеческого общения: нынешние его спутники оказались людьми молчаливыми. Да и беседовать на ходу было трудно: все силы уходили на то, чтобы сохранять равновесие, пробираясь меж скользких корней.

– А тут часто люди бывают? – спросил он. – Туристы, охотники…

– Часто, – ответил лесник. – Но все больше осенью. В лес далеко никто не заходит, да и смысла нет. Сплавляются по рекам. Или берегом, на моторках. И туристы, и местные. Клюква тут, брусника… грибов полным-полно.

– А медведи водятся?

– Вообще-то да. Но мало кто их встречал. Другое дело, что болтать про них любят. Так, для остроты ощущений. Рассказывают всякие страсти.

– А что еще рассказывают? – оживился Борис. – Поверья какие-нибудь?

– Вы что, – неприязненно спросил лесник, – фольклор собираете? Какие тут поверья? Тут коренного народу вообще мало, все больше пришлые. Кто когда-то деньгу зашибать приехал, да так и остался… Кто еще с выселок, в тридцатых… Ну, старообрядцы в свое время тут по скитам прятались. До сих пор в лесу иногда еще одинокие могилы встречаются. И бараки пустые.

– Ни привидений, ни странных голосов, ничего? – с надеждой спросил Борис.

– Нет, – отрезал тот, – какого черта?

– А в поселке мне рассказывали…

– Вы бутылку поставьте, они еще и не то расскажут. Оно и понятно – жизнь тут унылая, развлечений мало. На Севере вообще жить противоестественно – не для человека он. Зимой чуть не круглые сутки темно. Полярное сияние опять же… Выйдешь ночью из дому – в небе такое творится, глядеть страшно… Летом белые ночи. Вот у людей все в голове и путается. А что вы тут ищете, собственно?

– Сами не знаем, – честно ответил Борис, – нам контактеры позвонили. Ну, энтузиасты из комиссии по контактам. Сказали, тут что-то странное происходит.

– Энтузиасты, – мрачно пробормотал лесник, – стрелять надо этих энтузиастов. Недоучки, дилетанты чертовы, а туда же – лезут!

– Но если здесь и правда что-то происходит…

– По большому счету, – задумчиво сказал лесник, – везде что-то происходит. Просто обычно никто не дает себе труда присмотреться… задуматься. Вы полагаете, что всякие странные штуки, если и попадаются где-нибудь, то в таких вот медвежьих углах. А на деле в большом городе у любого аномального явления гораздо больше шансов остаться незамеченным. Там слишком много всего происходит, и человек старается отгородиться от лишних впечатлений. Просто из инстинкта самосохранения. А тут у нас все на виду. Любое событие по полгода пересказывается и в конце концов обрастает такими подробностями…. Я уверяю, у вас под боком в сотни раз более странные вещи творятся…

– Это точно, – задумчиво пробормотал Борис.

– Романтика… – пробормотал Завадский, – в этом все дело. Так я, простите, не понял, – он обернулся к Борису, – вы все-таки в пришельцев верите? Или в привидения?

– А по мне, так нет разницы, – резонно сказал Борис. – Ведь что такое привидение… Привидения – это…

– Да вы что, – удивился Павел, – с ума посходили? Сидим тут и полчаса друг другу байки рассказываем.

– А о чем бы ты хотел поговорить, – огрызнулся Борис, – о чудесах генетики?

Павел пожал плечами и отвернулся. Солнце медленно спускалось по весенней пологой дуге. Кайма деревьев вокруг озера потемнела, и оттого казалось, что оно светится своим собственным внутренним светом. Он завороженно уставился вдаль, как городской человек, которому редко выпадает видеть такую красоту, но вдруг неожиданно поежился под чьим-то тяжелым взглядом. Он обернулся. На него глядели холодные серые глаза Завадского.

Второй раз они остановились, когда начало темнеть. Лес внезапно расступился, открывая по левую руку плоскую грязно-зеленую равнину, кое-где, точно каплями крови, присыпанную ягодами прошлогодней клюквы. Над плоской поверхностью торчало несколько высохших стволов.

– Туда ходить не советую, – сказал лесник. – Болото. Поганский Мох называется. Оно до самого Салозера тянется.

– А что, тут вообще никто не ходит? – поинтересовался неутомимый Борис.

– Почему, – ответил тот, – ходят. Но в основном местные – ближе к зиме. А сейчас там все подтаяло… Провалитесь, и ищи вас. Разве что потомки выроют лет через пятьсот. И будут на вашем примере изучать строение черепа местного населения. Трупы в болотах хорошо сохраняются.

Может, на журналиста это и произвело впечатление. Павла такими вещами испугать было трудно.

– А что с сыном Чужайкиной – с настоящим сыном – случилось, как вы думаете? – спросил Борис с какой-то маниакальной настойчивостью. – Он тоже в такое вот болото провалился?

– Трудно сказать, – ответил лесник, – но скорее всего, да.

– А когда это случилось?

– Как раз прошлой весной. Или в начале лета.

– А к осени у нее в доме уже эта тварь завелась, – пробормотал Борис, – и прожил он там, у нее, получается, до зимы, как минимум.

– Нет, – ответил лесник, – он осенью и умер. Землю еще не прихватило. Потому-то они и ухитрились его по очереди на огороде закапывать. Вот, ей-Богу, странное развлечение. – Он вздохнул. – Ладно, – сказал он, – вон туда поглядите.

По правую руку лес медленно сходил на нет, превращаясь в редкую поросль, покрывшую вздыбившиеся гранитные скалы. Земля там была перекорежена, словно какой-то гигант долго и злобно расшвыривал ее ногами, но уже успела залечить раны – даже дорога к оврагу терялась в густой молодой поросли.

– Вот он, ваш карьер, – сказал лесник.

– Это тут беломорит добывали? – поинтересовался Борис.

Лесник покачал головой.

– Нет. Это к западу отсюда. На Керети. А этот рудник давно закрыли. Еще до войны, кажется. С тех пор тут мало кто бывает. Да и зачем? – Он усмехнулся. – Только всякие чудаки вроде вас. Ладно, если вы хотите осмотреть его, лучше это утром сделать. А потом тронемся в обратный путь. Устраивает?

– Вполне, – ответил Завадский. Ни о какой охоте он больше речи не заводил.

– Тогда будем ставить лагерь.

Никита протянул Павлу котелок.

– Пойдите, наберите воды. Там, у берега. Только осторожней. И не вздумайте пускаться на всякие подвиги, слышите?

– Хорошо, – кивнул Павел.

Он осторожно начал спускаться в низину. Над болотом небо набухало красным, черные силуэты деревьев тянулись к нему, точно сломанные руки.

Подтаявшая глина неожиданно подалась под ногой, и он упал на спину, проехав несколько метров вниз до самого края низины, где тускло отражали небо мелкие ямы, заполненные ржавой водой.

– Вот черт! – пробормотал он.

Нога отозвалась острой болью. Он осторожно попробовал ее подтянуть – вроде все в порядке, но что-то мешает. Он приподнялся на локте, скосил глаза вниз – ступня попала между двумя древесными корнями. Он потянул ее и легко высвободил, но она продолжала болеть – тупой ноющей болью.

Он снял сапог и осторожно пошевелил пальцами. Ощупал щиколотку. Она уже начала опухать.

«Перелома нет, – подумал он. – Вывиха вроде тоже. Подвывих. Или растяжение».

Павел потуже перетянул портянку, хромая, добрел до ближайшей бочаги и зачерпнул котелком воды.

Когда он вернулся, лесник уже укреплял над костром жердь для котелка, а Борис и Завадский таскали хворост.

– Так я и знал, – недовольно сказал лесник, взглянув на хромающего Павла.

– Это ерунда, – ответил тот виновато, – к утру все пройдет.

– Идти-то можете?

– Завтра смогу, – с фальшивой уверенностью отозвался Павел.

Никита мрачно поглядел на него.

– Говорил же я, осторожней. Ладно, садитесь. Ногу поднимите повыше. Полено подложите под нее, что ли.

– Без вас знаю, – пробормотал Павел.

Близилась ночь, но здесь, на краю леса, полной темноты не было – небо, окаймленное зубцами елей, продолжало слабо светиться бледным молочным светом. Костер почти прогорел. Борис, который отдыхал, с наслаждением откинувшись на рюкзак, неожиданно поднялся и начал копаться в вещах, сосредоточенно насвистывая.

– Ты это что? – спросил Павел.

– Фонарик ищу.

– Что там у тебя такое, чего ты без фонарика отыскать не сможешь?

– Вообще-то я хотел на карьер сходить, – задумчиво отозвался Борис.

– Ночью? – удивился Павел. – Какого черта?

– А помнишь, что эта девица говорила? Что он по ночам светится, что ли…

– Да ты сам погляди!

Именно над карьером навис глухой, непроглядный мрак.

– Ну и что, – упрямо сказал Борис, – может, это отсюда не видно.

– Ладно. – Павел с трудом поднялся. – Я с тобой. Вот только палку себе вырежу.

Никита злобно поглядел на них.

– Мне что, одного калеки мало? Никуда вы не пойдете, – обратился он к Павлу. – Я такие штуки знаю. Вам нельзя двигаться.

– Не хочу отпускать его одного, – пояснил Павел. – А если и он себе ногу подвернет?

– Еще чего! – жизнерадостно ответил Борис.

– Ладно. – Лесник поднялся. – Вот еще придурки на мою голову. Пошли, раз уж вам так приспичило. Только дойдем до края осыпи – и назад. Договорились? Никаких приключений!

– Договорились! – Борис наконец отыскал фонарик.

– А вы сидите тут, – он обернулся к Павлу.

Тот кивнул.

– А вы? – Борис поглядел на Завадского, который спокойно сидел у костра. – Идете?

Тот покачал головой.

– Зачем?

– Неужто вы и впрямь сюда охотиться приехали?

– Все может быть, – рассеянно пробормотал Завадский и зачем-то взглянул на часы.

– Долго туда идти? – спросил Павел.

– С полчаса по такой-то темноте, – ответил лесник, – считайте, полчаса туда, полчаса обратно. Минут пять, чтобы он мог убедиться, что там все в ажуре. Ни зеленых чертиков, ни розовых слонов.

И они пропали в густой поросли, покрывающей развороченные пласты земли.

Пронизывающий весенний холод обступал их со всех сторон, и Павел поежился.

– Может, натаскаете еще хворосту? – спросил он Завадского.

Неудобно гонять пожилого человека, но проклятая нога распухла и ныла все сильнее.

Тот неожиданно заупрямился.

– Не стоит, – сказал он, – посидим так.

Павел пожал плечами, но спорить не стал – лишь плотнее запахнул штормовку.

Ночь наступила медленно, точно неохотно, но она была равнодушна и непроницаема, как всегда бывает вдали от городов, где мрак рассеивается огнями человеческого жилья. Казалось, их окружила сама Вселенная – дышащая, пульсирующая.

Завадский беспокойно пошевелился.

Павел заметил что он поглядывает на военный хронометр со светящимися стрелками.

– А я думал, тяга бывает на рассвете, – заметил он.

– Что? – рассеянно переспросил Завадский.

Павлу неожиданно стало неспокойно. И ребят что-то долго нет.

– С ними ничего не случится? – спросил он скорее себя, чем Завадского.

Но тот неожиданно ответил:

– Нет-нет, еще рано.

«Господи, – с тоской подумал Павел, – и этот свихнулся».

Но тут по стволам деревьев полоснул луч фонарика. Кусты затрещали. Завадский напрягся, и Павел не столько увидел, сколько почувствовал, что его рука потянулась к кобуре. Павел тоже приподнялся, ожидая неизвестно чего. Но это вернулись Борис с лесником.

– Ну, что там? – спросил Павел.

Борис безотчетно пожал плечами, хотя в темноте этот жест вряд ли кто мог разглядеть.

– Ну, там действительно старые разработки. Отвалы. Не знаю, что там раньше добывали, – даже колючая проволока висит… ржавая. Завтра, при свете, посмотрим получше. А вы почему в темноте сидите?

– Он не велел разжигать костер. – Павел кивнул на Завадского.

– Что за ерунда? – раздраженно сказал лесник. Он подхватил охапку сухих веток и кинул ее на Прогоревшие угли.

– Нет! – умоляюще проговорил Завадский. – Нельзя!

Но костер уже вспыхнул, прикормленный смолистыми ветками. Сухие иглы горели легко, точно солома, давая высокое, жаркое пламя.

Лесник повернулся и внимательно поглядел на Завадского. Его лицо в отсветах пламени казалось суровым.

– Либо вы сумасшедший, – сказал он, – либо боитесь, что, если мы ночью будем жечь костры, нас кто-то заметит. Кто?

Тот молчал. Губы у него посинели, и Павел отчетливо понял, что тот болен. «Сердечник… – подумал он. – Приступ. Этого нам еще не хватало».

Он с трудом поднялся и тронул Завадского за плечо.

– Вам плохо?

– Там… – с трудом выговорил тот. – В нагрудном кармане.

Павел молча запустил пальцы в нагрудный карман твидового пиджака Завадского и вытащил плоскую блестящую упаковку.

– Скорее, – проговорил тот, – две таблетки…

– Ну? – Лесник наблюдал за ними с выражением полнейшей безнадежности, – И какого черта вы сюда поперлись? Вам дома лежать надо.

– У меня нет времени, – слабо ответил Завадский.

– Охота пуще неволи, да? – язвительно спросил Борис.

Тот не ответил. Дышал он уже ровнее, и синюшная бледность, видимая даже в неверном свете костра, отступила.

Лесник, в свою очередь, взглянул на часы.

– Ладно, – сказал он. – Сейчас все равно ничего не сделаешь. Завтра с утра пойдем отсюда. Если что, соорудим носилки.

– Рации нету у вас? – спросил Павел.

– Нет, – ответил он. Потом поглядел на Павла. – И вы с вашей ногой… Уж не знаю, как до берега дотащимся. – И добавил с прорвавшейся злобой: – Туристы чертовы! Дилетанты!

Костер прогорал. Угли мелко пульсировали, то заливаясь алым румянцем, то подергиваясь серым налетом. Павел лежал, облокотившись о рюкзак, и мрачно смотрел в темноту. Нога отекла, повязка казалась слишком тесной, и он не мог спать – мешала не столько боль, сколько неприятное ощущение. Остальные, казалось, спали. На землю навалилась непроницаемая тьма, такая густая и тягучая, как только и бывает за пару часов до рассвета. Казалось, даже дышать стало труднее.

Неожиданно у костра что-то пошевелилось.

Завадский приподнялся на локте. Огляделся. Его лицо в слабых отблесках костра по-прежнему казалось синюшным и напоминало лицо трупа. Он, стараясь не шуметь, поднялся на ноги и, склонившись над рюкзаком, вынул оттуда какой-то плотный пакет. Потом огляделся (Павел поспешно зажмурился) и осторожно двинулся в сторону карьера. Павел заметил, что фонарика Завадский не взял.