Текст книги "Все источники бездны"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– За дешевой популярностью гонитесь, да? – съехидничал Павел.

– Гонюсь, – согласился Борис. – Почему бы нет? Людям нужно верить в чудо. Раньше верили в святых, лечащих наложением рук, – теперь в экстрасенсов. Святые хоть бесплатно руки возлагали. Раньше ангелов, спускающихся с небес, видели – теперь всех, видите ли, пришельцы посещают. Это человеческая природа, ее не переделаешь.

– Так почему бы на ней не заработать? – подсказал Павел.

– А на чем же мне еще зарабатывать? – удивился Борис. – Не трупы же вскрывать? На всех мертвяков не напасешься.

– «Том – патологоанатом, он берет работу на дом», – рассеянно пробормотал Павел. И недоверчиво добавил: – Что ж вы в эту историю-то встряли? Это вам не экстрасенсы паршивые. Тут и до вас добраться могут.

– Сам не знаю… – честно ответил Борис. – Регинку жалко. Не нравится мне, когда моих любовниц убивают. Даже бывших. А следователь, сука, с меня подписку о невыезде взял…

– Подозревает?

– Понятно, как он мыслит. Девяносто процентов всех убийств на почве бытовухи происходят. Кто с кем спал, кто с кем бабки делил… будь ты журналист или, там, топ-модель какая-нибудь. Вот он и смотрит – а кто это в ближайшем окружении такой подозрительный?

Машина съехала с шоссе, и вдоль обочины потянулись сосны, между которыми мелькали редкие домики с заколоченными на зиму окнами.

– Приехали, – сказал Борис. Он подрулил к одному из особнячков – неказистому, но добротному, остановился и открыл калитку. В саду было сыро, крыльцо, занесенное прошлогодней листвой, тихо скрипнуло, жалуясь на одиночество. За дверью оказалась небольшая комната со старой мебелью, какую обычно свозят на дачу из дому, когда покупают что-то поновее и помоднее, и камином. Борис поднес спичку к скомканной газете, и вскоре дрова уже тихо потрескивали, охваченные пламенем.

Он полез в буфет и извлек оттуда какие-то консервы, бутылку водки и стаканы.

– Стратегические запасы, – пояснил он, – вы со вчерашнего дня небось не ели?

Павел молча кивнул.

Борис разложил все на газете, открыл банки, разлил водку по стаканам.

– Ну, а теперь выкладывайте все, что знаете, – сказал он.

Стоило ей открыть дверь в прихожую, как ее охватило ощущение постороннего присутствия. Холодная волна ужаса захлестнула ее.

– Кто здесь? – громко спросила она, шаря по стене в поисках выключателя.

– Не стреляй, начальник, я это, – раздался знакомый голос.

– Стас? – удивилась она. – Как ты сюда попал?

– Замок-то я тебе ставил, – усмехнулся он.

– Почему в темноте?

– Заснул я, – пояснил он, зевая, – ждал тебя, ждал и заснул. Где ты гуляешь на ночь глядя?

– Хотела повидаться с одним человеком, – пояснила она.

– Повидалась? – без любопытства спросил он.

– Да. Тот малый, приятель Андрея, что меня подставил. Я хотела его спросить – как же так…

– А он что тебе сказал? – В голосе Стаса вновь не ощущалось проблеска интереса.

– Ну, что… – Лиза вздохнула. – Сказал, что мне все это померещилось. Стас…

– Ну?

– Он даже представления не имеет, о чем это я толкую. Он сказал, что ни сном ни духом… послушай, может, я сошла с ума?

Он, прищурившись, поглядел на нее.

– Думаешь, я тебе тоже скажу, что ничего не было, да? Так вот, если это тебя успокоит… было. У меня до сих пор рука болит, – он потрогал костяшки пальцев. – А он, понятное дело, теперь отпираться будет. Он женат?

Она кивнула.

– Дети есть?

– Нет.

– Баба его где?

– Он сказал – в санатории каком-то.

– Спрятал он бабу. От греха подальше. Или они ее до сих пор у себя держат – чтобы он молчал в тряпочку.

– Да кто они-то? – в отчаянии воскликнула она.

Он пожал плечами.

– Тебе лучше знать. Что-то им от твоего мужа нужно было, вероятно.

– А эта история с деньгами?

Стас задумчиво сказал:

– Я вообще-то слышал про такие штуки. Вроде спрашивают тебя про что-то одно, совершенно определенное… Все внимание у тебя уходит на то, как бы чего лишнего не сказать. А на деле им совсем другая информация нужна. А это так – для отвода глаз. А ты можешь даже и не знать, что они пытаются из тебя вытащить. Помнишь только про предлог, про то, о чем тебя спрашивали, пока ты еще в сознании, – до того, как тебя препаратами накачали. Ладно… Что-то еще стряслось?

– Почему ты решил?

– Ты выглядишь еще хуже, чем вчера.

– Приятельницу мою убили, – сказала Лиза. Она чуть не добавила «любовницу мужа», но решила, что это будет уже слишком. – Я зашла к ней сегодня утром, а она там лежит… мертвая.

– Постой… – он поглядел на нее. – Ты, что ли, тело нашла?

Она кивнула.

– И как ее?

– Следователь говорит, что ударили по голове чем-то тяжелым.

– Тебя хоть к этому не приплели?

Она покачала головой.

– Не знаю. Во всяком случае, велели не уезжать из Москвы.

Он подошел к ней и погладил ее по щеке. Прикосновение его жесткой ладони было неожиданно нежным.

– Бедняжка! Ну, на этот счет не тревожься. Ничего у них на тебя нет. Вот только… странное что-то вокруг тебя творится, ты не находишь? Во что он впутался такое, благоверный твой?

– Похоже, он убивал людей. За деньги.

Об остальном она сказать не решилась: он решит, что она совсем свихнулась.

К ее удивлению, он пожал плечами.

– Не он первый, не он последний. Я, собственно, так сразу и подумал… пистолет этот. Но чтоб из-за этого столько возни… не понимаю. Может, есть еще что-то?

Под взглядом его внимательных глаз ей стало не по себе.

– С другой стороны, – продолжал рассуждать Стас, – это смотря кого он мочил. Может, у него хранился какой-то компромат на заказчиков… Квартиру твою никто не обыскивал? В компьютер влезть не пытались?

– Точно! – сказала она тихо.

– Давно?

– В ночь после похорон.

– Не думаю, что там они что-то нашли, – заметил Стас, – иначе оставили бы тебя в покое. А они вон как за тебя взялись.

Лиза вдруг вспомнила. До сих пор она гнала из памяти вчерашние события, точно дурной сон.

– Стас, кто был этот? Человек, который помог нам оттуда выбраться?

Он покачал головой.

– Понятия не имею. Темная история… Послушай, – он нерешительно на нее поглядел… – С одной стороны, вроде спокойнее, что ты мальца к матери отвезла. Но, может, когда все устаканится, имеет смысл съездить, забрать его оттуда?

– Там, по крайней мере, нет этого кошмара, – ответила она.

– Ну, не вечно же он будет длиться. Да и я хотел бы… Ну, познакомиться с ним.

– Ох, Стас, – покачала она головой, – ты очень торопишься.

– Жизнь такая, – вздохнул он, – ты мне нужна. И я тебе нужен. Что бы ты без меня делала?

– От меня сейчас лучше держаться подальше, – честно предупредила она. – Целее будешь.

– Брось, – он обнял ее так, что у нее перехватило дыхание, – нас не запугаешь! Мы люди бывалые.

И нежно провел пальцами по ее шее, по спине, расстегивая «молнию». Она так устала, что у нее не было сил сказать «нет».

Раздался звонок, и Лиза торопливо побежала к двери, взглянув по пути на часы. Десять утра! Борис так и не позвонил. Стас ушел минут пятнадцать назад – забыл он что-то, что ли?

Ночь тоже прошла неспокойно: странное, отчужденное лицо мертвой женщины всплывало у нее перед глазами, чуть заметно гримасничая, будто издеваясь над ней.

А потому, отворив дверь, она вздрогнула и непроизвольно попыталась вновь ее захлопнуть: на пороге стоял Губарев.

– Доброе утро, Елизавета Дмитриевна, – сказал он вежливо, – вы позволите?

И, не дожидаясь приглашения, шагнул в комнату.

– Проходите, – запоздало сказала она. – Кофе хотите?

– Не откажусь, – ответил он, к ее тайному неудовольствию, вешая пальто на крюк в прихожей.

И, уже оглядев бесхитростную обстановку комнаты, добавил:

– Вот, значит, как вы живете.

– А вы что думали? – сердито спросила Лиза.

– Да ничего я не думал… Послушайте, Елизавета Дмитриевна… Я ведь не просто так к вам пришел.

– Что-то еще случилось? – тихо спросила Лиза. Подсознательно она была готова к тому, что ее беды на этом не кончились.

– Ну, можно сказать и так… нашли убийцу Гальпериной, Елизавета Дмитриевна. – И следователь внимательно на нее посмотрел.

– Как, уже? – вздрогнула Лиза. – Кто же?

– Вчера вечером взяли, – не обращая внимания на ее вопросы, продолжал следователь. – Вы понимаете… в квартире убитой пропали кое-какие вещи – соседка показала. Шуба. Золотая цепочка – ее часто на убитой видели. Мелочь всякая. Магнитофон японский. А вчера вечером у Киевского вокзала задержали человека, который пытался эту шубу продать.

– Так это… – Лиза недоверчиво поглядела на него, – и вправду был простой грабитель?

– Ну да, – кивнул следователь, – «простой грабитель», как вы выразились. Некий Яковенко Юрий Степанович. Он постоянно на этом вокзале ошивался. Бомж. Алкаш, понятное дело. Без денег, без документов. Он тронутый немного, но дружки его говорят, что безобидный. Вот что самое интересное.

Он помолчал, помешивая ложкой в чашке с кофе.

– Отпечатки на бутылке коньяка в кухне и на стакане – его. Совпали отпечатки. Цепочку золотую у него нашли. Он ее припрятал – на черный день, говорит. В общем, взяли мы его.

– Он сознался? Почему он ее убил? – спросила Лиза. – Ради… шубы?

– Предполагается, что он проходил мимо, а окно было открыто. Ну, он и не устоял. Первый этаж. Она проснулась, попыталась обороняться. Тут он ее и прибил. В панике похватал все, что попалось под руку, и бежал – опять же через окно. – Он внимательно поглядел на Лизу. – Но он, конечно, не сознался. Сказал, что коньяк этот он вечером распивал с каким-то типом на лавочке у вокзала. И что стакан тот ему дал. А наутро тот же тип отыскал его и всучил шубу и всю эту мелочь. Попросил продать. А ему неудобно было отказать новому дружку. Тем более – пили вместе. Описать он его, конечно, не может – он вообще умом не блещет, убийца наш. Я бы даже сказал, что придурковатый он. Со странностями. Его скорее всего не тюрьма ждет, а психушка.

Он вновь поглядел Лизе в глаза.

– Кто вас так защищает, Елизавета Дмитриевна?

Лиза вздрогнула.

– О чем вы?

– Так вот, – продолжал Губарев, – на меня давят. Звонили из высших инстанций, гори они огнем. Намекали, чтобы я завязывал с этим делом, и поскорее. Сдавал в прокуратуру. Шеф ваш звонил, с работы. Кто ему мой телефон, интересно, дал? Какая подписка о невыезде? – кричит. Ей, понимаешь, в Англию надо срочно ехать. Вы что, с ума сошли – это же наш лучший сотрудник! Кристальной души человек! Недавно, понимаешь, мужа потеряла!

– При чем тут это? – беспомощно пожала плечами Лиза.

– А при том: в то, что Яковенко этот Гальперину убил, я ни на грош не верю. Все это подстроено, Елизавета Дмитриевна. И отпечатки эти – они ведь только на тех предметах, которые легко можно было в квартиру занести – бутылка, стакан… Откуда стакан этот взялся – чашек на кухне полно, а стакан этот один-единственный. Не держала она таких стаканов, Елизавета Дмитриевна. Почему на оконном стекле никаких отпечатков нет? Он, значит, в перчатках влезал и вылезал? А как пил, перчатки снимал? Где орудие убийства? Почему этот малый ничего вспомнить не может? Ночью никто из дружков-приятелей его не видел. Сам он говорит, что, как коньяк выпил, вырубился и только утром проснулся в скверике на Шаболовке. Как туда попал, не помнит. Подставили его, Елизавета Дмитриевна. Удобный он для этого. Бессловесный. Ни друзей, ни родственников. Так, может, вы мне все-таки расскажете, что происходит на самом деле?

Лиза покачала головой. Губарев производил впечатление человека неглупого, но что она ему может рассказать? О том, что ее муж, тихий астрофизик, время от времени подрабатывал на стороне заказными убийствами? О ста тысячах и пистолете в сумке на антресолях? О том, что два дня назад невесть кто уволок ее в подвал и непонятно о чем расспрашивал? А в результате то ли три, то ли четыре трупа. И Стаса придется приплетать, а он этому явно не обрадуется.

– Может, лично вам кто-нибудь угрожал? – настаивал Губарев. – Мне кажется, вы боитесь чего-то, Елизавета Дмитриевна. Почему? Что вам известно такое?

– Я… правда ничего не знаю, – ответила Лиза.

Тот поднялся.

– Ладно. Ваше дело. Я, собственно, пришел вам сказать, что вы свободны. Можете ехать в свою Англию. И знакомому этому вашему – Борису – передайте, что все в порядке. А то я его нигде найти не могу. Я ему домой звонил, его мама ничего не знает. В бега он, что ли, ударился?

– А вы на работу позвоните, – посоветовала Лиза.

– Без вас знаю. Днем позвоню. Они там, в этой чертовой редакции, раньше двенадцати не появляются. В общем, если он с вами свяжется, Передайте, пусть катится хоть на Гавайи. Глядеть на вас тошно.

И уже в дверях обернулся.

– Вы же невинного человека подставили! Хоть это вы понимаете?

Дверь захлопнулась. Лиза какое-то время беспомощно смотрела в пространство, потом закрыла лицо ладонями и тихо заплакала.

Борис тоже подсознательно ожидал неприятностей. Повинуясь отчасти любопытству, отчасти какому-то странному чувству противоречия и желанию насолить всяческим официальным организациям, изначально присущему каждому бывшему советскому человеку, он спрятал Павла, кто бы за тем ни охотился, и, кажется, сумел одурачить следователя, правда, выставив себя при этом полным идиотом. Но тем самым он подставился – черт его знает, кому Павел понадобился и кто за этим стоит на самом деле. А если выплывет, что это именно он его прятал, то не видать ему больше такой удобной хаты, как своих ушей, – черта с два приятель доверит ему ключи после такой истории – даже по самой невинной надобности. Да еще эта подписка о невыезде…

С подпиской, впрочем, все быстро утряслось. Около часу дня на работу позвонил Губарев и официальным тоном сказал, что больше беспокоить его не будет. Голос его звучал сухо и даже несколько презрительно, и Борис заподозрил, что не так все просто, как это утверждает следователь. Впрочем, допытываться, так ли это, он не стал. Хватит с него.

Другой телефонный звонок раздался в два.

Риточка, которая подняла трубку, насмешливо улыбнулась.

– О, это Бориса.

– Что там еще? – спросил Борис, неохотно поднимая голову от бумаг.

– Это тебя. Из Петрозаводска звонят, – сказала она и добавила, прикрыв микрофон ладонью, – это твоя сумасшедшая. Из этой, как ее… контактной комиссии.

Ритка явно не читала Стругацких. Необразованное молодое поколение. Имелась такая организация, гордо именующая себя «Комконом». Иначе говоря, комиссией по контактам. Собрались несколько энтузиастов и решили, что без них никто не откроет человечеству страшные тайны Вселенной. Вот и мотаются по стране неизвестно на какие деньги и ищут следы пришельцев. Обнаружили в Пермской области и почему-то в Подмосковье, где по лесам под каждым кустом больше пьяных, чем грибов, контактные зоны какие-то… ставят палатки, приборы натащили. Что-то замеряют, регистрируют. Теперь вот в Петрозаводск подались. Тоже излюбленное пришельцами место. А дама эта, которая звонила, была из самых инициативных. Вечно что-то пробивала, делала заявления, скандалила… и все время подозревала, что от нее скрывают информацию. Она и на Бориса когда-то вышла потому, что видела кого-то, кто говорил с кем-то, кто своими глазами видел «летающую тарелку». И его, этого очевидца, якобы увезли неизвестно куда. То ли в психушку, то ли в лечебницу для алкоголиков. Времена уже были либеральные, и Борис информацию эту тиснул. С тех пор она и полюбила его безумно, считала своим в доску, а в редакции за ним закрепилась слава любителя дешевых сенсаций. И любимца пожилых девушек. Была она горластая, энергичная, незамужняя, и звали ее Генриетта.

Он неохотно поднял трубку.

– Борис Ильич! – заорала она так, что он поморщился. – Еле вырвалась, чтобы вам позвонить! Я тут в Лоухах застряла, так один добрый человек подбросил меня до Петрозаводска, и…

– В чем дело-то, Генриетта? – прервал он ее.

Интересно, а как ее в детстве звали? Гера? Генка?

– Так я же говорю! В Чупинской области в подвале пришельца прятали!

– Кто прятал? – покорно переспросил Борис. – Зачем?

– Какая-то женщина! Она его где-то подобрала и в подвал спрятала, потому что решила, что он ее пропавший сын. А он умер! Когда мне всю эту историю рассказали, я сразу приехала, тело забрать! Так что вы думаете? Его уже увезли! И кто, как вы думаете?

– КГБ! – кисло сказал Борис. – Вернее, ФСБ.

– Наверняка, – авторитетно подтвердила Генриетта. – Приехали на машине и…

– С бронированными стеклами? – предположил Борис.

Но Генриетта не понимала юмора.

– Не знаю, – неуверенно сказала она.

– А женщина эта что говорит?

– А ничего! Ее тут же в «дурку» упекли. В Лоухах. Под особое наблюдение. Говорят, она с ума сошла. А нужно еще проверить, так ли это!

– А до этого, – сказал Борис, – она, разумеется, абсолютно нормальная была.

– Ну, не то чтобы совсем нормальная, – неуверенно отозвалась Генриетта.

«Опять отыскала очередную сумасшедшую, – подумал Борис. – Если они зеленых чертей ловят, все в порядке. Обычная белая горячка. А если зеленых человечков – тут уже комиссия по контактам требуется».

– Его местные видели. – Она поняла его колебания. – Даже из милиции приходили. Там правда что-то странное, Борис Ильич. И не в первый раз уже. Чупа, Кандалакша…

Что-то он недавно слышал, связанное с Кандалакшей…

– Да, кстати, Генриетта, а как вас в детстве звали? – неожиданно спросил он.

– Что? – удивилась та.

– Ну, мама как вас звала? Гена?

– Эта, – сказала Генриетта.

– Как?

– Эточка! Так вы приедете?

Борис подумал. Лучше кормить комаров в Карелии, чем сидеть тут на пороховой бочке. Вот она – возможность незаметно скрыться от возможного наблюдения. И Павла можно будет забрать – все спокойнее, чем на чужой даче потом очередной труп обнаружить.

– Приеду, – сказал он. – Сегодня и выеду. Диктуйте координаты.

* * *

Над Литейным золотились мягкие сумерки. Небо отражалось в дальней воде, вода, в свою очередь, отбрасывала слабое сияние обратно, в небо, и оттого казалось, что по низким облакам медленно плывут пятна света.

Двое сидели в машине, разглядывая играющих во дворе детей.

– Вот этот, – сказал один, – в желтой курточке.

Второй поднес к глазам бинокль.

– Пацан как пацан. Что толку тут торчать, не понимаю. Сколько времени мы на него угрохали? Четверо суток?

– Не ты один…

– Да на хрена он вообще нужен? Девять человек на одного сопляка! Три смены!

– Сказано – нужен, значит, нужен…

– Сам он ничего собой не представляет, – рассуждал второй, – так, мелюзга. Значит, сынок он чей-то. Но, во-первых, что-то папеньки его не видно – он с бабкой живет, а во-вторых, одежонка на нем так себе. Кто им может интересоваться, а?

– Нам не сказано, что кто-то может им интересоваться. Нам велено смотреть за пацаном.

– Во визжит-то как! – восхитился второй. – Как резаный!

– Это не он. Это та девка в беретике.

– Максимка! – раздался голос, и в окне четвертого этажа показалось лицо пожилой женщины. – Максимка! Домой!

– Сейчас, бабушка, – отозвался мальчик.

– Никаких «сейчас»!

Мальчик неохотно отделился от группы играющих детей и направился к подъезду.

Соглядатай вылез из машины.

– Пойду, провожу его, – сказал он, обращаясь к своему напарнику.

Небрежной походкой он двинулся в сторону подъезда. Мальчик уже набирал цифры кодового замка – впрочем, не слишком торопясь при этом. Взрослый наблюдал поодаль, засунув руки в карманы. Наконец мальчик справился с кодовым замком, скользнул в приоткрытую дверь и захлопнул ее за собой. Следящий не сделал никакой попытки придержать дверь: он дождался, пока та захлопнется, потом набрал код вторично.

В подъезде было пусто. Мягко гудел лифт. Наблюдатель извлек из внутреннего кармана радиотелефон.

– Третий, это Первый. Объект поехал наверх. Баиньки.

– Ясно, Первый, – сказал деловитый голос. – Сейчас примем.

Человек засунул радиотелефон в карман и уже повернулся, чтобы выйти из подъезда, как вдруг от стены отделилась бесшумная тень и скользнула к нему. В последний миг тот обернулся, почувствовав на щеке движение воздуха, и его тренированная рука автоматически поставила блок. Но было поздно – неизвестный коротко и страшно ударил его по шее ребром ладони. Соглядатай захрипел и мешком свалился на грязный кафельный пол. Его противник ткнул его носком ботинка и скользнул обратно во тьму.

С пола, приглушенный упавшим телом, раздался неразборчивый шум и голос… но он принадлежал не упавшему.

– Первый, Первый! Это Третий! Лифт поехал дальше. Объект на этаже не вышел. Первый, мать твою, слышишь? Что там у вас происходит?

Второй продолжал сидеть в машине, покуривая и лениво наблюдая за дверью парадной. Потом насторожился. Отбросил окурок, огненной дугой прочертивший сумерки, и кинулся к подъезду. В окне вновь неясным пятном проступило лицо женщины. Перегнувшись через подоконник, она вглядывалась в снующих в сумерках визжащих, хохочущих детей, тщетно пытаясь разглядеть желтую куртку.

– Максим! Максим! Домой! – раздался пронзительный голос.

В подъезде человек склонился над неподвижным телом, запоздало вытягивая из кобуры пистолет.

* * *

Павел сидел за столом, вглядываясь в серые сумерки. Он проспал двенадцать часов подряд. Сломанные ребра теперь болели меньше, силы восстановились, и кошмар последних суток отступил куда-то вглубь. Осталось лишь странное чувство нереальности – словно какой-то вихрь вырвал его из привычного окружения: унылой работы, неуюта холостяцкой квартиры – и понес… Куда? Почему он в конце концов оказался на чужой холодной даче, которую не в состоянии отогреть горевший всю ночь камин? В окно царапались ветки. Ни огонька, ни человеческого голоса. Казалось, на многие километры вокруг, до далекого северного моря, где трутся друг о друга льды, нет ни единой живой души, ни малейшего признака цивилизации – равнодушная холодная земля, мокрые леса, где бродят лоси; серые валуны, брошенные по пути отступающим ледником…

Почему он – самый заурядный, скучноватый тип – за какие-то двое суток ухитрился погрузиться в пучину загадочных убийств, интриг спецслужб и тайн сверхлюдей? И в результате оказался здесь – в неприютном уголке Среднерусской равнины, со сломанными ребрами, избитый… Без помощи, без поддержки. Ему стало совсем неуютно. Он полез в буфет, где хранилась бутылка, на дне которой плескались остатки водки, налил в стакан и выпил. Спирт приглушил ноющую боль в груди, и ему стало чуть-чуть теплее. Павел расслабился. Ему трудно было поверить, что на этом все его злоключения кончились, и подсознательно весь день ожидал звонка. Но черный старомодный телефон молчал. Павел зачем-то приподнял трубку, прижал ее к уху, послушал ровный гудок. Работает. И вдруг почувствовал за спиной чье-то присутствие. По-прежнему держа в руке трубку, он резко обернулся. В углу сидел человек.

Он уютно расположился в старом кресле, спокойно наблюдая за Павлом. Внешность у него была самая заурядная – настолько нейтральная, что час спустя Павел, пожалуй, не смог бы описать, как тот выглядел, – даже цвет глаз невозможно было определить. Неопределенность усугублялась тем, что по лицу незнакомца пробегали отблески пламени, и потому казалось, что черты и выражение его лица неуловимо, но совершенно определенно меняются.

– Добрый вечер, Павел Николаевич, – вежливо сказал он. – Собрались звонить кому-то? Будет лучше, если вы отойдете от телефона.

Павел прикинул: ему и впрямь некому звонить. В милицию? Чушь! Борису… Он вот так, сразу, не вспомнит его телефона, да и что он, Борис, может сделать? А потому он медленно положил трубку на рычаг и бросил быстрый взгляд на входную дверь, которую он несколько часов назад запер изнутри на засов. Ничего не изменилось: она по-прежнему была заперта.

– Как вы сюда попали? – спросил он.

– Не важно.

Посетитель поудобнее устроился в кресле. Вел он себя совершенно обыденно, но тем не менее от него исходило ощущение опасности, как от камина – тепло; возможно, потому, что он даже не давал себе труда напускать на себя угрожающий вид.

– Вы пришли, чтобы убить меня? – спокойно спросил Павел.

– Что вы, Павел Николаевич! Если бы я собирался убить вас, я бы давно это сделал. Я пришел, чтобы поговорить с вами.

Павел нащупал стул и присел у стола. В голове у него все шло кругом.

– Но зачем тогда вы подослали ко мне убийцу в больнице? – спросил он.

Тот покачал головой.

– Это не наш. Мы узнали о том, что происходит, слишком поздно. Пришлось вмешаться. Наши… союзники… допустили несколько промашек. А в результате – утечка информации. Вас, разумеется, нужно было устранить, но раньше, пока вы не втянули в эту историю еще нескольких человек. А сейчас уже поздно. От вас словно круги по воде расходятся. Смерть Регины насторожила следователя – он, понимаете ли, оба дела вел: и ее, и Андрея Панина. Удалось подсунуть ему подходящего подозреваемого, но он не поверил. И теперь продолжает копать на свой страх и риск – упрямый оказался. Жена Гаспаряна тоже заподозрила неладное. И рассказывает своим знакомым всякие странные вещи. Никто ей не верит, разумеется, но все равно неприятно. Ваш новый приятель-журналист оказался более крепким орешком, чем мы думали, – а ведь поначалу мы вообще не придали его появлению никакого значения. Убей мы вас сейчас – что мы получим? Есть люди, которые в состоянии сложить два и два и получить четыре, Павел Николаевич. И нами уже кто-то заинтересовался гораздо больше, чем мы бы этого хотели.

– Кем это «вами»? – хрипло спросил Павел.

– Не важно, Павел Николаевич. Действительно не важно. Важно то, что мы намерены сохранить вам жизнь. Собственно, если бы не это… вы бы уже лежали на полу, головой в камине. А так – вам еще жить и жить… с одним условием.

– С каким? – без любопытства поинтересовался Павел. – Я должен дать вам слово?

– Слово? – тот усмехнулся. – Ну что вы, Павел Николаевич! Даже если бы вы честно намеревались его сдержать… в распоряжении человечества имеются вполне эффективные методы, чтобы заставить вас изменить намерение. Нет-нет… с условием, что вы все забудете, Павел Николаевич.

– А вот как раз это, – возразил Павел, – не так-то просто.

– Да нет, напротив, не так-то сложно. Вы просто добровольно согласитесь подвергнуться определенной обработке. Совершенно безвредной, уверяю вас. Можно, разумеется, приступить к ней и без вашего согласия, – ответил он на невысказанный вопрос Павла, – но тогда возникают определенные сложности. Сопротивление материала, понимаете ли.

Павел осторожно провел рукой по столешнице, остановившись рядом с пустой бутылкой.

– Я слышал про такие штуки, – сказал он, – промывка мозгов, все такое… но я не очень-то верю в их эффективность. А потом – зачем?

– Ну, насчет эффективности вы не сомневайтесь, – успокоил его неизвестный посетитель, – а причина… я же говорю: вы сейчас нам нужнее живым, чем мертвым, Павел Николаевич.

– Почему бы вам не удовлетворить мое любопытство, – насмешливо спросил Павел, – ведь я потом все равно все забуду. Поведайте мне: из-за чего весь этот шухер, сделайте милость. Неужто из-за какого-то допотопного генетического проекта?

– Пожалуй, я не стану рисковать, – возразил незнакомец, внимательно на него глядя, – разумеется, вы все забудете. Но человеческая память, знаете ли, странная штука. Вам могут начать сниться сны. Вы, возможно, даже не сумеете вспомнить их наутро… но через какое-то время кошмар повторится. Живи вы, скажем, в Америке, ваш личный психоаналитик назвал бы это вытеснением… возможно, каких-то ваших детских воспоминаний. Вы бы успокоились, нашли бы правдоподобное объяснение своим кошмарам и больше не забивали бы себе голову всякой чушью. А так… вы в одиночку будете блуждать по подземельям своей памяти. А это, знаете ли, пренеприятнейшая штуковина, как говорил один ваш деятель.

– Мне не нравится, как вы разговариваете, – медленно сказал Павел. – Тут что-то не так.

– Господь с вами, Павел Николаевич! «Что-то»? Да тут все не так! Вы же попали в из ряда вон выходящую ситуацию. Чего же вы хотите?

Он бесшумно, одним движением, встал с кресла.

– Будьте благоразумны. Сейчас вы скажете «да», я вас усыплю… а когда проснетесь, окажетесь дома, в своей уютной квартирке… бардак там у вас, должен я заметить… и ничего не будете помнить, кроме того, что какой-то пьяный мудак полез с вами в драку и сломал пару ребер. И никто вас больше никогда не побеспокоит. Это я вам обещаю.

– А Борис? – медленно спросил Павел. – А Лиза?

– А кто это такие? – усмехнулся посетитель.

Павел молчал.

– Вот видите… – сказал тот. – Сейчас вы не хотите говорить. А потом и не вспомните. Эти имена не будут у вас связываться ни с какими определенными людьми. А встреть вы их на улице, вы даже не узнаете их.

– Как бы мне не остаться идиотом, – медленно сказал Павел. – После такой-то обработки…

– Ни в коем случае. Таких людей больше, чем вы думаете. И они… э… вполне адекватны.

Павел помолчал.

– Похоже, вы не оставили мне выбора, – наконец сказал он. – Ладно. Валяйте.

Незнакомец покосился на него, казалось, с некоторым удивлением, но затем быстрым движением извлек что-то из кармана и шагнул к нему.

«Укол?» – подумал Павел. То, что незнакомец держал в руке, вовсе не походило на шприц. Нечто темное, уплощенное, напоминающее скорее присоску.

Почему-то именно это и решило дело.

Рука Павла метнулась к стоящей на столе бутылке. Он схватил ее за горлышко и шарахнул об угол стола. Держа перед собой образовавшуюся «розочку», он замер, отбросив ногой стул и настороженно следя за незнакомцем.

Тот остановился.

– Ну что вы, – сказал он укоризненно, – как маленький, право. А я-то гадал, что это вы так легко уступили…

– Что у вас в руке? – спросил Павел.

– Ах, это… впрыскиватель. Не иглой же вас в вену тыкать.

– Я не видел ничего подобного.

Тот вздохнул.

– Вы мне надоели, Павел Николаевич. Чем сильнее человек сопротивляется обработке, тем больше шансов, что он получит глубинную психологическую травму. Я же для вас старался. Ну, ладно…

Посетитель молниеносно скользнул вбок, и Павел с ужасом понял, что не в состоянии уследить за его перемещением. Он поддел ногой валяющийся на полу стул и швырнул его в сторону незнакомца. Потом отскочил к окну.

Незнакомец уже был там. Твердая рука легла Павлу на плечо, развернула…

… и выпустила.

Он никак не мог сообразить, что стряслось, – разве что…

Свет фар, полоснувший по стене, такой привычный в городе…

…и такой редкий здесь, на опустевших, заколоченных после зимы дачах.

Он не стал раздумывать – подхватив все тот же многострадальный стул, ударил в окно. Со звоном посыпались осколки. Он прыгнул, спиной вперед, с хрустом выламывая остатки стекла, холодно блестевшие в лучах фар притормозившей у калитки машины.

Уже падая, он полоснул взглядом по комнате – она была пуста…

… точно никого и не было.

Павел ринулся по дорожке; голые кусты осыпали его дождем мелких брызг; перемахнул через калитку и рванул на себя дверцу машины, даже не потрудившись выяснить, кто сидит в салоне.