Текст книги "Все источники бездны"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Не слабо, – удивленно сказал Борис, – ты что, телепат?

– Поехали! – прохрипел Павел, откидываясь на спинку сиденья.

Борис покосился на него.

– Послушай, ты всегда носишься с такой скоростью?

– Нет, – устало ответил Павел, – только когда за мной гонятся.

– Вот оно как. – Борис нерешительно положил ладонь на ручку дверцы.

– И не думай, – твердо сказал Павел. – Поехали.

– Да кто там?

– Дубликат покойного Панина.

– Вот оно как, – повторил Борис. Машина рванулась с места и покатила прочь от дачи, подпрыгивая на ухабах.

– Скорее нельзя? – тревожно спросил Павел.

– Да я и так выжимаю из старушки все, на что она способна.

Заднее стекло осветилось.

– Борис! – тревожно сказал Павел.

– Вижу.

Машина неожиданно свернула и покатила по узкой дорожке. Ветви царапали боковые стекла.

– Куда это мы?

– К переезду. Кратчайший путь. Может, проскочим. Тут электричка в десять тридцать проходит. Так кто за нами гоняется?

Павел непроизвольно вздрогнул.

– Ты бы его видел!

– Что, такой уж страшный?

– Напротив… – ответил Павел. – Обходителен до отвращения.

Машину вновь тряхнуло. Неожиданно перед ветровым стеклом выросла насыпь, свет фар выхватил из тьмы медленно опускающийся шлагбаум.

– Вот сука! – пальцы Бориса, сжимающие руль, побелели. – Еле ползет!

– Не успеем!

– Не боись, успеем.

Легковушка нырнула под шлагбаум, подпрыгнула на рельсах и скатилась с насыпи под самым носом тревожно гудящей электрички.

Еще пять минут, и они влились в скудную струйку машин на шоссе.

– Может, и оторвались, – неуверенно сказал Борис.

Павел перевел дыхание. Лишь тут он почувствовал, что чертовы ребра вновь заныли, а свежий порез на щеке саднит.

– Зачем ты все время приводишь себя в такой вид? – поинтересовался Борис. – Нарочно?

– Иди к черту, – устало сказал Павел. И, оглянувшись, спросил: – Куда мы едем?

– Уж не в Москву, во всяком случае. Мы с тобой по поручению одной солидной газеты за сенсацией гоняемся. Журналистское расследование. На Севере бывал?

Павел покачал головой.

– Дальше Петрозаводска не заезжал.

– Ну, вот и покатаемся. Не знаю, кто тебя так активно преследует, но из Москвы лучше на время убраться. Не уверен, правда, что это что-то даст, – все равно рано или поздно придется возвращаться, но, по крайней мере, время выиграем… Так почему ты решил, что он похож на нашего покойника?

– Ты бы видел, как он двигался! Это не человек. Я не мог за ним уследить.

– Тренировка…

Павел покачал головой.

– Нет. Это что-то другое. Не могу объяснить. Нечто, присущее ему изначально. – Он помолчал. – Вот если бы вскрыть его да покопаться как следует, – добавил он мечтательно.

Борис хмыкнул.

– Разделяю твой профессиональный интерес. Ладно, расслабься. Я, собственно, за тем и приехал, чтобы забрать тебя отсюда от греха подальше.

– Зачем это тебе? – спросил Павел.

– Сам не знаю. Достало все это меня. Противно.

– Я там окно выбил, – признался Павел.

– Тем более сматываться надо, – печально заключил Борис, – не эти, так приятель мой меня прикончит.

На Среднерусскую равнину опускалась ночь. Шоссе погрузилось во мрак – оно казалось черной рекой, по которой в обе стороны плыли диковинные рыбы со светящимися глазами. Одна из этих рыбешек – маленькая, совсем неприметная, – выбралась на развязку, развернулась и, рассекая тьму, двинулась на север.

* * *

Сынок! Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет. Во всяком случае, это весьма вероятно. Может, оно и к лучшему – я слишком устал.

Когда-то, больше трех десятков лет тому назад, мне казалось, что я поступаю правильно. Я был еще молод и верил всему, чему нас учили. Ведь речь шла о безопасности страны. Нам предоставилась уникальная возможность, и мы не могли ею не воспользоваться. Нас учили, что мы в окружении врагов, а раз так, любые средства хороши. Шла «холодная война» – ты плохо помнишь, что это такое, – тогда ты был еще ребенком. Да, мы думали, что благодаря счастливому стечению обстоятельств нам удалось прибрать к рукам силы, о которых до сих пор человечество и представления не имело. Но, как оказалось, эти силы прибрали к рукам нас. Наверное, это можно было предугадать с Самого начала – с таким огнем безнаказанно играть нельзя. Но нас слишком заботила немедленная выгода. А потом все рухнуло. Понимаешь, полностью контролировать ситуацию можно, лишь опираясь на единый центр. И, пока система существовала, мы как-то справлялись. Нам удавалось держать эту силу в определенных рамках. Но при переделе власти в игру вступили самые разные люди. В результате слишком много выплыло наружу. Страх, на котором все держалось, Исчез, слепая преданность – тоже, осталась корысть. Бесценная информация уплыла на сторону, в том числе и ко всяческим преступным группировкам. Кому-то пришло в голову использовать материал в качестве киллеров (еще бы, при таких-то возможностях!). Начальство дало «добро» – собственно, такие случаи бывали и раньше, правда, единичные. Они всегда шли навстречу нашим нуждам – услуга за услугу, так удобно, не правда ли? Так по-человечески… Мы им – прикрытие и возможность обделывать свои делишки почти в полной тайне, они нам – свой материал для всяких мелких поручений…

… Но все зашло слишком далеко. Помнишь Гаспаряна – ты его еще называл «дядя Сыч»? Он был задействован на начальной стадии проекта – там было несколько срывов, а нашим было очень любопытно поглядеть на материал поближе. Я сам привез ему образец, а потом, через третьи руки, подкинул легенду. Он ее принял – она была достаточно неправдоподобной, чтобы сойти за правду.

Так вот, он в конце концов сообразил, что к чему, – и поднял тревогу. Он позвонил мне – ведь я был его другом. И я, его друг, был вынужден… ликвидировать его. Паршиво звучит. Но честно.

Но он был прав: нас ждет такое, что я жалею, что дал тебе жизнь. Лучше бы мы никогда не проводили тех испытаний. Черт с ним, с ядерным балансом сил. Лучше бы Штаты нас завоевали. Как выяснилось, не так уж страшен черт, как его малюют. И это ничто по сравнению с тем, что нас всех ждет в не столь отдаленном будущем. А мы торопились, готовы были запродать душу хоть самому дьяволу – и он откликнулся на наш зов. После нас хоть потоп… вот как мы тогда думали… и он уже подступает к нашим домам.

Я уезжаю на Север – туда, где все начиналось. Не знаю, что мне удастся сделать, но ведь нам и в голову не приходило попытаться сделать хоть что– то. Нас слишком устраивало существующее положение вещей. Ведь тот, кто владеет информацией, владеет миром, правда? А нашему ведомству нужна была информация. Пусть другие возятся с этими игрушками – бомбами, суперистребителями… со всем этим хламом. А мы использовали знания, сведения. И были так довольны собой.

Я не верю, что мне удастся воспрепятствовать тому, что нас всех ожидает. Но, по крайней мере, попытаюсь. Я никогда не был с тобой честным до конца – так хоть сейчас, напоследок…

Я честно прошу у тебя прощения.

У тебя и у всех живущих.

P.S. Если все же это письмо до тебя дойдет (по-моему, вся моя корреспонденция перлюстрируется), уничтожь его немедленно, а то они и до тебя доберутся.

Еще раз прости меня.

Папа.

* * *

В квартире у Лизы зазвонил телефон. Он звонил и звонил тревожным, разрывающим ночь пунктиром.

Глава 4

Над небольшим поселком, затерянным в дебрях северного леса, разгоралась холодная заря. Борис, брезгливо морщась, шел по грязному дощатому настилу.

– Черт, – пробормотал он, сокрушенно глядя на свои итальянские мокасины, – сапоги надо было взять. Может, у них есть тут какое-нибудь… сельпо, что ли?

– Куда мы идем? – без интереса спросил Павел. У него был вид человека, обнаружившего, что окружающая действительность полностью вышла из-под контроля, и благоразумно махнувшего на это рукой.

– К снохе, – коротко ответил Борис.

– Какой еще снохе?

– Ну, как это называется… сестра мужа той бабы, что у себя в погребе пришельца прятала.

– И ты веришь в эту чушь? – кисло спросил Павел. – Какого такого пришельца? Не бывает пришельцев. Чем мы тут вообще занимаемся?

– В основном от твоих дружков прячемся, – недовольно ответил Борис. – Но формально – расследуем загадочную историю. Исчезновение трупа пришельца. Куда он, понимаешь, пропал, и почему. И вообще – был ли мальчик. И как договаривались – я, как оно и есть, журналист, а ты, как оно и есть, врач. С той только разницей, что ты, видишь ли, эксперт по пришельцам. Я тебя специально с собой привез. На предмет обследования.

– И кого я должен обследовать? Трупа-то нет.

– Вот и хорошо, что нет. Мы его будем искать.

Самое смешное, что их появлению никто особенно не удивился. Из Чупы они добрались сюда глубокой ночью, и сонная дежурная в гостинице, спросив, что они делают и услышав в ответ «пришельца ищем», рассеянно записала в графе: «цель поездки – деловая». Борис покорил ее сердце своим столичным обхождением, и она охотно поделилась всей имеющейся у нее информацией.

– Ничего вы уже тут не найдете. Мужики тут какие-то приезжали, я так думаю, что военные, и Какая-то баба сумасшедшая. А Чужайкину в район увезли. В психушку.

– А сами-то вы видели пришельца этого? – спросил Борис.

Она покачала головой.

– He-а. Тут какая история вышла… Это монтер наш, Петрович – он, значит, моток проволоки спер. Медной. Ну и, когда он ее в район повез, продавать, задержали его. А он и говорит, проволока – это что, вот хотите, я вам целого пришельца найду? Я его, говорит, у Чужайкиной из погреба уволок. Он уже мертвый был. Ну и припрятал. Зарыл на огороде. Ему, понятное дело, не поверили, а он опять за свое. В общем, решили поглядеть – приехали и, значит, на огород копать. И вырыли эту штуку. И сразу в район увезли. Что-то там с ним делали. А Валька-то совсем свихнулась. Накинулась на этих, из района, чуть глаза не выцарапала. «Отдайте, – кричит, – сынка моего!»

– Странно, что следователь ему поверил, – заметил Павел, – монтеру этому.

– А что следователь? Он же местный. Он и не про такое слышал. Давно, говорит, я ждал чего-то в этом роде. Тут, он рассказывал, недавно позвонил ему мужик, перепугался насмерть: дочку фотографировал в собственном доме, никого в комнате не было, а как пленку проявил – смотрит, две темные фигуры у дочки за спиной виднеются. Да все знают, что неладно у нас. Эти приезжали… с рамками какими-то. Все ходили, крутили их повсюду. Молодые, наглые… Аморалии какие-то тут у вас, говорят. Да вы не расстраивайтесь, – утешила она Бориса, – тут у нас полно всяких тварей шастает. Мы бы и рады их отвадить, да не можем. Вреда, правда, вроде от них нет. Напугать, правда, могут. Пойдешь в лес за грибами и на такое наткнешься… Мы уж их кто крестным знамением, кто матом…

– И давно тут творится такое? – поинтересовался Борис.

Женщина пожала плечами.

– Места тут всегда были нехорошие. А хуже всего стало лет этак тридцать-сорок назад. Говорят, небо тогда несколько дней светилось. И всякая нечисть так и поперла. Эти, правда, говорят, ну, контрактеры какие-то, что никакая это не нечисть. Что это инопланетяне, значит, сюда зачастили. Потому что им не понравилось, что бомбу у нас взорвали. Но это ж не у нас! Это на севере!

«А тут, выходит, не север…» – подумал Павел.

– На Новой Земле, что ли? – спросил Борис.

– Да, наверное, – неуверенно ответила женщина.

– Интересно получается. Бомбу взорвали на Новой Земле. А нечисть поперла у вас.

– Получается, так. Мамка моя рассказывала, сюда даже вояки приезжали. Оцепили какое-то место в лесу, никого не пускали. Потом уехали.

– Вот как? – Борис явно заинтересовался. – А где это место?

– Ближе к Чупинской губе. Дико там. Пусто. Да я плохо знаю, лучше Никиту спросить. Он, говорят, бывал там.

– А кто это – Никита?

– Лесник наш. Он не местный, но давно тут живет. И лес хорошо знает. Да вы в охотинспекцию зайдите. Может, он там…

Вот так и получилось, что на следующий день они шли по центральной улице поселка. Вид открывался унылый. Некоторые дома стояли заколоченные, некоторые слепо таращились темными провалами окон.

– Умирает поселок, – заметил Борис. – Скоро все отсюда съедут. Кормиться нечем.

– А раньше чем кормились? – удивился Павел. Места тут выглядели даже не романтически-дикими, просто до предела унылыми. Горстка бревенчатых домов на голой болотистой проплешине, чахлая растительность, грязь…

– Ну, – ответил Борис, – раньше пол поселка карьер обслуживало. Тут, неподалеку. А сейчас разработки свернули – нерентабельным оказался…

– А что добывали?

– Отделочный камень, – ответил Борис, – то есть по официальной версии.

Он нагнулся, поднял с земли какой-то обломок, почистил его рукавом…

– Беломорит, – сказал он, протягивая его Павлу.

Тусклый черный скол неожиданно сверкнул глубокой небесной синевой.

– В свое время в моде был у архитекторов, – пояснил Борис. – Даже метро в Москве им отделывали.

Павел повертел обломок в руках и рассеянно отбросил его.

– Послушай, Борис… – неуверенно сказал он, – ты же вроде производишь впечатление разумного человека. Неужто ты всерьез все это воспринял? Всю эту историю. Какая-то темная баба…

Борис внимательно поглядел на него.

– А тебе ничего не показалось странным?

– Да мне все показалось странным, – сердито отозвался Павел.

– Нет, одна-единственная деталь.

– Насчет темных силуэтов за спиной у девочки?

– Нет… хотя про такое я тоже не один раз слышал. Я о другом говорю. По ее словам, тут всегда было неспокойно – бывают такие точки пространства, в которых процент аномальных явлений гораздо выше, чем в среднем по стране, – но особенно неладно стало после ядерных испытаний на Новой Земле. Ты же знаешь – больше испытаний такого масштаба у нас не проводилось. Ни до, ни после.

– Совпадение, – неуверенно сказал Павел.

– Нет, милый мой, не совпадение. Я уже слышал про такое.

– Где?

– На Урале. В Челябинской области. Там тоже, по преданиям, еще в древности летали небесные огненные колымаги. Забирали людей, скот. Ну и, как всегда, ходили легенды про всяких горных оборотней. А где-то в конце пятидесятых там тоже бахнуло. Секретный завод какой-то. Ходят слухи, что по производству атомного оружия. Народу погубил – не меньше, чем Чернобыль. И после этого всякие чудеса участились. Словно поперло откуда-то…

– Да просто телефонизировали там поселки, – предположил Павел. – Вот и стали все кому не лень звонить всяким столичным корреспондентам.

– И после этого ты меня называешь циником?

– Да просто есть такая штука, как научный подход. А то смотреть смешно – ходите и бормочете, как шаманы: «Нехорошее место, нехорошее место»…

Борис пожал плечами.

– Смейся сколько хочешь, но такие места и вправду есть. Здесь. В той же Челябинской области. Под Пермью… Места, где люди видят странные вещи.

– Люди часто видят странные вещи, – возразил Павел, – и врачам это известно лучше, чем кому бы то ни было.

– Может быть, – согласился Борис, – но почему-то в некоторых местах это случается особенно часто. Огненные шары, например, голоса, светящиеся фигуры…

– Ангелов, – подсказал Павел.

– Да. Видят нечто. Что-то, что человеческий мозг, может быть, и воспринять адекватно не способен. Вот он и старается. Придает видимому узнаваемый облик.

– То есть то, что человек видит, в известной степени зависит от самого человека?

– Вот именно.

Павел поразмыслил.

– Предположим. Но как это согласуется, скажемте мумией пришельца? Ведь это не галлюцинация. Это и вправду мумия. Если она на самом деле была, разумеется.

– А ты про историю с воздушным кораблем слышал? – спросил Борис.

– Тоже мираж?

– Нет. В старых хрониках записано. В былые времена на небе часто появлялись воздушные корабли. Все как положено, заметь – настоящие корабли, с полной оснасткой, под парусами… Теперь что больше видят – всякие обтекаемые объекты, а тогда в небе летали парусные суда. То есть, получается, видят то, о чем имеют представление, да? Так вот, однажды такой корабль, пролетая над какой-то европейской деревушкой, неожиданно зацепился якорем за дерево. Якоря они, видишь ли, забыли поднять. Ну и застрял, естественно. И оттуда, с корабля, полез матрос, чтобы якорь этот отцепить. К тому времени внизу уже собралась порядочная толпа народу. В общем, навалились, стащили этого матроса с дерева…

– И что с ним сделали? – поинтересовался Павел. – На костре сожгли?

– Уж не знаю, что собирались с ним сделать, – времена тогда и вправду были суровые. Но он и сам умер. Задохнулся. Атмосфера для него, понимаешь, оказалась слишком плотной.

– «Тяжек воздух нам земли», – пробормотал Павел. – А корабль?

– Им пришлось пожертвовать якорем, – серьезно ответил Борис.

– И ты в это веришь? – удивился Павел. Борис производил на него впечатление человека несколько циничного, как и подобает журналисту.

– Нет, – тут же ответил Борис, – не верю. Но ходят слухи, что этот якорь до сих пор в каком-то музее хранится.

– Ну и к чему ты мне это рассказываешь?

– К тому, чтобы ты понял: иллюзия иногда может оказаться чертовски реальной.

– И как же отличить одно от другого? – мрачно поинтересовался Павел.

– А никак. Никак. Все, что действует на окружающий нас мир, хоть прямо, хоть опосредованно, все, что заставляет его меняться, – все реально.

– Опосредованно?

– Ну, слухи, сплетни… мифы… газетные статьи… Вот напишу я статью… И начну ее, скажем, так: «Эти жуткие события произошли в дебрях северного леса, в окрестностях крохотного городка Чупа, куда мы прибыли с риском для жизни…»

Павел покачал головой.

– Так и не пойму, когда ты говоришь всерьез, а когда дурака валяешь.

– А разве это важно? Милый мой, это из той же области… Ладно, пойдем, поговорим со снохой этой самой, раз до самой Чужайкиной нам не добраться.

– Может, ее скоро выпишут? – предположил Павел.

Борис покачал головой.

– Не думаю. А если и выпишут, мне почему-то кажется, что от нее мы вряд ли что узнаем. Но история странная, ты не находишь? Какое-то существо в погребе…

– Может, никакой это и не пришелец?

– Может быть, – задумчиво ответил Борис.

Родственница безумной Чужайкиной жила на окраине поселка. Домик был, в виде исключения, чистенький, с ситцевыми занавесками на окнах и ухоженным огородом. Борис тщательно почистил свои многострадальные мокасины о скобу и нажал на кнопку звонка. В глубине дома послышались шаги, дверь отворилась – и на пороге появилась женщина. Она вытирала руки кухонным полотенцем – видимо, незваные гости оторвали ее от стряпни.

– Вы кто? – недовольно спросила она.

– Корреспонденты, – представился Борис. Но на женщину это волшебное слово не произвело ожидаемого впечатления.

– Тут у нас уже были корреспонденты, – сказала она, – и еще какая-то баба придурочная. А уж наглая до чего, спасу нет. Вынь да положь ей мумия. А где я его возьму? Солю я их, что ли!

«Генриетта, – подумал Борис, – вот зараза! Видно, нашла коса на камень. Восстановила эту бабу против себя и мне ничего не сказала. А я теперь расхлебывай…»

– Идите, идите отсюда. – Женщина сделала недвусмысленный шаг вперед, словно пытаясь спихнуть их с крыльца. – Нечего вам тут делать. Увезли мумия.

Павел тихонько ткнул Бориса кулаком в бок.

– Как ее зовут? – шепотом спросил он.

– Лариса Захаровна, – отозвался тот так же негромко.

– Что это у вас со спиной, Лариса Захаровна? – участливо спросил Павел. – Прихватило?

– Радикулит проклятый. Уж так вчера прихватил, разогнуться не могу.

Действительно, держалась она несколько скособоченно.

– Я вообще-то раньше мануальной терапией подрабатывал, – задумчиво сказал Павел.

Та с подозрением поглядела на него:

– Доктор, что ль?

Тот кивнул, благоразумно не вдаваясь в подробности.

– А говоришь, корреспондент.

– Это он корреспондент. – Павел кивнул в сторону Бориса.

– Мумия потрошить приехал? – сообразила женщина.

– Ага… Кушетка потверже в доме есть? – Павел перешел в наступление. – Или доска гладильная?

Женщина вновь подозрительно поглядела на него, но потом кивнула.

– Давайте я вам спину поправлю, – участливо предложил Павел.

Голос его звучал авторитетно, и женщина сдалась.

– Ладно, – сказала она. – Заходите.

Они прошли в убогую, но чистую прихожую.

– Руки где я могу помыть? – наседал Павел. Он вполне мог управиться и немытыми, но врач всегда моет руки, приходя к больному.

– В кухне умывальник есть, – покорно сказала женщина.

Борис, про которого все забыли, сел на скрипучий стул в сенях и рассеянно покачивал ногой, уставившись на носок ботинка. Наконец из комнаты высунулась хозяйка. Двигалась она резво, и бортового крена больше не наблюдалось.

– Чаю хоть попейте, – сказала она приветливо.

– Так что, Лариса Захаровна, – спросил Борис, отставив чашку, – что это за история с родственницей вашей? Может, врут люди?

– И вовсе никакая она мне не родственница, – обиделась женщина. – Брата она моего покойного жена. У них в роду все были с придурью. А Валька – и того хуже. И что он в ней нашел? Все глазками стреляла да хихикала… А любил ведь он ее, Сенька покойный, уж так любил. Так ведь даже ребенка от нее не дождался.

– Как? – удивился Борис. – А я так понял, что у нее был сын.

Хозяйка многозначительно усмехнулась.

– Был-то был, но не от Сеньки. Он-то тогда в областной больнице лежал – сердечник он был, Сенька, аневризьма была у него, – она с удовольствием выговорила звучное слово, – а Валька, значит, все повадилась куда-то бегать. А Настасья – соседка ее, – говорила, что по ночам у нее в окнах свет и музыка, значит, играет. Ну, она и спрашивает – а кто, мол, Валентина, веселится там у тебя? Та молчит, только глазами хлопает и усмехается. Ну, той интересно стало. Подкралась она к окну-то Валькиному и стала глядеть в щелочку. А там, значит, на столе всякие конфеты, все чин чином, а за столом Валька сидит, а с ней, кто бы вы думали? Сенька! Сидят, чай пьют. Ну, утром Настасья-то Вальку встречает и говорит ей – что, мол, Сеньку выписали? Нет, отвечает та, не выписали, а только врач ему разрешил иногда дома бывать. Для здоровья, говорит, рекомендую. Ну, месяц прошел, другой, смотрим – на сносях Валька-то: Вот, думаем, Сенька обрадуется. Десять лет они жили, все вхолостую. И правда – приезжает Сенька (выписали его, значит, из больницы) и сразу к Вальке. Все тихо, а потом соседи слышат – визжит баба, и так визжит, точно свинья резаная. Прибегают, а он ее по двору за волосы таскает. От кого понесла, спрашивает, сука? Ну, а она цепляется за него – от тебя, говорит, ненаглядный, от кого же еще? Он еще пуще: пока мне уколы в жопу делали, ты, значит, тут развлекалась, а теперь еще и изгаляешься надо мной? Я все это время на койке провалялся, в сортир сам ходил, и то по праздникам, все больше под меня утку подсовывали. Она в слезы, а что тут скажешь?

Она вздохнула.

– И то верно. Добраться до нас трудно. Автобус из Чупы три раза в неделю ходит. Как он приезжал по ночам, Сенька-то, никто не видел. И как уезжал – тоже. Неладно все это. Я ей потом так и сказала – бес это тебя, Валентина, попутал.

– Ну и дальше-то что? – полюбопытствовал Павел.

– А то, что Сенька тут же и помер. Пока он ее за волосы таскал, аневризьма эта у него и лопнула. И осталась, значит, баба на сносях. Родила Алешку и уж так над ним тряслась. Себе во всем отказывала – все ему. А он, когда ему семь исполнилось, взял и пропал. Она такой вой подняла… Мужики наши все обшарили, – может, он в лесу заблудился или в бочагу ступил… Места тут глухие, страшные – пропадет человек, и не заметишь… Одним словом, не нашли парня. Вот тогда она умом и двинулась. Начала его в школу собирать – костюмчик новенький купила, портфель… Ходит, напевает. Нашелся, говорит, Алешенька. Сам пришел. Как, когда – молчит. И никому его не показывает. Болен он, говорит, нельзя его тревожить. Болен, так врача вызови, глупая баба! Нет, прячет его и молчит. И тут монтер наш, Петрович, приходит к ней электричество чинить. Вышел оттуда белый весь и говорит: – Видел я этого Алешеньку. И не пацан это вовсе. Что-то, говорит, непотребное. Она-то его в погребе прячет – говорит, свет ему глаза режет, – а он там сидит в темноте и светится сам по себе. И не шевелится. Ну, Петрович, известно, он и не то может увидеть, он с топором в одних подштанниках по дому бегал, чертиков рубил, кто же ему поверит? А выходит, правду он говорил…

Она недоуменно покачала головой.

– А вы его видели? – спросил Борис.

Та кивнула.

– Видела, когда его уже на машине вывозили. Она цепляется, кричит – отдайте сына моего… А что там лежит, на этих носилках, и сказать страшно. Голова огромная, лица нет, руки-ноги тоненькие, скрюченные… Его у Петровича на огороде откопали. Полежал он там маленько, конечно, но никакой это не мальчик, говорю я вам. Вообще не человек.

– Ну, а сами вы что про это думаете, Лариса Захаровна? – спросил Борис. – Кто же это был тогда? И вообще, ребенок-то у нее от кого?

Та пожала плечами.

– Заморочил ее кто-то. Отвел глаза. Дом их на отшибе стоит. А в лесах здешних всякая нечисть издавна водится.

– Леший, что ли? – насмешливо спросил Павел.

– Не знаю. Может, и леший. А только морочит тут людей кто-то.

– А что там за карьер у вас какой-то? – поинтересовался Павел.

– Да у нас тут два карьера. Один два года назад закрыли. А еще Старик есть. Это не здесь, это подальше… Никита, может, знает.

– Далеко это?

– Ну, как далеко… Пару дней пути. Дорогой, может, и меньше было бы, но в лесу дорог нет.

– Поговорить бы с этим Никитой…

– Воля ваша, – пожала плечами женщина, – а только зря вы это. Контактеры там эти шастали. И военные, говорят, высаживались – и то ничего не нашли. С вертолетами. Уж не знаю, правда, что они там искали.

– А… – медленно сказал Борис, – так это то самое место…

– Скажите, Лариса Захаровна, – перебил его Павел, – а откуда же это существо взялось? Ну, которое она за пропавшего сына принимала?

– Ну, Валька-то рассказывала одну историю, но к тому времени она уже умом повредилась. Что, мол, через неделю после того, как у нее сын пропал, ночью – тогда как раз гроза была, – она вдруг услышала Алешкин, значит, голос: «Мамка, а мамка, иди скорей на кладбище, забери меня. Холодно мне тут». Ну, Валька перекрестилась, плащ накинула, фонарик схватила и побежала. И видит, из травы, среди могил, глаза светятся. Он стоит и на нее смотрит. Она его на руки – и в дом.

– Да почему ж она решила, что это ее сын? – удивился Павел.

– А Бог ее знает, – пожала плечами хозяйка. – Потом задумчиво добавила: – И понятно, что он долго у нее не прожил, мумий этот. Рта-то у него не было. И как он только кормился?

– Скажите, Лариса Захаровна, – наседал Борис, – а проведать больную можно?

Та покачала головой.

– И не думайте. Ее в закрытой палате держат. Меня и то не пускают.

– Ну, что? – Борис обернулся к Павлу. – Пошли, поищем Никиту этого? Странные дела тут творятся, ей-Богу…

– А что, – задумчиво отозвалась женщина, – мы привычные. Это вам, городским, все в новинку.

– Где его найти-то можно?

– Может, в инспекции. Как выйдете отсюда, сразу свернете налево, там рядом с клубом маленькая такая пристроечка. Еще табличка висит. Может, он там…

– А что, у вас тут охотники часто бывают?

– Да нет, больше свои. Браконьерят помаленьку. Но иногда и верно, приезжают. Все больше осенью. Места тут у нас богатые. Клюква, брусника. Грибов полно. Ну, и дичи хватает.

Лесник оказался мрачноватым высоким человеком в линялой штормовке и сапогах. Он как раз запирал на замок двери с висящей на них табличкой «Инспекция». Слухи, видимо, распространялись быстро, и он не удивился, увидев новые лица.

– А тут-то что вам надо? – спросил он. Выговор у него был городской, и вообще что-то неуловимо отличало его от местных жителей.

– Нам сказали, вы хорошо окрестности знаете, – отозвался Борис. – Нам нужен проводник. Хотим поглядеть одно место.

– Заброшенный карьер, конечно, – ядовито сказал лесник, – все лезут на заброшенный карьер. И какой идиот первым распустил эти слухи…

– А на самом деле там ничего нет? – подхватил Борис.

– Ничего такого из ряда вон выходящего. Места только труднопроходимые. Болото. А все лезут, как с ума посходили. Вылавливай потом их. Контактеры эти. Приезжали, какое-то биополе мерили. Носятся как придурки, один ногу сломал – вертолет пришлось вызывать. Мне на свою голову хлопот не надо.

– Ну нет так нет, – примирительно сказал Борис. – Мы поглядим и уйдем. Вам-то какая разница, в какую сторону идти?

– А такая разница, что туда лучше со стороны губы подъезжать. На моторке. А мне к чему бензин тратить?

– Да заплатим мы, понятное дело. И за бензин, и сверх того. Вам что, деньги не нужны?

– Не нужны, – отрезал лесник. – Мне бензин нужен. И потом, куда вы пойдете в таком виде? – Он брезгливо оглядел их. – Ни снаряжения, ничего…

– Да купим мы, – сказал Борис, – тут что, сапоги купить негде?

– Вот купите, тогда и поговорим.

И он слегка пнул запертую дверь ногой, как бы ставя под разговором точку.

Борис неохотно спустился следом за ним с крыльца, к Павлу, который, стоя внизу, ожидал, чем кончится эта беседа.

– Погодите! – раздался чей-то голос.

Павел обернулся.

К ним приближался немолодой седоволосый человек явно городского вида. Он был одет в потрепанный твидовый пиджак и свитер с высоким воротом, но осанка его явно обличала человека военного. За плечом у него висела зачехленная двустволка.

– Тут что сегодня, слет туристов? – недовольно проворчал лесник. – И ведь этому тоже наверняка надо на заброшенный карьер…

Человек подошел к ним. Он слегка задыхался – сказывалась сидячая городская жизнь.

– Вы ведь Никита, правда? – спросил он. – Местный лесник? Завадский Юрий Петрович.

И он выжидательно обернулся к остальным. «Для праздного туриста он, похоже, чересчур настороженно держится», – подумал Павел.

Они представились.

– И кто же вы такие? – спросил он, окидывая их взглядом холодных серых глаз. – Корреспонденты?

– Почему именно корреспонденты? – фальшиво запротестовал Борис.

– Не будете же вы утверждать, что вы охотники, – резонно заметил тот. – А впрочем, ладно! Какая разница?

– И куда же вы собрались? – поинтересовался Борис.

– Да все равно куда, – тот махнул рукой. – Сейчас тяга… Вальдшнепы летят. Но если вы уже наметили какое-то определенное место, что ж – за вами право выбора. Я человек покладистый.

«А с виду и не скажешь», – подумал Павел.

– А вам разве не нужно на заброшенный карьер? – спросил Борис.

– А где это? – удивился тот, не сводя с него холодного взгляда.

Павел подумал, что их новый знакомый подготовился к экспедиции гораздо лучше, чем они сами, – у пояса висит охотничий нож в потертых ножнах, и наверняка в гостинице лежит рюкзак с палаткой и прочие важные для охотника вещи…

– Так идете вы или нет? – спросил тот, внимательно глядя на лесника.

Тот сдался.

– Ладно, – сказал он. – Завтра с утра выходим. И чтобы собрались как положено.