Текст книги "Время побежденных"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Раздался скрежет, и из темноты тоннеля, приближаясь к нам, выползла кабина фуникулера, сверкая сигнальными фарами, словно глазами какого-то загадочного пещерного животного. Несколько человек вышли из дверцы, открывшейся на противоположной стороне, и настала наша очередь двигаться на посадку.

Я перепрыгнул с сырого бетонного пола посадочной платформы на пружинящий пол кабинки, которая чуть покачивалась на своем тросе. Карс последовал за мной. Еще несколько секунд кабинка продолжала плавно покачиваться на месте, поджидая пассажиров, но больше никого на площадке не было – наконец она загудела и двинулась вверх. Фары погасли, и нас охватила тьма.

Минут десять кабинка ползет по тоннелю в полной темноте, и я слышал, что у некоторых слабонервных пассажиров из-за этого даже случаются нервные припадки. Организаторы аттракциона утверждали, что это делается специально для дополнительных острых ощущений, но сам я что-то в это слабо верил. На самом деле они, по-моему, просто экономят на освещении.

Какое-то время мы ехали в полном молчании, лишь где-то вдалеке гудели моторы и поскрипывал трос; потом я услышал еще один звук, которого раньше не было…

…еле слышный шорох, мягкий звук шагов по резиновому покрытию пола.

С нами в кабине был кто-то третий.

В полной темноте я не мог разобрать ни кто это, ни где он находится. Я даже не слышал его дыхания. Очевидно, он запрыгнул с платформы в самый последний момент и какое-то время держался снаружи, цепляясь за переборку, а потом перемахнул через бортик и оказался внутри кабины.

Я легонько тронул Карса, стоявшего рядом со мной, за плечо. Слов не требовалось – кадары видят в темноте лучше, чем земляне. Он мягко повлек меня вдоль бортика, в угол, противоположный тому, где укрывался незнакомец.

Я ничего не видел, но словно шестым чувством ощутил, что он двинулся следом. Стоило кабине вырваться на свет, я сумел бы с ним разобраться, но здесь, в полной темноте, я ощущал себя совершенно беспомощным. Вдруг Карс резко толкнул меня в сторону, и я тут же почувствовал скользящий удар по печени. Не толкни меня мой напарник, удар бы пришелся впрямую. Тепловые очки у него были, что ли?

Почувствовав удар, я автоматически уклонился и, схватив противника за ногу, резко потянул на себя. Но тому удалось сохранить равновесие – двигался он на редкость быстро, всякий раз оказываясь немного не в том месте, где я ожидал его найти, – иной темп, иной ритм… Драться вслепую вообще нелегко, а тут я никак не мог угадать очередное его движение.

Карс держался в стороне, видимо, боясь помешать мне, но наконец, когда противник мой вплотную прижал меня к бортику, ринулся вперед. Тело, напирающее на меня, дернулось и обмякло – скорее всего Карс, подгадав, обрушил ему на голову кулак.

Схватка происходила в глубоком молчании – обе стороны стремились помешать противнику ориентироваться по звуку, и от этого казалось, что все происходит в дурном сне.

Что-то это мне напоминало – давешний ночной кошмар, что ли? Тот, с которого все началось.

Еще одно неуловимое движение моего напарника – я скорее почувствовал его по слабому движению воздуха, чем увидел, и тут же – приглушенный мягким покрытием пола звук падения.

Фигура у моих ног беззвучно дернулась – и все замерло.

Вдалеке показалось бледное пятно света. Фуникулер приближался к выходу на поверхность. Пятно было смутным, день выдался дождливый, и горы были окутаны густым туманом, скрывавшим окрестный пейзаж. Слабый свет разлился по кабинке и наконец высветил дальний ее угол, где лежало тело.

Если что-то в этой жизни еще могло меня удивить, то, пожалуй, только вот это. Я невольно вскрикнул и обернулся к Карсу. Мой напарник был поражен не меньше моего – я первый раз видел его в таком волнении. Он дрожал мелкой дрожью, цельные роговые пластины, заменявшие кадарам зубы, дробно стучали. Я схватил его за плечо и встряхнул.

– Приди в себя! Это он напал на нас! Это не твоя вина.

– Какая разница, Олаф, – наконец выговорил он. – Я убил кадара. Убил своего.

* * *

Было это тридцать лет назад. Как-то вечером мне позвонил мой старый друг – полковник Остапенко и сказал, что у него есть ко мне одно дело. Я очень обрадовался – полгода назад распустили контингент миротворческих сил ООН на Балканах, и я остался без работы. У меня была хорошая профессиональная репутация, и мне поступали самые разные предложения, но большая часть их шла из очень сомнительных источников. Достаточно сказать, что мне предлагали тренировать живой материал, прошедший психотехническую обработку в подпольной клинике, – то есть готовить так называемых зомби. Я отказался, хотя мне сулили немалые деньги. На всякий случай я отправил жену и дочку к тестю на Валдай, потому что методы давления через близких родственников дают почти стопроцентные результаты. Второе предложение исходило от очень солидного и уважаемого в обществе человека, который на самом деле занимался сбытом радиоактивных пищевых продуктов, – я должен был координировать их доставку в различные точки Москвы. Но я не хотел связываться с криминальными структурами, которые стремительно набирали силу, жирея на народной беде. Я надеялся, что в своей стране мне найдется работа по сердцу – именно об этом я мечтал. Однако вскоре произошел случай, переменивший мою судьбу, – как-то, прогуливаясь по Гоголевскому бульвару, я встретил своего бывшего командира, полковника Остапенко, и пожаловался ему на то, что никак не могу найти себе места в этой жизни. Он обещал подумать, чем тут можно помочь. Потом долгое время он со мной не связывался, и я даже грешным делом решил, что он забыл обо мне. И вдруг – звонок! Меня вызывают на закрытое совещание. «Игорь, – сказал Василий Остапенко, – я наконец-то нашел для тебя стоящее дело». Он-mo и рассказал мне, что при Министерстве обороны организуется какой-то спецотдел и там требуются люди с моими данными. С утра пораньше, в свежевыглаженной форме, я явился по указанному адресу. Сейчас, когда я пишу эти воспоминания, Арбатскую площадь привели в порядок и даже восстановили по старым фотографиям кинотеатр «Художественный», но тогда это место было одним из самых запущенных в Москве, в особенности потому, что высотные здания на Новом Арбате рухнули, не выдержав землетрясений и ураганов, которые двадцать лет назад сотрясали всю планету. Их обломки торчали точно гнилые зубы, и местное население избегало ходить по когда-то оживленному торговому проспекту, поскольку в развалинах поселились всякие криминальные личности. Именно отсюда, по слухам, выходили на свою охоту страшные маньяки-душители, которых горожане прозвали тугами. Поначалу туги жили двойной жизнью и выглядели большей частью самыми обычными людьми, но постепенно вторая, темная сторона их натуры брала верх, они начинали сторониться людей и солнечного света и остаток своих дней проводили в развалинах и заброшенных пригородных строениях, изредка нападая на случайных путников. Я знал, что Министерство обороны совместно с МВД готовило программу борьбы с тугами, но, по слухам, программа эта находилась лишь в стадии разработки. Это объяснялось тем, что, как ни странно, туги, вызывающие инстинктивный панический страх у населения и ставшие пугалом, которым стращают непослушных детей, на самом деле доставляли нашим службам гораздо меньше хлопот, чем организованные преступные группировки, стремящиеся нагреть руки на том экономическом хаосе и политической нестабильности, что царили в стране. Все силы были брошены на борьбу с организованной преступностью, насколько позволяли наши скудные средства.

Дежурный офицер на входе сказал, что меня ожидают и что совещание уже началось. Я прошел в небольшой актовый зал с кафедрой на возвышении и сел в один из задних рядов. Зал был переполнен. Докладывал полковник Остапенко. К моему удивлению, речь шла именно о тугах.

Он сказал, что правительства многих стран давно уже обеспокоены той скоростью, с которой распространяется эта опасная мания. А потому, если проблема организованной преступности и бандитизма – личное дело каждой страны, то ради того, чтобы покончить с тугами, правительства решили объединить свои усилия. Мало того, сказал он, мы неожиданно получили помощь извне. И тут он впервые представил нам кадара. Мне еще ни разу не приходилось самому встречаться с братьями по разуму, но я видел их по телевизору, хотя и не очень часто. Признаюсь, я почувствовал себя неуютно и еле смог сдержать возглас удивления при виде поднявшегося на кафедру актового зала Министерства обороны инопланетного существа. Тем не менее меня приятно поразила его речь. Кадар говорил вполне свободно и связно. Он сказал, что является представителем специальной миссии по контакту, которая была отправлена с его родной планеты, и что они готовы оказать нам бескорыстную помощь, потому что понимают, в каких тяжелых условиях сейчас находится все человечество. К сожалению, сказал он, культурное эмбарго, введенное их родной планетой, и технологическое эмбарго, наложенное ООН, не позволяют им помогать нам материально, предоставляя соответствующее оборудование и технику, но они готовы оказать нам консультативную помощь. Например, сказал он, возможно, поведение тугое диктуется соответствующими биохимическими изменениями. В этом случае, вероятно, удастся найти и обезвредить то вещество, которое так меняет поведение людей, превращая их в убийц-маньяков. Биохимики, врачи и медэксперты кадаров готовы предоставить свои услуги тем странам, которые согласятся их принять. Единственное, о чем они просят, – чтобы им предоставили возможность оперативной работы в гуще нашей жизни, потому что это лучше поможет им изучить культуру и обычаи землян. На этом он закончил свое выступление, и слово вновь взял полковник Остапенко. Он сказал, что при двух министерствах организуется специальное подразделение, и желающие могут быть зачислены на оперативную работу, после того как пройдут соответствующие тесты, в том числе и на ксенофобию. Тогда я не знал, что значит это слово, но полковник разъяснил, что речь идет о ненависти к инородцам, потому что нам придется работать с кадарами, а следовательно, проявлять соответствующую терпимость к иному облику и чуждым обычаям. Но я прошел тест благополучно – мне было не впервой, потому что во время моего пребывания на Балканах в составе миротворческой миссии мне приходилось сотрудничать и с греками, и с басками, хотя большинство наших ребят их недолюбливали. После тестов я был принят в подразделение и получил напарника-кадара, с которым меня связывало общее дело и взаимное уважение. О самых интересных и забавных случаях, имевших место в нашей оперативной работе, я расскажу в следующей главе своих мемуаров.

Так и было создано специальное управление «Зет» в системе Минобороны и МВД.

2064 год, Москва, Переделкино

Из воспоминаний полковника

Игоря Бялко «Суровые годы»

Литературная обработка Д. Домианиди.

* * *
Берген – Флоен
28 октября 2128 года
10 часов утра

И правда – на полу кабинки, скорчившись, лежало тело инопланетянина.

Так вот почему он так легко действовал в полной темноте! У кадаров зрение острее, чем у людей. Карс, конечно, тоже его видел – но по своему сложению кадар практически ничем не отличается от человека. Карсу, наверное, и в голову не пришло, что это может быть его соплеменник. Да и с чего бы? Ни разу на моей памяти, да и с момента своего появления на Земле, кадары не нападали на людей, за исключением спланированных совместно с людьми же операций по поимке тугов.

– Так, значит, это они за мной охотились! – наконец выговорил я. – Зачем я им нужен?

Но от Карса ничего нельзя было добиться – он был в самом настоящем шоке. Он сидел в уголке кабины, положив голову на руки, и стонал.

Я схватил его за плечо и встряхнул как следует.

– Опомнись, дружище!

Фуникулер медленно полз наверх. Из тумана, окутавшего гору Флоен, выступали лишь ветви ближайших деревьев, а весь остальной пейзаж был надежно скрыт серой пеленой.

Только не хватало нам прибыть на конечный пункт с трупом кадара в кабинке!

Это вам не какой-нибудь вонючий осведомитель, не смертник-зомби; это – представитель другой цивилизации! Да если выяснится, что мы с Карсом его ухлопали, их консул в Осло лично снимет шкуру с Антона, а тот уже отыграется на мне для сохранения равновесия в природе. Меня отстранят от работы до выяснения; придется писать кучу идиотских бумажек, а может, и вообще из Особого отдела вышвырнут. А все это никак не входило в мои планы.

Наконец Карс несколько пришел в себя – он жалобно поглядел на меня и спросил:

– Что же нам теперь делать, Олаф?

Весьма вероятно, что его мысли следовали по тому же пути, что и мои.

Стараясь, чтобы голос мой звучал как можно уверенней, я ответил:

– В первую очередь нам нужно от него избавиться. А уж потом спокойно разберемся, что к чему.

– Нам надо заявить о случившемся, – довольно нерешительно возразил Карс.

– Что ж, попробуй! Это даже не международный скандал – это гораздо хуже. Уже через десять минут тут будет куча разъяренных полицейских. Они на это дело даже вертолета не пожалеют. И уж тут-то они на нас отыграются – сам знаешь, полиция нас, сотрудников Особого отдела, недолюбливает. Считает белой костью. Подумай, что с нами будет!

– Ну и что же ты предлагаешь? – уныло спросил мой напарник.

– Сначала обыщем его. Не мне тебя учить.

– Обыскивай сам. Я к нему и пальцем не притронусь.

Я подумал, что он к нему уже хорошо притронулся, но ничего не сказал – зачем подливать масло в огонь?

Убитый кадар был одет по земным стандартам – в куртку и джинсы. Никаких документов при нем не было – немного наличных, и, что меня не слишком удивило, несколько моих фотографий. Я и так подозревал, что он наехал на меня не случайно.

Я помахал ими перед носом Карса – если этот выступ на лице моего напарника можно было назвать носом.

– Ну, что ты теперь скажешь? Он охотился именно за нами. И уж не для того, чтобы пригласить повеселиться в каком-нибудь уютном месте. Может, теперь тебя меньше будут мучить угрызения совести?

– Ты ничего не понимаешь, Олаф, – вздохнул Карс.

– Это верно. Но я не люблю, когда меня держат за идиота. А потому постараюсь все-таки размотать этот клубочек. А ты все-таки мой напарник. И, если хочешь им остаться, ты мне мешать не станешь.

– Ладно, – вяло отозвался Карс, – делай что хочешь.

Я поднял тяжелое тело и перевалил его через борт кабинки – туман поглотил его, точно вода, оно свалилось беззвучно, лишь легонько колыхнулись ветки проплывающих внизу деревьев. По крайней мере, какую-то передышку я себе обеспечил – найдут его не скоро. Мало кому взбредет в голову прогуливаться под фуникулером – места тут не слишком располагают к времяпрепровождению такого рода.

Еще десять минут – и кабинка неторопливо подползла к деревянному настилу смотровой площадки. Я внутренне приготовился – быть может, какие-нибудь сообщники убитого кадара поджидали его наверху, но скорее всего он действовал в одиночку, рассчитывая выскочить из кабинки, когда она будет подходить к вершине горы Флоен, и незамеченным скрыться в тумане.

На площадке было пусто. Сувенирные лавочки стояли заколоченные, пустые скамейки поблескивали под дождем, и только в ресторанчике с эмблемой Макдональдса светились окна – иногда я думаю, что нет такой катастрофы, которая заставила бы погаснуть огни в этих заведениях.

Я подошел к парапету и, облокотившись на мокрый гранит, поглядел вниз. Берген лежал передо мной как на ладони – игрушечные домики с черепичными крышами, рассыпанные по лесистым холмам, мрачная громада Башни Розенкранца, ратуша и искусственное озеро с полузатопленной ракушкой открытой эстрады. Не верилось, глядя на этот мирный пейзаж, что там, за серой пеленой дождя, бурлит тайная жизнь – загадочные убийства, страх и ярость; что там бродят сутенеры и проститутки, гангстеры и наемные убийцы, смертники-зомби и мрачные туги, чья психика недоступна пониманию нормального человека.

Сначала мне показалось, что смотровая площадка была пуста – кроме нас с Карсом, на ней не было ни души (труп, который валялся где-то внизу, в счет не шел), но потом я увидел неторопливо приближающуюся к нам сквозь туман одинокую фигуру. В человеке, одетом в плащ с поднятым воротником, я узнал Хенрика.

Он подошел к нам и небрежно облокотился на парапет рядом со мной.

– Красивый вид, – произнес он лениво.

– Недурно. Ты что, вызвал меня полюбоваться пейзажем? – раздраженно спросил я.

Этот тип меня раздражал. Он, видимо, имел обыкновение возникать в самый неподходящий момент, как чертик из коробочки.

– Спокойно добрались? – спросил он, лениво закуривая сигарету.

– Да, – я вызывающе посмотрел ему в глаза, – а что?

– Я думал, у вас будут неприятности.

– Какие могут быть неприятности? Ведь это же фуникулер! Не «Формула-Один».

Он пожал плечами.

– Мне кажется, инспектор, что вы в последние дни ощутили… некоторое давление.

– А вот это, – холодно отозвался я, – уже тебя не касается. Не суй нос не в свое дело – целее будет.

– Беспокоиться надо вам, а не мне. Впрочем, это все-таки мое дело. Хотя оно до некоторой степени касается и вас.

Он извлек из внутреннего кармана радиотелефон и, отвернувшись от меня, набрал номер.

– Да, это я, – сказал он невидимому собеседнику, – все идет по плану. Да. Начинайте!

И он протянул мне телефон.

– Какого черта? – сердито спросил я.

– Это же не бомба, – терпеливо объяснил Хенрик, – это просто телефон. Вы что, телефонов никогда не видели? Просто скажите «алло» в эту дырочку.

Я кинул на него свирепый взгляд, но отступать было некуда. Я покорно взял миниатюрное устройство и сказал:

– Алло!

– Олаф! – раздался далекий голос, – Олаф! Это ты?

К собственному изумлению, я узнал этот голос – он принадлежал Сандре. Мне, правда, показалось, что с момента нашей последней встречи он несколько подобрел. Словно она и вправду была рада меня слышать. И еще… такое ощущение, что она недавно плакала.

А потому я отозвался как можно ласковее:

– Да, детка, это я.

Обычно она не спускала «детку», но тут облегченно отозвалась:

– О Боже!

И я уловил далекий всхлип.

– Олаф! Они меня схватили! Какие-то люди. Они велели мне поговорить с тобой. Я в порядке, Олаф! Только мне очень страшно… я нахожусь в какой-то…

Голос умолк, и в трубке зазвучали короткие гудки.

Я отшвырнул телефон и схватил Хенрика за лацканы плаща.

– Что вы с ней сделали, сволочи? Что вы с ней сотворили? Отвечайте!

– Да не волнуйтесь так, инспектор, – насмешливо произнес Хенрик, – не горячитесь. Ничего с ней не случилось. Пока не случилось. И незачем меня так трясти. Ну что вы со мной можете сделать? Убить? Доставить в управление? И что тогда будет с ней, вы подумали? Вы же понятия не имеете, где она находится.

Я отшвырнул его к парапету и хрипло сказал:

– Ладно! Ваша взяла. Что вам надо?

– Вот теперь наконец мы можем спокойно поговорить, – удовлетворенно сказал Хенрик. – Без глупостей. И скажите своему напарнику, пусть не вмешивается. Я, честно говоря, ожидал, что вы придете один.

Я повернулся к Карсу, который все еще пребывал в состоянии недоумения – часть разговора от него ускользнула.

– Делай, что он велит, – сказал я, – они взяли Сандру.

– Хорошо, – покорно отозвался он, – но, Олаф, что вообще происходит?

– Потом… – Я повернулся к Хенрику: – Ну?

– Пожалуй, это самый верный метод заставить вас сотрудничать, – задумчиво кивнул он, – остальные себя не оправдали.

– Так, значит, тот тип, смертник, что напал на меня ночью, был ваш?

Хенрик удовлетворенно кивнул.

– Ладно, – сказал я. – Ладно. Положим, Майка вы тоже зачем-то убрали. Но какого черта нужно было мочить ту девку? Она-то вам что сделала?

– Вот тут-то ты ошибаешься, – ответил Хенрик. – Мы ее не трогали. И Майка тоже обработали не мы. Он должен был сообщить нам кое-какую информацию. Но кто-то успел раньше.

– Кто?

– Вот и мне интересно, кто?

Мы могли так разговаривать целую вечность, и я все равно ничего бы из него не вытянул. Может, он врал, а может, и нет. Все козыри сейчас были у него.

– Хорошо, – сказал я, – что вам от меня нужно?

– Бумаги. Берланд виделся с тобой перед смертью. Значит, он должен был либо передать их тебе, либо сказать, где они. Принеси его архив в целости, вернем тебе твою бабу. Тоже в целости. Не принесешь – чем она хуже той, рыженькой? Пусть поплавает.

– Сволочи, – я задохнулся от ярости.

– Мы – деловые люди, – холодно ответил Хенрик.

– Да кто вы, черт возьми, вообще такие? Что в бумагах?

– Не советую тебе смотреть в них, – сказал Хенрик. – Целее будешь. Хотя, похоже, это тебя уже не спасет – слишком много народу тобой интересуется.

Я молчал, постукивая пальцами по парапету. Сказать ему, что никаких бумаг у меня нет и не было? Что Берланд ничего не говорил мне о них? И что после этого будет с Сандрой? Они, кем бы они ни были, просто-напросто избавятся от нее как от нежелательной свидетельницы. Оставалось только тянуть время.

– Ладно, – сказал я наконец, – положим, я раздобуду то, что вас интересует. Сколько у меня времени?

– Двенадцать часов, – ответил Хенрик. – Потом прощайся со своей милашкой.

– Как мне вас найти?

– Я сам тебя найду. И не пытайся меня преследовать – ничего у тебя не получится. Только время зря потеряешь.

И Хенрик повернулся, готовясь удалиться.

– Постой! – крикнул я ему вслед. – Если вам без меня не обойтись, какого черта вы напустили на меня того кадара? Он же меня чуть не пришил!

– У нас нет кадаров, – ответил Хенрик. – Нет и никогда не было.

Вот так история!

– Кто обеспечит мне безопасность на эти двенадцать часов?

– Никто, – ответил Хенрик.

И пропал в тумане.

– Что мы будем делать, Олаф? – спросил Карс.

– Не знаю… черт… Мне надо подумать.

Никакой уверенности в том, что я раздобуду необходимое, у меня не было. Значит, нужно готовить запасной вариант…

– Ладно, – сказал я Карсу, – поехали.

– Куда ты собрался? – с любопытством спросил мой напарник.

– Вниз. Там посмотрим.

Обратный путь на фуникулере был сравнительно спокойным, если не считать того, что меня, не отпуская ни на миг, грызла тревога. Я привык к тому, что опасность подстерегает меня из-за угла, но, черт возьми, до сих пор я рисковал только своей жизнью, не втягивая в это дело своих подружек. И кто эти загадочные люди, захватившие Сандру? На черта им дались эти проклятые архивы?

«Пежо» мой стоял на старом месте. Я до того поддался паранойе, что поднял капот, заглянул под днище и тщательно обследовал салон в поисках бомбы. Слишком уж долго автомобиль оставался без присмотра. На всякий случай велев Карсу подождать снаружи, я с замиранием сердца повернул ключ зажигания… Мотор тихо заурчал.

Я открыл дверцу и сказал Карсу:

– Залезай.

Он покорно забрался на сиденье рядом со мной. Автомобиль вырулил с пятачка у подножия Флоен и пополз по узким улочкам. Мы миновали гавань, где покачивались на волнах почти невидимые в тумане яхты и рыболовные суда, и выбрались на автостраду, ведущую к порту.

– Куда мы едем? – спросил Карс.

– Нужно навестить одного человека.

Я взглянул на часы: ровно полдень. У меня в распоряжении оставалось одиннадцать часов тридцать минут. И за это время я должен был сделать невозможное.

Машина остановилась на въезде в порт. Тут было тихо – портовые постройки выступали из тумана, точно какие-то доисторические мегалиты, вокруг не было ни единой живой души.

Я открыл дверцу и поднял воротник куртки.

Поганая погода, поганая жизнь…

– Подожди меня в машине, – сказал я Карсу.

– А ты куда?

– Я же сказал, проведаю кое-кого. Но тебя он не впустит. Он не любит чужаков. Если что – стреляй, не задавая вопросов. Хватит с нас наездов.

Я вышел из машины и, обходя лужи с гниющими отбросами и радужными пятнами нефти, тронулся знакомым маршрутом мимо бараков, мимо старого заколоченного склада и каких-то ржавых контейнеров, которые стояли тут, сколько я себя помню.

Наконец я остановился у давешнего одноэтажного здания со слепыми заколоченными окнами. Снаружи казалось, что оно вымерло точно так же, как все остальное здесь, но тайная жизнь внутри продолжалась. Дверь щелкнула, пропуская меня, и я оказался все в том же полутемном зале, опутанном проводами.

– Привет! – сказал Стамп.

Казалось, что за то время, что мы с ним не виделись, он так и не покидал своего механизированного кресла.

– Зачем пожаловал?

Тут царила адская жара – скрюченные конечности Стампа нуждались в тепле. Я с удовольствием стащил с себя куртку и бросил ее в угол.

Он ждал…

– Стамп, – сказал я, – мы ведь давно с тобой работаем. Я вроде тебя никогда не подводил. И ты меня – тоже.

Он, усмехаясь, смотрел на меня из темного угла, и в глубине сознания у меня промелькнула шальная мысль: а что, если ему и вправду все известно?

– К чему все эти прелюдии, инспектор, – спросил наконец он, – что-нибудь стряслось?

Секунду я молчал, обдумывая свои дальнейшие шаги. Он был непредсказуем. Я никогда не знал, чем его на самом деле можно пронять. И почему он со мной работает – из любопытства? Из странного чувства противоречия? Просто из-за денег?

Наконец я сказал:

– Либо ты ничего не знаешь, и тогда рассказывать бесполезно. Либо ты все знаешь, и тогда рассказывать тоже незачем. Поэтому я задам тебе всего один вопрос. Всего один. Откуда звонили?

Он моргнул и внимательно поглядел на меня. Казалось, он колеблется, но что-то оно очень затянулось, это его колебание, и сердце у меня безнадежно сжалось.

Нет, не знает…

Наконец он заговорил, и его тихий голос потряс меня, точно удар грома.

– Из Башни Розенкранца.

Вот сукин сын! Чувство благодарности боролось во мне с желанием свернуть ему шею.

– Так, значит, ты следил за всеми переговорами? – глупо спросил я.

Он пожал плечами.

– Выходит, что так.

– Может, это ты и стоишь за всем?

Он оскалился и стал похож на горгулью с собора Парижской Богоматери.

– Никоим образом. Зачем это мне? Невыгодное дело.

– Но знаешь, кто за этим стоит?

– Я сказал тебе все, что тебе может пригодиться. Остальное – не важно.

Было ясно, что впрямую больше из него ничего не вытянуть. Я попробовал зайти с другой стороны.

– Невыгодное? То есть ты хочешь сказать, что на этом нельзя нажиться? Эти бумаги ничего не стоят?

– Миллионы. Или ничего. Или всего-навсего несколько человеческих жизней. Это уж зависит…

– От чего?

– Да просто как повернется.

На какое-то время я вновь заколебался, но больше мне положиться было не на кого. В странное я попал положение, ничего не скажешь!

– Эти бумаги… у меня их нет, Стамп, – я посмотрел ему прямо в глаза.

Он спокойно сказал:

– Знаю.

– Знаешь?

– Я же не принадлежу к тем идиотам, которые носятся за тобой по всему городу почем зря. Я работаю головой, а не кулаками. Если бы они были у тебя, их давно бы уже нашли – при том, сколько сил они на это положили. И учитывая твою клиническую наивность.

– Уверен, архив забрали те же люди, которые убили Берланда.

Он покачал головой.

– А вот я вовсе в этом не уверен. У них ничего нет.

– Почему?

– А кто, как ты думаешь, на тебя охотится?

– Этот тип, Хенрик… Да, верно, он говорил, что Кармайкла убили не его люди. И эту бедную девочку, которую подослали, чтобы она на досуге пошуровала у меня в комнате, – тоже. Я-то думал, он врет.

– А если нет?

Я вздохнул.

– Тогда, значит, есть кто-то еще. Ну и влип же я!

– Это точно, – с удовлетворением подтвердил Стамп.

– Ладно, по крайней мере, я смогу навестить их раньше, чем они того ожидают. Это уже кое-что.

Кресло, чуть слышно жужжа, описало полукруг, и Стамп, подъехав ко мне чуть не вплотную, уставился снизу вверх мне в лицо своими блестящими глазами.

– Конечно, доблестный инспектор! – сказал он насмешливо. – Ловкий, мужественный сотрудник Особого отдела, проникающий в самое сердце вражеского логова, круша все челюсти, которые попадаются ему под руку, уносит на своем плече похищенную злодеями прекрасную даму. Я восхищаюсь вашей энергией, инспектор!

Все-таки, не будь он инвалидом, я бы свернул ему шею.

– Я что, по-твоему, фокусник? Я что, выну эти бумаги, как кролика из шляпы? Где я их возьму? И что тогда будет с Сандрой? Мне же не на что ее менять! Да и то я далеко не уверен, что, если я раздобуду то, что им требуется, они сдержат свое слово!

– Хенрику можно верить, – сухо заметил Стамп.

Я насторожился.

– Ты его знаешь?

– Разумеется. Я знаю всех, кто действует в сфере моего влияния. Это ты бегаешь и стреляешь во все, что движется. Мое оружие – информация. И знаешь, может, это тебя удивит, но это – очень эффективное оружие. Иногда знание может оказаться гораздо убойнее любой штуки, которая с большой скоростью выплевывает кусочки металла. История, которая произошла с тобой, – наглядный тому пример.

– Что они ищут, Стамп? Что им всем нужно?

– Знание. И это вполне объяснимо. Видишь ли, последние полтора века человек слишком озабочен тем, чтобы просто выжить. Он тычется, точно слепой котенок, потому что вокруг него царит мрак. Чудовища, прячущиеся в этой тьме, пугают его… И вдруг вспыхивает свет. И оказывается – представьте себе, инспектор, – вдруг открываются странные вещи. Свет падает на чудовищ – и они исчезают. Или выясняется, что это вовсе не чудовища, а прекрасные, удивительные создания. И наоборот – луч света выхватывает из мрака друзей и знакомых, тех, кому доверяешь как самому себе, и оказывается, что вместо лиц у них чудовищные рыла.

Я вздохнул.

– Стамп, у меня нет ни времени, ни желания философствовать.

– Вот в чем твоя беда, инспектор, – произнес Стамп, – ты не желаешь ни слушать, ни понимать. А ведь я рассказал тебе все, что мог. И не моя вина, если ты ничего не понял.

– Да ничего ты мне не рассказал!

– Ищи бумаги, инспектор! Они важнее, чем жизнь десяти таких девок.

Я холодно сказал, натягивая куртку:

– Не говори ерунды.

– Я не могу найти их сам. Возможно, если ты не найдешь их, я предпочел бы, чтобы их нашел Хенрик – от этого будет хоть какой-то прок.

– Не вижу какой. Мне не нравятся методы, которые он использует.

– Что поделать. У них нет других. Это суровые люди. Они привыкли жить во мраке и сражаться с чудовищами, которые там прячутся. Что он сказал тебе перед смертью?

Я вздрогнул. До сих пор не мог привыкнуть к поворотам его мысли.

– Да ничего он не говорил.

– Ты можешь говорить откровенно. Все, что ты сейчас расскажешь мне, останется тут. Здесь не сработает ни одно подслушивающее устройство.

– Кроме твоих собственных.

– Верно. Кроме моих собственных.

– Да ничего он не говорил, Стамп. Он же умирал. Бредил.

– Надо же! Он что, посмотрел на тебя, радостно засмеялся, увидев твою физиономию, воскликнул «Какое счастье!» и откинул копыта? Так?

– Не валяй дурака. Говорю тебе, он уже умирал, когда я подошел. Вот и нес какую-то чушь.