Текст книги "Время побежденных"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

* * *
Гиблые Земли – Ногалес
12 ноября 2128 года

Гиблые Земли проплывали под нами – темное непроглядное покрывало ночи окутывало их. Ни огонька, ни признака человеческого жилья – под кабиной вертолета тянулись километры и километры безмолвной земли. В кабине тоже царил сумрак, который не могли развеять слабые огоньки, горящие на приборной доске.

Я сверился с компасом – мы шли прямо на Ногалес. К утру, если нам удастся прорваться, мы опустимся на посадочную площадку рядом с базой.

Если не считать шума двигателей, первые полтора часа мы летели в полном молчании, словно говорить больше было не о чем. Впереди нас ждала неизвестность – не меньшая, чем та, которую мы оставили за спиной.

Наконец Карс, сидевший рядом со мной, беспокойно пошевелился и сказал:

– Как ты думаешь, они нас пропустят?

Я обернулся к нему:

– Думаю, да. Если бы они хотели нас остановить, они давно бы это сделали. Сам видел, на что они способны!

– Ты все еще думаешь, что они не тронули нас просто потому, что мы не представляем для них опасности?

– Наверняка… что их еще могло удержать?

Он покачал головой:

– Не знаю, Олаф. А зачем они к нам приставили этого? Они, получается, подменили его еще в Тоничи?

Не очень-то мне хотелось разговаривать на эту тему.

– Не думаю… скорее всего Хенрик прав. Он с самого начала был одним из них. Что-то вроде резидента на базе в Ногалесе.

– Ты и теперь так думаешь, Хенрик?

Хенрик, который с начала полета не произнес ни слова, даже не повернул головы.

– Отцепись от меня, – произнес он сквозь зубы.

– Что это с ним? – недоуменно спросил Карс.

– Понятия не имею, – устало ответил я. – Хенрик, ты в порядке?

– Как тут можно быть в порядке?! – огрызнулся тот. – Да и что теперь в порядке? Вы что, так ничего и не поняли?

– Чего не поняли?

– Конец человечеству. Всему конец. Эти уже повсюду.

– Олаф, может, он сердится из-за того, что ему этот доктор сказал?

– А что он сказал?

– Он сказал, что…

– Да умолкните вы ради Бога! – взорвался Хенрик. – Не хочу больше об этом слышать!

– Да, – пробормотал я, – паршивое дело. Хоть бы до Ногалеса добраться в целости, пока все окончательно с ума не сошли.

– Где мы летим, Олаф? – поинтересовался Карс.

– Над лесом. Будем в Ногалесе еще до рассвета.

– Хорошо бы, – вздохнул он, – я что-то немножко устал.

– Расслабься… Это же я веду машину, не ты…

– Не могу я расслабиться. Что-то мне все это не нравится.

– Хоть раз бы ты что-нибудь новенькое выдумал для разнообразия.

– Я серьезно, Олаф. Наверное, мы, кадары, и вправду толстокожие. Но у меня какое-то дурное предчувствие.

– Ладно, – я взглянул на альтиметр. – Отложим на время. Какие бы ни были у тебя предчувствия, сейчас не до них.

Гиблые Земли внизу все тянулись и тянулись, и не было им конца… Я вглядывался в ночь, тщетно пытаясь увидеть хоть один огонек, но вокруг стояла Глухая непроглядная тьма.

– Сколько мы уже летим, Олаф? – беспокойно спросил Карс.

Я взглянул на светящийся циферблат хронометра.

– Четыре часа.

– Должны уже попадаться фермы. Помнишь, Рамирес говорил, что на границе Гиблых Земель еще остались фермерские усадьбы?

– Рамиреса больше нет. Спросить не у кого.

– Ни единого огонька, Олаф. Ни одного.

– Мы, наверное, летим все еще над Гиблыми Землями.

– Может, спустишься пониже?

– Опасно, в такой-то темноте.

Постепенно небо на востоке светлело, хотя поверхность земли все еще была погружена во мрак. Глядя в боковое стекло, я уже мог разглядеть темную стену леса на горизонте. Впереди по курсу, смутно различимые в рассветных сумерках, горбились безлесные холмы.

– Тут что-то не так, Олаф, – сказал Карс.

– Что не так?

– Я же вижу в темноте лучше тебя. Так вот, мы уже миновали лес. Мы только что пролетели над фермерской усадьбой.

– Не заметил… огни-то не горят.

– Вот именно. А фермеры, по-моему, встают с рассветом.

Я сверился по карте, найденной в кабине. Все верно. Мы уже подлетали к Ногалесу.

Вот и база – темные, еле различимые в лиловых сумерках строения, окруженные высоким частоколом. Слева от них располагалась посадочная площадка для вертолетов. На ней и сейчас стояло несколько машин, молчаливо замерших на ровной поверхности, точно глубоководные рыбы на дне океана, погребенные под толщей темной воды. Обычно, насколько я помнил, посадочную площадку по ночам освещали мощные прожекторы. Сейчас они не горели.

– Ну что, Олаф? – спросил Карс.

– Ты прав. Что-то неладно.

– Может, не стоит нам тут садиться? В баке достаточно горючего, чтобы долететь до Лос-Анджелеса.

– Ну нет!

Я сделал круг над базой и начал снижаться.

– Что? – встрепенулся Хенрик. Он, видимо, остаток пути продремал в своем кресле. – Уже подлетаем?

– Да. Мы на базе.

– А почему огни не горят?

– Не знаю, – ответил я горько, – ничего не знаю.

Вертолет мягко коснулся земли. Мотор сбавил обороты, лопасти вращались все медленнее.

Я отстегнул ремни и распахнул дверцу.

Меня окружила тишина.

Полная тишина, какая бывает только в дурных снах. Ни звука шагов, ни окрика часового на дежурной вышке. Я вгляделся – по-моему, она вообще пустовала. Страшное предчувствие медленно овладевало мной.

– Ну что? – мои спутники тоже вылезли из вертолета и теперь стояли, озираясь в этом жутком безмолвии.

– Не знаю. Пошли. Держи пистолет наготове, Хенрик.

И я двинулся в направлении темных приземистых зданий базы. Сначала я шел быстрым шагом, потом сорвался на бег.

– Осторожней, Олаф! – крикнул у меня за спиной Карс.

Я только махнул рукой.

Дверь была открыта – не распахнута настежь, просто открыта, и внутри царила такая же безмолвная тьма, как и снаружи – никаких признаков человеческого присутствия.

Я наугад распахнул ближайшую дверь. Это была комната, где размещались патрульные. В мертвенном свете наступающего утра проступал ряд аккуратно заправленных коек.

Никого.

В коридоре раздался звук торопливых шагов – в этой звенящей тишине он показался мне почти громом.

Я поспешно бросился обратно, но это были всего-навсего Хенрик и Карс.

– Ну что, – спросил Хенрик, – никого нет?

– Никого… пусто! Куда они могли все подеваться?

– Ни следов стрельбы, ничего?

– Вроде нет. Нужно осмотреть всю базу.

Внезапно меня захлестнула шальная надежда.

– Может быть… может быть, они эвакуировались?

– Тогда они должны были забрать с собой личные вещи, – сказал Хенрик, – хотя бы по минимуму.

– Нужно проверить.

И мы вновь двинулись прочесывать пустые комнаты. Солнце поднялось над горизонтом, и сквозь окна проникал холодный утренний свет.

По пути я свернул в столовую – она тоже была пустынна; пластиковая поверхность столов отсвечивала в солнечных лучах, вокруг столов застыли аккуратно расставленные стулья.

– Никаких следов борьбы? – спросил Хенрик.

Я покачал головой:

– Нет. Может… надо осмотреть лабораторию.

– Все еще надеешься, что она там?

– Ни на что я больше не надеюсь.

Лаборатория располагалась в другом крыле здания. Мы шли туда по молчаливым коридорам, и наши шаги гулким эхом отдавались в этой абсолютной пустоте.

Дверь была распахнута настежь.

Металлические детали оборудования сверкали холодным блеском, солнце отражалось в застывших рядах пустых пробирок… на стуле лежал аккуратно сложенный белый халатик Сандры.

Ни записки, ничего.

– Не хотелось бы мне тебя расстраивать, Олаф, – сказал Хенрик, – но такое ощущение, что здесь и вправду никого нет. На них не напали, они не эвакуировались… просто исчезли.

– Верно, – с трудом выговорил я, – иначе она бы оставила мне хоть какую-то записку. Она же знала…

Горло у меня перехватило, я больше не мог выговорить ни слова.

Хенрик неловко похлопал меня по плечу.

– Ну-ну, дружище, успокойся.

– Что мы будем дальше делать, Олаф? – вмешался Карс. – Я не понимаю…

Я не ответил.

– Насколько я помню, у них тут была радиостанция, – сказал Хенрик.

– Что ты хочешь делать? Дать SOS?

– Не уверен, сумеем ли мы с кем-нибудь связаться. Сами знаете, радиосвязь тут, рядом с Гиблыми Землями, никакая, но, может, радио хоть на прием работает.

– Что ты надеешься услышать?

– Да хоть официальные сообщения какие-нибудь. Мы же не знаем, что в остальном мире делается!

Я вздохнул.

– Какая разница?

– Нет, Олаф, так не пойдет. Мы не для того вернулись живыми, чтобы теперь опустить руки и вообще отказаться от борьбы. А потом… вдруг мы все-таки выясним хоть что-нибудь, что поможет тебе отыскать ее?

– Маловероятно. Я же читал в сводках про такие случаи. Люди просто исчезают, и все.

– Так не бывает. Никто не может просто пропасть. Он может пропасть куда-то.

Я устало сказал:

– Оставь меня в покое. Делай что хочешь.

– Надо же, – тихо заметил Карс, обращаясь к Хенрику, – никогда не видел, чтобы Олаф так переживал из-за девушки. Да он всегда сам их бросал – и ничего…

– Уймись, чучело, – огрызнулся я, – что ты понимаешь со своим графиком воспроизводства?

– Пойдем, Олаф, – повторил Хенрик, – что толку стоять посреди комнаты?

Он подтолкнул меня к выходу, и мы двинулись к радиостанции. Крохотное помещение было таким же безлюдным, как и все остальные.

Я взглянул на молчавшее оборудование.

– Генератор-то не работает!

– По-моему, он исправен, – возразил Хенрик, – просто отключен. Но, по крайней мере, у приемника должен быть запасной источник питания. Ага… вот он.

Он повернул тумблер, и шкала радиоприемника зажглась мягким желтым светом.

Хенрик осторожно начал вращать верньер.

– На длинных волнах ничего, – сказал он наконец. – Лос-Анджелес молчит.

Из динамика доносился лишь неразборчивый гул да потрескивание атмосферных разрядов.

– Может, приемник просто не работает, – с надеждой спросил я, – тут так бывает!

Хенрик покачал головой:

– Не уверен… такое ощущение, что все передачи просто прекращены. Попробуем поймать север.

Он вновь повел стрелку вдоль шкалы.

– Сильные помехи… похоже, опять магнитная буря. Ага, вот. Нью-Йорк. Кажется, я что-то поймал. Вот послушайте.

Он прибавил громкости.

Еле слышимый из-за треска атмосферных разрядов голос возбужденно говорил:

– Это распространяется во все стороны от Мексиканского нагорья, точно взрывная волна. Происходит это всегда одинаково: сначала отдельные люди начинают вести себя странно, уверяют, что видят или слышат что-то необъяснимое, отмечены случаи, когда на глазах у родных и друзей некоторые внезапно теряют привычный облик и превращаются в нечто не поддающееся описанию. Так до сих пор и не удалось установить, происходит ли это на самом деле или же это всего-навсего галлюцинации, вызванные воздействием какого-то прежде неизвестного фактора. Затем начинается цепная реакция загадочных исчезновений; пустеют целые кварталы, города… Те немногие уцелевшие, которые оказались непосредственными свидетелями происходящего, находятся в таком глубоком шоке, что от них ничего нельзя добиться. Нью-Йорк уже практически опустел. Из Вашингтона тоже нет никаких известий. Белый дом молчит. Мы, группа репортеров, забаррикадировались в здании телецентра, но, полагаю, эта волна докатится и до нас. Тревожные сообщения поступают из Европы…

Голос вдруг захрипел и прервался, уступив место оглушительному треску атмосферных разрядов.

Хенрик еще несколько раз повернул верньер, потом обернулся к нам.

– Пожалуй, это все, – сказал он. – Может, кто-нибудь еще пытается связаться, но здесь принимаются лишь передачи большой мощности.

Он обхватил голову руками и замер в кресле.

– Как ты думаешь, Олаф, – тихонько спросил Карс, – а передатчик работает?

– Не знаю, – устало ответил я, – почему бы нет. А с кем ты хочешь связаться?

– С нашим консульством в Нью-Йорке.

– Нет больше никакого консульства.

– Я все-таки попробую. Хенрик, уступи мне место.

Хенрик встал, вид у него был еще мрачнее, чем обычно.

– Пропало, – сказал он, – все пропало…

– Я не понимаю, что происходит, Хенрик.

– А что тут понимать? Они захватили всю Землю. Не знаю, что они сделали с людьми… с человечеством… чем мы им так уж помешали?

– А бомбить их кто пытался?

– Да потому и пытались, что больше ничего сделать не могли! И то – без толку! А теперь… Ну что нам теперь делать?

Я покачал головой.

– Не знаю, Хенрик.

– Может, мне удастся связаться со своими, – сказал Карс, настраивая передатчик. – Они заберут нас отсюда. Пришлют за нами свой транспорт. Должны прислать…

– Ладно, – сказал я, – валяй. Только лететь-то нам некуда. Везде одно и то же. Но ты давай связывайся. А я тут еще похожу.

– Нам лучше сейчас держаться всем вместе, Олаф, – предупредил Хенрик.

– Ничего со мной не станется.

Я побрел прочь из радиорубки – весело мерцающие огоньки на приборной панели казались издевательской насмешкой. Усталость, накопившаяся за время многодневного перехода, навалилась на меня. Все бесполезно – к чему стремиться куда-то, пытаться разрешить неразрешимую загадку… да, мы принесли отчет о том, что происходит в Гиблых Землях. Но его даже некому выслушать.

Кабинет Глена, примыкавший к помещениям лаборатории, также был пуст – никаких следов поспешной эвакуации, все на своих местах; заспиртованные двухголовые уродцы и странные создания по-прежнему слепо таращились на меня из своей стеклянной тюрьмы. Я пристроился в кресле и рассеянно стал перебирать кипу бумаг и писем, лежавших на столе. Отчеты рейнджеров, переписка с калифорнийской биологической станцией, дневники лабораторных исследований… Взяв в руки один из надорванных конвертов, я внезапно увидел знакомый почерк, и сердце у меня заколотилось быстрее. Я перевернул конверт – действительно, на обороте красовался норвежский адрес нашего управления.

Я извлек из конверта сложенный вдвое листок, исписанный аккуратным почерком Антона. Письмо явно не предназначалось для посторонних глаз, на нем стояла пометка «профессору Бакстону, лично», но какая теперь разница?

Привет, старина!

Новости у меня неутешительные. Наконец-то эксперты сумели дать мало-мальски связное объяснение тем сведениям, которые наш отдел накапливал вот уже несколько десятилетий. Я, помнится, писал тебе, что кадары, которых поначалу считали виновниками всех обрушившихся на нас бедствий, оказались ни при чем – и расшифровка их переговоров с орбитальной базой подтвердила это. Если бы они только не были такими перестраховщиками, если бы не разводили эту дурацкую игру в прятки, мы бы сумели вовремя сориентироваться и принять соответствующие меры. Теперь, боюсь, уже поздно. Человечество неуклонно и неумолимо движется к своему концу – во всяком случае, к концу привычной нам цивилизации. В Центральной Америке, под влиянием какого-то до сих пор неизвестного нам фактора, началось превращение людей во что-то иное – и теперь этот процесс распространяется по всему миру. Помнится, ты полагал, что причиной всех мутаций в Гиблых Землях является взрыв установки; я и сам так считал, но теперь думаю, что вся эта история с установкой была просто отвлекающим маневром, который на время сделал недоступными для нас целые территории и позволил там, в дебрях радиоактивного леса, без помех вызревать тем подспудным процессам, которые сейчас охватили весь мир.

Сначала я подумал, что вся эта история с тугами была таким же отвлекающим маневром, как взрыв установки, – пока мы с ними возились, у нас не было времени задуматься о том, что делается там, в непроходимых дебрях Центральной Америки. Эволюция вообще штука жестокая – что для нее сотни и тысячи жертв? Пусть по всему миру невинным людям перерезают глотки, вся Служба безопасности сбивается с ног, и ни у кого нет ни времени, ни сил обращать внимание на всякие загадочные случаи, которые все чаще и чаще происходят у всех под носом. Но теперь, просмотрев все данные, я склонен полагать, что появление тугое – просто побочный эффект процесса. Зет-соединение, которое и вызывает всю эту радикальную перестройку организма, к моменту метаморфозы должно достичь определенной пороговой концентрации. Появляясь же в сравнительно небольших дозах, оно влияет на поведение людей, вызывая несколько типов отклонений от нормы, к одному из которых и относятся туги. Самое странное то, что зет-соединение уже найдено и в организме многих животных – вероятно, этим и объясняется появление множества странных форм и возникновение сразу нескольких новых видов разумных существ – что до сих пор приводило в недоумение наших биологов. Животные тоже эволюционируют – но человек меняется еще быстрее.

Человечество меняется, Глен, и меняется с такой скоростью, что люди, превращаясь в нечто иное, даже не успевают осознать, что с ними происходит. Думаю, этот процесс уже охватил всю планету. Какими они или мы будем, мне не известно. Знаю только, что человек и сверхчеловек все-таки не одно и то же, и приобретая какие-то новые потрясающие качества, мы можем потерять что-то очень важное из того, что у нас имелось прежде.

Глен, такой размах происходящего заставляет меня предположить, что процесс этот не случаен, а инспирирован какой-то внешней силой – вероятно, подобное происходит на всех планетах, где имеются цивилизации, достигшие определенного уровня развития, – история кадаров служит тому подтверждением. Кто бы это ни был, действует он, надо сказать, довольно жестоко, но, похоже, судьба человечества как такового его не интересует – для него важно лишь то, что из нас, людей, получится после метаморфозы, а вот этого мы как раз и не знаем! Всемогущие создания, способные силой мысли переноситься из одной точки Вселенной в другую? Существа, которым предстоит войти в семью таких же сверхсуществ, образовав сообщество разумов, которое мы и представить себе не можем? Нам остается только гадать и ждать – возможно, мы получим ответы на эти вопросы гораздо раньше, чем полагали.

Теперь я жалею, что послал ребят в самый центр этой заварухи. Я-то надеялся, что они сумеют вступить в контакт с загадочными инициаторами всех этих событий, но, вполне возможно, те просто не показываются на Земле, предоставив процессу идти своим ходом. Я возлагал определенные надежды на кадара – полагал, что он заметит то, чего не заметили мы, люди, просто потому, что не даст себе так легко заморочить голову. Они вообще не слишком-то восприимчивы; боюсь, что те, кто остался от их расы, просто жалкие последыши, по каким-то причинам не способные пройти процесс метаморфозы – может, в каждой расе найдутся отдельные представители, обладающие неким иммунитетом к воздействию зет-соединения? Не знаю, стоит ли им позавидовать или мы должны сокрушаться об их дальнейшей участи. Но теперь это не важно. Маховик раскручен, и не нам пытаться остановить колесо эволюции.

Завтра иду на переговоры с представителями организации «Свободная Земля». Кажется, до них, как и до нашего ведомства, наконец дошло, что происходит, но, боюсь, они сделали несколько неправильные выводы и теперь собираются уничтожать всех сверхсуществ (не знаю, как их называть), которые попадутся им на пути. Не думаю, что это разумный шаг. Ничего, кроме ненужных смертей, он не принесет, тем более что те, против кого они выходят на тропу войны, умеют за себя постоять, в чем мы уже успели убедиться. Попробую отговорить их делать глупости…

Быть может, мы с тобой еще увидимся при совсем других обстоятельствах.

Антон.

Я, все еще держа в руке листок, растерянно уставился в пространство. В голове у меня царил какой-то сумбур. Метаморфоза? Сверхлюди? Человечество, в считанные дни превратившееся во что-то другое и исчезнувшее – куда? Куда-то за пределы привычного пространства и времени, куда постепенно переходят все разумы Вселенной? В сказочные города, которые мы способны видеть лишь на краткий миг, точно повисший в небе мираж?

И что теперь делать нам?

Мы-то остались.

Все еще сжимая письмо в руке, я направился обратно в радиорубку. Оба моих спутника по-прежнему были там. Карс обернулся ко мне.

– Мне удалось вызвать своих, Олаф, – сказал он, – почему-то связь очень хорошо работает. Они обещали выслать за нами транспортник. Может, если мы окажемся в Нью-Йорке, мы сможем хоть кого-нибудь разыскать…

Я отрицательно покачал головой.

Он вопросительно взглянул на меня, но я только махнул рукой. Прочитав письмо, он вновь, с еще большим недоумением, поглядел на меня.

– Не с кем больше связываться, – сказал я.

– Что там? – спросил Хенрик.

– Возьми. Прочитай.

Он взял у Карса письмо. По мере того как он скользил глазами по строчкам, на лице его читалась все большая безнадежность.

– Я подозревал что-то в этом роде, – сказал он наконец. – Не думал, правда, что все люди…

Голос его прервался, и он умолк.

Я бесцельно вышагивал по тесному помещению.

– Да хватит ходить взад-вперед! – взорвался Хенрик.

– Не представляю, как мы теперь… что делать дальше…

– Наверное, уже ничего, Олаф, – серьезно сказал Карс, – завтра утром придет транспортник. А пока, я думаю, нам нужно отдохнуть.

– Да… наше путешествие закончилось.

– Может, – возразил он, – все еще только начинается?

Я вздохнул.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, но в одном ты прав. Я слишком устал, чтобы об этом думать.

Хенрик медленно поднял голову.

– Там, – сказал он, – за дверью…

– Что «за дверью»?

– Там кто-то есть.

– Тебе показалось, – неуверенно ответил я.

Но он уже молниеносно выхватил пистолет.

– Эй, кто там! Выходи!

С ужасом и удивлением я увидел, что дверь медленно распахнулась.

На пороге стоял Рамирес.

Он выглядел точно так же, как обычно. Нет, подумал я, почти так же… было в его облике что-то… что-то новое.

Хенрик направил на него пистолет.

– Опять ты, сволочь, – сказал он, – мало ты нам покоя в Гиблых Землях не давал.

– Во-первых, ты забыл поздороваться, – заметил Рамирес.

Это прозвучало настолько нелепо, что я с трудом подавил нервный смех.

Сзади послышался какой-то грохот. Это Карс, вскочив, опрокинул кресло.

– Но… – сказал он нерешительно, – ведь ты же умер!

– Это не совсем так, – спокойно возразил тот, – я не могу умереть. Никто из нас не может.

– Ты хочешь сказать, – вмешался я, – что вы бессмертны?

– Что-то в этом роде.

– Какого черта тебе тут надо? – медленно спросил Хенрик.

– Просто… захотелось вас повидать. Мы столько прошли вместе. За что ты нас так ненавидишь, Хенрик?

– Вы… – Хенрик задохнулся от ярости, – вы еще спрашиваете, нелюди?

– Ты всегда ненавидишь то, чего не можешь понять? Но это уже не имеет значения. Пойми, в том, что сейчас происходит, нет ничьей вины. Ни моей… ни твоей.

– А кто виноват? Я, что ли? Это я, по-вашему, распространял повсюду эту чертову заразу?

– Опомнись, Хенрик. Ты что же, думаешь, это эпидемия какая-нибудь?

– А что же еще? – угрюмо спросил Хенрик.

Рамирес глядел на него с мягкой усмешкой, и лицо его на миг изменилось. Он вдруг стал похож на дока – даже манера говорить стала другой.

– Это эволюция, мой милый. А эволюция всегда происходит скачком. Когда приходит ее время. Да, конечно, сначала изменения затрагивают немногих… исподволь, незаметно… Потом начинают накапливаться… для стороннего наблюдателя все еще выглядит как обычно… Но мир вокруг начинает меняться… подспудно… скрытно… А потом наступает цепная реакция. И бац… динозавры вымирают, а их место занимают другие, более совершенные виды.

– И кто же мы, по-твоему, – устало спросил Хенрик, – динозавры?

– Просто-напросто люди… самые обычные люди. Не Думаешь ли ты, что человечество появилось на Земле… да и на других планетах… чтобы существовать вечно? Рано или поздно все должно отойти в сторону, чтобы уступить дорогу чему-то новому… Просто на этот раз эволюция оказалась милосердней, чем обычно. Динозавры вымерли. Люди – нет. Они скачком перешли в иное состояние, пройдя метаморфозу. Фигурально выражаясь, все мы были гусеницами, Хенрик… ползали по земной поверхности, не видя ничего вокруг себя, кроме своего жалкого маленького мирка…

– Метаморфоза? У всего человечества? Поголовно?

– У всего… или почти у всего…

– Что вы сделали с Сандрой? – вмешался я.

– Ничего… разумеется, ничего.

По его лицу вдруг прошла странная рябь, черты его на миг поплыли, и что-то чуждое, непредставимое, проступило сквозь привычную внешнюю оболочку.

Но только на миг.

– Еще не научился владеть собой, – заметил рейнджер, – трудно удерживаться в прежнем облике.

– Убирайся, ты, тварь, – прохрипел Хенрик, – пока я не пристрелил тебя.

– Я же говорю, – терпеливо повторил тот, – ты не можешь меня пристрелить. Это невозможно сделать.

Он обернулся ко мне:

– Послушай, Матиссен… мне очень жаль.

– О чем ты? – спросил я сквозь зубы. – Если ты о Сандре…

– Да нет! При чем тут она? С ней все в порядке.

Он чуть заметно щелкнул пальцами, и письмо Антона, которое Карс уронил на пол, задрожав, поднялось в воздух, проплыло мимо меня и мягко легло ему в руку.

Он развернул сложенный вдвое листок, бегло просмотрел его.

– Да, – сказал он, вновь обернувшись ко мне, – все верно… или почти верно.

Потом обратился к Карсу:

– Вы, кадары, лучше улетайте. Вам тут делать больше нечего.

– Вы нам угрожаете? – спокойно спросил Карс.

– Нет… я не сказал, что вам тут оставаться опасно. Просто – зачем?

– Это не мне решать, – ответил Карс.

– Я думаю, мы навестим ваше представительство в Нью-Йорке. Да они и сами понимают. Транспортники сейчас отовсюду свозят кадаров туда – завтра вечером с базы придет челнок.

– Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами:

– У нас свои источники.

Потом вновь обернулся ко мне:

– С ними проще. Все-таки Земля так и не стала им домом. А вот как быть с той одной сотой процента, которая оказалась невосприимчивой к зет-соединению?

– Кого ты имеешь в виду?

Сердце у меня заныло от какого-то тоскливого предчувствия.

– Разумеется, мы не хотим никому причинять вреда… Они могут устраивать свою жизнь как хотят. Но легко ли им будет жить в изменившемся мире? Подумайте над этим, Матиссен.

– Ты хочешь сказать…

– Тут я бессилен. Мне жаль. Мне действительно жаль.

На его лице тем не менее не отражалось никаких чувств, в том числе и жалости.

– Ладно, – сказал он, – у меня не так уж много времени. Пошли, Хенрик. Хватит дурака валять.

– Умолкни, паскуда, – палец террориста дрожал на курке. – Никуда я с тобой не пойду.

– Пошли, нас ждут.

– Убирайся, ты, сволочь, пока я не всадил в тебя всю обойму!

– Никак не хочешь примириться с очевидным? Ну, как знаешь…

Он неторопливо оглядел нас.

– Мне пора. А вы… что ж, осталось не так уж много времени. Кстати, Матиссен, Антон передает тебе привет.

– Ты хочешь сказать…

Он усмехнулся:

– Вот именно.

Я не сводил с него глаз, но даже при этом не успел заметить, как он исчез. Только что он стоял тут, перед нами, – и через миг его уже не было.

– Вот это номер, – пробормотал Карс.

– Что он имел в виду, этот ублюдок, – тихо спросил Хенрик, – зачем он меня звал?

Я покачал головой:

– Не знаю… Может быть… может быть, ты теперь тоже один из них, Хенрик?

– Нет! – отчаянно выкрикнул он. – Нет! Это ложь! Это он нарочно!

– Ну, конечно, ложь, Хенрик, – примирительно сказал Карс, – успокойся.

– Что ты понимаешь, ты, чурбан?!

– Ладно, – вздохнул я, – что толку гадать. Пошли в столовую. Там наверняка остались какие-то запасы. Хоть поедим за столом, как приличные люди.

– Я очень вымотался, Олаф, – пожаловался Карс.

– Я тоже.

Усталость, которая подтачивала меня, не имела ничего общего с физическим утомлением. Она шла откуда-то изнутри. Все потеряло смысл. Привычная жизнь осталась позади, а те неведомые дали, в которые шагнуло человечество, похоже, были для меня закрыты. Конечно, Земля большая, и, если верить Рамиресу, на ней должны были остаться еще люди… такие, как я. Но какое мне до них дело, если я потерял всех, кого любил? Они ушли куда-то далеко, и я больше не мог до них дотянуться.

В полном молчании мы пообедали в пустой столовой. Потом разошлись по комнатам. Вокруг стояла такая оглушительная тишина, что ее было страшно нарушать даже разговором – казалось, все вокруг вот-вот разобьется на мелкие осколки.

Или, может, уже все разбилось, и теперь я в недоумении стоял среди обломков моей прежней жизни.