Текст книги "Время побежденных"

Автор книги: Мария Галина

Соавторы: Максим Голицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Нас слишком мало, чтобы заселить эту планету – вообще любую планету, – печально отозвался Карс. – Мы – вымирающая раса. И нам вовсе не нужна ваша планета. Не больше, чем все остальные.

– Какие это – остальные?

– Все началось с нашей собственной, – пояснил Карс. – В отличие от вас мы вышли в космос, начали осваивать околосолнечное пространство. Потом на орбите одной из внешних планет мы построили верфь, где начали делать огромный межзвездный корабль – вы бы назвали его ковчегом. Мы собирались странствовать от звезды к звезде, а может – и основать где-нибудь колонию, если бы удалось найти планету с подходящими для жизни условиями. Мы были молодой, энергичной расой, а наша планета была сильно перенаселена. Построив несколько таких кораблей, мы отправились в путь. Мои предки были на одном из них. Но в ближайших звездных системах ничего подходящего найти не удалось. Пространствовав в космосе больше ста ваших лет, корабль возвратился в родную систему. Он требовал ремонта, и мы причалили к верфи. Все мечтали наконец-то вернуться домой, но, когда мы попытались связаться с нашей родной планетой, оказалось, что она не отвечает на наши позывные. Тогда мы решили снарядить разведывательный бот и отправить его туда. Когда он наконец возвратился, выяснились ужасные вещи. Людей – я имею в виду представителей нашей расы – на планете осталась практически горстка. Все началось с цепочки каких-то странных катастроф. Сначала взорвался крупный завод, производящий топливо для межпланетных кораблей, потом – несколько атомных электростанций. И все – по совершенно непонятной причине. Вся планета была покрыта слоем радиоактивных осадков. Потом, несколько лет спустя, уцелевшие словно сошли с ума – начались совершенно дикие, жестокие и немотивированные убийства, какие-то необъяснимые, пугающие происшествия. Сначала в ненаселенных местах, а потом и в городах появились чудовища – мы так и не знаем, откуда они взялись. Может, это были люди-мутанты, может – животные… Экипаж разведывательного катера состоял из ста двадцати кадаров, на верфь вернулись всего тридцать. И тех пришлось лечить, а несколько пилотов просто сошли с ума. Что нам было делать? Мы обосновались на верфи, облетели базы на всех внешних планетах, подобрали всех уцелевших, дождались возвращения остальных межзвездных ковчегов, объединили их в один огромный корабль – и пустились в плавание. Конечно, мы искали планету, пригодную для обитания, мир, который мог бы стать нашим домом, – но еще отчаянней искали мы разумную жизнь. Нас было так мало – а Вселенная так велика. Что такое для нее три тысячи мыслящих существ? Нам было так одиноко… Вы не представляете себе, что это такое – блуждать во тьме без надежды, без ответа…

…Во время наших странствий по Вселенной нам попалось несколько планет с разумной жизнью. Вернее, планет, когда-то населенных разумной жизнью. Но все они были пусты – развалины, покрытые радиоактивной пылью, и горстка чудовищ, пожирающих друг друга, – вот все, что осталось от некогда могущественных цивилизаций. Словно везде действовала какая-то зловещая чума – та самая, что погубила и нашу планету. Невидимое, но тем не менее очень действенное зло. Стоило цивилизации достигнуть определенного технического уровня, как она погибала в корчах и муках.

Корабль наш продолжал кочевать от звезды к звезде. Поколения на нем сменялись поколениями, хотя по вашим меркам мы – настоящие долгожители. И вот наконец нам повезло – пролетая мимо вашей Солнечной системы, наши приборы зарегистрировали вспышку излучения. Оно шло с третьей планеты. Там еще существовала разумная жизнь, и ей грозила опасность!

– Да какая же, черт возьми, опасность? – сердито спросил Хенрик.

– В том-то и беда, что о природе этой опасности нам ничего не было известно. Мы наблюдали лишь результаты ее действия. А здесь, кажется, нам впервые представилась возможность застать ее в зародыше. А может, и найти виновных – какой-то злокозненный разум, темную силу, действующую исподтишка и уничтожающую целые планеты. Как она проявляет себя? Как действует?

Сначала мы оставались просто наблюдателями – вывели наш ковчег на околоземную орбиту, построили на Луне и на Марсе стационарные базы… Мы начали принимать ваши теле– и радиопередачи, изучили ваш язык…

– Что-то плохо вы его изучили, – заметил я.

– Мы никогда не отличались особыми способностями к языкам, – сокрушенно отозвался Карс. – А у вас их несколько, и все такие сложные. У вас даже внутри одного языка несколько разных жаргонов – профессиональный, бытовой, уличный, официальный… у нас такого нет. Кстати, язык вашей прессы и политических деятелей – это же одни сплошные штампы!

– Как-нибудь без тебя разберемся, – холодно перебил Хенрик.

– Это я так, к слову. Ну вот, когда мы более-менее освоились, начали разрабатывать стратегию внедрения в ваше общество. Нам нужно было понаблюдать за вами изнутри, с поверхности планеты, но мы боялись себя выдать. Вдруг это неведомое зло начнет избирательно уничтожать нас, если догадается, что мы знаем о его существовании? Или ваши власти откажут нам в высадке, если поймут, что мы – не могущественная цивилизация, с которой не стоит портить отношения, а всего лишь население одного-единственного корабля, пусть даже и очень большого? Поэтому, когда появились туги, мы решили вмешаться. Мы поняли, что это – начало конца. И может, мы, приблизительно зная, что происходит на самом деле, сможем найти что-то, что упустили раньше?

Хенрик угрюмо сказал:

– Знай мы тогда, кто вы такие, ноги бы вашей на Земле не было!

– Вот именно, – грустно ответил Карс. – Нам приходилось скрывать, что мы беспомощны, что у нас нет дома, что за нами не стоит могущественная цивилизация… И все это время мы продолжали наблюдать, надеясь, что эта темная сила выдаст себя. Поэтому, когда Ионеску связал наше появление с теми бедами, которые на вас свалились, нам пришлось его устранить. Мы боялись, что ему поверят и нас вышлют с Земли. И тогда уже ничего нельзя будет сделать!

– Ну и как, – с интересом спросила Сандра, – выдала?

– Что?

– Ты сказал, вы рассчитывали, что, если никто не будет знать, зачем вы в действительности сюда прибыли, вам удастся раскрыть механизм этой странной галактической напасти. И как, удалось?

Карс вздохнул.

– Боюсь, что мы по-прежнему в неведении. Все мы – те, кто работает резидентами на Земле, – постоянно собираем данные и отправляем их на базу. Там с ними работают наши ученые и аналитики. Но ни к какому единому выводу они так и не пришли. Ты мне веришь, Олаф? Мне очень важно, чтобы ты мне поверил. Человечеству угрожает огромная опасность. А мы ничего не в силах сделать – даже не можем понять, откуда она исходит. Стараясь вам помочь, мы только наделали бед…

– Не знаю, – нерешительно проговорил я, – мне нужно все обдумать. Нужно привыкнуть к этой мысли.

– Он просто пудрит нам мозги, – яростно произнес Хенрик, – разве вы не понимаете? Он выдумал все это, чтобы сбить вас с толку. Они, видите ли, тут ни при чем! Во всем виновата какая-то темная сила!

– Послушайте, Хенрик, – вступилась Сандра, – а вдруг он действительно прав?

– Держи карман шире!

– Про карман я что-то слышал, – оживился Карс, – это, по-моему, значит – в четверг после дождя?

– Слушай, оставь ты эти крылатые фразы! Почему ты никогда не изъясняешься нормально?

– Нас учили, речь нужно оживлять.

– Оживляй как-нибудь по-другому.

– Почему бы не пристрелить этого идиота? – вспылил Хенрик.

– Потому что он – мой напарник. Этого достаточно?

– Только потому, что он не пристрелил тебя, когда мог это сделать?

– Уймись, Хенрик. Нужно доставить его в управление. Пускай они сами с ним разбираются.

– Как они с ним разберутся? Погонят его через детектор? Ты не хуже меня знаешь, что детектор лжи не рассчитан на кадаров. И сыворотка правды – тоже.

– Что же ты предлагаешь? Пытать его?

– Вы тут все озверели, – брезгливо произнесла Сандра. – Вы хуже тугов.

– Убить эту тварь, – сказал Хенрик, – а потом обнародовать материалы. И пусть они попрыгают!

– Вы делаете большую ошибку, Хенрик, – тихо сказал Карс. – Вы только спровоцируете массовые расправы над кадарами – и все. Вас, землян, это все равно не спасет.

– Уж мы как-нибудь сами разберемся.

Обстановка опять начинала накаляться, и я с ужасом прикидывал, что, если дело дойдет до прямой схватки, мне придется нелегко… я так и не знал, кому верить. Голова шла кругом. Чего в действительности хотят от нас кадары? Помочь нам? Уничтожить нас? Как теперь к ним относиться? Ненависть, которую испытывал к ним Хенрик, была, по крайней мере, понятна… и слишком прямолинейна.

А если что-то в глубине души подсказывало мне, что Карс на этот раз не врет, могу ли я полагаться на интуицию там, где речь идет даже не о моей жизни, а о вещах неизмеримо более важных? Одно я твердо решил – хватит с меня смертей. За последние дни их было слишком много.

Не знаю, до чего бы все дошло, как вдруг передатчик, стоявший на столе, заработал. Тихий мелодичный сигнал прервал мои размышления.

Хенрик насторожился. Сандра вновь наставила на него пистолет. Я, не спуская глаз с Карса, спросил:

– Кто тебя вызывает?

Он растерянно захлопал глазами:

– Не знаю. Сеанс связи по графику должен быть только утром.

Я прикинул – если это экстренный вызов и он на него не ответит, не начнут ли его дружки подозревать неладное… с другой стороны – как знать, что он ответит им… на незнакомом-то языке? У него были все возможности поднять тревогу, и мы бессильны что-либо предпринять.

– Ладно, – сказал Хенрик, – нужно выметаться отсюда. Кончаем эту сволочь и сматываемся.

– Не лучше ли связать его и взять с собой? – возразил я.

– Он нам больше не нужен. От него нет никакого толку. Ты же слышал, что он несет!

Я, по-прежнему не сводя глаз с Карса и не опуская пистолет, подошел к рации и повернул рубильник… Треск атмосферных разрядов, а потом очень знакомый голос:

– Олаф, ты там?

У меня в буквальном смысле отвисла челюсть.

– Да, Антон.

– Так я и думал. А твой идиот-напарник?

– Тоже…

– Отлично. Хватит дурака валять, бери его, и приезжайте в управление. Вы мне нужны. Кто еще с вами?

– Доктор Перелли, – неуверенно ответил я, – еще Ларссен.

– Террорист?

Я тупо кивнул, но потом все же сообразил, что Антон меня не видит, и выговорил:

– Ага…

– Скажи ему, пусть тоже приезжает. Безопасность я ему гарантирую. Мне будет спокойней, если вы все окажетесь вместе, у меня под присмотром, а не будете носиться по городу друг за другом. Вы уже наделали слишком много глупостей. И поторапливайтесь. По моим данным, этой базой уже заинтересовались.

– Слушаюсь, шеф!

Я многозначительно оглядел собрание.

– Слышали?

– Я всегда думал, что Антон знает больше, чем говорит, – заметил Карс. – Людей тоже не нужно недооценивать – сколько раз я пытался втолковать это своим. Не такие уж они безнадежные дураки, как это кажется на первый взгляд.

– Еще одно слово, и я заткну тебе пасть, – сказал Хенрик, впрочем, уже не так уверенно, как прежде. По-моему, он просто упражнялся, чтобы не потерять форму.

Я повел дулом пистолета по направлению к двери.

– Давайте двигайтесь. Расслабься, Хенрик: раз Антон сказал, что неприятностей у тебя не будет, значит, их не будет. Он всегда держит слово.

Мы вышли на крыльцо. Ветер стих, над дальними вершинами гор волнами перекатывались сполохи северного сияния. Казалось, воздух, насыщенный электричеством, чуть слышно потрескивает, и этот тихий шорох был единственным звуком среди молчаливого величия осенней ночи.

Звезды, такие пугающе яркие еще несколько часов назад, потускнели и мирно подмигивали, словно огни далеких кораблей во мраке Северного моря. Занимался рассвет.

ЧАСТЬ 2
РАССВЕТ

* * *
Берген, управление
30 октября 2128 года
8 часов утра

Когда машина вырулила на стоянку перед управлением, совсем рассвело, но рабочий день лишь начинался – помещения еще были пусты, если не считать одинокого дежурного у входа. Когда я вместе с остальными своими спутниками шел по коридору, меня преследовало странное ощущение – по-моему, французы называют его «дежа вю», – словно все это в точности уже когда-то было. Это потому, подумал я, что я еще не забыл тот миг, когда я вот так же торопился, откликнувшись на ночной вызов Антона. Кто мог бы тогда подумать, что рутинное задание обернется таким кошмаром? Я искоса взглянул на Сандру, шагавшую рядом со мной, – бледная, измученная, она тем не менее умудрилась сохранить свою яркую, вызывающую красоту и в этих угрюмых стенах казалась пришелицей из иного, жизнерадостного и цветущего мира. Карс тащился сзади, и вид у него был по-прежнему виноватый. Хенрик следовал чуть поодаль, напряженный, готовый к любой неожиданности. Но все было тихо. Свет горел лишь за стеклянной перегородкой, в кабинете Антона. Должно быть, Антон просто не заметил, что уже наступило утро…

Я осторожно постучал и, услышав знакомое: «Валяй заходи», открыл двери.

Антон сидел за столом, заваленным ворохом каких-то сводок; вид у него был усталый; пожалуй, впервые за все время нашего знакомства на лице его можно было прочесть хоть какие-то эмоции.

– Поздравляю! – произнес он, когда мы, войдя в кабинет, остановились перед столом. – Ну и наделали же вы дел!

Я почувствовал себя точно нашкодивший мальчишка – такое, впрочем, не раз уже бывало. Антон умел поставить на место без лишних слов.

– Весь город переполошили, носитесь друг за другом, стреляете. Приличный человек из-за вас погиб!

– Я, что ли, к нему в двери ломился? – мрачно сказал Хенрик. По-моему, он тоже чувствовал себя не в своей тарелке.

– Это почти одно и то же, – отрезал Антон, – надо быть полным непрофессионалом, чтобы навести на него дружков вот этого интригана, – и он кивнул в сторону Карса.

«Непрофессионал» – слово, в общем, безобидное, но у Антона оно прозвучало как оскорбление. Да он и вправду считал непрофессионализм худшим пороком. Что угодно мог спустить, только не это. Я это знал, но и Хенрик, похоже, был задет до глубины души. Я с изумлением заметил, что он краснеет.

– Ладно, – примирительно сказал Антон, – хоть этим все ваши подвиги ограничились. Вы могли наделать еще больших бед. Если бы не доктор Перелли…

У меня отвисла челюсть, и я захлопнул ее только нечеловеческим волевым усилием.

– Она-то тут при чем?

Антон поглядел на меня, и в его сонных глазах мелькнула насмешка.

– А как, по-вашему, мне удалось вас вовремя выловить? Она ведь тоже работает на Особый отдел, не только вы, братья-разбойники. Только в отличие от вас у нее несколько другая специализация. Да и мозгов в голове чуть побольше.

Я по-прежнему таращился то на Антона, то на Сандру, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Ладно, – примирительно сказал наконец Антон, – в ногах правды нет. Берите стулья, садитесь. Похоже, нам пора поговорить откровенно. Чем, по-вашему, занимается Особый отдел?

Я поглядел на него в некотором замешательстве. У него что, крыша поехала?

– Особо опасными преступниками, – сказал я терпеливо, – тугами.

– Конечно, разумеется. А поскольку они действительно опасны и поскольку справиться с ними под силу только очень тренированному человеку – заметьте, я говорю не «очень проницательному», а «очень тренированному», – то мы и держим в штате очень тренированных сотрудников.

Я поразмыслил, считать ли это комплиментом или оскорблением, и пришел к неутешительному выводу.

– Не расстраивайся, Олаф, – сказал Антон, – ты и вправду хороший работник. Но Особый отдел на то и Особый, чтобы заниматься всякими из ряда вон выходящими происшествиями. Он существует в настоящем своем виде уже больше полувека. И за все это время сюда поступают самые разнообразные сводки. Особенно участились они в последние годы. Не о тугах, нет, хотя с ними тоже далеко не все понятно – просто о разных необъяснимых событиях. Странные исчезновения, нелепые слухи, паранормальные явления, пробуждение наследственной памяти, появление каких-то оборотней… Нелепости, казалось бы, каждая в отдельности ничего не значит, но все вместе… У нас есть свои аналитики – об этом позаботилась ООН, или, вернее, то, что от нее осталось. Они пришли на основании этих материалов к выводу, что на Земле подспудно вызревают какие-то очень серьезные процессы, но источник этих перемен нам пока, увы, неизвестен. Сначала мы грешили на кадаров…

Он повернулся к Карсу.

– Не нужно, извиняюсь, быть лауреатом Нобелевской премии, чтобы догадаться, что вы появились тут неспроста. И наши ребята давно уже сложили два и два, получив это самое четыре. Непонятно было только, какая реальная роль отводится кадарам во всем этом… Вроде бы они ничего такого не делают… стараются… вообще безобидные ребята. На всякий случай удобно было держать их всех под наблюдением, сконцентрировать где-то; и их желание сотрудничать с нами, с Особым отделом, было просто подарком судьбы. Но до тех пор, пока вы, голубчики, не начали носиться друг за другом по всему городу, как дети, играющие в войну, нам не удавалось как-то выявить их деятельность. Ну, теперь-то все понятно. И то хорошо.

Он вздохнул и рассеянно переложил бумаги на столе.

– Я, в общем-то, рад, что они не оказались такими уж клиническими злодеями, как кое-кто полагал, – он кивнул в сторону Хенрика. – За все время их пребывания на Земле что мы видим? Мелкие промахи, умеренные подлости, пара-другая убийств… обычные политические интриги, далеко не межпланетного размаха. Да мы, люди, им в этом можем дать сто очков вперед. А то, что они все время пытались действовать исподтишка, обходным путем, навело меня еще на кое-какие мысли. – Он вновь обернулся к Карсу: – Не стоит за вами никакой грозной цивилизации. Я прав?

– Антон, это скорострелительный вывод, – обиженно сказал Карс.

Я машинально поправил:

– Скоропалительный.

Он с готовностью повторил:

– Скоропалительный… – И, помолчав, добавил: – Но верный.

– Ну и ладно, – примирительно сказал Антон, – так вот, если мы примем гипотезу, что эти космические болванчики тут ни при чем, естественно, возникает вопрос о реальной движущей силе всех этих событий. Я хочу, чтобы вы просмотрели сводки, которые к нам поступают, – хотя бы выборочно, – а потом поговорим. Раз уж вы попали в гущу событий, нет смысла держать вас на рутинной работе. У нас имеются группы, которые направленно занимаются сбором и анализом всей мало-мальски подозрительной информации… оперативников там, правда, нет. Но, может, как раз сейчас они и понадобятся, кто знает?

Он взглянул на часы.

– Жду вас у себя в кабинете в четырнадцать ноль– ноль. А пока вы свободны. В пределах управления, конечно. Приведите себя в порядок, отдохните… вам это не помешает. Все.

И он встал из-за стола.

Мы вышли в коридор. При дежурке была небольшая комната отдыха, где стояла пара коек, а в правом крыле здания имелись еще и камеры предварительного заключения. Честно говоря, они были ничем не хуже этой дежурки, и я направился туда. Там можно было хоть расслабиться в одиночестве, а мрачная физиономия Хенрика да и рожа моего дорогого напарника мне, честно говоря, порядком осточертели… Да и еще кое-что было, что грызло мне душу.

Так что я повернулся и уже шел по коридору, ведущему в правое крыло, когда услышал за спиной тихий оклик:

– Олаф!

Я не обернулся.

Стук каблучков, мягко отдававшийся эхом в стенах коридора, стал отчетливей, и наконец я почувствовал, как рука Сандры легла мне на локоть.

– Ты сердишься, Олаф? – мягко спросила она.

– На что? – холодно отозвался я.

– Ну… что я не сказала тебе всего.

Я пожал плечами:

– Это твоя работа.

Она вздохнула.

– Что поделаешь? Уж таковы правила Особого отдела, что сотрудники не всегда знают о существовании других подразделений. Ты же сам должен понимать, что такое служебная тайна! – жалобно добавила она. – А что мне было делать? Вдобавок я и понятия не имела, кому можно доверять, а кому – нет… – Она неуверенно улыбнулась: – Кроме тебя, конечно.

Не такой уж я полный идиот. Это она просто польстила мне, чтобы я злился поменьше.

– Так ты никакой не психолог?

Она приподняла четкие брови.

– Разумеется, психолог. И медэксперт вдобавок. И немного знакома с математикой. А как же иначе? Нас очень хорошо готовят. Ведь никогда не знаешь, что именно может пригодиться!

– Отлично! – сказал я по-прежнему холодно. – Приятно иметь дело с хорошим специалистом.

Я сбросил ее руку, все еще лежавшую на моем локте, и пошел дальше.

– Олаф! – жалобно проговорила она мне вслед. – Но я же тебя не обманывала! Просто не сказала тебе, что есть еще одно подразделение, которое занимается немножко другими вопросами. Ведь, в сущности, я работаю там же, где и ты! Что же ты на меня обижаешься?

Я замедлил шаг. Действительно, почему я на нее обижаюсь? То, что у нас все так засекречены, что и не подозревают о существовании параллельных служб, – дело-то, в сущности, обычное. Просто меня грызло неприятное ощущение, что меня держат за человека, который умеет только бегать и стрелять, если за него думает кто-то другой, вроде этих дистанционно управляемых смертников-зомби… Ну, короче, за дурака… А вдруг они правы? И я действительно больше ни на что не гожусь? Туповатый, но добросовестный Олаф Матиссен, ну что с него взять?

И я почувствовал, что лицо мое заливает жаркая волна стыда. Кажется, даже уши покраснели.

– Ладно, – пробормотал я, – что уж тут поделаешь… Как ты умудрилась связаться с Антоном? Хенрик же с тебя глаз не спускал!

– Отдала записку продавцу на бензоколонке, когда покупала кофе и сандвичи, помнишь? И попросила его связаться по такому-то номеру телефона и сказать то-то и то-то.

– Всего-навсего?

Она чуть заметно усмехнулась.

– А ты что думал?

Вся беда в том, что я вообще ничего не думал. События последних дней шарахнули меня по голове, вышибив остатки соображения не хуже, чем какой-нибудь хороший свинг левой профессионального боксера. Я все еще продолжал нерешительно топтаться на месте, когда она подошла поближе и, привстав на цыпочки, нежно меня поцеловала.

– Я еще не поблагодарила тебя за то, что ты меня вытащил из того подземелья, – сказала она. – Ты был великолепен! Но у нас впереди еще много времени. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Всем нам нужно. Предстоит большая работа. Увидимся в два.

И она, повернувшись, пошла прочь по коридору, цокая каблучками. Какое-то время я тупо смотрел ей вслед, потом, пожав плечами, направился в свою каталажку. Сейчас мне хотелось только одного – как следует выспаться.

Но как следует выспаться опять не удалось – не такой уж Антон человек, чтобы давать поблажки своим сотрудникам. Казалось, я только глаза сомкнул, а меня уже будил угрюмый дежурный. Единственное, что меня немного с ним примирило, – это поднос с чашкой кофе, который он приволок с собой. Он поставил поднос на пол рядом с моей койкой и буркнул:

– Собирайтесь. Шеф велел вам поторопиться.

Я взглянул на часы. Черт! Без четверти два! Я спал чуть больше четырех часов – а казалось, мог проспать бы целые сутки, дай только волю.

– Антон сказал, что горячий душ и чистая рубашка пойдут вам на пользу. – Пока я расправлялся с кофе, дежурный изучал меня с холодным интересом, словно я и впрямь был каким-то запертым в камеру нежелательным элементом. – Где душевые вы, надеюсь, еще помните?

Я оставил чашку и с удовольствием потянулся.

– Вчера вроде помнил.

В глазах у дежурного мелькнул какой-то намек на сочувствие.

– Ну и видок же у вас, – заметил он, – на вас что, асфальтовый каток наехал?

– Парень, я предпочел бы каток, – почти искренне ответил я.

…Горячий душ и чистая рубашка воскресили меня к новой жизни – не скажу, что я с готовностью согласился бы ринуться в новые передряги сломя голову, но, по крайней мере, вновь ощутил, что голова у меня на плечах все же имеется.

В кабинете Антона все оставалось по-прежнему, только ворох бумаг был аккуратно разложен на три стопки, и Хенрик с Карсом уже углубились в чтение. Я поискал глазами Сандру – она, склонившись над сервировочным столиком, разливала в чашки кофе. Антон, поймав мой взгляд, ухмыльнулся:

– Она уже это видела. Это – для вас троих.

Я пожал плечами. Уж такой он был человек, Антон, что не упускал возможности лишний раз прищемить мне хвост.

Распространяться на эту тему я не стал. Придвинул стул и взялся за оставшуюся стопку сводок.

«Патрик О’Нил, грузчик дублинского аэропорта. Отец – потомственный шахтер, мать – домохозяйка. Возраст – 48 лет, умственные способности – ниже среднего; хобби – коллекционирование пробок от пивных бутылок. Вплоть до настоящего времени никаких видимых отклонений в поведении не наблюдалось, если не считать пресловутой ирландской вспыльчивости, из-за которой он в 2127 году подвергся двухнедельному тюремному заключению. Выпущен под залог в мае 2127 года. Во время пребывания Патрика в тюрьме врач, пользующий заключенного, получившего в драке черепно-мозговую травму, нанесенную тяжелым предметом, вероятнее всего бутылкой, обратил внимание на то, что больной в бреду говорит на неизвестном языке. Специалисты, которым он давал прослушать магнитофонную запись, терялись в догадках, пока наконец запись чисто случайно не попала к профессору кафедры мертвых языков Кембриджского университета доктору Ричарду Баттерби, который заключил, что, весьма вероятно, Патрик изъяснялся на одном из коптских наречий, исчезнувшем более двух тысяч лет назад. Поразительно то, что О’Нил ни при каких обстоятельствах не мог столкнуться с этим языком хотя бы косвенно – если учесть, в каких условиях он рос и воспитывался. Оправившись от последствий удара, он, казалось бы, полностью вернулся в свое исходное состояние и не помнил ничего из того, что происходило с ним после травмы. Тем не менее решено было установить за ним дополнительное наблюдение, для чего наш агент устроился на работу в одну с О’Нилом бригаду. После двух недель совместной работы им были отмечены и другие странности в поведении объекта: временами он прерывал работу и, глядя в одну точку, начинал что-то бормотать, причем создавалось полное впечатление, что он отвечает невидимому собеседнику. Ранее неспособный даже к простейшим математическим расчетам, он вдруг стал проявлять поразительную способность складывать в уме пятизначные цифры и моментально переводить принятые в Европе меры веса в фунты и наоборот. Причем сам он затруднялся объяснить, как именно это у него получается. «Это просто вдруг вспыхивает у меня в голове, и все», – говорил он.

Раньше он слыл человеком компанейским, любящим после работы поболтать за кружкой пива, теперь же все больше предпочитал уединение. Тем не менее наш агент прилагал все усилия, чтобы сблизиться с Патриком. Единственное, о чем объект говорил относительно охотно, – это о своих снах. Он жаловался, что, стоит ему только заснуть, как ему начинает мерещиться настойчивый голос, зовущий его по имени. Он понимает, что должен куда-то идти, но никак не может найти нужного места. В своих снах он плутал по каким-то пугающим лесным дебрям или по узким горным ущельям, двигаясь к неведомой ему самому скрытой цели.

– Не знаю, что это там такое, – говорил он, – знаю только, что, если туда доберусь, эти кошмары прекратятся.

Жалобы на дурные сны продолжались около полутора месяцев, затем однажды наш агент застал Патрика в непривычно радостном расположении духа.

– Наконец-то я нашел это! – сказал он в ответ на вопрос агента. – Это великолепный город! Чудесное место!

Более подробно описать город О’Нил затруднялся. Особенно мешало то, что Патрик, человек глубоко религиозный, описывал увиденное им во сне примерно в тех же выражениях, в каких апокрифические тексты изображают рай. Наш агент предложил обмыть это радостное событие – он надеялся, что под действием алкоголя у объекта развяжется язык и из него удастся вытянуть какие-то ускользнувшие ранее подробности… Патрик согласился неохотно – с момента выхода из тюрьмы он, как уже упоминалось, почти не пил. После первой кружки в пивном баре «Две русалки» объект встал и направился в туалет, сославшись на естественную надобность.

Тем не менее, когда спустя четверть часа объект не появился, наш агент, проявив запоздалую оперативность, решил выяснить все на месте. Туалетная комната была пуста. Осмотрев ее, агент убедился, что никакого запасного выхода ни на улицу, ни в служебные помещения там не имелось. Единственное окно, находившееся под потолком, было застеклено и забрано решеткой. Ни стекло, ни решетка повреждены не были. «Такое ощущение, что объект растворился в воздухе», – оправдывался агент.

Последующий опрос знакомых и соседей ничего не дал – последнее время Патрик жил замкнуто. Единственное, что могло представлять какой-то интерес, – это наброски карандашом, найденные при обыске квартиры О’Нила. Очевидно, их делал сам объект, пытаясь изобразить то, что он видел в своих снах. К сожалению, он был неважный рисовальщик – идентифицировать нарисованные им объекты и пейзажи не удалось…

Я оторвал взгляд от листка, сплошь исписанного убористым шрифтом.

– И вы хотите сказать, что Особый отдел занимается подобной ерундой? Парень просто подвинулся от удара по голове, вот и все. Да я сотни раз слышал про такие штуки!

– Может, из этих сотен пять-шесть случаев стоило бы рассмотреть повнимательней: – проворчал Антон, – ладно, не болтай. Читай дальше.

Я вновь взялся за сводки.

Новости из Сан-Антонио

ТРАГЕДИЯ В ЛАРЕДО

Так до сих пор и не получили объяснения странные и трагические события в поселке Ларедо, неподалеку от мексиканской границы. В 08.00 25 августа 2128 года телефонная связь с поселком прервалась. Поскольку метеослужба предупреждала о высокой вероятности торнадо именно в этом районе, повреждения на линии приписали действию стихии. На всякий случай в поселок из Сан-Антонио была направлена машина аварийной службы. Добравшись туда, патрульные увидели, что дома совершенно целы, но их хозяева куда-то исчезли. Единственный человек, выбежавший навстречу автомобилю, оказался священником местного прихода. Однако он был в таком состоянии, что ничего внятного от него добиться не удалось. Обыскав поселок и прилегающую местность, патрульные не смогли найти никаких объяснений тому, куда делись жители. Автомобили были припаркованы на своих обычных местах. Священника отца Игнасио, который в бреду твердил что-то о кознях врага рода человеческого, пришлось доставить в Сан-Антонио в смирительной рубашке – иначе справиться с ним было невозможно. Он пытался выцарапать глаза патрульному, приняв его за посланца дьявола.

По прибытии в Сан-Антонио священнику ввели две стандартные дозы успокаивающего, но, даже когда он пришел в себя настолько, что мог отвечать на вопросы местного шерифа, прояснить картину происшедшего все равно не удалось. Он рассказывал такие странные вещи, что приписать им какое-либо логическое объяснение было просто невозможно. Все началось, по его утверждению, с того, что местный деревенский дурачок, стоя посреди площади, стал уверять всех, что ему открылось видение – прекрасный город, повисший в небе без всякой опоры. Столпившиеся вокруг него любопытные поначалу ничего не видели, но потом кое-кто из них и впрямь стал уверять, что в раскаленном мареве проступают какие-то странные очертания. Причем, как утверждал отец Игнасио, те, кто видел этот мираж, описывали его каждый по-своему.

Затем все прекратилось так же неожиданно, как и началось, тем не менее ночью священник проснулся от ощущения гнетущей тревоги. «Странный голос звал меня по имени, – говорил он, – и я уверен, что он не имел никакого отношения к Господу». Пытаясь спастись от неведомого зова, он выбежал на улицу. Там уже находились практически все жители поселка, которых необъяснимый ужас поднял с постелей. Почти все они в отчаянии заткнули уши руками, многие катались по земле, пытаясь избавиться от наваждения. «Я думал, у меня лопнет голова», – сказал священник. И опять все закончилось так же внезапно, как и началось. Наутро он собрал всех односельчан на воскресную службу – он надеялся, что дьявол все же оставит их. Но, когда он уже взошел на кафедру и открыл молитвенник, кто-то оттолкнул его. Это был местный булочник, которого священник знал с детства, но сейчас, в полумраке церкви, ему показалось, что черты лица человека, столкнувшего его с помоста, как-то странно изменились. «Я даже не уверен, что это и вправду был он», – признался отец Игнасио.

– Час настал! – закричал булочник. – Вы все знаете, кто нас зовет! Вы знаете, что к нам приближается! И мы должны встретить это так, как нам подобает! Начнем же!

Священник, оправившись от неожиданности, попытался стащить непрошеного оратора с кафедры, но тот вновь оттолкнул его, по словам самого свидетеля, «с дьявольской силой». От удара отец Игнасио отлетел к стенке, ударившись о нее головой, после чего потерял сознание. Но за этот краткий миг он заметил, что облик прихожан стал неуловимо меняться. Они были как текучая вода, говорил священник, как порождения мрака, глаза их уже не были человеческими глазами, облик – человеческим обликом… В дальнейшие описания он углубиться отказался, а только тряс головой и плакал.

«Я ведь знал их всю свою жизнь, – твердил он, – а во что они превратились…»

Тем не менее, казалось, он пошел на поправку. Лeчащий врач снизил дозу успокоительного и разрешил смягчить ему режим. На следующее утро отца Игнасио нашли повесившимся на больничной простыне.

Я вновь отложил текст и вопросительно взглянул на Антона.