Текст книги "Ночь, которая никогда не наступит (СИ)"
Автор книги: Мария Потоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
– Да, детка? С тобой всё в порядке?
Я рассказала ему коротко о моем вчерашнем дне, потому что вряд ли он успел посмотреть записи шоу. С ним ничего интересного не произошло, я это видела и сама, поэтому он ничего и не рассказал. Попытки Шери взять у него интервью он проигнорировал, будто бы не испытывал никакого страха перед вампиром, ему предлагала жить вместе с ним Бригитта, та красивая девушка из его команды, но он отказался. Некоторые участники пытались поговорить с ним, как с лидером команды, но папа сразу ушёл в комнату в свободном доме, и все время провалялся в кровати, слушая музыку. В итоге он оказался в одно доме с мужчиной по имени Альфред, про которого я не могла вспомнить ничего примечательного.
Сейчас я чувствовала, что он беспокоится обо мне, хочет поговорить, но его голос казался блёклым, будто слова давались ему с трудом. Скорее всего, он старался изо всех сил не проявить себя перед зрителями, а, может быть, у него начиналась депрессия. В любом случае, оба варианта были грустными.
Я хотела позвонить маме, но в комнату без стука вошла Дебби. Она уже была одета, но мне думалось, что скорее это произошло из-за стечения каких-то обстоятельств, чем потому, что ей показалось неприличным ходить в полуголом виде, когда на неё направлены десятки камер.
– Будешь с нами пить сегодня вечером?
– Я не против, если нас не заставят пойти на какое-нибудь испытание.
– Тогда собирайся, подруга, пойдешь с нами за алкоголем.
– На кухне и выпивка есть?
– Всё проверили, даже жалкой баночки пива не положили.
– Если ты имеешь в виду, что нам придется пойти через лес, то ты же помнишь, что участникам нельзя выходить за территорию?
– А это нигде не сказано. Если действительно нельзя, нас остановят, а если можно, они будут только рады пойти за нами с камерами. Так что собирайся, мы ждём тебя на улице.
Дебби мне подмигнула. Я всегда боялась оказаться там, где быть запрещено, сделать действие, которое противоречит правилам владельца данной территории или каким-то образом ещё повести себя не так, как принято в этом обществе. Но, в конце концов, организаторы шоу не могли нас за это как-либо наказать, поэтому мне стало даже немного радостно оттого, что я собиралась нарушить запрет. К тому же, мне польстило, что такие яркие люди зовут меня веселиться вместе с ними.
За спиной Дебби появился Винсент.
– Если ты будешь краситься так же долго, как блондинки из шуток, то я не подвергну тебя освистыванию только в том случае, если твой макияж поразит меня настолько сильно, что мне захочется снять тебя в моей новой постановке.
– Ты не ставишь пьесы, Винсент, ты рисуешь бездарные картины. Я буду ждать тебя в любом случае.
Мне не хотелось, чтобы меня воспринимали, как блондинку из анекдотов, но после его слов во мне вспыхнуло злорадство. Я села перед зеркалом и постаралась как можно дольше красить ресницы, отделяя щеточкой одну за другой. Мне довольно быстро надоела эта затея, и я вышла к ним через несколько минут.
Солнце показалось сегодня особенно ослепляющим, таким, что на небо было больно смотреть. Вампира бы оно сожгло за несколько секунд. Это было единственным превосходством человеческого вида над ними. Вампиры были сильнее, быстрее и, обычно, гораздо умнее, ввиду их накопленного за долгие годы опыта, и знаний, которые они держали в секрете от людей. Интересно, сколько же лет прожил Йозеф?
Все трое моих сожителей были в солнцезащитных очках, абсолютно разных, но объединяющих их владельцев. Рене был в черных клубных очках без нижней оправы, Дебби – в жёлтых очках-стрекозах, отражающих солнечные лучи. Винсент же был в чёрных круглых очках без оправы, как для слепых. Сегодня у него не было чайки в волосах, лишь восточные птички на футболке, будто бы срисованные с обоев во дворцах, но и они смотрелись почти нормально.
Когда мы вошли в лес, сирены не загудели, и нас не повязали безликие мужчины в форме, как рисовало моё воображение. Мы спокойно шли по тропинке, идущей через лес, и никто поначалу даже не обратил на нас внимания. На некоторых деревьях я замечала камеры, но их было не так много, как на нашей официальной площадке. Вскоре за нами увязались несколько операторов, но они вели себя так тихо и незаметно, что я представила нас деловыми старшими братьями и сестрами, которые не обращают внимание на младших детей в семье, желающих поиграть с ними.
Они втроем постоянно переговаривались, но я ощущала свою сопричастность к ним, поэтому не чувствовала себя одинокой и лишней. В одну из пауз, которая образовалась после их очередного яркого спора, я решила вступить с ними в беседу.
– А кем вы раньше работали? Или на кого учились?
Сегодня с утра, когда я просматривала их анкеты на форуме, я уже отметила, что Дебби с Рене по двадцать пять лет, они двойняшки, а Винсенту на год меньше. Наверняка, они уже работали, но я решила уточнить из вежливости.
– Я переводчик, – сказал Рене.
– А я тренер по смешанным единоборствам.
Несмотря на вычурный внешний вид Дебби, который был одновременно глупым и сексуальным, я не удивилась её работе. Оба они назвали свои профессии небрежно, будто бы не придавали никакого значения своим занятиям. Я повернулась к Винсенту, он будто бы выжидал, когда я обращусь к нему лично.
– Ты ведь художник?
– Я – лжец и садист.
– Жутко. Ты мучаешь людей?
– Я раскрываю людям глаза на правду об их пороках с помощью искусства.
– Тогда почему же ты лжец, если раскрываешь правду?
– Потому что искусство – сплошная ложь.
– Звучит очень нелогично.
Обычно мне хотелось вступить в спор с людьми, которые вели себя вычурно и странно. Но так как я хотела найти с моими соседями общий язык, я старалась говорить спокойно, и это даже вышло забавно. Дебби и Рене остановились и обернулись к нам. То ли им было интересно посмотреть, как я буду реагировать, то ли ожидали, что придумает Винсент. Я видела, что они посмеивались над ним, но они его не презирали, может быть, даже восхищались. Или, по крайней мере, воспринимали, как диковинку, которая всегда может их развлечь и которую интересно показать другим.
– Эй, Винсент, – окликнул его Рене, – а расскажи о своей выставке.
Я немного удивилась, что у него были собственные выставки. Я не сомневалась, что он может быть популярен, но Рене и Дебби выглядели такими поверхностными, не воспринимающими свою работу всерьез, что я автоматически причислила и Винсента к людям такого сорта.
– Она называлась «Их лица съедят голуби и крысы». Я рисовал бездомных за их естественными занятиями в окружении цветов.
– Нет, ты лучше расскажи, где ты её устроил.
Я заметила удивительную способность Дебби и Рене говорить по очереди, если они находились вместе. Они казались невероятно близкими друг другу, хотя и были разными по характеру.
– Под Северным Мостом в естественной для них среде.
– Там, где живут сами бездомные?!
– Да, все именно так.
– Это так аморально.
– Я морально не просто беден, я морально пуст, но я рад, что ты разглядела мою иронию.
– Ты хотел, чтобы тебя повесили в Музее Искусств, но взяли только на помойку, – вновь вмешался Рене.
– Молчи! Вы на этом реалити-шоу только потому, что вы родственники молодого талантливого художника Винсента Купера.
Вы здесь потому, что не проголосовали друг за друг. Вслух я не стала об этом говорить.
Они ещё некоторое время продолжали перебранку, я потеряла нить повествования, но поняла, что это их обычная манера общения друг с другом. Мы свернули с дороги, и мне пришлось сосредоточиться больше на камнях и ветках у меня под ногами. Лес был вычищен от старых деревьев, кусты почти не встречались, поэтому он хорошо просматривался. Я заметила некоторую странность у моих спутников. Большую часть времени все трое выглядели совершенно расслабленными, но изредка их взгляды становились внимательными, будто они боялись увидеть кого-то вдалеке или, по крайней мере, искали грибы, когда смотрели себе под ноги. Легкая параноидальность была присуща даже им.
Вскоре Дебби, видимо, надоело участвовать в споре, и она повернулась ко мне. Оказалось, вся суть была в том, чтобы спорить втроём, потому что Рене и Винсент тут же потеряли интерес друг к другу и замолчали.
– Эми, а ты не думаешь, что мы завели тебя в лес, чтобы избавиться от тебя? Так-то мы конкуренты.
Видимо моя настороженность дала сбой, я была так поглощена своими переживаниями о вампирах и о правилах, что совсем забыла о возможной опасности от участников. Слова Дебби меня напугали, ведь если бы они оказались правдой, я бы выставила себя полной дурой перед всей страной. Ко мне подошёл Рене и прошептал мне в самое ухо:
– Не волнуйся, на самом деле мы пошли в лес, чтобы избавиться от Винсента.
Дебби смотрела на меня изучающе, но, когда к ней повернулся Винсент, по-дурацки высунула язык и согнула шею, изображая удушение веревкой.
Все это было шуткой и ребячеством, но я не смогла расслабиться до тех пор, пока мы снова не вышли на дорогу. Я поняла, что мы здорово сократили путь, будто бы мои спутники хорошо знали местность.
– Вы здесь были раньше?
– Я ориентируюсь на свой внутренний зов, – ответил Винсент.
– Какой ещё внутренний зов?
– Это всё, благодаря моему приложению с картами, доступными по всему миру. Смотри, как удобно. Теперь я никогда не потеряюсь, пока мой телефон со мной.
Рене показал мне отметку навигатора на экране своего телефона. Выглядело так, будто бы он продался владельцам этого приложения и сейчас только что прорекламировал его зрителям. Возможно, это и было так. В конце концов, мы в реалити-шоу. Этот эпизод сделал всё происходящее нереальным, будто бы это была не моя жизнь, а я смотрела этот момент по телевизору.
Из-за моей дереализации я не сразу услышала шум приближающегося автомобиля. К нам подъехал на большой скорости запачканный чёрный джип, из которого выпрыгнул мужчина, стоило только остановиться двигателю. Я узнала в нём военного не только по одежде защитного цвета, коротко стриженным волосам и подтянутой фигуре, но и по злым внимательным глазам и резким чертам лица. Решающим аргументам был автомат в его руке. Ни разу в жизни на меня не наставляли оружия, но это оказалось не так страшно, как встреча с вампиром.
– Какого хрена вы тут шатаетесь?! Я не собираюсь разъезжать во всему гребаному лесу, чтобы вылавливать таких придурков, как вы, и отправлять их на место съемок. Вы должны сидеть в своем уютном лесном гнездышке и носов своих любопытных не высовывать! Хотите, чтобы я вам их сломал?! Или, может быть, вы предпочитаете, чтобы я в целях профилактики переломал вам что-нибудь другое? Вот ты, какую кость готов пожертвовать взамен моего потраченного на вас времени?
Он ткнул пальцем в Рене. Я ожидала, что нас может ожидать наказание за наш уход, но я не могла предположить, что оно будет высказано в такой грубой форме, а тем более, что это может повлечь за собой нашу травматизацию. Глаза этого мужчины горели яростью, я неожиданно для себя сделала шаг вперед, отчего-то решив, будто смогу защитить Рене. Может быть, этот человек не станет бить девушку. Но когда я увидела выражение лица Рене, меня снова посетило ощущение разлада с реальностью. Он выглядел совершенно невозмутимым. Дебби недовольно сжала губы, но она тоже не испытывала никакого беспокойства. Винсент воскликнул:
– Бей в челюсть! Я знаю, он дорожит своим лицом!
А Рене сказал:
– Здравствуй, папа.
Если бы это был мой отец, наверное, я была бы самым несчастным человеком в мире. Мне все показалось глупой шуткой, таким же неестественным моментом, как реклама приложения с картами. Мужчина оскалился, будто бы обрадовался, что Рене назвал его папой, но не стал ни на каплю менее злым. Его взгляд был рассредоточенным, и я боялась того, что произойдет, если он вдруг сфокусируется на ком-то из нас. Автомат в его руках по-прежнему был вскинут, ремень от него ритмично болтался в воздухе, будто бы отчитывая секунды до выстрела. Я должна была успокоиться, оттого что человек с оружием оказался их отцом, но ситуация стала только более напряжённой.
– Пап, прекрати быть чокнутым и дай нам пройти, – сказала Дебби, и мужчина повернулся в её сторону. Лицо его стало чуточку мягче.
– Я выполняю свою работу и охраняю территорию, чтобы одни придурки не вышли отсюда, а другие придурки не вошли. Так какого черта я должен вам давать куда-то пройти? Куда вы вообще собрались?
– Мы хотим наполнить себя хотя бы какими-то чувствами, кроме страха, чтобы хотя бы на вечер перестать быть такими пустыми внутри.
Их отец резко перевел дуло своего автомата на Винсента, и я от неожиданности вскрикнула, прижав руки ко рту.
– Ты напугал нашу новую подругу. Кстати, папа, это Эми, – все так же спокойно сказал Рене. Винсент тоже не вздрогнул.
– Я в курсе, кто она такая.
– Тогда, Эми, это – Дуэйн, наш папка. Он нанялся сюда работать, чтобы унижать нас до самой смерти.
Дебби улыбнулась, и я вдруг увидела ту же хищность, что и у её отца. Дуэйн даже не взглянул в мою сторону, да и мне не хотелось говорить ему «приятно познакомиться». Наверное, раз он нанялся сюда работать, он беспокоился о своих детях, но, может быть, Дебби была и права насчет его намерений.
– В общем, нам нужен алкоголь.
Дуэйн не стал реагировать на это агрессией. Наоборот, он достал из кармана телефон и стал кому-то звонить. Судя по всему, он звонил организаторам шоу или каким-то своим начальникам, потому что он спрашивал, можно ли пить на телешоу, и разрешено ли под его надзором свозить участников в магазин. Все это время он смотрел на Винсента, наставив на него дуло автомата, поэтому все равно не перестал выглядеть жутковато.
– Двое придурков со мной в машину, двое ждут здесь.
– Да как вы можете наставлять на своих детей оружие и так с ними разговаривать?! – наконец сказала я, и сразу об этом пожалела. Я явно приняла плохое решение, не только потому, что не стоит вмешиваться в чужие семейные отношения. Может быть, я смотрелась бы менее глупо, если бы выкрикнула это сразу, как только Дуэйн наставил автомат на Рене.
– Зануда со мной не поедет.
Для меня все закончилось менее травматично, чем я ожидала. Добиваться ответа на мой вопрос я не стала.
– Даже на игре, в которой решается, буду ли я жить, мне не хватает ощущений для вдохновения на новые картины. Мне нужен стресс, поэтому я поеду с тобой, отец!
– Я ни за что бы не сел в машину добровольно, но я не доверяю Винсенту выбор алкоголя.
Винсент и Рене отправились со своим отцом, и машина уехала так же быстро, как появилась. Мы с Дебби остались одни, если не считать безликого оператора. Второй уехал с остальными на машине. Дебби отошла от дороги и тут же повалилась на траву. Я немного полюбовалась, как красиво её рыжие волосы разметались по ярко-зеленой траве. Где-то огненный цвет полностью скрывал зеленый, а где-то её волосы проваливались сквозь травинки, скрываясь от моих глаз. Жаль, что Винсент уехал, может быть, и он бы нашел в этом красоту и вдохновение. Дебби достала из кармана пачку толстых сигарет с оранжевыми фильтрами, и яркость цветов разбавилась дымным серым. Я последовала её примеру и легла рядом.
– Как тебе наш дикий папка?
Она не жаловалась, не хотела вызвать сочувствие. Наоборот, мне даже показалось, что она им гордится. Или воспринимает, как и Винсента, как нечто странное, что интересно показывать.
– Впечатляет. Никогда не видела ничего подобного.
– А ты молодец, ловко ушла от ответа. Как с мамой развелся, совсем одичал.
– И он вас воспитывал в отсутствии матери? Или вы жили с ней?
– О, расслабься, они развелись пару лет назад, когда мы уже давно не жили вместе с ними.
Наверное, это было время для того, чтобы рассказать историю о своей семье. Но мне не хотелось на всю страну говорить, что у моей мамы шизофрения, а мой папа практически не занимался моим воспитанием до тех пор, пока не стал знаменитым актером. Может быть, это бы и повысило мои рейтинги, но, если понадобится, я успею рассказать что-нибудь такое в любой момент, раз меня снимают каждую минуту моей оставшейся жизни. Бледная кожа, красные губы, рыжий фильтр, белая бумага и серый пепел. Если повести взгляд ниже, то снова бледная кожа, черные ногти и разноцветный рисунок татуировки на тыльной стороне руки, идущий вверх. Я смотрела на неё, и мне казалось, что если бы её снимали сейчас в фильме, то художник-постановщик взял бы золотую статуэтку за эту работу.
Дебби повернулась ко мне, и я отвела взгляд.
– Ну что, замутишь с тем вампиром, который к тебе вчера приходил?
Ей оставалось только потереться об меня плечом, интонация у неё была, как у подружки настаивающей быть смелее в отношениях с парнями. Я немного растерялась. Я не знала, смогу ли я это сделать ради того, чтобы не умереть окончательно, понравилась ли я ему на самом деле, и что стоит отвечать под прицелом камер в этой ситуации.
– Я не знаю, мы так мало знакомы.
– Да ладно тебе, он красавчик. За такую внешность можно даже простить то, что он тупой.
– Он не тупой.
Я сказала это слишком резко. Мне показалось невероятно неправильным говорить так на всю страну о человеке с психическими проблемами. Стоило сказать: за такую внешность можно простить, что он вампир. И это бы оказалось неправдой. Наиболее верным утверждением было бы: ради спасения своей жизни, стоит попробовать заинтересовать его настолько, чтобы он укусил меня. Дебби снова улыбнулась, как её отец.
– Йозеф и Эми, похоже на название качественной мелодрамы. Так что вперед, подруга.
Она потрепала меня по голове, закинув волосы мне на лицо. Мне не хотелось их убирать, чтобы хотя бы ненадолго скрыться от телекамер. Было так глупо и стыдно обсуждать вероятность этих отношений, потому что пока я чувствовала по поводу Йозефа лишь страх, жалость и неловкость.
На самом деле, неважно, что я чувствовала. Главное, что у меня было желание жить.
Вскоре вернулись Дуэйн, Рене и Винсент. Машина остановилась прямо напротив нас, окатив пылью из-за резкой остановки. Не успела я отойти от неприятного ощущения песка в глазах, как на меня обрушился новый стресс в виде долгого гудка. Оказалось, так Дуэйн призывает нас забраться в машину. До чего же невозможный человек.
Его машина тоже оказалась противной. Душная, прокуренная и пропахшая бензином. Он ехал неаккуратно, не пропуская ни одной кочки и, наверное, инженеры этого автомобиля не слышали о таком понятии, как амортизация. Когда машина резко остановилась, я порадовалась, что была зажата между Дебби и Рене, и не вылетела вперед от резкого толчка. Меня уже подташнивало, поэтому я выскочила так же резко, как Дуэйн, когда подъехал к нам в первый раз.
– Как вы это выносите?!
Рене достал из переполненного пакета бутылку лазурного цвета и сделал большой глоток. Если бы реклама алкоголя не была запрещена, его можно было бы сейчас снимать для неё, так красиво он обхватил тонкими пальцами бутылку и так порывисто выпил, сумев это сделать достойно и с пафосом. Пока я смотрела, как прозрачная капля стекает с голубого стекла на белую этикетку, оповещающую о том, что это джин, Дебби сунула мне в руку холодную бутылку вина.
– На самом деле они пытаются оправдать свой алкоголизм тяжелым детством и пустотой внутри.
Винсент тоже достал из пакета бутылку вина.
– Я пью совершенно по другим причинам. Исключительно ради саморазрушения.
Рене взял у меня бутылку и открыл штопором, который не глядя вытащил из кармана шорт Дебби. Они втроём взаимодействовали так легко и привычно, будто бы были единым организмом. Словно гармоничная музыкальная композиция, где каждый инструмент играет свою партию. Он снова вручил мне бутылку.
– Но я не хочу пить прямо сейчас.
Никто из них ничего не ответил мне, и они втроем ушли в дом. Я осталась стоять с бутылкой вина, не зная, куда её деть, и куда податься самой. Я оглядывалась вокруг, будто бы дома или деревья могли помочь мне. В десятке метров за моей спиной стоял Генрих и пристально смотрел на меня. Когда я обернулась к нему, он не отвел взгляд. Наверное, он видел, и как нас привез Дуэйн. Если Генрих знал, что тот охраняет здесь территорию, то теперь в его глазах мы выглядели привилегированными жуликами.
– Что?
Он ничего не ответил. От его взгляда было очень неуютно. Я попробовала тоже смотреть на него, надеясь, что тогда он ответит мне хоть что-нибудь, но выражение его лица никак не изменилось. В детской игре в гляделки он бы взял кубок. Генрих злил меня до сих пор, у меня появилось нелепое желание показать ему язык или средний палец. Но я не стала потакать ему, вместо этого я сделала большой глоток вина, ещё немного посмотрела на Генриха, и пошла сторону своего дома, стараясь выглядеть победителем.
Я села на ступеньки и вошла в интернет через телефон. В личные сообщения мне пришло много хороших пожеланий с поддержкой, как от случайных знакомых, так и от совершенно неизвестных мне людей. Я долго благодарила их, стараясь выглядеть искренней. Мне действительно было приятно, от трогательного сообщения от девятилетней девочки я почти прослезилась, но параллельно я все равно думала, что мне их пожелания не нужны, это лишь их попытка доказать себе, что они добрые люди. И напоминание мне о том, что я не нахожусь в яркой компании странных людей, а соревнуюсь с ними ради выживания.
На форуме ситуация оказалась хуже, большинство меня поддерживало, но кто-то писал, что моё и папино появление на шоу спланировано, это лишь попытка Кита Мура прославиться ещё больше, другие утверждали, что это я хочу получить известность и пойти по стопам отца. Ещё один пользователь настаивал на том, что моя и папина победа давно куплена, а другой без объяснения причины выставил огромное сообщение, где обзывал меня самыми грубыми словами и желал мне, чтобы меня быстрее убили вампиры. В остальном все было хорошо и совсем не обидно. Когда мне надоело, бутылка была выпита на треть.
Все это время, пока я сидела на лестнице, я слышала раз за разом повторяющуюся песню. Кажется, это был голос Фабьен. Видимо она стояла где-то на улице, но я не видела её за домами. В песне говорилось, как она скучает по дому и вспоминает, как просто было, когда мама забирала её за руку из школы и говорила о том, что не нужно расстраиваться по мелочам.
Я зашла в дом, оттуда раздавалась совершенно другая музыка. Тяжелая и кричащая, я знала эту группу и любила её. Я слышала, как смеется Дебби, как что-то отвечают её братья. На этот раз я не стала ждать приглашения и сама поднялась к ним, в комнату Рене. Там было душно, воздух пропах сигаретным дымом, алкоголем, краской и чьими-то духами, слишком горькими для женщины и слишком сладкими для мужчины. Винсент стоял у мольберта, держа в одной руке кисть, а в другой бокал с вином. Края бокала были испачканы краской, будто бы он несколько раз окунул туда кисть, хотя, может, это предположение и не было ошибкой. На холсте я различила девушку с болезненной, сардонической улыбкой на фоне розового замка, который поедал как пряничный домик огромный саблезубый тигр. У девушки вместо волос были желтые цветы, а вместо глаз – голубые экраны телевизоров. Я очень надеялась, что это не я, поэтому на всякий случай не стала спрашивать Винсента, что он рисует. Рене лежал на кровати в ботинках, опасно вливая в себя содержимое на этот раз бутылки зеленого цвета. Дебби танцевала посреди комнаты с палитрой в руках, то ли отняв её у Винсента, то ли держа её для него.
– Я думаю, – говорил Рене, – что не существует плохих людей, но и хороших тоже. Никакого добра и зла, все находятся ровно посередине, и ни один самый грандиозный поступок никуда не отклоняет человека от этой середины настолько сильно, чтобы этим нельзя было бы пренебречь. Но существует счастье и горе. Убивая человека, например, ты не становишься от этого хуже, потому что в мировых масштабах это ничего не значит. Но ты делаешь несчастными его близких, и весь вопрос заключается в том, сделает ли это несчастным тебя.
На его бесплодные рассуждения никто не отвечал. Может быть, Рене и не обращался к кому-то конкретному.
– Я думаю, – сказал Винсент, – что толпа готова смотреть, как незнакомому человеку отрывают голову, но не готова слышать правдивые объяснения, почему это делается, предпочитая заранее считать палачей злом, а жертв великими мучениками.
Ему же все-таки ответила Дебби:
– Какое дерьмо, Винсент. Зачем ты нас самих оскорбляешь, зачем, зачем?
Она подошла к нему и несколько раз несильно ударила его в живот, повторяя «зачем». Винсент за это время успел окунуть кисть в краску на палитре. Дебби вернулась к танцам и продолжила:
– Я думаю, что зло – это когда придурок на тачке несётся вдоль тротуара через двор и обрызгивает тебя из лужи, а ты можешь только кричать ему вслед, чтоб он сдох. Но если, например, у тебя под рукой оказывается камень, который ты кидаешь ему вдогонку, оставляя царапину на его долбаной машине, то его зло нивелируется. Короче, зло – это та обида или издевательство, на которое нельзя ответить, желательно с удвоенной силой.
– А ты что думаешь, Эми? – спросил Рене.
Я стояла в дверях и думала, что они не знают о моём присутствии, я не видела, чтобы хотя бы один из них кинул на меня взгляд. Дебби и Винсент стояли спиной ко мне, а Рене смотрел в потолок. Наверное, услышали мои шаги.
– О чём?
Дебби повернулась ко мне.
– Не тупи. Мы играем в игру «говори, что думаешь и пей». Сейчас у нас тема зло.
– Я не знаю такую игру. А пить в каком случае, если не смог сказать что-то новое по этой теме?
– Пить в любом случае.
Я не очень любила выражать свои мысли, но то, с какой легкостью это делали они, придало мне смелости.
– Ладно. Я думаю, что осознанно делать то, что заденет другого человека, это – зло. Например, вчера я осознанно отказалась жить с Ниной, зная наверняка, что это её это обидит. Но это маленькое зло. Не буду приводить примеры чего-то более глобального. Нужно стараться никогда не делать зла, но у меня никогда не получится, потому что как бы хорошо я ни старалась себя вести, мои мысли о людях вовсе не добрые.
– Как скучно, – сказал Винсент.
– Но мило, – добавил Рене.
– Ты как добрый оленёнок.
Мы много выпили, продолжая играть в их игру. Когда я устала стоять, я села на кровать к Рене. Скоро я почувствовала, как он ко мне прикасается, мне было весело, поэтому я даже не разозлилась, просто пересела на пол. Винсент сказал, что это хорошо, потому что так на меня лучше падает свет, и у него удачнее получится передать меня на картине. К сожалению, это все-таки была я. На вопрос, есть ли у меня столбняк на этой картине, он ответил отрицательно, сказав, что я так улыбаюсь на камеру. Меня бы это больше расстроило в любой другой ситуации, но сейчас я чувствовала себя такой расслабленной, что даже не смогла высказать свое недовольство. Дебби, казалось, обладала невероятным запасом энергии, и все время, что мы просидели вместе, танцевала. Потом Рене оставил нас, и Дебби пояснила мне, что он отправился на поиски любовного приключения.
– Я думаю, – говорила я перед тем, как меня начало мутить, – что виноград – это идеально упругая ягода на ощупь. Вы когда-нибудь пробовали зажать его между пальцами и надавить, какое сопротивление вы получаете в ответ? Это так здорово. Это не то, что какая-нибудь малина или клубника, которые тут же продавятся и испачкают тебя своей жижей.
Может быть, из-за того, что я подумала о еде или просто достигла максимума того, что могу выпить, я почувствовала, что меня тошнит. Предупредив об этом остальных, я решила выйти на улицу.
Оказалось, что уже стемнело, воздух стал свежим и прохладным. Мне стало лучше, и я решила пойти поесть, надеясь, что это поможет мне быстрее прийти в нормальное состояние. Столовая уже не работала, но кухня ещё была открыта.
Она оказалась большой, но тесной из-за обилия кухонных принадлежностей. В отличие от наших мрачных комнат, она была выполнена в светлых тонах. За небольшим столиком сидел Курт и пил кофе из толстостенной круглой кружки.
– Привет. Я пришла в поисках еды.
В холодильнике первым на глаза мне попался треугольный желтый кусок сыра с дырочками, такой аппетитный, что художник мог бы пририсовать к нему мышку в платьице для идеальной иллюстрации в детской книге. Я попробовала отрезать кусочек для бутерброда, но оказалось, что координация моих движений была нарушена сильнее, чем я предполагала. Курт помог мне справиться с этим.
– Странно, я думал, что только я один сейчас не репетирую, – сказал он, закончив с моим бутербродом.
– В этом как раз нет ничего странного. Мы же не на репетиции в театре.
– Действительно. Но я говорю о репетиции завтрашней песни.
Я смотрела на него непонимающим взглядом, и Курт расценил его правильно.
– Тебе не передали? Вас не было, когда к нам пришел ведущий и сказал, что каждый из нас завтра будет выступать с песней. До завтрашнего утра мы должны скинуть название песни, чтобы звукорежиссёр подобрал музыку. Нина должна была передать вам.
Вот как. Нам ничего не сказали не только участники, но и организаторы. Честности на этом шоу не будет. Я поблагодарила Курта и пошла предупреждать моих сожителей.
Ни Винсента, ни Дебби эта новость не взволновала. Я попыталась поговорить с ними, рассказывая, что я плохо пою и совершенно не знаю, какую песню выбрать, чтобы скрыть свой ужасный голос. Но они отмахнулись от этого, как от совершенно неинтересной темы. Удивительно, рассуждения ни о чем им нравились, а новость, касающаяся шоу и их жизней, им не пришлась по вкусу. Дебби все время смотрела в окно, пока в какой-то момент не закричала:
– Твой вампир пришел! Давай спускайся!
Мне не хотелось выходить. Вчера я уже столкнулась с вампиром, и, несмотря на то, что он оказался вполне себе милым, я больше не хотела подобных встреч. Но желание пережить страх, чтобы доказать себе свою силу, победило меня, и я послушалась Дебби.
Когда я открыла дверь, Йозеф стоял у крыльца и широко улыбался мне. Я медленно спускалась с невысокой лестницы, а он улыбался мне всё теплее. Я чувствовала себя школьницей из фильма, которая выходит в красивом платье к своему партнеру, чтобы поехать на выпускной вечер. Но я была так медлительна не из-за того, что хотела покрасоваться перед ним, а потому, что боялась его, а ещё потому, что боялась споткнуться.
– Привет, Эми. Ты такая красивая. Я рад тебя видеть!
Он продолжил говорить так, будто мы действительно отправляемся с ним на бал. Я не думала, что сейчас я выгляжу хорошо, наверняка, мои глаза отекли, и взгляд казался мутным. Вот Йозеф, наоборот, казался мне красивее, хотя и при первой встрече мне понравилась его внешность. Я подумала, что он лучше всех красивых актёров, которых я видела лично, и в нём совершенно ничто не выдает мертвеца. Ночью он должен быть словно человек, но раньше, когда я смотрела на вампиров по телевизору, я не могла избавиться от ощущения, что передо мной труп. Йозеф был полон жизни, и даже синяки под его глазами были очень человеческими. Будто бы он работал весь день и просто устал.
