Текст книги "Ночь, которая никогда не наступит (СИ)"

Автор книги: Мария Потоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Первым выбирал Генрих, он был старше папы на два года. Он не задумываясь назвал моё имя.

Сначала я была удивлена. С чего бы вдруг ему голосовать за меня? Я не создаю впечатление сильного участника. Никто из нас ещё не знает, какие конкурсы ждут впереди, но вряд ли среди них будут занятия, в которых я сильна. Потом я поняла его логику. Папа пришёл сюда, чтобы спасти меня, и если мы окажемся в разных командах, он, как капитан, не будет действовать в интересах своей команды. Я увидела лицо папы, казалось, что каждый раз, когда я смотрю на него, он становится всё несчастнее. Он начал что-то активно говорить ведущему, но его микрофон не включали. На экраны вывели лишь его грустное лицо.

Я так устала от крутых поворотов моей жизни за последний месяц, что не испугалась, как раньше, а разозлилась. Мне не хотелось быть с ним в разных командах, но суть была в том, что он вообще не должен был участвовать в этой игре. Я не хотела сражаться с ним, думать, кто из нас выживет. Поэтому наше разделение не оказалось для меня ударом, зато папе становилось только хуже. Ему всё меньше и меньше казалось, что он способен меня защитить.

Папа перестал ругаться с ведущим и с безучастным видом назвал имя Бригитты, которая недавно сидела рядом с нами. Была моя очередь выбирать участника, и я назвала Дебби. По итогам голосования все трое были в моей команде. Дебби выбрала Рене, а он– Винсента. Оказалось, у них у всех одна фамилия.

Потом было несколько танцевальных и цирковых номеров, на которых я вела себя крайне неуважительно к артистам и сидела с закрытыми глазами, прислонившись к папиному плечу. Затем нас всех как-то слишком резко подняли с мест и сказали, что отведут в наши новые дома. Каждая команда будет жить на своей территории, мы будем пересекаться, в основном, на конкурсах. Папа снова поругался с какими-то организаторами, и нас развели по разным сторонам.

4 глава.

4 глава.

До территории нашей команды мы шли пешком в окружении операторов с тяжелыми камерами. Девушка с толстой косой русых волос всю дорогу не прекращала жаловаться на то, что за нами не вызвали машину. Она даже подошла к одной из камер и начала жаловаться, смотря в объектив. Операторы не сделали ей замечаний, а, наоборот, стали больше снимать её. Возгордившись от такого успеха, она начала рассказывать о себе. Это было правильно, нужно пытаться завоевать зрительскую симпатию. Я вспомнила, что её зовут Нина. Она очень много говорила, практически всю дорогу, но при этом о ней самой сказать было особо нечего. Я запомнила, что ей тридцать лет, и она работает в винном магазине. Вот и все, больше никакой интересной информации.

Меня раздражал её ни на минуту не замолкающий голос. Мне хотелось попросить её быть потише, но, в конце концов, она имела полное право говорить, и кто я такая, чтобы осуждать. Наверное, это была её реакция на стресс. Я старалась не обращать на неё внимания, но иногда раздражение целиком и полностью захватывала моё сознание, её голос звенел в моей голове, и я не могла ни на что отвлечься. Было бы выходом завести с кем-то разговор. Дебби о чём-то увлеченно рассказывала Винсенту, Рене же отделился от них и шел вровень с ещё одной девушкой в нашей команде. С нами был также Курт, это было бы нормально, если бы я с ним заговорила, но сейчас он казался настолько погруженным в свои мысли, что было бы кощунством отвлекать его от них. Одно мое раздражение легло поверх другого, поэтому я пошла к Генриху.

– Здравствуйте, – громко сказала я, стараясь предать своего голосу резкость.

Он медленно повернул голову в мою сторону, когда я увидела его лицо, оно показалось мне удивленным.

– Здравствуй.

– Я знаю, почему вы выбрали меня.

– К чему ты мне это говоришь?

– Вы выбрали меня потому, что решили, что мой папа будет пытаться мне помочь, тем самым давая нашей команде больше шансов, чтобы выиграть.

Он слушал меня внимательно, потом задумчиво кивнул, будто бы согласился со мной лишь отчасти.

– Но вы этим поступком сделали хуже только самому себе. Вся страна поймет, почему вы нас разделили, и люди будут презирать вас. Вы никогда не сможете выиграть в шоу.

Вот так сильно я разозлилась. Я бы не стала говорить такие вещи человеку, если бы он не поступил так несправедливо. Генрих резко остановился, пыль под его ногами взмыла вверх и осела на его начищенных ботинках. Он посмотрел в мою сторону, не фокусируясь взглядом на моем лице.

– Нет. Я выиграю.

Не дожидаясь моего ответа, он пошёл дальше, как будто бы нашего разговора не было. Я не стала его догонять.

Мы прошли через большое поле и сквозь каменистый лес, заросший мхами и хвощами вдоль тропинок. Конечным нашим пунктом стала расчищенная поляна, где стояло несколько домиков. Их стены были выложены из белого кирпича, а у крыш был цвет спелого каштана. Домики казались уютными и будто бы старинными, но, очевидно, построенными совсем недавно. Дорожки вокруг были посыпаны песком, трава пострижена, но целыми были оставлены несколько папоротников, выросших до невероятных размеров. Вся площадка освещалась мощными фонарями, но по краям у леса, где темнота преобладала над искусственным светом, эти растения казались огромными пауками.

Один домик был двухэтажным, рассчитанным на четверых людей, еще три – на двоих. Между ними стояли наши чемоданы. Видимо, нам предоставлялся выбор, как расселиться.

Ко мне подошла Нина:

– Привет! Не хочешь жить со мной в доме? Я думаю, мы могли бы хорошо поладить. Знаешь, я посмотрела все-все фильмы с твоим отцом, особенно мне нравится тот, где он играет вампира. Я смотрела их в кинотеатре, даже диски покупала со многими фильмами, а вот теперь и на меня можно посмотреть по телевизору.

Я не совсем поняла, что она хотела сказать второй половиной своей речи. День становился всё хуже после сломанного кофейного автомата. Мне нужно было сделать выбор, жить в одном доме с женщиной, которая меня беспричинно раздражает одним своим голосом или отказать ей, тем самым, обидев её. Возможно, она выводила из себя не только меня, тогда ей часто приходилось слышать отказы. Это делало меня ещё хуже.

– Прости, я бы с радостью, но я уже обещала другому человеку.

Даже формулировка фразы выдавала во мне лгунью, но я старалась, по крайней мере, казаться вежливой. Я пошла к чемоданам, собираясь провести около них как можно больше времени, чтобы попытаться выяснить, кто еще не выбрал себе сожителя. Я достала свой серый скучный чемодан и порадовалась, что хоть какие-то вещи я не поменяла ради нового образа.

– Эми, мы с Дебби заняли большой дом. Пойдем к нам? Мы были бы безумно рады, если бы ты жила с нами.

Это был Рене. Его голос казался таким добрым, что моё спасение стало ещё приятнее.

Дебби и Рене заняли комнаты на втором этаже, я выбрала одну из двух на первом. Я ожидала, что внутри дом будет комфортным и одиноким, как номер в гостинице, но это оказалось не совсем так. Стены были тоже из белого камня, пол – из серого, кровать, стулья, комод и шкаф были сделаны из грубого толстого темного дерева. На полу лежал ковёр из овечьей шкуры, на стене висело зеркало и неприятная картина с изображением знатного человека, пирующего в одиночестве, несмотря на ломящийся от еды стол, и кормившего с рук длинноногих собак. Единственным современным атрибутом были незаметные лампы, расставленные по углам. Комната вызывала ассоциации с замком, но не таким изящным, как у короля Габриэля и королевы Элиз, а ещё более старым, построенным не для утех, а для обороны, с толстыми стенами и бледными людьми. Такая эстетика комнаты показалась мне неподходящей, всё-таки отчасти организацией шоу занималась королева, и, наверное, ей бы хотелось смотреть на свой будущий ужин в более приятной обстановке.

Снаружи я услышала шум и решила открыть дверь, чтобы не показаться неприлично замкнутой для людей, которые пригласили меня жить вместе с ними. Я ожидала, что в оставшуюся комнату, совершенно точно предназначенную для него, придёт Винсент, но она по-прежнему была пуста. Шум производили Дебби и Рене, которые спускались со второго этажа. Я немного испугалась, что Дебби может быть против моего присутствия здесь, ведь звал меня именно Рене, но она лишь улыбнулась мне, когда я открыла дверь.

– Теперь наша главная задача не пустить сюда нашего нелюбимого младшего брата, – сказала Дебби, обращаясь, в том числе, и ко мне.

– Я уже несу стул, – сказал Рене и действительно вытащил из пустой комнаты стул, подперев им ручку входной двери. Мне это показалось диким поступком, достойным разве что не самого умного школьника, но в тоже время меня восхитила их непосредственность. Не зря моя бабушка говорила, что наша поколение слишком инфантильное. Я совершенно несамостоятельная, хотя и привыкла ухаживать за родителями, но, по крайней мере, я серьезная. Эти же трое казались мне по-ребячески весёлыми и злыми, но мне думалось, что они могут быть и по-житейски ловкими. Наверное, бабушка была по большей части права. Даже Одри в свои двадцать три года, имея работу ветеринара, до сих пор ходила во всем черном и ненавидела общество.

– Почему вы не хотите пускать Винсента? – решила все-таки спросить я.

– Потому что он нам не нравится, – ответил Рене.

– Пошёл он, – сказала Дебби. И отчего-то мне показалось, что в их нехороших фразах по отношению к брату была любовь.

Они синхронно сели на лестницу напротив двери. Мне хотелось бы с ними пообщаться и узнать, чем закончатся их разборки, но также мне было неловко ополчаться вместе с ними против едва знакомого мне человека, даже если у него была чайка на голове. Я немного постояла вместе с Дебби и Рене и пошла разбирать свои вещи.

– Если он полезет к тебе через окно, бей его стулом, – крикнула мне вслед Дебби.

– Или брызни из перцового баллончика, он, наверняка, у тебя есть. Это крайне неприятно.

Они ещё какое-то время сидели на лестнице, но, когда я пошла в ванную, Дебби и Рене уже поднялись к себе наверх, хотя стул все еще подпирал дверь.

Постель была по-особенному холодной, такие бывают лишь в загородных домах. В таких кроватях весело и романтично согреваться вдвоем. Может быть, для поднятия своего рейтинга на телешоу, мне придется это сделать. Я чувствовала себя глупо, но я взяла с собой в кровать плюшевого зайца, который сохранился у меня с детства. Я не спала с игрушкой примерно с того времени, как этот заяц ушёл в коробку в шкафу на долгие годы, но для создания своего образа я решила взять его. Ведь даже во сне меня могли снимать. Когда я обняла его, мне даже стало легче, потому что игрушка была единственной родной вещью, которая сейчас со мной. Даже моя пижама была куплена накануне, и клубничный запах шампуня от своих волос я тоже не узнавала.

Уснуть не получалось. Я думала о том, как прошел первый день съемок, какой я показалась зрителям, как там сейчас папа, что делает мама без нас. Меня волновал этот случай с Ниной, злили Генрих и ведущие, тревожило и радовало одновременно проживание с такими яркими людьми, я беспокоилась, придет ли Винсент. Его чайка не давала мне покоя, и я всё думала, успею ли я за оставшееся нам время разгадать тайну его странностей. Эта мысль волновала меня чуть ли не больше остальных, поэтому я была рада, когда в голову лезли куда более значимые переживания.

Ещё я думала, а не смотрит ли Шери на меня в окно, как вчерашней ночью. Или какой-то другой вампир. Просто стоит и смотрит, может быть, делится своими впечатлениями с телезрителями, а, может быть, думает, как пульсируют артерии на моей шее. Вампиры могут быть почти бесшумными, я даже не пойму, что кто-то подходит к моему окну.  И здесь ведь нет штор, чтобы закрыться.

Сначала я лежала лицом к окну, но никак не могла закрыть глаза дольше, чем на полминуты, я все время их открывала, чтобы проверить, нет ли рядом со мной чьего-то лица. Потом я перевернулась на другой бок и придумала себе, что мне, как Орфею, нельзя поворачиваться к окну, иначе случится нечто неопределенно ужасное. Но это лишь больше испугало меня, мое тело стало деревянным, я едва ли могла пошевелиться. А вдруг вампиры уже во дворе, а там ведь где-то до сих пор Винсент. Повезло, если он зашел в чей-то чужой дом. А если нет? Я понимала, что я не смогу ему помочь. Но если вампир действительно что-то сделает с ним, когда я об этом догадалась, я буду винить себя до конца своей жизни. То есть, скорее всего, до тех пор, пока со мной что-нибудь не сделает другой вампир.

Я встала с кровати, спустив босые ноги на ковёр из овечьей шкуры (он тоже оказался холодным), и осторожно пошла к выходу. Двигаться оказалось менее страшно, чем лежать на месте. Я постаралась как можно тише отодвинуть стул от входной двери, попутно придумывая, зачем мне понадобилось выйти на улицу, на случай если Дебби и Рене увидят меня.

Ночь была освежающе прохладной, не такой зябкой, как в доме, но и не такой душной от всеобщего волнения, как по пути сюда. Было тихо-тихо, хотя свет в нескольких окнах до сих пор горел. Фонари же на улице были включены не все, но я надеялась, что они загорятся от движения, и я увижу, если кто-то будет выходить из леса.

Я ожидала увидеть Винсента, одиноко сидящего где-то около дома, из гордости не желающего постучаться внутрь. Однако, на улице было пусто. Я чувствовала себя глупо. Наверняка, он сидел в одном из домов с зажжёнными окнами. Или валялся где-то в лесу обескровленный. Я понимала, что вампиры не будут нападать просто так, но я всё не могла приравнять их к адекватным людям, которые не будут убивать в окружении камер. Я тихо позвала Винсента по имени, но вряд ли меня хоть кто-то услышал. Если бы сейчас я вернулась в дом, то ненавидела бы себя ещё больше, чем если бы не вышла вообще.

Я сделала несколько шагов и свернула с дорожки во влажную траву. Если здесь и лежит труп, то обязательно где-то в траве за папоротниками. Я решила, что для начала обойду всю расчищенную территорию, и, если так и не найду его, разбужу Дебби и Рене. Я дошла почти до леса, где было уже совсем темно. При каждом шорохе моё воображение пыталось дорисовать ужасные картины, в которых живые мертвецы неожиданно появлялись в самых невероятных местах, например, на хорошо проглядываемом поле со стриженой травой. А потом я услышала настоящий, непридуманный громкий шорох, который мог производить кто-то, по крайней мере, не меньше взрослой овчарки.

– Винсент? Кто это?

Шум прекратился. Рене был прав, у меня действительно есть газовый баллончик, только сейчас он остался в рюкзаке. Я не хотела поворачиваться к лесу спиной, поэтому попятилась назад. Камень под скользкой травой оказался у меня под ногой, и я полетела вниз.

– Прости! Я не хотел, чтобы ты падала.

Голос мне казался незнакомым и каким-то неправильным. Он принадлежал мужчине, наверное, иностранцу. Он картавил, но было ещё что-то неправильное в его речи.

Такой странный голос не мог принадлежать кому-то страшному, поэтому сначала я осмотрела свои грязные ладони с содранной кожей, а лишь потом подняла голову, чтобы оглянуться по сторонам. Сначала я увидела, как кто-то высокий медленно выходит из леса, а потом, в следующую секунду, он оказался рядом со мной. Я поняла, что это вампир, прежде, чем узнала в нём того самого парня, который махал мне на игре. Он наклонился ко мне, и я закричала.

– Не бойся, я не хочу тебя кусать или как-то ещё обижать.

Я быстро справилась с тем, чтобы заставить себя замолкнуть. Наверное, и закричала я не так сильно, потому что никто даже не вышел во двор. Ещё с утра я рассматривала вариант стать вампиром, поэтому я не должна была вести себя так. Он потянулся ко мне, я смотрела за движениями его руки, вдохнув больше воздуха, чтобы казаться спокойной. Он погладил меня по тыльной стороне ладони. Я ожидала, что почувствую холод и жуткое ощущение от того, что это так не похоже на человеческое прикосновение, но его рука оказалась только чуть менее теплая, чем должна была быть. Возможно, я даже и это придумала. Ночью вампиры были почти такими же, как и люди.

– Все хорошо?

Я закивала ему и, только когда окончательно убедилась, что его рука не отличается от человеческой, подняла голову, чтобы посмотреть на него. Такого чистого светлого взгляда я никогда не видела. Как ясное голубое небо, освещенное солнцем, но не прожженное им. Даже в такой темноте его глаза не приобретали хищности или даже таинственности, он был совершенно открыт предо мной. На нижних веках залегали синяки, которые делали хотя бы немного земными его нечеловеческие добрые глаза. В остальном его черты лица были правильными и красивыми. Он смотрел мне в глаза, на губах была отстраненная улыбка, будто бы не связанная с его взглядом.

Он потянул меня за руку, помогая встать, и я ощутила его силу, и она, в отличие от тепла кожи, точно была нечеловеческой. Мы стояли друг рядом с другом, я думала, что сказать, а он, казалось, принюхивался ко мне. Потом его улыбка стала более осмысленной.

– Моё имя Йозеф. Я – вампир.

Оставалось добавить только что-то вроде: я не убиваю людей вот уже пять месяцев. За это ему бы не аплодировали. Было известно, что вампирам нужно убивать как минимум двух людей в год. Если этого не делать, жажда крови берет верх, и они совершенно теряют контроль, бросаясь на людей без разбора. Утоляет голод лишь убийство. Оставляя жертву живой, вампиры лишь поддерживают себя в относительно разумном состоянии, но не могут с уверенностью утверждать, что сдержат себя в следующую секунду. Лучше регулярные контролируемые убийства, чем озверевшие от голода звери, это принимали даже мы, люди.

– Я – Эми, – мне не хотелось говорить, что я человек, потому что я никогда так не представлялась, – я – студентка государственного научного университета, учусь на биологическом факультете. Заканчиваю в этом году. То есть, должна была закончить.

– Учеба в университете – это очень хорошее занятие.

Казалось, он порадовался за меня. Я не знала, уместно ли спросить у вампира, чем он занимается. Что делала большая часть вампиров, для меня было загадкой. Были король, королева, вампиры, отвечающие за связь с общественностью, ещё несколько появлялись на телевидении вместе с королевой. Их все люди знали в лицо и по именам. А что делали остальные? Никогда не слышала о вампире-сантехнике или, например, учителе. Неожиданно для себя я ощутила любопытство, мне захотелось узнать что-то о них. Желание поговорить с Йозефом боролось с моим естественным инстинктом, побуждающим к бегству от хищника.

Он стоял и смотрел на меня, не чувствуя неловкости из-за нашего молчания, вполне довольный происходящим.

– Извини за такой вопрос, но что ты тут делал, в лесу, рядом с лагерем?

Уже озвучив свой вопрос, я поняла, как глупо было обращаться к нему на «ты». Он выглядел, может быть, чуть старше меня, но на самом деле ему могло оказаться сто лет или даже больше. Однако Йозеф не заметил моего панибратского обращения.

– Как раз хотел извиниться, что напугал тебя. Я тут стал ходить в лесу, как только шоу закончилось. Хотел убедиться, что с вами всё хорошо, и проследить, что другие вампиры не захотят вас как-нибудь напугать. Они могут это сделать не со зла. Некоторые такие старые, что просто не помнят, как нормально общаться. А некоторые могли хотеть пошутить. Например, Шери. Ну ты знаешь её, она та ещё шутница.

Я кивала ему, хотя мне казалось, что он говорил дичайшие вещи, объясняя свои наблюдения за людьми заботой.

– А, ты не знаешь её. Но вышло все плохо, это я сам напугал тебя, а других вампиров не встретил. Софи говорила мне, что лучше не ходить.

Он вдруг погрустнел, как-то очень по-настоящему, но чересчур заметно для взрослого мужчины. Наверное, я даже испытала каплю жалости к нему в этот момент. Может быть, он разучился нормально выражать свои эмоции, или в его время, каким бы оно ни было, с ними обращались проще.

– А кто такая Софи?

Он снова воспрянул.

– Софи – это моя создательница. Она очень хорошая, она спасла меня от смерти и многому меня научила.

Наверное, это была та женщина, которая одёрнула его на стадионе, когда он махал мне. Я не стала у него спрашивать, как же она его спасла, но мне стало ещё интереснее узнать что-то о нём. Может быть, у вампиров есть свои войны, где можно кого-то спасать.

– А ты ходила ночью одна, потому что ты искала какого-то Винсента. Хочешь я тебе помогу?

Я кивнула.

– Я правда не знаю, кто такой Винсент. На стадионе ты мне так понравилась, что я плохо запомнил имена остальных людей. Но на улице тут только один парень, я думаю, что он Винсент.

Фразу о том, что я ему понравилась, он сказал с такой же интонацией, как и остальное. Я не знала, стоит мне смущаться или бежать в дом и запирать двери. Когда вампир говорит, что ему кто-то понравился, в первую очередь кажется, будто он не против выпить твоей крови, а затем убить. Но я постоянно думала о них, как о чудовищах, может быть, у вампиров есть предпочтения, которые касаются не только их еды.

– Так где ты его видел?

– Вон туда. Можно держать тебя под руку, потому что ты падучая?

– Я думаю, я больше не упаду.

– Ладно. Тогда я буду идти сзади.

Я уже пожалела, что не одобрила его побуждение вести меня под руку, потому что ощущение от присутствия вампира за спиной, куда хуже.

Мы дошли до середины площадки, где раньше лежали чемоданы, и я увидела там Винсента. Наверное, в первый раз я его не различила, потому что все еще ассоциировала это место с вещами, и приняла его силуэт за чей-то чемодан. Это было неудивительно, потому что Винсент лежал на земле с закрытыми глазами, положив руки за голову. Он казался спящим, поэтому он не вызвал у меня никакого беспокойства. В свете фонаря на его щеках дрожали несоразмерно длинные тени от его ресниц.

– Я сливаюсь с природой, – сказал он, не открывая глаз, – Раз мы находимся на территории хищников, я хочу максимально познать свою животную суть. Я буду спать на земле, пить из ручья, есть только сырое мясо и зелень, и в тот момент, когда я встречусь с хищником, мне будет, что ему ответить.

Мне стало невероятно стыдно за его слова перед Йозефом. Стыдно, а не страшно, это было удивительно. То есть, я сама думала про них, как про диких зверей, но все равно я не стала бы озвучивать это существу, способному мыслить.

– Что за чушь ты несешь?! – воскликнула я, когда вдумалась в содержание его слов. Я вдруг разозлилась на Винсента так, будто мы были давно знакомы.

– Ты подвергаешь мою теорию разрушительной не аргументированной критике, потому что согласна с ней, но никогда бы на такое не решилась.

– Ты ночуешь здесь, потому что твои брат и сестра не пускают тебя в дом!

– Как это ужасно, – сочувственно сказал ему Йозеф.

Винсент открыл глаза и быстро пробежался по нему взглядом, видимо, сразу поняв, что перед ним вампир. Его глаза стали очень внимательными в этот момент, а потом его лицо снова стало расслабленным.

– Я не имею ни малейшего понятия о делах моих сиблингов. Причину, по которой я сплю на улице, я уже озвучил тебе.

Бывают люди, которые через несколько минут после знакомства вызывают раздражение, основанное не только на неприязни, но и на эмоциональном вовлечении в их судьбу. Это был именно тот случай.

– Иди в дом, – сказала я и поразилась строгости своего голоса.

– Иди, пожалуйста, в дом, ей это очень надо, – и снова я услышала по голосу Йозефа и увидела по его лицу, что он очень сочувствует и правда хочет, чтобы Винсент пошёл в дом.

Винсент приподнялся на локтях и огляделся по сторонам, как будто бы искал себе зрителей. Но не найдя их, обратился ко мне:

– Слияние с природой так же интимно, как оральный секс с любимой женщиной, и должно происходить только для вас двоих. Вы все испортили, я чувствую себя грязным, поэтому мне ничего не остается, кроме как скрыться.

– У тебя действительно грязная рубашка, – сказал Йозеф.

– Иди в дом, – ещё раз повторила я.

Винсент встал с земли и направился в сторону дома. Мы с Йозефом пошли за ним следом, но перед входом в дом я остановилась. Это было странное ощущение, будто мы вдруг стали одной командой во время разговора с Винсентом, но сейчас, когда я повернулась к Йозефу, я снова думала лишь о том, что передо мной чудовище.

– Спокойной ночи, Эми. Я тоже пойду, а то скоро рассвет, у меня уже вибрирует телефон, Софи звонит, чтобы напомнить об этом. Увидимся завтра ночью!

Я не поняла, мы должны увидеться следующей ночью, потому что будут какие-то испытания для участников или потому что он снова придет сюда. Мысль об ужасной сути его природы нависла надо мной, и мне захотелось поскорее оказаться в доме. Поэтому спрашивать я не стала.

– Спокойной ночи!

Я забежала в дом. Винсент стоял, прислонившись к двери в мою комнату, мешая мне пройти. Он пристально смотрел на меня. Я не могла распознать его взгляд, казалось, его синие глаза были противоположностью открытых ясных глаз Йозефа.

– Можно пройти?

Винсент не пошевелился, продолжая смотреть на меня. Мне стало неуютно от его взгляда, и меня разозлило, что у него получается выделяться даже без чайки на голове.

– Эй! Мне нужно пройти в комнату.

Винсент продолжал стоять на месте, и мне пришлось протискиваться внутрь между ним и дверным проемом. Я почувствовала его цитрусовый парфюм, нехарактерный для мужчин. Запах не был резким, поэтому только при таком близком контакте я смогла его распознать. Все это меня разозлило, и я наступила ему на ногу. Только когда я оказалась в комнате, Винсент спокойно отошёл от двери, направившись в комнату напротив.

После сильного стресса либо не засыпаешь вовсе, либо это происходит мгновенно. Сегодня мне повезло.

5 глава.

Когда я проснулась, я долго не могла понять, чья это постель, что это за дом, и почему здесь так пахнет сыростью. Вспомнив, я вскочила с кровати, подумав, что я непременно что-то пропустила, остальные участники уже куда-то ушли, и мне нужно торопиться и догонять их. Но я быстро смогла взять контроль над своей паникой, без меня бы никто никуда не сдвинулся, на мне, как и на других участниках, было завязано шоу, поэтому если мне куда-то и следовало бежать, так только отсюда.

Я вернулась в кровать, уже не собираясь спать, но и выходить без надобности из своей комнаты я тоже не хотела. Оказалось, что из-за бессонной ночи я проспала до трех часов дня. Я отодвинула шторку своего закругленного окна и увидела на улице Фабьен. Она тоже была студенткой, как я. У неё были две толстые косы до плеч, в которые чудесным образом вплетались фиолетовые цветочки, и смешной джинсовый комбинезон. В интернете на форуме был скандал с её отцом после выступления моего папы, потому что он тоже требовал связи с королем, чтобы участвовать вместе со своей дочерью. Но на его просьбу никто не откликнулся.

Фабьен ходила с большим фотоаппаратом и снимала природу вокруг неё. Я долго за ней наблюдала, она то садилась коленками на землю, чтобы заснять что-то совсем близко в траве, то наоборот, вся вытягивалась, и объектив её фотоаппарата задвигался. В какой-то момент она отложила камеру и достала телефон, чтобы сфотографировать саму себя. Она уткнулась в телефон, наверное, собиралась выставить эту фотографию в какую-то социальную сеть. Неужели здесь работала мобильная связь и интернет? Фабьен снова взяла фотоаппарат, навела камеру на моё окно, видимо, случайно заметив меня. Она продолжала смотреть на меня через объектив, но вдруг я увидела, как над корпусом камеры появился её средний палец. Я поспешила задвинуть шторы.

Кто-то постучался в дверь и, не дождавшись моего ответа, открыл её. На пороге стоял Рене в шёлковом темно-фиолетовом халате с восточными узорами, только один вид которого разозлил меня. Халат не выглядел по-домашнему удобным и казался отчего-то невероятно пошлым. В руках Рене держал две кружки с кофе.

– Доброе утро, Эми, – сказал он невозмутимо, – мы с Дебби спросили пароль от Wi-Fi. Нужен?

– Да, спасибо.

Когда я подошла к двери, я увидела Дебби, стоявшую у комнаты Винсента. Она была в мужской майке, завязанной на животе, и в трусах, которые не выглядели особенно скромными. Под ними виднелась татуировка с розами. Кажется, Дебби была вполне дружелюбно настроена к Винсенту сегодня.

– Ты, наверное, не завтракала. Наша кухня скоро закроется на перерыв, но я взял для тебя кофе и сэндвич. Возьми, он у меня в кармане, не волнуйся, он в вакуумной упаковке.

Его халат отчего-то казался самой мерзкой вещью на свете, хотя и выглядел чистым, а сам Рене был опрятным. Я не стала лезть к нему в карман, но взяла у него кофе.

– Это очень мило.

Он с невозмутимым видом пожал плечами, отпил кофе и достал освободившейся рукой сэндвич, который всё равно вручил мне, прежде чем уйти. Я ещё постояла у порога, стараясь лучше рассмотреть татуировку Дебби, но, осознав, как это может выглядеть со стороны, быстро закрыла дверь.

На самом деле я была благодарна Рене и за еду, и за пароль. Я достала свой ноутбук, зашла в интернет и нашла ночной выпуск. Кроме открытия шоу там была и оставшаяся часть вечера. Я увидела, как хорошо на моём лице видна ложь, когда я отказываю Нине, и как она с остервенением рассказывает об этом Курту, который, казалось, слушает её только из вежливости. Видела взгляд Рене, когда он предлагал мне жить с ними (на экране он выглядел куда более заинтересованным, чем в жизни), и как он приобнимет Фабьен за плечи, рассматривая её снимки на фотоаппарате. Видела, как Бен, парень, лицо которого даже люди моего возраста могли бы назвать подушкой для иголок из-за обилия пирсинга, пытается ещё до моего прихода согнать Винсента с земли.

Показали и мой разговор с Йозефом. Я пересмотрела его несколько раз. Ещё ночью у меня закрадывались некоторые подозрения на его счёт. Сейчас же я убедилась, что есть что-то отчётливо неправильное в его речи, мимике и даже походке. Я пересмотрела речь короля, интервью с королевой, выступления других вампиров, чтобы найти сходства, но все вампиры были совершенно разными, словно люди. Один из пользователей в комментарии к видео написал, что у Йозефа легкая степень умственной отсталости. Он ссылался на статью прошлого года, в которой рассматривался вопрос, есть ли среди вампиров психически больные люди. Я не могла сформулировать, что я почувствовала, узнав об этом. То ли жалость, то ли сочувствие, то ли ещё больший страх перед тем, что этот голодный зверь может вести себя более неразумно, чем другие ему подобные. Мне хотелось обсудить это с Одри, но я боялась, что она плохо отреагирует на моё общение с вампиром. Поэтому я просто написала ей, спросив, не злится ли она на меня.

Мобильная связь тоже оказалась доступной, и я позвонила папе. Голос у него был сонный и невразумительный.