Текст книги "Ночь, которая никогда не наступит (СИ)"

Автор книги: Мария Потоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Одри спрятала пистолет в рюкзак с перевернутым крестом, смотрящимся нелепо для её возраста, я схватила чью-то забытую женскую сумку, и мы вышли на улицу. Я очень боялась, что Одри предложит разделиться, чтобы найти их быстрее. Если бы я осталась одна на улице, то, встретив их первой, я бы скорее обрадовалась нашему воссоединению, чем попробовала тем или иным образом остановить их. За это время я слишком привыкла, что каждую секунду на меня, по крайней мере, смотрит оператор по ту сторону экрана. Одри вряд ли почувствовала мой страх, но не стала предлагать разделяться, скорее по каким-то своим причинам.

Она наугад кивнула в сторону дороги, по которой я приехала, и мы пошли в том направлении. Мы прошли только несколько метров, когда я резко остановилась, впечатленная интуитивным знанием, внезапно пришедшим ко мне.

– Я знаю, где они. Если этот ритуал посвящен богу Солнца, они должны быть ближе к нему, у него на виду. Одри, они на крыше.

Кроме того, это было бы в стиле Винсента, устраивать представление всемирного масштаба на крыше высотки, с которой можно было бы рассмотреть треть города, если бы не другие, точно такие же одинаково высокие дома. Он бы определенно нашел в этом какой-то подтекст, который вертелся у меня на языке, но я не была способна оформить его в слова.

Одри посмотрела наверх, и, будто бы в подтверждение моих слов, мы услышали голос Дуэйна, который особенно громко на что-то выругался. То есть, здесь, с земли его голос казался довольно глухим, но я была уверена, что он как минимум ударился мизинцем об угол.

Мы снова пошли в сторону дома. Неизвестность пугала, но когда мы точно узнали их местоположение, мне стало еще страшнее. Может быть, крыша, будет закрыта, или там пьяные подростки, а вовсе не охотники, а, может быть, лифт остановится посреди туннеля и вовсе сорвется в шахту, забирая нас с собой. Но лифт плавно поднял нас на двадцатый этаж.  На лестнице мы увидели сбитый замок под дверью, ведущей на крышу.

Одри рывком открыла дверь, и на мгновение меня ослепил солнечный свет. Я почувствовала запах разогретого асфальта, костра и чего-то железно-соленого. Они были там. Изначально я плохо их рассмотрела, всё было покрыто клубами серого дыма. По краям крыши стояли железные вёдра, из которых вырывался огонь (может, кто-то из соседей вызовет пожарных, и все закончится без моего участия?). Винсент окунал кисточку в банку с чем-то красным и рисовал на полу солярные знаки: диски, лучи и завитки. Я была уверена, в банке была кровь, я теперь её слишком хорошо узнавала. В этом даже не было ничего пугающего, это могла быть кровь свиньи или другого животного, о смерти которого мы не думаем за столом. Их религия, как и вампирская суть, была построена на ней: кровь вампира для оружия, кровь для другого ритуала. В середине его символов я увидела голову быка, настоящую, с дорожками крови вокруг основания. Вот чья это кровь.

– Интересно, как они притащили быка на крышу? Или они убили его еще в квартире? А где он у них жил? – шепотом спросила я у Одри, но она резко махнула на меня рукой. Никто не обратил на нас внимания, хотя вряд ли они могли не заметить, как мы вошли.

Дуэйн беспорядочно ходил по крыше, наступая на символы Винсента и оставляя красные следы за собой. В руках он держал бутылку, из которой периодически делал глоток. Дуэйн что-то бормотал, то ли это было какое-то заклинание, то ли его несвязный пьяный бред. Винсент периодически отвлекался от своих рисунков и подходил к Дуэйну, чтобы поправить растоптанные символы. Наверное, это могло продолжаться вечно, пока вся крыша не испачкалась бы в кровавых следах, и не было бы смысла пытаться проявить рисунок. Пьер ходил вдоль ведер с огнем и что-то подкидывал в них, отчего появлялись быстрые вспышки, и слышалось шипение. Я думала, это могли быть шишки или другие хорошо горящие растения, но они не придавали аромата, пахло по-прежнему бетоном и солью.

Мы с Одри долгое время молча смотрели за происходящим, даже не решаясь к ним обратиться.

– Винсент! – наконец, крикнула я, – Остановите это! Это безумие, мы все умрем!

Винсент отвлекся от своего занятия и посмотрел на нас так, будто бы действительно только что увидел. Он подошел ко мне с кисточкой в руках, с которой стекали красные капли, и поцеловал меня в лоб. Я не испугалась и не удивилась.

– О, Эми! Я бы все равно пригласил тебя в театр, когда бы все закончилось, но тебе повезло больше. Ты побываешь на глобальном представлении, в день, когда изменится весь мировой порядок.

– Ты бы позвал меня в театр? – спросила я и тут же почувствовала себя глупой. От моего неловкого вопроса в момент, когда решается судьба планеты, мне захотелось провалиться под землю даже больше, чем от того, что я нахожусь на крыше с сектантами.

– Непременно! Это будет красиво, Эми! Ты увидишь, как всё оно распадается, как рушатся города, люди и даже само небо! Разве не этого мы все хотели? В тот момент, когда почувствовали обиду от несправедливости того, что мы должны пойти на корм вампирам, что нас любят меньше других, что остальные в этот момент будут сидеть в своих уютных квартирах со своей семьей и смотреть по телевизору на наши унижения? Если мы должны умереть, почему весь мир имеет право существовать дальше? Разве не справедливее было бы, если ты умираешь так нелепо и таким молодым, чтобы весь мир канул в бездну вместе с тобой? Если Рене и Дебби умерли, почему время не должно остановиться?

Его взгляд горел. Он сошел с ума, так же, как и его отец. Так же, как и Генрих когда-то. Я не верила, что он мог хотеть разрушения мира в другом состоянии, если бы я могла как-то успокоить его, он бы остановился. Но я не знала, как это сделать, и была ли я на это способна, или в этой ситуации помогли бы лишь сильнодействующие препараты. Сейчас Винсент не тешил себя иллюзией, что если они смогут остановить планету, погибнут не только вампиры. И это знание его не останавливало.

– Прошу тебя, Винсент, подумай. Да, они мертвы, но тебе есть ради чего жить. В мире столько интересных книг, нерассказанных историй, неоткрытых изобретений, неузнанных людей. Это всё стоит того, чтобы жить! Люди должны жить, я хочу жить! Я не знала этого на самом деле, пока не побывала на шоу и не встретила вас. Я думала, моя жизнь скучная, ничего не стоящая, и со мной никогда не произойдет ничего такого, из-за чего я могла бы пережить настоящие сильные чувства, но я встретила вас! Когда я только узнала, что попаду сюда, я думала о том, чтобы свести счеты с жизнью и не мучиться лишнее время, но как же я счастлива, что я не сделала этого. Вы стали квинтэссенцией моей новой жизни, и суть даже не в том, что вы у меня были, суть в том, что в жизни всегда, даже в самой безвыходной ситуации может появиться что-то, что разбудит тебя, изменит и заставит снова полюбить жизнь.

У меня были ещё слова, которые я хотела сказать, но я остановилась от того, что Одри ткнула меня локтем в бок. Я подумала, что говорю слишком сентиментальные вещи, и ей не хочется меня слушать, но потом увидела Дуэйна, шаткой походкой идущего в нашу сторону. Винсент смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и я видела, как у него участилось дыхание, будто бы это он, а не я, впервые говорил о своих настоящих чувствах. Потом он проследил за нашими взглядами и посмотрел на своего отца. Лицо его снова стало экзальтированным и жутким.

Дуэйн медленно обошел нас, и мы обе обернулись, стоять спиной к нему было бы слишком страшно. Глаза Дуэйна казались одновременно и мутными, будто дым с крыши проник под его роговицу, и в тоже время внимательными. Он тщательно осмотрел меня, и я была уверена, что если бы его попросили с закрытыми глазами сказать расположение каждой моей веснушки, он бы не ошибся. Он по-прежнему что-то говорил, но даже с такого расстояния я не могла понять, что именно.

– Рад, что вы здесь, – сказал он, наконец, разборчиво, – Мне как раз нужны...

Он снова зашептал, будто бы пытался вспомнить слово. Я была уверенна, что он скажет «жертвы». Конечно, для такого масштабного ритуала, ему нужны были человеческие жертвы. Я будто почувствовала тяжесть пистолета в моей сумке. Я должна была достать его и выстрелить. Одри стояла напряженная, она тоже наблюдала за Дуэйном. Я трусливо понадеялась, что если придется обороняться и стрелять в Дуэйна, это сделает Одри.

Оказалось, он не просто так заходил за наши спины. Дуэйн захлопнул дверь и закрыл её на ключ. Теперь он точно должен закончить свою фразу словом «жертвы». Сейчас он повернется и кинется на нас.

– Зрители! – наконец, сказал он. Дуйэн отошел от двери и протянул Одри ключ, показывая всю бессмысленность и неосознанность своих действий. И тогда у меня снова появилась надежда. Если подобный ритуал и существует, Дуэйн не способен его воспроизвести. Винсент тоже не сможет этого сделать. Пьер казался адекватным, но именно поэтому он не станет проводить ритуал, и он не боится, что это получится у других.

– Вы присаживайтесь. На бордюр не садитесь, упадете вниз и разобьете себе головы. Я, как отец, не могу позволить этого столь юным девицам.

Мы с Одри переглянулись, точно так, как мы посмотрели бы друг на друга, если бы к нам пристал алкоголик на улице. Она уловила мою мысль, у Дуэйна ничего не получится. Из-за того, что Одри тоже об этом подумала, моя надежда стала верой.

– Скоро может наступить закат, поторопимся, друзья, – сказал он, отходя от нас. Дуйэн снова стал беспорядочно ходить по крыше, смазывая рисунки Винсента.

Одри наклонилась к моему уху и едва различимо прошептала:

– У них не выйдет.

Мы сели на пол, послушавшись наставления Дуэйна, и стали наблюдать. Все шло по-прежнему, Винсент рисовал, а Дуэйн бормотал. Мы сидели долго, я перестала бояться настолько, что даже успела заскучать. Пьер постоянно что-то добавлял в ведра, и они не переставали гореть. От дыма моя голова стала мутной, и меня даже начало клонить в сон. Самым страшным теперь казалось, что от угарного газа мы можем уснуть и умереть во сне. Наша кожа станет красной, а легкие черными. Я смотрела на Одри, казалось, и она расслабилась. В какой-то момент она даже закурила. Однако нам обеим хватало такта, чтобы не разговаривать и не вмешиваться.

Я заметила, что воздух стал прохладнее, а свет становился более тусклым. Совсем скоро стемнеет, и они поймут, что у них ничего не выходит. С темнотой, наверное, сюда придут вампиры, чтобы убить нас, охотников и причастных к ним. Но я так устала бояться того, что меня убьют вампиры, что не могла начать беспокоиться по этому поводу. Как я и говорила Винсенту, я не хотела умирать, но я и устала бегать от смерти. Я попробовала побороться сейчас, здесь на крыше за свою жизнь, и, вероятно, когда придут вампиры, я попробую убежать или воткнуть освещенный богом Солнца нож в чью-то глотку, когда увижу острые клыки у моей шеи. Но на далеко идущие планы я больше не была способна. Всё равно, все пойдет не так, все равно от них не скрыться. Это будет моя смерть, и никого забирать с собой я не хочу. Если же удастся договориться со смертью, я стану счастливой и более никогда не пожалуюсь на свою жизнь.

Мой ленивый поток мыслей оборвал громкий хлопок в ладоши.

– Пора! – крикнул Дуэйн. Мы с Одри обе выпрямились и стали смотреть за происходящим внимательнее. Мой пульс чуточку участился, однако моё волнение по-прежнему проигрывало вере в то, что у них ничего не выйдет.

Дуэйн пошел в противоположный угол крыши, где лежали какие-то вещи. В основном это были тряпки, запасные ведра и банки с кровью. Тряпки что-то накрывали, и мне было неприятно думать о том, что это остатки тела быка. Дуэйн нагнулся и бережно взял что-то, завернутое в серое покрывало. Оно было большим, но я никак не могла рассмотреть что это. Когда Дуйэн проходил мимо нас, я увидела выпавшие из одеяла пряди рыжих волос, которые я не могла не узнать. Я подскочила на ноги, но не сделала ни шагу к Дуэйну, который нёс тело своей дочери. Он подошёл к голове быка и пнул её. К нему быстро подбежал Пьер и забрал голову. Дуэйн осторожно положил тело Дебби, будто бы она была ещё жива. Прежде чем встать, он погладил её по голове. Винсент подошел к ней и молча встал рядом.

Дуэйн снова пошел к тому, что я приняла за ненужные вещи. Он также осторожно взял тело Рене и понёс к центру. Когда он успел их забрать? Может быть, вампиры не знали, что это он организовал взрыв, и отдали ему их тела, как отцу. Когда Дуэйн проходил мимо меня, я почувствовала сквозь дым отвратительный сладковатый запах и поняла, что у меня потекли слезы. Одри схватила меня за щиколотку, будто бы боялась, что я побегу к ним. Дуэйн положил Рене рядом с Дебби и тоже погладил его по голове. Он поднялся и осмотрел их, затем снова нагнулся к ним и немного подвинул Дебби, будто бы забеспокоившись, что ей неудобно.

Дуэйн прошел вокруг них, а потом вдруг упал на колени рядом с их головами. Я думала, он опустится к ним, но он, наоборот, поднял руки над головой, к небу.

– Отец! Создатель! Великий распределитель созидательных сил! Царь всех богов и родитель, беспощадный кроволикий бог Солнца!

Винсент упал рядом с ним на колени и стал экстатично выкрикивать вслед за Дуэйном отдельные слова из его речи. Дуэйн говорил в отчаянии, с надрывом, и я ни секунды не сомневалась, что он действительно верит, что его бог ему ответит. Винсент же, казалось, больше верил в своего отца и находился во внушенном экстазе, в котором готов был выполнить всё, что он от него потребует.

– Разум мира, глаз дня, я взываю к тебе, в центр бытия и знания! Источник всеобщей жизни, силы, страсти и ярости, я истощен. Твои дети убивают детей твоих, твои враги убивают детей твоих. Наши дети мертвы, отец! Мои дети мертвы, посмотри! Дочь твоя, змея скользкая, Тьма гнетущая, ночь мертвецкая, балует детей своих, силу им дает и власть. Кровососущие твари повелевают нами, убивают нас по ночам, а днем держат в страхе. В твое время, создатель, они пробрались в наши разумы, не давая нам ступить и шагу против них. Взываю к тебе, отец, останови свой танец с дочерью своей, чтобы спасти нас, твоих верных детей. За половину дня, что ты смотришь на нас, ты не успеваешь рассмотреть, как живем и страдаем мы. Только под твоим присмотром желаем мы быть, так смотри же на нас постоянно! Чтобы дети больше не убивали детей твоих, а враги все сгорели. Останови же планету, отец, чтобы смотреть за нами постоянно! Чтобы все было отныне по законам твоим, потому что даже вернейший из твоих прислужников не способен контролировать себя и жить, как ты велишь. Вернейший из твоих прислужников готов пролить кровь друга своего, чтобы показать тебе, как мы сбились с пути без постоянного твоего присмотра, и как обезумели от горя!

Дуэйн прервал свою речь, будто чтобы отдышаться. Он кричал громко и дышал глубоко, словно каждое слово ему давалось с трудом. Я думала, что на этом всё закончится, и он начал понимать, что ничего не выйдет. Винсент всё не терял надежды и продолжал выкрикивать титулы их бога, пока его отец молчал. Но действие продолжалось. Пьер подошел к ним и тоже упал на колени, оказавшись напротив Дуэйна. Лицо его оставалось спокойным, будто у него по-прежнему всё под контролем. Дуэйн достал из внутреннего кармана куртки пистолет и приставил дуло к его лбу.

– Не делай этого! – закричала я.

– Пьер, отойди от него! – вторила Одри.

Мы с Одри обе начали вытрясать наши сумки, чтобы тоже достать оружие. В охватившей меня панике, я никак не могла нащупать молнию, и, судя по ругани Одри, её занимала примерно такая проблема. Я ещё раз посмотрела на Пьера, его лицо было так же спокойно. Он верил в то же, во что что и они, только, наверное, он был ещё безумнее. Громкий хлопок раздался в воздухе, и Пьер повалился назад, выгнувшись в неестественной позе. Его кровь обрызгала серые саваны Дебби и Рене.

– И друг убьет своего друга, смотря ему в глаза, на могиле своих детей! И человечество канет в бездну своих пороков и горя, угнетённое силами Тьмы и подчинившееся им!

Винсент больше не повторял за ним, однако остался на месте рядом. Дуэйн вскочил на ноги и завыл, глядя вверх. Мне показалось, будто вечернее угасающее небо вдруг приобрело зеленоватый оттенок, но я не успела рассмотреть его достаточно. В одно мгновение свет в окнах соседнего дома перед моими глазами потух. Я повернулась к краю крыши и посмотрела вниз на раскинувшийся подо мной город. Ни единого фонаря, окна или даже вывески магазина не горело. Город освещало лишь слабое заходящее солнце, но, когда и оно потухнет, настанет непроглядная тьма. Только я поняла, что это и правда началось, и солнце более не потухнет.

Винсент подполз на коленях к краю крыши и удивленно посмотрел вниз. Он вцепился в бордюр и так низко нагнулся, что я могла бы испугаться, что он упадет вниз, если бы не ожидала с минуты на минуты, что земля развернётся и наступит настоящий конец света.

А потом я услышала второй выстрел, такой громкий, что я не поняла, откуда он исходит. От испуга я закрыла глаза, и мне вовсе не хотелось их более открывать. Я подумала, это Винсент, Винсент, точно Винсент. Если друг убивает своего друга, чтобы призвать своего бога, то следующим шагом отец убьет своего младшего сына на могиле старших детей.

Я услышала крик Винсента. Неужели он убьет его мучительно? И я все ещё могу что-то сделать? Я открыла глаза и увидела, что Дуйэн распластался на земле, а вокруг его головы солнечным диском растекается кровь. Одри сжимала в руках пистолет и казалась в этот момент такой решительной и твердой. Она, возможно, спасла нас, прервав ритуал, если разрушения ещё можно было остановить. А потом её руки задрожали, она чуть не выронила пистолет, и я испугалась, что она сейчас упадет и сама. Но Одри удержалась на ногах, и, более того, смогла сделать несколько шагов к краю. Я схватила её за плечо, однако Одри не собиралась прыгать. Она подняла руки над краем и разжала пальцы: пистолет полетел с крыши вниз. Мы были на двадцатом этаже, поэтому я даже не услышала удара.

– Ты – молодец, молодец, ты сделала то, что должна была, – зашептала я Одри, пытаясь понять её чувства.

– Ты убила его! – крикнул Винсент. Я обернулась к нему. Он стоял рядом со своим мертвым отцом, с которым они только что собирались уничтожить мир. Меня должно было волновать, сможет ли он продолжить ритуал один, но я думала о том, сможет ли Винсент выдержать ещё одно горе. Сначала брат и сестра, потом отец, где была их мать, я так и не узнала. На этой крыше лежали мертвецы, которые были для него самыми дорогими людьми. Мне захотелось, чтобы Винсент потерял способность чувствовать, и это горе смогло бы пройти мимо него.

Он пошел в сторону Одри, и я вспомнила, как он дрался в лесу за Дебби однажды. Одри осталась стоять на месте, будто бы вовсе потеряла страх за свою жизнь после того, как убила человека. Я видела, что он собирается кинуться на неё, и когда Винсент почти подошел к ней, я встала между ними.

– Винсент, пожалуйста, не трогай её! Она сделала это, чтобы спасти нас! Весь мир! Он не отвечал за свои поступки!

Винсент попытался меня обойти, но я не пустила его. Тогда он попробовал отодвинуть меня в сторону, но я стала пытаться ему помешать. Я била его локтями и кулаками в грудь, но он будто бы этого не чувствовал.

– Прекрати! – визжала я, – Не смей её трогать! Она не виновата, хватит нам жертв!

Мои побои и визг были бесполезны. Мне повезло, что он просто отодвигал меня, если бы он толкнул меня, у меня совсем не было бы шансов, и он бы уже добрался до Одри. Даже когда его путь к Одри был свободным, она не двинулась с места. Почему она не бежала, пока я совершала попытки борьбы с Винсентом? Может быть, она считала, что заслужила кару за убийство отца на глазах у его сына. Винсент потянулся к Одри свободной от меня рукой. Я собрала все свои силы и ловкость и успела подлезть под рукой Винсента, прежде чем он успел дотронуться до Одри. Я вцепилась ему в предплечье руками, зубами и даже пыталась ногами. Винсенту пришлось согнуться, и он стал стряхивать меня, будто бы я была маленькой злой шавкой, неспособной прокусить даже свитер. Он потянул меня назад второй рукой, и я чуть не вывихнула ему плечо, пытаясь удержаться. Но все-таки у него вышло стащить меня на пол. Я сплюнула нитки от его толстовки и была готова к новой атаке. Но Винсент сам подал мне руку, чтобы помочь встать.

– Я не хочу делать тебе больно, поэтому сейчас ты отойдешь и не будешь мне мешаться. Но ещё раз ты выкинешь что-то подобное, мне придется скинуть тебя с крыши вместе с подругой.

Голос его звучал холодно. Он не блефовал. Винсент не должен говорить таких фраз, он не был добрым, но я верила в охотников, я знала, что они не будут причинять вред невиновным людям. Когда он намеревался уничтожить весь мир, несмотря на масштаб трагедии, это выглядело очень обезличено. Сложнее пережить смерть девушки по имени Бригитта, с которой ты за все время знакомства перекинулся всего несколькими фразами, чем смерть девушки, чьего имени ты не знаешь. Решив убить не только Одри, которая застрелила его отца, но и меня, Винсент терял какую-либо связь с реальным миром и собой настоящим. Что же с ним сделали, и что я могу сделать, чтобы спасти их обоих.

Я поднялась на ноги, но не отошла. Вместо этого я крепко обняла его.

– Все закончилось, Винсент. Больше ничего не нужно делать. Они мертвы, но с этим ничего не сделаешь. Месть не вернет их. Убийства и разрушения не принесут тебе спокойствия. Ты не должен губить себя, потому что они мертвы. Ты – единственное, что осталось от них, и лучшее, что ты можешь сделать, это сохранить себя, и память о них будет жить вместе с тобой.

Винсент замер, а я гладила его по волосам. Всё было правильно, охотники открыли веру в жизнь во мне, теперь я должна была разбудить её в Винсенте. Только я больше не знала, что сказать.

Я почувствовала, что Винсент вдруг приподнял меня над землей. Я закрыла глаза, но понимала, что он идет вместе со мной вперед. Потом он сделал несколько шагов, будто бы поднимаясь на что-то. Я поняла, что он стоит на ограде, а я вдруг почувствовала, что подо мной нет земли ещё двадцать этажей вниз. Стоит Винсенту разжать руки, и я полечу, полечу вниз, как птица. Мне не было страшно, я вдруг захотела почувствовать этот полет. Я вытянула носки и отпустила шею Винсента, раскинув руки, будто мы с ним танцевали парный танец. Я совсем не держалась, находясь полностью под его контролем. Я чувствовала, как ветер колышет мне волосы, они щекотали мне шею, и я улыбнулась.

– Если ты не отпустишь меня, обещаю, я позабочусь о тебе, – сказала я, улыбаясь.

– А если отпущу? – голос Винсента снова звучал совершенно спокойно. Теперь и он знал, что делать.

– То лети вместе со мной. Мы станем настоящими птичками. Я уверенна, у меня получится чирикать в полете.

Винсент стал насвистывать какую-то птичью песенку. Если я умру, ему действительно лучше прыгать за мной. Я вовсе не хотела придавать себе излишнего значения, но я не могла допустить, чтобы в мое отсутствие, если так можно сказать, он убил Одри. А потом бы его убили вампиры за связь с охотниками. Вдруг бы я смогла отговорить их это делать или, по крайней мере, помочь Винсенту скрыться.

Винсент все свистел свою лесную мелодию, и я сильнее выгнула спину, чтобы быть еще грациознее. Ночь практически наступила, улица не была освещена искусственным светом, и я бы падала в полную темноту. Я почувствовала, как напряглись его пальцы на моих ребрах. Было бы невероятно забавно, если бы он уронил меня случайно. Винсент сделал шаг назад и поставил меня на землю.

Я открыла глаза и меня немного пошатнуло. Я отошла от края и увидела испуганное лицо Одри, она прижала руки ко рту. Наверное, она боялась даже пошевелиться и не знала, будет ли хуже, если она скажет Винсенту вернуть меня на крышу.

– Ты тоже чокнулась! – сказала она.

Я ощущала невероятную легкость. Сколько раз мне казалось, что я близка к смерти, но ни разу за это время я не висела над пропастью, понимая, что от меня больше ничего не зависит. Все это время я думала, что мне нужно куда-то бежать, кого-то спасать, кого-то умолять. Напряжение копилось и копилось во мне, а сейчас, в эти пару мгновений, в руках Винсента, я смогла стать свободной, как никогда ранее.

– Подними голову, – сказал Винсент.

Внизу было почти темно, однако не было ощущения, что света совсем нет. Я подняла голову и увидела, что все небо сияет. Будто бы кто-то провел по ночному небу кисточкой с люминесцентной зеленой краской. Плавными разводами зеленое свечение заняло все небо, по краям оно становилось розовым.

– Это же полярное сияние! Это солнечный ветер! Ваш бог успел вам ответить мощнейший вспышкой на солнце, которая вырубила все электричество и проявила себя появлением сияния не только на полюсах! Потрясно! – закричала я в восторге, будто бы лишенная каких-либо комплексов. Я не боялась говорить при Винсенте про его бога, потому что была уверенна, что с этой историей все решено. Он не будет продолжать ритуал, не скинет Одри с крыши. Мы видим полярное сияние в нашем городе, где его никогда не было, это должно изменить все-все в наших жизнях.

– Одри? Ты видишь? Видишь? Это же чертово северное сияние! Или южное! Нет, оно даже не полярное. Можно назвать его континентальным? Сиянием города Киферу? Да нет же, наверное, его видит весь мир. Мировое сияние!

– Ты слишком перевозбуждена. Но это, правда, впечатляет.

– Впечатляет? Я в восторге!

Я закружилась на месте, размазывая остатки кровавых кругов на крыше. Сверкающие зеленые воронки кружились перед моими глазами. Вокруг всё плыло, но я не хотела останавливаться. Я бы так и кружилась, пока не упала бы без чувств, если бы меня не поймал за руку Винсент.

– Ты не находишь символичным, что шоу для нас закончилось на том моменте, когда электричество в городе перестало работать? Оно закончилось, когда медиакультура перестала существовать? Конечно, через несколько дней, скорее всего, люди восстановят электроснабжение, но сейчас телевидение мертво. А мы всё ещё живы.

– И кружимся под мировым сиянием!

Одри закурила, сквозь её дым были видны люминесцентные блики. Винсент попросил у неё сигарету, и она ему прикурила. Все менялось!

16 глава.

Мы смотрели на полярное сияние не так долго, как мне хотелось. Я обнимала то Одри, с которой мы никогда не обнимались за всю нашу прохладную дружбу, то Винсента. Оказалось, мне нравится его лимонный запах. Такой радости я не испытывала никогда, это не было схоже с моим истеричным смехом сегодняшним утром, который заменял мне слезы. Это была настоящая легкость, головокружение от свободы, счастье такой чистоты, как сверкающее небо над нами. Я знала, что рядом на крыше лежат тела моих друзей, что Винсент потерял ещё и отца. Но так же я знала, что это прошло, и это было прекрасно.

Потом Одри авторитетно сказала, что нам пора собираться, и мы пошли к выходу. И действительно, пора было уходить, наступила ночь, и вампиры наверняка нас ищут. Скоро они будут здесь. Я не знала, сможем ли мы сбежать, но попробовать стоило.

Спускаться пришлось самостоятельно, по лестнице с двадцатого этажа. Мы освещали наш путь фонариками мобильных телефонов, на которых больше не работала связь. В ближайшее время это их лучшее применение. Я могла позволить себе перепрыгивать через ступеньку, поэтому мне все время приходилось ждать осторожно идущую Одри и неторопливого Винсента. В конце концов, мне это надоело.

– Я обещала о тебе позаботиться. Но, умоляю вас, соберите оружие, воду и еду без меня, хорошо? И я очень, очень хочу чаю. Поймите, я не могу пропустить более ни минуты сияния над Киферу.

– Ладно, иди, – неохотно сказала Одри, – но жди нас у магазина.

Я посветила фонариком на Винсента и увидела, что он кивнул. Я стала перепрыгивать сразу через две ступени, спускаясь вниз так, как не спускалась даже в пятом классе. Так могли делать веселые и крутые девочки, вовсе не я. Я была уверена, Дебби в школе могла перепрыгивать через две ступени.

Было нехорошо оставлять одного Винсента, потерявшего отца, и Одри, убившую человека. Я понимала, что оба они до сих пор пребывают в состоянии шока, и им придется пережить не одну неделю, чтобы прийти в себя. Именно из-за своего мутного состояния они не поняли, почему на самом деле я рвусь на улицу. Вампиры наверняка будут с минуты на минуту, может быть, они уже стоят около дома или рыскают по квартире. Я надеялась, что я первая их встречу, и когда Винсент и Одри увидят меня, говорящей с ними (или съеденной ими), они попытаются спрятаться. Я-то уже попалась. Я не была героиней, которая хотела жертвовать собой ради других, но я понимала, что у меня больше шансов что-то донести вампирам. Одри не была на шоу, она не знала их по-настоящему. Винсент же вероятно погиб бы сразу. Не было сомнений, что он, как сын главы охотников, причастен к тем угрозам, которые услышал король от Дуэйна. Я же ещё могла попробовать сказать, что ушла от вампиров с Винсентом, потому что хотела сбежать, а не потому что хотела быть с охотниками. Все говорят, что Габриэль – самый либеральный король за всю историю вампиров и людей, может быть, он простит меня.

Когда я оказалась внизу, я была уверенна, что Винсент и Одри только на половине пути. Я выбежала на улицу и увидела перед собой очертания целой толпы. Они были освещены лишь сияющим небом, оттого я не могла распознать, кто это на самом деле. Я беспардонно подняла руку с телефоном и посветила на них. В центре стоял король, а рядом с ним сама королева. Недалеко от них я рассмотрела Шона и Шери, сбоку стоял взволнованный Йозеф. Остальных, может быть, я и видела на балу, или в зрительном зале, но не знала их имен. Когда я опустила телефон, мне вдруг показалось, будто я что-то упустила. Словно было в этой толпе что-то неправильное, что я успела увидеть, но не успела осознать. Ощущение жути накрыло меня с головой, оно было словно контрастный душ на фоне моего хорошего настроения. Я подняла телефон снова и направила его в центр толпы. За королевой стоял мой папа. Черты его заострились, глаза потускнели, он стал весь блеклый, будто бы я смотрела на него сквозь грязное окно. Ночью вампиры должны были смотреться словно живые люди, но он и не выглядел мертвым. Просто он изменился настолько, что его родная дочь не узнала его с первого раза.

До чего, должно быть, при жизни была красивой королева, если, став вампиром, она казалась мне самой прекрасной женщиной? А сохранились ли фотографии Йозефа, пока он был живым?

– Доброй ночи, мой король, моя королева и другие вампиры, – неловко сказала я, попутно осознавая, что моя фраза казалась не столько невежливой, сколько смешной. Я же не говорила при обращении «другие люди».