Текст книги "Три года взаймы (СИ)"

Автор книги: Мария Акулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 4

Лена

В чем-то наши отношения работают по схеме баш на баш. Андрей съездил со мной смотреть кресла и коляски, терпеливо отвечал на вопросы и давал свои замечания. Мы не купили ничего, но я хотя бы поняла, на что нужно ориентироваться и что важно лично для нас.

И когда немного позже он просит пойти с ним на мероприятие – конечно же, не отказываю.

Темиров заезжает за мной в семь. Я уже готова – одета в специально купленное платье, с салонной укладкой и профессиональным макияжем.

Это уже не первый наш семейный выход и я плюс-минус понимаю, чего ждать.

Вроде бы сама в курсе, что выгляжу хорошо, но его внимательный взгляд, когда делаю оборот вокруг оси в коридоре, и чуточку хриплое:

– Ты красивая, – заставляют трепетать почти всю дорогу в моем любимом черном Мерседесе.

Я регулирую обдув и положение кресла под себя. А ещё не тревожу Андрея неуместными расспросами.

Мы едем на благотворительный аукцион, организованный политическая партия Андрея совместно с рядом фондов и с привлечением знаменитостей. Аврора сбросила мне пригласительный и, по моей осторожной просьбе, дала немного информации в ответ на вопросы.

Я благодарна ей за помощь. Опыт прошлых мероприятий подсказывает, что ничего особенного от меня не ждут. Улыбаться людям, с которыми я уже знакома. Не молоть чушь. Не лезть первой. Не отходить надолго от Андрея.

Идеальной депутатской женой быть легко. Вроде бы.

Андрей отдает ключ от машины парковщику у роскошной гостиницы. Швейцар помогает мне выйти и передает мою ладонь из рук в руки мужу.

Когда заходим, я стараюсь не пялиться, но в подобных местах, конечно, бывала нечасто.

Здесь всё выглядит совсем не так, как я привыкла. И нет. У нас, на побережье, тоже есть несколько гостиниц, обладающих статусом пятизвездочных, но в них царит совсем другая атмосфера: воздушности и легкости. А здесь – густого пафоса и флёра избранности.

Я избранной себя не чувствую. Даже мы с Андреем друг друга не выбирали. Нас свел случай.

Рука договорного мужа спокойно лежит на моей пояснице. Я улавливаю все его ненавязчивые направляющие движения.

Мы оказываемся в заполненном людьми, гулом и торжественной атмосферой конгресс-зале и надеваем на лица улыбки, которые снимем, сев обратно в машину.

В центре рядами стоят приготовленные для аукциона стулья и лежат на велюровых сиденьях таблички для ставок. Если не ошибаюсь, их называют аукционные номерки. На сцене пока что работает ведущий, но уже стоит трибуна для аукциониста.

Я обвожу взглядом людей и встречаю несколько знакомых лиц.

Среди них – Валерия Златова. Сегодня она не в брючном костюме, а в облегающем точеную фигуру красном платье, но шпильки на ногах настолько же умопомрачительные, как и при прошлой нашей встрече.

Она держит руку на согнутом локте мужчины, который абсолютно и ни в чем не похож на Андрея. Вполне допускаю, что это её законный муж. Так зачем тогда..?

Но неважно. Я просто не знаю этих людей и не понимаю, что является нормой для них.

А они в свою очередь совершенно не заинтересованы в том, чтобы узнать мою норму.

Мы подходим к мужчине возраста моего дяди, которого зовут Виктор Михайлович Милославцев. С ним я уже знакома. Это важный для Андрея человек. Глава их партии.

При первой встрече он смотрел на меня очень внимательно. Изучал. Задавал вопросы. Я не чувствовала агрессии, но и иллюзий относительно того, что кто-то из достаточного близкого к Андрею окружения верит, что между нами вспыхнула анонсированная для широкой публики любовь, не строю.

И самого Андрея, и Виктора Михайловича во мне интересует только предсказуемость. Можно ли на меня положиться? Не устрою ли я решающий для карьеры мужа (а может быть и всей их партии), скандал?

Вокруг Андрея их было за это время многовато. Это факт.

– Еленика, рад вас видеть, солнце.

Я не Еленика и уж тем более не солнце, но улыбаюсь в ответ на обращение Виктора Михайловича, и даю поцеловать свою руку.

В кругу главы партии сейчас стоят и Валерия со своим спутником, и ещё один человек, которого я помню еще с побережья.

Роман. В прошлый раз он был с другой спутницей. Это я тоже запомнила.

Теперь-то я знаю, что это однопартиец Андрея, но вряд ли друг.

Моего мужа он раздражает. Я это чувствую, находясь рядом. Ну и изо всех сил стараясь ловить полутона его настроения и подстраиваться.

Для меня это важно. Нам три года сосуществовать.

– Как ваши дела, Еленика? Еще не проклинаете работу мужа? У вас медовый месяц, считайте, а у него сессия, заседания, комитеты…

Виктор Михайлович вычитывает Андрея. Я мягко улыбаюсь и краем глаза ловлю направленный на лицо Темирова взгляд. Искристый и дерзкий. Женский. Блондинки-Валерии.

Мне кажется, что строить глазки другому рядом с собственным мужем, это ужасно. Но… Я здесь чужая. Им всем виднее.

Непроизвольно прижимаюсь плотнее к боку Андрея и чувствую более сильный нажим пальцев на моей талии. Отвечаю:

– Мы познакомились на море. Столичный медовый месяц меня вполне устраивает.

– Идеальная жена для хранителя семейных ценностей, – Роман, как мне кажется, невпопад салютует Андрею бокалом. А в ответ получает только хмурый взгляд мужа и мое непонимание.

А вот судя по выражению на лице Милославского, отвечаю я правильно. Он переключается с меня на Темирова. И это облегчение.

В дальнейшей беседе я не участвую. Сначала слушаю внимательно, потом – вполуха. Беру бокал с шампанским, но вместо того, чтобы пить, смачиваю губы.

Немного слежу за всеми и не привлекаю к себе лишнего внимания.

Мое желание быть главной звездой временно отложено.

Когда со сцены приглашают занять свои места, моего мужа за рукав «случайно» придерживает Валерия и говорит что-то на ухо.

Это неприятно. Даже мерзко. Но меня греет то, что Андрей хотя бы не смотрит ей вслед.

Если они спят, я понимаю её желание обозначить свою особенность в присутствии официальной жены. С другой стороны, я благодарна Андрею, что он ведет себя куда сдержанней.

И ещё я надеюсь, что Аврора уговорит его не способствовать грязным делишкам этой дамы.

Мы садимся на стулья, Андрей дает мне в руки табличку и на ухо озвучивает сумму, которую мы сегодня готовы потратить. Поэтому если какой-то из лотов мне понравится…

Я киваю и сжимаю пальцы на гладкой ручке своего номерка, но участвовать, конечно же, не собираюсь.

Озвученная сумма вызывает легкую тошноту. Со мной такое происходит часто. У Андрея слишком много денег. Я к таким масштабам не привыкла. И не уверена, что есть малейший смысл привыкать.

Аукцион проходит с приглушенным светом. Первые лоты вызывают не слишком сильную заинтересованность, но постепенно публика разогревается. Ставки выше. Желающих больше. Азартом пахнет воздух.

Я тоже несколько раз чуть не срываюсь, когда разыгрывают завтрак с группой одного из широкоизвестных лейблов. И когда речь заходит о фотосессии у фотографа, который снимает самые важные моменты жизни известных людей. Я видела его работы на множестве популярных страничек. И, положа руку на сердце, мечтала бы сняться у него с нашим будущим сыном, но… Держу себя в руках.

Ставки взлетают до небес, а моя табличка всё сильнее прижимается к коленям.

Я не пользуюсь своей возможностью стать главной благотворительницей от имени Темировых. Шепчу Андрею на ухо, что не буду участвовать. И тогда участвует уже он.

Андрей соревнуется с Валерией и ещё несколькими людьми за участие в каком-то очевидно крутом экономическом форуме, но когда остальные конкуренты останавливаются и остаются только они вдвоем – по-джентльменски уступает… Даме.

А нам достается вряд ли такой уж нужный тур по производству элитных швейцарских часов. Но дело ведь не столько в ценности лотов, сколько в ценности взносов.

Свой мы делаем.

После аукциона – фуршет. Беседы. Смех. Выступление приглашенной звезды.

Вспышки профессиональных, передвигающихся вместе со светом, фотоаппаратов. А еще шум. Гам. Моя усталость и несколько раз прикушенный язык, чтобы не попросить Андрея уехать поскорее.

Ему виднее, когда.

А мне не сложно. Ну или почти.

Когда мы хлопаем кланяющейся исполнительнице после её выступления, я мечтаю только поскорее оказаться в своей постели, но вместо этого получаю новую не нужную мне порцию внимания от Виктора Михайловича:

– А вы же тоже поете, Елена?

Глава 5

Лена

Что Виктор Михайлович знает об этом от Андрея догадаться несложно. Только и думать, как они меня обсуждали, не хочу.

Усмирив первое удивление, отвечаю:

– Да. Я пою. Не так красиво, конечно…

– Лена поет очень красиво, – а слыша неожиданную похвалу от мужа, оглядываюсь и впиваюсь глазами в его лицо.

Он смотрит на Милославского, но вряд ли пытается впечатлить. Скорее… Поддерживает меня?

– Не хотите нас порадовать, Елена? Мы бы с большим удовольствием послушали одну из греческих баллад…

Мой пульс ускоряется. Я не поворачиваю голову к вопрошающему, а продолжаю смотреть на Андрея.

Он опускает глаза и я не вижу там ни злости, ни стыда.

Тихо говорит:

– Я не против.

Но против я.

Не надо.

Пусть с улыбкой, но настойчиво отказываюсь:

– Может быть в более узком кругу. Когда-то.

Милославский мой отказ принимает. Поющая греческие баллады депутатская жена, наверное, могла бы стать приятной изюминкой этого вечера, но я больше верю в то, что мой поступок обсмеяли бы.

Я и сейчас вижу на губах того же Романа подрагивающую улыбку. Его спутница писклявым шепотом спрашивает: "Зай, а можно я? Я же тоже пою!", но он почему-то её не поддерживает.

Но главная причина моего отказа даже не в очевидной неуместности, а в том, что я поставила свою мечту на трехлетний стоп. Зачем теребить душу?

Мой последний концерт состоялся в Кали Нихта в день рождения и самым важным зрителем на нем был господин депутат.

Пусть пока так и остается.

Мы проводим на мероприятии еще полчаса и, слава богу, собираемся домой.

Я жду Андрея в холле, пока он оплачивает лот и со всеми прощается. Сквозь широкую арку наблюдаю, как уже у выхода его снова цепляет Валерия. Говорит что-то. По взгляду видно – дразнит. Он ей чертовски, блин, нравится. Я тоже его дразнила в свое время. Точнее, пыталась. Но ответные эмоции на лице Андрея мешают снующие люди, а фантазировать не хочется.

Я облегченно выдыхаю, когда он прощается с ней и выходит. Сегодня даже не приходится стирать след чужих губ с его щеки.

Мы за руку спускаемся по парадным ступенькам. Нам подают машину. Уже муж, а не швейцар, галантно открывает мне дверь и помогает сесть.

Я сливаюсь с комфортным сиденьем и чувствую себя дико счастливой, наконец расслабляясь.

Андрей тоже явно рад возможности уехать. Мерседес рычит мотором, унося нас прочь.

В теории, мы вдвоем могли бы остаться переночевать в его городской квартире, но Андрей меня туда не приглашает. Может это и правильно.

Мы двадцать минут молчим. Я пытаюсь расслабиться. Поглаживаю живот, который пусть и незаметен, но я всё равно его весь вечер втягивала.

Уже всё, малыш. Мы закончили. Ты держался молодцом. Я, вроде бы, тоже.

– Почему не захотела петь? Ты же любишь.

Вопрос Андрея застает врасплох и заставляет повернуть к нему голову. А еще ставит в тупик, пусть и кажется очень простым.

Я смотрю на профиль мужа и прокручиваю в голове вечер. Он был… Неплох.

– Я не готовилась. Да и кто я, чтобы лезть на сцену?

Андрей отрывается от дороги и смотрит в ответ. Между его бровей собирается сразу две складки. Во взгляде читается не то, чтобы несогласие, но… Он, наверное, поступил бы иначе. Мы с ним вообще разные.

– То, что я попросил тебя отложить учебу, не значит, что я стесняюсь твоего таланта.

Я улыбаюсь, пытаясь скрыть сбившееся дыхание. Это… Очень приятно.

Смотрю на смуглую кожу над контрастно белым воротником рубашки. Невпопад вспоминаю нашу близость. Смаргиваю наваждение и слизываю несуществующий солоноватый вкус с губ.

На слова Андрея ответить мне толком нечего, но я «каюсь» в другом:

– Я хотела поучаствовать в аукционе на обед с представителем лейбла. Но подумала, что сейчас это не имеет смысла.

– Ты могла. Это имело бы точно больше смысла, чем экскурсия, на которую ни ты, ни я скорее всего не попадем.

Справедливо. Улыбаюсь. Немного грустно, но…

Сначала академотпуск казался мне концом жизни. Я отлично помню, как много в первое время плакала, хотя мне это вообще не свойственно. Я только начала… Я только почувствовала вкус… Я только поверила в себя… И всё оборвалось так резко.

Сейчас я чувствую себя совсем иначе. Я каким-то чудом умудрилась заморозить всё лишнее. Эмоции. Амбиции. Внутри перестало болеть. Волновать. Я не ощущаю себя теряющей возможности и время, хотя и понимаю, что это сладкий самообман. Но другого варианта, кроме как выбрать ребенка и согласиться на условия Андрея, у меня не было. Ему принципиально было, чтобы я переехала. Я это сделала.

Без него я никто. Песчинка, которую смоет первой же накатившей волной. Я была испугана и не знала, что делать. Теперь у меня есть пусть кратковременный, но план. Пусть своеобразный, но надежный тыл.

– А ты хотел на тот форум? – Я не уверена, что адресованный мне вопрос Андрея предполагал возможность ответного вопроса ему, но решаю рискнуть. Мне просто нравится с ним говорить, а это происходит не так-то часто.

Он снова смотрит на дорогу и довольно аккуратно везет нас с сыном в сторону поселка.

Чуть-чуть кривится и покачивает в воздухе рукой. Мол, пятьдесят на пятьдесят.

– Я куплю пригласительный и поеду. Или получу по должности. Просто лотов много, а выбор не сказать, чтобы велик.

Улыбаюсь и киваю. Надо молчать, я знаю. Но сдержаться не могу. Возвращаюсь взглядом к мужскому профилю и смотрю внимательно:

– А почему сдался? На ненужную нам экскурсию ты в итоге потратил даже больше.

Уверена, этот нюанс заметила не я одна. Валерия – наверняка.

Андрей не торопится оправдываться. Не улыбается и не отмахивается. Следит за дорогой.

– Потому что иногда лучше уступить.

Ей?

Молчу.

Ты уступил ей, чтобы сделать приятно?

Черт. Лена. Прекращай.

– А что имел в виду этот Роман?

Андрей кривится, а его пальцы меняют положение на руле. Он продолжает смотреть в лобовое, но с ответом не жадничает:

– Роман всегда имеет в виду, что он долбоеб.

Из-за неожиданной легкости его вроде как хмурого ответа я смеюсь. Если честно, абсолютно разделяю мнение своего мужа.

Продолжаю улыбаться, а мысли чищу от лишнего. Снова глажу живот и говорю о том, что нас действительно связывает. О ребенке.

Его размере. Прочитанных интересных фактах в интернете. Особенностях наследственности за отцом и матерью.

Андрей, как всегда, дает мне выговориться, но не торопится включаться в разговор активно.

Мой муж – сухарь. Ну вот так.

Под мой монолог-болтовню мы заезжаем в поселок и тормозим у ворот. По отсутствию гула и неподвижности створок я определяю, что заезжать и оставаться Андрей не собирается.

Что ж…

А сама я вроде бы и мечтаю снять платье, помыть голову и избавиться от тяжести пучков ресниц на веках, но и из машины выходить не спешу.

– Спасибо за вечер, Андрей. Не зайдешь? – Спрашиваю из вежливости, отстегивая ремень.

Он следит за моими действиями, тоже не подгоняя.

Поднимаю взгляд и проваливаюсь в прошлое. Это случается, что бы я с собой ни делала.

Думаю, и у Андрея тоже.

Сейчас нам безопасней не давать ход развитию ненужных отношений, но это не значит, что наша химия перестала существовать. Она была. Она есть. Только вряд ли уже будет.

Мы одновременно моргает, возможно даже приходя к одному и тому же выводу каждый у себя в голове.

– Это тебе спасибо, Лена. Заходить не буду. Зажжешь в спальне свет – поеду.

Киваю.

Мы часто так делаем. Я поднимаюсь и провожаю машину. Он возвращается в свою жизнь.

Мешкаю какое-то время. Вроде бы мы наедине. Трогать его незачем. Целовать тем более. Но мне очень хочется. Просто. На секундочку.

Она же тоже целует его в щеку. Там многие друг друга целовали.

И я хочу.

Приподнявшись над сидением, тянусь к нему и прижимаюсь губами к коже. Брился явно вечером, но уже немного колется. Веду ладонью по коротким волоскам на затылке. Тело отзывается.

Всё. Хватит.

Сажусь обратно и с яркой-яркой очень дружеской улыбкой смотрю в глаза, игнорируя то, что они стали значительно темнее.

– Приезжай в субботу на чай. Я хочу приготовить каридопиту (прим. автора – греческий сладкий пирог), но для себя заморачиваться лень. Откладываю и откладываю.

Молчим.

– Приедешь?

– Хорошо, приеду.

– В семь?

– Да.

Выхожу из машины и открываю калитку своим ключом.

Попав в дом, даже не разуваюсь, а быстро поднимаюсь в спальню на каблуках. Включаю свет и подхожу к окну.

Тороплюсь, чтобы он там не ждал лишнюю минуту. Ему еще ехать в квартиру, а завтра, наверное, рано вставать, чтобы жить свою важную жизнь.

Провожаю машину взглядом, зачем-то трогая горящие после соприкосновения с его кожей губы.

Возможно, дело в том, что между нами не погасло.

Мы сами потушили.

Глава 6

Лена

Я узнаю, что в пятницу на семь Андрей не сможет, достав из духовки пирог в шесть пятьдесят.

Сложно убедить себя, что не расстроена, но и смысла лелеять обиду тоже нет. Тем более, предъявлять что-то договорному мужу.

Стараюсь не накручивать себя и не фантазировать, что чаепитию со мной он предпочел приятный вечер с одной из своих возможных зазноб. Скорее всего, отмена связана с работой. Если нет… Компаньоны не обижаются на компаньонов за такие мелочи.

А пирог вышел вкусный.

На протяжении выходных и следующей недели мы с Андреем не видимся. Я пишу ему, когда нужно совершить детскую покупку или посоветоваться по детскому вопросу.

Мне кажется, где-то там он занят и, возможно, даже взвинчен, поэтому сто раз взвешиваю каждое свое сообщение. Не хочется попасть под горячую руку. Но даже страхи не побеждают желание делиться беременными новостями. Это всё потому, что больше ими делиться мне не с кем. А других новостей в моей жизни с каждым днем все меньше. Они кажутся всё менее значимыми.

В следующий раз Андрей приезжает утром в субботу, не предупредив. Я бы, может, даже сказала, что он устроил мне сюрприз, но это явно не так.

Я уехала по делам, а вернувшись – увидела под навесом его машину.

Зайдя в дом – услышала разносящийся по второму этажу голос. Он громко и не сильно-то подбирая выражения общался по телефону.

Я убедилась, что звучит довольно раздраженно. Решила не лезть. Дождаться, когда сам подойдет, заговорит, успокоится…

Очень сложно не брать его настроение на свой счет, хотя я и знаю, что ничего плохого ему не сделала. Умышленно.

Только забеременела, но это… Я до сих пор не понимаю, как это случилось. Может быть и он не знает. Что тому виной – моя неожиданно высокая фертильность, незаметно для нас порвавшийся презерватив. Злой рок. Несчастный случай.

Он был женат с другой женщиной пять лет. И там, уверена, секса было предостаточно, а вот случайных детей – нет.

Но всё это уже не так уж и важно. Мы имеем дело с последствиями.

За всю субботу мы с Андреем обмениваемся парой фраз. Он остается в доме, но это не значит, что мне в нём становится уютней. Я ухожу в свою спальню раньше обычного, чтобы не мешать Андрею хозяйничать. А воскресенье начинаю с приготовления щедрого завтрака. Когда слышу, что Андрей проснулся, варю кофе в турке. По-нашему: ибрике.

Накрываю на стол, но и этим не удается заставить Андрея улыбнуться. Он хмурый и неразговорчивый, хотя благодарит за всё. Спрашивает о настроении и состояния.

Я о его настроение стараюсь хотя бы не пораниться.

После завтрака загружаю посуду в посудомойку и выхожу с книгой в сад.

Уже начало ноября, но именно сегодня погода решила порадовать солнцем, которое светит, слепит, ещё и греет. Ему хочется подставлять свой южный веснушчатый нос, не привыкший к столичной погоде.

Я читаю несколько разделов книги и гуляю между роз. Не вру себе: специально делаю это со стороны окон комнаты, которую Андрей использует, как кабинет.

Хочу, чтобы увидел меня, позавидовал, бросил свои дела и спустился.

В этом же нет ничего такого. Мы просто вдвоем прогуляемся. Пообщаемся. Я расскажу, на что так рьяно тратила на прошлой неделе его деньги. Часть посылок для нашего ребенка уже приехала. Часть я жду с дня на день.

Но ничего подобного не происходит.

Я почти готова смириться, что Андрей приехал всего лишь поработать загородом, но в голове перещёлкивает.

Я, конечно, жена не настоящая, но это не значит, что не желаю ему добра.

Вернувшись в дом, кладу на консоль книгу, снимаю пальто и поднимаюсь на второй этаж, растирая слегка подмерзшие пальцы. С улыбкой и азартом представляю, как вытащу его на улицу.

Стучусь в дверь кабинета и заглядываю. Андрей не говорит по телефону и даже за ноутбуком не сидит.

Оглядывается на меня от того самого окна, под которым я всё это время "случайно" гуляла.

Я расцениваю это как хороший знак. Открыв дверь шире, шагаю внутрь.

– У тебя перерыв в работе? – Спрашиваю бодро, но Андрей не торопится с ответом. Смотрит на меня, всё сильнее сводя брови. Его взгляд ощутимо тяжелый. Ложится на плечи и давит. Не знаю, почему, но не могу избавиться от ощущения липкого и зудящего страха.

– А на улице погода хорошая… – Произношу уже не так бодро и уверено.

Андрея, мне кажется, силой заставляет уголки своих губ приподняться, но они почти тут же снова падают вниз.

Он смотрит на стол. Я тоже пробегаюсь взглядом по его поверхности с одной единственной мыслью: определить, в чем причина его плохого настроения.

Но сама же понимаю, что это неадекватно. Какой бы причина ни была – она не во мне.

Жмурюсь и стряхиваю головой. Андрей – не мой дядька. Он не вспылит на ровном месте. Не накажет. Не обидит.

Мы партнеры. Мы облегчаете друг другу жизнь и помогаете.

Сейчас я хочу помочь ему хотя бы ненадолго переключиться с дурацкой изматывающей политики на дарящие настоящую радость мелочи жизни.

Собрав всю свою решительность, расправляю грудную клетку и с улыбкой на лице подхожу к Андрею. Беру его за руку и пытаюсь тянуть.

Он всё такой же хмурый. Смотрит на наши руки без восторга.

Я пячусь и зову его глаза своими.

– Идем на улицу, Андрей. Дай мне полчаса. Ты подышишь и вернешься. Телефон оставим тут. Никто не умрет, если тебе не дозвонится, а ты провел в доме с роскошным садом почти два дня и даже не вышел. Так нельзя. Ребенку нужна не только здоровая мать, но и здоровый отец.

Мне кажется, я улавливаю момент, когда сомнения сменяются категорическим:

– Лен… Нет. Давай лучше поговорим.

Я отпускаю его руку и слежу, как обходит стол. В груди неприятное чувство.

Я не дура, чтобы не замечать его реакции на любые разговоры о ребенке и отцовстве.

Любые, блин.

Только понять не могу… Почему так. И как так можно.

Андрей берет с крышки ноутбука какую-то брошюру и взвешивает. Вряд ли ее. Скорее… Решение.

А у меня немеет язык и я не могу спросить, что происходит.

Андрей смотрит мне в лицо. Выражение на его при этом становится серьезным и непроницаемым.

– Я хочу попросить тебя, Лена.

– О чем? – Мне кажется, я готова сделать всё. Просто потому, что он для меня делает очень много.

Андрей протягивает мне брошюру.

Я беру её и опускаю взгляд. Сердце ускоряется до болезненных ощущений в груди. Возможно, даже скачет давление, потому что слышу хуже. Рядом с голосом мужа – писк.

– Я хочу сделать ДНК-экспертизу. Это возможно до рождения. Уже сейчас. Здесь описаны методы. Часть из них абсолютно исключают риски для плода.

Я открываю маленькую книжечку и начинаю листать.

Мне становится липко, больно, душно…

Я многое понимаю. Пожалуй, вот теперь я понимаю почти всё.

Поднимаю взгляд на Андрея и стараюсь улыбнуться. Надеюсь, меня не перекашивает.

Но может всё же да, потому что у него в глазах читается сожаление. Он не плохой, просто… Он мне не верит.

Чтобы скрыть дрожь в пальцах, скручиваю брошюру и прячу её за спиной, отступая.

– Лена…

– Всё хорошо. Я изучу, если ты не против. А потом… Отвечу. Дай мне какое-то время.

Осознав, что дальнейшие свои реакции я могу не проконтролировать, резко разворачиваюсь и выхожу из кабинета.

Спускаюсь вниз и толкаю входную дверь.

Ноябрьская прохлада бьет в горящие щеки, по которым меня только что звонко отхлестали.