Текст книги "Три года взаймы (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 29
Лена
«Приеду послезавтра» выглядит не так, как я себе представила.
Андрей приглашает меня на ужин в ресторан, а после… Снова завозит домой и уезжает. Как когда-то. Мазнув губами по щеке.
Вежливо.
И грустно.
Начиная отсчет ещё одной недели без него.
Сложно не поймать хандру из-за такой очевидной отчужденности. Ноющая без конца и края нехватка его внимания преображается в ломку. Я даже злиться начинаю, что он живет без меня.
Он может. А я уже нет.
В голову лезут мысли о «наказании». Не можешь выкроить вечер? Не хочешь? Я сделаю вид, что тоже забыла. Не жду.
Но всё мое коварство осыпается дешевой штукатуркой, стоит услышать долгожданный гул ворот.
Без предупреждения. Днем. В пятницу.
Когда я ни черта не готова, но слишком рада, чтобы пугаться.
Я встречаю Андрея на крыльце, спешно набросив на плечи пальто.
Слежу, подрагивая от нетерпения, как поднимается по ступенькам. Встаю на носочки и висну на шее. Муж пахнет делами, прохладой и городом. Подставляю губы.
Других в щеки целуй, понял?
Андрей колет отвыкший от вечного раздражения его щетиной подбородок. Трогает горячими пальцами кожу на шее. В глаза смотрит.
– Привет, – первый здоровается, когда отрываюсь.
– Привет. Ты надолго? – Спрашиваю сразу, потому что мне важно. Хочу понимать, на что могу рассчитывать.
Андрей отвечает:
– Не знаю.
И я готова на него зарычать. Или выйти ночью к машине и ножом проткнуть все колеса.
Чтобы не ляпнуть и не сделать глупость, беру "гостя" за руку и веду в дом.
Сама снимаю с плеч пальто и вешаю на плечики. Не набрасываюсь с расспросами, но в районе солнечного сплетения – кульбит за кульбитом, а Андрей следит за мной пристально-пристально.
Не хочу даже про себя говорить «жрет глазами», но господи… А если правда жрет?
Зачем тогда тянуть? Почему было раньше не приехать?
– Пока ты работаешь, кое-кто растет, – придав своему голосу легкости и веселья, поворачиваюсь к мужу боком, показывая живот.
Андрей оценивает и снова поднимается к моему лицу.
Изменения в теле меня, если честно, сильно волнуют. Мне нравится быть беременной. Кажется, что это состояние мне даже идет. Пока что нет ни тяжести в ногах, ни болей в спине. Я не просыпаюсь опухшей и уставшей. Ребенок еще не давит мне ни на желудок, никуда. Но как мы будем переживать период, когда всё это придет – волнительно. Одно дело принимать изменения в настроении и теле любимой женщины, другое… Меня.
– Вы молодцы.
Андрей продолжает вести себя раздражающе осторожно. Подходит, гладит большим пальцем поясницу, целует в лоб. И дальше…
– Я ненадолго, Лен. – Обойдя, направляется по лестнице наверх, не оглядываясь и ничего не объясняя.
Оставляя меня в замешательстве.
Ты приехал, чтобы… Что?
Я рада его видеть, но в груди странное чувство. За время нашего отпуска я успела привыкнуть к другому. Я хочу снова, как было там.
Четче некуда понимаю, что Андрей успешно вернулся в свою жизнь, а я… Нет.
Хочется и вслед тоже крикнуть: "нет!".
Нет. Нет. Нет. Ты не ненадолго. Ты никуда не идешь. Ты ко мне приехал? Значит, мой.
Но не смею. Торможу.
Пытаюсь довольствоваться тем, чего раньше хватало. Он рядом. Я различаю шаги. Иногда до меня доносится его голос. Я знаю, что рано или поздно мы окажемся в одной постели. Займемся сексом. Будет хорошо и нежно.
Правда теперь довольствоваться этим сложнее. Моментами кажется – невыносимо.
«Ненадолго» растягивается больше, чем на час.
Мне сложно чем-то полноценно себя занять. Я постоянно жду, что он освободится. Но нет. И нет. И нет.
В переписке зову его на ужин. За едой предлагаю посмотреть вместе фильм. Как там – в номере. Мы же смотрели. Нам было хорошо.
Андрей вроде бы соглашается, только не в спальне, а в гостиной. Тут большая плазма. Хороший звук. Он… Прав. Но меня всё это гложет.
Я выбираю кино. В микроволновке готовлю сырный попкорн. Мы даже садимся в обнимку.
Он не холодный и не отстраненный, но его нежность – снова контролируемая. Я чувствую, как выдает каждую из доз.
В голове крутится бесконечное: что происходит?
Но мы молча смотрим фильм. Сегодня это историческая драма. Прекрасная и грустная.
Она заканчивается ближе к одиннадцати. Я стираю с глаз слезы и выключаю телевизор, Тянусь за поцелуем, но и его получаю не таким, как хочу.
Коротко и быстро. Андрей дергает голову назад, встает и прячет мобильный в карман.
– Я устал, Лен. Рубит. Спать пойду, хорошо?
Он вроде спрашивает. Не агрессивный. Но…
Господи.
Киваю. Отпускаю.
Слежу, как выходит из гостиной. Слушаю, как поднимается наверх.
Всё вроде бы прекрасно. Мы не ссорились. Отлично провели вдвоем вечер.
Но я перечисляю и сама себе не верю.
Поднявшись к себе, принимаю душ, расстилаю постель и даже ложусь.
Эмоции странные: меня не обидели, но хочется плакать.
Через щель в не до конца закрытой двери в спальню внутрь проникает отдаленный шум воды.
Я закрываю глаза, но это не помогает заснуть. У меня целый ящик забит новым бельем. Голова – откровенными мечтами. Встреча после долгой разлуки должна быть не такой.
Отбросив одеяло, я, возможно, совершаю ошибку. А может быть и нет.
Дверь в спальню Андрея закрыта, но не на замок.
Он всё ещё в душе. Слишком долго как для человека, которого «рубит».
В моем горле сухо от волнения, по голым бедрам и плечам разбегаются мурашки.
Я уверена, что грубо он меня не выгонит, но боюсь, что не хочет вообще.
Зайдя без стука в ванную, упираюсь взглядом в смуглые плечи, о которые одна за другой разбиваются грузные капли. По широкой спине стекают прозрачные струи. Поджарые ягодицы привлекают внимание за счет яркого контраста между загаром и привычным тоном его кожи.
Мы не особенно загорали в Доминикане, но я сейчас такая же двухцветная.
Андрей меня не замечает, раз за разом сгоняет воду от лба до затылка, подставив под лейку лицо.
Уйти ещё можно, но я настроена слишком решительно, чтобы пасовать.
Сбросив одежду, подхожу к Андрею со спины. Шагаю за стеклянную створку. Скольжу ладонями по плечам вниз от лопаток и по ребрам к груди. Прижимаюсь губами к коже.
Он не дергается и не сбрасывает мои руки, но застывает. Поднимаю взгляд – Андрей повернул голову и смотрит, что делаю.
Моя ладонь съезжает вниз по торсу. Обхватываю член. Я чувствовала его желание еще на диване. Почему тогда нет?
Вожу по нему нежно. Без дикой похоти и страсти.
Я скучала просто. По всему.
Целую в плечо. Трусь о кожу носом, сжимая член сильнее.
Андрей бездействует: не поощряет, но и не тормозит.
Раньше я быстро сдулась бы. Сейчас… Да вряд ли.
– Я тоже ненадолго, – тихо обещаю, извлекая из мужа первые, необходимые мне, эмоции. Уголки губ вздрагивают. Я утопаю в любви.
Не давая себе времени испугаться, обхожу и тянусь ртом ко рту. Целую, чувствуя давление члена на живот. Ладони мужа страхуют меня, съезжая с бедер на ягодицы.
Наш секс уже неизбежен.
Я знаю, что ты устал. Я верю. Я просто хочу сделать тебе приятно. И себе тоже.
Оторвавшись от мокрых губ, внимательно смотрю Андрею в глаза. Там сразу и штиль и шторм. Как так? Неясно.
Прижавшись ещё раз в коротком поцелуе, начинаю спускаться.
Трогаю губами подбородок, кадык, грудь. Скольжу вниз поцелуями и движением ладоней по торсу. Подушечки пальцев щекочет дорожка из жестких волос, ведущая от пупка вниз.
Позже опуститься на колени я просто не смогу. Живот станет слишком большим. Я – неуклюжей. Но я очень хорошо помню его реакции на мои действия в номере. Андрей ни разу не просил ему отсосать, но это не значит, что не хотел бы.
Опустившись на кафель, слежу, как жмет на рычаг подачи воды, останавливая поток. Смотрим друг другу в глаза.
Момент звенит напряжением. Пальцами сжимаю член у основания и тянусь к нему губами.
Андрей меня не тормозит.
Прижимаюсь губами к упругой головке.
Кожа нежная и горячая. Обхватываю и посасываю ее. Обвожу языком и пускаю глубже в рот.
Андрей упирается ладонью в стену, нависая.
Жду подсказок, но пока их нет – стараюсь от себя.
Вбираю член, выбирая комфортные для себя глубину и темп. Скольжу языком там, где, мне кажется, Андрею чувствовать нажим должно быть приятней всего.
Стараюсь прятать зубы и усиливать ощущения. Член реагирует. Становится толще. Наливается кровью сильнее.
Я поднимаю взгляд – окатывает волной кипятка из-за того, как он смотрит.
Ноздри подрагивают. Губы сжаты. Не в стену. Не в сторону. Не вверх. А на меня. Грудная клетка с силой выталкивает из легких раскаленный действиями моего языка воздух.
Андрею очевидно нравится мой минет. А мне нравится его реакция.
Я становлюсь раскованней. Не стыжусь ни действий, ни собственных реакций. Ласкаю член ртом, возбуждаясь от происходящего и просто осознания, что мы снова вместе. Неважно, в постели или душе.
– Возьми глубже и задержись.
Закрываю глаза и слушаюсь.
Замираю и считаю про себя.
Повторяю.
И ещё раз.
Смотрю вверх – ему хорошо.
Выпускаю член изо рта и нежно целую. Головку. Ствол. Снизу. Веду языком.
Вполне осознанно срываю предохранители, давая понять, что можно не просто принимать.
Андрей сжимает мое лицо пальцами и заставляет смотреть на себя:
– Лен…
Киваю.
Он сглатывает. Сквозь преграду сдавленного заботой горла выталкивает:
– Если пережму – бей.
Молчу.
– Хорошо, Лен?
Нет, но киваю. Он кладет мою ладонь на свой твердый живот. А его пальцы путаются в волосах на затылке. Головка упирается в губы. Пускаю.
На разгон – полминуты. После их истечения я понимаю, что брать нужно глубже и быстрее. Он любит ярче и грязнее. Подстраиваюсь, чувствуя, как в уголках глаз собираются слезы. Сложно наладить дыхание. Сама я так делать не смогла бы, но желания оттолкнуть Андрея и прекратить во мне нет.
Когда кажется, что могу потерять равновесие – упираюсь ладонью в мужской живот сильнее и скребу ногтями по коже. Что срабатывает спусковым крючком – это или скольжение набухшей головкой по небу к горлу – не знаю. Но на мой язык выплескивается горячая сперма.
Андрей шипит и подается назад – удерживаю и глотаю.
Я не настолько испуганная и знаю, за чем пришла.
Запоздало осознаю, что сердце работает быстро-быстро. Между моих ног тоже горячо и влажно.
Андрей протягивает мне руку, хватаюсь за нее и встаю, ведя обратной стороной ладони по губам.
Колени немного саднит. В ногах слабость и голова кружится. Но это всё неважно. Щеки в красный окрашивает стыд вперемешку с самодовольством.
Андрей хочет перехватить меня, но я торможу его рукой и делаю шаг в сторону к раковине, включаю воду и плещу ею в лицо.
Полощу рот и охлаждаю щеки. Мне нужно несколько секунд. Осознать. В себя прийти.
Слышу, что за спиной тоже включилась вода – но это душ. Я продолжаю плескать холодной водой в лицо по инерции, переживая новый опыт. Во рту уже нет терпкого пряного вкуса, но всё еще чувствуются быстрые толчки члена. Андрей сдергивает полотенце и прижимается, заворачивая меня в ворс.
Обнимает. Целует за ухом.
– Ты дрожишь. Холодно?
Мотаю головой. Хотя может и да. Сложно сейчас понять.
Ловлю его взгляд в зеркале. Он одновременно дезориентированный и пьяный. Яркий-яркий.
Хотела тут же сбежать, но не могу. Онемевшими из-за продолжительных ласк губами признаюсь:
– Мне понравилось.
– Сосать понравилось?
Киваю. Горю огнем, но взгляд не увожу. Мужские губы дрожат.
Только не смейся…
Андрей старается. Нежно трогает носом мою скулу. Ныряет рукой под наброшенное на мое тело полотенце и спускается по бедру. Я пускаю его между ног.
Закрываю глаза, упершись в борта раковины.
Он водит по нежному. Проникает в меня двумя пальцами и прикусывает кожу на скуле.
– Мне тоже очень понравилось.
Хочу кончить. Неважно, от пальцев или слов.
Когда моя дрожь становится крупной и совсем мне не подконтрольной, Андрей меняет нашу позу.
Развернув, приподнимает и усаживает на камень. Давит на копчик, двигая таз ближе. Держит меня одной рукой, а другой упирается в зеркало.
Его и без того слишком пристальный взгляд сейчас становится практически невыносимым. Я может быть не готова к зрительному контакту, но он не собирается его разрывать.
Оплетаю мужские бедра ногами и чувствую его внутри.
Андрей подается к моим губам. Целует. Раздвигает. Языком ласкает там, куда вгонял член.
Его действия доставляют мне чистое и долгожданное удовольствие. Сейчас не вышло бы сомневаться, что мы друг для друга – возможно вредная, но привычка.
Я хочу отдаться, забыться, заснуть, зная, что добилась своего, но в сверх-гибкой и за все благодарной Лене Шамли всё больше от Елены Темировой, которой даже этого уже мало.
Сжимаю плечи Андрея и дергаю голову назад – он тянется. Сначала даю поцеловать, а потом снова разрываю контакт губ.
В них спрашиваю:
– Почему не приезжал? – движения во мне кажутся полуреальными. Дыхания сливаются. Взгляды тоже. – Восемнадцать ебанных дней, Андрей.
Он вздыхает и трясет головой.
Я считала, да.
Зафиксировав мой затылок, тянет к себе. Покрывает поцелуями лицо и шею.
Замирает и сам, и дыханием. Я чувствую резкий выдох на ключице.
От перенапряжения расширяются зрачки.
Секунды ответного молчания бьются в висках. В них же стучит: «неужели тебе это всё уже надоело?».
Но по коже снова прокатывается горячий влажный воздух. Он задышал.
– Мне нужен был детокс. В голове иногда ничего, кроме тебя. Как работать? – Молчу. – Как, Лен? Скажи.
Не могу. Не знаю.
– План дурацкий. – Собственный голос звучит непривычно хрипло. Андрей в ответ на дерзость вполне может снова улыбнуться или съязвить, но теперь уже нет.
Губы едут по шее вверх, член внутри снова начинает двигаться. Я закрываю глаза и откидываюсь.
– Права. Не сработал.
Глава 30
Лена
Весна приходит в мою жизнь тревожно.
До родов два месяца, а в голове всё настойчивей крутятся вязкие мысли о неопределенности будущего. Бывают ночи, когда они слишком громкие и мешают спать.
Андрей приезжает часто. Затяжных пауз в нашем общении больше нет.
В начале семейной жизни между нами была дистанция длиной в бесконечный обеденный стол. Но если сокращая её то миллиметрами, то метрами, я считала каждый шаг своей победой, то сейчас иногда кажется, что себе же оказала медвежью услугу.
Однажды на пике нашего чувственного и прекрасного секса сорвалась в опрометчивое «люблю». Осознала это уже позже. Как и то, что он или не услышал или значения словам не предал. И это, наверное, хорошо.
А может быть нет.
Правда и секса в последнее время у нас намного меньше. Сложно чувствовать себя сексуальной, когда талия в обхвате стремится к метру. Мой организм начинает готовиться к родам. Меняется всё. Эмоции. Мышление.
ПДР стоит на конец мая. Беременность развивается хорошо. Я рада.
Готовлюсь к главному событию в жизни. А параллельно… Жду ли от Андрея чего-то ещё? Признаний? Чувств? Отказа от договора на три года? Переезда?
Не знаю.
Вроде бы да, но вдруг…
Твой план не сработал, а дальше что будет? Новый план?
Не спрашиваю.
Мне почти каждую ночь снится родное море. Просыпаюсь, чувствуя в носу тот самый запах, которого быть не может в моей нынешней спальне.
Слух мучает скрип ступенек в доме, бывшем всё детство родным.
Совесть тоже мучает, когда начинаю считать, сколько дней, недель и месяцев я никому из своих не звонила.
Как бы там ни было, именно папины родственники меня не бросили, когда я осталась сиротой.
И бабушка… Мне снится её укоризненный взгляд. Она взяла с дяди слово. Возможно, заставила принять ненужного ему ребенка силой, но сделала это ради меня.
А сейчас, наверное, ей больно, что мы – вот так.
Я уже больше полугода живу, будто избавилась. Среди греков так не принято. Среди греков принято прощать.
Но всё это сложно. И становится ещё сложнее, когда на мой новый номер приходит входящий с неизвестного номера.
Мне звонит двоюродная сестра (родная дочь дяди Димитрия).
Оказывается, в Кале Нихта случился пожар. Дядя снова в больнице с кризом. Если меня это, конечно, волнует.
Точная цитата больно ранит. Потому что я не знаю – волнует или нет.
Она не объясняет, это случайность или поджог. Насколько сильный ущерб нанесен. Пострадал ли кто-то ещё. Насколько плох Димитрий.
Я в свою очередь ничего не обещаю сестре. Допускаю и то, что это такая ловушка (вряд ли для меня, скорее для Андрея), и что дяде правда плохо.
Но прежде, чем делиться с мужем, пытаюсь разузнать больше. Звоню Васе, чем делаю только хуже. Вдогонку к тревожным новостям получаю ещё и порцию завернутой в обвинения обиды, в которой приходится скупаться.
Если свести все слова подруги к концентрированной выжимке… Я зацикленная на себе эгоистка. Переступила через всех: родных, друзей, отреклась от Побережья и наслаждаюсь своей счастливой богатой жизнью со столичным депутатом.
На отдыхи езжу. По заведениям хожу. Подцепила его… На залет… И счастлива. Так я узнаю, что обо мне судачат. Убеждаюсь, что «ранние роды» не останутся без греческого внимания.
Чем обусловлена обида Васи в большей степени – завистью, ложью обо мне или справедливостью, выяснять не берусь. А она четко дает понять: «пользоваться» ею я больше не буду. Хочу узнать, что случилось – могу выяснить сама. Или приехать.
Но я не могу.
На Побережье что-то явно происходит. И мне бы оказаться настоящей эгоисткой, чтобы просто забыть. Забить. Готовить к родам.
Но я… Немножечко всё же Еленика. Сердце ноет.
Перебираю в голове контакты людей, которым в теории могла бы доверять, но их по сути нет.
Разве что Петр, но… Как я ему позвоню?
С чего вдруг?
Варюсь в этом уже почти неделю. Спрашиваю у сестры про дядю. Она отвечает сухо, но хотя бы отвечает и то хорошо.
А сама я не знаю, можно ли поговорить об этом с Андреем. Стоит ли.
Мы настолько друг с другом честны и близки или всё же нет?
Из мыслей вырывает неприятный, режущий нервы, звук. Это, с позволения сказать, пение. К сожалению, абсолютно лишенного таланта человека.
У Романа Бутова появилась постоянная пассия. Точнее одна из сменяемых в какой-то момент стала постоянной. Я уж не знаю, поздравлять с этим его, ее или… Нас, но по просьбе господина депутата его Эличка приобщилась к подготовке фандрайзинг-ужина в оранжерее, организацией которого занимается партийный фонд.
***
Идея фандрайзинг-ужина (как и большинство других) принадлежит непосредственно Ирине Милославской.
С женой главы партии Андрея мы общаемся не тесно, но достаточно, чтобы я могла сложить свое впечатление об этой женщине, как об обладательнице тонкого вкуса, высокого интеллекта, решительности и в то же время терпения.
В моем случае глупо планировать свою жизнь далеко, но если представить, что пройдет двадцать лет и мы с Андреем всё ещё будем, я хотела бы стать такой же.
В сегодняшнем обсуждении я участвую не слишком активно, но мучающий барабанные перепонки звук, хочу я того или нет, заставляет включиться.
Элина, на чьем безымянном пальце теперь красуется кольцо с нескромным камнем, напряженно и в то же время трепетно смотрит на держащую её мобильный Ирину Марьяновну.
Женщину исключительной выдержки, потому что она изучает запись невесты Романа, не выдавая лишних эмоций. Люди вокруг тоже стараются брать с Милославской пример, но смазанные ноты и промахи больно режут слух.
Я уважаю девушку за усилия и настойчивость (в конце концов, кому как не мне знать, как сильно может манить мечта), но настойчивость Элины граничит с наглостью и это… Не очень.
Мое присутствие в комнате – скорее всего такое же одолжение Андрею, как и присутствие Элины – одолжение Роману, но представить себя на месте невесты Бутова я не могу. Её навязчивость вызывает во мне отторжение.
Дверь в конферанс-зал открывается и я уже не впервые вижу Аврору.
Помощница Андрея мотается туда-обратно как белка в колесе. Параллельно с нашей встречей согласовывает с Ириной Марьяновной свои моменты. Я по-прежнему не лезу глубоко в их парламентские дела. Во-первых, ничего не пойму. Во-вторых, глубоко меня никто не приглашал. Но подмечаю, что сегодня Аврора выглядит серьезней обычного. Сдержанной (а может быть даже натянутой, как струна) и взгляд такой… Стеклянный, что ли? Или потухший.
В голову лезут тревожные мысли. Вдруг у них ссора? С Андреем или Игорем?
Помощница Андрея извиняется, что отвлекает, но по Ирине Марьяновне видно, что та с облегчением выключает запись и переключает внимание на Аврору. Они переговариваются. Кивнув, Аврора снова выходит.
И я бы тоже вышла, но нельзя обижать людей.
Мы остаемся внутри с огромным желанием восходящей звезды поучаствовать в мероприятии.
Элина уже не впервые предлагает себя в роли участницы будущей программы. Я лично была свидетельницей двух мягких отказов. Чтобы понимать: сейчас будет третий, к бабке ходить не надо.
Ирина Марьяновна, улыбнувшись, довольно однозначно подталкивает затихший телефон к владелице:
– Спасибо, что дали послушать, Элина, но…
Набрав в легкие воздух, девушка опускается на кресло во главе стола и позволяет себе то, что я бы в жизни не позволила.
– Я подтяну самые сложные моменты. – Элина обещает, не замечая, как несколько присутствующих человек поджимают губы. Ирина Марьяновна – пока нет. Просто смотрит в красивое молодое лицо и позволяет высказаться. – Вокал дается мне сложно, но вы только подумайте, как это будет красиво! Оранжерея. Рояль. Платье. Это одна из самых в исполнении сложных арий! Только настоящие ценители…
Минутой ранее закрытая дверь снова открывается, перебивая Элину на полуслове.
Ирина Марьяновна смотрит на приближающую к ней Аврору, чье лицо всё такое же – безэмоциональное и чуточку даже сероватое. Я волнуюсь.
Она кладет на стол несколько листов и тихо на ухо что-то объясняет Ирине. Та пробегается взглядом и кивает.
– Андрей с Виктором Михайловичем согласовали? – Спрашивает у помощницы Андрея и дожидается кивка. – Хорошо. Тогда дай ручку, пожалуйста, подписываем и…
Аврора, окидывает взглядом стол, но ручку не находит. С досадой шепчет:
– Черт, не взяла…
– Всё хорошо.
– Я сейчас… – Ещё раз кивнув, со спешным шелестом собирает листы и выходит.
Взгляд Ирины, хочет она того или нет, в ту же секунду привлекает пассия Романа.
– Ирина Марьян…
– Элина… – Даже по тому, как Милославская произносит имя, уже понятно, что сейчас девушка получит очередной отказ.
И я не знаю, зачем так настаивать. Почему не прислушаться. Зачем… Позориться. Но встревать не хочу.
– Подождите, пожалуйста, – Элина снова решается перебить.
Ирина Марьяновна смотрит на девушку вроде бы с интересом, но строго. Это не тормозит.
– Пригласить именитых звезд могут все. И да, возможно, они бы исполнили лучше. Но это же скучно! В чем тогда изюминка? Наша. Нашей партии…
У меня даже уши загораются от стыда. Я совершенно не разделяю ее подходы. И не понимаю, почему вдруг становлюсь участницей этого разговора, но девушка поворачивает голову и ловит мой взгляд.
– Виктор Михайлович когда-то предлагал прямо посреди мероприятия спеть Елене. Без каких-то предварительных кастингов. Без прослушиваний… Я помню, меня это так вдохновило!
Становится неловко. Я тоже помню, что тогда отказалась. И предложение, скорее всего, было больше формальным. Чтобы… Сделать Андрею приятно.
Чья ревность сейчас говорит её губами? Личная ко мне или Романа к Андрею?
Ирина Марьяновна вздыхает и качает головой. Я ни за что не хотела бы оказаться на ее месте. Сложно балансировать между депутатами и запросами их не всегда дальновидных избранниц.
– Элина… Виктор Михайлович волен делать то, что считает нужным. Я не ограничиваю его в предложениях. Если он захочет предложить исполнить что-то вам – с радостью. Но пока что программу составляю я. Мы с вами уже обсуждали этот вопрос. Я объяснила вам свою позицию. Вы прекрасная девушка, но у нас не конкурс талантов. И не выставка личных достижений. Мне важно, чтобы мероприятие соответствовало заявленному уровню. А вы…
– Я отшлифую…
– Элина… Я ещё раз повторяю: вы прекрасная девушка, но ваши данные нуждаются в серьезной доработке.
Я разрываюсь между сожалением относительно чувств Элины и абсолютным согласием со словами Ирины.
Вижу, как сначала шея, а потом и лицо получившей очередной отказ девушки становятся всё краснее и краснее. Воздух звенит тишиной и напряжением. Мне кажется, я даже со своего места слышу быстрый сердечный ритм.
Кто-то ерзает. Кто-то покашливает в кулак или тянется за водой. Но факт в том, что Элина сама вынудила дать своему таланту нелестную публичную оценку. И это, я уверена, больно.
Дверь в переговорную снова широко распахивается и в нее влетает абсолютно не причастная к эмоциям невесты Романа Бутова Аврора. На сей раз она даже улыбается. Тревога немного отпускает, но по коже бегут мурашки, когда я вижу, каким взглядом к столу её провожает Элина.
– Я с ручкой, Ирина Марьяновна, – помощница Андрея помахивает найденной ручкой и делает быстрые шаги один за одним, даже по сторонам особенно не смотрит. Но сделать это ее вынуждает раздраженно-требовательное:
– Девушка, – которое бьет по ушам не хуже музыкальных промахов.
Аврора тормозит и поворачивает голову к вставшей с кресла Элине. Она оглаживает юбку по бедрам и смотрит на помощницу Андрея, вздернув безупречный нос. – Скажите, пожалуйста, среди нанятого персонала так принято? Бегать туда-сюда и встревать в разговоры?
Аврора на секунду хмурится, явно недоумевая, а потом принимает решение сгладить.
– Простите. У нас просто срочная подача документов. Ирина Марьяновна…
– Ирина Марьяновна разговаривала со мной, а вы нас трижды перебили.
– Извините.
– Элина, Аврора делает то, что я ее попросила… – Очевидно слишком злая, чтобы тормозить, Элина скользит взглядом по Милославской, но и тут не прислушивается.
Вернувшись к Авроре, практически с ног сбивает жестоким:
– Наверное, сложно обслуживать по очереди двух депутатов. Потом приходится бесконечно бегать и править.
– Элина, хватит. – В голосе Ирины Марьяновны слышна сталь. Элина поджимает губы. Фыркает и плюхается обратно на кресло, чтобы нервно прокручивать подаренное Романом кольцо.
Аврора, замерев на несколько секунд, смаргивает и подходит к Милославской.
Я слежу за ней, и сердце кровью обливается. Она не отвечает. Даже не смотрит в ответ. Только показывает Ирине Марьяновне, где подписать. И я вижу, как при этом подрагивают тонкие пальцы. Разница в том, что на них нет кольца.
Собрав бумаги, Аврора выходит. Я провожаю её взглядом, а внутри разгорается из-за несправедливости.
– Извините, Ирина Марьяновна, – мой взгляд прикипает к красивому профилю. Милославская кивает, принимая моментальные извинения девушки. – Это просто правда так раздражает… Туда-сюда. Туда-сюда…
– А перед Авророй не надо извиниться? – Я слышу свой голос словно со стороны.
Элина смотрит в ответ и имитирует удивление:
– А я хотя бы в чем-то неправду сказала?
– Элина, хватит. Елена, умоляю… Аврора – блестящий юрист. Гордость нашей партии… – Ирина пытается сгладить ситуацию. Я в очередной раз убеждаюсь, что она неподражаема в своей выдержке и дипломатии. Но… Я – всё же не Ирина. Может быть не "пока". С высокой вероятностью я никогда такой не стану.
– Аврора не виновата, что вы не понимаете мягких отказов, Элина, и люди вынуждены говорить резче.
Пухлые губы невесты Романа снова сжимаются. Уже достаточно, Лена. Пора тормозить. Но в моей жизни не так-то много близких. И я буду их защищать.
– Вам стоило бы принять заслуженное "нет" с первого раза и не мучить наши уши своим… Пением.
Я прекрасно осознаю, что звучу грубо, но вместо вины чувствую отмщение.
Видимо, тоже плохая.
– Извините, – веду взглядом по лицам, которые из-за волнения немного расплываются. Испытываю жгучий стыд перед сидящими за столом людьми и Андреем, но о словах не жалею.
Отодвигаю кресло и выхожу, слыша, как за спиной по нарастающей начинают звучать тихие всхлипы, а из салфетницы тянут салфетки.
