Три года взаймы (СИ)

Текст добавлен: 1 ноября 2025, 17:30

Текст книги "Три года взаймы (СИ)"

Автор книги: Мария Акулова

Жанры:

Эротика и секс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Назад к карточке книги

Глава 36

Лена

Из поверхностного сна будто бы за нитку тянет тихое детское кряхтение и следом за ним – причмокивание. Самый сладкий в мире звук.

Я люблю сына так, что умереть готова. Давид – весь мой мир. Огромный источник сил.

Я мама уже полтора месяца и от осознания, что нужно проснуться, тело покрывается липкой испариной.

Я устала. Очень-очень устала.

К звукам младенческих причмокиваний добавляется и шелест одежды. Кресло чуть поскрипывает.

Я открываю один глаза и вижу сидящую в нем тень.

Становится одновременно и легче и стыдно-стыдно.

– Маму не буди, зузунаки, пусть поспит. А мы с тобой сами, да? – Голос Талии Леонидовны укутывает меня облегчением, как одеялом.

А наш с Андреем сын (зузунаки – это по-гречески божья коровка или жучок, бабушка так ласково называет Давида), продолжает с кряхтением опорожнять бутылочку.

У меня много молока. Я сцеживаю. Чаще всего сама встаю к Давиду ночами, но бывает так вырубает, что первой к моему ребенку успевает встать свекровь.

Я ещё какое-то время лавирую на грани сна и яви, но в итоге побеждает материнский инстинкт и ответственность.

Мне даже больно слушать, что он так жадно сосет бутылочку, когда есть моя грудь.

Нужно встать.

Взгляд и разум трезвеют с каждой секундой. Я обещаю себе каждую же секунду оттолкнуться от кровати. Но идиллию улыбающейся Талии Леонидовны и смотрящего на нее своими абсолютно бездонными глазами Давида тоже не хочется разрушать.

Мама Андрея сама замечает, что я проснулась.

Поднимает на меня взгляд и не перестает улыбаться.

– Разбудили, малыш? Прости…

От ее нежности и заботы у меня всегда сжимается сердце.

Талия Леонидовна – невероятная.

Я зря боялась знакомства с ней. И теперь точно знаю: без нее не справилась бы.

Она – спокойная и очень сдержанная пятидесятидвухлетняя женщина. Не повышает голос, не хохочет и не источает излишка эмоций, но внутри нее очень много чувств и энергии. И она умеет заряжать ими окружающих людей.

Свекровь ни разу за эти недели не дала понять, что я безрукая, неопытная или тупая. Не вздыхала. Не подкалывала. А вот помощи от нее я получила массу.

Благодаря Талии Леонидовне я умею правильно качать своего сына. Кормить. Пеленать. Я лучше понимаю, что происходит с ним и со мной.

Благодаря ей я могу позволить себе спать.

Я уверена, что Андрей не отказал бы в няне, но мне больно от мысли, что с первых дней с нашим сыном рядом был бы посторонний человек. Не хочу.

А мама… Пусть и не моя… Это мама.

Приехав на месяц, Талия Леонидовна не покупала обратные билеты и была абсолютно права. Если бы она бросила нас с Давидом в срок, мы полетели бы за ней на крыльях.

Оттолкнувшись от постели, спускаю на пол ноги и сажусь. Тру лицо.

Опередив мои мысли, Талия Леонидовна встает навстречу.

Передает мне сына. Я задираю майку, чтобы приложить к груди.

Поначалу стеснялась делать это при маме Андрея, теперь понимаю, что это глупо.

Талия Леонидовна смотрит на нас с нежностью.

– Это вы меня простите. Он плакал? Я вообще не слышала, – оправдываюсь, качая головой.

На затылок опускается женская рука. Талия гладит меня, и как бы глупо ни было, мне хочется плакать.

Я не привыкла к такому количеству ласки. Мне кажется, я не заслуживаю такой поддержки. Но она есть.

– Нет, не плакал. Я проснулась, зашла. Он бузил. Памперс проверила, оказалось, с подарочком. Поменяли. Решили покушать. Но из мамы вкуснее. Да, зузунаки?

Давид демонстрирует это всем своим видом. Сосет грудь и одновременно с этим пытается крутить ручками-ножками.

Не сдержавшись, я склоняюсь и делаю жизненно-важный вдох с запахом парного молока, младенчества и абсолютного счастья.

Мои гормоны в бешенстве. И я понятия не имею, когда этот шторм кончится. Просто благодарна судьбе, что не одна в нем.

Кормлю Давида и чувствую, как начинаю клевать носом. Талия Леонидовна тоже замечает.

Сын толкает грудь.

– Я его уложу, не переживайте, Талия Леонидовна, – мне неловко обращаться к маме Андрея и по имени, и как-то иначе кроме как с отчеством. По взгляду всегда считываю легкую иронию, но победить себя не могу.

Мне кажется совершенно неуместно мамой звать свекровь, когда ты – договорная жена на три года.

Как обращалась к ней Ксения спросить язык тоже не поворачивается. Мы – разные Андреевы жены.

– Вместе всех уложим. Давай.

На самом деле, я дико хочу спать. Поэтому когда Талия Леонидовна берет из моих рук Давида, испытываю благодарность.

– Ложись, Лен.

Свекровь садится в изножье кровати и кладет подушку себе на колени. Я послушно падаю на нее ухом. Укрываюсь по подбородок пледом. Стонать хочется от удовольствия.

Одной рукой мама Андрея удерживает внука, а вторую я чувствую у себя на волосах.

– Андрей перезвонил? – Спрашивает тихо и у меня снова сжимается сердце.

Днем он не взял трубку. Мы волновались.

– Да. Вечером. Завтра утром уже дома будет.

– Славно как…

И страшно.

Талия Леонидовна гладит меня, перебирая пряди и тихо-тихо поет колыбельную. Я даже не знаю, кому: мне или сыну. Но мы оба очень ей доверяем.

Уплываем в сон под звуки греческих баллад и тихого:

– Дети мои, дети…

***

У Давида есть не только бабушка, но и дедушка.

С отчимом Андрея, Яннисом Игнатьевичем Стаматисом, я тоже теперь знакома. Он прилетал к нам на неделю. На дольше не смог – в Греции ждет нуждающийся в постоянном контроле бизнес.

Но Андрея он растил как сына и на внука не посмотреть не мог бы.

Яннис – очень открытый, улыбчивый смуглый мужчина с огромной-огромной душой. Давид влюбился в него с первого взгляда, я это почувствовала.

Сейчас раз в день он обязательно звонит Талии Леонидовне или даже мне, чтобы мы по видеосвязи показали внука.

У родителей Андрея есть младшая дочь – Дария. Ей семнадцать и она только поступила в ВУЗ в Америке. Но пусть Андрей Яннису Игнатьевичу не родной и все это знают, он воспитал его как сына. Давида считает внуком. Для меня это… Необычно.

Узнать, что у Андрея есть младшая сестра, было шоком. Я понимаю, что они не сильно близки – между ними разница в пятнадцать лет. Плюс детство Дарии прошло в Греции в те годы, когда сам Андрей покорял столицу.

Но чем больше я узнаю про его семью, чем лучше с ними знакомлюсь, тем более странно себя чувствую. С одной стороны, как будто глубже среди них. С другой… Ну я же им чужая. Мне неловко.

Талия Леонидовна иногда говорит, что мы с Давидом помогаем ей отвлечься от тоски, потому что ее дети слишком рано вылетают из гнезда. Она оба раза была не готова.

По тому, как они ведут себя с Андреем, я тоже делаю некоторые выводы. Он сдержанный со всеми. И со мной. И с мамой. И с отчимом. Со мной, может быть, даже меньше.

Единственное его исключение – сын.

Я не знаю, когда именно Андрей его принял, но определенно ещё до родов. А после у них случилась такая важная для всех для нас любовь.

Андрей – прекрасный отец. Он держит каждое из данных слов. Защищает. Заботится. Учится.

Мы все сейчас живем в нашем большом доме. Точнее, уже моем.

Андрей сказал, что оформлять документы начал давно, но из-за специфики его деятельности это заняло больше времени. Через несколько недель после рождения нашего с ним сына Андрей вручил мне дарственную.

Мне двадцать два. И у меня теперь есть свой дом в элитном поселке в пригороде столицы. У нашего с Андреем сына – депозит, на который каждый месяц до совершеннолетия будет перечисляться часть дивидендов с деятельности компании, которую Андрей передал в управление на время депутатства.

Я не знаю, это последствие моих слов перед родами или его личные решения, но ни от чего не отказываюсь.

Это я сказала, что мы не знаем, что будет дальше. Он просто услышал.

Последние две недели Андрей провел на Побережье.

Снова лето. Депутату Темирову снова приходится ехать к нашему морю по партийным делам. Только на сей раз там не жду его я.

Мне волнительно, чтобы не сказать страшно. Уезжая, он выглядел уверенным. Возможно, более сконцентрированным, чем стоило бы для моего спокойствия, но и волноваться за него совсем уж в открытую я не могу.

Этого не предполагает наш договор.

На мне – наш сын. На нем – окружающий мир. Мы разделили обязательства.

Андрей злился на меня за то, что обманула и не сказала, что роды начались. Уже позже спрашивал, почему. Я ответить толком не смогла. Но продолжаю думать, что поступила правильно. Не хочу потом слишком много и красочно помнить о нас с ним. Я и так перегнула.

Да и мне только казалось, что там я была одна. На самом деле если кому-то и было страшно и одиноко, то это нашему зузунаки. Но он теперь с нами.

Мы с Андреем созваниваемся и переписываемся. Я бросаю ему фото и видео сына. Он реагирует по-разному. Когда сразу. Когда с задержкой. Когда с вопросами, когда просто сердцем или улыбкой.

А вот про дела на Побережье рассказывает неохотно. Я почти ничего не знаю.

Вчера почти весь день был не в сети. Трубку не брал. Я извелась вся.

Сердце всё ещё ноет из-за дяди и вообще нашей семьи, но забота о сыне оставляет слишком мало времени на мысли обо всем остальном.

Сегодня Давидка спит хорошо. Долго. А вот я вскакиваю ни свет, ни заря и не могу угомониться.

Принимаю быстрый душ, расчесываю влажные волосы (сушить их – роскошь), спускаюсь вниз с радионяней и даже кофе в тишине пью.

Через двадцать минут в кухню спускается Талия Леонидовна. Ей наши бессонные ночи тоже даются непросто, но она ни разу не упрекнула и не пожаловалась.

Зевает незаметно, отмахиваясь от моего предложения заварить ей кофе.

– Я сама сделаю, зайчик. Только тебя я ещё не гоняла.

– Мне не сложно, – женщина задерживается взглядом на моем лице. Ее губы медленно расцветают улыбкой.

– Глаза блестят. – От замечания становится неловко. Я опускаю взгляд в свою чашку и закусываю уголок губ. – Андрея ждешь?

Внутри всё ухает. Потому что да. Но в то же время потому что всё сложнее, чем ей кажется.

Киваю и не хочу развивать. Да, я его жду. Только вы не знаете, что между нами договор. Я влюбилась, а он…

По радионяне слышу кряхтение сына. Поднимаюсь на второй этаж, даже благодаря Давида, что оборвал наше с его бабушкой общение.

Проведя все привычные утренние процедуры, гуляю с ним по спальне, покачиваясь, когда слышу гул ворот.

Реакция тела моментальная: пульс частит, под коленками слабость.

Андрей приехал.

Мы с Давидом осторожно спускаемся на первый этаж и идем к двери.

Я толкаю ее и успеваю выйти на террасу. Андрея встречаю тут.

Пробегаюсь придирчивым взглядом по мужу. Он цел. Невредим. Я понимаю, что накручивать себя глупо, но допускала всё на свете.

А ещё он обещал, что в июле будет попроще, но на исходе июня как-то не верится.

Мы смотрим друг другу в глаза и я не могу оторвать свои. Облизываю пересохшие губы.

Слышу, как за спиной из дома выходит Талия Леонидовна.

Немного наклонившись, Андрей прижимается к моим губам. Я отдаю ему сына.

Взгляд карих глаз перетекает на Давида.

Внутри меня – и счастье, и отчаянье.

Я не ревную Андрея к сыну, но мне сложно тормозить себя в желании видеть в нас больше.

Очень сложно.

Очень-очень.

Андрей смотрит на него с неповторимым восторгом, придерживая головку, прижимает малыша к себе со знанием дела, хотя мы всему вдвоем учились.

Носом вжимается в висок малыша и вдыхает.

Тебе тоже вкусно?

Дава хныкает, Андрей покачивает.

– Маме тебя вернуть? Совсем не нравлюсь?

Это просто шутка, но я не могу сдержаться:

– Ты нравишься, – снова привлекая внимание к себе. Андрей замирает взглядом на моих глазах. Спускается вниз. Губы горят. Я их сжимаю.

Между нами сейчас нет ничего. Только вот такие короткие поцелуи в губы.

Нам некогда. Да и я не уверена, что хочу… Продолжать.

Муж смаргивает. Улыбается.

– Ему или тебе?

Я снова невпопад розовею. От необходимости отвечать меня спасает Талия Леонидовна.

Она цокает языком и подходит к сыну с внуком. Сжимает лицо Андрея и изучает пристально. В открытую. Не то, что я. Потом, встав на носочки, целует в щеку.

– С приездом, Андрюш.

– Спасибо, мама.

– Не бритый и еще удивляется, что сыну не нравится.

За все полтора месяца я от свекрови не получила ни одного замечания, а Андрей… Гору. Но он не злится. Улыбается.

Без споров отдает сына маме, разжимает воинственный маленький кулачок и целует ладошку.

Шутя над мамой, трет ручкой свой подбородок. Дава и правда кривится и хныкает. Талия делает большие глаза, а я улыбаюсь.

– Вре хазули! (Прим автора: «вот дурачина!» на греческом) – Талия Леонидовна качает головой и «забирает» у Андрея уже ручку.

Развернувшись, уходит обратно в дом, ожидаемо, но совсем неожиданно оставляя нас наедине.

Я… Не готова.

Андрей снова смотрит на меня. Дальше – делает шаг. Я дрожу.

– Ты завтракать будешь?

Мотает головой.

– Мне в город надо. Вечером вернусь.

Киваю. Мне его жалко. Ночь в дороге и снова в нее же. Но, с другой стороны, эгоистично радуюсь.

Я так ждала… А он приехал и мне с порога сложно с ним. Хочется сократить дистанцию, которую я изо всех сил держу.

Мы – родители. Прекрасные родители прекрасного ребенка. Между нами – партнерство. Поддержка. Искренность. У нас есть, чем заняться, кроме как выяснять, что мы друг к другу чувствуем.

– В душ схожу и поеду.

Снова киваю. В горле сухо и отвечать словами сложно.

С опаской слежу за мужской рукой. Он тянется ко мне и трогает кончиками пальцев горло. Скользит вверх до подбородка. Сердечный ритм снова ускоряется.

Спустившись, сжимает уже мою кисть и тянет к своей щеке. Прижимает и трется. Мучает меня. С порога мучает.

– Правда колючий?

– Да. Немного.

– Черт.

Мне нравится.

– Даже кофе не выпьешь?

– Кофе выпью, если сделаешь.

– Конечно.

Андрей подается вперед, я увиливаю. Обхожу и быстро направляюсь в дом.

Я понимаю, что Талия Леонидовна дала нам возможность наедине побыть. Она периодически так делает, но… В этом нет нужды.

Я чувствую взгляд мужа спиной, но недолго.

Где-то на полпути к кухне Андрей обгоняет меня и практически взлетает пружинящей походкой вверх по лестнице.

Пока вижу его спину – оторваться не могу.

Кофе готовлю, то и дело стряхивая головой, чтобы сбить морок.

Андрей спускается свежим и будто бы отдохнувшим.

Пока пьет кофе, говорим о сыне, и я снова его провожаю.

Глава 37

Лена

Андрей приезжает не поздно. Успевает на купание Давида.

Сначала я стою в ванной немного в стороне. Слежу, как Талия Леонидовна контролирует Андрея, помогает и подсказывает. Потом вообще выхожу.

Нет, мне интересно смотреть. Это мило. Трогательно. Сердце замирает.

Но я стараюсь быть мудрой и давать возможность Андрею привыкнуть к сыну не только рядом со мной, но и наедине.

Вообще Давиду нравится папа. Я не думаю, что к малышу уже применимо слово «любит», но утром, видимо, его правда напугал или незнакомый запах или колючие щеки. Вечером всё не так. Он тянет ручки к лицу Андрея и смеется под брызги тепленькой водички.

Оставив Темировых втроем, я испытываю досаду, но разрастаться ей не даю.

То, что у меня благодаря свекрови и мужу есть личное время через полтора месяца после рождения первенца – это роскошь. За него надо быть благодарной и тратить с умом.

Принимаю душ без спешки. С любопытством изучаю тело в зеркале.

Мои роды были болезненными, но как сказала врач – минимально травматичными.

Бедра сейчас шире, чем я привыкла, но вроде бы встанут на место. Живот снова почти плоский. Грудь больше, но я себе, честно говоря, с ней нравлюсь.

По результатам осмотров я восстанавливаюсь быстро. Врач постоянно хвалит нас с Андреем за то, что не затягивали. Говорит, через год можно смело заниматься вторым.

В ответ на эти слова я опять-таки неловко улыбаюсь, но не спорю.

В других условиях… Да. Я хотела бы второго ребенка.

Давид дарит мне огромный спектр эмоций. Но, мне кажется, с братом или сестрой ему было бы еще лучше. Вместе расти. Сначала драться, а потом становиться лучшими друзьями на всю жизнь.

Сейчас я осознаю, что ещё раз отложить свои мечты мне было бы совсем не сложно. Да и мечты сейчас уже другие. Но… Это всё разговоры без оснований.

Договор на второго ребенка мне никто не предлагал. Да и я уже не соглашусь.

Выхожу из гостевой ванной, одевшись в мягкую, пахнущую цветочным кондиционером для белья, пижаму.

Возле кроватки Давы застаю только Талию Леонидовну.

Она улыбается внуку и гладит его.

Я вхожу в свою спальню на цыпочках, но свекровь всё равно слышит. Оглядывается. Улыбается шире.

– Андрей уложил. – Произносит с гордостью. И я ее тоже испытываю.

Жалею ли, что пропустила? И да, и нет.

Для меня бывает слишком много. Сначала я смотрю на них и захлебываюсь счастьем. А потом развидеть не могу. Пережить. Отрезветь.

– Соскучился сильно, – чувствую, как горло сжимается.

Киваю, обнимая себя руками.

– И по сыну, и по тебе.

Улыбаюсь немного вяло. Мажу взглядом по лицу Талии Леонидовны, но задержаться на внимательных глазах не могу.

Она не знает, что наш брак договорной. Андрей ей не сказал. И я не буду. Но иногда так хочется…

Свекровь подходит и растирает мои почему-то вдруг покрывшиеся гусиной кожей плечи.

– Какая у меня невестка красивая…

Комплимент вызывает неадекватную, скорее всего, реакцию. Но я никак не привыкну, что приятно сказать могут так… Просто.

Краснею и нервно дергаю уголки губ вверх.

– Спасибо, но…

– Без «но», Лен.

На строгое замечание отвечаю смиренным вздохом.

Талия Леонидовна тянется ко мне и, почти касаясь губами щеки, говорит тихо:

– Сходи поспрашивай у него, как съездил. Мне ничего толком не сказал. Жене не откажет.

Её слова звучат желанно и запретно. Сама я не рискнула бы. А так…

– На тебя вся надежда, зайка. Будь нашими ушами…

Сглатываю и киваю.

У меня тоже куча вопросов. Но я бы ждала, пока Андрей хотя бы что-то скажет сам.

Хочу взять радионяню, но Талия Леонидовна забирает ее из моих рук, ловит взгляд глазами и в них очень внятно говорит:

– Я побуду с Давидкой. Ни на секунду не оставлю, пока не вернешься, хорошо?

Киваю.

По телу табунами бегают мурашки. Что она делает – понимаю.

Она просто невероятно хорошая мама и свекровь. Ксении когда-то так повезло… Почему же не берегла?

Иду в сторону спальни Андрея, чувствуя, как в животе в казаки-разбойники играют бабочки. Порхают там. Щекочут изнутри.

Я часто думаю, как можно было не ценить ту жизнь, которой сейчас живу я?

Да, Андрей без конца занят. С ним нелегко. Но я бы многое отдала, чтобы быть настоящей, а не…

После короткого стука захожу в его спальню, но здесь мужа он. Он в ванной. Слышу это по работающей вытяжке.

Стучусь ещё в одну дверь и слышу:

– Входи.

Делаю это аккуратно.

Сначала приоткрываю дверь на полоску. Потом шире… И шире… Юркаю внутрь.

Как будто ныряю.

Андрей полураздет. Точнее одет наполовину. Торс голый. Спина тоже.

Мой взгляд прилипает к увитым мышцами плечам и спускается вниз до узкого таза.

Муж легонько кашляет, я тут же «сбегаю» вверх. Встречаюсь с ним глазами в зеркале. Мои – перепуганный. А в его – смешинки.

Я понимаю, что попала. Влипла. Сама пришла. Повелась.

Тело наливается желанием. Запах мужского геля для душа будит сладкие воспоминания.

Андрей разворачивается и в несколько шагов подходит.

Давит не дверь. Замок щелкает, ограждая нас от мира.

Прекрасно зная, что инициативы от меня сейчас не дождешься, сам забрасывает на плечи мои руки.

Боже… Зря.

Склонившись, подныривает и целует в шею, щеку. Трется.

– Привет.

Я в ответ могу только кивнуть, чувствуя губы на уголке своих.

Он прав, мы за сегодня ещё не здоровались.

– Я побрился, – щекочет кожу дыханием и улыбкой, отчитываясь. А я таю.

От него пахнет сексом. И исходит секс. Язык липнет к небу.

А муж, не теряясь и не ожидая разрешения, скользит ладонями по моему телу и сначала через ткань, а потом, оттянув ее, сжимает ягодицы до боли.

Черт, как хорошо.

Приоткрытые мужские губы нависают над моими. Он хочет секса.

Я тоже хочу. Но…

Давлю на плечи, и силой воли заставляю свой взгляд хотя бы немного протрезветь.

Смотрю в глаза Андрею, там… Всё. Вроде бы знакомое до боли, но до боли же запретное.

Он меня хочет. Он хочет, как раньше. Но я уже как раньше не смогу. Я дала слабину из-за беременности. Я горжусь тем, что достойно прошла это испытания. Если бы ставила себя выше сына – поплатился бы он. Я справилась. И дальше тоже должна.

Андрей еще раз подается вперед, но я врезаюсь между нашими ртами пальцами. Давлю. Он целует. Сжимает ладонь и тянет вниз. Я позволяю опустить её на горячий пах. Искры из глаз – и у него и у меня. Вожу вверх-вниз по возбужденному члену. Черты мужа становятся резче. Он хочет больше.

Я тоже.

Опуститься на колени и взять в рот. Или вдвоем – возле зеркала. Но будущее шпарит крутым кипятком. Еду ладонью выше и упираюсь обеими в грудь.

– Как ты съездил? – Спрашиваю, отлично считывая во взгляде Андрея вспышки агрессии. Он не хочет ни говорить, ни уж тем более рассказывать.

Трахаться хочет. Ебаться. Он уже почти два месяца на голодном пайке. Я тоже.

Просто сил нет его отпустить. И сдаться ему тоже нет сил.

Андрей бунтует. Мне кажется, про себя – матом. Но депутат умеет контролировать себя и сдерживаться.

В конце концов, мы не только на моих стараниях достойно прошли эту беременность. Он вложил не меньше терпения, чем вложила я.

Шумно выдохнув, Андрей делает шаг назад.

– Нормально.

Отступив, присаживается на мраморную столешницу и тянет меня за руку ближе.

Напряжение стремительно спадает. Он попытался… Я не дала. Так уже было. И так ещё будет, пока мы не выясним всё однозначно.

Андрей берет меня за руки и гладит ладони. Это тоже очень-очень приятно. И это о нашей близости. Партнерстве. О том, что между нами на всю жизнь.

– Побережье на месте. Войны продолжаются.

– Всё плохо?

Он ненадолго отпускает мою руку и покачивает ладонью в воздухе. Насколько я ему верю? Не очень. Но альтернатив у меня нет.

Потом снова берет и гладит.

– Ты был в Меланфии?

Кивает.

Мое сердце ухает в пятки и начинает биться быстрее. Я теперь мама. Я родила на свет нового Шамли, пусть фамилия у нашего с Андреем сына другая, кровь в нем поровну от нас. Из меня никогда до конца Меланфия не выйдет, где бы я ни жила.

– И в Кали Нихта тоже был. – Я немею так же, как онемела с Талией Леонидовной. Глазами прошу: продолжай…

– Твой брат там сейчас за главного.

Это я знаю. Старший сын дяди Димитрия вернулся на родину.

– Мне кажется, он вменяемый и трезвый. – Между строк сквозит «в отличие от твоего покойного дядьки». Я киваю. Так и есть. И не обижаюсь.

– Да. Матвей хороший. У них с дядей Димитрием часто получилась конфликты. Он поэтому и уехал быстро.

Теперь кивает уже Андрей, не демонстрируя мне свое очевидно отрицательное отношение к подходам дяди.

Хочу спросить, видел ли Андрей Петра, но что-то люто тормозит.

Вроде бы у него с дня на день назначена свадьба. Это хорошо. Это значит, на Побережье не только воюют. Не только хоронят. Там и счастье тоже живет. Мы туда с Давидом сможем ещё приехать.

– Они спрашивали… Про меня и Даву?

Я готовлю себя к тому, что Андрей нахмурится и мотнет головой. Если не спрашивали – не станет врать. Но происходит не так. Он сильнее массирует мои ладони, сжимая ощутимее, и кивает.

– Да. Тётка спрашивала. Та, которая главная у вас за кухню.

– София?

– Наверное. Я не запомнил. Просила фото показать. Сына.

Глаза наполняются слезами тут же. Это мелочь. Но господи, как важно!

– Ты показал?

– Да.

– Спасибо.

– Сказала, на отца твоего похож. И на меня.

Андрей коротко улыбается и мы довольно долго стоим в тишине. Я пытаюсь совладать с собой.

– А я на маму похожа… – Шепчу, хотя никто не спрашивал.

– Видимо, у вас, у Шамли, сыновья на отцов. Дочки – на матерей.

Очень хочу ответить, но не могу. До эмоциональной стабильности мне ещё очень далеко.

Андрей встает и, сделав шаг, оказывается близко-близко. Я скольжу взглядом вверх, практически задевая кончиком носа грудь.

– Вообще там за год всё изменилось, Лен. Как будто ты уехала и забрала с собой южное волшебство. – Слышать подобное – совсем неожиданно. Это не сухой пересказ фактов. Это ощущения. Я очень ценю такую открытость.

– Как это?

– Напряжение в воздухе.

– Они в опасности?

Андрей мотает головой.

– Нет. Твой брат подходит мудро. Мы с ним обсудили, что делать. Если он не будет дурить – мы поможем.

«Спасибо» застревает в горле. Это ты для меня или для сына?

– А с дядей…

– Видимо, правда совпадение.

Андрей не говорил бы, не будь он хотя бы на сколько-то уверен. Сначала информация проникает внутрь. Дальше… Я испытываю облегчение. Нет, я продолжаю скорбеть о дяде. Мне жалко, что так. Но я уверена, что он не хотел бы умереть, оставив своих детей наедине с неподъемными ещё и чужими долгами.

Стряхнув головой, возвращаю себя в реальность к мужу.

Смотрю в глаза. Вижу в них усталость. А перед собой – лучшего в мире отца моего сына.

Привстав на носочки, ласкаю действительно гладко выбритые щеки, хотя не соврала: мне нравится и когда он колючий, и когда пахнет гелем после бритья. Любой нравится. Я бы вечность с ним провела.

Крепкие руки сжимаются замком вокруг моей талии. В его теле сейчас уже не чувствуется тот пыл, с которым он меня встретил. Видимо, снова смирился.

А я трогаю губами подбородок, губы, задерживаюсь.

Хочу толкнуться языком, но торможу себя.

Глажу волосы. Трусь кончиком носа о кончик носа.

– Твоя мама сказала, ты сам уложил жучка.

Андрей улыбается. Я таю от его улыбки. У них с Давой они очень похожие.

– Он быстро вырубился.

– Он чувствует, что с тобой можно не волноваться ни о чем. – И я так чувствую.

Ты для всех для нас – гора. Стена. Поддержка.

– А я-то думаю, почему мы дважды памперс меняли. Расслабился пацан наконец-то. Две недели в напряжении.

Смеюсь звонко в ответ на Андрееву полушутку.

Трусь о его кожу кошкой. Даю себе секунду… И секунду… И секунду на позволенные ласки. Дальше – выдыхаю и падаю на пятки. Делаю шаг назад.