412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Акулова » Три года взаймы (СИ) » Текст книги (страница 12)
Три года взаймы (СИ)
  • Текст добавлен: 1 ноября 2025, 17:30

Текст книги "Три года взаймы (СИ)"


Автор книги: Мария Акулова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 31

Лена

Андрей не обещал сегодня приехать, но вечер мы проводим за одним столом.

Я не звонила мужу, он не звонил мне. Мы просто встретились сначала глазами, а потом губами на пороге дома. При каждой встрече с ним – внутри меня чувственная вспышка. Но сегодня она быстро гаснет из-за накопленных за день новостей и мыслей.

Выйдя из конференц-зала, я застала Аврору в уборной. Она старалась скрыть, но по глазам было видно, что плакала.

Задело.

Конечно, задело.

Мы не называли друг друга подругами, но иногда очень нужно просто обнять. Я знаю это благодаря Андрею.

Из офиса мы с его помощницей уехали вдвоем. Несколько часов провели в кафе.

Делиться сложно. Я, наверное, полноценно своими страхами не смогла бы ни с кем, но теперь знаю, что жестокая Элина, решив сорвать зло на ни в чем не виноватой девушке, вмазала больнее, чем хотела. А может быть ей всё равно, насколько больно.

Об отношениях Авроры с Игорем пошли опошляющие происходящее слухи. Чтобы не портить девушке карьеру и жизнь, Игорь предложил расстаться.

Сделал это поздно, когда Аврора уже по уши влюбилась. Думаю, он не меньше. Ему кажется, он тянет ее вниз. Ей двадцать пять. Она молодая, амбициозная, цветущая. Ему тридцать девять. У него двое детей-подростков и тень погибшей любимой жены на лице. Скрытный характер. Иссохшееся сердце.

Невозможно заставить другого человека быть с тобой, но и себя невозможно заставить по щелчку пережить.

Аврору бросает из крайности в крайность. От увольнения, чтобы оборвать все контакты, до желания приехать и вывалить свой гнев, а вместе с ним и боль, на мужчину.

Мы разъезжаемся, когда Аврора в сотый раз повторяет, что с ней всё хорошо.

Хорошо ли со мной? Вряд ли. По ощущениям, багажник машины до отказа нагружен мыслями.

– Лен… – Поднимаю глаза от тарелки и ловлю взгляд Андрея.

Он, наверное, что-то говорил, а я пропустила.

В последнее время мы даже не обсуждаем, когда он приедет, когда нет. Бывает – живем вместе неделю. Бывает – на несколько дней пропадает.

Мы то вместе ночуем, то нет. Он может заработаться и не прийти в мою спальню. Мы можем лечь вместе. Смотреть фильмы. Просто молчать. Целоваться. Трогать друг друга. Разгораться и красочно кончать или потухать в процессе и всё равно сладко засыпать.

Я понятия не имею, так ли в других, нормальных, парах. Но для нас это норма.

Договорную жену можно полюбить?

Потому что договорного мужа – да. Я знаю.

– Что случилось? – Андрей не журит меня за невнимательность, но, вздохнув, откладываю вилку с ножом.

– Ты знаешь, что в Кали Нихта был пожар? – спрашиваю на одном дыхании, а ответ получаю даже раньше, чем слышу.

Спустившись взглядом по моему подбородку и шее, Андрей смотрит в центр стола, хмурясь. Снова поднимает глаза к моим.

Знает. Теперь второй вопрос: давно?

– А ты откуда знаешь? – В считанные секунды заставляет меня вспыхнуть.

– Ты считаешь, это не мое дело?

Вздыхает. По глазам видно, что он раздражен. Не хочет обсуждать. Со мной? Вообще? Не знаю.

Молчит. А я выпаливаю:

– Это мой дом.

– Из которого ты сбежала, Лен.

Он смягчается под конец фразы, но я все равно отворачиваюсь, потому что обидно. Делаю несколько размеренных вдохов. На автомате поглаживаю живот.

Вернувшись к лицу нахмуренного мужа, объясняю:

– Зла я там никому не желаю. И если у них происходит что-то плохое… А ты знаешь, что там происходит… Тоже хотела бы знать.

Ответное молчание больно режет слух и множит сомнения.

От меня нельзя скрывать то, что касается родного дома. Я так считаю. А Андрей?

Муж подается ближе, но это ничтожно мало с учетом длины нашего стола.

– Там местные мутки и войны. Они были всегда. И ты всегда о них понятия не имела. Твой дядя вполне осознанно связался с Мелосами. Хотел через тебя породниться, но когда сорвалось, пообещал абсолютную лояльность и всё равно пролез в круг приближенных. Кто виноват в том, что Мелосы его используют в опасных делах?

Пульс подскакивает. Я чувствую его в горле и там же онемением растекается страх.

– Насколько всё плохо? – Спрашиваю плохо ворочающимся языком.

Андрей пожимает плечами.

– Мелосы оформили на твоего дядю несколько больших займов. С возвратом возникли проблемы. Шантаж. Угрозы. Вот теперь поджог. Думаю, всё плохо. Но это не твое дело. Ты занимаешься ребенком, помнишь?

Киваю.

Опускаю голову и смотрю на живот.

Я занимаюсь ребенком, но как отречься от знаний?

– Кто тебе сказал, Лен?

Снова поднимаю глаза на мужа.

– Позвонила двоюродная сестра. Родная дочка дяди Димитрия. Мы вместе росли. Но она ничего такого не сказала. Просто, что дядя в больнице.

– Лежать в больнице проще, чем отдавать долги. Я не жду от тебя кровожадности, Лена, но ты сама знаешь, что твой дядя не лучший человек. Его спасать мы не будем. – Я и не просила.

Нерациональная обида за всех Шамли разбухает в горле комом.

Мне становится стыдно разом за нас за всех перед господином депутатом. Слишком мы… Жалкие на безупречном даже после череды скандалов фоне. Слишком много создаем проблем.

Впрочем, я сама напросилась.

Взгляд скатывается с лица Андрея на стол. Я киваю.

– Лен…

Андрей зовет, но я не хочу больше по ним топтаться. По нам. Мне надо подумать. Переварить.

Сработав на опережение, прокашливаюсь и встаю. Собираю тарелки и уношу в кухню.

В следующий раз мы снова сталкиваемся с Андреем в дверном проеме. Он держит в руках два блюда, за которыми я собиралась вернуться.

Чуть не врезаюсь в него животом. Запрокидываю голову, растягивая шею.

– Мне не сложно. Когда я работала у дяди даже любила разносить и убирать посуду. – Пока ты меня оттуда не забрал совсем в другую жизнь.

В миллион раз лучше. Но… Эту я не заслужила. Ты тоже так считаешь?

Мой дядя – не лучший человек. А я – обуза?

– Мне тоже не сложно. – Андрей парирует своим коронным спокойным голосом и ставит блюда на стол-остров.

Наблюдает, как я перекладываю еду в лотки, из которых через два дня скорее всего выброшу, и ставлю блюда в посудомойку.

Чувствую то лопатками, то щекой взгляд. Андрей не уходит.

Ему, как назло, никто не звонит. У него, как назло, этим вечером нет своих дел.

Потянув из рулона несколько салфеток, вытираю влажные руки и поворачиваюсь, прижимаясь ягодицами к столешнице, сохраняя тем самым дистанцию.

– Я нахамила невесте Романа Бутова.

Признаюсь, потому что не хочу стать причиной его проблем. Андрей никак не реагирует. Просто смотрит. Я продолжаю:

– Если нужно извиниться – я извинюсь.

– Зачем нахамила? – Его рассудительный подход всегда казался мне поразительным и мудрым. Я до сих не могу привыкнуть, что прежде, чем оголять шашку, люди могут пытаться разобраться.

Внутри коктейль из полярных чувств. Мне неприятно, потому что… Он знал и ничего не сказал. Ну и потому что у него в голове мы… Не очень. С другой стороны… Я люблю его и ничего не могу с собой поделать.

– Она обидела Аврору.

Брови господина депутата приподнимаются. Сложенные на груди руки расплетаются. Пальцы ложатся на столешницу. Я невпопад вспоминаю, как приятно чувствовать их на теле.

Я люблю его нежность. Люблю в нем растворяться. Люблю забывать, что вокруг нас – большой жестокий мир.

– В смысле, обидела?

Вздохнув, возвращаюсь взглядом к лицу Андрея. Я не хочу быть предательницей, разносчицей слухов, которые до него, скорее всего, не дошли, но и молчать уже какой смысл?

– У Авроры отношения с Игорем. Ясинским. – В карих глазах вспыхивает сначала удивление, потом – злость. Он ее гасит.

– Интересно, что ты это знаешь.

Поджимаю губы.

– Моя задача – ребенок, но это не значит, что у меня отняло зрение и слух. Со мной люди тоже могут говорить.

– Лен…

Чтобы взять паузу и не создавать конфликт на ровном месте, отворачиваюсь и выбрасываю комок из бумажных полотенец в урну под раковиной.

Оглядываюсь, у Андрея задумчивое лицо. Он трет лоб.

Видимо, совсем не ожидал.

– Я думаю, это плохой вариант для Авроры.

– Я думаю, Аврора сама способна решать, что для нее хорошо, а что плохо, – отстаивать её мне легче, чем себе.

В ответ получаю быстрый резковатый взгляд. Я всегда очень боялась его взбесить. Казалось, раздражение – худшее, что может возникнуть в договорных отношениях, в которых я от него абсолютно завишу. Но сегодня даже немного приятно.

Усугублять не нужно. Вдох-выдох, Лен.

– Элина нахамила Авроре. Я не сдержалась, сказала в ответ, что она ужасно поет. Если нужно – я извинюсь.

Смотрю на Андрея в ожидании ответа. Он тоже. Ищет что-то. Не понимает до конца, почему я такая… Острая?

Я и сама, наверное, не понимаю. А может быть слишком хорошо.

Все эти дни во мне не хватает смелости обсудить с Андреем главное. Что нужно, чтобы обновить условия нашего договора? И почему этого не делает он. Меня пугают сроки. Я больше не хочу их засекать.

Сморгнув, Андрей негромко отвечает:

– Не нужно извиняться.

Ну и славно.

Кивнув, направляюсь из кухни. Сегодняшний вечер весь какой-то не такой. Минимум ласки. Много слов и напряжения.

Когда прохожу мимо, Андрей задевает пальцами мое запястье. Сжимает его и удерживает. Если бы хотел – легко засек бы ускоренный пульс. Не знаю, нужно ему это или нет.

Притормозив, оглядываюсь.

Его ласка невзначай пронизывает. Взгляд затягивает. Не знаю, зачем, но сопротивляюсь.

– Ты молодец, что заступилась.

Похвала усиливает и без того расшатанное эмоциональное состояние. Раньше мне было легче. Теперь плакать хочется по поводу и без.

Я же не щенок, который любое "молодец" хозяина воспринимает, как высшее счастье в этой жизни? Нельзя так близко к сердцу. Нельзя было пускать прежде, чем разбираться.

Тихо кашлянув, спрашиваю:

– Я хочу связаться с кем-то на Побережье и узнать о дяде больше подробностей.

– Какие подробности тебе нужны?

Молчу.

– Моих недостаточно?

И снова.

– Я могу позвонить Петру? – Я вроде бы готовлю себя к отказу, но тишина в ответ ест нервные клетки, не считая ккалораж.

Андрей смотрит на меня внимательно. Я в ответ тоже. Кристально, как кажется, честно.

– Больше некому? – Мы не кричим друг на друга. Его голос даже тише, чем обычно. Но волоски на затылке всё равно поднимает.

– Петру я доверяю.

Андрей опускает голову и хмыкает. Пальцы размыкаются. Он не давил, но я тру запястье, которое почему-то жжет.

Вернувшись глазами к моему лицу, Андрей отвечает:

– Если хочешь, я сам позвоню Петру. Задам твои вопросы. Тебе звонить не надо.

– Спасибо. Этого мне достаточно.

Развернувшись, ухожу.

Не слежу за передвижением Андрея по дому. Атмосфера сегодня необычная. Другая. Нервная. Не знаю, как правильно объяснить. Вроде бы никто ни перед кем не виноват. Никто никому ничего не сделал. Но происходящее вокруг заползает внутрь и тикает слишком похожими на обратный отсчет на взрывчатке часиками.

Я принимаю душ, невнимательно читаю книгу, уже после полуночи укладываюсь спать с подушкой-подковой. Уверена на девяносто девять и девять, что Андрей останется у себя. Только забросить ногу на удобный валик сегодня не помогает.

Я мучаюсь. Ворочаюсь. Варюсь в мыслях и сомнениях.

Больше всего меня выматывает одно: я хочу поговорить с Андреем начистоту о нас.

Дверная ручка опускается вниз на третьем часу моих бессонных мучений.

До этого я слышала, что Андрей ходил по первому этажу. Потом затих.

Теперь пришел.

Я держу глаза закрытыми и стараюсь дышать размеренно.

Он раздевается, шелестя одеждой. Пользуется моим душем. Выйдя, ложится рядом. Несколько минут – за спиной, скорее всего, смотря в потолок. Дальше, сделав глубокий вдох, переворачивается. Двигается ближе и без спросу делит мое одеяло на двоих. Широкая ладонь едет по животу. Лопатками чувствую его грудь. Затылком – дыхание.

Губы спускаются к шее, отмечая верхние позвонки чередой поцелуев.

Я не зла на него, потому что не за что, да и разве это предусмотрено нашим договором? Но как будто была, а теперь таю.

Мысленный вихрь перестает разрастаться. Суета в голове затихает. Мир сужается до места встречи губ с кожей.

– Спи, Лен.

Странно… Но слушаюсь.

Глава 32

Лена

В тёплом сумраке оранжереи, в просветах между веерами пальм и лианами, под сводами из стекла шуршат голоса.

Широкие пальмовые вайи отбрасывают замысловатые тени на стеклянную крышу и укрытые белоснежными скатертями столы. Аромат экзотических цветов заполняет легкие.

Теплое сияние гирлянд переливается в бокалах и оконных витражах, а живая музыка, которая служит аккомпанементом танцу бабочек под потолком, создает атмосферу незабываемой сказки.

Мероприятие Ирины Милославской, как всегда, превосходит любые ожидания.

Если бы я не знала, какой на это событие был заложен бюджет, решила бы, что один такой ужин способен пустить по миру королевскую семью. Но Ирина Марьяновна и окружающие ее люди не только обладают исключительным вкусом. Они умеют ещё и заполучать лучшее с прекрасным дисконтом.

Вечер, посвященный благородной цели, создает ощущение исключительности. И собственной, и самого события.

А может быть так кажется мне, потому что я сейчас, как никогда, ярко чувствую ценность каждого дня. Считаю их до родов.

И отнимаю от срока нашего с Андреем договора.

Сделав глубокий вдох, поворачиваю и слегка запрокинув голову, чтобы посмотреть на мужа.

Он смотрит в ответ.

Дальше мы не пошли. Мы ничего не обсудили вслух.

Пальцы Андрея легко сжимают мою ладонь. Я так же сжимаю его руку в ответ. Уголки губ еле-заметно дергаются вверх.

Это можно засчитать за признание в любви?

Нет.

Смаргиваю и тоже мягко улыбаюсь. У него ничего, кажется, не меняется. А во мне – каждый день.

Увожу глаза и снова окидываю помещение.

До моих родов – полтора месяца. Сын Андрея ещё не родился, а уже демонстрирует отцовскую амбициозность. Он идет по верхним границам почти всех физических показателей. Наши длинные ноги выросли до 47 сантиметров. Это много. Весим мы уже два с половиной килограмма. Тоже немало.

Если бы я способна была шутить на тему отцовства, сказала бы, что на месте Темирова внимательно следила за сроками, потому что, кажется, рожать я пойду раньше сороковой недели. Но эти шутки для нас неуместны.

Проезжаюсь взглядом по людям, пока не торможу на красиво оголенной женской спине.

Я привыкла видеть Аврору быстрой. Верткой. Куда-то спешащей. В строгом костюме. Брюки со стрелками. Выглаженные шелковые блузки. Юбки-карандаши. Идеально гладкие блестящие волосы в конском хвосте. Я не представляю, когда она успевает и ухаживать за собой, и делать тот миллиард дел, которые есть у них с моим мужем, но, видимо, в этом и кроется секрет: только те, кто успевает всё, не прикрывая лень приоритетностью, достигают успеха.

И своего Аврора добьется очень скоро. Как профессионала её не сбить с пути. Но сегодня она другая. Не помощница Андрея. Не "блестящий юрист и гордость партии". Густые темные волосы водопадом спадают по изящной спине. Элегантное черное платье держится на тонких женских плечах и бретелях-нитях. По позвоночнику вниз застывшей струйкой стекает тонкая золотая цепь. А на пояснице по-хозяйски лежит мужская рука.

Я не знаю, что именно стало поворотным моментом, но на сегодняшнем вечере они с Игорем вместе. Официально. Как пара.

Не замечая меня, Аврора поворачивает голову к своему мужчине. Он смотрит в ответ… И почему-то у меня желудок завязывается узлом.

Я им завидую. Совсем не завидую боли, которую вряд ли можно избежать в любви, но завидую их свободе. Сделанному друг в пользу друга выбору, а не… Как у нас.

Элина извинилась перед Авророй. Я не знаю, на этом настоял Андрей или девушка сама поняла, что перегнула, но итогу рада. Мне кажется, это правильно.

Сегодня в программе выступление невесты Романа нет, но и Бутов, и его будущая жена, конечно же, присутствуют.

Я не испытываю злорадства, что щелкнула девушку по носу. Когда несколько раз находила взглядом их пару, чувствовала себя неловко.

Элина такими глазами следила за выступлением приглашенной певицы, что у меня заныло сердце. Она пела бы в разы хуже, но топтаться по чужим мечтам – совсем не то, чем я хотела бы заниматься.

Сейчас она тоже расстроена. Стоит рядом с женихом и смотрит сквозь стеклянные стены. Напоминает мраморную статую с полупрозрачной кожей.

Мне сложно чувствовать себя в окружении всех этих красивых девушек и женщин хотя бы в половину такой же. Я знаю, что беременность – это временное состояние, но кажется, что растеряла всю свою грацию и навсегда останусь воздушным шариком.

Андрей говорит, что я преувеличиваю, но поверить сложно.

Встречаемся глазами с Романом. Смущаюсь, а он не дает остаться малейшему сомнению, что мой интерес заметил. Удерживает взгляд, немного сужает глаза и улыбается.

Я в ответ тоже. Быстро. И отворачиваюсь.

Среди гостей, конечно же, есть и Валерия с мужем, но у них с Андреем холодная война, которая задевает меня нарочитым безразличием. Он отказался от щедрого предложения объединить знания, активы, связи, усилия из-за нашего сына. И нашего договора. Ей отказали в показательной казни Андрея за неповиновение. Для меня это был бы однозначный финал любых связей, но в их мире всё не так. Сложнее. Я вполне допускаю, что когда-то их отношения снова нормализуются. Но сколько на это времени уйдет… Три года? Больше? Меньше?

Почему меня зациклило именно на трех?

Знаю ответ.

Неосознанно снова сильнее сжимаю пальцы Андрея, он склоняется. На ухо говорю:

– Отойду в уборную, хорошо?

Кивает.

Оставив мужа, выхожу в сад, в котором журчат современные копии античных фонтанов, чтобы передохнуть.

Уже здесь осознаю, что устала.

Споласкиваю руки и придирчиво изучаю лицо. Макияж выглядит безупречно, но я все равно не могу сказать, что довольна своим внешним видом. Многие говорят, что беременность мне к лицу, но я не уверена, что это действительно так.

Сестра больше не звонила. Я узнаю у нее информацию в переписке и только если сама спрошу. Дядю выписали. Это хорошо.

Ему я не звонила и не писала.

Что там с его долгами Андрей больше не говорил. Пообещал связаться с Петром, но пока ничего мне не передавал. Может быть не было возможности, а может быть он надеется, что мой беременный мозг растечется окончательно и я просто забуду.

Допускаю, что так и случится.

С каждым днем мне всё сложнее разбираться, что я вообще чувствую.

Но как бы там ни было, важно только, чтобы там все были живы и по возможности здоровы.

Жизнь моя давно здесь.

Выйдя из уборной, снова попадаю в сад. Оранжерея манит уютом, но свежий воздух в избытке не дает торопиться.

Пишу Андрею, что пройдусь, и ступаю на одну из освещенных дорожек.

Встретив Ирину Марьяновну, пользуюсь возможностью лично выразить свой восторг. На сдержано-сосредоточенном лице всё равно расплывается улыбка. Ей приятно. Мне тоже.

Мы виделись после конфликта в партийном офисе, но она ни разу не дала понять, что мое поведение её задело. Возможно, мне самой стоило бы просто забыть, но когда я вижу у одного из отдаленных фонтанов Элину, решаю подойти.

Тем более, она одна. Без Романа. И это хорошо.

Выставленные Андреем красные флажки отлично работают. Он сказал держаться от этого человека подальше. Хорошо.

Придерживая подол платья, на носочках ступаю по мягкому и немного влажному газону, чтобы не врезаться в него своими невысокими каблуками, но достичь точки назначения не успеваю.

Замерев, слежу, как к Элине быстро и как-то даже резко подходит ее жених.

Сжимает тонкий локоть и разворачивает к себе.

Она вздергивает подбородок и бросает в лицо колкости. Из красивых глаз брызжут слезы.

Элина дергает руку, но Романа это не тормозит. Он склоняется и в лицо что-то негромко, но вполне серьезно говорит.

Элина кривится. Потом толкает.

Он снова отвечает. Девушка выворачивает руку и бьет в грудь.

Меньше всего мне нужно добавлять в копилку неловкостей подобную сцену, но убегать ещё хуже. Я стою.

Элина высказывает жениху в лицо целую тираду. Дальше – он. Возможно, его слова намного больнее. Или весомее. Я слышу обрывки.

"Никто ничего не должен". "Сама виновата". "Певица, блядь".

Даже я испытываю тупую боль в груди. Боюсь, что дальше в Романа полетит кольцо, но, видимо, это слишком радикально. Занеся руку для пощечины, Элина тормозит на произнесенном в глаза "уверена?", сжимает ее в кулак и опустив, чтобы дальше быстрым шагом уйти.

Ругалась не я, но мое сердце ускорилось в разы.

Роман следом не бежит. Дурак.

А может быть дура я, потому что мужчина, повернув голову, во второй раз за вечер за слежкой ловит меня.

Дергает галстук, расслабляя.

– Понравилась сценка? Сорри, мы сегодня не по сценарию Марьяновны, – Спрашивает с сарказмом. Опустив взгляд, изучает носки своих туфлей. Дальше – снова на меня, сузив глаза.

Вздохнув, мотаю головой и делаю шаг ближе.

– Простите.

Усмехается.

Прячет руки в карманы и перекатывается с пятки на носок. Потом назад.

– Забей.

Бросает взгляд вслед сбежавшей невесты. Я тоже.

В голове, как назло, ни одной рядовой фразы, после которой можно было бы сбежать. Каблуки всё же увязли в мягком газоне.

После паузы Роман склоняет голову и прошивает взглядом уже мое лицо насквозь.

Раньше он всегда казался мне скользким. А сейчас как будто из-за эмоций пробивается искренность. Или я придумала?

– У тебя такое хобби, Еленика, доводить мою невесту до слез?

К ее слезам я ни при чем, но медленно ползу взглядом по мужскому пиджаку и торможу на лице. Хмурюсь. А Роман улыбается.

– Не возражаешь, если закурю? – Спрашивает, доставая из кармана сигареты и зажигалку. Я слежу за его действиями. Мы вдвоем прекрасно знаем, что я возражаю. И что я в принципе не должна здесь стоять. А ещё, что намного сильнее возражает Андрей.

Но мужские пальцы тянут никотиновый дротик к губам. Со вспышкой поджигают. Роман затягивается и выпускает дым в сторону. Потом только смотрит на меня и снова улыбается.

– Я хотела извиниться, – признаюсь, Роман улыбается шире. Стряхивает пепел в траву. По глазам читаю, что мои извинения ему уже не нужны.

Неловкость и неуместность ситуации начинает позванивать в висках. В них же голосом Андрея требовательное: «уходи».

И он прав.

Опускаю взгляд и мямлю:

– Мне пора.

Хочу развернуться, но Роман делает шаг и придерживает меня за руку. Глазами выставляю стопы. Без спросу меня трогать нельзя.

Мужчина отпускает. Он… Понятливый. Даже руку поднимает, сдаваясь.

– Извини. Андрей, наверное, запретил со мной общаться? Со всеми, скорее всего, запретил. Ну с теми, чьи слова могут расходиться с его словами.

Сердце замедляется, а потом раз за разом лупит в ребра. Во рту становится горько. В ушах: "уходи".

Роман склоняет голову. Понятливый. Не сомневаюсь.

– Он молодец. В любой ситуации фьють-фьють-фьють, – мужчина рукой имитирует виляние. Я зачем-то слежу за этим. – И распетлял.

"Уходи, блядь, Лена".

"Уходи".

– Любая грязь – как с гуся вода. Ничего не цепляется. Грязный развод. Даже вот тебя взять…

"Лена, блядь, ух…"

Голос в голове замолкает. На его месте – звенящая тишина. Слежу, как Роман снова затягивается и выпускает дым в небо.

Смотрит в глаза, зная, что подцепил.

– Удобно держать жену в изоляции, когда нужно сохранить над человеком полный контроль, как считаешь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю