Текст книги "Зулкибар (Книги 5-7) (СИ)"

Автор книги: Марина Добрынина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)

   В этом случае я прошел все эти стадии, только вот блаженство было очень кратким.

   Сначала я попытался пошевелиться, и только когда это не удалось, открыл глаза. Никакого головокружения. Все видно четко, но непонятно.

   Передо мной стена. Из известняка. Не отштукатуренная, украшений или каких-либо иных опознавательных знаков не наблюдается. Совершенно незнакомая мне стена. Мы явно с ней ранее не встречались.

   Вновь пытаюсь произвести какое-либо телодвижение, с прежним результатом. Интересно, а говорить я могу?

   – Эй, здесь кто-то есть?

   Ага, могу. Говорить и моргать. Замечательно. Пытаюсь выговорить простенькое заклинание, светлячок, потому что здесь темновато. И ничего у меня не выходит. Концентрируюсь и обнаруживаю наброшенную на меня сеть, состоящую из плотных потоков магии и блокирующую мою силу наглухо. Замечательно.

   Значит, когда меня придут калечить, убивать, я смогу громко и отчетливо послать мучителя в неведомые дали. На трех языках, кстати. Вернее, на пяти. Разговаривать по-кирвалионски и кентаврийски я не умею, а вот ругаться – мастерски. Жаль только, что я не могу колдовать, и мои нецензурные выражения могут свидетельствовать разве что о моей фантазии или, скажем, о дурном воспитании.

   Кошусь направо – моя рука, вытянутая в сторону, голая. Влево – аналогично. Вниз посмотреть не могу, а жаль. Даже любопытно, всего меня раздели, или нет? Может быть, я понадобился какому-нибудь любителю или любительнице нетрадиционных любовных утех? Так могли бы попросить, может нашли бы общий язык так, без кражи людей и помещения их неведомо куда. Хотя, нет. С любительницей бы, может, и нашли, но вот с любителем... Это вряд ли.

   Прислушиваюсь к ощущениям, и понимаю, что, скорее всего, раздели полностью. Как-то прохладно. Более того, чувствую, что чего-то привычного мне не хватает. Понимаю, чего. Меня подстригли. Волосы мои больше не падают на плечи. Я, конечно, могу предположить, что их просто кто-то заботливо забрал в хвост, только вот верится с трудом, и лоб что-то щекочет. Сроду я челку не носил. Неожиданно накатывает злость. В самом деле, если бы я хотел подстричься – сделал бы это сам!

   Ну а вместе со злостью приходит понимание того, что я вообще не о том думаю, что я же, все-таки, маг, и говорят, неплохой. И вместо того, чтобы переживать по поводу прически, мне бы местность просканировать. Этим и пытаюсь заняться.

   Понимаю, что обнаруженная ранее сеть не только блокирует силу, но и удерживает мое тело. Оно все оплетено плотными потоками магии. Это даже не заклинания, это будто кто-то взял силу, свил из нее веревки и обвил ими беззащитного стихийника, чтобы не дергался. Цвет, кстати, у магии знакомый, вкус тоже. Незабвенные поклонники как его там, Боруя Серого. Очень любопытно, а я-то им зачем?

   Тут память мне подсовывает какую-то несуразицу, которую я недавно видел. Где? На руке? Вновь пытаюсь, не поворачивая головы, разглядеть собственную левую верхнюю конечность. Чуть косоглазие не зарабатываю, но, в итоге, вижу порез на запястье, окрашенный кровью, уже запекшейся, и только после этого как-то до меня доходит, что раны (а вторая такая же есть и на правой) еще и побаливают. Неприятно, но терпимо.

   Удивляюсь собственному тугоумию. Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, и тут же понимаю, что двумя порезами дело не ограничилось. Есть еще две раны на ногах чуть ниже колена, царапина на шее. Они не глубоки.

   Вспоминаю слова Верлиозии о том, что магия последователей Боруя пахнет кровью. Любопытно, они мною кормятся? Или проводят опыты? Любопытно даже, что лучше? Но зато версия с любителем нетрадиционного секса престает быть основной, и то счастье.

   Делать мне все равно пока нечего, и потому пытаюсь сосредоточиться на структуре опутывающих меня нитей, и, видимо, увлекаюсь процессом, потому что пропускаю появление рядом с собой какого-то субъекта в белой хламиде. Он аккуратно вытирает мои порезанные запястья мокрой губкой. Успеваю обрадоваться тому, что я его вижу – видимо, усилия мои не прошли даром, и теперь я могу поворачивать голову.

   – Ты кто? – спрашиваю.

   Субъект, невысокий, толстый, лысый, тихо бормочет себе под нос:

   – Ты удостоен чести, Ларрен Кори Литеи, мне велено подготовить тебя для встречи с Боруем Серым.

   Меня бросает в холодный пот. Все же, плохо, когда фантазия слишком богатая, особенно в том, что касается подготовки к встрече. Но спрашиваю я не об этом.

   – Откуда ты знаешь мое имя?

   – Кто не знает зятя Равного Солнцу? Разве что глупец, проводящий всю жизнь в пустыне и наслаждающийся обществом коз, – меланхолично отвечает собеседник.

   – Ну, так отпустите меня!

   – Не могу, дорогой, Боруй Серый велел тебя привести. Он велел тебя подготовить. Господин любит, чтобы все было чисто, ничего не мешало. Я подготовил, но братья хотели испробовать твою кровь, и вот теперь мне приходится готовить тебя снова.

   Он произносит это с печалью в голосе. Впору посочувствовать. Ну, как же так! Пришли, суки, и попользовались, а он ведь так старался!

   Насмешливо фыркаю. Услышав это, жрец поднимает на меня глаза багрового цвета, без белков и все так же тихо проговаривает:

   – Я рад, что Вы сохранили бодрое расположение духа. Нашему господину это понравится.

   После чего наклоняется, видимо, чтобы забрать емкость с водой, и уходит, не оборачиваясь.

   Только было собираюсь погрузиться в грусть и отчаяние, как возле меня возникает новый персонаж – высокий, гораздо выше меня и очень худой субъект. У него вытянутое длинное лицо и такие впадины под скулами, что туда можно положить корский орех. Он стар, он очень стар, и он дракон. Не все человеческие маги способны опознать дракона. Я – могу. Слишком долго я, все же, общался с этими тварями. Я их на вкус узнаю, на цвет, на запах. По походке и по манере разговора. Иными словами, дракон – это дракон, меня не обманешь. Но первая мысль, знаете, какая?

   Вот такая: ага, Вера, я же говорил тебе, что Боруй в этом мире?!

   Вот такой вот краткий миг торжества.

   Глядит на меня пристально, после чего брезгливо морщит нос и проговаривает:

   – Ужасно! До чего опустилось нынешнее поколение! Да я такое и есть бы не стал. Куда смотрит твой отец, Верлиозия?

   Что? Она тоже здесь? Когда? Как? Дракон уходит из моего поля видимости. Не понимаю, что происходит. Я... Я чувствую, она тоже здесь, и ей плохо.

   Дульсинея

   – Ну, вот мы и остались наедине, – радостно сообщила я Аркадию и двинулась на бой с кофеваркой.

   – А нам нужно было уединиться? – озадачился он.

   – А ты как думал, морда готская? – добродушно пробурчала я. – Считаешь, что я вот так вот просто позволю тебе ухлестывать за моей единственной внучкой, не выяснив, каковы твои истинные мотивы?

   – Я за ней ухлестываю?

   – Тебя мама не учила, что невежливо отвечать вопросом на вопрос?

   – Дульсинея, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?

   – Зачем тебе Катюха моя?

   – Что значит зачем? Мы просто общаемся. У нас общие интересы.

   – Да-да, оба такие магически озабоченные, что аж переночевать негде. Еще скажи, что она тебе вот ни чуточки не нравится!

   – Она очень красивая. Наверняка дома ее кто-то ждет. Жених. Или муж.

   – Ой, насмешил! Ну, ты ж весь такой глазастый, всех насквозь видишь, а Катьку не видишь? Врал бы да не завирался.

   – Я стараюсь не смотреть.

   – Почему? Не любопытно?

   – Любопытно. Но мне не нужно знать. Я не хочу.

   – Ну, прямо-таки сама деликатность, – проворчала я, протягивая ему кружку кофе, – угощайся. И вот скажи лучше старой бабушке, как ты к Катерине относишься? Только не пытайся врать, а то влуплю по тебе каким-нибудь нехорошим заклинанием и перекосит тебя так, что всю жизнь проходишь в позе танцующего египтянина.

   – Я могу отказаться отвечать?

   – Не можешь! – категорично отрезала я.

   Аркадий задумчиво понюхал кофе, сделал глоток, бросил на меня внимательный взгляд и наверняка пришел к выводу, что так просто не отделается.

   – Обещаешь, что не скажешь ей?

   – Ой, какие мы стеснительные, – умилилась я, – хорошо, клянусь, что не скажу.

   Здесь мир иначе устроен, и клятва моя – пустой звук, но я как женщина честная, планировала ее сдержать.

   – Катя мне нравится. Даже более чем. Но если я останусь рядом, то все закончится не очень хорошо.

   – Это как это?

   – Меня не станет.

   Аркадию в очередной раз удалось огорошить меня. Я-то думала, он тут всего лишь стесняется своих чувств и потому просит Катьке не рассказывать, а он оказывается вон чего – увидел нечто нехорошее, связанное с их будущим. Судя по всему – собственную смерть. Ну, я так и спросила:

   – То есть ты умрешь?

   – Нет. Меня не станет, а Катерина останется. Но при этом она будет со мной. Я не знаю, как это объяснить.

   – Может быть, ты просто получишь по башке и потеряешь память? – предположила я, – это ведь тоже подходит под определение "меня не станет", да? Ну, или вот еще вариант – ты впадешь в кому.

   – Затейливо, – Аркадий даже изобразил подобие улыбки. – Может быть и так. А может быть, и нет. В любом случае, оставаясь рядом с твоей внучкой, я причиню ей неудобства, после того как со мной случится... что-то непонятное. Я считаю, что это будет плохо для нее и следует такую возможность исключить.

   – Да что ты говоришь! – ехидно умилилась я, – а у нее ты спросил? Может быть, ей будет еще хуже, если после окончания съемок ты слиняешь в неизвестном направлении.

   – Я не собирался дожидаться окончания съемок. И сегодня не планировал приходить, но в последний момент передумал. Нехорошо уходить не прощаясь.

   – Ну и не уходи. Кто заставляет-то?

   – Так будет лучше.

   – С чего ты взял, что так лучше?

   – Чем быстрее я уйду, тем лучше. Мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга, в таких случаях расставаться проще.

   – Ой, ну гениальная философия! Ты у нас прямо-таки Сократ во втором воплощении! – профырчала я. – Добрый такой, я аж прям слов не нахожу от восхищения. Увидел что-то непонятное и решил по-быстрому слинять... О! слушай, так ты мож тут мне героя включаешь, а на самом деле вовсе не ради спокойствия Катерины собрался испариться, а чтобы уцелеть?

   – Да, так и есть.

   Что-то как-то слишком быстро мальчик согласился с моим нелестным для него предположением.

   Я не благотворительное общество по спасению заблудших готов, но почему-то не получилось у меня благополучно сделать вид, что поверила и забыть, чтобы потом спокойно помахать ему на прощание ручкой и больше никогда не увидеть.

   – Аркаша, – вкрадчиво мурлыкнула я, – а можно один маааленький такой вопросик?

   Он отрицательно помотал головой, не глядя на меня.

   – Ну, Аркадий, растудыть тебя в тудыть! Уважь бабулю. Один вопрос, и я отстану.

   – Точно отстанешь?

   – Да-да! Непременно! Только пообещай, что правду ответишь.

   – Не могу обещать.

   – Ну, в таком случае я Катьке расскажу все, что ты мне тут наговорил, – припугнула я.

   – Не надо. Задавай свой вопрос, – сдался Аркадий.

   – Как я уже успела убедиться, ты не только судьбу видишь, но и ее альтернативные варианты, так?

   – Это вопрос?

   – Нет, это вступление. Короче, Аркаша, колись, что тебя ждет, если ты не останешься с Катериной?

   – Много чего ждет. А умру я, как и говорил вчера, от рака легких в шестьдесят два года.

   – И все?

   Честно говоря, я была разочарована. Я-то тут себе напридумывала. А все так банально. До того банально, что даже не верится. А я, кстати, волшебница или где? Я конечно не пифия какая-нибудь, но пару примочек для определения судьбы знаю.

   – Аркаша, не двигайся, – заботливо предупредила я и махнула тапком.

   Защиту на этот раз Аркадий не выставил. То ли вдруг настолько стал мне доверять, то ли просто от расстройства не успел это сделать.

   Ну, а меня, как какую-нибудь пифию накуренную, долбануло по мозгам видением.

   Темно. Точнее, сумерки. Я стою на дороге. И одновременно будто вижу ее с высоты птичьего полета. Это не просто дорога, это жизненный путь, проложенный для Аркадия судьбой. В некоторых местах он разветвляется, ставя его перед выбором. Путь, который он выбрал и уже прошел, ярко светится, а тот который еще предстоит выбрать и пройти, мерцает тусклым светом и не все дорожки-ответвления длинные. Какие-то быстро обрываются, а какие-то, наоборот, тянутся очень далеко и ветвятся в разные стороны.

   На пройденном пути ответвлений и развилок тоже много. Вот, например, предпоследняя развилка с забавным выбором – отрезать длинные волосы или оставить. Отрезал, тем самым, выбрав дальнейший путь, который привел к повороту. Если бы Аркадий проигнорировал поворот, отправился прямо, то есть отказался бы от участия в шоу, то жизнь его тянулась бы размеренно, и умер бы он в шестьдесят два года от рака легких. Но он выбрал поворот. То есть пошел на шоу. И вот теперь у него очередная развилка из двух вариантов.

   Первый – остается с Катериной, и его путь в ближайшем будущем обрывается. Это не смерть. Просто тускло мерцающая дорога становится, чем дальше, тем темнее и, в конце концов, гаснет совсем. Дальше идет непроглядная тьма и на фоне этой тьмы легко узнаваемый, светящийся слабым светом, силуэт Катерины. Даже представить себе не могу, что это может означать.

   Второй вариант – сегодня он покидает телестудию и навсегда исчезает из поля зрения Катерины... да и собственно из жизни вообще. Причем в самом ближайшем будущем и не самым приятным способом. Мне даже как-то нехорошо стало, когда я его смерть увидела. Представляю, каково Аркадию, если он точно так же, как я, видел все это. Или он только чувствует, что умрет, но таких подробностей не знает? Хорошо если так.

   – Уходи оттуда немедленно! Не лезь не в свое дело!

   Было ощущение, будто меня пинком вышвырнули из видения. Я моргнула и встретилась с недовольным взглядом Аркадия.

   – Полюбовалась? – тихо прорычал он. – Кто тебя просил лезть, куда не надо?

   – Дурак, – одарив его улыбкой жизнерадостной идиотки, отозвалась я, – мне наплевать, что ты там себе по этому поводу думаешь, но вот лично я уверена, что знание будущего дается для того, чтобы можно было что-то исправить.

   – Зачем пытаться сломать то, что предначертано?

   – А ты так спешишь на тот свет, фаталист хренов?

   – Я не хочу умирать. Тем более так. Но еще больше я не хочу быть обузой для Катерины.

   – Какие мы гордые и благородные! С чего ты взял что то, что с тобой произойдет, будет чем-то таким, что...

   – Дульсинея, не включай дуру! – разозлился Аркадий. Даже на крик перешел. – Ты понимаешь, что может означать мое исчезновение, но не смерть? Потеря памяти или кома – это самые невинные из возможных вариантов. Я могу сойти с ума. Могу превратиться в черт знает кого. В конце-то концов, в меня может вселиться какая-нибудь неизгоняемая гадость! Ты хочешь, чтобы твоя внучка всю жизнь провозилась с... я даже не знаю, с кем. Это даже инвалидом не назовешь.

   – Мне кажется, ты сам себе жути нагоняешь. Все может быть не так плохо и тебе вовсе не нужно стремиться навстречу ужасной смерти, когда есть вариант...

   – Это не вариант! – перебил Аркадий, – и ты меня не остановишь.

   – Ну, растудыть тебя в печенку, ты субкультурой случаем не ошибся в свое время? Ты гот или эмо, склонный к суициду? – поддела я.

   – Нет я, бля, Барби крашеная! – огрызнулся Аркадий, сделал глубокий вздох и спокойно предложил, – давай закроем тему, Дусь. И не забудь о своем обещании ничего не говорить Кате.

   – Не скажу, – торжественно пообещала я, – при условии, что в ближайшую неделю ты от нас ни на шаг не отойдешь.

   – Дуся мы, кажется, закрыли тему. Ты не сможешь изменить моего решения.

   – Спорим, смогу, и ты будешь неделю, а если понадобится и больше, ходить за мной, как привязанный!

   – Интересно, как это у тебя получится? – скептически поинтересовался Аркадий.

   – Каком, – буркнула я и набросила на готенка поводок. Саффино изобретение – вещь полезная и многофункциональная. Она как-то раз Лина на таком выгуливала по эльфийской столице. Потом мы с ней на досуге посидели, подумали и адаптировали это заклинание под меня. Саффа-то словесница, а я предметница, так что мы, можно сказать, научно-магический подвиг совершили. Но это все неважно. Важно то, что заклинание сработало, и теперь никуда этот мальчик от меня не денется, пока я поводок не сниму.

   – Что ты сделала? – возмутился Аркадий, удивленно изучая свои конечности (все четыре).

   – А что ты видишь? – заинтересовалась я.

   – Оковы на руках и ногах я вижу! – рявкнул гот, – что ты себе позволяешь? Немедленно убери эту гадость, или...

   Учитывая, какой заряд нехорошей энергии, похожей на крылья из черного тумана, образовался у него за спиной, мальчик Аркаша нехило влупил бы по мне чем-нибудь смертельным и неприятным. Но ничего такого не случилось, потому что в этот момент раздался грохот и звуки, очень напоминающие автоматную очередь.

   Испугаться мы не испугались, но от неожиданности оба подпрыгнули как ошпаренные.

   – Они что, где-то рядом кино про войнушку снимают? – проворчала я.

   – Не похоже. Чувствуешь?

   Аркадий, кажется, решил отложить на потом разборки со мной, сейчас его больше интересовало происходящее за пределами помещения. Он весь подобрался, как ищейка, почуявшая дичь. И даже вроде бы принюхиваться начал.

   – Эй, я ж не телепат и даже не эмпат, – напомнила я, – что ты там такое почуял?

   – Страх.

   – Ну, так там наверно по сценарию актеры страх изображать должны.

   – Изображать, а не бояться по-настоящему, – возразил Аркадий, шагнул к двери, осмотрел свои запястья, нахмурился, вернулся ко мне, схватил за руку и буркнул, – идем.

   – Куда? – поинтересовалась я, и не думая двигаться с места.

   – Туда.

   – Очень развернутый ответ.

   – Страх доносится из студии, где снимают наше шоу. Или ты идешь, или я убираю твои кандалы любым доступным мне способом, не заботясь о том, что станет после этого с тобой.

   Все это было сказано мне на редкость спокойным тоном. Ну, прямо-таки чудеса хладнокровия. Как будто у Терина моего уроки брал.

   – Ладно, пошли, – согласилась я, – не понимаю только, зачем? Если ты уверен, что это в той студии, то беспокоиться не о чем.

   – Как не о чем? Там же Катя!

   – Вот именно! Там Катька! Архимаг! Причем не каких-то там философских наук, а самый настоящий боевой архимаг. Так что нам там делать нечего. Давай вот лучше кофе допьем, пообщаемся за жизнь и...

   Аркадий резко дернул меня за руку и, больше не слушая, потащил из бытовки. Я поняла, что возражать бесполезно и послушно потелепала за ним. И вот после этого скажите мне, кто на кого поводок прицепил? Я на него или он на меня? Тащит за собой как собачонку какую-то, да еще и несется на всех парусах быстрым шагом, только полы плаща развиваются. Тоже мне, Чип и Дейл в одном флаконе! Нашел, кого спасать – Катерину!

   Далеко мы не ушли. В коридоре на первом же повороте нас сурово тормознул парень с автоматом. Ну, такой наивный! Как впрочем, и Аркадий, который мужественно загородил меня собой. Ну, мне это, в общем-то, не помешало нисколько. Я из-за его спины высунулась, тихонечко тапком махнула, и горе-автоматчик бодренько зашевелил тараканьими усиками, сидя на дуле автомата. Повезло, что при превращении его собственной одеждой или оружием не придавило.

   – Есть коробочка? – спросила я, заботливо пересаживая офигевшего таракашечку на ладонь.

   Коробочки у не менее офигевшего Аркадия не нашлось. Пришлось устраивать крохотулю в пудренице. Надеюсь, не задохнется. Тараканы они ведь живучие, да?

   Аркадий хотел взять автомат, но я его остановила.

   – Не надо. Мы мирные придурки, которые заблудились на большом и загадочном телевидении, и случайно забрели на студию, где страшные дядьки с оружием... хм... Аркадий, а чего они хотят-то?

   – Я пока не совсем понимаю. Твоя версия про мирных придурков мне нравится. Пошли.

   И опять меня потянули за руку. Какой, однако, целеустремленный мальчик. Так спешит навстречу своей судьбе... только пока непонятно, какой именно. Но по мне так лучше загадочным образом исчезнуть рядом с Катериной, чем сгореть, нелепо застряв в собственном автомобиле после столкновения с бензовозом и, что самое обидное, не получив от того самого столкновения ни единой царапины и достаточно долго пребывая в сознании, чтобы познать все прелести сожжения заживо.

   Недалеко от цели нас опять изловили. На этот раз геройствовать мы не стали. Изобразили удивление напополам с испугом и позволили втолкнуть себя в студию, где у одной из стен, под прицелами автоматов, собрались участники чародейского шоу. Это, надо полагать, называется взятием заложников. Если я за последние шестьдесят лет не подзабыла чудные реалии мира, в котором родилась.

   Когда нас с Аркадием подтолкнули к нашим собратьям по приключению... то есть, по несчастью, мы намеренно "подтолкнулись" в направлении Катерины. Внучка моя устроилась в сторонке, стараясь оказаться как можно дальше от трясущейся в ужасе Вероники Андреевны, ее бледненького и окаменевшего от шока сына и насупленной Светочки, которая, кажется, не до конца верила в реальность происходящего и всем своим видом демонстрировала недовольство фактом своего участия в подобном спектакле.

   Остальные господа заложники вели себя кто как. Дед Иван философски молчал, изучая вышивку на рукавах своей рубахи. Золотников многострадально заламывал руки и переплетал пальцы, будто задался целью их сломать и, кажется, собирался с минуты на минуту заистерить. Анна, что странно, сохраняла спокойствие и жалась не к жениху, а к Владосу. Владос геройски обнимал нежданно свалившееся на него "счастье" и успокаивающе поглаживал ее оголенные плечики. Персонал в количестве пяти человек, которому не повезло застать явление террористов именно в этой студии, держался поближе к Романовскому. Сам же Романовский, кажется, вообще понять не мог, что происходит и за какие грехи все это безобразие на его голову свалилось.

   А вот и, правда, что этим ребяткам с оружием нужно? Откуда они тут вообще взялись?

   Глава 12

   Катерина

   Что значит руки за голову? Зачем? И что вообще здесь происходит? Нет, я не дура, я, помимо того, что знаю, как выглядят автоматы, понимаю для чего они созданы – для убийства. По идее, нужно бы эту группу угрожающих нам дуралеев смести одним заклинанием в кучу и сделать с ними что-нибудь такое неприятное, чтобы впредь с магами не связывались. Однако сама себя останавливаю. Из любопытства.

   Да... вот я такая. Мне крайне интересно, что нужно этим людям, а еще очень хочется увидеть, как поведут себя другие маги, или, как их здесь называют, экстрасенсы. Как они себя проявят? Дед Иван, к примеру, я до сих пор не представляю себе, что он умеет.

   И вот сейчас у моих коллег появилась замечательная возможность себя показать. Вот пусть и показывают. А я, если что, постараюсь сделать так, чтобы никто сильно не пострадал.

   И тут в дверь впихивают чрезвычайно удивленную Дусю и взъерошенного Аркадия. В груди начинает клокотать ярость, и я чуть было не отказываюсь от принятого ранее решения, все же это – мое, а мое трогать без спроса нельзя. Но вовремя вспоминаю о том, что это – вовсе не "это", а два сильных мага, которые могут и сами о себе позаботиться, а потому давлю кровожадные намерения в зародыше.

   "Два сильных мага" как бы между прочим двигаются в мою сторону и становятся справа и слева от меня. Чудесно.

   Из группы вооруженных людей отделяется один мужчина – худенький, темненький, бородатый, в очках. Когда он начинает говорить, замечаю, что во рту у него не хватает двух зубов справа.

   – Так, – заявляет он, – который тут из вас Романовский?

   Смотрит он при этом прямо на Алексея Дмитриевича.

   – Ну, я, – вздыхает тот, – я Романовский.

   – Я знаю! – заявляет бородач.

   – А что тогда спрашивать? – грустно интересуется Романовский и тут же получает по зубам.

   Давлю в себе желание немедленно испепелить нашего недруга. Испепелить – потому что Романовский, по сравнению с ним, тоже свой. Давлю – потому что представление только началось, а лицо Алексею Дмитриевичу, если что, Владос поправит. Аркадий же говорил, что тот целитель неплохой.

   – Витя, – вдруг жалобно произносит один из захватчиков тонким женским голосом, – ну не надо.

   – Заткнись! – командует "Витя", а во мне интерес только разгорается. Начинаю присматриваться к незваным посетителям. Да, все они вооружены. Все одеты в нечто бесформенное, зеленое и в пятнах. Все в масках, полностью закрывающих лица. Только глаза и видны в прорезях. Только вот у того, с женским голосом, куртка на груди как-то подозрительно топорщится, намекая на то, что не только голос у него женский. А вот тот справа явно хорохорится – то есть нос кверху, плечи разведены, но с ноги на ногу он переступает так часто, будто в туалет хочет, и в целом тело сковано. Забавно.

   Мужчина за его плечом – вот тот явно настроен серьезно. Только вот судя по очертаниям его фигуры и по тому, как он себя держит, у него килограммов сорок лишнего веса и он лет на двадцать старше, чем должен был быть грозный воитель. Я про себя решаю называть его толстым дедушкой.

   Еще двое – тоже мужского пола. Вроде бы. Вот их я пока понять не могу. Такие они усредненные и молчат.

   – Что Вы от меня хотите? – шепелявя, спрашивает Романовский. Не знаю, зачем он шепелявит. Зубы все на месте, губа только разбита нижняя.

   – Передачу будешь записывать! – грозно заявляет Витя.

   – Так я бы и так записал, – бормочет Романовский, – конец лета же, информационный голод...

   – Заткнись! – вдруг визжит тот, что с женским голосом и тихо добавляет, – буржуины вы, вот. Мы вам не доверяем.

   – Кто еще есть в здании? – строго спрашивает бородач Витя.

   Романовский расширяет глаза и произносит:

   – А я откуда знаю? Это же жилой дом.

   Бородач произносит под нос какое-то ругательство и уточняет:

   – В той части здания, которая принадлежит Вашей телекомпании, находится кто-нибудь еще?

   – Она нам не принадлежит, – зачем-то уточняет Романовский, и лицо у него при этом становится жалкое, – мы его арендовали раньше, а сейчас не платим, и к нам уже приставы приходили...

   Бородач начинает рычать, а меня вдруг охватывает неконтролируемое желание хихикать. До меня дошла суть происходящего. Романовский не может врать. Фантазировать он тоже не может. Ему нужны очень точные и простые вопросы. Он же под заклинанием! Хорошо, что его действие уже заканчивается.

   Толстый дедушка, отодвинув плечом предводителя, подходит к Алексею Дмитриевичу и басит:

   – Милостивый государь, будьте так любезны, скажите нам, в помещениях, занимаемых Вашей телекомпанией, еще кто-нибудь есть?

   – Охранник, – быстро проговаривает Романовский, – и уборщица, может быть. И все. Или я чего-то не знаю. Но сегодня же пятница. Кто-то мог задержаться, хотя вряд ли.

   – Понятно, – говорит толстый дедушка и отходит в сторону.

   Следующим своим собеседником он отчего-то выбирает одного из замерших у стены операторов.

   – Дим, что, эти вот и вправду колдуны?

   – Ага, – отвечает тот и улыбается, – но не все. Вот та рыжая тощая баба точно ведьма, вот эта брюнетка и еще гот тот вроде бы. Во всяком случае, все, что он балакал – правдой оказалось.

   Я в замешательстве. Откуда он знает нашего оператора? Наверно того заслали сюда, как шпиона, заранее.

   – Вот же, антихристы, – вздыхает толстый дедушка, – и как земля таких носит?

   – Я согласна! – вдруг выкрикивает Вероника Андреевна, аж подпрыгивая на месте, – они все шарлатаны! Им бы деньги только вымогать!

   Толстый дедушка кивает в знак согласия.

   – Вы уж определитесь, – вдруг произносит Дульсинея ехидным голосом, – или мы антихристы или шарлатаны. А то не вяжется как-то.

   – Так! – выкрикивает Витя, – все замолчали! Мы террористы или кто?! Они заложники или как?

   Все, включая заложников, быстро кивают. Мол, эти террористы, а эти вот заложники, и никак иначе.

   – Мы, – продолжает бородач, – группа прогрессивно настроенных преподавателей! Можете называть нас "Ибрай Алтынсарин". А я ее руководитель – Виктор, от латинского виктория, что значит, победа.

   – Простите, можно еще раз сказать, как Вы называетесь? – спрашивает девушка-подай-принеси. До сего момента она умудрялась как-то так хорошо слиться с обстановкой, что я ее даже и не видела. А теперь вот она, с блокнотом в руках и выражением охотничьего азарта на мордашке.

   – Виктор!

   – Группа Ваша.

   – Ибрай Алтынсарин. Неужели сложно запомнить. Это знаменитый преподаватель, просветитель...

   – Охренеть! – восторженно произносит Дуся, – училки с автоматами! Да я ж даже не мечтала такое увидеть!

   – Я могу поинтересоваться, а что вы преподаете? – спрашивает Романовский.

   – Какая разница, что! – выкрикивает с места Золотников, – Они нас всех убьют.

   – Мы умеем держать в руках оружие, – дрожащим голосом произносит преподаватель с женским голосом, – вы не думайте!

   – Я не закончил, – ледяным тоном проговаривает Виктор, – Алтынсарин родился в Казахстане...

   – Мааааама! – вдруг басом начинает орать тихо сидевший до этого момента сынок Вероники Андреевны, – Я пииисать хочу!!!

   – Да деньги он хочет вынести и спрятать, а не только писать, – спокойно так, немного насмешливо произносит Аркадий, – плохо Вы ребенка воспитали, Вероника Андреевна. Настолько плохо, что светит ему колония для несовершеннолетних, а потом....

   – Я не позволю! – визжит Вероника Андреевна, – Не позволю порочить честное имя моего ребенка! Иди, лапонька, иди в туалетик, добрые тети и дяди тебя выпустят.

   Дульсинея

   По студии летал остаточный след от недавно использованного заклинания правды. Своеобразно внученька моя тут развлекается, пока я пытаюсь ее личную жизнь наладить. Хотела я у нее спросить, по какому поводу веселье, но тут террористы заговорить изволили. Умора! Училки с автоматами – это зрелище то еще! А уж когда Вероника Андреевна со своим сынком рты открыли, я вообще легла от восторга.

   – А теперь, дети, давайте позовем доброго Дедушку Мороза! – корчась от смеха, простонала я. – Ой, я не могу, держите меня семеро! Добрые дяди и тети выпустят деточку... что ты там хочешь, деточка? Пи-пи? Или ка-ка?

   – Эй, успокой свою девушку, – нервно обратился Виктор к Аркадию.

   – Я не его девушка!

   – Она не его девушка!

   Это мы с Катькой одновременно.

   – Ага, я их бабушка, – добавила я.

   – И эта бабушка мне позже объяснит, зачем повесила на Аркадия поводок, – тихонько проворчала Катерина, но недостаточно тихо, чтобы я не услышала. Ну, так и правильно, для меня ведь старалась, добрая девочка.