Текст книги "The Мечты (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Дверца перед ней раскрылась, и из машины, перегнувшись через соседнее сиденье, высунулся Роман Моджеевский собственной персоной, ошалело глядя на нее.
– Садитесь! – скомандовал он начальственным тоном. – Живо, а то простудитесь!
– Идите к черту! – выкрикнула Женя.
– Сейчас не время препираться! Потом расскажете все, что обо мне думаете. Садитесь, говорю!
– А вы мне расскажете, что я вам должна за испорченное сиденье. Езжайте своей дорогой.
– Нет, ну вы прямо так и проситесь! – пробурчал Роман себе под нос и скрылся внутри салона, чтобы выйти со своей стороны прямо под дождь и без зонта. Ливни, впрочем, немилосердны и к миллионерам. Этот – моментально промочил его одежду и обувь, пока он обегал машину, чтобы добраться до застроптивившейся Женьки.
– Как видите, претензии за сиденья будут неактуальны, – он демонстративно развел руками. – Садитесь, или я вас сам запихну.
– Не подходите ко мне, – отпрыгнула в сторону Женя. – Я кричать стану!
– Евгения, пожалуйста. Я не хотел… вас задеть. Кому будет лучше, если мы оба заболеем? Разрешите, я отвезу вас домой.
– Вас никто не заставляет мокнуть, – проворчала она, но, кажется, начала сдавать позиции. Было слишком сыро и холодно, чтобы продолжать сопротивляться.
– Ну я же не могу пребывать в комфорте, когда мокнет дама. К тому же по моей вине. У вас, кстати, губы синие.
Женя бросила на него злой взгляд, но все же решительно протопала по лужам к его машине и распахнула дверцу.
– И чего вам дома не сидится в такую погоду!
– Так я пашу без выходных, возвращался вот… Я правда не хотел.
– Это и удивительно, – вздохнула Женька и поежилась.
Моджеевский нахмурился и шагнул к ней. Они оказались очень близко друг от друга, так, что Женя даже слышала запах его парфюма, который от дождя как будто бы становился сильнее.
– Сядьте уже, бога ради.
Она кивнула и забралась в салон. Роман захлопнул дверцу и, обойдя машину, сел со своей стороны. Текло с них обоих, но смотреть на начинавшую подрагивать Женьку у него сил не было – и так за день наработался, как собака. А Ринго по-прежнему не знал, что такое работа. Он включил обогрев, потянулся к заднему сиденью и, как волшебник, вынул откуда-то собственный пиджак, после чего решительно накинул его на Женины плечи.
– Так лучше?
– Лучше, – согласилась Женя, помедлила и добавила: – Спасибо.
Роман удовлетворенно кивнул и тронулся. Не умом, конечно, а вдоль улицы. Ехать им было близко, добрались в считанные минуты. Откровенно говоря, дольше препирались. Он поглядывал на ее тонкий профиль и усмехался себе под нос, гадая сколько ей лет. Не девочка же, но последнее время вызывала в нем куда больший интерес, чем молоденькие девчонки, с которыми он внаглую вошкался первое время после развода, оправдывая статус богатого холостяка, ушедшего в отрыв. Сейчас Роман тягался только с работой, на баб ни времени, ни желания почти не оставалось. А тут… вот это. Синеглазое.
Рома хмыкнул и свернул на очередном повороте к Жениной калитке. Дождь разыгрался, кажется, еще сильнее.
– Вам есть кому позвонить и попросить встретить с зонтиком? – спросил он.
– Я все равно уже мокрая, – усмехнулась Женя, высвобождаясь из его пиджака. – Плюс один…
Он повернулся к ней и прервал ее борьбу за свои права, оставляя собственную одежду на ее плечах.
– Потом отдадите. На три минуты его хватит. Может, успеете добраться до подъезда.
– Пришлю с курьером, – рассмеялась Женя, выскочила из машины и шустро побежала по родному двору, где каждая колдобина была знакома с самого детства. Роман еще некоторое время глядел ей вслед, размышляя о чем-то своем. А потом, когда услышал, как гулко стукнула подъездная дверь в святая святых чертова «исторического памятника», неспешно тронулся дальше, объезжая этот дурацкий район, будто нельзя было развернуться. Ему очень хотелось продлить этот нелепый вечер, в который он неожиданно угодил из своей очень обыкновенной реальности.
Если утро начинается не с кофе и сигареты...
Если утро начинается не с кофе и сигареты, то вряд ли его можно приравнивать к удачному старту дня. Сентенция весьма спорная, но против нее не попрешь в том, что касалось жизни отдельных индивидуумов, к коим причислялся и господин Моджеевский Р.Р. Сила привычки – великая сила. Потому любые раздражающие факторы можно так-сяк нивелировать столь вожделенными минутами на собственном балконе – весна располагала к тому, чтобы распахнуть окна во всю ширь и смотреть, как, подобно муравьям, копошатся рабочие на любимой стройке. Это его успокаивало и вполне себе расслабляло.
А в расслаблении с некоторых пор Роман Романович очень нуждался – во всех смыслах. На работе он вошел в мертвую петлю, из которой выбраться шансы представлялись на данном этапе призрачными. Нет, дела шли в гору. Но среди этих дел он и дышать забывал последнее время. К тому же партнеры активно подбивали к участию в предвыборной гонке если не в качестве кандидата, то как спонсора. В общем-то, в его положении давно пора обзавестись своим человеком во власти. Роман и прикармливал последнее время две политические партии на местном уровне. Сам – пока не совался. Куда ему? Разве только сдуру или на спор. Но нет-нет, а мысли эти в голову лезли среди переговоров, встреч, бизнес-планов и обедов с партнерами.
Сейчас он участвовал в тендере на строительство огромного гостиничного комплекса к грядущему чемпионату по футболу. Не до того. Ни до чего. И даже Алена, нывшая накануне в телефон о том, что соскучилась и хочет увидеться, – нахрен не сдалась. Хорошо номер был помечен фотографией с портретом ее хорошенького личика модельной формации, иначе подумал бы, что звонит секретарша, которая, мать ее, тоже Алена. И с ней у него куда больше дел, чем с любовницей, о чьем существовании он почти что не помнил.
Роман сделал глоток кофе, поставил его на бортик балкона и сладко потянулся, поймав на лету мысль о том, что, например, Жень в его голове – всего одна. И откуда она взялась и чего там делает – вообще непонятно. Но странная соседка с отнюдь не ангельским характером была бы первой, о ком он подумал, заведись в его телефоне ее номер. Она, а не Филиппыч, который, к слову, тоже был Женей, только крепким дядькой с густыми усами и зычным голосом.
Кстати, надо бы позвонить придурку. Прораб он был весьма толковый, за таких сражались, и раздобыв его пятнадцать лет назад для своей активно развивающейся компании, Моджеевский куда проще распрощался бы со всеми замами, чем с Филиппычем. Только вот одно дерьмово – характер его поганый. С ним никто сладить не мог. И он со всеми, кроме как с Моджеевским, не уживался. Но Роман Романыча весьма и весьма уважал и по всем вопросам ему наяривал, а не своему непосредственному начальству. За пятнадцать лет верной службы такое право он заработал.
Вот и сейчас Роману казалось, что голос Филиппыча и до его балкона долетает со стройки. Рома пригляделся – там и правда было живенько. Постепенно росли стены будущего детского сада. А это значило, что они сдадут его в эксплуатацию, даст бог, к осени. Останется лишь облагородить участок, поставить многострадальный забор соседям… к слову о заборе. Взгляд его скользнул за сетку, натянутую по меже двора и стройки. Там тоже вполне себе бурлила утренняя выходная жизнь. Сновали дети, какие-то тетки о чем-то ругались у клумб, и их голоса звучали едва ли не громче, чем у Филиппыча. Энергию им явно некуда было девать. Рабочие, вон, и в воскресенье пашут. Сам Роман собирался через час выдвигаться в офис. У этих же дур – законный выходной. Чего б не поскандалить?
А вот Жени среди них не было. Впрочем, пусть характер у нее был и не сахар, но она и не производила впечатления человека, которому нечем заняться. Это Моджеевский почему-то сразу решил про себя, больше ничего о ней не зная. Ну, кроме того, что она красивая и что живет в этом вот доме. Роман поднял глаза и посмотрел на дурацкие башенки напротив. В стеклах отражался утренний свет. Играл солнечными зайчиками на стенах. Скользил по витиеватым балконам этого глупого и никому не нужного памятника архитектуры. На одном из них как раз привычная баба привычно развешивала мужское нижнее белье. Роман затянулся, глядя на эту картину из жизни провинциального городка, а потом вдруг поперхнулся и закашлялся. Да так сильно, что из глаз брызнули слезы.
Он вцепился одной рукой в бортик, едва не смахнув с него чашку. Другой еще пытался потушить окурок в пепельнице, отчаянно булькал и сквозь слезы вглядывался в женскую фигурку из старого дома, так мешавшего ему жить.
Женя!
Как он в прошлый раз не признал!
Эта с труселями – совершенно точно Женя! И вот то розово-голубое – ее. И вот это… темно-синее – какого-то мужика, с которым она живет!
Пытаясь справиться с кашлем, Роман взял свой кофе, отпил немного, но этим сделал только хуже. Сердито отставил чашку в сторону, на маленький журнальный столик, который стоял здесь же. И снова посмотрел на Женин балкон. Она деловито доставала третьи трусы – двое уже висели на бельевой веревке, и резво цепляла их прищепкой. А потом легко подхватила миску и ушла в комнату, закрыв за собой дверь.
И невольно вспомнились Роману и Москвич, и его владелец-олигофрен, и тот факт, что и разговаривал он с этой женщиной всего-то несколько раз и, в основном, на повышенных тонах. А уже необъяснимо считал своей. Между тем, ее социальный статус если и был более-менее ясен, то совсем неясен семейный. И это начинало накалять, поскольку уж чем-чем, а терпением Моджеевский не обладал, что и продемонстрировал буквально через минуту, когда к нему сунулась Лена Михална.
– Роман Романович, завтрак готов! – сообщила она, сияя улыбкой.
– Не буду! – рявкнул он, будто она была в чем-то виновата, и обиженно, как ребенок, надул губы.
– Ну, не буду так не буду, но пирог получился – пальчики оближешь, – не стала спорить с ним домработница, легко пожала плечами и вышла. Разве что не потрепала за волосы, как сделала бы со своим пятилетним внуком. А сам Роман тяжело вздохнул и послушно поплелся за ней, завтракать. Потому что работа, мать ее, не ждет. Даже в воскресенье.
Утром понедельника, не сулившего ничего хорошего
– Алена, живо вызовите мне Фролова, если этот идиот соизволил явиться! – донеслось из кабинета генерального директора и держателя контрольного пакета акций «MODELIT Corporation», Романа Романовича Моджеевского, утром понедельника, не сулившего ничего хорошего. Поговаривали, в воскресенье он тут на дыбы встал, срывал раздражение на всех подряд, требовал зачем-то Фролова, отбывшего на законные выходные, коих не видел уже с полгода, и лишь к концу дня хоть немного угомонился. Однако предчувствия Алену обманывали редко. И шеф в понедельник явился мрачнее тучи.
Торопливо набирая секретаря зама, Алена нервно поглядывала на дверь Моджеевского, раздумывая, кофе сегодня нести с сахаром или без. Подчас сахар выручал, если любимый Роман Романович, доведенный до крайности, готов был спустить всех собак на кого попало. Но он же и служил причиной страшнейшего нагоняя, получаемого уже непосредственно Аленой, в том случае, если Роман Романович еще имел некоторый запас терпения. На сахар, которого Роман Романович избегал, этот запас и уходил, и тогда тесно становилось вообще всем.
Вот и бедолага Фролов шел к нему, как будто поднимался на Голгофу.
Даже брякнул Аленке, колдовавшей над кофе – все-таки горьким, что-то вроде: «Не поминайте лихом». И скрылся за дверью начальственного кабинета. А секретарша, практически не отходя от кофемашины, слилась с щелью в дверном проеме. Правильно подобранные секретарские руки, как известно, способны вытягиваться на любое расстояние в зависимости от потребностей и условий работы. А уж секретарские уши – так и вовсе улавливают абсолютно любое колебание воздуха у тела руководителя, включая рот как источник звука.
Как ни странно, воплей из кабинета не доносилось, и тушка несчастного Фролова на пол в бессознательном от ужаса положении не брякнулась.
Нет, голос Моджеевского звучал вполне себе спокойно и даже практически по-дружески.
– А помнишь ли ты, Виктор Валентинович, как три года назад, когда мы пытались отбить землю под особняком на Молодежной для четвертой секции, ты пробивал список, кто там прописан, искали кто согласится на переселение, чтобы снести все к собакам? Ну, пока не оказалось, что тот дом – гребаный памятник и никто его не отдаст?
– Эм-м… ну-у-у… м-м-м-у-гу-у, – пожевав, на всякий случай согласился Фролов, глядя в цепкие глаза господина Моджеевского.
– А список сохранился, а?
– Дык… можно попробовать поискать, – неуверенно кивнул Виктор Валентинович. – Времени-то прошло много…
– Ну ты уж сделай милость, дорогой, поищи, – распорядился Роман Романыч таким тоном, что вариантов не оставалось. Ясно было, что придется, даже если не найдется, составлять по новой, только теперь бегом. Потому как генеральный, судя по настрою, ждать был не расположен.
– Так а… зачем нам? Списки-то? – предпринял Фролов слабую попытку отмахнуться от нового замечательного задания, заранее готовясь выслушать все, что скажет ему Моджеевский, но тот неожиданно замялся, будто бы на ходу придумывал версию.
Версию, которая в итоге прозвучала следующим образом:
– Так они ж, Виктор Валентиныч, прям под боком у нас… Митинги устраивают, протесты, жить не дают ни рабочим, ни нашим жильцам. Шумные очень… вот думаю… как задобрить-то.
– Ну если так, то без толку.
– С чего ты взял?
– Самых буйных не задобришь, у них дело принципа. А смирные – они и так смирные.
Моджеевский помолчал. Вид его начинал терять благостность, обнажая реальную картину – перечить шефу в таком настроении точно было нельзя. Если он вбил себе чего в голову – так вынь да положь.
Роман Романович нахмурился, откинулся на спинку своего кресла и наконец проговорил:
– А ты все-таки поднатужься, Витя. Если я говорю, что надо, это значит – надо у меня в почтовом ящике, а не потрындеть о гипотетическом.
– Понял, Роман Романович! – спохватился Фролов.
– Ну вот и занимайся.
– Будет сделано, Роман Романович!
На том и порешили. И пятясь спиной из кабинета, Фролов рванул в приемную, чтобы натолкнуться на Аленушку с кофе и, убедившись, что дверь плотно закрыта, проворчать: «Не, ну зверь!»
А в ответ услышать: «Не, ну сочувствую!»
После чего зам удалился к себе, а Алена оказалась у шефа. К слову, она была куда осмотрительнее Витька Фролова – с сахаром угадала. Тот с удовольствием принялся поглощать отвратительную с ее точки зрения горькую черную жижу.
Справедливости ради, план господина Моджеевского, выкристаллизовавшийся накануне как следствие мужских трусов на балконе интересующей его женщины, был незамысловат, но все же сопоставим по важности с контрактом на покупку земли возле Лазурной гавани под застройку, подписанным на прошлой неделе и вызвавшем крупный резонанс в СМИ. Кто-то уже подключил экологов, дескать зарвавшийся Моджеевский вырубит лес с реликтовой рощей. Он сердился, злился, задолбался доказывать, что олигарх – далеко не всегда дьявол о двух рогах, и рощу никто не тронет, а вырубка нужной для застройки территории предполагает дополнительно высаженный и озелененный участок. Но в целом главная победа одержана – стройке быть!
А еще, плевать на возможного хахаля, Жене – тоже быть.
Неизвестно пока в каком качестве, но то, что она Роману понравилась, даже пытаться отрицать глупо. Завела его эта особа не на шутку. Что ему до чужих трусов?
Словом, дальнейшее обрисовалось в его голове довольно быстро.
Получить список жильцов → вычислить Женину фамилию и номер квартиры → пробить по ней максимально доступную информацию, включая образование, место работы и размер заработной платы → определить наиболее уязвимые места для возможного их использования в дальнейшем → покорить окончательно и бесповоротно.
Куда уж проще-то?
Ах, да. Все-таки справиться насчет семейного положения, потому что чужие трусы могут в некотором смысле помешать. От них у нормального мужика либидо падает. Но с возможным супругом вопрос наверняка можно решить быстро и безболезненно – вопрос цены. Главное, убедить идеалистку Женьку, что этот неудачник ей нахрен не сдался.
А в том, что Евгения идеалистка, Моджеевский не сомневался. Об этом свидетельствовала каждая из их стычек.
Когда все было расставлено по полочкам в его голове, а процесс руками Фролова – запущен, Роман немного выдохнул. Он не любил сумбура и хаоса, такой вот динозавр. Зато теперь можно и поработать, дожидаясь результатов праведных трудов своего зама, кои не замедлили появиться в электронном ящике уже к обеденному перерыву.
Больше возмущений, чем реального дела.
Моджеевский торопливо раскрыл интересующий его файл и пробежал глазами по списку фамилий. Двенадцать квартир. И народу в них совсем немного, а ведь такая кость в горле, ну!
Мысленно послав их всех к черту, он снова вгляделся в текст. В первом подъезде ни одной Евгении не замечено. Второй. Седьмая – нет. Восьмая – нет. Девятая и десятая – тоже мимо.
Завис Роман на одиннадцатой.
Малич Андрей Никитич.
Малич Евгения Андреевна.
Малич Юлия Андреевна.
– Замеча-а-а-ательно! – удовлетворенно протянул Моджеевский и расслабленно откинулся на спинку кресла. Потом подумал, что можно бы тяпнуть кофейку. А после и вовсе решил, что одним кофе тут не обойтись, но это позже. Тактическое превосходство еще не означает окончательной победы в сражении (как, например, было с дебильным особняком на курьих ножках). Но, во всяком случае, одно уже сейчас становилось ясно. Мужские труселя – явно батины. И живет она с отцом и с сестрой.
– Замеча-а-ательно! – снова протянул Роман Романович и вызвал начальника службы безопасности. Году эдак в две тысячи пятом Моджеевский наконец-то смекнул, что человеку его статуса и достатка полагается собственная служба безопасности, и когда он ее завел, оказалось, что люди это совершенно незаменимые. Ну там… зонтик подержать, пока охраняемое тело до машины дойдет в ливень. Или за кофе сбегать в аэропорту. Или жену с детьми отвезти в торговый центр. Или достать из-под земли какую-нибудь тварь, которая дорогу перешла в неположенном месте. Ну или нарыть досье на женщину, которая очень понравилась.
Арсен Борисович, приподняв бровь, озадаченно взирал на записульку с именем и фамилией своего нового задания и выслушивал, что именно от него требуется по этому делу, а подняв глаза на непосредственное начальство, молвил:
– Рома, ты ничего не перепутал? Я еще бабами твоими не занимался!
– Не вздумай никому передать! – насупился Моджеевский и скрестил на груди руки. – Дело важное и строго интимное, чтобы я кого-то еще подключал.
– И потому, кроме меня, никого не нашлось, чтобы тебе интим устраивать?
В какой-то момент Моджеевскому показалось, что Борисович его пошлет и пойдет заниматься чем-то действительно важным. Телефонные разговоры конкурентов слушать или новую систему оповещения тестировать. Все потому, что он совсем своего начальника не боялся и, если честно, Роман Романович сам его немного побаивался.
И правда, сложно всерьез воспринимать бывшему майору вооруженных сил собственного солдата-срочника, который при нем и туалеты драил, и картофан чистил, и на гауптвахте пару раз отдувался, и однажды был застукан за онанизмом в душевой, за что получил мокрой банной мочалкой по заднице. Позор этот Роман пережил, дембельнулся, оклемался, доучился, поднялся и человеком стал.
А бывший майор уволился из армии и пошел искать работу, потыкавшись по ментовкам, пожаркам и охранкам, пока судьба не привела его на собеседование в «MODELITCorporation». Они с Моджеевским друг друга узнали. Потом крепко выпили за ВДВ. Потом Арсен Борисович вступил в должность.
И теперь был глубоко возмущен тем, чем заставляет заниматься жизнь, в смысле этот придурок младший сержант Моджеевский, который вместо того, чтобы идти жене каяться и в ногах валяться, все никак не угомонится.
Но делать нечего, и приказы вышестоящих бывший майор привык выполнять.
Потому утром следующего дня, а это был уже вторник, на столе Романа Романовича красовалась папка с личным делом Малич Евгении Андреевны, которая включала все необходимые и не очень сведения вплоть до того, когда она последний раз делала прививку от столбняка.
Спустя час все это было тщательно изучено и глубоко проанализировано. Оставалось выполнить последний пункт плана. Покорить. Сущие пустяки!
