Текст книги "The Мечты (СИ)"

Автор книги: Марина Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Андрей Никитич Малич не любил вскипевший кофе

Андрей Никитич Малич не любил вскипевший кофе. По этой самой причине он всегда успевал перехватить его в тот завершающий миг, когда коричневая поверхность еще не начинала возмущенно пузыриться, но радостно выбрасывала в воздух ароматные незаметные глазу частицы.

С довольным видом расположившись на кухне в компании ноутбука, Андрей Никитич медленно потягивал напиток и так же медленно просматривал новостной раздел в местной газете – единственной уцелевшей из целой кавалькады всевозможных городских СМИ, упрямо появлявшихся и бесследно исчезавших на протяжении двух десятков лет.

Ленясь читать длинные тексты и все больше рассматривая фотографии, предпочитая делать собственные выводы из полученных вводных, Малич уже было собирался закрыть газетенку, как вдруг скорее догадался, чем действительно увидел…

Он повертел головой в поисках очков. Тех под рукой не оказалось. Не обнаружились они и в комнате, куда слегка озадаченный отец сходить как раз не поленился. Плюнув на это неблагодарное дело, Андрей Никитич уставился в монитор, где, глядя не на фотографа, а на своего спутника, стояла его родная дочь собственной персоной под руку с…

Малич тряхнул головой, отчего на его нос благополучно приземлились очки, до этого самого момента мирно покоившиеся в его все еще густой шевелюре.

«Р.Р. Моджеевский со спутницей» – гласила надпись под фото.

– Охренеть! – провозгласил Андрей Никитич Малич вслед за электронным таблоидом.

Твой Моджеевский окончательно охренел!!!!!

«Твой Моджеевский окончательно охренел!!!!!»

Спросонок Нина совсем не поняла что это, зачем и к чему. Она отбросила трубку, но та продолжала всхлипывать входящими месседжами Ватсапа. Пришлось смириться, и она, подтолкнув повыше подушку, разлепила глаза и открыла сообщения лучшей подруги. Чат пестрил возмущенными стикерами, ссылками на всевозможные злачные места городской информации и фотографиями.

На каждой мелькал Ромка с какой-то… с какой-то… Но Нинин мозг, как ни старалась она подобрать слово похлеще, отказывался ей помогать. Потому что на экране рядом с ее бывшим мужем обнаружилась, в общем и целом, самая обыкновенная женщина, странным образом воплотившая в себе всё, что и сама Нина считала нормальным и достойным уважения. Она была красивой, давно уж не девочкой и в глазах ее светилось доброе веселье, а не заносчивое осознание важности оторванного ею куша.

Чат продолжал пыхтеть входящими.

«Ты только посмотри!»

«Вырядил, как куклу!!!»

«А браслет ты браслет видишь???»

«У тебя такие были?»

«Ты впахивала всю жизнь, а эта явилась на все готовенькое»

«Это должно быть твое платье и твои брюлики!!!!»

– Ну тебе-то какая разница, – устало пробормотала Нина в космос, отключая телефон, – м?

Артем Викторович, я правильно понимаю?

– Эм-м... Артем Викторович, я правильно понимаю? – улыбчивая девица в приемной директора по персоналу «MODELITCorporation» подняла на него небесный взгляд, и на ее щеках появились характерные ямочки, моментально к себе располагавшие.

– Совершенно точно, – в ответ расплылся Юрага, – мне назначено на полдень.

– Да, конечно. Но это только через полчаса. Господин Подольский еще не приехал, суббота все-таки, – извиняясь, проговорила она. – Подождете?

– Ну, если я уже здесь.

– Тогда присаживайтесь. Кофе?

– Буду признателен, – ответил он, устроившись на диванчике и украдкой оглядываясь, чтобы это не слишком бросалось в глаза. За два года жизни в Солнечногорске он отвык от таких помещений, и сейчас ему казалось, что он наконец возвращается в собственную шкуру и в собственную жизнь.

Надо же. Собеседование в субботу. Ему никогда не приходилось бывать на собеседованиях в субботу, впрочем, он и на собеседованиях-то никогда не бывал. Его сразу из института горяченьким взяли в крупную строительную компанию, как будто богатую наследницу с ярмарки невест. Ну, в смысле, участие в программе жилищного строительства произвело тогда впечатление, и его быстро захапали, да и потом он работал только по приглашению.

Впрочем, Артему и сейчас позвонили. В среду. В «MODELITCorporation» искали специалиста с его знаниями и опытом работы и, похоже, два года пинания балды их не останавливали, если они даже в столице о нем справлялись – спасибо фонду Моджеевского, припершемуся в универ и обнаружившему его как рабочую единицу. От таких шансов, наверное, не отказываются, и Артем упускать его был не намерен. Это все равно что вернуться в высшую лигу с городского чемпионата.

К слову о футболе – у них тут как раз какой-то крупный объект к грядущим соревнованиям собирались строить и, видимо, под это дело его и брали, а работать в «MODELIT» по меркам не только Солнечногорска, но и страны – достаточно круто, даже если сравнивать с тем, чем он занимался в прошлом. И в глубине души Артем едва ли не до потолка прыгал от подобных перспектив, хотя виду и не подавал.

Секретарша принесла кофе, и он, закинув ногу за ногу, неспешно его потягивал, дожидаясь приезда Подольского, о котором он знал, что тот занимается персоналом и лично звонил ему с предложением. В итоге от нечего делать Артем залез на сайт компании, чтобы ознакомиться с их деятельностью, поскольку интересы у них были весьма разносторонними.

На главной же странице отдельным блоком висели новости корпорации. Последняя – сегодняшняя, утренняя: «MODELeto дарит надежду детям. Благотворительный бал в поддержку трансплантационной медицины дома, а не заграницей».

Непроизвольно ткнув на заголовок, Юрага оказался среди кучи фотографий с какой-то вечеринки в Гранд-Паласе. Там он бывал однажды, когда его прежний начальник решил устроить корпоратив у моря по случаю собственного дня рождения. Так что, на таких мероприятиях и Артему приходилось бывать. Сейчас он медленно крутил вниз страницу со снимками, не особенно на них задерживаясь, пока не замер от неожиданности, толком еще не понимая, но уже чувствуя – еще не все дерьмо в его жизни опрокинули ему на голову. Кое-что оставалось.

Несколько секунд он смотрел на представший кадр, пытаясь справиться с собой.

Чужая женщина.

Чужая женщина с чужим мужчиной.

Но разве так реагируют на чужих?

Или может быть, это потому что она была такой красивой в своем платье и с задорной улыбкой на соблазнительных губах, над которыми чувственной точкой темнела маленькая родинка?

Или дело в ее глазах, которые безотчетно казались ему родными, хотя на него они никогда вот так не смотрели?

Или в том, что он так и не решился – мешок на голову и через седло?

Женя по-прежнему встречалась со Шпинатом.

Ну что ж, Шпинат успел, а Артем – нет.

Он медленно сделал еще один глоток кофе и опустил глаза к подписи под фотографией. После чего едва не закашлялся.

«Основатель и генеральный директор «MODELITCorporation», специальный гость бала MODELeto Роман Моджеевский со своей спутницей».

Артем выдохнул. Заблокировал экран телефона, чтобы тот сделался черным, как будто бы таким образом можно было убрать из памяти все случившееся. А потом медленно поставил свою чашку на столик. По щекам его ходили желваки, и он чувствовал, что снова краснеют уши. Дурацкие уши. Вечно выдают его с головой.

Стало быть, Шпинат – его будущее начальство и есть.

Супер, Юрага.

Отлично.

Он встрепенулся и посмотрел на секретаршу. Да черта с два!

– Вы извините, пожалуйста, – бодро начал Артем, ставя крест на реанимировании собственной карьеры. – Мне, к сожалению, пора идти. Передайте господину Подольскому, что я ничем не смогу быть полезен. Ни ему, ни господину Моджеевскому.

Девушка подняла на него недоуменный взгляд:

– Но как же... еще до двенадцати десять минут! Может быть, все-таки подождете?

– Нет, спасибо... я передумал, – попытался улыбнуться Юрага, в то время как в нем вступили в бой одновременно два его альтер эго. Одно из них орало, что после отказа Моджеевскому – фиг он вообще найдет что-то равнозначное в Солнечногорске, этому уроду весь город принадлежал. Второе не менее убедительно вопило, что работать на врага – унизительно и недостойно.

Ладно, девушке он не нравится.

Но сотрудничать с ее мужиком – увольте.

Это еще хуже, чем сплетни о его сексуальной ориентации – ну поржал и прошло. А тут каждый день сталкивайся. С этим. Со Шпинатом. И не свалишь никуда. В столице его давно уже никто не ждет. Там молодняк энергичный, ретивый – нигде так быстро не происходит смена поколений, как в мегаполисах. А из обоймы Юрага выпал, да ну и к черту эту обойму.

И Моджеевского – тоже к черту!

Их с Ромой вечера стали почти семейными

Их с Ромой вечера стали почти семейными.

Папа дома вежливо покашливал и вопросов по-прежнему не задавал, правда теперь явно ожидая Жениного рассказа. И иногда ей казалось, что он все давно знает, так настороженно глядел на нее. Но что-то до сих пор удерживало Евгению от того, чтобы все-таки представить их с Ромой друг другу уже в ином качестве, чем в тот день, когда они со строителями боролись за забор. Может быть, сглазить боялась.

Но факт оставался фактом. Никуда Моджеевский деваться не собирался. И больные Юлькины глаза встречались ей все реже – потому что сама дома почти не появлялась, разве только одежду сменить. Сестра в эти моменты либо к экзаменам готовилась, либо сидела, закрывшись у себя. Страдала, конечно. А еще объявила как-то, что поступать будет на экономический.

Разбираться со всем этим Женя не могла. Есть вероятность, что не хотела. Есть вероятность, что полагала Юльку достаточно взрослой для принятия решений.

И после работы отправлялась к Моджеевскому, где все казалось простым и понятным. Легким. Ярким. И обоим нравилось.

У их ног лениво сидел Ринго, хорошо погулявший с Леной Михалной. Роман работал теперь в спальной или в гостиной, а не в кабинете, Женя устраивалась под боком со своим ноутбуком. Потом они ужинали там же, на месте. Смотрели кино или занимались любовью. А еще она чувствовала себя нужной. По крайней мере, так ей казалось возле него. И он никогда не хотел отпускать ее домой.

Что-то, наверное, у них получалось. Но она пока не могла определить, что именно. И не до конца понимала природы происходящего, но над этим ей тоже не хотелось задумываться.

Вот только жизнь на то и жизнь, чтобы не проходить без сучка и задоринки, а подбрасывать трудности там, где их не ждешь. Или, может быть, ждешь, но надеешься, что обойдут стороной.

Реальность в Женину жизнь ворвалась вскоре после достопамятных выходных, отмеченных благотворительным балом. Это было в будний день, после работы. Роман читал корреспонденцию, хмурился и потягивал коньяк из бокала, пока вдруг ни с того, ни с сего не выдал:

– Черт знает что такое, ну!

– И что же именно такое? – поинтересовалась Женя, сверкнув на него голубизной взгляда над матовой поверхностью обложки книги, которую она безотрывно читала третий день – нравилось!

– Да так… сделали одному дурику предложение, от которого не отказываются, а он отказался. Твой знакомый, кстати, дурик.

– В смысле? – уточнила она, опустив все же книгу на колени.

– Главный экономист вашего политеха. Юрага Артем Викторович. Что ты о нем скажешь?

Медленно втянув в себя побольше воздуха, Женя невозмутимо выдала:

– Работать он определенно умеет. И в голове у него мозги, а не подразумеваемая субстанция.

– Угу, мне о нем так и говорили примерно, – пробурчал Моджеевский и вернулся к ноутбуку, потом свел брови на переносице и снова принялся возмущаться. – Помнишь, я тебя звал к себе? Вопрос не снят до сих пор, мне нужен человек с головой на плечах. Когда мы проект в твоем универе внедряли, мне попалась его фамилия, я о нем слышал... когда-то с компанией, где он работал, сотрудничали. Пошуршал туда-сюда, народ столичный поспрашивал. Его там помнят и отзывались очень хорошо. Говорят, мол, бери, не пожалеешь. Он от них свалил, потому что переехал из-за проблем каких-то в семье. Ну я что? Дурак? Связался с ним через своего Подольского, выкатил ему предложение… ну для Солнечногорска очень крутое, а уж по сравнению с его нынешним местом – так вообще… выше только птицы летают. И знаешь что?

– Что? – оторопело спросила Женя, пытаясь разложить полученную информацию по полочкам.

– Он отказался! – развел руками Роман, отчего коньяк в его бокале удивленно хлюпнул. – И главное, на встречу приперся, Подольского не было, а он ждать не соизволил и сказал, что передумал, прикинь! Совсем охренел… или цену себе набивает? Это вообще в его репертуаре?

– Мы с ним не друзья, чтобы я знала о его репертуаре.

– А работать с ним как?

– Нормально. Если человек знает свою работу – с ним всегда нормально работать.

– Черт! – буркнул Моджеевский и ткнул пальцем в ноутбук: – Вот и Силагин мне бухтел, что парень умеет пахать. Ты слыхала, что он участвовал в создании программы жилищного строительства для молодежи? Какую-то экономическую модель рассчитывал на госуровне? И это еще по молодости, потом выше пошел. Вот что он у вас забыл – вопрос вопросов, как и то, почему меня бортанул. Чую подвох, а где он – не вижу. Может, больше ему предложить? Или он сразу в мои замы метит?

– Ты всерьез полагаешь, что я могу знать, куда он метит? – усмехнулась Женя.

– Не люблю, когда не понимаю, что движет людьми. Меня это… раздражает.

– Хочется управлять всеми и каждым? – улыбнулась она.

Моджеевский приподнял бровь и растянул губы в ответной улыбке. После чего подался к ней и чувственным тоном проговорил:

– Еще как хочется. Я же большой босс. И только попробуй сказать, что тебе это не нравится.

– Ну мы же сейчас не обо мне.

– А если о тебе – мое предложение в силе. Бросай свой универ, а? Видишь, ваш Юрага придурок. Утрешь ему нос.

– Нет, – решительно качнула головой Женя. – Никому я нос утирать не буду. И, если честно, считаю, что как специалист Юрага лучше меня. Поэтому это ты подумай, может, стоит сделать ему еще одно предложение.

– Специалист… – ворчливо протянул Моджеевский. – А как человек он не говно?

– Рома!

– Что Рома? Вот что Рома? Я пользуюсь нашими неуставными отношениями для конкурентной разведки!

– Крайне мило с твоей стороны, – рассмеялась Женька и шлепнула его диванной подушкой по плечу.

Он шуганулся в сторону, ноутбук сполз с его колен, а коньяк расплескался на брюки, но Романа это, похоже, нисколько не заботило. Он хохотал следом за ней и пытался выдернуть другую подушку из-под собственной поясницы единственной свободной рукой. Одновременно с этим бодро зазвонил телефон.

– Ах ты ж! – бросил Рома и быстро сунул Женьке в руки свой бокал, теперь уже роясь в карманах. На дисплее было высвечено простое «Нина». Ромка глянул на Женю, будто бы спрашивая разрешения. Она ж, не совсем понимая его знаков, удивленно вскинула брови, но на всякий случай – согласно кивнула.

– Извини, – шепнул он ей одними губами и принял вызов, правда на сей раз в другую комнату не сорвался: смотри, мол, у меня от тебя секретов нет. И уже в телефон спокойно сказал: – Да, Нин!

– Привет. Ты прости, я не вовремя, наверное, – замялась Нина, но продолжила: – Богдана в больницу забрали. Я подумала, тебе надо знать.

Его плечи, и до этого напряженно выпрямленные, стали еще ровнее. Он сжал трубку чуть крепче и уточнил:

– В смысле – забрали?

– Аппендицит.

– Ох ты ж… Скорая?

– Угу. Нас в Центральную привезли, – Нина снова на мгновение зависла, и снова быстро отмерла. – Ты приедешь?

– Да… да, конечно. Его оперируют? Сейчас?

– Пока смотрят…

– Ничего не говорят?

– Нет, жду, это ж врачи. Они на своей волне. Ты приедешь, Ром?

– Да, Нинка, да… сейчас… Держитесь, разберемся.

– Спасибо, – проговорила Нина и отключилась, а Моджеевский, заметно побледневший, глянул на Женю и несколько мгновений, будто выбираясь из собственного ступора, молчал. Потом перевел дыхание и вскочил с дивана.

– У Бодьки аппендицит, забрали на скорой, – выпалил он, хлопая себя по карманам. – Я в больницу. Черт, где ключи?

– Куда тебе сейчас за руль? – отозвалась Женя. – Вызови такси. Ты позвонишь потом?

– Позвонить? – он глянул на нее неясным взглядом. – Если там операция, то это поздно получится… Ничего?

– Когда сможешь – тогда и позвони.

– Ага… извини.

– Ну о чем ты! – возмутилась Женя. – Не теряй времени. Поезжай.

– Да… – Роман снова взялся за телефон, видимо, вспомнив, что машина сама собой не вызовется, и в очередной раз глянул на нее: – Ты останешься? Я, наверное, до утра не вернусь.

– Нет, Ром, я домой, – в голове пронеслась мысль о Юльке. Почему-то Женя была уверена, что должна ей сказать про Бодьку. И не по телефону. Значит, надо домой. – Но ты обязательно позвони. Его куда отвезли?

– В Центральную. Черт… еще вопрос, что за пилюлькин его там оперирует!

– Приедешь и разберешься, – Женька быстро чмокнула Моджеевского в щеку и подтолкнула к двери, а тот на ходу звонил в службу такси. Потом он обувался, искал документы, банковские карты, наличные, часы – хоть и нервно, но благодаря Жене быстро, набирал личного врача – черт его знает зачем, потом снова Нину, чтобы спросить, куда подходить. Последнее – уже на улице, дожидаясь машины. А когда он уехал, увозя за собой тревоги и напряженность, Женя осталась одна, теперь уже сама испытывая похожие чувства.

Посидев немного, она собралась с мыслями и короткую дорогу домой убеждала себя, что все будет хорошо, ведь это всего лишь аппендицит. В квартире было тихо – домашние разошлись по своим норкам, и Женя, быстро скинув обувь, метнулась к комнате сестры. В коридоре ярким лучом пробивался свет из-под двери.

Юлька валялась на диване с ноутом и что-то читала. Судя по серьезному выражению ее лица – либо занималась, либо снова впала в меланхолию. Когда на пороге появилась Женя, она повернула к ней голову и удивленно выдала:

– Привет. И что это ты тут?

– А ты все-таки мечтаешь от меня избавиться, – улыбнулась Женя и присела рядом с Юлей. – Что читаешь?

Юлька нахмурилась и повернула к ней монитор. На экране веселыми змеями прыгали интегралы и иксы со степенями.

– Ну почему сразу избавиться? – хмыкнула она. – Станешь женой олигарха, а я сестрой миллионерши. Раскрутим папин бренд, будет не хуже итальянских. Так что... иди давай, работай над нашим будущим со своим Моджеевским.

– Симпатичный план, – кивнула сестра. – Мы его потом обсудим. Тут… Юль, Бодя в больнице.

Юля удивленно хлопнула длинными ресницами и уставилась на Женю.

– Как в больнице?

– Обыкновенно. С аппендицитом. Больше ничего не знаю. Роман к нему поехал, пока не звонил.

– С аппендицитом? Это же опасно, да?! От него же умирают?

– Ну что ж ты сразу о плохом, а! Нормально все будет, – принялась уговаривать ее Женя. – Операцию сделают, в больнице немножко побудет.

– Завтра же тестирование по математике! Как же он?

– Здоровье важнее.

– Это режут его, да?

– Не обязательно, Юль. Врачам виднее, – Женя взяла ее за руку. – Ну ты же понимаешь, Роман всех наизнанку вывернет, чтобы все было в порядке. Не переживай.

Вот на этом Женином «не переживай» Юльку и прорвало. Ее подбородок резко выдвинулся вперед, рот искривился, и она всхлипнула, не отрывая перепуганных глаз от сестры.

– Он в-вчера звонил, я трубку не взяла-а, – с трудом выдохнула она срывающимся голосом и зарыдала. – Мы так и не поговорили!

– Вот упертая, – вздохнула вслед за ней Женя и притянула мелкую к себе. – Не реви. Поговорите еще.

– А вдруг с ним что-то случится? Я же не смогу! Это же я его послала, а он помириться хотел, Жека!

– Ничего с ним не случится, не паникуй, – Женька успокаивающе гладила ее по волосам. – А позвонить ты и сама всегда сможешь. Если захочешь.

– Мне его увидеть надо! – снова встрепенулась Юлька и глянула на сестру полными слез глазами. Она сейчас походила на взъерошенного птенца, но плакала как-то по-взрослому, по-настоящему, как не плакала даже тогда, когда Богдан оскорбил Женю, и ей пришлось его бросить. Если бы только она ответила вчера на его звонок!

– Юлька, тебя не пустят к нему. Давай подождем до завтра.

– Завтра математика! – в отчаянии воскликнула она. – Он меня убьет, если на экзамен не явлюсь!

То, что ее убьет, например, папа, ей почему-то в голову не приходило в эту минуту.

– Поэтому завтра ты пойдешь на математику, а я выясню у Романа что там и как, идет?

– А потом я смогу поехать к Богдану?

– Ну-у-у… – Женя задумалась ненадолго. – Наверное, сможешь. Почему нет?

– А тебе Роман сообщит, когда операцию сделают?

– Да, ты только успокойся.

– Я боюсь.

– Не бойся. Все будет хорошо.

– Я к нему хочу, – всхлипнула Юлька, уткнувшись носом в Женино плечо. Ноутбук давно был отставлен в сторону, а она сама обеими руками вцепилась в сестру, напряженная и рыдающая. – Женька, я хочу к нему! – снова вскрикнула младшая, рискуя всполошить отца и провалить завтрашний экзамен с горя.

– Юлька! – включила Женя строгость. – Прекращай реветь и ложись спать. У тебя на носу экзамен, у Богдана – врачи. Завтра все узнаем и подумаем что делать, ясно?

Ее тон возымел действие на сестру. Юлька с видимым усилием пыталась успокоиться и бестолково кивала, но зубы все еще клацали.

– Я-ясно, – икнула она, глядя на Женю, и проговорила: – Ты… спасибо, что сказала.

– А ты себя не доводи! – велела сестра. – Еще не хватало самой в больницу загреметь. Спать!

– Я н-не буду… Же-е-ень… – Юлька шмыгнула носом. – А помнишь, когда я малая была, ты со мной спала, чтоб мне кошмары не снились, а?

– Помню, конечно.

– А можно сегодня останешься? Я не знаю, как буду тут сама.

– Хорошо, – согласно кивнула Женя. – Но ты будешь спать, а не реветь.

– Ну вот, чтоб спала, а не ревела, – попыталась улыбнуться Юлька. Получилось слабо. – Мне завтра вставать рано. Экзамен. Пока ты не пришла – капец как боялась.

– Не бойся. Не съедят тебя там. Сдашь.

– Я знаю. Чаю хочешь?

Женя решительно отобрала у Юльки ноутбук, вынула из шкафа пижаму и, сунув ее сестре, велела:

– Сейчас попьем чаю и ляжем. Тебе обязательно надо успокоиться и выспаться. А остальное – своим чередом.

Своим чередом у Юльки теперь получалось плохо. Еще недавно она запретила себе даже думать о Богдане до тех пор, пока он не принесет извинения за свои несправедливые, обидные, унизительные слова. Он – не извинялся. Несколько раз пытался к ней подступиться, чтобы помириться, но поскольку виноватым себя, кажется, совсем не чувствовал и обращался с ней так, будто это Маличи во всем виноваты, Юлька продолжала его игнорировать, заявив лишь однажды во время очередной их перепалки: «Да мы с Женькой тебе и твоей мамочке нос утрем, понял?!»

Он – понял. Но и она тоже. Сказала и пожалела. Потому что это несправедливо, что счастье одних основывается на боли других, и думала в тот момент Юлька вовсе не о себе, а о том, что Бодька сам же мучится, видя не дальше собственного носа из-за эгоизма и гордости. Но решив проявить стойкость характера, она совсем не представляла, что это приведет к тому, что сейчас он в больнице, а она не с ним. И если она больше никогда его не увидит… если не сможет ему сказать, как он ей дорог, то как дальше жить?

Ближе к полуночи отзвонился Роман Моджеевский, сообщив, что Богдана прооперировали, что операция была непростой – пришлось резать, и что все потому что Бодя тянул до последнего, не признаваясь матери, что у него болит бок. Но теперь все в порядке, и врачи обещают, что он пойдет на поправку. Представив себе, как ему было больно и как он терпел, Юлька снова разревелась, а потом еще долго лежала, глядя в потолок и слушая Женино дыхание – сначала глубокое, с тихими вздохами человека, который пытается заснуть, а потом едва слышное, когда сестра наконец провалилась в сон.

Никогда в жизни Юля не ощущала собственной беспомощности так остро, как в ту ночь. Как можно поверить в то, что еще только несколькими часами ранее боялась экзаменов, и ей казалось, что от них зависит вся ее будущая жизнь? А теперь страх за Бодю вытеснил все остальные страхи.

И уже утром на тестирование она собиралась, будто бы это была лишь временная препона на ее пути в больницу. Андрей Никитич, волнуясь, как если бы это он собирался сдавать экзамен, предложил отвезти в школу и даже дождаться. Юлька, храбрясь, только отмахивалась и силилась улыбаться. Ее плохое настроение папа и правда списывал на страх перед дурацкой алгеброй, а они с Женькой по молчаливому согласию не посвящали его в детали. Он и про Моджеевского-то узнал только в субботу и шумно удивлялся, пока Жени не было дома, а когда та пришла, замолчал, но по глазам было видно – ждет, когда ему объяснят. Если он еще и про Бодьку разнюхает, то это ж вообще вызовет бурную реакцию... к чему грузить старика лишней инфой?

Потому, отшутившись насчет того, что Мария Кирилловна, директриса и незамужняя дама старшего среднего возраста, хоть и погрустит немного, но без него проживет, а ребята в мастерской – вряд ли, Юлька в белой блузке, черной юбке и с косой на голове свалила из дому, напоследок шепотом попросив Женьку договориться с Романом о том, чтобы ее пропустили к Богдану.

А что происходило потом – было как будто в тумане и по инерции. Подступы к школе, инструктаж о правилах, слышанный множество раз, экзаменационные билеты. Что она там могла нарешать, Юлька не знала, и ее это почти не беспокоило. Тестирование она, скорее всего, завалила или, по крайней мере, на пятерку может не рассчитывать. Вот будет скандал! Вот бы этот скандал закатил ей Бодя! Об этом она почти мечтала. И едва все закончилось, и им объявили, когда будут опубликованы результаты, ни с какими не с подружками пошла отмечать, а сразу бросилась звонить Женьке:

– Привет! Новости есть? – выпалила она первым делом.

– Тот же вопрос я могу задать тебе, – бодро ответила Женька, но тут же продолжила: – Все в порядке. Операция прошла успешно, Богдан уже пришел в себя после наркоза, его даже перевели в палату. Роман с ним, сказал, что Бодька себя чувствует для его состояния удовлетворительно.

– А ты говорила про меня? – нетерпеливо спрашивала Юлька, топая по набережной и стараясь попадать носками туфель только по красным плиткам. И не позволяя себе расслабиться ни на минуту, хотя от сердца немножко отлегло.

– Да, конечно, Юль. Роман знает.

– И он не против?

– С чего ему быть против? В регистратуре скажешь, что ты к Богдану Моджеевскому, а у палаты тебя Роман встретит. Ты же сейчас помчишься?

– Спрашиваешь! Конечно! Палата какая?

– Двадцать первая. Ты главное выдохни. Аппендицит – это правда не самое страшное в жизни, – рассуждала Женя, думая о том, что, наверное, в семнадцать – как раз самое страшное и есть. Но, может быть, дети хоть так помирятся. Смотреть на Юлькину кислую физиономию сил не было ни у нее, ни у папы.

– Я знаю, – отмахнулась Юля, сворачивая с набережной на проезжую часть и оглядываясь по сторонам – нужно определить в какую сторону остановка ближе.

– Как экзамен-то хоть?

– Экзамен как экзамен. Что-то написала.

– Сгорит твоя медаль.

– И черт с ней… Жень, потом, ладно? – впереди замаячили троллейбусные рога, и Юлька ускорила шаг, торопливо выключаясь.

Ехать было не очень далеко, но как идти пешком, когда так сильно спешишь? В голове при этом не держалось ни одной мысли. Юлька даже не знала, что скажет Богдану, когда его увидит. Конечно, что любит. И что волновалась. И что никогда-никогда больше не хочет с ним ссориться, только бы он поскорее поправился.

И одновременно с этим до дрожи в поджилках ее пугало – вдруг ему уже и не надо. Вдруг он уже и не хочет с ней больше общаться. Вдруг она сама все испортила. Юлька гнала от себя эти мысли и вместе с тем не могла не думать об этом. Но ведь, в конце концов, она сейчас сама к нему бежит, и ей уже все равно, какие глупости он там наговорил про Женьку. Это же отношения Женьки и Бодиного папы. А они с Бодей – отдельно. У них свое.

Наверное, она и сама не до конца осознавала масштабов случившегося. Ни раньше, ни в этот день, когда думала только о том, как там ее Богдан. Она не понимала даже, что он имел в виду, когда говорил ей про мать, что отец вернулся бы к ней, если бы не Женя, и что сама Юлька пропустила мимо ушей, оскорбившись обвинениями в корыстолюбии.

Ни черта она не понимала, пока не взбежала по лестнице Центральной больницы на второй этаж, шурша бахилами по ступенькам, и не замерла практически на лестничной площадке у прозрачной стеклянной двери, за которой хорошо просматривался большой, светлый, просторный холл с огромной монстерой за диваном, на котором сидели Бодин отец и... красивая ухоженная женщина средних лет с Бодиными чертами лица. Тут даже спрашивать себя не надо, кто это. Их с Бодькой как будто одним и тем же почерком обоих написали.

Мужчина и женщина… разговаривали. Глушили оба что-то из своих чашек и болтали мирно и очень спокойно. Моджеевский что-то растолковывал своей бывшей, а она внимательно его слушала, кажется, соглашаясь и иногда кивая. Друг друга они не касались и даже расположились довольно далеко друг от друга, но то, что их связывает накрепко одна семья, было настолько очевидно, что это почувствовала даже Юлька, вмиг ощутив себя чужой. Ей всего семнадцать лет, но понимание, что перед ней семья, было настолько явственным, что до нее как-то враз дошло, что имел в виду Бодька, когда орал, что папа скучает по ним и вернулся бы.

Но ведь не возвращался же почему-то.

Почему?

Почему он с Женей? Почему Женя не ночует дома уж сколько времени? Почему ходит со счастливыми глазами? Неужели не чувствует?

Дыхание перехватило, спазм скрутил горло, и Юлька метнулась на один пролет вниз по лестнице, пытаясь переварить увиденное. Переваривалось плохо. А мысли скакали с одной на другую до тех пор, пока не остановились на том, что до этого времени Бодина мать для нее была какой-то абстрактной женщиной, безликой, бесплотной и не имеющей контуров. Что-то далекое, ненужное и с чем Бодя почему-то посмел сравнить ее Женьку.

А сейчас эта женщина, вполне реальная, настоящая, сидит под Бодиной палатой с Бодиным отцом и пьет с ним чай или кофе. И ночь, наверное, провела здесь вместе с ним же. И до того они были много лет женаты. И вот как Моджеевская должна относиться к ней, к Юльке, зная, что муж, хоть и бывший, встречается с ее родной сестрой? Как она теперь может к ней относиться? После всего, что тогда сказал Богдан, Юле очень ясно представлялась картина, в которой ее вообще к нему в палату мать не пропускает. И, наверное, это и правда можно понять, будь оно хоть сто раз несправедливо.

При таком раскладе, что можно поделать? Какая любовь с Бодькой? Даже если бы Женя, как когда-то говорила, ушла от Романа, Юлька все равно навсегда осталась бы сестрой бывшей… любовницы Моджеевского. Как на нее смотрела бы его мать? Как бы они стали жить?

А так хоть Женька счастлива… хоть у Женьки все хорошо.