Текст книги "The Мечты (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Все счастливы. Хэппи-энд
А ночка выдалась та еще. Тут и без приключений можно было устать в пути, а уж когда дорога превращается в сплошной бег с препятствиями – о чем говорить?
В тот вечер Моджеевский звонил Женьке еще из офиса.
Ближе к ночи договор все-таки подписали. Немцы артачились, конечно, но Роман потому и предпочитал играть на своей территории, чтобы чувствовать себя хозяином положения. И представительство в Мюнхене тому способствовало. Он попросту запер переговорную на ключ и никого не выпускал оттуда, пока стороны не пришли к консенсусу. Кофе и спиртные напитки входили в полномочия гостеприимного хозяина. Фролов едва не прыгал до потолка. Раечка водила модными густыми бровями и многозначительно предлагала отпраздновать это в очень тесном кругу. Фролов был пойман в прыжке, Раечка – со всей деликатностью вручена ему. В смысле: «Фролов, займись ты ею, а!»
Все счастливы. Хэппи-энд.
После этого Моджеевский рванул в аэропорт, лишь позвонив в гостиницу, чтобы оттуда немедленно отправили багаж. Еще среди дня он решил, что больше тут не может и будет к утру дома, чего бы ему это все ни стоило. С билетами повезло. Ближайший рейс улетал в полночь. Ромка досадовал, что у него в самом деле нет собственного самолета и вызванивал видевшую десятый сон Алену, чтобы та немедленно организовала его переправку в Солнечногорск. Хоть вертолетом, хоть чем угодно. Но к пробуждению Жени он должен войти в квартиру на улице Молодежной.
Как назло, сел туман, и самолет не выпускали из аэропорта, устроив задержку почти в полтора часа. Это накаляло. Названивал Фролов и уговаривал ехать спать, а не выдумывать. В итоге, когда поднялись в небо и пролетели почти половину пути, дважды попадали в зону турбулентности, и болтало их так, что даже стюардессы бледнели, что уж говорить о Романе. Сцепив зубы, он держался за подлокотники кресла и не отрывал взгляда от иллюминатора, за которым ни черта не было видно. Сплошная чернота. Когда тряхнуло особенно сильно, и он затылком приложился о спинку кресла, почему-то подумал, расстроится ли Нина, если он погибнет. И еще о том, что зря не составил завещания – помирать, не женившись, определенно свинство с финансовой точки зрения по отношению к невесте. А жениться и тем самым обеспечить себе новых наследников – свинство по отношению к бывшей жене.
Эта задача к посадке разрешена так и не была, и вообще была отнесена к разряду сонного бреда, когда Моджеевский спускался по трапу.
Солнце еще не встало. Арсен Борисович встречал его прямо у терминала с зонтиком – в столице шел ливневый дождь, своими потоками смывавший эту дурную ночь. Они пожали друг другу руки, и начальник службы охраны брякнул с некоторой снисходительностью: «Обойдешься без вертолета, так домчим».
И домчал. Правда несколько позднее, чем Роман рассчитывал. В квартиру он заходил почти в одиннадцать утра, и первое, что услышал с порога, запах яблочного пирога и, кажется, жасминового чаю.
Лена Михална, встречавшая его на пороге, всплеснула руками, будто бы устала держать оборону крепости в одиночку и бескрайне рада его возвращению, хотя не так уж часто делилась с ним своими эмоциями, предпочитая держать нейтралитет. Но, в конце концов, эта женщина после развода осталась работать на него, а не перешла к его бывшей жене. Та звала, Ромка знал. И это о многом ему говорило.
– Кофе, Роман Романыч? – привычно поинтересовалась Лена Михална вместо приветствия.
– Не... потом, – мотнул Моджеевский головой. – Евгения Андреевна где?
– Спит еще. Не выходила.
– Как это спит? – Роман торопливо глянул на часы.
– Ну вот так, – пожала плечами дражайшая экономка.
– А-а-а-а! Гуляла тут без меня? – шутливо нахмурил он брови.
– А то! Вот прям в вашей спальне и гуляла, – хохотнула Лена Михална, а потом вдруг подалась вперед и доверительно сказала: – Сова просто. На то и выходные, чтобы спать. А вчера ее еще немного... огорчили. Может быть, стресс.
– Какая сволочь посмела?
– Нина Петровна приходила. Рассказывать про вас всю правду.
– Как? Когда? – опешил Роман.
– Вечером. Как раз на сон грядущий, по всей видимости. Для его улучшения. Это было до восьми часов, я готовила им чай.
– Чаю выпили?
– Нет.
– Но Женя ее выслушала.
– Полагаю, что да.
– Потрясающе. Какого черта?!
На это ответа Моджеевский не дождался, дивясь многозначительности повисшего молчания. Лишь в замешательстве посмотрел в сторону собственной комнаты и устало потер лоб. Думать о том, что сейчас сказала Лена Михална, он был попросту не в состоянии. Не после этой ночи. Потом. Потом обдумает. Впрочем, какие у Нины вероятны мотивы, он все же догадывался – снова шандарахнуть его побольнее. Не искупил, стало быть, и значит, не достоин, чтобы жизнь налаживалась.
– И вы уверены, что Женя спит, а не отбыла к отцу? – усмехнулся Роман, мучительно вспоминая вчерашний вечерний разговор с ней, во время которого ему показалось, что в ее интонациях что-то изменилось, и ему это не понравилось. Наверное, потому и рвался домой так сильно. Но все же... прощалась она с ним вполне ласково.
– Уверена, – перебила его мысленные метания экономка. – Всё ваше на месте. Проверяла.
– Вы совершенно беспринципны, Лена Михална.
– Абсолютно, – подтвердила она, не без удовольствия наблюдая, как грустная и усталая усмешка на лице Моджеевского сменяется облегчением. Он задержался на ней взглядом, но совсем ненадолго. Потом, спохватившись, полез в саквояж и, вынув оттуда коробку марципанов, сунул ей в руки со словами: «Это вам, спасибо, что присмотрели».
А потом рванул к себе в комнату. К ним с Женей в комнату.
Она спала на боку, подложив под щеку кулачок и прижав колени к животу. Спутанные волосы упали ей на лицо. На соседней подушке стоял раскрытый ноутбук с погасшим экраном. Ромкины шаги замедлились – он старался ступать тише.
Поставил сумку под ноги. Склонился к кровати и убрал с нее на тумбочку лэптоп, предусмотрительно закрыв крышку. Потом осторожно присел за Жениной спиной, чувствуя, как шуршит свежее шелковистое белье. От Жени пахло гелем для душа и чем-то сладким. Роман не выдержал. Приник губами к ее щеке, потом к уху и наконец прошептал:
– Евгения Андреевна, я не понял. Вы почему это мужа не встречаете, а?
Она распахнула глаза, непонимающе уставившись в пространство. Мозг, хотя и со сна, оказался быстрее зрения.
– Рома… – выдохнула Женька, отстраняясь. – Ты как тут?..
– Обыкновенно. Всеми доступными видами транспорта. Кроме парохода и ракеты. Доброе утро.
– Доброе. Все нормально?
– Все отлично. Я же обещал сюрприз, помнишь?
Женька кивнула и, ткнувшись в Романа, пробубнила:
– Я подумала, вдруг опять что-то стряслось, и ты примчался.
– Случилось. Я соскучился. Это достаточная причина торопиться домой, – его рука заскользила по ее плечу и груди ниже, нашла живот и устроилась на нем всей пятерней. – Если бы я знал, что обнаружу тут настоящую спящую красавицу, торопился бы ещё больше.
– А ты настоящий принц, – грустно улыбнулась Женя.
– Никакой я не принц, – мягко ответил он. – Недотягиваю по всем направлениям. Но тебя люблю.
– Ну если перестанешь вешать на окружающих ценники, то из значимых недостатков останется только отсутствие самолета.
Ну вот, опять. Моджеевский почти привычно проглотил, даже не зависнув. Впрочем, ему даже интересно становилось, услышит ли он когда-нибудь заветное «и я тебя». А может быть, Женя просто не из тех, кто говорит? Хорошо же ему с ней. Она ведь рядом.
– Я буду очень стараться, – усмехнулся он ей на ухо. – Потому привез тебе из Мюнхена шоколадку и твердое намерение в следующий раз ехать вместе.
– С работы не уволюсь! – хмыкнула Женька.
– Но в декрет же уйдешь... Если сложится.
– Вот когда «если», тогда и разберемся.
Роман легко пожал плечами и поцеловал ее висок. Потом потянулся к губам и одновременно с этим шепнул:
– Темнишь ты, Евгения Андреевна. Что я опять натворил, м-м?
– Ничего не натворил, – прикрыв глаза, проговорила Женя. – И я не темню. Я просто еще не проснулась.
– А я еще не ложился. А еще я тебе серьги привез. В комплект к браслету. Не ругайся. Наденешь на мой день рождения.
– Но ведь это у тебя день рождения, – всполошилась она, но без особенного энтузиазма. – Тебе подарки положено делать, а не наоборот.
– У тебя еще будет такая возможность. У меня в сентябре, через три недели. Будет время что-нибудь придумать. Но, видишь ли...
Женя вопросительно вскинула брови. Роман хмыкнул и устроил голову у нее на плече, в то время как рука, лежавшая на животе, обхватила ее за талию, и он, наконец, обнял ее всю.
– Я понимаю, что ты не очень горишь желанием смешивать личное и публичное, но проблема в том, что у меня не выходит закрыться от всего... я подумал, что было бы удачно объявить о нашем решении пожениться на вечеринке. У меня юбилей, будет нечто претенциозное. Вернее... мы с тобой сначала вдвоем отметим, совсем вдвоем, день в день, а потом закатим пир, ну и... как тебе идея?
– Ну-у-у… – задумчиво протянула Женька, устраиваясь в его руках, и самым серьезным тоном проговорила: – А можно по такому же сценарию и свадьбу провести? В идеале, конечно, чтобы пир без нас… потом… после свадьбы на двоих…
– Совсем без нас не получится, но посмотрим, что можно придумать. Свадьбу где хочешь? Заказывай.
– Ты сейчас про страну, континент или планету?
– Я с Маском не знаком лично, – хохотнул Моджеевский. – Потому Марс не обещаю. Смело записывай это в недостатки.
– Устроим свадьбу босиком.
– Девушка из народа? – приподнял он бровь.
– Ну я же из народа, – рассмеялась в ответ Женя.
– А я серьезно. Давай я тебе номер Алёнки дам, обсудишь с ней все пожелания. И к свадьбе, и к вечеринке. Она тебе все расскажет и введет в курс дела. Приобщайся.
– Алёнка – это кто?
– Моя правая рука. Самый дисциплинированный и безотказный секретарь на свете. Думаю, она будет координировать операцию «Моджеевский-45».
– Ага… И твою свадьбу. Дальновидно, – хмыкнула Женя. – Давай телефон, буду звонить твоей правой руке.
– Она просто поможет. Она тысячу лет занимается моими делами.
– Давай завтракать, – решительно дернулась Женя. – Елена Михайловна пирог обещала.
– Ты ревнуешь, что ли?
– А если да?
Его темные глаза вспыхнули и по лицу расползлась улыбка. Так, должно быть, и улыбаются счастливые и довольные ричардыгиры.
– Тогда это потрясающие новости для меня, – выдохнул Моджеевский. – Евгении Андреевне не нравятся бабы возле моей персоны!
Женя улыбнулась, поймав себя на мысли, что ей совершенно безразличны любые бабы возле Роминой персоны. И, наверное, это неправильно, и скорее всего, должно быть как-то иначе. Только всё ли дело в том, что она не ревнивая? Но додумывать эти мысли Женя не стала. Уж точно не ко времени, когда собираешься готовиться к собственной свадьбе. Или ко дню рождения «любимого мужчины», что, в общем-то, большой погоды не делает, когда неожиданно приходит лишенное всякой логики понимание: пока он отсутствовал в командировке, ей было, несомненно, спокойнее, если не считать визита его жены. Но ведь и той она по своему обыкновению сочувствовала!
Роман – хороший мужик. Но ведь и отец был прав. Моджеевский, при всех своих достоинствах, занимал чужую территорию и не давал ей даже выдохнуть и подумать. Его было слишком много, и среди всего этого она начинала терять себя.
По здравом размышлении все, что он делал, должно бы заставлять ее влюбляться с каждым днем сильнее, а вместо этого тяготило – что он придумает завтра? Ни одно его начинание не закончилось для нее спокойствием, лишь выбивало почву из-под ног и встряхивало ее любимый устоявшийся мирок.
А ведь, если бы любила, это не раздражало бы? Или как?
Иногда она наблюдала за ним исподволь, чтобы он не заметил, и думала о том, какого черта ей надо? Красивый щедрый неглупый мужик, который почему-то без ума от нее. А ей вот, заразе такой, чего-то надо. И Моджеевский этого, кажется, дать не может.
В первый же день по Роминому приезду Женя позвонила по поводу вечеринки Алёне, которая представилась Еленой Ивановной – стало быть, не особенно стремилась подпускать ее к себе «правая рука» будущего мужа.
«Евгения Андреевна, – проговорила она исключительно деловым тоном, – я полагаю, что не стоит менять устоявшиеся традиции и отказываться от услуг агентства. Sun-Event– на рынке услуг действует уже давно, и мы десять лет с ними сотрудничаем. Разумеется, я, как обычно, обратилась туда. Доверим работу профессионалам».
«Свадьбу тоже им доверим?» – на всякий случай уточнила Женя. Правая рука должна же знать, что ее шеф женится, раньше, чем это становится достоянием общественности, правильно? Елена Ивановна не подкачала.
«Если вам понравится, как они справятся с юбилеем, – почему нет? – терпеливо ответила она, ничем не выказав удивления – стало быть, в курсе. – Впрочем, решать, конечно же, вам».
Посчитав свою миссию в организации всех возможных мероприятий выполненной, Женя весьма сердечно распрощалась с Аленой. Возможно, подход и неправильный. Но делать Моджеевскому претенциозную вечеринку ей вовсе не хотелось, а к свадьбе она и правда разберется. Обязательно. Весьма рационально – сначала посмотреть на это замечательное агентство в деле. Правда же?
А вот часы общения с Артом пришлось сократить. Во всяком случае, при Романе торчать по ночам в сети было как-то… совсем нехорошо. Она знала, что на обратном пути из Датского королевства он собирался заехать в Берлин к друзьям, о которых говорил, что они вместе учились. И теперь успевала лишь быстро просматривать его сообщения с фотографиями и геолокациями. Однажды он спросил ее, куда она пропала. Отговорилась завалом на работе, чувствуя странные угрызения совести, будто бы она делает что-то неправильное. Еще через несколько дней Арт будто бы шутя выдал: «Надоел своим бухтением, да?»
А он вовсе не надоел!
Роман воспринял ее идею про свадьбу босиком как шутку.
Арт – бросился разыскивать парки, предполагавшие прогулки без обуви.
Всей разницы.
«Ну и запросы у вас теперь, Евгения Андреевна», – сказала она собственному отражению в зеркале, отправляясь на работу в один из последних летних дней, на удивление нежаркий и дождливый.
Как обычно, отмахалась от шофера, отчего Роман искренно недоумевал из раза в раз, но в такую погоду – особенно. И теперь топала по набережной под зонтом, глядя на море, которое под дождем было меняющимся, непостоянным, шумным, как капризный ребенок, но почему-то ее успокаивало. Будущее рисовалось ей в странном цвете – средним между серым и золотистым. И это сочетание настораживало, хотя она и пыталась не думать.
Она вообще последнее время не думала. Наверное, с тех пор, как ее подхватил тайфун по имени Моджеевский, не дававший передышки и не делавший остановок. А ведь в дождь, говорят, думается особенно хорошо. Тем более, ранним утром, даже несмотря на сновавших вокруг людей, которым любая погода нипочем, и резвых чаек то тут, то там пролетавших мимо и оседавших на песок серебристыми комочками. Почему-то особенно ярко Жене помнилось, как однажды она встретила здесь мужчину, купавшего собаку в море. Не так уж много времени и прошло, а надо же – теперь она собирается стать его женой. В первый раз в жизни стать чей-то женой. И этот мужчина – лучший из всех, что ей встречались. Не только периода Флоренции Эдуардовны, когда Женя немножко сошла с ума, надеясь отыскать человека, которого полюбила бы, но и за все предыдущие годы.
Роман действительно был самый лучший. Таких просто не существует в природе – а вот пожалуйста. Любуйся, Малич.
Женя шагала по влажным плиткам и пыталась попадать подошвами туфель на невысоких каблуках только по светлым. И ни в коем случае не задевать стыков, меж которых скапливалась вода. Она смотрела под ноги. Она почти уже дошла до здания своего университета и нужно было только перейти дорогу, когда вдруг остановилась, не ступив с бордюра на зебру. Совсем недалеко от нее напротив маленькой кофейни, той самой, где она регулярно пила кофе то с Ташей, то без, а однажды даже довелось кофейничать с Юрагой, возле самой витрины стояла примечательная парочка.
«Они открываются только в десять», – разочарованно проговорила женщина.
«А тебе обязательно надо сейчас?» – уточнил мужчина, обеспокоенно взглянув на нее.
«Ну я же не виновата, что мне приспичило!» – вздохнула она, за что получила немедленный поцелуй в висок.
Нет, Женя узнала их не тотчас. На некоторое время зависла, понимая, что они ей знакомы, но вот кто... У него было примечательное лицо, как в старом кино. Выразительное, красивое, будто над ним поработал великий флорентийский скульптор. А она была... яркой. Во всем, начиная с ярко-зеленых кроссовок и заканчивая рыжей шевелюрой, заплетенной в замысловатую косу.
«Интересно, дойдем ли мы до варенья из помидоров к зиме», – хохотнул он, за что получил подзатыльник от нее, а Женя вспомнила и улыбнулась. Влюбленный ассенизатор по кличке Жерар Филип и его замечательная подружка.
«Я всего лишь хочу кофе!» – заявила Алла.
«Без десяти девять утра, во время дождя и именно здесь», – ответил Александр.
«Просто здесь варят лучший», – подумалось Жене, и она отвернулась. Нужно было перейти дорогу и подняться по ступенькам в корпус, пока ее не заметили. А потом вдруг быстро глянула на парочку, ни с того, ни с сего выпалила:
– У нас буфет при университете уже работает, там, как ни странно, тоже вполне прилично, – и рванула к себе, чувствуя одновременно и растерянность, и удивление от собственных поступков и мыслей.
Любовь – выдумки, говорите? Да вот же она. Как ее можно не замечать.
В своем спутанном настроении Женя метнулась к лестнице, не желая толпиться в лифте с такими же промокшими, как и сама, коллегами. Легко переступая со ступеньки на ступеньку, она отряхивала зонт, подол платья и кончики волос, которых тоже коснулся дождь не без помощи юркого ветра, задувавшего капли даже под раскрытый купол.
– Привет, – бросила она Таше с порога и шустро протопала к своему столу, безрадостно предвкушая утренний блок новостей от Шань.
Но та лишь с любопытством и некоторым удивлением поглядывала на нее и делиться, кажется, не собиралась. А значит, ей самой нужна информация. Поскольку, обладая на удивление глянцево-гладким умом, Таша не умела долго держать в себе, то вопрос последовал незамедлительно:
– Вот скажи мне, пожалуйста, сколько ты еще будешь конспирацию поддерживать? – поинтересовалась она. – Все всё знают, а ты на работу мокрая прешься зачем-то!
– Это ты сейчас о чем? – уточнила Женя.
– Это я сейчас о том, что из дома олигарха и самого влиятельного мужика в городе ты пешком под дождем к девяти утра топаешь в нашу дебильную бухгалтерию! Между прочим, могла бы вообще не работать. Или там... машину себе у него выпросить. Или хотя бы шофера, чтоб возил.
Вскинув брови, Евгения Андреевна выслушала Ташину тираду и поинтересовалась:
– Что еще, по-твоему, я могла?
– Честно?
– Валяй!
– Вот если б ты... того... еще одного наследника ему подсунула – тебе бы вообще не пришлось думать о работе до конца своих дней!
– Декрет не так долго длится, – усмехнулась Женя.
– Малич! Ты дура? Вы уже сколько вместе? Не сегодня – завтра ему надоест. И ты ни с чем останешься. А будь у тебя ребенок, он бы тебя обеспечивал!
– Ташка, а вот скажи мне. Кроме денег, что-то еще интересное есть в жизни, а?
– А тебе чего надо?
– Ну, например, любви.
– Ну здрасьте! А тебе любви мало? У тебя такой мужчина, Жека! – воскликнула Шань, мечтательно глядя на нее. – Везет же, а!
– Ты же уверена, что ему скоро надоест, – Женя подперла голову рукой. – Разве ж это любовь?
– Ну так при его возможностях сегодня можно одну любить, завтра – другую, – поучительно принялась разглагольствовать Таша. – Да и тебе не двадцать пять лет. Но ведь будет потом что вспомнить. И в твоем случае самое главное – не остаться ни с чем. Чего-то поиметь с этих отношений – это вообще дело чести. Я ж тебе по-дружески советую, а.
– А на свадьбу по-дружески придешь?
– На какую такую свадьбу? – не поняла Шань. – Я тебе дело говорю, Жека! Потом скажешь мне спасибо!
– На мою, Таш...
– Ты чё? Замуж собралась?
– Собралась.
– За кого? – опешила Таша, прижав ладошку с наманикюренными пальчиками к самому святому – к декольте.
– Ну а ты как думаешь! – деланно возмутилась Женя.
– К-как? Он что? Правда, что ли?!
– Так как, на свадьбу придешь?
– Тебе Моджеевский п-предложение сделал? – наконец сумела произнести Таша Шань более-менее вразумительно, моргнув своими нестандартными азиатскими глазами и сейчас особенно походя на всполошенную маленькую птичку.
– Ты так удивляешься, будто это совсем невероятно.
Напарница медленно кивнула. Потом охнула. Потом расплылась в улыбке. Да как завизжала, вскакивая со стула и бросаясь к Женькиному столу, чтобы немедленно ее обнять. Не успела Женя и глазом моргнуть, как ее обдали сладкие цветочные ароматы, исходившие от Ташкиных одежды и волос.
– Как же я за тебя рада, подруга! – заверещала Шань ей на ухо. – Вот это да! Вот это любовь! Бывает же на свете-то, а!!!
– Наверное, бывает, – подхватила Женя, но за визгом, стоявшим в кабинете, слышно ее было слабо. – Ташка, задушишь!
– Не задушу! – верещала ее мелкая коллега, ошалевшая от восторга.
Не иначе как на шум или по принципу «на ловца и зверь бежит» одновременно с Ташкиным возгласом дверь открылась, и в кабинете явил себя слегка подофигевший Артем Викторович, которого в стенах университета давненько никто не видел.
«В отпуске», – безапелляционно отмахивались сотрудники планового, направляя его посетителей к Женьке, на которую все же повесили обязанности замещать главного экономиста на период его отсутствия. Потому как Горбатова была женщиной строгой, но справедливой. Ну, это она о себе так говорила.
Завидев столь милую сцену, Юрага, вооруженный жестяными коробками с печеньем откуда-то из-за бугра, удивлённо улыбнулся и выдал:
– Доброе утро! По какому поводу праздник? Явно же не из-за моего возвращения.
– Дурак вы, Артем Викторович! Малич замуж выдаем! – взвизгнула Таша, почти что подпрыгнув.
– Таша, ты б таки думала, когда говоришь, – с укоризной сказала Женя, пытаясь все же высвободиться из цепких лапок Шань, и подняла глаза на Юрагу. – Здравствуйте, Артем Викторович. С возвращением вас. Как отдохнули?
Как он отдохнул, было написано у него на лице. Глядя на нее, он побледнел и уголки его губ медленно опускались. Как и руки, державшие пакеты с гостинцами. И только кончики ушей снова покраснели, как бывало обыкновенно, когда он волновался, и Женя уже очень хорошо успела это усвоить.
Однако позволить себе длительное волнение Юраге не позволяло воспитание, потому, сделав над собой видимое усилие, он наконец вернул на свою физиономию улыбку и проговорил:
– Спасибо, Евгения Андреевна, все хорошо. Вас действительно можно поздравить?
– Можно, – кивнула Женя и многозначительно посмотрела на Ташу, – только мне бы пока не хотелось, чтобы это стало достоянием нашей общественности.
– Да чтобы я?! Да никогда! – захлебнулась праведным возмущением Шань. – Ты же меня знаешь!
Юрага криво усмехнулся и опустил глаза.
– А то на свадьбу не позову! – прозвучало контрольным выстрелом.
– Совершенно не напрашиваясь, заверяю вас, что на мой счет тоже можете быть спокойны, я никому не скажу, – глухо отозвался Юрага. – Роман Романович – хорошая партия.
Женька окинула его озадаченным взглядом и удивленно спросила:
– Вы так думаете?
– Уверен, – Артем сглотнул и поднял на нее взгляд – такой странный, блестящий, будто бы его высокая температура накрыла. – Его характеризует уже тот факт, что женится он по глубокой привязанности, а не на деньгах.
– Слыхала? – многозначительно заявила Таша. – Вот как Артем Викторович у нас любовь называет!
– Таша! – снова одернула ее Женя. – Артем Викторович, хотите чаю?
– Или кофе? – встрепенулась Шань. – Видели, какую кофемашину нам Женькин Моджеевский подогнал?
– Не видел, простите, – пробормотал Артем. – И ничего не надо... но я вам тут как раз к чаю... из отпуска.
Губы его снова тронула улыбка, он прошел к Жениному столу и протянул обеим девушкам по пакету.
– Не знаю, какое вы любите... это немецкое, с корицей... Там банки смешные, с медведями.
– Я все ем! – радостно объявила Таша.
Под эту самую радостную Ташину возню с коробками Женя поблагодарила Юрагу, и тот ушел к себе.
Продолжение дня было ознаменовано запахом кофе, корицы и регулярных восхищенных вскриков напарницы, которая отчаянно пыталась держать себя в руках, но выходило это у балбески из рук вон плохо. И когда Женя выбиралась из здания на свежий воздух по окончанию работы, у нее раскалывалась голова от Ташиных восторгов, пожеланий, распиравшего ее самого праздничного настроения и рассуждений о том, что на свадьбе у Женьки и она вполне сможет подцепить какого-нибудь олигарха.
В надежде развеяться Женя решительно свернула на набережную. Тучи неожиданно расступились, и солнце явилось людям, весело поблескивая на глади моря. Предупредив Романа, что зайдет к отцу, она неторопливо шагала по разноцветным плиткам, мало что замечая вокруг.
В голове было пусто, и это обстоятельство ее скорее радовало. Если что-то еще могло ее радовать.
В реальный мир Женя вернулась у самого входа в родной двор. Вернее сказать, у двух столбов, между которыми еще совсем недавно находилась калитка. Но, видимо, она тоже не соответствовала эпохе Гунина и потому больше не наблюдалась на своем привычном месте.
Наверное, это стало последней каплей, переполнившей чашу Жениного плохого настроения, потому Антонина Васильевна, маячившая на проходе вместо калитки, вряд ли могла испортить его еще больше.
Даже когда, неодобрительно глядя на нее, пробурчала:
– О! Ты гляди-ка! И даже тропинку к родному дому не забыла, олигархша?
– Здрастье, бабТоня, – устало ответила ей Женя.
– Видала, чего твой-то сотворил, а?
– Что именно на этот раз?
– Клумбу твою все-таки расковыряли! Этого... как его... который цветы сажает и каменюки раскладывает... ну как в парках... пригласили.
– Ландшафтный дизайнер… Озеро с лебедями не выкопали?
– А я почем знаю? Гарик говорит, мужики со стройки про фонтан чего-то болтали, – отмахнулась баба Тоня, а потом ее брови вдруг подлетели вверх, и она подалась к Женьке, заговорщицки подмигнув: – Кстати, новость-то слыхала? Или тебе там в твоих хоромах уже про наших и не интересно?
– Что за новость? – спросила Женя, снова пропустив мимо ушей камень в свой огород от госпожи Пищик.
Сама же госпожа подбоченилась и даже стала казаться выше ростом, вдохновленная внезапно накатившим чувством собственной важности. Ведь кто владеет информацией, тот владеет миром, это даже бабе Тоне было известно.
– А Климов съехал! – загадочно выдала она.
– Как съехал? Куда?
– Гаричек наш! Бабу нашел себе и от родителей ушел к ней. Вчера провожали. С Москвичом и чемоданом. Так-то!
– Во дает! – восхитилась Женька.
– Ага-а-а! Подыскал себе невесту наконец-то, – весьма довольная собой, продолжала вещать баба Тоня, раскрывая ей, Евгении Малич, свою правду жизни. – А то сколько лет за тобой ходил, убивался, добивался, с самого смолоду, а ты все носом крутила и хвостом вертела. Такого парня проморгала. А ведь как вы вместе-то смотрелись!
Женька аж хрюкнула.
– Не-е-е-е, бабТонь, – со смехом сказала она. – Совет ему да любовь. И чем дальше от меня, тем лучше.
– Ай, да что ты в жизни-то понимаешь, бестолочь! – вздохнула Антонина Васильевна. – Он же так тебя любил! На руках бы носил.
– Так он и жену свою любил, ага! Только что-то про сына вспомнил, когда тот уже из армии вернулся.
– А это к делу не относится. Гарик парень простой, не олигарх, конечно. А по тебе всю жизнь, считай, страдал. Может, потому у него и с женой не задалось. Любовь же!
На мгновение Жене показалось, что Вселенная решила свести ее сегодня с ума рассуждениями о любви. Едва ли не каждый внес свою лепту. Но Женя попыталась взбунтоваться.
– Да какая там любовь, – махнула она рукой.
– Ну как какая-то, Жень? Большая. Как вот... Реджеп Айлу любит!
– Вот в Реджепе я точно не сомневаюсь, – улыбнулась Женя и, обогнув соседку, направилась к подъезду.
Но просто так от бабы Тони еще никто не уходил, и в спину ей прилетело:
– А ты б подумала, эта его новая – говорят, на пять лет старше. Ты против нее прям принцесса. Можем еще отбить!
– Спасибо вам, бабТоня, но мне не надо, – отозвалась Женя и скрылась в подъезде.
Дома Женя пробыла недолго. Ровно столько чтобы поужинать и попить чаю с любимым пирогом из любимой кондитерской. «А я знал, что ты придешь», – заявил Андрей Никитич в ответ на удивленный взгляд дочери. Женя рассказала про грядущую вечеринку, а отец о том, что собирается на очередную выставку в столице и обязательно заскочит к Юльке – посмотреть, как она обжилась на новом месте.
В коротких южных сумерках Женька успела дойти до «Золотого берега», и когда переступала порог ярко освещенной Роминой квартиры, темнота за окнами казалась еще плотнее, чем была на самом деле.
Лена Михална накрыла им очередной ужин, больше похожий на произведение искусства, в столовой, Моджеевский был по-домашнему расслаблен и, черт возьми, хорош собой в обычных футболке и джинсах. Наверное, если бы сейчас его увидела та же Таша, Женьке снова пришлось бы выслушать восторги относительно Роминой невероятной красоты и заодно – как ей повезло в жизни. И любой человек с ясным умом и здравым смыслом, наличествующим в нем, сказал бы ей то же самое. Но почему с каждым днем, проведенным рядом с Романом, она все больше недоумевала – чего ей надо-то? Что ей не так? В чем везение?
А потом они ушли в гостиную. Женька безо всяких угрызений совести утащила с собой ноутбук – нужно было доделать несколько проводок в рабочей программе. Моджеевский планировал в этом усиленно мешать. Даже включил какой-то фильм, чтобы создать вокруг себя побольше шуму.
– Если уж я умудряюсь оставить все дела на работе, то тебе сам бог велел, – с соблазняющей улыбкой заявил он ей, прижимая к своему боку на диванчике, где они расположились. Женя – с зарплатой, Моджеевский – с бокалом вина.
– Ты сам себе начальник, а у меня есть главдракон, – она подалась к нему, но глаз от экрана не отвела. – Я недолго.
– Между прочим, могла бы уже давно ее послать. Или это лучше сделать мне?
– Ну пошлем мы ее, – вздохнула Женя. – Дальше что?
– Отправим по-тихому на пенсию. Встанет кадровый вопрос, – Моджеевский подмигнул и сделал глоток из бокала. – Решим местными ресурсами, м-м-м?
– На какую пенсию, Рома! – хохотнула Женька. – Ей до пенсии еще, как до Луны.
– Да какая разница, Жень... Всегда есть варианты, – Моджеевский задумчиво коснулся прядки ее волос, поиграл ею, а потом добавил: – Ладно, забудь, я уже понял, что что-то решить с твоим мазохизмом – единственная непосильная для меня задача. Лучше скажи, как там подготовка к вечеринке? Что вы с Аленкой придумали?
