Текст книги "The Мечты (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Женя пыталась упорядочить собственные порывы
С работой «на дому» не складывалось. Вместо упорядочивания приказов в программе, Женя пыталась упорядочить собственные порывы в текущем моменте жизни.
Лишь оставшись в одиночестве, наедине с документами и собственными мыслями, она поняла, что произошло. До этого осмыслить не выходило, слишком шумно было за ужином, слишком демонстративно весело, будто бы чтобы ее подбодрить, Юлька стала шутливо переругиваться с отцом, борясь за свои права. Это отвлекало, не давало сосредоточиться. А вот тут, за дверьми комнаты – р-раз! И все понятно.
Не далее часа назад, не сомневаясь и не колеблясь, она отказалась от Романа Моджеевского и даже глазом не моргнула, будто бы тут и нечего было решать. Выглядело крайне благородно, но совершенно необдуманно. Откуда это? Что за дурацкое самоотречение на ровном месте? Или практически ровном.
Чего больше в ее намерении прекратить отношения с Романом? Только ли из-за сестры? Конечно, она очень любит Юльку и сделает для нее все что угодно. И даже больше. Юлька – почти что ее собственный ребенок, взлелеянный с рождения и до настоящего времени. Но Моджеевский…
Моджеевский...
Слишком крут, чтобы случиться с ней, с Женей Малич.
Или она, Женя Малич – слишком обыкновенная, чтобы этот образец мужской привлекательности и состоятельности надолго и всерьез задержался рядом. Ведь по сути – что такое две недели секса? Это всего лишь две недели секса и не более.
Их роман – тот случай, когда, если хорошенько подумать, Женя не могла не отмечать про себя и разницу в статусе, и сомнения в том, что их отношения могут оказаться всерьез и надолго. Ей давно не двадцать, чтобы бросаться с утеса в море от неразделенной любви, если однажды Роман решит, что с ней ему больше не интересно. И может, потому она и предложила сестре свой неожиданный, но вполне реальный вариант, что нет-нет, а все же опасалась именно такого поворота событий. Когда-нибудь он наиграется, а она привыкнет и увязнет. И лучше отрубить сейчас, сразу.
Это у Юльки молодость и Бодька, а у нее, в сущности, полный бесперспективняк. Чем это назвать, если не пустой тратой времени?
Ну да, пустая трата времени. Мантра на ближайшие несколько часов, пока сама в это не поверит. Но только нескольких часов у нее не было. В восемь зазвонил телефон, и на нем высветилось большими буквами: Моджеевский. А значит, пока еще не наигрался.
– Привет, – выдохнула в трубку Женя, все же не готовая рубить с плеча.
– Здрасьте! А Женька сегодня во двор выйдет? Скажите ей, что Ромка мяч взял! – дурашливо промурлыкал Моджеевский.
– Женька не выйдет, – подхватила она. – Женьке много задали, до утра хватит.
– Чего задали? – не понял Роман.
– Домашних заданий.
Моджеевский на том конце ощутимо подзавис. Но потом Женька будто бы воочию увидела, как он расплывается в улыбке, и голос его зазвучал до комизма наставительно:
– По ночам положено зубрить только перед экзаменами. А перед сном полезно воздухом дышать и любовью заниматься... в смысле давать себе легкую физнагрузку.
– Ну значит, у меня завтра экзамен. Учитель новый сильно строгий попался. Считает, что мы мало работаем. Вот и подкинул дополнительные тесты... на выживаемость.
– Жень, что случилось? – слетела с Моджеевского всякая игривость, и он враз сделался озадаченным. – Это ты меня... типа посылаешь, да?
– Такими, как ты, не разбрасываются, – хохотнула Женька и добавила уже серьезно: – У меня валом работы, правда. До утра хватит.
– Какая у тебя может быть работа? Ты ж в бюджете... у вас там чаи гоняют с утра до ночи.
– Ты поэтому свой фонд именно к нам в универ притащил? Никакого другого вуза под руку не попалось? – без тени возмущения спросила она.
– В смысле?
– В самом прямом, Роман Романович. Вести фонд имени тебя поручили мне, поэтому в ближайшее время мне светит не легкая физнагрузка, а тяжелый мозговой штурм.
– Это что же? Там столько возни, что ли?
– Само собой ничего не делается.
Моджеевский засопел в трубку, кажется, обдумывая ее слова. И то, к чему он приходил, ему, похоже, не нравилось. Потому следующий вопрос прозвучал почти сварливо:
– Прости, мне не следует этого спрашивать, но тебе хотя бы заплатят сверхурочные?
– А у меня рабочий день ненормированный, – улыбнулась Женя.
– Ты хочешь сказать, что ты сейчас собралась бесплатно горбатиться?
– Ро-о-ом, это моя работа. Я за нее зарплату получаю. Просто сейчас работы стало несколько больше, но делать-то все равно надо.
– То есть мы не увидимся сегодня?
– Ну вот будешь в следующий раз думать, прежде чем феячить, – беззлобно заявила Женя.
– Черт... это просто... черт... правда без шансов, что ли?
– Спокойной ночи, Рома!
– Спокойной...
Собрав в кулак остатки воли, Женя взялась за работу. Все равно делать надо. Чем раньше начнет, тем раньше закончит, и, может быть, ей даже удастся чуточку выспаться. Отбросив подальше мысли о звездах и мужчине из соседнего дома, она заставила себя сосредоточиться на бумагах, сейчас двумя стопками расположившихся перед ней на столе рядом с предусмотрительно сваренной большой кружкой кофе.
Однако дольше двадцати минут работать не вышло. И ровно в половине девятого телефон снова взорвался бескомпромиссным звонком от господина Моджеевского.
– И снова здравствуйте? – усмехнулась Женя, приняв входящий вызов.
– Признаю. Накосячил. Я во дворе, по-прежнему с мячом, выходи, а то по квартирам пойду.
– Ром, не сходи с ума, – она подошла к окну и, откинув занавеску, глянула во двор. У крыльца обнаружился Моджеевский, оглядывающийся по сторонам, в то время как у клумбы традиционно маячил Гарик. И наверняка за всем этим следили из комнаты под Женькой. Тут и к бабке не ходи. – Если я сегодня нормально поработаю, то завтра мы сможем встретиться.
– Что тебе мешает поработать... у меня дома? У меня, кстати, тоже дел накопилось, а я забивал на все.
– Я… я не уверена, что нам удастся поработать…
– Тогда я поднимаюсь к тебе.
– Ты шантажист, – выдохнула она и прижалась лбом к холодному стеклу. – И вот что с тобой делать?
Тут Роман поднял голову и разглядел ее в окне. Сверху было не видно, но Женя так и представила себе, как он улыбнулся – не по-голливудски красиво, а по-человечески счастливо. Он сделал несколько шагов по направлению к крыльцу, а потом на ее глазах чуть не оступился по-дурацки и с трудом удержал равновесие, в то время, как из-под его ног выскочил кот. Судя по интонациям кошачьего вопля – тот, которого детишки окрестили Джеком-потрошителем.
– Черт! – негромко ругнулся Моджеевский. – Ты в курсе, что у тебя район с криминальной славой? На меня сейчас покушались, видела?
– Видела, – улыбалась и Женя. – Я сейчас спущусь. Постарайся остаться в живых.
– Работу бери с собой. Мы реально будем трудиться! – хохотнул Роман и отключился.
Спустя минут десять, она торжественно вручала Роману сумку с документами. Потом поздоровалась с Климовым, все еще кружившим у клумб и буркнувшим ей в ответ что-то невразумительное. И неожиданно выпалила:
– Богдан у тебя?
– Стесняешься?
– Они с Юлькой поссорились.
– То их дело, – пожал плечами Моджеевский и взял ее за руку: – Но видимо, с тех пор он у меня и не ночует. Так что да, мы будем одни, не считая Ринго.
Женя не нашлась, что ответить, переваривая полученную информацию, чем Роман и воспользовался, потащив ее за собой на выход под тяжелым взглядом Гарика, не покидавшего поста наблюдения под окнами. А когда они дошли до калитки, им вслед донеслось едва слышное ругательство, отчего Моджеевский чуть заметно вскинул бровь и усмехнулся, громко заявив: «Пожалуйте, ваше высочество!» – слегка наклонился, манерно указав Жене на дверку и пропуская ее вперед.
Они вышли на улицу, обошли Женин дом и с другой стороны подошли к «Золотому берегу». Она так и ехала притихшая в лифте и точно такая же притихшая была, когда вошли в квартиру. Им навстречу выскочил Ринго, радостно повизгивая, виляя хвостом и кружа вокруг ног. Пес на удивление быстро привязался к Женьке, да и она, кажется, отвечала ему взаимностью. А сейчас как-то совсем слабо реагировала, и Ромке это не нравилось.
– Ты ужинала? – спросил он, забирая у нее легкую курточку, пахнущую духами. Легкими, как она сама.
– Ужинала, – тоскливо проговорила Женя. – Отец с Юлькой накормили.
Моджеевский не выдержал, примостил одежду на вешалку, а ее саму заключил в объятие – крепкое и теплое. Их лица оказались близко друг от друга, и он без тени улыбки, но с бесконечной нежностью проговорил:
– Ты из-за чего сегодня такая? Не из-за работы же.
– Не только из-за работы, – проговорила она, прижимаясь к нему. – Наверное, слишком много для одного дня. Твой фонд, бедлам, который устроили реставраторы, и Юлька. Юлька – главное. Они ведь из-за меня поссорились. Хотя все остальное тоже из-за меня, да?
– Жень, – помялся Роман и уткнулся носом ей в волосы, как обычно мастерски отделяя основное от второстепенного. Для Жени основное – сестра. Наверное, и для него должен быть Богдан. Да Богдан и есть, но ведь... дети же. Какая, к черту, любовь? Им поступать. Бодьку бы на Лондон уговорить как-то. А там подключится Нина, и голова кругом пойдет, а она у Моджеевского и без того кругом – из-за Жени, прижавшейся к нему. Эта женщина будила в нем совершенно первобытные инстинкты, а сегодня оказалось, что вечер без нее – потерянный вечер. Потому что опять затянет работа, рутина, разбитая семья, когда ему хочется воздуха, легкости и запаха ее волос.
– Жень, – повторил Моджеевский, – ну с чего ты взяла, что из-за тебя, а? Глупость какая-то... В их возрасте все ссорятся. У тебя вот первая любовь чем закончилась?
– В том-то и дело! – она вскинула на него больные глаза. – Если бы они просто поссорились. А они из-за меня… из-за того, что я с тобой.
– Откуда ты знаешь?
– Юлька сказала.
– И мой Богдан ее бросил из-за того, что мы... мы встречаемся? – Моджеевский весьма своевременно дал определение их отношениям. Они не спят. Они встречаются, как это ни забавно в его почти сорок пять.
– Не удивлюсь, если это Юлька его бросила. Но мне кажется… – Женя задумалась, подбирая слова, – я подумала, может быть, Бодя… может быть, это ревность? Или он может надеяться, что ты и его мама… снова… а тут я.
– У нас с Ниной давно все, – отрезал Роман, и голос его прозвучал очень уверенно – в эту минуту, обнимая Женю, глядя в ее синие-синие глаза, он и правда чувствовал себя уверенным в том, что с бывшей больше ничего не получится, хотя на самом деле еще недавно в глубине души надеялся все вернуть. А сейчас ему было плевать. Устал он от прошлого, хотел будущего. И в эту минуту его возможное будущее смотрело на него и ждало его слов. – Поверь, даже если бы я вдруг захотел вернуться в семью, меня там не ждут. Да и мне это не нужно. Три года прошло, она сама ушла, в настоящее время нас связывают только дети. И что там себе думает Богдан – я не имею понятия, но это слишком далеко от реальности. А в моей реальности сегодня есть ты. И если он правда питает иллюзии, что мы с его матерью можем сойтись, то ему придется смириться... Глупости это все... А Бодька умный парень, переболеет. Еще подружитесь.
Роман постарался улыбнуться, но вышло немного криво. Ему почему-то вспомнилось, каким тоном сын спрашивал про мачеху. Но ведь Женька совсем не похожа на мачеху, да и о браке речи в данный момент не идет...
И именно, что пока, судя по тенденции. Но хочет ли он этого? Нужно ли ему?
– Он мне понравился, – прервала его мыслительный процесс Женя.
– Не могу сказать, что мне как отцу неприятно это слышать, – поспешил сообщить Роман Романович, продолжая внимательно разглядывать Женькины совершенно невозможные глаза. – Он у меня солидный жених.
– И что это значит? – Женя отстранилась и посмотрела Роме прямо в лицо. – Что значит – солидный? Богатый? Который может позволить себе все что угодно и кого угодно?
– Ну ты и чудище, – улыбнулся он. – Взрослый он, ответственный, с мозгами. Не без дури, конечно, ну так ему всего семнадцать, и есть в кого – на меня посмотри. А про деньги – главное, чтоб он все правильно понимал, тут я не помощник. Я же сам выбрал девушку из народа.
– Мексиканский сериал, – усмехнулась Женька. – Я, значит, девушка из народа. А ты тогда… буржуй!
– Да-а-а... – протянул Роман. – Буржуй! Самый настоящий. Пойдем в кабинет, покажу, где работаю. Там еще расскажешь все-таки про фонд и про бедлам с реставраторами... Вообще-то я думал, ваши ученые мужи распилят бюджет, как положено, и тебе как распильщику бабла отвалят.
Он снова подхватил сумку с ее скарбом, а ее подтолкнул в нужном направлении по коридору.
– Так ученые мужи и распилили, – начала отходить Женька, голос ее зазвучал веселее, – что-что, а это они умеют. Даже получше своей науки. Им не до простых смертных вроде меня.
– Ты хочешь сказать, что тебе из этой хреновой тучи денег ничего не достанется? – опешил Моджеевский, снова сделавшись БигБоссом.
– Ну если главдракон захочет перестать на меня дуться из-за твоих курьеров с цветами и прочими подарками, – она замерла на пороге комнаты, обозначенной хозяином как кабинет, и, оглядываясь по сторонам, договорила: – то, может быть, мне светит какая-нибудь премия.
– Они охренели там, что ли?! Завтра же пришлю своих аудиторов. Я это все затеял только ради тебя, Жень! Понимаешь?
– Откуда ты только взялся на мою голову!
– Ну... я живу по соседству и давно запал на твой розово-голубой лифчик. Ты на балконе сушила.
Услышав сказанное, Женька оказалась способной лишь оторопело воззриться на Романа, икнуть и плюхнуться на диван, так кстати оказавшийся рядом. Он рассмеялся и поставил сумку возле нее.
– У тебя там кирпичи?
– Сейчас сам увидишь, – и она принялась вытаскивать из сумки бумаги. – Сначала надо втянуть все приказы в систему, чтобы сделать предварительный расчет по окладам для плановиков. Потом надо установить все полагающиеся надбавки. Вообще-то это тоже должно делаться приказами, но их еще нет, поэтому придется вручную. И, конечно же, волшебные слова «срочно» и «еще вчера» – никто не отменял.
Роман глядел на кипу документов, которые Женя принялась раскладывать по дивану и начал соображать, что над этим она реально просидит всю ночь, а его коварные планы действительно коту под хвост – его стараниями Евгения Малич будет работать, причем бесплатно. А значит, работать придется и ему – надо же держать слово, а то нечестно получается.
Он нахмурился, закусил собственную щеку, размышляя, а потом выдал:
– Чепуха какая-то... Бросай этот чертов универ, а? На кой он тебе сдался! Еще и начальство дурное.
– Как это бросай? – оторопело переспросила Женя.
– По собственному желанию. Тебе же небось совсем копейки за это все платят.
– И что прикажешь делать потом?
– Да хотя бы ко мне иди! Мы вот сейчас строительство крупного гостиничного комплекса запускаем к чемпионату. Тендер выиграли. Мне знаешь как хороший финансист нужен? Во как! До зарезу! – и Роман рубанул воздух в районе своей шеи.
– Исключено, – Женька отвлеклась от своих бумаг. – От слова вообще.
– Почему?
– Во-первых, меня вполне устраивает моя работа. Во-вторых, это не уместно при любом раскладе – ни сейчас, ни потом. И в-третьих, ты понятия не имеешь какой я финансист, – рассмеялась она. – Поэтому – совершенно исключено.
– А у меня чутье на кадры, – важно сообщил Моджеевский, подсев к ней и сдвинув пятой точкой ее бумаги. – Ты у меня не дура, потянешь. И зарплаты у нас бюджетным не чета. Работы, конечно, много, но зато оплачиваем по справедливости.
– Все равно не пойду, – пожала Женька плечами и снова уткнулась в ноутбук.
– Это такая форма протеста против всего, что я натворил, да?
– Нет, но это неправильно. И я не хочу никаких разговоров, а они обязательно будут. Ты же и сам понимаешь.
– Когда я тебя завтра на работу повезу, тоже будут, – усмехнулся Моджеевский. – Может, тебе помочь чего? Раз уж я так отличился.
– Если не будешь отвлекать – я быстрее закончу.
– Давай я тебе хотя бы кофе сварю?
– Лучше чаю, – попросила Женя и улыбнулась. – Я постараюсь быстро.
– Один момент, – еще шире расплылся Роман и, оставив ее в одиночестве, потопал на кухню, за ним увязался Ринго в предвкушении вкусняшек, а Моджеевскому подумалось, что всего этого ему уже очень давно не хватало. Тихого, по-настоящему семейного вечера в компании такой близкой женщины, с которой действительно хорошо. Он и забыл уже, как это здорово.
И нет-нет, да и всплывали в голове мысли о том, вдруг еще можно все начать с самого начала. Первый раз за три года с его развода. Ведь по сути своей он никогда не был ни бабником, ни любителем развлечений на стороне. Дернул один раз черт – так Моджеевский уже достаточно расплатился, и каждый остался при своем. Жалел ли он? Да, каждый день с той минуты, как Нина узнала о его... предательстве. И чувствуя себя виноватым, и каясь, и даже в тот период, когда самого себя уверял, что раз от него так легко отказались, значит, был не нужен. Но сейчас ему впервые казалось, что, возможно, так и надо было – пора идти дальше. А это самое «дальше» сидит в его кабинете и делает какую-то дурацкую работу, которую он сам, не ведая о том, ей подкинул.
Женя была очень хорошей. Женя была той женщиной, которую он искал. Женя хотела чай.
И заваривая его для нее, он перемещался по кухне, в которой не самым лучшим образом ориентировался без Лены Михалны, и раздумывал, делать ли себе кофе или тоже выпьет чаю. И еще думал, что надо завтра же с утра отправить своих спецов в этот дурацкий универ, чтобы контролировали проект, а то бюджетники наворотят, а Женьке горбаться, обрабатывай. Кто-то же должен представлять его интересы. И ее.
А потом разобраться с реставраторами и поговорить все же с жильцами, что их не устраивает. Решать такие вопросы без них было с самого начала неправильно. Но ведь, в конце концов, если у Золотого берега под боком будет ухоженная улица, а не нынешние хибары, то всем от этого станет куда лучше. Хотя, конечно, масштабы катастрофы он в некотором смысле сегодня оценил, когда забрел «на сторону противника» – двор рабочие разворотили. А людям живи в разрухе неизвестно сколько...
И Жене тоже.
Ноги́ требовательно коснулась морда Ринго, и Моджеевский, кивнув ему – мол, что? – сунулся в холодильник и вытащил оттуда колбасы, рубанув псу хороший шмат и поделив его на части. А потом обнаружил заботливо приготовленный Леной Михалной яблочный пирог со вкусом детства и дома.
«К чаю пойдет», – решил Роман и порезал на несколько кусков, разложил в блюдца. Взгромоздил чашки с чаем на поднос. И в очередной раз из множества мыслей поймал самую главную: сейчас ему хорошо. И обязательно надо сказать об этом Жене.
Или прямо признаться, что влюбился.
Влюбился же?
Под собачье почавкивание и звук работающих челюстей, Моджеевский тряхнул головой и, подхватив поднос, пошел обратно к себе в кабинет.
Женя усердно работала и даже не глянула в его сторону. Он же поставил их «перекус» на журнальный столик и его придвинул к дивану. Потом забрал собственный ноутбук, стоявший на большом бюро, и брякнув:
– Подвинься и ешь! – снова уселся на диван.
Она вскинула на Романа глаза, потом перевела их на поднос с угощением и, не заставляя себя долго уговаривать, но предварительно чмокнув его в щеку, ухватила кусок пирога и чашку. Что-то восторженно промычала, что, вероятно, должно было означать «вкусно», и снова принялась увлеченно щелкать кнопками клавиатуры.
– Жень, а Жень... – начал Роман, дожидаясь, чтобы она снова на него посмотрела. Он ведь правда собрался ее на работу везти. И выводить «в люди». И вообще.
– М? – Женька поставила остро отточенным простым карандашом на очередном приказе крупную галочку, отложила его в сторону к уже проведенным собратьям и повернула голову.
– Жень, я... – начал он, и в ту же минуту его перебил взорвавшийся громкой трелью из собственного кармана звук телефонного звонка. Роман поморщился, потянулся за смартфоном, чтобы немедленно его отрубить и тут же обнаружил высветившееся на дисплее имя жены. В смысле бывшей жены. И сбросить ее рука не поднялась. Просто потому что... мало ли что. С детьми. Поздно уже. Она никогда не звонила поздно.
Воровато глянув на Женьку, Моджеевский неловко пробормотал: «Извини, я отлучусь!» – и опрометью выскочил из кабинета, принимая вызов. Но через приоткрытую дверь Женя все же услышала: «Да, Нина! Что случилось?!»
Солнечногорское лето мало чем отличалось от субтропического
Солнечногорское лето мало чем отличалось от субтропического, которое поселилось в каких-то ста пятидесяти километрах южнее по побережью. Но, как говорится, ему и здесь было вполне неплохо. Зато море в Солнечногорске совершенно невероятного цвета, переливающееся всеми возможными оттенками под ярким послеобеденным солнцем, искрящееся и меняющееся в зависимости от положения светила на небе, игривое и немного волнующееся на радость «отдыхайкам», курортникам, заполнившим прибрежную линию своими головами, торчавшими из воды. Когда, превратившись в бесплатный аттракцион, бушуют такие волны, да и вода с новым течением потеплела – грех греть пузо на пляже.
Именно такую картину Евгения Андреевна Малич наблюдала из витрины любимой кофейни, где проводила свой обеденный перерыв. В ее телефонной трубке, новеньком айфоне, от которого она так и не смогла отмахаться, хотя честно пыталась, мурлыкал голос Моджеевского, весьма довольного жизнью, которая и ей представала сейчас в самых чистых и нежных красках. Июнь был хорошим месяцем, даже когда только начинался.
– Все начнется завтра в 19:00, – фоном к ее мыслям вещал Роман где-то за кадром. – Если ты сможешь уйти пораньше с работы... может, с обеда... то вполне успеешь в салон или куда вы там ходите для наведения лоска, а? Покрасуемся перед камерами пару часов для приличия и сбежим. А? Жень? Что скажешь?
– А сам ты покрасоваться не можешь? – в который раз уточнила Женя. Будто от того, если она спросит снова, может измениться категорическое желание Романа вывести ее в свет.
– Ну я же тебе объяснял, – ожидаемо и очень терпеливо принялся перечислять Моджеевский, как делал всю последнюю неделю. – Я должен присутствовать при любом раскладе, но это благотворительный бал, будет много прессы. Для нашего с тобой имиджа впервые показать тебя там – очень правильно и хорошо. Нам все равно придется это сделать. Чудо что папарацци до сих пор до тебя не добрались, но везение закончится, а так ты сразу появишься в правильном месте в роли моей женщины, а не любовницей, пойманной во дворе. Они ж меня три года на ком попало женить пытаются. А мне важно, чтобы ты была представлена официально и в самом лучшем свете, Жень.
– А я не ханжа, – рассмеялась Женька. – Могу и любовницей побыть.
– А мне важно! – разулыбался вслед за ней и он, хотя она этого видеть не могла, но точно знала, что сейчас Роман, как павлин, распушил хвост – в смысле включил обаяние. – Мы с тобой оба никуда не денемся от того, что я Моджеевский. Давай попробуем привыкнуть к этому, а? Будешь моей плюс один?
– Буду, буду, – примирительно проговорила Женя. – Куда ж я денусь.
– Ура! – дурашливо выдал он. – Ты прелесть, Евгения Андреевна!
– Ты тоже ничего.
Роман расхохотался, а потом смех его повис в воздухе между ними, будто должен вылиться во что-то большее, что он должен бы сказать. И он, чтоб его, сказал, придав голосу бархатистые нотки, которые обычно у него включались, когда они оставались совсем вдвоем.
– Раз ты сегодня добрая, – проговорил Моджеевский, – то обдумай, пожалуйста, перспективу как-нибудь поужинать семьями. Я не настаиваю. Но было бы… здорово.
– Как ты себе это представляешь – Богдан и Юлька?
– А еще твой папа и Танька… Жень, если их не столкнуть, они не поговорят. И с Богданом я обсужу этот вопрос… Сейчас ты для него как раз она и есть… любовница со двора по соседству. А семейный ужин – это уже серьезно. Пойми меня правильно… Я за три года их ни разу ни с кем не знакомил. Пускай привыкают.
– Давай как-то не все сразу, – серьезно проговорила Женя. – Я обещаю, что подумаю над возможностью семейного знакомства.
– Честно подумаешь? – воодушевился он.
– Честно!
– Дважды ура! Точно мой день!.. Ладно… слушай, у меня встреча в Министерстве через полчаса, надо успеть, я хочу к ночи в Солнечногорск вернуться. Ты же скучаешь по мне?
Конечно же она скучала. О чем и сообщила Роме, пообещав ждать и попросив не гонять по отечественным дорогам. Отложив в сторону трубку, Женя снова принялась разглядывать хаотично шастающих за окном людей. Подперев рукой щеку, ловила себя на том, что ей скучно. Что случалось с ней крайне редко, если вообще случалось.
Ташка-балбеска улепетнула на обед с очередным университетским ухажером. На этот раз это был проректор по АХЧ Андрейка, который, впрочем, против дяди Вади имел одно преимущество – был моложе на двадцать лет. Что, однако, несколько нивелировалось отсутствием дома в Испании и квартиры в Италии.
Оставаться в кабинете, еще и в одиночестве, совсем не хотелось, потому Женя и оказалась в небольшом кафе неподалеку от университета. Обеденного времени все еще было достаточно, и неожиданно вспомнилось о любимом форуме, который несправедливо затмил вирус влюбленности, напавший на Женьку. Она снова схватилась за телефон, и пальцы ее замелькали по закладкам браузера.
Первый же топик, попавшийся ей на глаза, рассмешил едва ли не до слез. Который уж день форумные завсегдатаи бойко обсуждали реставрацию ее родного особняка на Молодежной. А она и не знала! Весело рассматривая фотографии, Женя представляла себе, как адепты архитектуры прокрадываются в подъезды, чтобы запечатлеть процесс восстановления фресок Гунина. Там же среди прочих она заметила и несколько постов Art.Heritage. И тут ее мысли потекли совсем в другом направлении. Вернее, они понеслись вскачь, сбивая друг друга. Было несколько стыдно, что позабыла пусть и виртуального, но товарища. И как тут не вспомнить про всем известного французского летчика! В смысле писателя. Того который: «мы в ответе за тех, кого приручили».
Среди прочих мыслей и ощущений отчаянной мошкой металось тревожащее чувство, что в своих наполненных Романом и их отношениями днях она что-то упускает – что-то неясное, но существенное.
Женя заглянула в их личный чат, где не была уже довольно давно. С улыбкой прочитала несколько сообщений о погоде в выходные и о его планах, в которые не входили ни семейные обеды, ни благотворительные балы, но, тем не менее, отказать им в занимательности было трудно, и, несмотря на отсутствие Art.Heritage в сети больше четырех часов, она быстро отстучала:
Фьюжн: Привет!
К ее удивлению, значок напротив аватара позеленел почти сразу, и было ясно, что онлайн ее «форумный» с компьютера. Его пальцы, похоже, торопились, поскольку очень быстро набрали ответ.
Art.Heritage: какие люди! Сто лет не виделись. Где была, пропажа?
Фьюжн: Где-то там, а сейчас – здесь.
Art.Heritage: реал затянул?
Фьюжн: Еще как!
Art.Heritage: надеюсь только, что не такой жесткий, как у меня =) Чего делаешь?
Фьюжн: Пью чай и смотрю на море.
Art.Heritage: романтика! Где-то на набережной?
Фьюжн: Довольно близко. Как дела? Видела твои посты про новую реставрацию.
Art.Heritage: Да, я бродил там на прошлой неделе. Для нашей деревни неожиданно фундаментальный подход. Представляешь, они спецов нагнали, которые в Стамбуле фрески в византийском храме помогали восстанавливать.
Фьюжн: да уж, слишком фундаментально для нас.
Art.Heritage: Они стараются))))) Чай у тебя вкусный?
Фьюжн: Китайский с жасмином.
Art.Heritage: на тебя от него снисходит китайское умиротворение?
Фьюжн: Наверное, в это странно поверить, но да.
Art.Heritage: я наоборот пытаюсь взбодриться, пока без толку. Сейчас будет пятое ведро кофе с утра.
Фьюжн: А я вот решила привнести в кофейную жизнь разнообразия =)))
Art.Heritage: че? Тахикардия замучила?
Фьюжн: Я типа непостоянная.
Art.Heritage: И как с вами, с девушками, быть? Вас угощаешь кофе, а вам, оказывается, нужен чай?
Фьюжн: случается и такое…
Art.Heritage: ясно... А мы и не догадываемся, что делаем что-то не то))) Заказываем не те напитки, шутим не те шутки, показываем не те звезды, живем не ту жизнь. А потом удивляемся =) Хотя, наверное, это обоюдно, да?
Женя ответила не сразу. Она снова отвлеклась на вид за окном. Что-то было в словах Art.Heritage, что зацепило, но она не могла понять – что именно. Он говорил это о себе, а казалось, будто и о ней.
Фьюжн: Не знаю… Иногда это зависит от того, как мы сами себя воспринимаем, наверное. Что плохого, если нравятся другие звезды?
Art.Heritage: нет ничего плохого. Просто с близким человеком хочется, чтобы это было в одном направлении, что ли. Например, как если бы я смотрел на созвездие Кассиопеи, а она – на Персея. Они граничат, они рядом. Они близко. Чтобы шеи в одну сторону были повернуты. С этим как-то не складывается.
Фьюжн: еще всегда есть шанс заинтересоваться не только своим, а?
Art.Heritage: скорее открыть для себя. Мне кажется, человеку интересно только то, что есть в нем. Это нужно всего лишь отыскать. Тот, кто рядом, может быть проводником… но если в нем нет того же самого – фиг у него получится.
Art.Heritage: прости, я, наверное, очень бестолково говорю. Всю ночь в дороге, а с утра на работе. Вот и получается такая дерьмовая философия.
Фьюжн: Искал себя или реал?
Art.Heritage: пытался сбежать от не своей жизни в не менее чужую.
Art.Heritage: ездил в Черноморку, там фестиваль «Изоляция» – слышала? По ночам проходит. Три ночи подряд. Программа каждую ночь разная. Решил приобщиться разок, чтобы если понравится, в следующем году абонемент купить на весь фест. Туда-обратно – за рулем. Теперь сплю на ходу, пытаюсь бодриться.
Фьюжн: Не слышала. Интересно? Я бы, наверное, так не смогла. Все время в движении… Хотя если взять за исходную теорию о проводнике, то, должно быть, возможно многое.
Art.Heritage: Да я не все время в движении, если честно. Я по своей сути тот еще домосед был раньше :-D
Art.Heritage: Просто понимаешь, иногда дома так невыносимо становится, что где угодно лучше. Даже на этой хипстерской «Изоляции», где бухают одни малолетки. Но второй раз не поеду – сглупил.
Art.Heritage: сегодня вот попробую посидеть на работе подольше, хотя спать хочу дико.
Art.Heritage: Так хочется одиночества и тишины в последнее время.
Он продолжал что-то еще писать, когда Женя бросила взгляд на часы и оторопела. Обед уже десять минут как закончился, а ей еще добежать до университета. Рассчитавшись с официанткой, она выскочила из кафе и думала лишь об одном – как не попасться на глаза главдракону.
