Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1933-1936"

Автор книги: Марина Цветаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

77-33. А.А. Тесковой

France

Clamart (Seine)

10, Rue Lasare Carnot

24-го ноября 1933 г.

                         Дорогая Анна Антоновна,

Наконец – письмо!

Пишу Вам в передышку между двумя рукописями: «Дом у Старого Пимена» – семейная хроника дома Иловайских (историк Иловайский – Вы наверное знаете? Мой отец был первым браком женат на его дочери, я не ее дочь) очень мрачная и правдивая история: дом, где все умирали, кроме старика, – вещь может быть пойдет в Совр<еменных> Записках[417]417
  См. августовские письма 1933 г. к В.Н. Буниной.


[Закрыть], пишу стало быть в перерыв между «Старым Пименом» и «Лесным Царем»[418]418
  Статья под названием «Два „Лесных Царя“» была опубликована в журнале «Числа» (1934, № 10). (СС-5).


[Закрыть] (попытка разгадки Гёте). На помещение последней вещи мало надежды: кто сейчас, в эмиграции, интересуется Лесным Царем (Erlk*nig) и даже Гёте! Я, которую так долго травили за «современность» стихов – теперь вечно слышу упреки в несовременности тем моей прозы. (А Вы не думаете, что та «современность» и эта «несовременность» – одно, т. е. я?!)

Стихов я почти не пишу, и вот почему: я не могу ограничиться одним стихом – они у меня семьями, циклами[419]419
  За предшествующие три года Цветаевой были написаны стихотворные циклы: «Стихи к Пушкину» (7), «Ода пешему ходу» (3), «Стихи к сыну» (3), «Ici-haut» (4), «Стол» (6). См. СС-2.


[Закрыть], вроде воронки и даже водоворота, в который я попадаю, следовательно – и вопрос времени. Я не могу одновременно писать очередную прозу и стихи и не могла бы даже если была бы свободным человеком. Я – конце*нтрик. А стихов моих, забывая, что я – поэт, нигде не берут, никто не берет – ни строчки. «Нигде» и «никто» называются «Посл<едние> Новости» и «Совр<еменные> Записки», – больше мест нет. Предлог – непонимание меня, поэта, – читателем, на самом же деле: редактором, а именно: в Посл<едних> Нов<остях> – Милюковым, в Совр<еменных> Зап<исках> – Рудневым, по профессии врачом, по призванию политиком, по недоразумению – редактором (NB! литературного отдела)[420]420
  См., например, письма Ю.П. Иваску от 4 апреля 1933 г., В.В. Рудневу от 19 июля 1933 г. и коммент. 2 к нему, И.П. Демидову от 1933 г. и коммент. 3 к нему.


[Закрыть]. «Все это было бы смешно, когда бы не* было так грустно»[421]421
  Цитата из стихотворения М.Ю.Лермонтова «А.О. Смирновой» (1840).


[Закрыть].

Эмиграция делает меня прозаиком. Конечно – и проза моя, и лучшее в мире после стихов, это – лирическая проза, но все-таки – после стихов!

Конечно, пишу иногда, вернее – записываю приходящие строки, но чаще не записываю, – отпускаю их назад – ins Blaue![422]422
  В синеву (нем.).


[Закрыть] (никогда Graue[423]423
  Серость (нем.).


[Закрыть], даже в ноябрьском Париже!)

Вот мои «литературные» дела. Когда получу премию Нобеля (никогда) – буду писать стихи. Так же как другие едут в кругосветное плавание.

_____

Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина[424]424
  Чествование И.А. Бунина русскими организациями по случаю присуждения ему Нобелевской премии по литературе состоялось в Париже 26 ноября 1933 г. в Театре Елисейских полей. Со вступительным словом выступил B. А. Маклаков, Б.К. Зайцев сказал о Бунине как писателе и т. д. (Последние новости. 1933. 28 нояб.; Возрождение. 1933, 28 нояб.).


[Закрыть]. Уклониться – изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее – Горький. Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи. Но – так как это политика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому… Впрочем, третий кандидат был Мережковский[425]425
  Мережковский Дмитрий Сергеевич (1865-1941) – писатель, критик. В эмиграции с 1920 г., жил в Париже. Цветаева в юности увлекалась его историческими романами.


[Закрыть], и он также несомненно больше заслуживает Нобеля, чем Бунин, ибо, если Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи, то Мережковский эпоха конца эпохи, и влияние его и в России и за границей несоизмеримо с Буниным, у которого никакого, вчистую, влияния ни там, ни здесь не было. А Посл<едние> Новости, сравнивавшие его стиль с толстовским[426]426
   Посл<едние> Новости, сравнивавшие его стиль с толстовским… – В статье «Искусство Бунина» ее автор, М.А. Алданов, говоря о «технике» создания образов и «волшебстве внешних приемом» в прозе Бунина, приводит схожие примеры из Л.Н. Толстого (Последние новости. 1933. 16 нояб. С. 2).


[Закрыть] (точно дело в «стиле», т. е. пере, которым пишешь!), сравнивая в ущерб Толстому – просто позорны, Обо всем этом, конечно, приходится молчать.

Мережковский и Гиппиус[427]427
  Жена Мережковского – Зинаида Николаевна (урожд. Гиппиус; 1869 1945) поэтесса, прозаик, критик, публицист. См. письмо Цветаевой к ней (Письма 1924–1927).


[Закрыть] – в ярости. М<ожет> б<ыть> единственное, за жизнь, простое чувство у этой сложной пары.

Оба очень стары*: ему около 75, ей 68 л<ет>, Оба – страшны. Он весь перекривлен, как старый древесный корень, Wurzelm*nnchen[428]428
  Гном (нем.).


[Закрыть] (только – без уюта и леса!), она – раскрашенная кость, нет, даже страшнее кости: смесь остова и восковой куклы.

Их сейчас все боятся, ибо оба, особенно она, злы. Злы – как ду*хи.

Бунина еще не видела. Я его не люблю: холодный, жестокий, самонадеянный барин[429]429
  Об отношениях между Цветаевой и Буниным подробнее см.: Дэвис Р, Мнухин Л. Цветаева и Бунин // В со.: Марина Цветаева в XXI веке. 2005. C. 22–34.


[Закрыть]. Его не люблю, но жену его – очень. Она мне очень помогла в моей рукописи, ибо – подруга моей старшей сестры[430]430
  В.И. Цветаева.


[Закрыть] (внучки Иловайского) и хорошо помнит тот мир. Мы с ней около полугола переписывались. Живут они в Grass’e (C*te d’Azur[431]431
  Грасс (Лазурный берег) (фр.).


[Закрыть]), цветочном центре (фабрикация духов), в вилле «Belv*d*re», на высочайшей скале. Теперь наверное взберутся на еще высочайшую.

_____

Дома – неважно. Во-первых, если никто не болен (остро), то никто и не здоров. У Мура раздражение печени, диета, очень похудел – и от печени и от идиотской франц<узской> школы: системы сплошного сидения и зубрения. «Il ne faut pas comprendre, il faut apprendre»[432]432
  Не важно понимать, а важно зубрить (фр.).


[Закрыть] – вот лейтмотив и припев. Учат наизусть даже Свящ<енную> историю. А уроки задают и на большую перемену. Учится отлично, ибо отличная память, но грамматики и арифметики не понимает – п<отому> ч<то> не объясняют. Всё сведено к механическому затвержению. А когда я* пытаюсь объяснить, он просто пугается: – «Мама, у нас не так! У нас – наизусть!»

Аля все худеет, сквозная, вялая, видно сильнейшее малокровие. Шесть лет школы, пока что, зря, ибо зарабатывает не рисованием, а случайностями, вроде набивки игрушечных зверей, или теперь м<ожет> б<ыть> поступит помощницей помощника зубного врача – ибо жить нечем. Очень изменилась и внутренне, если это можно назвать «внутренно», – но это уже Париж и недостаток противодействий. Вечное желание «компании» – какой бы ни было, т. е. просто хохотать вместе. Вечное и бессмысленное чтение газет – каких бы ни было – лишь бы «новости». Мне с ней скучно. И ей – со мной. На меня она совершенно непохожа, не только – на меня сейчас (я очень измучена и хочу только здоровья для всех и покоя для себя: работы: покоя от всех) но и на меня – ту. Я никогда не была ни бессмысленной, ни безмысленной, всегда страдала от «компании», вообще всегда была – собой. Но эта не моя, обратная мне, исключающая меня тяга к себе-подобным есть и у Мура. Очевидно, не бывает дважды сряду.

Теперь о Вас, дорогая Анна Антоновна, стало быть ряд вопросов: как здоровье Ваше и Ваших? С кем встречаетесь (дружите)? Есть ли радость и от чего? (Кроме книг и погоды!) Что работаете сейчас? Есть ли время? Как с хозяйством – сим бичем Божьем? Есть ли – силы?

Есть ли – планы? (Как всегда – бегства!)

Жажду большого подробного письма. И знать, что Вы меня еще любите.

Горячо обнимаю Вас, никогда не думайте, что я Вас забыла – или остыла. Всё по-прежнему: по-вечному.

Сердечный привет Вашим

                                       МЦ.

У нас грязь и холод (уголь и его отсутствие). Во Вшенорах тоже была грязь, но была большая уютная плита, за окнами был лес, был уют нищеты и душевный отвод настоящей природы. Все те места помню, все прогулки, все дорожки. Чехию – добром помню.

Огромное спасибо за ежемесячные присылки, всегда выручают в последнюю минуту!

Вы одна и уцелели.

Впервые – Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 105–107 (с купюрами). СС-6. С. 406-408. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 173–177.

78-33. В.Н. Буниной

Clamart (Seine).

10, Rue Lazare Carnot

27-го ноября 1933 г.

                         Дорогая Вера,

Вы в сто, в тысячу, в тысячу тысяч раз (в дальше я считать не умею) лучше, чем на карточке – вчера это было совершенно очаровательное видение: спиной к сцене, на ее большом фоне, во весь душевный рост, в рост своей большой судьбы[433]433
  Письмо написано под впечатлением чествования И.А. Бунина русскими организациями по случаю присуждения ему Нобелевской премии. См. предыдущее письмо.


[Закрыть]. И хорошо, что рядом с Вами посадили священника, нечто неслиянное, это было как символ, люди, делая, часто не понимают, что* они делают – и только тогда они делают хорошо. «Les Russes sont souvent romantiques»[434]434
  «Русские часто бывают романтиками» (фр.).


[Закрыть] – как сказал этот старый профессор[435]435
  …старый профессор… – французский славист Эмиль Оман (1859 1942), активный участник франко-русских литературных встреч в Париже в конце 1920-х – начале 1930-х гг. На чествовании И.А. Бунина выступил с приветственной речью.


[Закрыть]. Перечеркиваю souvent и заканчиваю Жуковским: «А Романтизм, это – душа». Так во*т, вчера, совершенное видение души, в ее чистейшем виде. Если Вы когда-нибудь читали или когда-нибудь прочтете Hoffmansthal’a «Der Abenteurer und die S*ngerin»[436]436
  Гофмансталь. «Авантюрист и певица» (нем.). – Гофмансталь Гуго фон (1874–1929) – австрийский писатель. В драме в стихах «Авантюрист и певица» (1899) героиня вынуждена выбирать между вспыхнувшим чувством к барону В. («авантюрист») и искусством. В результате певица остается верна своему призванию.


[Закрыть] – Вы себя, вчерашнюю, моими глазами увидите.

И хорошо, что Вы «ничего не чувствовали». Сейчас, т. е. именно когда надо, по заказу, – чувствуют только дураки, которым необходимо глазами видеть, ушами слышать и, главное, руками трогать. Высшая раса – вся – либо vorf*hlend либо nachf*hlend[437]437
  Предчувствующая либо сочувствующая (нем.).


[Закрыть]. Я не знаю ни одного, который сумел бы быть глупо-счастливым, просто-счастливым, сразу – счастливым. На этом неумении (неможении) основана вся лирика.

Кроме всего, у Вас совершенно чудное личико, умилительное, совсем молодое, на меня глядело лицо той Надиной[438]438
  Надя Иловайская – «…с …Надей я была закадычной подругой в гимназии», писала В.Н. Бунина (Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М.: Сов. писатель, 1989. С. 269).


[Закрыть] подруги – из тех окон.

Вера, не делайте невозможного, чтобы меня увидеть. Знайте, что я Вас и так люблю.

Но если выдастся час, окажется в руках лоскут свободы либо дайте мне pneu, либо позвоните Евгении Ивановне[439]439
  Е.И. Ширинская-Шихматова. См. коммент. 4 к письму к В.Н. Буниной от 24 октября 1933 г.


[Закрыть] Michelet 08-49 с просьбой тотчас же известить меня. Но имейте в виду, что я на путях внешней жизни, в частности в коридорах и нумерах никогда не посещаемых гостиниц – путаюсь, с челядью же – дика: дайте точные указания.

Если же ничего не удастся – до следующего раза: до когда-нибудь где-нибудь.

Обнимаю Вас и от души поздравляю с вчерашним днем.

                                       МЦ.

А жаль, что И<ван> А<лексеевич> вчера не прочел стихи – все ждали. Но также видели, как устал.

<Приписка на полях:>

P.S. Только что получила из Посл<едних> Нов<остей> обратно рукопись «Два Лесных Царя» (гётевский и жуковский – сопоставление текстов и выводы: всё очень членораздельно) – с таким письмом: – «Ваше интересное филологическое исследование совершенно не газетно, т. е. оно – для нескольких избранных читателей, а для газеты – это невозможная роскошь».

Но Лесного Царя учили – все! Даже – двух. Но Лесному Царю уже полтораста лет, а волнует как в первый день. Но всё пройдет, все пройдут, а Лесной Царь – останется!

Мои дела – отчаянные. Я не умею писать, как нравится Милюкову. И Рудневу. Они мне сами НЕ нравятся!

Впервые – НП. С. 452–454. СС-7. С. 262-263. Печ. по СС-7.

79-33. И.П. Демидову

<Между 6 и 9 декабря 1933 г.>[440]440
  Письмо (черновик) связано с отказом «Последних новостей» публиковать статью Цветаевой «Два „Лесных Царя“». См. также письма к В.Н. Буниной от 27 ноября 1933 г. и к А. А. Тесковой от 11 декабря 1933 г.


[Закрыть]

                         Многоуважаемый Игорь Платонович!

Видите – в некультурной Советской России заново переводят Лесного Царя[441]441
   …заново переводят Лесного Царя… – действительно, в Советской России в течение 1933 г. были опубликованы три новых перевода «Лесного царя» Гёте: 1) «Царь Эльфов» («Кто мчится…»), пер. В.П. Коломийцева. – В кн.: Тексты песен Франца Шуберта в эквиритмическом переводе. Л., 1933. С. 23–24. 2) «Лесной царь» («Кто скачет сквозь ветры…»), мер. Б. Ярхо. – В кн.: Гёте И. В. Избранная лирика. М.; Л., 1933. С. 110–111.3) «Кто скачет в ночи сквозь вихри и тьму…». Пер. С. Заяицкого. – В кн.: Гёте И. В. Собр. соч. (юбилейное издание, приуроченное к 100-летию со дня смерти И В. Гёте): В 13 т. Т. 3. М.; Л., 1933. С. 355–356.


[Закрыть], а в культурной эмиграции и о старом переводе Жуковского и о самом подлиннике Гёте считается <зачеркнуто: роскошью> филологической роскошью для немногих читателей[442]442
   …филологической роскошью для немногих читателей. – За первое полугодие 1933 г. «Последние новости» опубликовали ряд статей, посвященных Гёте: Словцов Р. «От Гёте до Кропоткина» (9 февраля), «Гёте и Россия» (4 мая), «Гёте и русский двор» (9 мая, 11 мая); Сазонова Ю. «Миф о Гёте» (1 июля).
  Что же касается «недоступности» «филологической» статьи Цветаевой для читателей «Последних новостей», то, действительно, редакция в данном вопросе была последовательной. Газета, действительно, публиковала материалы о Гёте в связи с только что прошедшим 100-летним со дня смерти юбилеем, но эти статьи носили популярный характер.


[Закрыть].

Цитата, приводимая Азовым, вовсе не плоха и нечего ему смеяться: ездок, конечно, в плаще, а у плаща как у всякой раскрывающейся вещи <сверху: одежды> есть полы…[443]443
   Цитата, приводимая Азовым <…> есть полы… – В статье «Свет и тени» Азов упомянул перевод Б. Ярхо: «Там (в Советской России. – Сост.) предпринимаются на казенный счет такие солидные издания, как новый перевод всей лирики Гёте, и там устаревший и „дряблый“ перевод „Лесного царя“ В.А. Жуковского заменяется в хрестоматиях новым, действительно, бодрым переводом некоего Ярхо.
  – Мой сын, что ты прячешь лицо под полой? / – Отец! Ты не видишь? Там царь лесной!..
  Бодро и область нежелательной мистики ограничена: лесной царь загнан под полу» (Последние новости. 1933. 6 дек). Азов Владимир Александрович (наст, имя Ашкинази; 1873–1948) – писатель, журналист, переводчик Работал переводчиком в издательстве «Всемирная литература». С 1926 г. во Франции. Сотрудничал в «Последних новостях», «Иллюстрированной России». Ярхо Борис Исаакович (1889–1942) – русский филолог, теоретик и историк литературы, переводчик.


[Закрыть]

Впервые – Красная тетрадь. С. 172. Печ. по тексту первой публикации.

80-33. В.В. Рудневу

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

9-го декабря 1933 г.

                         Милый Вадим Викторович,

(Обращаюсь одновременно ко всей Редакции)[444]444
   Цветаева отвечает на письмо Руднева от 7 декабря 1933 г., предлагающего сделать сокращения в очерке «Дом у Старого Пимена» (речь идет о страницах, посвященных детям Иловайского).
  «Дорогая Марина Ивановна!
  Сегодня было собрание редакции. Ваш „Дом у Старого Пимена“ принят к печатанию, – с теми оговорками, которые я и предвидел. Мы просим Вас просмотреть рукопись с точки зрения приведения ее к условному размеру – не более 65.000 печ<атных> знаков (в рукописи сейчас приблизительно 83.000 знаков).
  Вы вольны сами искать наименее болезненных сокращений. Как сделаете, так и будет. <Далее зачеркнуто: Позволяю себе высказать свое скромное мнение, что их следовало бы произвести не в первых 14 и не в последних 14 страницах. Не знаю, насколько Вам дорога глава 50–58 стр<аниц>, но она носит эпизодический характер>. Простите за несвязное письмо. Пишу его в разных заседаниях, мечусь по городу.
  Преданный вам В. Руднев
  P.S. КАК МОЖНО СКОРЕЕ верните рукопись!! Линотипщик мрачен…» (Надеюсь – сговоримся легко. С. 37–38).


[Закрыть] Я слишком долго, страстно и подробно работала над Старым Пименом, чтобы идти на какие бы то ни было сокращения. Проза поэта – другая работа[445]445
  Проза поэта – другая работа… – См. письмо к В.А.А.


[Закрыть], чем проза прозаика, в ней единица усилия (усердия) – не фраза, а слово, и даже часто – слог. Это Вам подтвердят мои черновики это Вам подтвердит каждый поэт. И каждый серьезный критик: Ходасевич, например, если Вы ему верите.

Не могу разбивать художественного и живого единства, как не могла бы, из внешних соображений, приписать, по окончании, ни одной лишней строки. Пусть лучше лежит до другого, более счастливого случая, либо идет в посмертное, т. е. в наследство тому же Муру (он будет БОГАТ ВСЕЙ МОЕЙ НИЩЕТОЙ И СВОБОДЕН ВСЕЙ МОЕЙ НЕВОЛЕЙ) – итак, пусть идет в наследство моему богатому наследнику, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции, в лице ее редакторов, не понадобившегося, хотя все время и плачется, что нет хорошей прозы и стихов.

За эти годы я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (моя первая книга имеется в Тургеневской библиотеке)[446]446
  К началу 1930-х гг. Тургеневская библиотека в Париже, кроме «Вечернего альбома», располагала еще несколькими книгами Цветаевой: «Версты I» (1922), «Царь-Девица» (Берлин, 1922), «Психея» (1923), «Ремесло» (1923), «Мо*лодец» (1924). (Тургеневская общественная библиотека. Каталог по беллетристике. Париж, 1924. С. 119; вып. II, 1929. С. 50.)


[Закрыть], а ныне – 1933 г., и меня все еще здесь считают либо начинающим, либо любителем, – каким-то гастролером. Говорю здесь, ибо в России мои стихи имеются в хрестоматиях, как образцы краткой речи, – сама держала в руках и радовалась, ибо не только ничего для такого признания не сделала, а, кажется, всё – против[447]447
  Стихи Цветаевой многократно включались, начиная с 1911 г., в различного рода антологии, сборники «Чтец-декламатор», книги для чтения по русской литературе и др. Подробнее см.: Цветаева. Библиография. С. 415–420.


[Закрыть].

Но и здесь мои дела не так безнадежны: за меня здесь – лучший читатель и все писатели, которые все: будь то Ходасевич, Бальмонт, Бунин или любой из молодых, единогласно подтвердят мое, за 23 года печатания (а пишу я – дольше) заработанное, право на существование без уреза.

Не в моих нравах говорить о своих правах и преимуществах, как не в моих нравах переводить их на монету – зная своей работы цену – цены никогда не набавляла, всегда брала что дают, – и если я нынче, впервые за всю жизнь, об этих своих правах и преимуществах заявляю, то только потому, что дело идет о существе моей работы и о дальнейших ее возможностях.

Вот мой ответ по существу и раз-навсегда.

Конечно – Вы меня предупреждали о 65.000 знаках, но перешла я их всего на 18.000, т. е. на 8 печатных страниц, т. е. всего только на 4 листка. Вам – прибавить 4 листка, мне – уродовать вещь. Сократив когда-то мое «Искусство при свете совести», Вы сделали его непонятным, ибо лишили его связи, превратили в отрывки. Выбросив детство Макса и юность его матери, Вы урезали образ поэта на всю его колыбель, и в первую голову – урезали читателя.

То же самое Вы, моею рукой, сделаете, выбросив середину Пимена, т. е. детей Иловайского, без которых – Иловайский он или нет – образ старика-ученого не целен, не полон. Вы не страницы урезываете, Вы урезываете образ. Чтоб на 8 стр<аницах> сказать ВСЁ об этой сложной семейственности, сколько мне самой нужно было ОТЖАТЬ, а Вы и это отжатое хотите уничтожить?![448]448
   В конце концов «Дом у Старого Пимена» был напечатан без сокращений. В.В. Руднев писал в ответном письме от 14 декабря 1933 г.:
  «Присылайте рукопись Вашего „Домика у старого Пимена“: согласно Вашему желанию, она будет напечатана полностью.
  Мне не хочется сейчас говорить относительно содержащихся в Вашем письме упреков и обвинений по адресу редакции „С<овременных> 3<аписок>“. Я не считаю их справедливыми. Но, во всяком случае, в будущем нам совершенно необходимо договориться так, чтобы исключить самую возможность повторения весьма тягостных и для Вас, и для нас положений» (Надеюсь – сговоримся легко. С. 41).


[Закрыть]

Ведь из моего «Пимена» мог бы выйти целый роман, я даю – краткое лирическое Живописание: ПОЭМУ. Вещь уже сокращена, и силой большей, чем редакторская: силой внутренней необходимости, художественного чутья.

Если дело только в трате – выход есть: не оплачивайте мне этих 8 стр<аниц>, пусть идут на оплату типогр<афских> расходов: денежному недохвату я всегда сочувствую: это для меня не урез, не это – урез.

Если же Вы находите, что вещь внутренне-длинна, неоправдано-растянута и эти 8 стр<аниц> для читателя лишние – Старый Пимен остается при мне (я при нем), а Вам я пишу что-нибудь на те 300 фр<анков> прошлотермового авансу, которым Вы меня когда-то выручили, за что сердечно-благодарна. Чему они в печатных знаках равняются?

Сердечный привет

                                       Марина Цветаева

Впервые – Новый журнал. 1978. С. 199-201. СС-7. С. 448 450. Печ по кн.: Надеюсь – сговоримся легко. С. 38–40.

80а-33. В.В. Рудневу

<Не позднее 9 декабря 1933 г.>[449]449
  Датируется исходя из даты отправленного письма (см. выше).


[Закрыть]

Милый Вадим Викторович. Я слишком долго и тщательно работала над этой вещью, чтобы сократить ее хотя бы на строку. Проза поэта – другая работа, чем проза прозаика, в ней единица меры, не фраза, не слово, <над строкой: а слово, а из песни слова не выкинешь. Это Вам подтвердит каждый поэт>, а часто – слог. <зачеркнуто: Дом у Старого Пимена> – Не могу разбивать художественного и живого единства. НЕ МОГУ. Как не могла бы приписать ни одной лишней строки. Поэтому, так как я Вам должна на 3 строки больше… Не можете целиком – пусть останется до другого, более счастливого случая, либо – в посмертное, т. е. в наследство Муру, как добрая половина написанного мною в эмиграции и эмиграции не понадобившегося, хотя всё время и плачется, что нет ни хорошей прозы и стихов.

Я в эмиграции Я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с 1910 г. (Моя первая книга стихов имеется в Тургеневской библиотеке), а нынче (1933 г.), а меня всё еще считают <зачеркнуто: девчонкой> либо начинающей, либо любителем, которую можно сокращать. Либо я писатель здесь – либо нет. <зачеркнуто: Противно прибегать к СТАЖУ>, <поверх строк: В России мои стихи используются в хрестоматиях, как образец образной краткой речи, сама держала в руках и я эти книги,> за (1922 г. <зачеркнуто: – 1933 г.) 13 лет эмиграции делаю впервые Кроме того, знаю от В<еры> Н<иколаевны> Буниной, что моя вещь> но меня на это вынуждают. <зачеркнуто: Равно как я бы никогда не сослалась бы на похвалу Бунина, <зачеркнуто: читавшего> объявившего

Единственное, что могу Вам и редакции предложить – отказаться от гонорара за лишние страницы что покроет типографские расходы. Так я теряю только деньги, иначе я теряю вещь.

У меня в конце концов есть стаж>

У меня есть стаж и за меня читатель, и не только читатель читающий, но и читатель пишущий: писатель, <зачеркнуто: например Бунин> ибо спросите самых разных: Ходасевича, Бальмонта, Бунина, Ремизова и каждый Вам скажет, что я в праве быть напечатанной целиком. Знаю от В<еры> Н<иколаевны> Буниной (и письменно и устно), что моя вещь на Бунинском Бельведере читалась в первую голову и объявлена лучшей в книге[450]450
  Бунинский Бельведер – так звали дом Буниных в Грассе, на юге Франции …лучшей в книге. – Речь, по-видимому, идет о подготовленном к выпуску 54-м номере «Современных записок», корректуру которого Бунин мог получить от редакции для прочтения.


[Закрыть].

Не в моих нравах говорить о моих <зачеркнуто: внешних> правах и преимуществах, как не в моих нравах, также, переводить их на/во внешнее, <зачеркнуто: но моя скромность довела меня не только до полной нищеты / если бы моя скромность доводила меня только до нищеты>: зная себе и своей работе и своему времени цену цены никогда не набавляла, всегда брала что* дают! но когда дела касаются существа моей работы: моей жизни, я о <зачеркнуто: себе> своем праве на <зачеркнуто: свое> существование как писателя заявить должна.

Теперь —

<зачеркнуто: Вот моих два реальных> Вот мой ответ по существу.

Теперь: два реальных предложения: отказываюсь с радостью от гонорара за лишние 8 страниц на покрытие типографских расходов. В этом случае я потеряю только деньги, иначе сократить – я потеряю вещь.

2) Не идет и это – берите моего Лесного Царя, возвращенного мне из Последних Новостей.

Второе: неприемлемо и это – 300 франков Вам долга отработаю. Чему они в прозе равны, какому количеству знаков? Не забудьте ответить. С Муром дело отдельное: первый ученик, не снимает креста[451]451
   Имеется в виду существовавшая в то время школьная награда – крест за успехи в учебе, который выдавался каждую неделю лучшим ученикам (по прошествии недели крест переходил к следующему отличившемуся ученику). Официально награда называлась «Croix d’honneur» («Крест чести»), но все называли его просто «la croix» («крест»). Выдавалась только в начальных католических школах учащимся в возрасте от 6 до 11 лет. Интересно, что неуспевающие ученики награждались «ослиным колпаком».


[Закрыть], а платить нечем и долг уже более 100 франков (месяц учения и 40 франков учебников).

Я понимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть <зачеркнуто: места> денег, я не принимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть места. И – голод не голод, холод не холод, терм не терм, я с этого места – не сойду, моего глубочайшей и праведной уверенности – не сойду.

Впервые – Красная тетрадь. С. 176, 178. Печ. по тексту первой публикации и с допущениями, принятыми в настоящем издании при публикации черновиков (см. От составителя).

81-33. А.А. Тесковой

Clamart (Seine)

10. Rue Lasare Carnot

11-го декабря 1933 г.

Дорогая Анна Антоновна, только что Ваше письмо, откликаюсь сразу и сразу начинаю с просьбы: пришлите мне Вашу карточку! Какую хотите: либо последнюю, либо 1923 г. – 1925 г., когда мы с Вами встречались, и очень бы хотелось Вас – молодую (тогда). Знаете ли Вы – Вы, конечно, знаете! что Вы совсем, целиком, из чудесного женского мира Лагерлёф и Унсет, что те – Ваша порода, а Вы – их. Страшно хотелось бы прочесть ту книгу «Дочь священника»[452]452
  Книга шведской писательницы Хильдур Дикселиус (1879-1969).


[Закрыть], если Вы записаны в немецкой библиотеке и она там есть, вышлите мне почитать, не задержу. Купить – нет возможности, а в Париже только одна крохотная нем<ецкая> библиотека, и там переводов нет, вообще ничего нет, кроме сенсаций о развале немецкой Империи, а затем и демократии. Авторы этих книг сидят по парижским кафе. Все это очень интересно, – и книги, и авторы, и Reich[453]453
  Рейх (нем.).


[Закрыть] – но все это неминуемо пройдет. А Унсет и Erlk*nig[454]454
  Здесь: Лесной Царь (нем).


[Закрыть] и Ваша «Дочь священника» – останется. (Точно кто-то меня с детства заколдовал: не любить ничего преходящего, кроме вечно возвращающегося преходящего природы.) Итак, милая Анна Антоновна, если только имеется нем<ецкая> библиотека, и если только Вы в ней записаны, и если только в ней имеется «Дочь священника», умоляю достать и выслать на короткий срок. Я такой книги – жажду. А Вам очень советую прочесть Olaf D*nn «Die Juwikinges», два тома: I. – Peter Anders und sein Geschlecht, II Odin[455]455
  «Жители Ювика»…: I – Петер Андерс и его род, II – Один (нем.). – Правильно: Olav Duun – Улав Дуун (1876–1939) – норвежский писатель. Цветаева страстно хотела иметь эту книгу и со временем получила ее в подарок. См. об этом письма к Н.А. Гайдукевич от 9 мая 1934 г. и к А.Э. Берг от 13 февраля 1935 г.


[Закрыть]. По отзыву Унсет лучшая вещь о Норвегии и в Норвегии за последние годы. Совсем молодой.

_____

Мне с моими вещами не везет. Erlk*nig'a[456]456
  См. декабрьское письмо к И.П. Демидову и коммент. к нему.


[Закрыть] вернули, как «очень интересное филологическое исследование, но для среднего читателя негодящееся», а теперь Совр<еменные> Записки опять желают, чтобы я выкинула 8 стр<аниц> из своей рукописи «Дом у Старого Пимена». Собравшись с духом наконец ответила, что печатаюсь я 1910 г. – 1933 г., т. е. 23 года, а пишу – еще дольше, что над Старым Пименом я работала все лето, а над этими 8 страничками не менее двух недель, что я не любитель, не дилетант, не гастролер, что пора меня счесть серьезным писателем, либо вовсе оставить в покое. Что от гонорара за эти 8 страниц отказываюсь на покрытие типографских расходов, но что если и это не поможет – пусть мой Старый Пимен остается при мне, а я – при нем.

Не знаю. Думаю – не согласятся. Но знаю, что иначе – не могла. Они ведь хотели, чтобы я выкинула всю середину о детях Иловайского, г.е. как раз самое насущное и сказочное: две ранних смерти двух несказа*нно трогательных существ. Им это «неинтересно», они ловят анекдот, сенсацию, юмор. Чуть всерьез – уже «растянуто» и «читатель не поймет». Я – лучшего мнения о читателе. Меня читатель (der Lesende und Liebende[457]457
  Читающий и любящий (нем.).


[Закрыть]) понимал всегда.

Конечно с деньгами дело печально: выйдет, что я все лето даром работала. Через 2 недели Рождество – не будет подарков детям. Вообще, это была долгая и последняя надежда, но не могу, чтобы вещь уродовали, как изуродовали моего Макса, выбросив все его детство и юность его матери – всего только 10 страниц[458]458
  О спорах между Цветаевой и В.В. Рудневым по поводу сокращений очерка «Живое о живом» см. ее майские письма к нему и коммент.


[Закрыть]. Им 10 страниц, а мне (и Максу, и его матери, и читателю) целый живой ущерб.

(Сейчас перерыв: бегу за Муром в школу)

Школой я очень недовольна: уже внушили ему отвращение к географии, которую учат наизусть и без карты: одни определения меридианов, широты*, долготы*, и т. д. Он ничего не понимает, а – по географии первый, потому что чудная память. Ни разу не показать глобуса! Ни одной картинки! А дома объяснять нет времени: столько уроков, что еле справляется. В общем – та же система, что 50 л<ет>, а то и целых сто – назад. Зачем все их революции?! (Люди устраивают революции, чтобы дешевым, хотя и кровавым, способом внешнего переустройства избавиться от необходимости внутреннего перерождения. Легче, конечно, бить полицейских и взрывать министров, чем переделать себя или хотя бы – быть. Но Бог с ними!)

_____

Во Франции мне плохо: одиноко, чуждо, настоящих друзей – нет. Во Франции мне не повезло. Дома тоже сиротливо. И очень неровно. Лучший час – самый поздний: перед сном, с книгой – хотя бы со старым словарем. Впрочем, это был мой лучший час и в шестнадцать, и в четырнадцать лет.

Ваше письмо, дорогая Анна Антоновна, меня и огорчило и обрадовало: с такой возможностью радости – столько внешней (да и внутренной!) тяжести, тяжести извне вовнутрь наваленной! Я всегда говорила, что самая тяжелая ноша в мире – родство.

Посылаю, пока, эту маленькую случайную карточку Мура, скоро пришлю хорошую, а эту, тогда, попрошу вернуть: она у меня – одна (электр<ическая> фотография[459]459
  Речь идет об автоматических фотографических аппаратах Photomaton (устанавливались в магазинах и метро, работали при опускании монет в специальную прорезь), созданных в 1920-х гг. в США и нашедших свое применение в Европе к началу 1930-х гг.


[Закрыть], 4 разных позы, повторить нельзя) 1-го февраля ему будет девять лет. А Вы в последний раз видали его 9-ти месяцев (вокзал). Обнимаю Вас от всей души, спасибо за присланное. Сердечный привет Вашим. Пишите!

Жду Вашу карточку!

                                       МЦ.

<Приписка рукой А. Тесковой:>

Dopis z Clamart-u (2. ledna 1934) k **dosti M.I.C. – sp*lil*. A. Teskova*[460]460
  Письмо из Кламара (2 января 1934) по желанию М.И.Ц. – сожгла. А. Лескова (чешcк.).


[Закрыть]

Впервые – Письма к Анне Тесковой, 1969 (с купюрами). С. 107-109. СС-6. С. 408–409. Печ. по: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 177–180.