Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1933-1936"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
53-34. К.П. Кротковой
27-го сент<ября> 1934 г., четверг.
Милая Кристина Павловна,
Обнаружилось, что мы еще забыли тросточку (ровную, желтую, с ремешком)[778]778
Речь идет об альпенштоке (посошке, как говорила Цветаева) для прогулок в горах. С этой тросточкой Цветаева запечатлена на фотографии, относящейся к лету 1923 г., на которой она снята с Е.И. и Н.А. Еленевыми, К.Б. Родзевичем, С.Я. Эфроном и О.Н. Туржанским. (Фотолетопись. 2000. С. 164).
[Закрыть]. А она еще чешская, я с ней облазила все те холмы. Так что, если не трудно, прихватите и ее.
И теперь, кажется, все.
Сердечно приветствую.
МЦ.
Vanves (Seine)
33, rue Jean-Baptiste Potin
/Trappes/
(NB! Я с ума сошла!)[779]779
Слово в косых скобках зачеркнуто: Цветаева вместо своего адреса в Ванве стала писать бывший адрес в Эланкуре, т. е. там, где отдыхала с К.П. Кротковой.
[Закрыть]
Впервые – Минувшее. С. 380–381. Печ. по тексту первой публикации.
54-34. Н.А. Гайдукевич
Vanves (Seine) 33 Rue Jean-Baptiste Potin
29 го сентября 1934 г.
Дорогая Наташа,
А Ваше письмо, несмотря на 31, все-таки дошло, что совершенно удивительно, потому что нет недогадливее (равнодушнее!) французских почтальонов. Но мы в Кламаре своего рода знаменитость: постоянно переезжаем, а у почтальонов руки и ноги отваливаются, ища и нося. Словом, не забудьте № 33[780]780
<подчеркнуто дважды.
[Закрыть], а не 31 – и это уж на всю зиму, пока весной опять не захочется новых мест. Как кочевникам и собакам (приблудам. Других у меня не было.)
Милая Наташа, давайте помечтаем – о лете. Во-первых, выясним, чего Вы хотите: меня – или Парижа? Или – меня и Парижа? Или – Парижа и меня? Ибо, увы, в июле я наверное опять уеду на какую-н<и>б<удь> недалекую ферму – для Мура, из-за Мура, и не только для здоровья – для души, уже опасно-городской и иссушенной зрелищами: сменой реклам, воззваний, витрин, всем тем даровым и развращающим хламом стен, заслоняющих – суть.
Может быть мне – ничего не удастся, ибо растет явно-современной и в меня только силой – человек: неуязвимый. Неуязвима и я, но только потому, что через все*уязвимость – прошла: от все*чувствия, а не от нечувствия. Оттого – что этой стены (рекламной, тюремной) не вижу: вижу сквозь нее: ее – просто нет: есть я и вещь, без средостения. Я ее взглядом валю! (Но ка*к – ненавижу: заклеенную, заплеванную, с отпечатками всех вожделений!) А для Мура это – рай: – «Ма-ама! Новая реклама! Ма-ама! Новое „avis“»[781]781
Объявление, извещение (фр.).
[Закрыть]. Словом, как в моей давешней вещи о Лозэне:
– Всё, всё ему по нраву – лишь бы ново![782]782
Строка из третьей картины пьесы «Фортуна» (1919), посвященной личности и судьбе французского политического и военного деятеля Армана-Луи Бирона-Гонто, герцога Лозена (1747-1793). (См. СС-3).
[Закрыть]
И единственный отвод – коровы. А я, Наташа, в детстве коров не любила, в деревне не коров любила, а – деревья: собственную душу[783]783
Ср.: «Меня не обманули только Б. П<астернак> и Р.М. Р<ильке>. <…> Меня не обманули только все деревья, все повороты старых (нехоженных улиц), все старые стены с молодым плющом, все – все – все
– Меня обманули только – люди…» (НСТ. С. 156-157). Или: «Деревья! К вам иду! Спастись / От рева рыночного! / Вашими вымахами ввысь / Как сердце выдышано!..» и т. д. («Когда обидой – опилась…», цикл «Деревья», 2; СС-2. С. 142–143).
[Закрыть]. А зрелища (всё, на что надо глядеть) с младенчества ненавидела: оперу, балет, Centenaire du Canton de Vaud[784]784
Столетие кантона Во (фр.). – Canton Vaud, кантон Во на юго-западе Швейцарии, образован, как независимая федеративная единица, в 1903 г. Цветаева была хорошо знакома с этим кантоном. В его административном центре, Лозанне, она жила и училась в 1903-1904 гг. В 1903 г. как раз и отмечалось столетие образования Во.
[Закрыть] – какая му*ка! Сидеть – и глядеть. Как ненавидела – играть, считая это позором и глупостью, – и сейчас не могу проглотить – даже тенниса, и Вашего мяча с сеткой, Наташа, не проглатываю. Оттого я всю жизнь была одна (и в любви), с человеком любила только разговаривать – и ходить, большими шагами по большой природе. Мне от всего иного было невыносимо – скучно и глупо. И это с тех пор как себя помню. И в Муре – ничего не узнаю*. У него две страсти: УЧЕНИЕ и РАЗВЛЕЧЕНИЯ: две мои контр-страсти, ибо я и учиться – ненавидела, никогда ничему не училась, ничего не изучала, что* знаю – пришло само: от вживания в вещь, от сращения с ней. Так знаю Гёте, Наполеона, женский XVIII век[785]785
Речь идет о женщинах-писательницах XVIII в., среди них: Жюли де Леспинас (1732–1776) – хозяйка парижского литературного салона, автор книги, составленной из писем к горячо любимому человеку (вышла в 1809 г.). «Что я – перед этой Liebende! (любящей – нем.). (Если бы не писала стихов, была бы ею – и пуще!..)» – писала о ней Цветаева А.А. Тесковой 9 сентября 1928 г. (Письма 1928–1932. С. 156). Жермена де Сталь (1766–1817) – французская писательница, героиню ее романа «Коринна, или Италия» Цветаева неоднократно упоминает в своих стихах и прозе. Мадам де Тансен (1685–1749) – французская писательница, мать философа и математика Д’Аламбера. «Сейчас читаю M-Me de Tencin, ее биографию» (Из письма М. А. Волошину от 18 апреля 1911 г. Письма 1905–1923. С. 93).
[Закрыть], теперь – Норвегию, и м<ожет> б<ыть> единственное, что я знаю – человеческую душу: сильную и уединенную. Газетами всю жизнь брезговала, а Мур – из них пьет, и я ничего не могу поделать, ибо наш дом завален газетами, и нельзя весь день – рвать из рук. У него дивная детская (юношеская) библиотека, лучшие книги – франц<узские> и русские – но он перечитывать не любит: – «я уже два раза читал», он не живет в книге, он по ней скачет, ее ест – и дальше. А «дальше» – авантюрные романы, либо в руках, либо в глазах (витринах), и весь словарь оттуда, с «le sang giclait (какая гадость!) de son cr*ne fracasse»[786]786
Кровь хлестала из его разбитого черепа (фр.).
[Закрыть] – сплошные тирады, вроде школьных. Я одна борюсь, и одна с ним бы справилась, но я не одна, а отец всё позволяет: во-первых – так спокойнее, во-вторых – он сам целиком поглощен общественностью, весь в газетах, а «авантюрные романы – это детская романтика». А Муру 9 * лет. Поймите меня: как мне быть против – Авантюры? Но с большой буквы, из первых рук: Ж. Верн – да, Дюма – да, но не «их имена суть многи», не макулатура для наживы – писак и издателей. Мур пьет помои – и я должна смотреть. Ибо как только я – слово, отец: – «Вы – тиран, Вы портите ему детство, Вы – жандарм, Вы не даете ему дышать…» и т. д. При нем. Отсюда у Мура – род снисхождения ко мне: – Бедная мама, Вы всего этого не понимаете! (Ни газет, ни техники, ни спорта, ничего, чем он живет). Не понимая, что это моя сила, а не слабость, ибо «понять» теннис или очередную разрезанную женщину или очередное падение проворовавшегося министерства – не хитро*. Но я всего этого зна*ть не хочу! А Мур, с соболезнованием: – бедная мама! С утра до вечера он меня судит: по мелочам и по-крупному: и не так воспитываю, – «всего боитесь: смешно!» и не знаю, как с Rue Victor Hugo попасть на Rue de Paris[787]787
Улица Виктора Гюго… Парижская улица (фр).
[Закрыть], и пишу так, что никто не печатает, и не хочу поднять головы на очередной (валящийся на нее!) аэроплан, словом «несовременная» и завтра скажет: «неинтересная». И – прав: ибо ему со мной скучно: играть я отродясь не умею, только разговаривать, а ему интересно – только о техническом Concours L*pine[788]788
Конкурс Лепин (фр.). – Concours L*pine – основанный в 1902 г. парижским префектом полиции Луи Лепином (1846-1933) конкурс на лучшее изобретение в различных областях техники и науки.
[Закрыть], или о крестословице из Посл<едних> Новостей, или о новой марке автомобиля. Sans Famille[789]789
Без семьи (фр.).
[Закрыть] (знаете, наверное?) он не любит, Лорда Фаунтелероя – не выносит, и я одна с его (моими!) детскими книгами[790]790
«Sans Famille» «Без семьи», роман французского писателя Гектора Мало (1830–1907). Лорд Фаунтлерой – герой повести американской писательницы Френсис Вернет (1849–1924) «Маленький лорд Фаунтлерой».
[Закрыть]. Не малейшего давления я на него с его рождения – и будучи с ним непрерывно – не оказала. Он – готовый человек с готовыми вкусами – и пуще. Вижу безнадежность – и все-таки борюсь – за себя в нем[791]791
Вижу безнадежность – и все-таки борюсь – за себя в нем. – Цветаева сетовала на то, что Мур с возрастом все больше и больше разрывается между «гуманизмом» матери и «фанатизмом» отца (см. также письмо к А.А. Тесковой от 28 декабря 1935 г.).
[Закрыть]. И – не добьюсь.
С Алей – еще хуже (у Мура – хоть моя физика – и сила: мой материал). Аля, прежде всего, «гармоническое существо», каким я никогда не была и каких я никогда не любила: всё в меру: даже ум – в меру, хотя очень умна, но не боевым (моим) умом, а – любезным, уступчивым. Всех (без исключения!) очаровывает. «– Какая разумная, плавная, спокойная. И – какая умная. И – какая одаренная. И – как чудно вяжет: золотые руки! И как чудно играет с детьми…» И т. д. И т. д. Ни одного угла, ни одного острия. Меня в детстве любила до безумия, это была болезнь, теперь это прошло. Она меня непрерывно судит: я не дала ей среднего образования (дала 6 лет школы живописи)[792]792
А. Эфрон училась в конце 1920-х – начале 1930-х гг. в школе рисования при Лувре и французской школе по классу иллюстраций, брала уроки рисования у В. Шухаева и Н. Гончаровой. См. коммент. 4 к письму к А.А. Тесковой от 26 января 1934 г.
[Закрыть], я загубила ее детство и юность (каждое утро с 10 ч<асов> до 12 ч<асов> гуляла с маленьким Муром – в чудном парке Bellevue, а потом в мёдонском лесу и нерадиво мыла посуду) – я долгие годы одна содержала всех и не могла гулять утром. Прошлой осенью, когда она во что бы то ни стало решила поступить на место – очень трудное и невыгодное и совсем непонятное: помощницей к зубн<ому> врачу – я ей сказала: – «Аля, ты знаешь, кто* я и что* я. Мне нужно два часа утром для писания. У меня никого нет на выручку. Своей службой ты меня обрекаешь на неписание. Думай». Ответ: – «А Вы думали – я всю жизнь буду служить у Вас femme de menage?»[793]793
Домработница (фр.).
[Закрыть] И – мой ответ: – «Для femme de menage ты слишком ПЛОХО служишь. Так служат – только дочери».
И вот – ушла служить за 300 фр<анков> без еды (потом стало 600 фр<анков>) с 8 * ч<асов> утра до 9 ч<асов> веч<ера>, падая с ног от усталости – лишь бы не дома: не провожать Мура в школу и не мыть посуду. А весь остальной день был – ее: ходила она – куда хотела, она с 13 л<ет> пользовалась почти полной свободой. Нет, я ей непереносима: я с моей непохожестью ни на кого, и с моим внутренним судом всего, что не ПЕРВЫЙ сорт. Со мной – душевно трудно. И – вечные укоры: – Ни в одном доме не моют посуду холодной водою. – Ни в одном доме не готовят на два дня. – Ни в одном доме пять дней из семи не едят котлет. – (С<ережа> и Аля – хором) – не понимая, что мне-то гораздо проще было бы: мыть горячей – давать каждый раз «новое» – вместо котлет, к<отор>ые очень долго делать, напр<имер> «tranche de veau»[794]794
Кусок телятины (фр.).
[Закрыть] или вовсе – ветчину. Что я не от «скупости», а п<отому> ч<то> нет денег. И всё это создает озлобление: и их – и мое. Им всюду лучше, чем дома – и мне со всеми легче, чем с ними.
Выслушайте до конца. Пример: С<ережа> уронил что-то под стол и шарит (он очень высокий, а в кухне тесно). Мур, не дрогнув, продолжает есть. Я: – Мур, подыми же! Как же ты можешь сидеть, когда папа ищет? С<ережа>, перестаньте искать! – С<ережа> искать не перестает, а Мур спокойно продолжает есть – и сообщать последний фельетон из Посл<едних> Новостей. Ни слова – мне в подтверждение, и как часто – мне в посрамление. Или: – Я в его воспитание не вмешиваюсь. То, что Вы делаете – чудовищно. (При нем.) А «чудовищно», что я, наконец, не вытерпев его полной тарелки и полного словами рта, наконец беру ложку и сую ему в рот. Тогда – буйный скандал. А Мур за едой говорит непрерывно: обед (суп и котлеты) длится час. А в школе он ведет себя отлично, ибо как всякая сила жаждет власти: над собой. А в доме – анархия, и в доме он томится: – Какая у нас ужасная семья!
И это – весь день. Проще: таков мой день. А вернется Аля (она сейчас на*-море) – еще хуже будет, уже мысленно холодит от ее холодно-дерзкого тона и такого же взгляда (у нее огромные светло-голубые глаза) – и всей ее неуязвимости: не моей. Она до меня не снисходит. Я – «vieux jeu»[795]795
Старомодна (фр.).
[Закрыть], бедная «больная» женщина, к<отор>ая нынче, очевидно, опять не выспалась. – «Вы бы лучше раньше ложились спать». Боюсь, что ее детей я любить не буду, – никто меня та*к не оскорблял. Весь прошлый год был живой му*кой. Ибо отец – за нее: я загубила ее жизнь, я лишила ее юности, превратив ее в няньку (я, кроме как от 10 ч<асов> до 12 ч<асов>, была с Муром, с самого его рождения, целый день) от меня все бегут, я – притча во языцех – и всё это при ней. А она холодно слушает. Не снисходя[796]796
Ср. воспоминания писателя Василия Семеновича Яновского (1906–1989): «Дочь Аля милая, запуганная барышня, тогда лет 18, была добра, скромна и по-своему прелестна. То есть – полная противоположность матери. А Марина Ивановна ее держала воистину в черном теле <…> в быту обижала, эксплуатировала дочь, это было заметно и для постороннего наблюдателя» («Поля Елисейские». Нью-Йорк, 1983. С. 241).
[Закрыть].
А потом: – Мама! Как Вы чудно читали! (на вечере). – Мама, какая Вы были красивая! – Мама, как Вы изумительно сказали о лете «красное и сладкое»… За – чем? Зачем – это? Ведь это – себе приговор. Ведь я-то – одна: на эстраде – и в кухне над котлетами. Ведь это я-над котлетами написала то, что читала – я-на эстраде.
Чувствительность к звукам – знаю. Муру: – Не свисти! (сама от нестерпимости почти свищу!) Але: – Не пой! Реплика (ее) – Да что Вы, мама! И петь нельзя! Разве у нас (протяжно) – тюрьма – а? – Я занимаюсь. – Но даже в тюрьме, кажется, не воспрещается петь? – А у себя на службе? – Но разве у нас дома – служба?
– и т. д. —
Тихо говорю: – Это – ад.
(Разгадка в том, что С<ережа> рвется в Россию[798]798
…С<ережа> рвется в Россию… – «Почти все мои друзья уехали в Сов<етскую> Россию. Радуюсь за них и огорчаюсь за себя. Главная задержка семья, и не так семья в целом, как Марина. С нею ужасно трудно. Прямо не знаю, что и делать», – жаловался Сергей Яковлевич сестре Лиле в письме от 26 августа 1934 г. (НИСП. С. 358).
[Закрыть], хочет быть новым человеком, всё то – принял, и только этим живет, и меня тянет, а я не хочу, и не могу, я – новый мир во всех его проявлениях – ненавижу, я на него иду, а не он на меня, и дело не в политике, а в «новом человеке» – бесчеловечном, полумашине – полуобезьяне – полубаране, а в общем – быке: овцебы*ке (есть такой!)
У меня, Наташа, нет будущего. Я, переехав, даже портретов – Муриных детских, Бориса Пастернака, Рильке – не развесила[799]799
…портретов – Муриных детских, Бориса Пастернака, Рильке не развесила. – Ср. с письмами к А.А. Тесковой от 24 октября 1934 г. и к В.Н. Буниной от 10 января 1935 г.
[Закрыть]. – «На время не стоит труда»[800]800
Из стихотворения М.Ю. Лермонтова «И скучно и грустно».
[Закрыть]. И дело не в том, что м<ожет> б<ыть> – опять новая квартира, а – новая страна, ЧУЖАЯ, где я сразу умру: одна – против ста шестидесяти миллионов. Мура я там совсем и навсегда потеряю. Алю – уже потеряла. (Ей 21 год и это в ней не «детское»). Я – совершенно одна. У С<ережи > ко мне «старая память», – остаток привязанности: ему не было 17 лет, когда мы встретились, и он тогда только что (трагически) потерял мать и брата[801]801
См. коммент. 10 к письму к Н.А. Гайдукевич от 1 июня I 934 г.
[Закрыть]. А писание – моя функция, во мне функция, – как дыхание. Там я счастлива и спокойна. Вот на этом листе бумаги.
Как же – лето? Хотите со мной на ферму? Надежды на море у меня мало.
Никуда не уехали – сын и я:
Обернулись прорехою – все моря:
Совладельцам пятерки рваной десятки
Океаны – не по карману![802]802
Первые строки стихотворения, в окончательном варианте начинающегося с видоизмененных строк: «Никуда не уехали – ты да я – / Обернулись прорехами – все моря! / Совладельцам пятерки рваной – / Океаны не по карману!..» и т. д. (СС-2. С. 308–309).
[Закрыть]
(1933 г.)
Так и не решила: пятерки – или десятки.
А – мо*жет-быть… Конечно, было бы блаженно – на* море. Я его особенно люблю осенью, когда все уехали. Есть недорогой островок Ile d’Yeu (Dieu)[803]803
Остров д’Иё (Бог) (фр.). (Название острова звучит так же, как слово «Бог».) – Остров в Атлантическом океане, недалеко от побережья, административная единица департамента Вандея. В 1926 г., в вандейской деревеньке Сен-Жилль-сюр-Ви на берегу океана, Цветаева с семьей провела лето. «Океан. Сознаю величие, но не люблю…» – писала Цветаева тем летом (А.А. Тесковой. 8 июня 1926 г. Письма 1924–1927. С. 404). Однако для Цветаевой Вандея, центр мятежей во время Великой Французской революции, кроме всего прочего, была олицетворением романтизма и геройства. «Я хочу написать тебе о Вандее, моей героической французской родине… Я здесь ради имени. Когда человек, как я, не имеет ни денег, ни времени, он выбирает самое необходимое: насущное», – писала Цветаева Рильке из Вандеи (Письма 1924-1927. С. 359).
[Закрыть], там часто живут малоимущие русские. В Вандее. Только рыбаки. Можно было бы снять вместе. А жизнь в Париже – дешевая. Можно достать комнату за 100 фр<анков>, – только (как у Блока) «под самой крышей»[804]804
Речь идет о стихотворении А. Блока «На чердаке» («Что на свете выше Светлых чердаков?..» и т. д., 1906).
[Закрыть]. Сможете – если не испугаетесь «banlieue»[805]805
Пригород (фр.).
[Закрыть] – жить и у нас, в Ванве, – если мы уже будем на ферме. Мы в 10 мин<утах> ходу от метро. Но времени много, – вырешится. У Мура учение кончается 1-го июля, – а у Вас (вас) когда?!
Кончила прозу «Мать и Музыка»[806]806
Автобиографический очерк «Мать и музыка» был прочитан Цветаевой на литературном вечере 1 ноября 1934 г. в зале Географического Общества (основное место публичных выступлений Цветаевой в эти годы; 184, бульвар Сент-Жермен, 6-е) и затем опубликован в «Современных записках» (1935, № 57).
[Закрыть], сейчас пишу стихи – НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ[807]807
Сентябрем 1934 г. датированы стихотворения «Уединение: уйди…» и «О поэте не подумал…», при жизни Цветаевой не публиковавшиеся (СС-2. С. 319).
[Закрыть].
Обнимаю Вас
МЦ.
<Приписки на полях:>
У нас сейчас чудные дни. Как бы мы с Вами гуляли! Не погода, а растрава!
У меня для Вас есть чудный подарок, но послать – невозможно таможня. Не будет оказии? Не забудьте ответить.
Нет, не скажу, что*, но – чудное.
А до лета ждать – долго.
Подарок – на всю жизнь.
Не рассказывайте обо мне (моих горестях) НИКОМУ.
Я и Асе в Москву не пишу: ненавижу гласность. Я Вам пишу п<отому> ч<то> Вы меня не знаете – и знаете, п<отому> ч<то> с Вами я на полной свободе – СНА.
С Белым у нас не* было ничего общего, кроме трагической доли поэта: собачьести: одиночества. Ведь нет поэтов, а есть – поэт. Один во всех. Вот мы с ним ИМ и были…
У Вас, видно, чудная собака: ПСИ*ЩЕ! Даже читала Муру. Пришлите фотографию. Какая чудная смесь! А меня в детстве за злобность и верность звали «овчаркой».
А недотрога – конечно. Когда-нибудь расскажу.
Впервые – Письма к Наталье Гайдукевич. С. 73–85. Печ. по тексту первой публикации.
55-34. А.В. Эйснеру
3-4 октября 1934 г. [808]808
Дата написания письма указана в комментариях А.С. Эфрон и А.А. Саакянц к стихотворению «Челюскинцы» (Цветаева М. Избранные произведения. М.; Л.: Сов. писатель, 1965. С. 759).
[Закрыть]
Милый Эйснер,
Вы меня своим укором о челюскинцах…[809]809
Челюскинцы – участники героической экспедиции парохода «Челюскин», отправленного в августе 1933 г. с заданием пройти за одну навигацию всю трассу Северного морского пути (Мурманск – Владивосток) Был раздавлен льдами в Чукотском море. Участники экспедиции высадились на лед, затем были отправлены самолетами на материк. …своим укором о челюскинцах… – О «своем укоре» А. Эйснер позднее вспоминал: «Я сидел тогда в Праге А челюскинцы еще как-то совпали с временем. Это было безумно жаркое лето в Европе. Это же играет роль… Эти льды, эти документальные фильмы. „Красин“, поиски челюскинцев, льды, холод, ветер. А тут все сидят, пьют, едят мороженое. Это стало модной, животрепещущей темой. Я ей и написал: „Как вы это могли миновать?“ <…> Ответное письмо Цветаевой не сохранилось, потому что в тот момент жизни, когда я оказался в соответствующих местах, пропало все, что у меня было» (Годы эмиграции. С. 208). На упрек А. Эйснера Цветаева откликнулась стихотворением «Челюскинцы» (3 октября 1934). При жизни поэта опубликовано не было (СС-2. С. 321–322).
[Закрыть] (почему не написали? всех собак спасли![810]810
…всех собак спасли! – Ср. в указанном стихотворении: «На льдов произвол / Ни пса не оставили!». См. также письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 18 октября 1934 г.
[Закрыть] в этом же – Ваше) задели за живое мясо совести и за живую жилу силы. Ведь многие годы уже я – лирически – крепко сплю (и без всякого синего плаща[811]811
…синего плаща… – из стихотворения А. Блока «О доблестях, о подвигах, о славе…» (1908). Ср. в очерке «Пленный дух», где Цветаева приводит эти строки Блока:
«Тогда же, в Zoo, я узнала, что „Синий плащ“, всей Россией до тоски любимый…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,Я слезы лил, но ты не снизошла,Ты в синий плащ печально завернулась,В сырую ночь ты из дому ушла… — синий плащ Любови Димитриевны» (СС-4. С. 259). Л.Д. Блок жена поэта.
[Закрыть] во сне и там с сырой ночью, с пустой сырой ночью, в которой я сама, сама и сплю) – и вот: оклик: запрос.
Степень моего одиночества здесь и на свете Вы не знаете. А теперь я написала Челюскинцев, не я написала, сами написались, и посвящала их – возвращала их – Вам.
Вы, может быть, очень плохой человек в жизни, но жизнь сама очень плохая, – плохое место (и я в ней не живу), а встретились мы с Вами не в жизни, а скажем смело: над, там, откуда, мы на нее даже не глядим, а если глядим, то слава Богу – видим только больше. – Та.
Я не такая дура, чтобы это высокое место <нрзб.> совместно, менять на – что бы ни было, ибо кроме этого высокого места не вижу и не знаю ничего.
Какое бы ни было другое:
Поэтому в жизни у нас с Вами встреч (и РАЗМИНОВЕНИЙ) нет – ибо в ней Вы меня не встретите никогда: я в ней не бываю.
А сегодня – на Челюскинцах (нос, пароход, глыба, авион, ибо это все – одно)
С настоящим наслаждением (слово, которое в рот не беру!) думаю, как буду читать эти стихи – здесь[812]812
…буду читать эти стихи – здесь. – Возможно, Цветаева намеревалась прочесть стихотворение «Челюскинцы» 3 ноября на ближайшем, первом в сезоне, литературном вечере Объединения писателей и поэтов, посвященном стихам 1934 г. (в зале Научных обществ). Среди участников М. Цветаева (Хроника, II. С. 624). См. письмо к А.А. Лесковой от 21 ноября и коммент. 2 к нему.
[Закрыть]. Последним. Скоро. Хочу Вам их прочесть. Приходите на авось – вечером, ибо дождаться от Вас <зачеркнуто: срока> дня и часа – заведомо не дождаться Вас. (Это тоже отношение и, плохое: Ваше к жизни)
Я нарочно пишу о Вас плохо, чтобы Вы знали что я не вслепую дружу с Вами – тогда (для Вас) цены нет! От дружбы через плохое – к через болото (и просто за поэтичность) как через болото – радуга (и под каждым концом радуги – клад, то потому она и встречает: держит. Радуга (целое) есть эманация двух кладов – т. е. обе стороны. От клада к кладу, – та*к я Вас чувствую. Радуга есть протянутые руки сокровищу).
Я не могу защищать четырех оставленных девушек и ошельмованных друзей которых бы я сама не любила. Вот если бы Вы такую (ТАКОЕ) как я – оставили…
<нрзб.> (простите за гиперболу, но есть такая весть, на которой все равны) иначе пришлось бы ежесекундно судить Пушкина, и презирать его, а <зачеркнуто: положить на весы, что ценнее: – страдать> я не хочу, т<ак> к<ак> Пушкин мне – такой какой есть – дороже всех кого он унизил раз, всех кого я уважаю – два, потому что Пушкину я благодарна, то ему (то есть поэтам, поэту) из всех мне делавших добро, и благодарна.
Я бы хотела, Эйснер, пойти с Вами на Symphonie inachev*e[813]813
См. письмо к А.А. Тесковой от 21 ноября 1934 г. и коммент. 2 к нему.
[Закрыть], где доля поэта (вся – всех поэтов) как на ладони.
С Вами я хочу по возвышении <нрзб.>
До свидания.
МЦ
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).
56-34. К.П. Кротковой
Vanves (Seine)
33, rue Jean-Baptiste Potin
5-го Окт<ября> 1934 г.
Милая Кристина Павловна,
Вот мой паспорт с большой просьбой: тотчас же выписать, и выписать задним числом, т. е. что уехала я в первых числах октября (возможно – позже!), а то меня здесь, в Ванве, оштрафуют за неявку[814]814
Речь, по-видимому, идет о том, что в связи с переменой места жительства (переезд из Кламара в Ванв) Цветаева должна была заявить об этом в мэрии Ванва, но еще не сделала этого. Оправданием могло бы послужить подтвержденная документом задержка отъезда с летнего отдыха из Эланкура. Кроткова в это время находилась там.
[Закрыть]. Я думаю, и даже очень надеюсь, что мэр не знает – или не помнит – когда я уехала. Не знаю, как лучше: обманом с ним, или правдой – с нею, – раз Вы с ней дружите.
Муж, как приехал, заболел – головная боль и 40 с лишним, докторша сказала, что вроде солнечного удара, – только вчера встал. Сошлитесь, если будете говорить с ней, на его болезнь.
Но хорошенько подумайте, а то я очень боюсь штрафа.
Сердечный привет вам обоим. Если можно, верните заказным, при встрече сочтемся.
МЦ.
Впервые Минувшее. С. 381. Печ. по тексту первой публикации.
57-34. К.П. Кротковой
Vanves (Seine)
33, rue Jean-Baptiste Potin
7-го Окт<ября> 1934 г.
Милая Кристина Павловна,
Большая просьба: не могли бы Вы на машине доставить наши ведра (и щетку, и вешалку) куда-нибудь в Париж, по какому-нибудь адресу, где бы мы могли их ваять.
Началась топка и обнаружилось, что у нас ничего нет для золы и угля, т. е. ведра срочно нужны. Вот я и вспомнила свои эланкурские.
Ответьте мне, пожалуйста, поскорее: возможно ли это, а если возможно – то где и в какие часы можно будет вещи взять? А то мы завалены и залиты золой – по всем углам и ящикам, и страшная грязь в квартире и на лестнице. А новые покупать – я и так уже 30 фр<анков> истратила на разные печные щиты и т<ому> п<одобное>.
Очень прошу Вас, если можно, оказать мне эту большую услугу.
И «Совр<еменные> Зап<иски>» кончаются: ныне получила письмо от Руднева[815]815
В описываемый момент журнал испытывал материальные затруднения, и в редакции наметился раскол. Однако журнал продолжил свое существование. См. письмо Цветаевой к В.В. Рудневу от 7 ноября 1934.
[Закрыть]. Следующий № – последний. Даю «Мать и музыку» – как лебединую песнь. Может быть – и бесплатную.
Желаю удачи с сыновней школой и родительской оранжереей!
Сердечный привет обоим и даже – троим.
МЦ.
А пса не завели? Огромноголового? Кошка – живет.
Итак: адрес и часы, когда всегда кто-н<и>б<удь> есть, чтобы взять. А м<ожет> б<ыть> и фамилию того места, чтобы списаться. (Помнится, Вы мне писали, что где-то па Italie[816]816
Название площади и улицы в Париже (13е).
[Закрыть], но страшно ехать в такую даль, не зная дома ли).
Впервые – Минувшее. С. 381–382. Печ. по тексту первой публикации.
58-34. О.С. Франкфурту и К.П. Кротковой
16-го Окт<ября> 1934 г.
33, rue Jean-Baptiste Potin
Vanves (Seine)
Дорогие Франкфурта,
Самое сердечное спасибо за паспорт, – всё обошлось благополучно и даже (тьфу, тьфу!) блистательно, бет малейшей задержки[817]817
См. письмо к К.П. Кротковой от 5 октября 1934 г. и коммент. к нему.
[Закрыть].
А сколько событий (покойников!) с нашего расставания!
Вчера с величайшим трудом уплатили терм, когда-н<и>б<удь> расскажу о глубочайшем свинстве (хотя прилагательное здесь неудачно!) «Посл<едних> Новостей»[818]818
…о глубочайшем свинстве <…> «Посл<едних> Новостей». – О проблемах с публикацией в газете рассказа Цветаевой «Китаец» см письмо к В.Н. Буниной от 20 октября 1934 г.
[Закрыть].
У Мура громадный нарыв под ногтем и в школу сейчас не ходит, п<отому> ч<то> ни писать, ни драться не может. Учится дома (временно). Я насквозь простужена, – у нас страшный холод, а угля нет и долго не будет, ибо я уже три мес<яца> ничего не зарабатываю. («Совр<еменные> Зап<иски>» потеряли мой адр<ес>, и книга выходит без моей «Музыки»[819]819
…книга выходит без моей «Музыки». – Очерк «Мать и музыка» был послан В.В. Рудневу для «Современных записок» лишь в начале ноября 1934 г. См. письма Цветаевой к В.В. Рудневу от 23 и 26 сентября, 7 ноября 1934 г.
[Закрыть]).
Очень рада, что обошлось с Павлушиной[820]820
Речь идет о сыне К.П. Кротковой – Павле Иосифовиче Медове (1926–2005), впоследствии экономисте. В то время должен был состояться его перевод из одной школы в другую.
[Закрыть] школой. Да! Книга Р<имского>-Корсакова выписана из Москвы[821]821
Видимо, речь идет о книге композитора Н.А. Римского-Корсакова «Летопись моей музыкальной жизни», изданной впервые в 1909 г. в Петербурге. Здесь, вероятно, имеется в виду ее третье (М., 1926) или четвертое (М., 1932) издание.
[Закрыть]. Не покупайте.
До свидания и еще раз спасибо за все. Простите за бессвязное письмо и ужасное перо.
Сердечный привет от всех нас.
МЦ
Как Ваш новый адр<ес>? (Хозяин).
Впервые – Минувшее. С. 382 383. Печ. по тексту первой публикации.
59-34. А.К. Богенгардт
Дорогая Антонина Константиновна!
Вы предвосхитили мое желание – и письмо. Каждый день собиралась окликнуть и каждый вечер, ложась, угрызалась, что опять не успела – но как раз был терм, и связанная с ним потеря времени (три напрасных поездки в Последние Новости за деньгами, не считая беготни к телефону и писем) – и столько штопки к зиме (всё – рваное!) и еще Мур заболел, т. е. у него огромный нарыв под ногтем, – нужно было возить в город. Словом, еле успевала опомниться. Но теперь, слава Богу, терм миновал, и Муру лучше, и в четверг все приедем, мы (Аля, Мур, я) пораньше, Сережа – попозже. Страшно радуемся, все, встрече. Привезу кое-что посильное для мальчиков[822]822
Т.е. внуков А.К. Богенгардт, Александра и Сергея. См. коммент. 5 к письму В.А. Богенгардту от 10 марта 1934 г.
[Закрыть] – и еще будет один сюрприз!
Итак, до после-завтра!
Страшно интересно будет посмотреть Олечку[823]823
Внучка Ольга, 1 августа ей исполнилось два года.
[Закрыть] и узнать, что* с толстой Машей[824]824
О ком идет речь, установить не удалось.
[Закрыть].
До скорого свидания!
Марина
16-го Окт<ября> 1934 г., вторник
33, rue Jean-Baptiste Potin
Vanves (Seine)
<Приписка на полях:>
Мур из-за пальца не сможет играть в буйные игры – и тем лучше!
<Приписка сверху:>
С<ергей> Я<ковлевич> сможет быть к 1 ч<асу>, мы – пораньше.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
