Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1933-1936"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
15-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
18-го марта 1934 г., понедельник [552]552
18 марта 1934 г. приходилось на воскресенье, а не на понедельник.
[Закрыть]
Милый Вадим Викторович,
Во-первых, самое сердечное спасибо за проданные билеты: знаю, как это трудно, при обилии вечеров[553]553
Литературные вечера действительно были частым явлением в Париже. Вот пример «обилия» вечеров в середине марта, предшествовавших выступлению Цветаевой: 9 – вечер журнала «Числа» (среди участников М. Цветаева), 10 вечер И.С. Шмелева, 11 – лекция В.В. Вейдле об искусстве, 13 – выступления в различных русских организациях К.В. Мочульского, П.П. Гронского, писателя и журналиста кн. В.А. Барятинского и т. д. (Хроника. II. С. 539–541).
[Закрыть].
И в такое же первых – спасибо за привет, и отклик, и оклик[554]554
Цветаева отвечает Рудневу на письмо, написанное им на следующий день после ее вечера (15 марта), посвященного А. Белому:
Дорогая Марина Ивановна!
Поздравляю Вас! Вечер Ваш был очень удачен, – вещь чудесная, и чтица Вы, надо сказать, тоже неотразимая. По своей собственной вине – опоздал только к началу. Очень, очень рад за Вас, – и за «нас», читателей.
Не думали ли Вы о том, что, б<ыть> м<ожет>, когда Вы напишете еще о Блоке, – из Ваших вещей, если их напечатать вместе, вышла бы очень интересная книга?
Но сейчас – к делам сегодняшнего дня. Надеюсь Ваши воспоминания о Белом (как Вы их назвали?) дадите нам, в «Совр<еменные> Записки»? Прошу Вас об этом, и чем скорее пришлете рукопись, тем лучше: 55-ая книжка уже набирается и должна выйти в конце апреля.
Спасибо за «дружеский» билет. Мне ужасно стыдно, но эти дни я был неотрывно <связан> работой <…> – из трех билетов успел продать только один. Деньги сдал в кассе. <…> (Надеюсь – сговоримся легко. С. 45 46). О вечере 15 марта см. также письмо к А.А. Тесковой от 9 апреля 1934 г.
[Закрыть].
Теперь. Посылаю ОДУ ПЕШЕМУ ХОДУ[555]555
Эти стихи не были приняты журналом для публикации. При жизни Цветаевой не печатались (СС-2).
[Закрыть], но, увы, в ней 96 СТРОК и она не делится, п<отому> ч<то> это не три отдельных стихотворения, а одно в трех частях. Коротких стихов у меня сейчас нет.
Но что* будет с Белым? В нем, всём, как я Вам уже писала, пять листов с небольшим, раньше как через 2 недели я с перепиской всей вещи не справлюсь: немыслимо, – ведь я пишу ПЕЧАТНЫМ, и «ОДУ», напр<имер>, переписывала – ЧАС. А мой черновик, по к<оторо>му читала, нечитаем. Ведь писала я своего Белого при труднейших обстоятельствах: у Мура была корь, нужно было особенно следить за печами, вообще домашняя работа – удвоилась, утроилась, – я на вечере еле сама разбирала, что* написала.
Можете ли Вы (вы) ждать две недели для получения всей вещи, или удовлетворитесь первой частью, к<отор>ой Вы не слышали[556]556
…первой частью, к<отор>ой Вы не слышали… – из-за опоздания (см. выше).
[Закрыть], и к<отор>ую представлю в следующий понедельник. Ответьте!
Рукопись распадается на две равных части. Если вторая больше, то всего на несколько страниц.
Название вещи: ПЛЕННЫЙ ДУХ
(МОЯ ВСТРЕЧА С АНДРЕЕМ БЕЛЫМ)
Эпиграф будет из Фауста:
а эпиграф к последней главке (смерть)
(тоже из Фауста)
Очень жду ответа о стихах и сроках.
До свидания! Сажусь за переписку.
МЦ.
Очень хорошо бы – книгу встреч. (Брюсов (к<отор>ый у меня уже есть), Макс, Белый и Блок[559]559
Очень хорошо бы – книгу встреч, – Отклик Цветаевой на предложение Руднева: очерк о В.Я. Брюсове «Герой труда», о Максе (Волошине) «Живое о живом», об А. Белом «Пленный дух». Рукопись о Блоке не сохранилась.
[Закрыть], материалы к к<оторо>му у меня все уже есть.) Живых бы я не брала – только ушедших. Можно было бы и Есенина, хотя, как человека, я его не любила, была совсем к нему равнодушна и лучше, так относясь – не писать[560]560
В письме Б.Л. Пастернаку Цветаева писала о Есенине: «Не верю в него, не болею им, всегда чувство: как легко быть Есениным!» (Письма 1924–1927. С. 231).
[Закрыть]. Только – любя
Еще раз спасибо за привет и помощь. Жду.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Умоляю сохранить в Оде мои знаки: они все продуманы!
Впервые – Надеюсь сговоримся легко. С. 46–47. Печ. по тексту первой публикации.
16-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
22-го марта 1934 г., четверг
Милый Вадим Викторович,
На этот раз – вот какое дело: Посл<едние> Новости просят у меня два отрывка из моего Белого, один из I ч<асти>, другой из II ч<асти> (по 300 газет<ных> строк). Меня бы это нельзя более устроило, у Али со вчерашнего дня тоже объявилась корь (только что отболел Мур), и у нее, видно, серьезнее, как всегда у взрослых (ей уже 20 лет!)[561]561
Ариадне Эфрон в марте 1934 г. шел 22-й год.
[Закрыть] Д<октор> должен бывать через день, п<отому> ч<то> главная опасность – легкие. И всякие лекарства и, потом, усиленное питание. Поэтому я страшно обрадовалась лишнему заработку. Надеюсь, что редакция ничего не будет иметь против?[562]562
На вопрос о разрешении печатать отрывки из очерка о Белом в газете, Руднев в ответном письме разъяснил позицию редакции:
Дорогая Марина Ивановна!
Отвечаю на Ваше письмо относительно печатания отрывков из рукописи о Белом в «Посл<едних> Новостях».
Вот какое у нас правило насчет этого. Из вещи, печатающейся в «Совр<еменных> Зап<исках>», автор может поместить один отрывок в любой газете, – «П<оследние> Н<овости>», «Возрождение» или «Сегодня», размером не больше одного двойного фельетона, но уже по выходе «С<овременных> 3<аписок>» или незадолго до выхода книжки «С<овременных> 3<аписок>», с обычной ссылкой – «печатается с разрешения редакции „С<овременных> 3<аписок>“ отрывок из вещи, помещенной целиком в таком-то № журнала».
Из этого в данном случае, если думать о печатании «Белого» у нас в «С<овременных> 3<аписках>», следует: 1) что Вы можете дать в «Посл<едние> Нов<ости>» отрывок указанного Вами размера, – лучше, если бы только чтобы это не было из обеих частей; и 2) что печатать в «П<оследних> Н<овостях>» можно не раньше числа 20 апреля.
Но как же быть до этого с Вашими очередными бедами семейными? Выход вижу один и очень прошу Вас им воспользоваться: как и в прошлый раз, возьмите у меня лично нужную Вам сумму, сочтемся тогда, когда Ваша вещь будет формально принята. Жду Вашего знака, чтобы немедленно перевести Вам франков 300. А заработок от напечатания в будущем отрывка в «П<оследних> Н<овостях>» от Вас тоже не уйдет. Ладно? (Надеюсь – сговоримся легко. С. 49). См. также письма Цветаевой к В.В. Рудневу от 2 и 9 мая 1934 г. и коммент. 4 к первому из них.
[Закрыть] Ответьте, пожалуйста, поскорее и объясните соредакторам мое положение с болезнями детей.
Белого переписываю и в понедельник представлю I ч<асть>. – Как понравилась Ода пешему ходу?
Сердечный привет
МЦ.
Впервые – Надеюсь сговоримся легко. С. 48. Печ. по тексту первой публикации.
17-34. Ю.П. Иваску
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
3-го апреля 1934 г.
Милый Юрий Иваск,
Короткая отпись, потому что завтра крайний срок сдачи моей рукописи о Белом в Совр<еменные> Записки (апрельский номер), а переписываю я ВОТ ТАКИМ ПОЧЕРКОМ (всю жизнь!), а в рукописи около четырех печатных листов.
– Тронута постоянством Вашего внимания, и внутреннего и внешнего (хотя – внешнего – нет: ни внимания, ни, вообще, ничего) – говорю об ответной марке.
Теперь на*спех, по существу:
Может быть мой голос (la port*e de ma voix[563]563
На расстоянии человеческого голоса (фр.).
[Закрыть]) соответствует эпохе, я – нет. Я ненавижу свой век и благословляю Бога (я знаю, что нельзя благословлять Бога, но та*к я говорила в детстве, и, чуть только не подумаю, и сейчас говорю) – что родилась еще в прошлом веке (26-го сентября 1892 г., ровно в полночь с субботы на воскресенье, в день Иоанна Богослова, у меня об этом есть стихи, кажется – в Психее:
И другие: о субботе и воскресении, нигде не напечатанные[565]565
Стихотворение «Между воскресеньем и субботой…» (16/29 декабря 1919), при жизни поэта опубликовано не было(СС-1. С. 504). См. указ. письмо к Ю.П. Иваску.
[Закрыть]. Кстати, отказались взять «Посл<едние> Новости», которые вообще просили меня СТИХОВ НЕ ПРИСЫЛАТЬ. Итак, благословляю Бога за то, что еще застала ТО, конец ТОГО, конец царства человека, т. е. Бога, или хотя бы – божества: верха над.
Ненавижу свой век, потому что он век организованных масс, которые уже не есть стихия, как Днепр без Неясыти уже не есть Днепр[566]566
Неясыть – птица отряда сов. В славянских преданиях сказочная, ненасытная птица.
[Закрыть]. Изнизу – организованных, не – упорядоченных, а именно «организованных», т. е. ограниченных и лишенных органичности, т. е. своего последнего.
Пишите обо мне что* хотите, Вам видней, да я и не вправе оспаривать, т. е. лично вмешиваться: вставать как буйвол перед Вашим паровозом, по знайте одно: мне в современности и в будущем – места нет. Всей мне ни одной пяди земной поверхности, этой МАЛОСТИ – МНЕ – во всем огромном мире – ни пяди. (Сейчас стою на своей последней, незахваченной, только потому, что на ней стою: твердо стою: как памятник – собственным весом, как столпник на столпу)
Есть (мне и всем подобным мне: ОНИ – ЕСТЬ) только щель: в глубь из времени, щель ведущая в сталактитовые пещеры до-истории: в подземное царство Персефоны и Миноса – туда, где Орфей прощался: В А—И—Д[567]567
Персефона – богиня царства мертвых, дочь богини Деметры, часть года могла жить на земле, а остальное время вынуждена была находиться в подземном царстве (греч. миф.). Минос – критский царь, в Аиде, царстве мертвых, участвовал в суде над умершими. Орфей. – В греческой мифологии певец и музыкант. Своим пением очаровывал богов и людей. Миф об Орфее занимает важное место в письмах 1926 г. к Рильке и Б. Пастернаку (см. Письма 1924–1927).
[Закрыть]. Или в блаженное царство Frau Holle (NB! ТО ЖЕ!) (Holle-H*lle…)[568]568
Frau H*lle – сказка братьев Гримм из собрания «Kinder– und Hausmarchen» («Детские семейные сказки» (нем.).) (1812-1814), в которой Блаженное царство фрау Холле находится на дне колодца. H*lle – ад (нем.).
[Закрыть].
Ибо в ваш воздух машинный, авиационный, пока что экскурсионный а завтра – сами знаете, в ваш воздух я тоже не хочу.
– Но кто Вы, чтобы говорить «меня», «мне», «я»?
– Никто. Одинокий дух. Которому нечем дышать (И Пастернаку – нечем. И Белому было нечем. Мы – есть. Но мы – последние).
Эпоха не только против меня (ко мне лично она, как всякая мною в жизни встреченная, хотя бы самая чуждая, сила – еще «добра») – не столько против меня, сколько я против нее, я ее действительно ненавижу, всё царство будущего, на нее наступаю – не только в смысле военном, но – ногой: пятой на главу змия.
– Вот. —
С сказанным мною считайтесь только внутренно.
<Приписка на полях:>
Эпоха против меня не лично, а ПАССИВНО, я – против нее – АКТИВНО. Я ее ненавижу, она меня – не видит.
_____
Вот карточка[569]569
Цветаева посылает Иваску по его просьбе свою фотографию для сборника «Новь». Фотография (1924 г., Цветаева в клетчатом платье) была вклеена перед статьей Иваска в каждый экземпляр сборника (Новь. Таллин. 1934 № 6. С. 61).
[Закрыть]. Она тоже последняя. Поэтому, большая просьба: верните мне ее. Если она Вам нравится (она очень похожа), дайте переснять, и не будет нескромностью, если я попрошу у Вас несколько оттисков? Только пусть не печатают черно*, эта перечернена*: я, вообще, светлая: светлые глаза и светлые волосы (сейчас уже целая седая прядь). У меня часто просят, а сниматься я не люблю, да и времени нет, – у меня очень тяжелая жизнь.
До свидания. Посылаю не перечитывая, могут быть ошибки в падежах.
Рада буду, если напишете.
Марина Цветаева
P.S. Голову дайте переснять в медальоне, без этого неоправданного квадрата платья, кончающегося, вдобавок, фотографической туманностью. Нужен – овал.
Впервые – Русский литературный архив. С. 214–215 (с купюрами). СС-7. С. 385–386. Печ. полностью по СС-7.
18-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
6-го апреля 1934 г., Страстная пятница.
Христос Воскресе, дорогая Саломея!
(Как всегда – опережаю события и – как часто – начинаю со скобки.) А Вы знаете, что у меня лежит (по крайней мере – лежало) к Вам неотправленное письмо, довольно давнишнее, сразу после моего Белого, сгоряча успеха[570]570
О вечере Цветаевой, посвященном Андрею Белому, см. письмо к А.А. Тесковой от 9 апреля 1934 г.
[Закрыть] – и горечи, что Вас не было, т. е. сознания, что я утратила для Вас свой последний смысл.
Но так как основа моей личной природы – претерпевание, даже письма не отправила.
А сейчас пишу Вам, чтобы сердечно поблагодарить за коревую помощь, о которой мне только что сообщила Е<лена> А<лександровна> И<звольская> – и окликнуть на Пасху – и немножко сообщить о себе.
Начнем с Мура, т. е. с радостного:
Учится блистательно (а ведь – французский самоучка! Никто слова не учил!) – умен – доброты (т. е. чувствительности: болевой) – средней, активист, философ, – я* en beau et en gai[571]571
Из хороших и веселых (фр.).
[Закрыть], я – без катастрофы. (Но, конечно, будет своя!) Очень одарен, но ничего от Wunderkind’a, никакою уродства, просто – высокая норма.
Сейчас коротко острижен и более чем когда-либо похож на Наполеона. Пастернак, которому я посылала карточку, так и пишет: – Твой Наполеонид[572]572
В письме от 3 февраля 1927 г. Пастернак, получив фотографии Мура, был восхищен: «…как он великолепен в своей младенческой надменности и насколько, действительно, – наполеонид» (Души начинают видеть. С. 283). См. также письмо к А.А. Тесковой от 2 февраля 1934 г.
[Закрыть].
С Алей – менее удачно: полная эмансипация, т. е. служба (у Гавронского-сына[573]573
Наиболее известным в Париже из Гавронских был промышленник и врач Борис Осипович (1866 1932). Один из потомков его большой семьи – стоматолог, у которого и работала А.С. Эфрон.
[Закрыть], между нами – задешево и на целый день, и, главное, после шести полных лет школы рисования!) – служба, ее изводящая: худоба, худосочие, малокровие, зевота, вялость, недосыпание, недоедание и, теперь, корь. He-моя порода – ни в чем, сопротивление (пассивное) – во всем. Очень от нее терплю. Все это – между нами: слишком много будет злорадства. Главное же огорчение – ее здоровье: упорство в его явном, на глазах, разрушении. И – ничего не могу: должна глядеть. Много зла, конечно, сделали общие знакомые, годами ведшие подкоп. Но это, кажется – всегда. Вообще, всё – всегда.
_____
С<ергей> Я<ковлевич> разрывается между своей страной – и семьей: я твердо не еду, а разорвать двадцатилетнюю совместность, даже с «новыми идеями» – трудно. Вот и рвется. Здоровье – среднее, т. е. все та же давняя болезнь печени. Но – скрипит.
А я очень постарела, милая Саломея, почти вся голова седая, вроде Веры Муромцевой[574]574
В.Н. Бунина, урожденная Муромцева. См. письма к ней.
[Закрыть], на которую, кстати, я лицом похожа, – и морда зеленая: в цвет глаз, никакого отличия, – и вообще – тьфу в зеркало, – но этим я совершенно не огорчаюсь, я и двадцати лет, с золотыми волосами и чудным румянцем – мало нравилась, а когда (волосами и румянцем: атрибутами) нравилась – обижалась, и даже оскорблялась и, даже, ругалась.
Просто – смотрю и вижу (и даже мало смотрю!)
_____
Главная мечта – уехать куда-нибудь летом: четыре лета никуда не уезжали, Мур и я, а он – так заслужил. («Мама, почему мы ездили на* море, когда я был ГРУДНОЙ ДУРАК?!»)
Со страстью читает огромные тома Франц<узской> Революции Тьера[575]575
Тьер Адольф (1797-1877) – французский государственный деятель, историк. Президент Франции (1871-1873). Автор «Истории французской революции».
[Закрыть] и сам, на собственные деньги (десять кровных франков) купил себе у старьевщика не менее огромного Мишлэ[576]576
Мишлэ. – Мишле Жюль (1798-1874) французский историк, служил смотрителем королевских архивов. Автор многочисленных книг по истории Франции, в том числе Французской революции.
[Закрыть]. Так и живет, между Мишлэ и Ми*кэй[577]577
Микэй (Mickey) – еженедельный детский журнал, выходивший в Париже.
[Закрыть].
_____
Е<лена> А<лександровна> И<звольская> пишет, что Ваша дочь выходит замуж[578]578
В 1934 г. Ирина Андреева (дочь С.Н. Андрониковой-Гальперн от первого брака) вышла замуж за Андрея Борисовича Нольде (1905 1987), сына барона Б.Э. Нольде (последний работал вместе с А.Я. Гальперном). Позже их брак распался. Однако А.Б. Нольде сохранил с С.Н. Андрониковой-Гальперн добрые отношения до самой ее смерти (Струве Г. Еще о кончине С.Н Андрониковой-Гальперн. – Русская мысль. 1982. 19 авг.).
[Закрыть]. Как всё это молниеносно! Помните, ее розовые и голубые толстые доколенные платья, к<отор>ые потом носила Аля?
(Милая Саломея, не найдется ли для Али пальто или вообще чего-нибудь? Всякое даяние благо. Она теперь так худа, что влезет в Ваше, а ростом – с Вас, словом живой С<ергей> Я<ковлевич>. Если да*, она сама бы заехала, п<отому> ч<то> скоро возвращается на службу и у нее там обеденный перерыв. Хорошо бы, напр<имер>, юбку. У нее – нет.)
Обнимаю Вас, милая Саломея, спасибо за память и помощь.
МЦ.
Мы опять куда-то переезжаем: куда?? (До 1-го июля – здесь.)
Впервые – ВРХД. 1983. № 138. С. 187–188 (с купюрами), (Публ. Г.П Струве). СС-7. С. 159–161. Печ. полностью по СС-7.
19-34. А.А. Тесковой
Clamart (Seine)
10, Rue Lasare Carnot
9-го апреля 1934 г.
Второй день Пасхи
Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна!
Сегодня – Ваш голос на маленькой узенькой бумажной полосочке, которую всегда с такой любовью и внимательностью читаю. Слава Богу, что «муха» расправляет крылья, молодец – «муха»! Я ее больше вижу большой птицей,
Писала ли я Вам о том, что у обоих детей была корь? У Мура 1-го марта, у Али – 21-го, а все вместе длилось больше месяца. Теперь оба, слава Богу, здоровы. Завтра Мур опять в школу, Аля – на службу.
На Пасху были в нашей маленькой кламарской русской церковочке и, как всегда, стояли снаружи, под разноцветными фонариками. Думала о Вас – и о Рильке, как он, двадцатилетним, стоял на соборной кремлевской площади[579]579
…на соборной кремлевской площади… – Рильке дважды был в России (1899 и 1900). В 1899 г. Пасхальную ночь Рильке праздновал в Кремле. «Событие это оказалось столь мощной силы, что оставалось в памяти поэта в течение всей его жизни» (Хольтхузен Г.Э. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. Пер. с нем. Н. Болдырева. – Челябинск; Урал LTD, 1998. С. 57).
[Закрыть]:
…als der grosse Iwan mich ans Herz schlug…[580]580
Когда великий Иван ударял меня по сердцу… (нем.)
Цветаева по памяти приводит слова Рильке из его письма к Лу Андреас-Саломе, написанного спустя несколько лет после памятной Пасхальной ночи. В письме: «Das war damals in jener langen, ungew*hnlichen, ungemeinen, erregten Nacht, da alles Volk sich dr*ngte und als Iwan Welikij mich schlug in der Dunkelheit (курсив наш. – Сост.), Schlag f*r Schlag. Das war mein Ostern, und ich glaube, es recht fur ein ganzes Leben aus; die Botschaft ist mir in jener Moskauer Nacht seltsam gro* gegeben worden, ist mir ins Blut gegeben worden und ist Herz» (Рильке P. Лирика: Сборник. M.: Прогресс, 1981. На нем. яз. – С. 423).
«Это случилось в ту долгую, необычную, необыкновенную, волнующую ночь, когда вокруг теснились толпы народа, а Иван Великий ударял меня в темноте, удар за ударом. То была моя Пасха, и я верю, что мне ее хватит на нею жизнь; весть в ту московскую ночь была дана мне странно большой, она была дана мне прямо в кровь и в сердце» (Хольтхузен Г.Э. Указ. соч. С. 58).
[Закрыть]
А вчера вспоминала о Вас с Катей Альтшуллер[581]581
Катя Альтшуллер. – Еленева Екатерина Исааковна (урожд. Альтшуллер; 1897-1982), первая жена Н.А. Еленева (о нем см. коммент. 5 к письму к А.А. Тесковой от 4 октября 1927 г. Письма 1924-1927. С. 636). Эмигрировала в Чехословакию. Жила в Праге, затем в Берлине, Париже. Училась в Сорбонне. Работала в парижском ателье мод и гувернанткой на юге Франции. Переехала в США. После Второй мировой войны в течение тридцати лет была диктором на радиостанции «Голос Америки». Многие годы собирала материалы, связанные с жизнью и творчеством М.И. Цветаевой.
[Закрыть] (бывшей Еленевой, – они уж давно разошлись), приехавшей устраиваться в Париж. Вспоминали Вшеноры, нашу станцию с воздушной корзиночкой[582]582
…станцию с воздушной корзиночкой… – Имеются в виду горшочки с цветами, поставленные в корзиночки и подвешенные между столбами, подпирающими крышу станции Вшеноры.
[Закрыть], – все то*.
Праздники меня всегда расстраивают – выбивают из рабочей колеи. Писала ли я Вам, что мой вечер Белого[583]583
Чтение Цветаевой прозы «Моя встреча с Андреем Белым» состоялось 15 марта 1934 г. в зале Географического общества. Первое отделение – «Предшествующая легенда», второе – «Встреча» (Хроника. II. С 542).
[Закрыть] (простое чтение о нем) прошел при переполненном зале с единым, переполненным сердцем. Возможно, что вещь пойдет в «Совр<еменных> Записках», уже сдана на просмотр,
Читаю сейчас замечательного вересаевского Гоголя – «Гоголь в жизни»[584]584
Вересаев Викентий Викентьевич (наст. фам. Смидович; 1867 1945) – писатель, переводчик Гомера и древнегреческих почтой, автор повестей об исканиях интеллигенции на рубеже XIX–XX вв., критико-философских произведений, документальных работ о русских писателях. Его книгу «Пушкин в жизни» (1926–1927) Цветаева использовала в своем очерке «Наталья Гончарова». «Гоголь в жизни» – систематический свод подлинных свидетельств современников (М.; Л.: Academia. 1933).
[Закрыть], – только документы современников, живые голоса. Огромный исчерпывающий трагический том Нели бы я выиграла в Нац<иональной> Лотерее хотя бы 200 фр<анков> (билета у меня нет!) то мгновенно подарила бы Вам эту книгу. Есть ли она в Праге? Такую бы хорошо увезти на лето, на все три летних месяца, прожить их с Гоголем.
– Завалена домашней работой, скоро весна, а Мур из всего вырос. Теряю иголки, катушки, отдельные чулки, ищу, огорчаюсь, отчаиваюсь. Впрочем, Вы всё это знаете,
Обнимаю Вас и жду весточки.
МЦ.
Впервые – Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 112 (с большими купюрами). СС-6. С. 412. Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 188-189.
20-34. В.В. Рудневу
<Апрель 1934 г.>[585]585
Датируется условно по содержанию. Журнал «Современные записки» (№ 55), где публиковался «Пленный дух», вышел в первой половине мая 1934 г. Текст, о котором Цветаева сообщает в письме, был в нем напечатан.
[Закрыть]
Милый Вадим Викторович,
Вчера, уже на полдороге от Daviel’а[586]586
Daviel – полный адрес редакции и конторы «Современных записок»: 6, Rue Daviel, Paris, 13e.
[Закрыть], мне вдруг показалось (м<ожет> б<ыть> воздействие надвигающейся грозы!) что в наборе пропущено: (после последнего письма Белого[587]587
Имеется в виду письмо А. Белого Цветаевой, посланное в ноябре 1923 г. из Берлина в Прагу (см. Пленный дух. СС-4. С. 267).
[Закрыть], где он просит комнату и извещения в «Руле»[588]588
«Руль» ежедневная берлинская газета (1920–1931). Сообщения об отъезде А. Белого в Россию в этой газете обнаружено не было, об этом писали берлинские газеты «Дни» (1923, 28 окт.) и «Накануне» (1923, 4 нояб.).
[Закрыть]:
ОТБЫЛ В СОВ<ЕТСКУЮ> РОССИЮ ПИСАТЕЛЬ АНДРЕЙ БЕЛЫЙ).
ТАКОЕ-ТО НОЯБРЯ БЫЛО ТАКИМ-ТО НОЯБРЯ ЕГО ВОПЛЯ КО МНЕ. ТО ЕСТЬ УЕХАЛ ОН ИМЕННО В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ПИСАЛ КО МНЕ ТО ПИСЬМО В ПРАГУ, МОЖЕТ БЫТЬ, В ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ.
Умоляю проверить, и, если не поздно, вписать. (А м<ожет> б<ыть> только жара и авторские страхи!)
До свидания! Спасибо за перевязочный материал[589]589
Цветаева второй месяц болела фурункулезом. См. также письмо к В.Н. Буниной от 28 апреля 1934 г.
[Закрыть], – уже пошел в дело!
МЦ.
Вторник
Впервые – Звезда. 1995. № 2. С. 87 (публ. Е.И. Лубянниковой и Л.А. Мнухина). СС-1. С. 450. Печ. по кн.: Надеюсь – сговоримся легко. С. 50.
21-34. В.Ф. Ходасевичу
15-го апреля 1934 г.
Когда я, несколько лет тому назад, впервые подъезжала к Лондону[590]590
Весной 1926 г. Цветаева, по приглашению Д.П. Святополк-Мирского, посетила Лондон. Цель организованной им поездки дать возможность ей заработать выступлением. См. также письма к П.П. Сувчинскому от 11 и 15 марта 1926 г. (Письма 1924–1927).
[Закрыть], он был весь во мне – полный и цельный: сразу утренний, ночной, дождевой, с факелами, с Темзой, одновременно втекающей в море и вытекающей из него, весь Лондон с Темзой aller et retour[591]591
Приливной и отливной (фр.).
[Закрыть], с лордом Байроном, Диккенсом и Оскар Уайльдом – сосуществующими, Лондон всех Карлов и Ричардов, от А до Z, весь Лондон, втиснутый в мое представление о нем, вневременное и всевременное.
Когда же я приехала в Лондон, я его не узнала. Было ясное утро – но где Лондон туманов? Нужно ждать до вечера; но где Лондон факелов? В Вестминстерском аббатстве я вижу только один бок – но где оно – целиком, со всех сторон сразу?
Мгновенности: места в автобусе, табачные лавки, монеты, опускаемые в отопление, случайности времяпрепровождения и собственного самочувствия, и – всюду лицо N., в моем Лондоне непредвиденного.
Город на моих глазах рассыпа*лся день за днем, час за часом рассыпался на собственные камни, из которых был построен, я ничего не узнавала, всего было слишком много, и всё было четко и мелко – как близорукий, внезапно надевший очки и увидевший * лишнего.
Лондон на моих глазах рассыпа*лся – в прах. И только когда его не стало видно, отъехав от него приблизительно на час, я вновь увидела его, он стал возникать с каждым отдаляющим от него оборотом колес – весь целиком, и полнее, и стройнее; а когда я догадалась закрыть глаза, я вновь увидела его – мой, целый, с Темзой aller et retour, с Гайд-Парком, соседствующим с Вестминстерским аббатством, с королевой Елизаветой[592]592
Елизавета I Тюдор (1533–1603) – английская королева с 1558 г.
[Закрыть] об руку с лордом Байроном, Лондон единовременный, единоместный, Лондон вне– и всевременный.
Конечно, это – налет. Останься я в нем, живи я в нем, без посещений Музеев и Аббатств, где-нибудь в норе, не глядя на него, но та*к, круго*м ощущая – он бы вошел сквозь мои поры, как я в него – сквозь его, каменные.
Есть три возможности познания.
Первое – под ве*ками, не глядя, всё внутри, – единственное полное и верное.
Второе – когда город рассыпается, не познание, а незнание, налет на чужую душу, туризм.
Третье – сживанье с вещью, терпение от нее, претерпевание, незанимание ею, но проникновение ею.
Так во*т – не удивляйтесь, милый В<ладислав> Ф<елинианович> – вот почему, когда Вы написали о встрече, беседе, я – задумалась.
Вовсе не претендуя на «целого и полного» Вас, на это исчерпывающее и одновременно неисчерпаемое творческое знание, я все же, наедине хотя бы со звуком тех Ваших интонаций в ушах или букв Вашего письма – больше, лучше, цельнее, полнее, вернее Вас знаю, чем – сидя и говоря с Вами в кафе, в которое Вы придете из своей жизни, а я – из своей, и – того хуже: каждый из своего дня, никогда ничего общего с жизнью не имеющего.
Если бы, как люди в старые времена, когда было еще время на дружбу, вернее – когда дружба считалась хлебом насущным, когда для нее должно было быть время, хотя бы четвертый час утра… итак, будем говорить просто <нрзб.> – если бы у этого кафе было будущее, завтрашний день, длительность, я бы сказала да (не Вам, это я не так скажу, а внутри себя!) – я бы просто перевела то общение на это, там – на здесь (хотя мне это всегда безумно трудно, я не привыкла к теснотам, а никогда в жизни такой не бывает свободы, полной и предельной, как внутри, – и не может быть)…
О да, у жизни, как она ни тесна, есть своя прелесть и сила – хотя бы звук живого голоса, ряд неуловимостей, которых не вообразишь.
Но та*к, туристически, налетом… Смотреть, который час (я же первая буду смотреть, только об этом и буду думать…).
Для этого надо быть человеком городским, общительным, бронированным, дисциплинированным, отчасти даже коммерческим, неуязвимым всем своим равнодушием – к душам, безразличием – к лицам.
Ничего этого во мне нет, а всё – обратное.
Этот (девятый уже!) мой Париж[593]593
Ранее Цветаева была в Париже, как минимум, дважды (1909 и 1912 гг.).
[Закрыть] я вообще ни с кем не вижусь, все мои реальные отношения с людьми роковым образом (и рок этот – я, т. е. все мое – от меня) – разрушаются, вернее – рассеиваются, как дни, а последние годы – годы – я вообще ни с кем не общаюсь – само случилось, – и знаю, почему: связанность домом, отдаленность Кламара, мое отсутствие привычки к женской «теплоте» – это все ищут, а вовсе не:
А все-таки очень хочу с Вами повидаться, хотя бы, чтобы сообщить последние сомнения редакции «Современных записок» относительно моей прозы[595]595
Речь идет о «Пленном духе». См. письма к В.В. Рудневу за март-апрель 1934 г.
[Закрыть] и вообще всякое другое… Не могли ли бы приехать ко мне – Вы, к 4-м часам. Ведь – просто! Есть № 89 трамвая, доходящий до Clamart-Fourche, а от Fourche – первая улица налево (1 минута).
И есть вокзал Монпарнас с самыми обыкновенными поездами Вот – поезда, выписаны в точности, безошибочно. Ответьте, когда и какой поезд. Встретим Вас с сыном, посидим у меня и побеседуем спокойно. Иного способа свидеться – нет.
МЦ.
Впервые – Новый мир. 1969. № 4. С. 205-207 (публ. А.С. Эфрон). СС-7. С. 464-466. Печ. по СС-7.
22-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея!
Итак, будем у Вас, – Мур и я – в пятницу к 12 ч<асам> 30 – 1 ч<асу>. А Аля, если разрешите, зайдет к Вам в другой раз, – мне гораздо приятнее повидаться с Вами наедине, вернее: приятность здесь ни при чем, а просто, когда два говорят (а говорить будем мы, п<отому> ч<то> мы, Вы как и я, не-говорить не можем!) – итак, когда двое говорят, а третий слушает – нелепость. А Мур – не третий, п<отому> ч<то> не только не слушает, но – не слышит: читает книжку или ест.
Итак, до послезавтра. Наконец.
Обнимаю Вас, люблю и радуюсь.
МЦ.
Среда, каж<ется> 18-го апреля 1934 г.
Мур Вас помнит и тоже очень радуется.
Впервые – ВРХД. 1983. № 138. С. 189 (публ. Н А Струве). СС-7. С. 161. Печ. по СС-7.
23-34. В.В. Рудневу
Clamart (Seine)
10. Rue Lazare Carnot
19-го апреля 1934 г.
Милый Вадим Викторович,
Давайте – сноску[596]596
Сноска внесена не была. Материал, видимо, уже ушел в печать (Современные записки. 1934. № 55. С. 240).
[Закрыть]:
* Kaufhaus des Westens – универсальный берлинский магазин.
Та*к – все ясно.
Сердечный привет
МЦ.
Впервые – Надеюсь сговоримся легко. С. 51. Печ. по тексту первой публикации.
24-34. В.Ф. Ходасевичу
<Апрель 1934 г.>[597]597
Дата установлена по расположению в черновой тетради, адресат – по содержанию.
[Закрыть]
Буду писать без лести
Не бесцветное а двуцветное, черное: белое и не аллегоричное, в смысле + —, нет, черное и белое, и на бумаге, то есть именно писание (слово) а не живопись. Чтобы читать Гоголя не надо быть читателем творителем, ничего не надо досоздавать, нужно просто не быть слепым, чтобы увидеть Вашего Державина[598]598
Речь идет о книге В.Ф. Ходасевича «Державин», вышедшей в Париже в 1931 г. в издательстве «Современных записок». До этого небольшие фрагменты романа публиковались в газете «Возрождение», более крупные – в «Современных записках» (1929–1930, № 39-43).
[Закрыть], нужно быть зрячим, то есть художником. Поэт это книга для немногих (а Пастернак, например, поэт живой <нрзб.> свой для всех…).
Ваш Державин может быть написан разливанием красок на огромных полотнищах.
(NB! С какой радостью я бы о нем написала, но – куда? Такие вещи не должны лежать.)[599]599
В черновой тетради Цветаевой сохранился набросок ее статьи «Державин». И хотя поводом для ее написания, очевидно, послужила книга Ходасевича, о самой книге в предполагаемом эссе практически не говорится Цветаева, в иносказательной форме, рассуждает об отношениях двух поэтов, которые представлены персонажами известной басни И.А. Крылова «Кукушка и петух» (1841). Ниже приводится текст наброска статьи «Державин» (публикуется впервые; РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 25, л. 4 об. – 7 об.)
«Здесь в эмиграции существует мнение, что нам приходится писать друг о друге. Я не буду оспаривать, а хочу постепенно вскрыть.
Но друг о друге, о ком же писать как не другу о друге. Ибо не о враге же писать – и не врагу же! Вражда слепа, так же как любовь полуслепа, так же как любовь – так <нрзб>. здесь одно черное – и полнозряща, яснозряща только дружба. <зачеркнуто: Кроме того, что значит, приходится> Равнодушие же – полная слепость, как белая лошадь на оба глаза и глаза уже покрыты сплошь больше: беленой.
Но против одного я восстаю: приходится. Что значит приходится? Если судьбинно, внутренно согласна, если по бытовым или иным соображениям нет. Не из кого выбрать – так совсем не выбирать. Так я и девушкам посоветую, не тому пишущим.
Вы терпите обывательский припев: Зачем же не боясь греха?
Чудесно. Но думали ли вы друзья мои, что кукушку-то он похвалил до ее похвал, от чистого сердца и восторга, от чистого восторга сердца, за это самое ее куку (которое так чудно знаменуется с кукуреку) и что одна чистая душа в этом курятнике уже есть. А если есть одна чистая душа, то почему же не быть второй.
– Но кукушка <сверху: петух>-то – обывательское возражение – похвалила его затем, чтобы он ее похвалил.
Господи, как сложно*, как иезуитично и макиавельно для таких простых птиц и вещей! А главное при таком пении – откуда корысть? Что проще и естественнее петуху на кукушку и ей на него радоваться, когда на них радуются – сначала до конца все – все дети, все крестьяне и все поэты земли? И главное когда они оба заведомо так чудно поют, <поверх строки: певцы и в пении, своем и чужом, знают толк?> то есть когда оба – для себя и других – уже заведомо ценное.
<зачеркнуто: Нет, радоваться проще чем расчитывать>
Нет, плохой выбрал <сверху: дал> пример свой обыватель – мне
Крылов выбрал именно этих двух несомненных в своей прелести птиц <пропущено слово> и не забудем – радостных <сверху: разностных> птиц.
Петуху, пророчествующему <сверху: возвещающему> день и перемену погоды, нечего заискивать у кукушки, однообразной и оплакивающей своих детей, он может <зачеркнуто: только сочувствовать ее горю> сказать, что она <зачеркнуто: его> им хорошо <зачеркнуто: оплакивает> поет, равно как кукушке плакальщице не за чем подольщаться к <зачеркнуто: вестнику дня> петуху, <зачеркнуто: хвала ее скромней>, а <зачеркнуто: благодарна она ему за то, что он ей своей благодарностью может только> Это – разные дары и разные миры.
И главное, оба, для лести и корысти, слишком заняты своим: он – солнцем <сверху: восходом>, она – потерянными птенцами, и каждый своим пением.
Их взаимная хвала – чистейшая благодарность за то, что каждый другому – пением – помогает жить – украшает жизнь и этим помогает остальным жить.
Так что басня Крылова кроме того, что – как большинство басен безнравственна <сверху: аморальна> но и fehlgeschlagen[2092]2092
Неудавшаяся (нем.).
[Закрыть].
Взял бы ворону, скажем, и сову <сверху: филина> – черное, ночное <сверху: кобчика скажем> – да. А этих – <зачеркнуто: его красноперого и ее рябую> невидимую в зелени, но только слышимую, такую любящую в зелени – нет. Всякая хвала – естественна, всякая корысть неестественна. Итак, обратно Крылову, и согласно Рильке
– haben sollen wir![2093]2093
Мы должны иметь (нем.).
[Закрыть]
А неверен пример – неверна и мысль. <…>
_____ Не буду оспаривать, а попытаюсь вскрыть. Вслушаемся в слово друг о друге и услышим. Дружба с знания начинается, с узнавания <сверху: признания> роднит, дружба есть притяжение родства, духовное родство.
И вот от женского скромного, но сильного лица кукушки, протестую <сверху: объявляю>: если я, кукушка, хвалю петуха, то не для того, чтобы он меня похвалил – за то, что я так хорошо плачу <сверху: кукую>, а за то, что я, слыша его обратное моему сторожевое пенье, может быть сама – радостно кукую.
А за то, что мне от его „кукареку“ – легче жить.
А потому, что он хорошо поет.
А потому, что я на его кукареку радуюсь.
И вот от мужского боевого лица петуха (которое мне, может быть, лично, больше к лицу) объявляю:
Если я, петух, хвалю кукушку, то не для того чтобы она меня похвалила – за то, что я такой
Потому что она меня похвалила – и сам знаю, что я хорошо пою! – то есть один за всех не сплю – а потому что мне, красноперому, боевому, сторожевому – ее женское унылое земное куку – нравится,
такое другое и такое родное – НРАВИТСЯ.
_____ То есть вникнуть в корень слов и наконец понять, что мы
Вникнем в корень слова друг о друге и постараемся понять, что мы сами говорим. Друг – о друге. О ком же так и как не другу о друге.
Сделали так, что обыватель на нас тычет, приписывая нам свои обывательские чувства.
Далее: что значит „в эмиграции“, почему именно в эмиграции – приходится. Что меня касается, я здесь так же пишу о Пастернаке, как писала там, а если я иначе пишу о В.Ф. Ходасевиче, то вовсе не по признаку местному, для пишущего не существующему. При том В.Ф. Ходасевич давно <сверху: задолго> до здесь начался, как и я сама. Пишу я о Поплавском, например – скорее уж – по старой дружбе, если не личной, то сопричастной надличной – уходящего поколения».
[Закрыть]
Вы уписали его в поэтический размер тетрадочной страницы, при чем, поймите, это не упрек, и не хвала, а отмечание своеобразия. А размер поэтической страницы ведь для любого полотнища безмерен как зрачок и та самая мозговая извилина. Отказ от размеров.
И еще: сквозь эпоху Вы неустанно твердой рукой проводите черную (и <нрзб.> красную) линию судьбы Державина, не вдаваясь в срок, не соблазняясь им.
Но – очень важное упущение: у Державина детей никогда не было[600]600
Гавриил (Гаврила) Романович Державин (1743–1816), поэт, государственный деятель, сенатор, был женат дважды: в первом браке на Екатерине Яковлевне Бастидон (1761–1794), во втором – на Дарье Алексеевне Дьяковой (1767-1842). Первый брак длился 16 лет, второй – 22 года. Детей он не имел ни от первого, ни от второго брака. В 1800 г., после смерти своего друга, сенатора Петра Гавриловича Лазарева (1743–1800), Держании принял на попечение пятерых его детей.
[Закрыть], и вместе с тем он не назван бездетным. Неужели он нигде никогда ни словом об этом не обмолвился.
В те времена, в таком семейственном сроке, в таком детном (sic!) воздухе, на такой плодородной почве – неужели ни одного стиха? В таком изобилии плодов мира и немира – неужели ни одного стиха?
Вне жажды нового Державина, еще раз и нового себя, – есть, конечно, отцовство раненое. И в любви к многодетному Аксакову этого мотива не могло не быть[601]601
Сергей Тимофеевич Аксаков – отец одиннадцати детей (четырех сыновей и семи дочерей), в том числе впоследствии троих писателей-славянофилов: Константина (1817-1860), Ивана (1823–1886) и Веры (1819–1864) Аксаковых.
[Закрыть].
Самое предельно и беспредельно волнующее, конечно, его последняя радость: Аксаков более чистый острый, и радуется молодому Пушкину (ибо Аксаков Державину давал Державина)[602]602
…радуется молодому Пушкину… – Державин в одну из первых своих встреч с Аксаковым поделился с ним, как и со многими другими из своего окружения, – впечатлениями о стихах Пушкина, прочитанных юным поэтом на публичном экзамене в лицее,
Аксаков Державину давал Державина. – Речь идет о том, что знакомство Державина с Аксаковым в декабре 1815 г. вскоре переросло в едва ли не ежедневные встречи в доме Державина, во время которых Аксаков читал Державину его же произведения «С каждым днем эти чтения становились Державину все более необходимы. Он к ним привык, как к лекарству, утишающему боль» (Ходасевич В. Собр. соч.: В 4 т, Т. 3: Проза. Державин. О Пушкине. М.: Согласие, 1997. С. 383).
[Закрыть]. Радость тому лицеисту – уже елисейская, уже с того берега.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. НО—80 об.).
