Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1933-1936"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
20-33. Г.В. Адамовичу
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
31 го марта 1933 г.
Милый Георгий Викторович,
Большая просьба: 20-го у меня доклад – Эпос и лирика сов<ременной> России[75]75
О вечере 20 апреля 1933 г. см. коммент. 2 к письму к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. «Эпос и лирика современной России» см. СС-5 и письма к Г.П. Федотову.
[Закрыть] – т. е. то, что печаталось в Нов<ом> Граде + окончание, как видите – приманка сомнительная. Не можете ли Вы придти мне на выручку, т. е. сказать о сов<ременной> поэзии, что* угодно, но заранее дав мне название, – как бы ни было коротко то, что Вы собираетесь сказать, – чтобы мне можно было дать в газетах. На этот раз мне придется выезжать на содокладчиках, ибо вещь во первых коротка, во-вторых частично уже напечатана, а другой у меня сейчас нету, п<отому> ч<то> всю зиму писала по французски[76]76
Речь идет о <«Флорентийских ночах»>. См. предыдущее письмо (к А.А. Тесковой) и коммент. 2 к нему.
[Закрыть].
Но – главное – будете ли Вы в Париже 20-го апреля?[77]77
Сведений об участии Г. Адамовича в вечере Цветаевой обнаружить не удалось, скорее всего, его там не было.
[Закрыть] – (Четверг пасхальной недели).
Не пугайтесь содоклада, п<отому> ч<то> прошу еще нескольких, – дело не в длительности, а в разнообразии, – если я* устала от себя на эстраде, то каково же публике!
Вечер, увы, термовый и даже с опозданием на 5 дней – но нельзя же читать о Маяковском как раз в первый день Пасхи!
Вы чудесно выступили на <Бл>[78]78
Зачеркнуто.
[Закрыть] Жиде[79]79
Жид Андре (1869–1951) – французский писатель. См. письмо к нему от января 1937 г. (СС-7. С. 640–645). Дискуссионный вечер под названием «Андре Жид и СССР», организованный журналом «Числа», состоялся 28 марта 1933 г. в зале Социального музея (5, rue Las-Cases, 7е). В № 9 «Чисел» был напечатан о нем краткий отчет (С. 199): «После вступительного слова Г. Адамовича, пытавшегося уяснить психологические причины эволюции Андре Жида, Д.С. Мережковский красноречиво охарактеризовал советский строй, как неслыханное рабство, уничтожающее и умерщвляющее не только тело, но и дух. После выступлений А. Даманской и Г. Федотова слово было дано Вайяну-Кутюрье, выступившему с крикливой апологией советского строя и коммунизма. Вайяну-Кутюрье чрезвычайно убедительно возразил М. Слоним, подчеркнувший, что он говорит от лица соц<иал>-революционеров и критикует утверждения Вайяна-Кутюрье не справа, а слева, и, перефразировав слова самого А. Жида, заявил, что „коммунизм есть плохо играемая пьеса“.
Речь Слонима вызвала шумное одобрение большинства и не менее шумные протесты многочисленных коммунистов, присутствующих в зале.
После вторичного, демагогического выступления В.-Кутюрье Н. Оцуп закончил прения, вновь их переведя в область литературно-психологическую».
Цветаева уже один раз была на подобном вечере. 25 марта 1930 г. на Литературном Франко-русском собеседовании на тему «Творчество и влияние Андре Жида» Г. Адамович также выступил со вступительным словом (Le Studio Franco-Russe. 1929–1931. By Leonid Livak (Ливак Л. Франко-русская студия). – Toronto, University of Toronto. 2005. C. 196–201).
[Закрыть] (почему я чуть было не написала о Блоке? М<ожет> б<ыть> в связи с Пасхой, – единственно о ком бы, и т. д.), г.е. сказали как раз то, что сказала бы я. Иного мерила, увы, у нас нету!
А каков Мережковский с chien и parfum??[80]80
Собакой и духами (фр.). – См. выше отчет о вечере. Мережковский Д.С. – См. письмо к А.А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. и коммент. к нему.
[Закрыть] Слава Богу, что Вайан[81]81
Вайан. – Вайян-Кутюрье Поль (1892–1937) – французский писатель, видный деятель коммунистического движения, главный редактор газеты «Юманите» (с 1926 г.).
[Закрыть], по глупости, не понял, КАКОЙ ПОШЛЯК! БЕДНЫЙ ЖИД!
До свидания! Жду ответа. Если да – не забудьте сказать – о чем.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Будете отвечать – дайте мне пожалуйста свой адрес: противно писать в пустоту: на газету.
Впервые – НП. С. 388–389. СС-7. С. 461-462. Печ. по СС-7.
20а-33. Г.В. Адамовичу
<31 марта 1933 г.>[82]82
Датируется по расположению в черновой тетради и с учетом предыдущего письма.
[Закрыть]
Милый Георгий Викторович,
Вы чудно выступили вчера, Вы один были справедливы, (пример с Толстым абсолютно убедителен)[83]83
…пример с Толстым абсолютно убедителен, – как писали «Последние новости» (1933, 30 марта), в своем докладе Адамович остановился на отношении А. Жида к большевизму. «Он попытался вскрыть внутренние причины, приведшие Жида к коммунизму и выразил удивление, что человек такой культуры мог найти разрешение своих сомнений в советской идеологии. До сих пор Жиду многие верили, как учителю. Его обращение, чем бы оно ни было вызвано, подрывает его авторитет! Достаточно представить себе Толстого в роли апостола советского режима, чтобы убедиться, что на известной нравственной и духовной высоте такое обращение невозможно». Похоже, что в этом выступлении Адамович повторил свои слова о Толстом и Жиде, сказанные им ранее на уже упомянутом Франко-русском собеседовании 25 марта 1930 г.: «Что такое роман? Все об этом спорят и не находят ответа. Цитируют Толстого, как квази-идеального рожденного романиста. Однако не в этом подлинное величие Толстого, а в неслыханной жизненной интуиции, которой он обладал. Есть рожденные романисты и настоящие рассказчики, но их не хочется даже называть, из-за скуки, которая выделяется от одного упоминания их имени! Оставим этот спор. Во всяком случае, то, что правда, это что Жид является самым живым и самым гуманным из всех французских писателей, на сегодняшний день» (Le Studio Franco-Russe. 1929 1931. С. 198. Пер. с фр. В Лосской). В опубликованном в «Числах» отчете о вечере данный эпизод отражения не нашел.
[Закрыть]. Толстой больше, чем все измы. Я думаю, что каждый большой писатель больше, чем все измы, что дурная услуга всякому изму – присоединение такого большого <писателя>, брешь пробитая единоличием во всякую сплоченность коллектива. Не знаю, велик ли для к<оммуни>зма – Жид. Толстой был велик даже для собственного учения.
Восхитил меня Мережковский: глас вопиющего в пустыне. Но каков пример: с chien и parfum!![84]84
См. перевод на с. 33. – Собакой и духами (фр.).
[Закрыть] Удивительно, что Вайан его не отметил. Не удивительно, ибо Вайан настолько глуп и груб. Бедный Жид с такими защитниками.
Мысль: Se faire aimer en persuadant <поверх строки: d*montrant, t*moignant> moins aimer qu’on aime. C’est gagner un tr*ne en abdiquant la majest*: c’est gagner un tr*ne en bois, en carton[85]85
Заставить себя полюбить, уверяя <поверх строки: доказывая, свидетельствуя>, что любишь меньше, чем на самом деле. Это все равно, что заполучить трон, отказавшись быть его величеством, заполучить трон деревянный или картонный. (Пер. с фр. В. Лосской).
[Закрыть].
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, Л. 71 об.).
21-33. Неизвестной
<Март>[86]86
Датируется по расположению в черновой тетради.
[Закрыть]
Дорогая L.[87]87
Начальная буква имени адресата дается условно (ее трудно читаемое написание ближе всего к заглавной букве «L»).
[Закрыть] Я от всей души радовалась (радуюсь) нашей вчерашней встрече. Но тут же чувство растравы: <зачеркнуто: встретимся> увидимся раз и потом опять… забвенье на тысячу дней. Впрочем, приведу Вам весь стих, – не мой, но ощущаемый как свой:
О дружба – любовь двухдневная
И забвение на тысячу дней![88]88
Видоизмененные начальные строки из стихотворения Марии Людвиговны Моравской (1889-1947) «Короткая память» (1915). У автора: «…Ах, дружба, любовь двухдневная, – / А забвенье на тысячу дней!» Цветаева уже приводила их в письмах к А.А. Тесковой от 7 апреля 1929 г. (см. также коммент. 8 к нему) и 1 января 1932 г. (Письма 1928–1932).
[Закрыть]
Вот это Лермонтов: на время не стоит труда[89]89
См. коммент. 13 к письму к Н.А. Гайдукевич от 29 сентября 1934 г.
[Закрыть] (милая L., я все равно приеду!) камнем над всеми моими человеческими начинаниями.
Хотите, попробуем дружить?
Я настолько по-другому вхожу в человеческие отношения, настолько <письмо оборвано>.
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, on. 3, ед. хр. 23, л. 71 об.).
22-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
3-го апреля 1933 г.
Дорогая Саломея!
Мне очень совестно, что беспокою Вас билетными делами – тем более что Вы совсем ко мне оравнодушели. (Я продолжаю, временами, видеть Вас во сне[90]90
См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 12 августа 1932 г. (Письма 1928–1932).
[Закрыть], – это тоже осененность, и больше чем наша вещь в нас. <)>
Вечер м<ожет> б<ыть> будет интересный[91]91
Доклад Цветаевой «Эпос и лирика современной России. Маяковский и Пастернак» состоялся 20 апреля 1933 г. в Доме Мютюалите. Участвовать в собеседовании были приглашены Г.В. Адамович, В.Л. Андреев, д-р А.П. Прокопенко, МЛ. Слоним, В.Б. Сосинский, Г.П. Федотов, А.В. Эйснер (Хроника, II. С. 415).
[Закрыть], я сейчас ни в чем не уверена.
Цена билета 10 фр<анков>. Скоро терм. Часть Извольского фонда[92]92
Извольский фонд. – В начале 1930-х гг. в Париже по инициативе Е.А. Извольской был организован Комитет (Общество, Фонд) помощи Марине Цветаевой, куда вошли Е.А. Извольская, С.Н. Андроникова-Гальперн, Л.Н. Карсавина, М.Н. Лебедева, французская писательница Натали Клиффорд-Барни и др. О создании Комитета см. также коммент. 1 к письму Цветаевой к А.А. Тесковой от 31 августа 1931 г. (Письма 1928-1932. С. 495-496). В задачу Комитета входила помощь Цветаевой в оплате квартиры (терм).
[Закрыть] волей-неволей проедена, приходится дорабатывать.
Сделайте что* можете!
Обнимаю Вас и от души желаю хорошей Пасхи.
МЦ.
Впервые – СС-7. С. 155. Печ. по СС-7.
23-33. Г.П. Федотову
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
3-го апреля 1933 г., понедельник
Милый Георгий Петрович,
Все получила, – сердечное спасибо.
А Руднев от меня сегодня получит мое последнее решение: ПОРТЬ ВЕЩЬ САМ, Я УСТРАНЯЮСЬ. (В письме говорю иначе, но не менее ясно.) Согласия моего на обездушенную и обезхвощенную вещь он не получит[93]93
См. письмо к В.В. Рудневу от 19 мая 1933 г.
[Закрыть].
Очень жду Вашего ответа на то письмо, с докладом.
Еще раз спасибо. На Пасху – повидаемся? Вы же наверное будете у Н<иколая> А<лександровича>[94]94
Н.А. Бердяев жил недалеко от Цветаевой в Кламаре (83, Rue du Moulin-de-Pierre).
[Закрыть] м<ожет> б<ыть> и ко мне зайдете? Только пораньше, чтобы гулять. Будете писать – упомяните и об этом. Всего лучшего!
МЦ.
P.S. Это не мой герб, а герб Сосинского: его конверт[95]95
На почтовой корреспонденции и в качестве владельческого знака В.Б. Сосинский применял печатку с гербом, на котором на фоне равностороннего креста были изображены перекрещенные сабля и гусиное перо.
[Закрыть].
Впервые – Новый журнал. 1961. № 63. СС-7. С. 433. Печ. по СС 7.
24-33. В.В. Рудневу
<3 апреля 1933 г.>[96]96
Датируется по содержанию и с учетом предыдущего письма Г.П. Федотову.
[Закрыть]
Милый Вадим Викторович!
Мы настолько расходимся в оценке личности М<акса> Волошина[97]97
См. письмо В.В. Рудневу от 2 марта 1933 г. и коммент. 5 к нему.
[Закрыть] и <зачеркнуто: в понимании читателя> и личности читателя, что самое лучшее будет, если редакция Совр<еменных> Записок сократит мою рукопись совершенно самостоятельно, без моего участия[98]98
О предлагаемых сокращениях очерка «Живое о живом» Руднев писал Цветаевой: «Не распространяюсь перед Вами об ограниченности наших журнальных возможностей, мешающих принять вещь к напечатанию целиком, а прямо перехожу к реальному Вам предложению.
В рукописи приблизительно 75 печ<атных> страниц нашего формата. Как ни тесно в „С<овременных> 3<аписках>“, мы могли бы все же напечатать в двух книгах журнала (52 и 53 или, в кр<айнем> случае 53 и 54) около 50 стр<аниц>.
Сокращения мне намечаются по преимуществу во второй части, их мы произвели бы, разумеется, по взаимному соглашению» (Надеюсь – сговоримся легко. С. 17).
[Закрыть]. Прошу только не сокращать посредине фразы / литературного периода[99]99
…литературного периода. – Период (от греч. periodos – обиход, круговращение) синтаксическая конструкция, представляющая собой развернутое сложноподчиненное предложение. Хотя оно само по себе и отличается полнотой раскрытия мысли, но без придаточных предложений, которыми оно насыщено внутри и которые подчеркивают его главную идею, теряет завершенность и образность.
[Закрыть].
Нужны ли Вам стихи для следующего № и если да, в каком количестве строк?
Всего доброго
МЦ.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).
25-33. Ю.П. Иваску
Clamart ('Seine)
10, Rue Lazare Carnot
4-го апреля 1933 г.
Многоуважаемый Г<осподи>н Иваск,
Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше – было бы откататься от всякого: знаю себя, – стала бы, как всегда, когда пишу – что бы ни писала – добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет – ни на что и в конце концов – очень далеком конце очень далеких концов – получилась бы лирическая статья, вернее очередная моя лирическая проза, никому здесь не нужная, а до Вас бы – за стыдом такого запоздания и физически бы не дошедшая.
Раскрываю Вашу статью[100]100
Иваск прислал Цветаевой свою статью о ней, в сокращенном виде позднее опубликованную в сборнике «Новь» (издание комитета «Дня русской культуры» в Таллине. 1934. № 6. С. 61–66). Публикацию статьи автор предварил следующей репликой: «В этой статье лишь намечены главные мысли из моей книги о Цветаевой. За недостатком места принужден отказаться от полного развертывания моих утверждений на матерьяле цветаевского творчества, и опустить целый ряд тем, с Цветаевой связанных». Замысел Иваска написать книгу осуществлен не был.
[Закрыть] и записываю на полях все непосредственные отзвуки и реплики.
Вы говорите, я прерываю.
– Та*к?
_____
Стр<аница> I – Блистательное определение писательского слога (и словаря) Шишковым[101]101
Шишков Александр Семенович (1754 1841) – писатель, адмирал. Возглавлял литературное общество «Беседа любителей русского слова», был поборником высокого гражданского стиля.
Цветаева имеет в виду приведенные Иваском две цитаты из «Рассуждения о старом и новом слоге российского языка» (1803) А С. Шишкова: «Уметь высокий Славянский слог с просторечивым так искусно смешивать, чтобы высокопарность одного из них приятно обнималась с простотою другого». «Уметь в высоком слоге помещать низкие слова и мысли …не унижая ими слога и сохраняя всю важность оного».
[Закрыть]. Эти строки я ощущаю эпиграфом к своему языку.
Стр<аница> II (низ) – Под влиянием В<ячеслава> Иванова не была никогда – как вообще ни под чьим[102]102
В.И. Иванову Цветаева посвятила в 1920 г. стихотворный цикл «Вячеславу Иванову» (см. СС-1).
[Закрыть]. Начала с писания, а не с чтения поэтов.
Стр<аница> III – М<ожет> б<ыть> Вам интересно будет узнать, что оба Георгия – кузминский и мой – возникли одновременно и ничего друг о друге не зная[103]103
Стихотворение М.А. Кузмина «Св. Георгий (Кантата)» написано в 1917 г. (опубликовано в его сборнике «Нездешние вечера». Пг., 1921); цветаевский цикл «Георгий», вошедший в сборник «Ремесло», создан позже, в июле 1921 г. См. СС-2, а также очерк «Нездешний вечер» (СС-4).
[Закрыть]. С Кузминым у меня есть перекличка, только он отродясь устал, а с меня хватит еще на 150 миллионов жизней. Федры Кузмина не читала никогда[104]104
Стихотворение М.А. Кузмина «Пламень Федры» (1921), вошедшее в его сборник «Параболы» (Пг.; Берлин, 1923).
[Закрыть]. Источники моей Федры – вообще всей моей мифики – немецкий пересказ мифов для юношества Густава Шваба[105]105
Речь идет о книге: Gustav Schwab. «Die sch*nsten Sagen des klassischen Altertums». У Цветаевой эта книга была: «Толстый, коричневатый, несколько разъехавшийся том. Там же имя с припиской: книга на всю жизнь» (Из письма к А.А. Тестовой от 8 июня 1926 г. Письма 1924–1927. С. 406).
[Закрыть]. Верней (источники-то я сама, во мне) – материалы. Равно как материалы Царь-Девицы и Мо*лодца – соответствующие сказки у Афанасьева[106]106
…материалы Царь-Девицы и Мо*лодца… См. СС-3.
[Закрыть].
Стр<аница> III (оборот) – Эренбург[107]107
См. письма к И.Г. Эренбургу (Письма 1905-1923).
[Закрыть] мне не только не «ближе», но никогда, ни одной секунды не ощущала его поэтом. Эренбург – подпадение под всех, бесхребтовость. Кроме того: ЦИНИК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОЭТОМ.
Стр<аница> III (оборот) – ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. Психея[108]108
Сборник стихов Цветаевой «Психея. Романтика» (Берлин, 1923). См. письма к Ю.П. Иваску от 4 июня 1934 г. и от 11 октября 1935 г.
[Закрыть] совершенно не важна для уяснения моего поэтического пути, ибо единственная из моих книг – не этап, а сборник, составленный по приметам явной романтики, даже романтической темы. Чуть ли не по руслу физического плаща. В том же < 19> 16 г. у меня были совершенно исступленные стихи (и размеры), от которых у меня сейчас волосы дыбом.
Стр<аница> IV – Ничего не поняла из «Сложных метров», как никогда не понимала никакой теоретики, просто – не знаю, правы ли Вы или нет. Пишу исключительно по слуху. – Но вижу, что работу Вы проделали серьезную[109]109
В статье Иваск привел метрический разбор ряда стихотворений Цветаевой.
[Закрыть].
Стр<аница> IX – стр<аница> X. – Если Октябрь для Вас символ мятежа, больше – стихии – очень хорошо, что поместили меня внутрь (как внутрь – пожара!). Спасибо, что не причислили меня к «детям буржуазии» – футуристам. «Пользоваться» и «наслаждаться» чем бы то ни было – до жизни включительно – всегда было моим обратным полюсом.
Стр<аница> XI (оборот) Очень хорошо о Пастернаке (ЛЕГКО ВЗДОХНУТЬ). И ОЧЕНЬ ПЛОХО (не сердитесь!) обо мне: КОЛЬЕ, ХИТОН да это же – маскарад! Кстати, ни «колье», ни «хитона» у меня в стихах (да и в прозе) НЕ найдете. Вы просто употребили НЕ ТЕ слова (не знаю поскольку Вы к ним чутки). «Колье» – да еще в русской транскрипции – символ роскоши, вещь, которой я – кроме как в природе, т. е. в контексте деревьев, ручьев и т. д. – того изобилия ОТРОДЯСЬ брезгую. А хитон оставим Вячеславу[110]110
Вячеславу Иванову.
[Закрыть]: прекрасному ложно-классику.
XIII (низ) – ВЕСКОЕ ВОЗРАЖЕНИЕ. Ученику НЕ МАЛО Учителя. МАЛО ТОЛЬКО КОГДА ВЗАИМНО И НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ. Ученик не на земле. Ученик не на земле, а на горе. А гора не на земле, а на небе. (NB! Не только эта, – всякая гора. Верх земли, т е. низ неба. Гора – в небе.) Ученик – отдача без отдачи, т. е. полнота отдачи[111]111
Цикл стихов «Ученик», посвященный С.М. Волконскому (см. СС-2). Учитель – С.М. Волконский.
[Закрыть].
Тезею не мало Ариадны, ему – мало земной любви, над которой он знает большее, которой он сам больше – раз может ее перешагнуть Тезей не через спящую Ариадну шагает, а через земную лежачую – любовь, лежачего себя. – Ваше наблюдение о МАЛОСТИ – верно, но не те примеры, не тот упор. Еще – не женщина «соблазняется» лавролобым, а лавролобый оспаривает и отстаивает ее у земного. Это – разное. И, если хотите, только лавролобый-то ей и ведом, только в нем-то она и уверена, все земные – призраки[112]112
Речь идет о трагедии Цветаевой «Ариадна» («Тезей»). См. СС-3.
[Закрыть].
Стр<аница> XIII (оборот). «Третий» Вами не так понято. Говорю здесь о ПОМЕХЕ САМОЙ ЖИЗНИ. Говорю о том, что между, а не о том, что над. Над есть желательный исход. Вакх, Лавролобый и Сонмы – есть исход и выход. В «Наяде» я о ПОМЕХЕ говорю, которая есть – жизнь и исчезнет вместе с нею. Я говорю о третьем с маленькой буквы, о предмете, о быте – хотя бы этот быт – был мыс: между оком и горизонтом[113]113
В стихотворении Цветаевой «Наяда», впервые появившемся в «Числах» (1930, № 2/3) под названием «Нереида», в качестве лейтмотива повторяется строка: «Вечный третий в любви» (см. СС-2).
[Закрыть].
Не надо «в принципе согласны». Найдите лучше.
Очень хорошо: как бы перерастает самоё себя. Только не «как бы», просто – перерастает.
XIV – Самовлюбленность – плохое слово, ибо сродни самодовольству. Лучше: влюбленность в самого себя.
Ваше определение ВРАЖДЫ мне абсолютно-чуждо. Вражда – прежде всего избыток сил. НИКОГДА НЕ НЕДОХВАТ. ВСЕГДА – РАСТРАТА. (Я недавно об этом много думала и писала.)
XIV – Чему же «предшествует» Одиночество?[114]114
Цветаева имеет в виду строку из стихотворения «Есть некий час…» цикла «Ученик»: «Ты – одиночества верховный час!» У Иваска в статье: «Цветаева в одиночестве. Но в этом своем одиночестве Цветаева разрабатывает, в сущности, очень современные темы».
[Закрыть] Не есть ли оно – итог, последняя колыбель всех рек?
XIV (оборот) Очень хорошо: страсть сама страдает. Вакхический рай хорошо. Знаете ли Вы моего «Мо*лодца»?
О спартанском небе тоже хорошо. Вообще, эти Ваши исходы хороши[116]116
В статье Иваск пишет: «Стихии современности еще пребывают в младенческом состоянии. В поэзии Цветаевой они уже достигли зрелости. Стихия – стихия-страсть, мятущаяся в вещах и в человеке главный герой цветаевской поэзии» и дает три образа стихии-страсти у Цветаевой: Вакхический рай – Спартанское небо – Бог (см.: Новь. Таллин. 1934. № 6. С. 64–66).
[Закрыть]. И хороша иерархия: Вакхический рай – Спартанский утес – Рильке. Стоило бы эти главы разработать внимательно.
XVI – Хорошо сопоставление последнего рыцаря Блока и единоличного бойца (Вы этого не говорите, но это напрашивается) – меня.
Но конец стр<аницы>, голубчик, ужасен (Не сердитесь!)
«Ц<ветае>ва влюблена в великолепие форм старого мира, в мрамор и позолоту» – ГДЕ ВЫ ЭТО ВЫЧИТАЛИ?? Мрамор, если хотите, люблю (СЛОВО люблю достоверно) – но не больше булыжника старой Сухаревки, вообще люблю камень, твердое, но вовсе не как символ дворянской эпохи. Или даже римской. Мрамор старше дворян! Мрамор старше времен. Мрамор – либо само время, либо (где-нибудь на Урале) – та достоверная радость твердости, на которую наступаешь. Либо – вечность, либо – природа. И меньше всего – Николай I. Не делайте меня Мандельштамом: я ПРОЩЕ и СТАРШЕ, и этим – МОЛОЖЕ.
А уж «позолота»… Золота физически не переношу, даже у меня осень, вопреки зримости:
Хуже золота для меня только платина.
Золото – жир буржуазии, платина – ее смертный налет. Я о золоте много и враждебно писала. Разве что – золото Рейна! (Меня, вообще, ищите – там.)
Амврозия, пудра, рококо – мой друг, какие ЭРЗАТЦЫ! (Sic! – Сост.) Какие третьичности! Даже звук слов ненавижу (кроме амврозии, к<отор>ая в каком-нибудь контексте еще может сойти, хотя и то нет: пища богов: non-sens, довольно с нас пищи людей!).
Не верю в форму (и об этом много писала), никогда ее не встречала, кроме как в виде разбитой скорлупы или три дня* лежащего покойника. Если мои стихи о том мире сильны, но только потому что я ни секунды не ощутила его «формой», всегда живым, жизнью – будь то XVII[118]118
В рукописи неразборчиво: можно прочесть как XVII, так и XVIII в – Сост.
[Закрыть] в<ек> или 17 год (до = 17 год!).
_____
«Драгоценные вина» относятся к 1913 г.[119]119
Имеется в виду строфа из стихотворения «Моим стихам, написанным так рано…», опубликованного в «Числах» (1931, № 5) как ответ на анкету журнала.
[Закрыть] Формула – наперед – всей моей писательской (и человеческой) судьбы. Я всё знала – отродясь.
NB! Я никогда не была в русле культуры. Ищите меня дальше и раньше.
XVI (оборот). Нет, голубчик, меня не «не-помнят», а просто – не знают. Физически не знают. Вкратце: с 1912 г. по 1920 г. я, пиша непрерывно, не выпустила, по литературному равнодушию, вернее по отсутствию во мне литератора (этой общественной функции поэта) – ни одной книги. Только несколько случайных стихов в петербургских «Северных Записках». Я жила, книги лежали. По крайней мере три больших, очень больших книги стихов – пропали, т. е. никогда не были напечатаны[120]120
См. ответ на анкету 1926 г. (СС-4).
[Закрыть]. В 1922 г. уезжаю за границу, а мой читатель остается в России – куда мои стихи (1922 г. – 1933 г.) НЕ доходят. В эмиграции меня сначала (сгоряча!) печатают, потом, опомнившись, изымают из обращения, почуяв не-свое: тамошнее! Содержание, будто, «наше», а голос – ихний. Затем «Версты» (сотрудничество у Евразийцев)[121]121
Об издании журнала «Версты» и евразийцах см. письма к П.П. Сувчинскому и коммент. к ним (Письма 1924–1927).
[Закрыть] и окончательное изгнание меня отовсюду, кроме эсеровской Воли России. Ей я многим обязана, ибо не уставали печатать – месяца*ми! – самые непонятные для себя вещи: всего Крысолова (6 месяцев!), Поэму Воздуха, добровольческого (эсеры, ненавидящие белых!) Красного бычка, и т. д. Но Воля России – ныне – кончена. Остаются Числа[122]122
Литературно-художественный сборник «Числа» издавался в Париже в 1930–1934 гг. (вышли десять номеров). Первые четыре номера редактировались совместно И.В. де Манциарли и Н.А. Оцупом, следующие шесть – одним Н.А. Оцупом.
[Закрыть], не выносящие меня, Новый Град[123]123
См. письма к Г.П. Федотову (Письма 1928–1932).
[Закрыть] – любящий, но печатающий только статьи и – будь они трекляты! – Совр<еменные> Записки[124]124
…будь они трекляты! – Совр<еменные> Записки. – Соредактор и секретарь редакции журнала Марк Вениаминович Вишняк (1883–1975) в своих воспоминаниях отвечает на упреки Цветаевой: «За время существования „Современных Записок“ приходилось многократно выслушивать недовольство, иногда даже возмущение сотрудников отдельными редакторами и редакцией в целом. Но о „проклятиях“ журналу, „Современным Запискам“, приходится слышать впервые… Объяснение ее словам можно найти, конечно, в материально-безысходном и тяжелом душевном состоянии М.И. Цветаевой того времени. Оно, действительно, было трагичным. Но оправданы ли ее „проклятия“? На мой взгляд, они не имеют под собой даже того основания, на которое Цветаева ссылается. Из 70 книг „Современных Записок“ Цветаева печаталась в 36, – столько же до ее проклятия, сколько и после него… Прибавлю, что некоторые взгляды Цветаевой были очень далеки и чужды всем членам редакции… Что же касается совершенно „непонятных для себя вещей“, как издевалась Цветаева над теми, кто „не уставали (их) печатать“, – действительно скажу за себя, я всегда противился их напечатанию» (Вишняк М. «Современные записки». Воспоминания редактора. Bloomington, 1957. С. 146–148). См. также письма К В.В. Рудневу.
[Закрыть], где дело обстоит та*к: – «У нас стихи, вообще, на задворках. Мы хотим, чтобы на 6 стр<аницах> – 12 поэтов» (слова литер<атурного>) редактора Руднева – мне, при свидетелях). И такие послания: – «М<арина> И<вановна>, пришлите нам, пожалуйста, стихов, но только подходящих для нашего читателя, Вы уже знаете…». Бо*льшей частью я не знаю (знать не хочу!) и ничего не посылаю, ибо за 16 строк – 16 фр<анков>, а больше не берут и не дают. Просто – не сто*ит: марки на переписку дороже! (Нищеты, в которой я живу, Вы себе представить не можете, у меня же никаких средств к жизни, кроме писания. Муж болен и работать не может. Дочь вязкой шапочек зарабатывает 5 фр<анков> в день, на них вчетвером (у меня сын 8-ми лет, Георгий) и живем, т. е. просто медленно издыхаем с голоду. В России я так жила только с 1918 г. по 1920 г., потом мне большевики сами дали паёк. Первые годы в Париже мне помогали частные лица, потом надоело – да еще кризис, т. е. прекрасный предлог прекратить. Но – Бог с ними! Я же их тоже не любила.)
Итак, здесь я – без читателя, в России без книг.
XVII – «Для эмиграции Цветаева слишком слаба…»[125]125
В напечатанной статье у Иваска обратное: «Цветаева слишком сильна для литературных сфер эмиграции это не обвинение, лишь констатирование факта». На письме Цветаевой в этом месте Иваск пометил: «Я написал „сильна“ – описка!!!»
[Закрыть] – ??? —
Думаю, что эмиграция, при всем ее самомнении, не ждала такого комплимента. Ведь даже Борис Зайцев не слаб для эмиграции! Кто для нее слаб? Нет такого! Все хороши, все как раз вровень от Бунина до Кн<язя> Касаткина-Ростовского[126]126
Касаткин-Ростовский Федор Николаевич, князь (1875–1940) – литератор, поэт. Сотрудничал в белградских изданиях.
[Закрыть], к<отор>ый вот уже второе десятилетие рифмует вагоны с погонами («Мы раньше носили погоны, – А теперь мы грузим вагоны» и т. д.). Вы м<ожет> б<ыть> хотите сказать, что моя ненависть к большевикам для нее слаба? На это отвечу: иная ненависть, инородная. Эмигранты ненавидят, п<отому> ч<то> отняли имения, я ненавижу за то, что Бориса Пастернака могут (так и было) не пустить в его любимый Марбург[127]127
Речь идет о несостоявшейся поездке Пастернака за границу в 1930 г. Его хлопоты о поездке были безуспешными. Не помогло и обращение за помощью к Горькому: «…без Вашею заступничества разрешения на выезд мне не получить. Помогите мне, пожалуйста…» (Письмо от 31 мая 1930 г.) Горький ответил отказом: «…Просьбу Вашу я не исполню и очень советую Вам не ходатайствовать о выезде за границу – подождите!..» (Известия Академии наук. Серия языка и литературы. 1986. № 3. С. 280–281). Марбург – в университете в Марбурге Пастернак в 1912 г. изучал философию.
[Закрыть], – а меня – в мою рожденную Москву. А казни голубчик – все палачи – братья: что недавняя казнь русского[128]128
Смертный приговор был вынесен русскому эмигранту Павлу Тимофевичу Горгулову (1895–1932), смертельно ранившему французского президента Поля Думера (1857–1932). В архиве Цветаевой сохранилась заложенная между страницами рабочей тетради газетная вырезка «Казнь Горгулова».
[Закрыть], с правильным судом и слезами адвоката – что* выстрел в спину Чеки – клянусь, что это одно и то же, как бы оно ни звалось: мерзость, которой я нигде не подчинюсь, как вообще никакому организованному насилию, во имя чего бы оно ни было и чьим именем бы ни оглавлялось.
– Я – с Утверждениями??[129]129
«Утверждения» – журнал объединения послереволюционных течений (Париж, 1931–1932). Вышло всего три номера.
[Закрыть] Уже звали и уже услышали в ответ: «Там где говорят: еврей, подразумевают: жид – мне собрату Генриха Гейне – не место. Больше скажу: то место меня – я на него еще и не встану – само не вместит: то место меня чует как пороховой склад – спичку!»
Что же касается младороссов – вот живая сценка. Доклад бывшего редактора и сотрудника В<оли> России (еврея) М<арка> Слонима: Гитлер и Сталин. После доклада, к началу прений – явление в дверях всех младороссов в полном составе. Стоят «скрестивши руки на груди». К концу прений продвигаюсь к выходу (живу за* городом и связана поездом) – та*к что стою в самой гуще. Почтительный шепот: «Цветаева». Предлагают какую-то листовку, к<отор>ой не разворачиваю. С эстрады Слоним: —
«Что же касается Г<итлера> и еврейства…» Один из младороссов (если не «столп» – так столб) – на весь зал: «Понятно! Сам из жидов!» Я, четко и раздельно: – «ХАМ-ЛО!» (Шепот: не понимают.) Я: – «ХАМ-ЛО!» и, разорвав листовку пополам, иду к выходу. Несколько угрожающих жестов. Я: – «Не поняли? Те, кто вместо еврей говорят жид и прерывают оратора, те – хамы. (Паузы и, созерцательно:) ХАМ-ЛО». Засим удаляюсь (С КАЖДЫМ говорю на ЕГО языке!)[130]130
Младороссы – эмигрантская организация монархического толка, считавшая, что можно найти понимание у советской молодежи. Цветаева пишет о состоявшемся 10 марта 1933 г. в Париже в зале Социального музея диспуте на тему: «Гитлер и Сталин», который открывался докладом М. Слонима «Два диктатора». В прениях участвовали Н.А. Бердяев, Д.С. Мережковский, В.В. Сухомлин, Г.П. Федотов и др. (Хроника, II. С. 394).
[Закрыть].
Если я всегда жила вне русла культуры, то, м<ожет> б<ыть> потому, что оно ПО МНЕ пролегло.
Нет, голубчик, ни с теми, ни с этими, ни с третьими, ни с сотыми, и не только с «политиками», а я и с писателями, – не, ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, – без круга, без среды, без всякой защиты причастности, хуже, чем собака, а зато —
А зато – всё.
До свидания! О конце Вашей рукописи очень значительном допишу в следующий раз. Сейчас как будто устала – и бумага кончается. (Пишу разведенными чернилами, почти водой, – оскорбительно!)
Если хотите, чтобы поскорей ответила, пришлите марку (кажется на почте продаются такие интернациональные знаки), лучше попросить марку, чем совсем не ответить – правда?
– О многом, очень важном, м<ожет> б<ыть> самом важном, еще не сказала ни слова.
М. Цветаева
<Приписки на полях:>
Мне думается, Вы знаете * моего печатного материала, а он весь – * мною написанного, если не меньше.
Писать обо мне по существу – не отчаялся бы только немец.
Замечательные, исключительные стихи – Бенедиктова[131]131
«Стихотворение Бенедиктова „Переход“, на другие его стихи не похожее, меня восхищало, и я послал его Цветаевой» (примеч. Ю.П. Иваска). Бенедиктов Владимир Григорьевич (1807–1873) – русский поэт.
[Закрыть]. Спасибо.
«Иск<усство> при свете Совести» по требованию редакции сокращено ровно наполовину. Читаю – и сама не понимаю (связи, к<отор>ая в оригинале – была)[132]132
См. также письмо к В.В. Рудневу от 9 декабря 1933 г.
[Закрыть].
Впервые – Русский литературный архив (с купюрами). С. 208-214. СС-7. С. 380–385. Печ. полностью по СС-7.
25а-33. Ю.П. Иваску
4-го апреля 1933 г.[133]133
Черновик представляет собой предварительный набросок ответа Цветаевой на статью Ю.П. Иваска. (См. выше отправленное письмо и коммент. к нему). По ряду пунктов имеются некоторые разночтения, заметно отличается конец письма.
[Закрыть]
Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше – было бы отказаться от всякого: знаю себя, стала, как всегда когда пишу и что бы ни писала, добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет – ни на что – и в конце концов, очень далеких концов, получилась бы лирическая статья, никому <поверх строки: а за отданного времени даже Вам> ненужная, ибо Вы бы уже забыли.
Раскрываю вашу статью и записываю на полях тетради все непосредственные отзвуки и реплики приходящие в голову.
Вы говорите, я прерываю.
Та*к?
_____
Блистательное определение поэтического языка (и словаря) Шишковым. Эти строки я ощущаю эпиграфом к самой себе.
II Под влиянием Иванова не была никогда.
III Эренбург мне не только не ближе, но никогда не ощущала его поэтом.
Эренбург – сплошное подражение всем, подпадение под всех, без хребта.
Психея совершенно не важна для уяснения моею поэтического пути, ибо единственная из моих книг – не этап, а сборник, составленный по приметам романтики. Я, по руслу явной романтики, с 16 года по 20 год. Чуть ли не по руслу физического плаща. В том же 16 году у меня были совершенно исступленные стихи, от которых у меня сейчас волосы дыбом.
Ничего не поняла из «Сложных метров», как никогда не понимала математики, просто – не знаю, нравы Вы или нет. Если бы сказали на примере, поняла бы сразу.
XIII Ученику не мало Учителя, мало только когда взаимно и на этой земле. Ученик – не на земле. Не на земле, а на горе. Ученик – отдача без сдачи. Полнота отдачи.
Тезею не мало Ариадны, а он ее много любит, то есть отдает бо*льшему себя. Он ее любит больше себя. Вес божественно больше самого себя.
Этим оно и отличается от человечества, которое вровень самому себе (что* уже очень мне) и людского, которого меньше самого себя (своих потенций).
Бог есть неизбежность над каждой своей свойственностью. Больше чем велик, больше чем и так далее.
Третий не так понято. Говорю здесь о помехе быта, а не о благородности ответа и исхода. Говорю о том, что между, а не о том что над.
_____
XIV Определение вражды мне абсолютно чуждое. Вражда прежде всего выход нашей силы.
XVI Люблю мрамор (NB – как и булыжник старой органической Сухаревки) и никогда не любила позолоту и вообще золота – физически не переносила, даже у меня осень:
Березовое серебро.
Я о золоте много и враждебно писала.
Амврозия хуже рококо – даже сновиденную ненавижу. Не верю в форму (и об этом МНОГО ПИСАЛА) и никогда в жизни на нее не льстилась. И слово ненавижу.
Драгоценные вина относятся к 1913 г.
_____
Я для эмиграции – слаба???
Моя любовь к чему бы то ни было, даже к Добровольчеству – слишком сильна, а не я для эмиграции слаба. А ненависть (к тем же большевикам) слишком умна.
Они себя во мне не узнают.
Вы не знаете очень основных для меня вещей: Мо*лодца и Крысолова (1924 <19>25).
<<зачеркнуто: Из неизданных вещей у меня поэма> И должно быть не знаете Поэмы Горы и Конца. Мо*лодца могла бы прислать на прочтение.
_____
Знаете ли Вы Мо*лодца (1921—<19>22 г.), Крысолова, Поэмы Горы и Конца, Поэму с моря, Поэму Лестницы, Поэму Воздуха, Красного Бычка.
Все это большие вещи.
Перекоп и неоконченная Поэма о Царской Семье тоже – лежат.
Если Вы очень серьезно заняты моими писаниями, можно было бы попытаться частью достать, ибо Вы орудуете не самым для меня существенным – Тезеем и Царь-Девицей. Есть вещи – куда насущнее, единоличнее, моее.
Искусство при свете совести так сокращено, что почти бессмысленно, удивляюсь, как Вы не бросили посредине.
_____
Знаете ли Вы мою большую прозу о Гончаровой, не важно, что о Гончаровой: всё только повод.
Материал у меня невероятный. Когда-нибудь за меня ВСЁ скажут мои черновики. Пишу разведенными чернилами[134]134
Под чертой следует набросок письма, написанный по-французски и по существу не связанный с письмом к Ю.П. Иваску (см. ниже). Юрий (на французский лад – Жорж) Иваск в это время жил в Эстонии. Просто по имени Цветаева в письмах до этого и после к нему не обращалась. Что касается возможной встречи, то известно лишь об одной, которая прошла в Париже, в 1938 г. (См.: Годы эмиграции. С. 296–300). Очевидно, приписка здесь случайна, относится она к адресату с именем Женя (см. следующее письмо).
[Закрыть].
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77 об. – 80).
