Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1933-1936"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
48-33. Неизвестному[244]244
С некоторой долей вероятности можно предположить, что за именем Женя скрывается «молодой собеседник» Цветаевой, Евгений Сталинский. См. письмо к А.А. Тесковой от 31 августа 1935 г. и коммент. 3 к нему.
[Закрыть]
24 июля <1933 г.>[245]245
Датируется по расположению в черновой тетради.
[Закрыть]
Помните ли Вы дорогой Ж<еня> мой последний вопрос, во время нашей первой встречи (первой: той, когда мы были одни, вопрос скорее самой себе, чем Вам и <зачеркнуто: вопрос>, скорее восклицание, чем вопрос, и <зачеркнуто: скорее уверенность что>
– Как же это кончится?
И Ваш ответ
– Так как всегда все кончается: скукой
(Это было когда мой первый-последний поезд уходил)
И мой ответ на Ваш:
– Скукой? Ведь скучают только с теми с кем забавляешься: тем, что нас забавляет. Нет, другое.
(Пока я его искала он <зачеркнуто: наш> поезд ушел.
<зачеркнуто: (В тот момент он ушел)>
_____
Теперь я его получила (не поезд, а другое). У меня всегда кончается знанием, надеждой, м<ожет> б<ыть> завтра – затем завтра еще – и в один прекрасный день уже не надеешься: знаешь.
Я пошла открывать остров – или м<ожет> б<ыть> море, которое искала более глубоким <над строкой: души, Женя милый!> – и не нашла ничего, кроме сухости <зачеркнуто: рассудочной> поколения. Вы может быть лучше, чем все мы. Но это все.
Одна против всех, да, одна против всех в одно слово, это слишком даже для меня <над строкой: для моей силы>.
Вы всегда будете правы и я кончу тем, что в конце концов буду виновата в том, что родилась. Такой «милый», я взвешиваю души и это хуже всего <над строкой: так как я взвешиваю > и я нашла Вашу слишком легкой <отсюда идет стречка к тексту:> Разве если ее взвешивать на весах для почтовых марок.
Это и есть разумная сторона <над строкой: сказать, что Ваша взвешена> легкой вещи. Что касается неразумной стороны и даже безответственной: я больше о Вас не думаю, ни в среду и никогда. Уж столько сколько я о Вас думала, столько теперь я не думаю <отсюда идет стрелка к тексту:> То же самое наоборот
Если
Но более не думая, таким образом: никогда не страдать из-за Вас. Я думаю <зачеркнуто: в момент> <над строкой: из-за того> что я говорю Вам об этом, доставляю ту малую боль и страдание более чем когда Вы услышите
И это было все.
М.
<Продолжение:>
Мне приходит мысль, вернее уверенность, которая обязательна: первую вещь, которую я напечатаю, я посвящу Вам – не переписку, конечно, иначе Вас могут принять за его («героя») из маленькой замшевой <над строкой: верблюжьей> книжечки и Вы выражали бы соболезнования (увлеченная словом, я <над строкой: хотела> чуть не назвала станцию метро) за ту замшевую <над строкой: верблюжью> книжечку под бешамелью и тогда, вместо комплиментов Вы получите соболезнования
К тому же, я Вам никогда не была нужна.
И я повсюду сложна и я должна считаться с обстоятельствами мира, начиная с времени и места, которого у моего собеседника нет (Молодость: Вы) и кончая тем, чего у другого больше нет (Старость), но это именно то, что мне больше всего мешает, меня больше всего портит, так как я сама себя чувствую, с остатком моего (мой остаток молодости) как бы ответственной и даже виноватой в том, чего у моего собеседника больше нет, я с ним делаюсь очень старой (той старухой, которой я не буду никогда) или младенцем в пеленках (тем младенцем, которым я никогда не была) – чтобы ему оказать больше чести. Иными словами я себя сдерживаю или урезываю и глубоко несчастна. Это было мое точное ощущение, – и мое ощущение во время 10 минут нашей последней встречи.
Дорогой друг, вот поэтому, а не из-за этого я и хочу Вас видеть, Вас с Вашими пятью минутами времени, которого у Вас нет, у меня, там где меня менее всего сдерживают исправляют толкают, в своем доме, с которым я лучше всего справляюсь.
И еще – я как зверь, который чувствует (и подвергается с неимоверной силой) все влияния, тайные и действующие, убежище, которое не мое, все мысли – даже не мыслимые – хозяином мест.
Словом, если Вы хотите меня видеть такой, приходите ко мне. Ибо даже если Вы меня введете <над строкой: пригласите> примешаете меня в Ваше окружение, я в нем буду слишком «круглой», округленной, без углов, чтобы быть собой, тем я, которое, как собака, которая приглашена, да, но все время опасается, что ее выставят за дверь: я буду оставаться слишком близко к двери. Вы поняли меня? (без согласования, так говорит собака, а не я)
Я с Вами говорю очень откровенно, не выдавайте меня, вещь пересказанная <зачеркнуто: та уже не она сама пересказанная вещь> и даже пересказанная дословно пересказана, а не сказана.
Итак, когда захотите, или снаружи, что есть то, что мы возьмем с собой внутрь, но больше (все если и хотите не согласованы), их почему-то опасаясь, я абсолютно не тороплюсь, как Вы вероятно сами видите, ни для нашей встречи, о которой я хочу, чтобы она была абсолютно естественной, в свое место и в свое время, как та рана, которая не хочет зажить, и го солнце, которое не хочет явиться <поверх строки: заставляет себя ждать>, потому что оно-то знает какое его время и место (у меня всегда ощущение, когда идет дождь, что солнце светит ярче у других – и это меня выкупает <поверх строки: моя компенсация>)
Я не хочу делать себя, я не хочу, чтобы ко мне приходили, чтобы мне доставить удовольствие, у меня от этого не было бы никакого
И еще меньше из чувства долга, я хочу, чтобы пришли, как приходит тепло <сверху: идет дождь> – даже если он никогда не начинается.
Все это относится к моей «славянской пассивности».
Итак, когда Вы захотите меня видеть, знайте, что Вас ждут.
Итак, если Вы не хотите меня видеть (или не достаточно хотите, чтобы прийти с помощью того времени, которого у нас (кстати <сверху: действительно>) нет, тот великий и благословенный предлог для не-прихода и наших не-нужд) знайте, что во мне Вас ничего не ждет.
Будьте дождем и отдайте себя в чужие руки (я говорю дождем, чтобы не сказать «солнцем» что дало бы этому образу слишком определенную выразительность)
И теперь я вдруг замечаю – клянусь Вам, что это первый раз в моей жизни, что я всегда ждала, надеялась, ожидала от людей, чтобы они были событием природы, ничего себе!
И когда Вы ко мне придете, Вы увидите, что, ожидаемый или нет, все будет совершенно неожиданно:
Я люблю (вот уже два года?) Вашу голову с эмоциональными формулами. Я Вас знаю лучше, чем Вы думаете, как старая гадалка (чтица) узнающая о (и не берущая за это денег! Только ради удовольствия и профессионально – проведя поверх <сверху: в глубину> вашей ладони своим взглядом <сверху: зорким взглядом> старой орлицы
– Это я тебе говорю, мой орел, ты высоко полетишь
Так старая цыганка, на рынке в 1919 году в Москве мне обещала персианское счастье, что вероятно означало
– или как тот город, в котором никогда не будешь, по железной дороге, освещенный молнией
– или как город, где никогда не будет, ночью, по железной дороге, под взглядом молнии[247]247
Ср. в письме к Р.Н. Ломоносовой от 29 августа 1931 г.: «Мне еще цыганка в Москве, в грозу, помню ее руку в серебре, вцепившуюся в мою – тогда восемнадцатилетнюю – говорила: – Линий мало: мало талону – (Талан, по-народному, везение, удача, „счастье“)» (Письма 1928-1932. С. 492).
[Закрыть].
Я подхожу к людям, только чтобы им сделать их планы
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 9 об. – 10, 11-14 об.). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
49-33. В.С. Гриневич
26 июля 1933 г.
Многоуважаемая Вера Степановна,
Пишу Вам по совету Г<оспо>жи Маклаковой[248]248
Маклакова Мария Алексеевна (1877/79-1957) – общественная деятельница. В эмиграции во Франции с 1917 г. Одна из основательниц Русской гимназии и Париже (1920). Председатель Попечительского совета гимназии. О Русской гимназии см. коммент. 4 к письму к А. А. Тесковой от 7 марта 1933 г.
[Закрыть], много и долго говорившей мне о Вас. Осенью мой сын поступит в русскую гимназию в первый приготовительный класс, <зачеркнуто: а мне очень хотелось бы подробно узнать> значит – к Вам[249]249
В.С. Гриневич вела в Русской гимназии подготовительный класс. За несколько дней до отправки этого письма Георгий Эфрон (видимо, не без помощи матери) подготовил письмо (и отослал?):
«Cl
10-го июля 1933 г.
Милая Вера Степановна,
Я очень рад поступить в гимназию. Мне кажется, что мне там будет интересно, п<отому> ч<то> я никогда не был в наст<оящей> школе. Я всегда что-н<и>б<удь> переписываю, и занимаюсь арифм<етикой> с папой, и учу стихи. Мои любимые стихи „Возд<ушный> корабль“ Лермонтова. А моя любимая русская книга – это Дневник Мурзил<ки>».
До свидания. Кланяюсь Вам.
Георгий Сергеевич Эфрон».
«Дневник Мурзилки». – Детское дореволюционное издание под названием «Дневник Мурзилки. Повесть-сказка о путешествиях, странствованиях, шалостях и проказах маленьких лесных человечков» (СПб., М.: М.О. Вольф, [1913]). (НЗК-2. С. 413, 509).
[Закрыть], и мне очень хотелось бы, до его поступления, узнать о гимназии возможно больше <зачеркнуто: Какие знания с него требуются, об общем духе гимназии, порядке преподавания, распорядок учебного дня, физические условия и много другого.
Не разрешили ли бы Вы мне побывать у Вас на дому, может быть и с мальчиком, чтобы Вы на него посмотрели, чтобы спокойно поговорить – звать Вас к себе, ввиду Вашей занятости не решаюсь>
Вопреки всем советам окружающих русских я упорствую в своем желании отдать его в русскую школу, <зачеркнуто: на 10 русских детей на сто русских детей – 95 в лицеях!> чтобы сохранить язык, а может быть и русскую сущность. Вот об этом и о многом другом – общем духе гимназии, методике преподавания, распорядке школьного дня, знаниях с него требуемых, физических условиях – я бы и хотела побеседовать с Вами.
Если бы Вы разрешили мне сначала заехать к Вам на дом, чтобы спокойно и без свидетелей смогли побеседовать, я была бы Вам очень благодарна, но если это сложно, приеду в гимназию, только назначьте <сверху: сообщите мне>, пожалуйста, в обоих случаях, точный день и час, а – если к Вам – и Ваш адрес. Могу приехать и вечером, как Вам удобнее.
Итак жду вестей и благодарю Вас заранее.
МЦ.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп, 3, ед. хр. 24, л. 14 об. – 15).
50-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
<Лето 1933>[250]250
Датируется по содержанию.
[Закрыть]
Дорогая Саломея,
Сердечное спасибо, хотя – увы, увы – эти деньги мне придется сдавать Извольской, которая как дракон на страже моих термовых интересов[251]251
См. письмо к С.Н. Андрониковой-Гальперн от 3 апреля 1933 г. и коммент. 3 к нему, а также письмо В.В. Рудневу от 3 октября 1933 г.
[Закрыть]. (Какое жуткое слово terme, какое римско-роковое, – каменное, какое дважды-римское – Рима Цезарей и Рима Пап[252]252
…terme… (от греч. therme – тепло, жар) термы – общественные бани в Древнем Риме, включавшие в себя также парильни, залы для спорта, собраний, библиотеку и др. Полы и стены были выложены плитами из мрамора. Рима Цезарей и Рима Пап… – в термах собиралась императорская знать, изысканная публика. В XVI в. развалины одной из крупнейших римских бань по распоряжению Папы Римского были реставрированы, затем превращены в церковь Санта-Мария дель Анджели.
[Закрыть], – какое дантовское слово[253]253
Какое жуткое слово terme… Дантовское слово. – Возможно, имеются в виду события начала XIV в., когда Данте в период своего пребывания в Риме был приговорен к сожжению враждебной ему политической партией.
[Закрыть], если бы я была французским поэтом, я бы написала о нем стихи.)
А Вы знаете, Саломея, что мы должны переехать в Булонь, потому что Мур с осени поступает в русскую гимназию: вернее, мы с Муром (я тоже все забыла). Прохожу с ним сейчас дни творения, не менее, а более недоступные разуму, чем Апокалипсис.
– Ну, Мур, какое же небо сотворил Бог в первый день? Небо…
Мур, перебивая: – Знаю. Сам скажу. Святое пространство.
– Что же такое твердь?
– Вместилище для… освещения.
_____
Дорогая Саломея, могла бы писать Вам без конца.
Обнимаю Вас. Спасибо.
МЦ.
Впервые – СС-7. С. 156–157 Печ. по СС-7.
51-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
6-го августа 1933 г.
Дорогая Вера Николаевна,
– Если Вы меня еще помните. —
Я сейчас погружена в наш трехпрудный дом (мир) и обращаюсь к Вам, как к единственной свидетельнице (жутко звучит, а?), – как к единственной-здесь-свидетельнице[254]254
Цветаева к этому времени начала писать воспоминания «Дом у Старого Пимена». Общая для нее и В.Н. Буниной тема из их прошлою нашла отражение в их возобновившейся после некоторого перерыва интенсивной переписке Возможно, перед этим, в начале 1933 г., Цветаева и Бунина уже обменялись письмами после перерыва. Иначе, в связи с началом данного письма Цветаевой, трудно объяснить тот факт, что в письме от 23 января 1933 г. В.Н. Бунина сообщает своей подруге Т.И. Алексинской: «У меня новая дружба в письмах с Мариной Цветаевой, – все бывает на свете» (Возрождение. 1963. № 133. С. 86). Получив письмо, В.Н. Бунина 20 августа записала в дневнике: «От Цветаевой письмо <…> Хочет написать об Иловайских и своем доме. Просит у меня материалов. По ее вопросам сужу, что у нее материала мало и многие легенды Я уже отослала ей 2 письма…» (Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы: В 3 т. Под ред. М. Грин. Т. 2. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1981. C. 289).
[Закрыть]. Но до вопросов хочу сказать Вам, что вещь, которую Вы м<ожет> б<ыть> на днях прочтете, мысленно посвящена Вам, письменно не решилась, п<отому> ч<то> не знаю, та*к ли Вы всё это видите как я – глазами моего раннего детства. У меня с собой ни одной записи: одна память.
Ряд вопросов:
1) Вашего отца[255]255
Муромцев Николай Андреевич (1852–1933) – член Московской городской управы.
[Закрыть] или его брата Сергея[256]256
Муромцев Сергей Андреевич (1850-1910) – юрист, профессор Московского университета, общественный и государственный деятель, председатель 1-й Государственной Думы.
[Закрыть] любила Варвара Димитриевна Иловайская?[257]257
Иловайская Варвара Дмитриевна (1858–1890) – первая жена И.В. Цветаева (свадьба состоялась в Москве 23 июня 1880 г.), дочь Д.И. Иловайского.
[Закрыть] (Хотелось бы, чтобы Вашего). «В<арвара> Д<митриевна> любила Муромцева, но отец не позволил» – такова твердая легенда нашего трехпрудного дома[258]258
В очерке Цветаевой «Дом у Старого Пимена» этот вопрос не нашел отражения.
[Закрыть]. Почему не позволил? Либерализм Муромцевых и консерватизм Иловайского?[259]259
Иловайский Дмитрий Иванович (1832–1920) – историк, общественный деятель консервативного толка, публицист, педагог. Автор учебников по всеобщей и русской истории (выдержали более 150 изданий!). Издатель православно-патриотической газеты «Кремль». В 1918 г. был арестован большевиками. Цветаева ходатайствовала о его освобождении (подробнее см. в очерке «Дом у Старого Пимена»; СС-5).
[Закрыть]
Если Вы что-нибудь об этой любви знаете – дайте мне всё, что знаете. Если не хотите гласности, могу не называть имен, как не назвала Вашего. Тогда дайте приметы того из братьев, которого она любила (он ведь ее, наверное, тоже?). Приблизительный возраст обоих, его внешность, место и длительность знакомства, встречались ли потом, как встречались… (Не боитесь меня: мною движет – любовь).
2) Что* Вы знаете о дружбе Иловайских с Муромцевыми? Откуда повелась (и как могла – при такой разнице – всего?!) Знаю только, что Цветаевы – в их Иловайской части – с Муромцевыми чем-то связаны. Чем? Помню, что мой отец постоянно встречался с ними (вами?) у Анны Александровны Адлер[260]260
Адлер Анна Александровна (1856–1924) – просветительница, книгоиздатель, редактор и педагог, член комитета Музея прикладных знаний, известная в Москве благотворительница. Впервые в России выпустила книги для слепых по системе Луи Брайля, открыла типографию и библиотеку для слепых. Ее имя («большая филантропка») упоминается в одном из писем И.В. Цветаева за 1899 г. (См. в кн.: История создания музея в переписке профессора И.В. Цветаева с архитектором Р.И. Клейном и других документах (1896–1912): В 2 т. T. 1. М.: Сов. художник, 1977. С. 90). Крестная мать сына В.Д. и И.В. Цветаевых – Андрея.
[Закрыть], крестной моего брата Андрея. Там я, по-мо*ему, девочкой встречала Вашу двоюродную сестру[261]261
Муромцева Ольга Сергеевна (Шарвина-Муромцева, в замуж. Родионова) – врач.
[Закрыть] (блондинку?), всю какую-то острую.
3) Всё, что знаете об Иловайских. Во-первых – год его рождения. (По-моему – 1825 г., п<отому> ч<то>, со слов брата Андрея, умер в 1919 г., 94 лет)[262]262
См. выше коммент 6.
[Закрыть]. На ком был женат первым браком Д<митрий> И<ванович>, т. е. кто мать Варвары Димитриевны. Имена и возраст ее умерших братьев (двое! Помню детские лица в иловайском альбоме, а м<ожет> б<ыть> – одно лицо в двух видах, к<отор>ое я принимала за два). От чего умерли?[263]263
Здесь и далее см. очерк «Дом у Старого Пимена» (СС-5).
[Закрыть]
4) Знаете ли Вы что-нибудь о прабабке румынке «Мама*ке»? Ее еще несколько дней застала в доме наша мать. Умерла она в моей комнате. Чья она прабабка? М<ожет> б<ыть> мать первой жены Д<митрия> И<вановича>? Но почему румынка? Это – твердо знаю.
5) Помните ли Вы В<арвару> Д<митриевну>? Если Вы сверстница Валерии – это вполне возможно. Какая была? (хотя бы самое Ваше детское впечатление). Всё, что о ней и о доме Иловайских помните, вплоть до пустяков.
Я у Иловайских в доме была только раз, с отцом, уже после смерти моей матери, но их дух жил – в нашем.
6) Видели ли Вы когда-нибудь мою мать? (Марию Александровну Мейн)[264]264
Мейн Мария Александровна (1868–1906) – вторая жена И.В. Цветаева, мать Марины и Анастасии Цветаевых.
[Закрыть]. Какая она была? Если даже не нравилась (я ведь тоже не нравлюсь!) – почему, чем? Были ли Вы когда-нибудь в нашем доме при моей матери (мы уехали осенью 1902 г., а умерла она летом 1906 г.) Если да – каков был дом при ней? Дух дома. М<ожет> б<ыть> и нашего с Асей деда, Александра Даниловича Мейн[265]265
Мейн Александр Данилович (1848–1899) – публицист. Писал статьи по экономическим и политическим вопросам. Публиковался в московской галете «Русские ведомости» и петербургских изданиях, заведовал московским отделением газеты «Голос». Перевел на французский один из томов «Истории Петра Великого» Н.Г. Устрялова, Был постоянным членом Комитета по устройству Московского музея прикладных знаний (ныне Политехнический), Комитета по устройству Музея имени императора Александра III (ныне Музей изобразительных искусств им. А С. Пушкина). Первым браком был женат на Марии Лукиничне Бернацкой (1841–1868), от этого брака родилась дочь Мария, ставшая впоследствии женой И.В. Цветаева.
[Закрыть], помните? Если да – каков был? (Он умер, когда мне было 7 лет, я его отлично помню, как, впрочем, всё и всех – с двух лет, но ведь это воспоминания и*знизу]) Если видели хоть раз – каков остался в памяти? М<ожет> б<ыть> и нас с Асей, маленькими, помните? (Валерия меня очень любила, а мать – больше – Асю.) Я ведь помню «Вера Муромцева», и в альбоме Вас помню. Вы с Валерией[266]266
Валерия – Цветаева Валерия Ивановна (в замужестве Шевлягина; 1883–1966), единокровная сестра М. Цветаевой. Вы ведь были его любимой слушательницей? – Об этом факте составителям ничего не известно. Что касается лекций И.В. Цветаева, то вот как их описывает один из его учеников Д.С. Недович: «…Курсы его отличались необыкновенным разнообразием: он читал римское искусство – и перед глазами слушателей возникало постепенное развитие форм античного храма и развертывались картины восстановленных Помпей с их богатой и яркой жизнью форума и терм; он читал искусство Древнего Востока – и мы видели сфинксов Египта и крылатых быков Ассирии: он читал искусство христианской эпохи – и мы спускались за ним в катакомбы Рима, изучая гробницы и рассматривая потолки, покрытые росписью; он читал скульптуру Греции – и гипсовые группы как будто оживали перед нами» (Недович Д.С. Цветаев – профессор. Воспоминания ученика. – Известия общества преподавателей графических искусств в Москве. 1913. № 10. С. 386–390. Цит. по: И В. Цветаев создает музей. М.: Галарз, 1995. С. 365).
[Закрыть] вместе учились в институте? Или я путаю?
7) О моем отце – всё, что можете и помните. Вы ведь были его любимой слушательницей?13 Что* (в точности) Вы у него слушали? Каков он был с учащейся молодежью? Каков – дома, со всеми вами? Я ведь всего этого не застала, знаю его уже после двух потерь, п<отому> ч<то> большой кусок детства росла без него.
8) Возвращаюсь к Иловайским. Всё, что знаете о смерти Нади и Сережи[267]267
Всё, что знаете о смерти Нади и Сережи. – См. «Дом у Старого Пимена».
[Закрыть]. Я их отлично помню, и в Трехпрудном («живые картины») и у нас в Тарусе (Сережа рыл в горе лестницу и я, семи лет немножко была в него влюблена) – и в Nervi. Моя мать их очень любила (и любила, и любовалась!) и всегда выручала и покрывала (Надю. Сережа был очень тихий, и всегда при матери). Помню один Надин роман – с тоже молодым, красивым и больным – я тогда носила письма и ни разу не попалась! И «bataille de fleurs»[268]268
Битва цветов (фр.).
[Закрыть] помню, когда в Надю бросали цветами, а в А<лександру> А<лександровну> какой-то дрянью в бумажках (не конфетти, а чем-то веским, – песком кажется!). После Nervi – в Спасское? А умерли – в 1904 г. или в 1905 г.? Кто раньше? (Кажется, Сережа?) Знали ли, что умирают? Отец рассказывал, что Надя была необычайно-красива перед смертью – и после. Отношение Д<митрия> И<вановича>. Отношение А<лександры> А<лександровны>. (С<ережа> любимец был?)
9) Судьбу Оли. За кого вышла?[269]269
Ольга Дмитриевна Иловайская (1883–1958) – дочь Д.И. Иловайского и А.А. Коврайской, первым браком была замужем за Сергеем Матвеевичем Кезельманом (см. письмо к нему. Письма 1905–1923, а также письмо к В.Н. Буниной от 21 августа 1933 г.), знакомым В.Н. Буниной еще по гимназии. Во втором браке – Матвеева. Жила в Сербии, Германии. В.Н. Бунина поддерживала с ней отношения до самой смерти, помогала ей.
[Закрыть] (знала, но забыла). Жива ли еще? Есть ли дети? Счастливый ли оказался брак?
10) Жива ли А<лександра> А<лександровна>[270]270
Иловайская Александра Александровна (урожд. Коврайская; 1852–1929) – вторая жена Д.И. Иловайского. Зверски убита грабителями. См. письма к ней (Письма 1905–1923) и очерк «Дом у Старого Пимена».
[Закрыть], а если нет, когда умерла? У кого из родителей был в молодости туберкулез? (Иловайская «овсянка».) В 1918 г. или в 1919 г. умер Иловайский?
Все даты, которые помните.
_____
Когда будете отвечать, дорогая В<ера> Н<иколаевна>, положите мое письмо перед собой: упомнить мои вопросы невозможно, я и то списала их себе в тетрадь. Помните, что каждый вопрос мне важнее всех остальных, и ответьте, по возможности, на все. Можете совершенно сокращенно, в виде конспекта, пробелы заполню любовью, мне важны факты, я хочу воскресить весь тот мир – чтобы все они не даром жили – и чтобы я* не даром жила!
Знаю, что это – целая работа (говорю о Вашем ответе), целый спуск в шахту или на дно морское – и еще глубже – но ведь и вы этому миру причастны, и Вы его любили… Взываю к Вам как к единственной свидетельнице!
Получив мое письмо, отзовитесь сразу открыткой, а письма буду ждать. Его нельзя писать сразу. Но, когда начнете, увидите, что совсем не так невозможно его написать, как казалось, пока не начинали…
Теперь – слушайте:
(Открытка с видом Музея Александра III, сверху снятого, во всем окружении зеленых дворов и домов. Прекрасная.)[271]271
Цветаева цитирует написанное на открытке письмо своей сестры Анастасии. В записной книжке 27 апреля 1933 г. она отметила: «8-го апр<еля> в Вербную Субботу – почти в Вербное воскресение – в 11 ч<асов> 50 мин<ут> умер от туберкулеза мой единственный брат Андрей (Иванович Цветаев). Только что письмо от Аси» (НЗК-2. С. 382).
[Закрыть]
Дорогая Марина! Пишу Тебе, чтобы сообщить печальную весть:
8-го апреля в 11 ч<асов> 50 мин<ут> вечера умер (от маминой болезни) брат Андрей, почти 43 лет. Был в сознании, умер недолго мучаясь, легче мамы. Жена его[272]272
Женился Андрей лет девять назад, на польке, с двухлетней девочкой, которой сейчас 11 л<ет>. Собственной его дочке только два (Примеч М. Цветаевой.) – Брат. – Цветаев Андрей Иванович (1890–1933), единокровный брат М. Цветаевой, искусствовед, музейный работник. Жена его Цветаева Евгения Михайловна (урожд. Пшицкая, по другим сведениям Пчицкая: 1895–1987) – агроном, библиограф.
[Закрыть] и я три года слали его к врачу, он же не шел, а когда пошел – было поздно. Питание имел до конца исключительное, жена делала всё, что могла. Лежал он 2 месяца 3 недели. Я говорила с ним за три дня, сидела у него долго, наедине, днем. Вдруг сказал: – А болезнь не умеют описывать… (писатели). – И смерть не умеют. Я не стала убеждать, что смерти не будет – ложь ведь. Я сказала, почему я думаю, что не умеют, о своем отсутствии страха перед смертью, а потом стала говорить о кумысе, о лете, о санатории. Он то думал, что будет жить, то нет. Девочке 2 года 2 мес<яца>[273]273
Цветаева Инна Андреевна (1931–1985) – агроном, кандидат биологических наук.
[Закрыть]. Большая, очень милая. Когда уходила, целуя его, видела, как он нежно, светло, по-новому смотрит, глаза широкие – и полу-улыбка.
А 8-го днем ему стало хуже и он сказал жене: – Женечка, я умираю. А я как раз вдруг позвонила из загорода, с работы. – «Ему хуже». Я поехала. И он уже был неузнаваем, полусидел, задыхался, часто и мелко дышал, полузакрытые глаза. Увидев меня: – Зачем все пришли? Ничего такого особенного со мной пег. – Но когда я отошла к столу – тихонько позвал. Я подошла. Он стал правой рукой делать ловящие, гладящие движения – ко мне. Я гладила и держала его руку. Жалею, что не поцеловала ее, но не хотелось жеста, ему (весь – сдержанность). После лекарства стал засыпать. (За лекарством ходила я в аптеку, когда он: «Дайте лекарства», а их не признавал, обычно.) В мое отсутствие пришла Валерия (не видела последние 3 месяца). Он ей сказал: – Ведь я еще могу жить, мог бы – у меня еще целое легкое. Удушье? Пройдет? Но от него можно задохнуться – ночью. – Ну, что* ты! (Валерия). – Проснешься.
Мы ушли, когда он стал дремать. Уходя, я поцеловала его, спросила, не хочет ли он поесть – ответ тот же, что мамин – нет, головой. Передала привет от сына[274]274
У Аси, вышедшей замуж 16-ти л<ет>, сын Андрей, 29 лет, инженер. Работает на Урале. Хороший сын и юноша. (Примеч. М. Цветаевой.)
[Закрыть], ушла. Придя позвонила о горячих бутылках и узнала, что скончался. Поехала туда, помогла одевать, причесать, и всю ночь была над ним, и жена. Утром прилегла на час тут же. Похоронили в папиной могиле (папа считается мировым ученым I категории А). Папин гроб цел. Начинается весна на кладбище. Он рядом с мамой – она так его любила. Его девочка (Инна) це*лую неделю всё: – А где папа, мама? Где папа? Нет папы – папа ушел? – Он в день смерти простился с женой и обеими девочками: дочкой и падчерицей (11 л<ет>)[275]275
Падчерица Андрея Цветаева – Лилеева Ирина Александровна (1921–1983) – дочь Е.М. Цветаевой от первого брака. Специалист по французской литературе.
[Закрыть], которую очень любил. Тебя вспоминал за несколько дней.
(Всё письмо невероятно мелким почерком, ибо уместилось на открытке. Последнее: Тебя вспоминал… разобрала только сейчас, пере писывая, даже не разобрала, потому что разобрать – невозможно, а сразу прочла.)
_____
Теперь Вы может быть поймете, дорогая Вера Николаевна, почему мне нужно воскресить весь тот мир – с его истоков.
До свидания, буду ждать с чувством похожим на тоску.
Марина Цветаева
Умоляю этого письма (ни Асиного ни моего) не показывать никому. Не надо. – Только Вам. —
<Приписка на отдельном листе.>
Письмо написано давно, только сейчас узнала Ваш адрес от А<вгусты> Ф<илипповны> Даманской[276]276
А.Ф. Даманская – см. письмо к А.А. Тесковой от 7 марта 1933 г. и ком-мент. 1 к нему.
[Закрыть], которую видала вчера и которая шлет Вам сердечный привет.
МЦ.
12-го авг<уста> 1933 г.
Впервые – НП. С. 407 414. СС-7. С. 239 243. Печ по СС-7.
52-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
19-го авг<уста> 1933 г.
Дорогая Вера Николаевна,
Самое сердечное и горячее (сердечное и есть горячее! Детская песенка, под которую я росла:
итак, самое сердечное спасибо за такой отклик.
Первое, что я почувствовала, прочтя Ваше письмо: СОЮЗ. Именно этим словом. Второе: что что бы ни было между нами, вокруг нас – это всегда будет на поверхности, всегда слой – льда, под которым живая вода, золы – под которой живой огонь. Это не «поэзия», а самый точный отчет. Третье: что бывшее сильней сущего, а наиболее из бывшего бывшее: детство сильней всего. Корни. Тот «ковш душевной глуби» («О детство! Ковш душевной глуби»[278]278
Начальная строка стихотворения Б. Пастернака «Клеветникам» (1917).
[Закрыть] Б. Пастернак), который беру и возьму эпиграфом ко всему тому старопименовскому – тарусскому – трехпрудному, что еще изнутри корней выведу на свет.
Долг. Редкий случай радостного долга. Долг перед домом (лоном). Знаю, что эти же чувства движут и Вами.
Слушайте. Ведь все это кончилось и кончилось навсегда. Домов тех – нет. Деревьев (наши трехпрудные тополя, особенно один, гигант, собственноручно посаженный отцом в день рождения первого и единственного сына) – деревьев – нет. Нас тех – нет. Все сгорело до тла, затонуло до дна. Что* есть – есть внутри: Вас, меня, Аси, еще нескольких. Не смейтесь, но мы ведь, правда – последние могикане. И презрительным коммунистическим «ПЕРЕЖИТКОМ» я горжусь. Я счастлива, что я пережиток, ибо всё это – переживет и меня (и их!).
Поймите меня в моей одинокой позиции (одни меня считают «большевичкой», другие «монархисткой», третьи – и тем и другим, и все – мимо) – мир идет вперед и должен идти: я же не хочу, не НРАВИТСЯ, я вправе не быть своим собственным современником, ибо, если Гумилев:
– то я* с ней невежлива, не пускаю ее дальше порога, просто с лестницы спускаю. (NB! О лестницах. Обожаю лестницу: идею и вещь, обожаю постепенность превозможения – но самодвижушуюся «современную» презираю, издеваюсь над ней, бью ее и логикой и ногою, когда прохожу. А в автомобиле меня укачивает, честное слово. Вся моя физика не современна: в подъемнике не спущусь за деньги, а подымусь только если не будет простой лестницы – и уж до зарезу нужно. На все седьмые этажи хожу пешком и даже «бежком». Больше, чем «не хочу» НЕ МОГУ.) А если у меня «свободная речь» – на Руси речь всегда была свободная, особенно у народа, а если у меня «поэтическое своеволие» – на это я и поэт. Всё, что во мне «нового» – было всегда, будет всегда. – Это всё очень простые вещи, но они и здесь и там одинаково не понимаются. – Домой, в Трехпрудный (страна, где понималось – всё). Жажду Вашего ответного листа на мой опросный. «России и Славянства» еще не получила[280]280
В парижской газете «Россия и Славянство» были опубликованы воспоминания H Н. Буниной «У Старого Пимена» (1931, 14 февр).
[Закрыть], жду и сражена Вашим великодушием – давать другому свое как материал – сама бы так поступила, но так пишущие не поступают. Очевидно, мы с Вами «непишущие».
Глубоко огорчена смертью Вашего отца[281]281
…огорчена смертью Вашего отца… – Н А. Муромцев См. коммент. 2 к предыдущему письму.
[Закрыть]: Вашим горем и еще одним уходом. (Мы с Вами должны очень, очень торопиться! дело – срочное.) Та*к у меня здесь совсем недавно умер мой польский дядя Бернацкий, которого я в первый раз и в последний видела на своем первом парижском вечере, а он всё о нашей с ним Польше знал. К счастью, еще жива его сестра и она кое-что знает – и есть портреты. (О встрече с собой, живой – на портрете моей польской прабабки Гр<афини> Ледуховской – когда-нибудь расскажу. Сходство – до жути!)
Словом, я с головой погружена в весь тот мир. Помните (чудесный) роман Рабиндраната <Тагора> «Дом и Мир»?[282]282
Роман (1915-1916) индийского писателя Р. Тагора (1861–1941).
[Закрыть] У меня Дом – Мир!
Дорогая Вера Николаевна, пишите и Вы, давайте в две – в четыре руки – как когда-то играли! (М<ожет> б<ыть> и сейчас играют, но я в отлучке от рояля вот уже 11 лет, даже видом не вижу.)
– Спасибо за память об Андрее, за то, что так живо вспомнили – и напомнили. Я ведь его подростком не знала, 1902–1906 г. мы с Асей жили за границей. И вдруг из Ваших слов – увидела именно в дверях передней – и это так естественно: всегда ведь либо в гимназию, либо из гимназии… Вы спрашиваете, кто муж Аси? Ася вышла замуж 16-ти л<ет> за Бориса Трухачева, сына воронежского помещика, 18-ти л<ет>. Расстались через два года, даже меньше, а в 1918 г. он погиб в Добровольческой Армии[283]283
Трухачев Борис Сергеевич (1892–1919), первый муж А.И. Цветаевой, умер в возрасте 27 лет от тифа.
См. письмо к нему (Письма 1905-1923).
[Закрыть]. Второй ее муж и сын от второго мужа оба умерли в 1917 г.[284]284
Второй ее муж – Минц Маврикий Александрович (1886–1917) – инженер. Сын Алеша (1916-1917).
[Закрыть], стало быть она с двадцати лет одна, со старшим сыном Андрюшей, ныне инженером, а ей еще порядочно до сорока (до-СРО*КА!),
А про Валерию Вы знаете? Она после долгой и очень смутной жизни (мы все трудные) – душевно-смутной! – наконец 30-ти лет вышла замуж (м<ожет> б<ыть> теперь и обвенчалась) за огромного детину-медведя, вроде богатыря, невероятно-заросшего: дремучего! по фамилии Шевлягин[285]285
Шевлягин Сергей Иасонович (1882-1965) – преподаватель латыни.
[Закрыть], кажется из крестьян. С ним она была уже в 1912 г. – с ним до сих пор. У нее было много детей, все умирали малолетними. Не знаю, выжил ли хоть один. У нас с нею были странные отношения: она не выносила моего сходства с матерью (главное, го*лоса и интонаций). Но мы, вообще, все – волки. Человек она необычайно трудный, прежде всего – для себя. М<ожет> б<ыть> теперь мы бы с нею и сговорились. Она меня очень любила в детстве. Не переписываемся никогда. М<ожет> б<ыть> – теперь напишу, тогда передам от Вас привет.
А жутко – влюбленный Иловайский! (то, о чем Вы пишете). Вроде влюбленного памятника. Сколько жути в том мире!
_____
До свидания. Жду. И письма и встречи – когда-нибудь. Вы зимою будете в Париже? Тогда – мне – целый вечер, а если можно и два. Без свидетелей. Да? Обнимаю.
МЦ.
<Приписки на полях:>
Рада, что Вам понравился Волошин[286]286
Воспоминания Цветаевой о М. Волошине «Живое о живом», опубликованные в № 52, 53 за 1933 г. «Современных записок» (СС-4).
[Закрыть]. У меня много такого. Ваш отзыв из всех отзывов – для меня самый радостный.
Сердечный привет от мужа, он тоже Вас помнит – тогда.
Впервые – НП. С. 414–418. СС-7. С. 243–245. Печ. по СС 7.
