Текст книги "Марина Цветаева. Письма 1933-1936"
Автор книги: Марина Цветаева
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
9-34. И.А. Бунину
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
5-го февраля 1934 г.
Многоуважаемый Иван Алексеевич,
Сердечно благодарю Вас за Вашу память и помощь[496]496
Цветаева благодарит И.А. Бунина за денежную помощь, выделенную ей из Нобелевской премии. См. письмо к В.В. Рудневу от 5 января 1934 г. и коммент. 2 к нему, а также письмо к А. А. Тесковой от 24 ноября 1933 г. и коммент. к нему.
[Закрыть], тем более меня тронувшая, что я ее ничем не заслужила.
Марина Цветаева.
Впервые – Марина Цветаева в XXI веке. 2005. С.31. Печ. по тексту первой публикации.
10-34. В.Н. Буниной
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
5-го февраля 1934 г.
Дорогая Вера,
Разрываюсь между ежеутренним желанием писать Вам и таким же ежеутренним – писать о Белом, а время одно, и его катастрофически мало: проводив Мура в 8 * ч<асов> – у меня моего времени только 2 часа – на уборку, топку, варку и писанье. Вы понимаете как всё это делается (по молниеносности и плохости!). Потом – провести его подышать, потом завтрак, потом посуда, потом опять в школу, и опять из школы, и поить его чаем, и т. д., а вечером – голова не та, слова не те.
Вера, был совершенно изумительный доклад Ходасевича о Белом: ЛУЧШЕ НЕЛЬЗЯ[497]497
Доклад В.Ф. Ходасевича, посвященный памяти скончавшегося 8 января 1934 г. Андрея Белого, состоялся 3 февраля 1934 г. Стихи А. Белого прочли Н. Берберова и В. Смоленский. (Salle des Soci*t*s Savantes, 8, rue Danton).
[Закрыть]. Опасно-живое (еще сорокового дня не было!), ответственное в каждом слоге – и справился: что надо – сказал, всё, что надо – сказал, а надо было сказать – именно всё, самое личное – в первую голову. И сказал – всё: где можно – словами, где неможно (NB! так наши польские бабушки говорили, польское слово, а по-моему и в России, в старину) – интонациями, голосовым курсивом, всем, вплоть до паузы.
Дал и Блока, и Любовь Димитриевну, и Брюсова, и Нину Петровскую[498]498
Любовь Димитриевна. – Л.Д. Блок (урожд. Менделеева; 1881–1939) актриса, жена А. Блока. Петровская Нина Ивановна (1884-1928) – писательница, переводчица. См. о ней: «Жизнь и смерть Нины Петровской» (публ. Э. Гарэтто. – Минувшее. Paris: Atheneum, 1989. № 8. С. 7–138).
[Закрыть], и не назвав – Асю[499]499
Ася. – Тургенева Анна Алексеевна (1890–1966) – художница, антропософка, первая жена Андрея Белого.
[Закрыть]: его горчайшую обиду (я – присутствовала[500]500
Состояние Белого после окончательного разрыва с Асей Тургеневой М.И. Цветаева наблюдала летом 1922 г. в Берлине во время своих встреч с ним. Об этом она написала в очерке «Пленный дух» (СС-4).
[Закрыть], и мне тоже придется об этом писать: как?? Как явить, не оскорбив его тени? Ведь случай, по оскорбительности, даже в жизни поэтов – неслыханный). Дал и Белого – Революцию, Белого – С.С.С.Р., и дал это в эмигрантском зале, сам будучи эмигрантом, дал, вопреки какому-то самому себе. Дал – правду. Как было.
И пьяного Белого дал, и танцующего. Лишнее доказательство, что большому человеку – всё позволено, ибо это всё в его руках неизменно будет большим. А тут был еще и любящий.
Вся ходасевичева острота в распоряжении на этот раз – любви.
Не знаю, м<ожет> б<ыть> когда появится в Возрождении[501]501
Очерки В.Ф. Ходасевича о Белом появились в парижской газете «Возрождение» 28 июня и 5 июля 1934 г., а также 27 мая 1938 г.
[Закрыть] (не важно, в чем: на бумаге), многое пропадет: вся гениальная интонационная часть, всё намеренное словесное умолчание, ибо что* многоточие – перед паузой, во*время оборванной фразой, окончание которой слышим – все.
Зато в лицо досталось антропософам и, кажется, за дело, ибо если Штейнер[502]502
Штейнер Рудольф (1861–1925) – австрийский философ, основоположник антропософии.
[Закрыть] в Белом действительно не увидел исключительного по духовности человека (-ли?) – существо, то он не только не ясновидящий, а слепец, ибо плененного духа в Белом видела даже его берлинская Frau Wirthin.
Словом, Вера, было замечательно. Мне можно верить, п<отому> ч<то> я Ходасевича никогда не любила (знала цену – всегда) и пришла именно, чтобы не было сказано о Белом злого, т. е. – лжи. А ушла – счастливая, залитая благодарностью и радостью.
_____
Вышло во «Встречах» (№ 2) мое «Открытие Музея», послала бы, но у меня уже унесли. Достаньте, Вера, чтобы увидеть, что* Посл<едние> Нов<ости> считают монархизмом.
И Пимен вышел – видели? Мне второе посвящение больше нравится: оно – формула, ибо в корнях – всё. Корни – нерушимость[503]503
Речь идет о публикации очерка «Дом у Старого Пимена» и посвящении его В.Н. Буниной.
[Закрыть].
Непременно и подробно напишите, как понравилось или не-понравилось. А Вы себе – понравились? Я над этими двумя строками очень работала, хотелось дать Ваш внешний образ раз-навсегда. А мой Сережа – понравился? (Гость.) А моя Надя (посмертная)? Ведь моя к Вам, Вера, любовь – наследственная, и сложно-наследственная.
_____
– Мама! До чего Вера Муромцева на Вас похожа: вылитая Вы! Ваш нос, Ваш рот, и глаза светлые, а главное, когда улыбается, лицо совершенно серьезное, точно не она улыбается.
Вот первые слова Мура, когда мы от Вас вышли. Я «Веру Муромцеву» и не поправляла, это и Вас делает моложе, и его приобщает, вообще – стирает возраст: само недоразумение возраста.
Сидим в кинем<атографе> и смотрим празднества в честь рождения японского наследника. (Четыре дочери и наконец сын, как у нас[504]504
Т. е. у последней императорской четы в России.
[Закрыть].) «Cette dynastie de 2.600 ans a enfin la joie»[505]505
«У династии, которой 2600 лет, наконец-то радость» (фр.).
[Закрыть] и т. д. Народ, восторги, микадо на коне[506]506
Микадо. – Обозначение в старину верховного правителя Японии.
[Закрыть]. И Мур: – Он не такой уж старый… – Я: – Совсем не старый.
На другой день в П<оследних> Нов<остях> юбилей «бабушки»[507]507
Речь идет о юбилее Екатерины Константиновны Брешко-Брешковской (1844–1934), которую называли «бабушкой русской революции».
[Закрыть] – 90 л<ет>. И Мур: – Что ж тут такого, что 90 лет и еще разговаривает! Вот микадо две тысячи шестьсот лет – и на коне ездит! И сын только вчера родился… (NB! Он знает, что у очень старых маленьких детей не бывает.)
Жду большого письма. Обнимаю.
МЦ
Впервые – НП. С. 455–458. СС-7. С. 264–265. Печ. по СС-7.
11-34. В.Н. Буниной
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
26-го февраля 1934 г.
Дорогая Вера,
Сегодня, придя домой с рынка, остановись посреди кухни между неразгруженными еще кошелками и угрожающим посудным чаном, я подумала: – А вдруг мне есть письмо? (от Вас). И тут же: – Настолько наверное нет, что не стоит спрашивать. И тут же погрузилась – и в кошёлки, и в чаны, и чугуны.
И час спустя, С<ережа> – М<арина>, Вам есть письмо. Принятое. И я: – От Веры? Давайте.
И – оцените, Вера! – только вымыв руки, взяла. Об этом я пишу, пиша о невытравимой печати хорошей семьи на Белом.
Белого кончила и переписала до половины[508]508
Имеется в виду очерк «Пленный дух» (СС-4).
[Закрыть]. 15-го читаю в Salle G*ographie[509]509
См. письмо к А.А. Тесковой от 9 апреля 1934 г. и коммент. 1 к нему.
[Закрыть], предварительно попросив у слушателей – терпения: чтения на полных два часа. Но раз уж так было с Максом: и просила – и стерпели. Приглашу и Руднева. Знаю его наизусть: сначала соблазнится, а потом – ужаснется. И полгода будем переписываться, и раз – увидимся, и это, м<ожет> б<ыть>, будет – последний раз. (Спасли Пимена только мои неожиданные – от обиды и негодования – градом! – слезы[510]510
О трудностях, возникших при публикациях прозы Цветаевой в «Современных записках», см. ее письма к В.В. Рудневу.
[Закрыть]. Р<удне>в испугался – и уступил. Между нами!)
Белый – удался*. Еще живее Макса, ибо без оценок. Просто – живой он, в движении и в речи. Почти сплошь его монолог. Если Руднев не прельстится и надежды напечатать не будет – пришлю тетрадь, по к<отор>ой 15-го буду читать, потому что непременно хочу, чтобы Вы прочли. Он – настолько он, что не удивилась бы (и не испугалась бы!), вскинув глаза и увидев его посреди комнаты. Верю в посмертную благодарность и знаю, что он мне зла – никогда не сделает. Только сейчас горячо жалею, что тогда, в 1922 г. в Берлине, сама не сделала к нему ни шагу, только – соответствовала. Вы это поймете из рукописи. У меня сейчас чувство, что я могла бы этого человека (??) – спасти. Это Вы тоже увидите из рукописи.
Из всех слушателей радуюсь Ходасевичу. Я ему всё прощаю за его Белого. (Вы не читали в Возрождении? Я напечатанным – не видела, но в ушах и в душе – неизгладимый след.)[511]511
См. письмо к В.Н. Буниной от 5 февраля 1934 г. и коммент. 1 и 5 к нему.
[Закрыть]
_____
Радио. (Я тоже говорю радио, а не T.S.F.[512]512
T.S.F. (Transmission sans fil – передача без проводов – фр.) – радиоприемник.
[Закрыть], к<отор>ое путаю с S.O.S. и в котором для меня, поэтому, – тревога.) Вера, и у нас радио, и вот как, и вот какое. В Кламаре у нас есть друзья Артемовы[513]513
Артемов Георгий Калистратович (1892–1965) – художник, скульптор. В 1931 г. выполнил портрет Цветаевой (цветная литография). Его жена, Артемова Лидия Андреевна (урожд. Никанорова; 1895–1938) художница.
Под именем Георгия Гордеева и Лизы Тураевой чета Артемоных выведена в романе Вениамина Александровича Каверина (1902–1989) «Перед зеркалом» (М.: Сов. писатель, 1972). Там же, под именем Ларисы Нестроевой введена в роман и Марина Цветаева. Роман построен на письмах героини, Лизы Тураевой, к ее другу, сначала студенту, а потом ученому-математику, Карновскому (наст.: Павел Бессонов). Знакомство Цветаевой с Артемовой, судя по этим письмам, произошло в 1927 г. Встречи их были довольно частыми. О них Л. Артемова писала своей приятельнице Ж. Максиола: «Сейчас у нас никого нет в Париже, кроме мадам Цветаевой, которая приходит довольно часто. Мы ходим вместе в лес по грибы – это наше единственное развлечение…» (Ломовская М. Герои Каверина в романе и в жизни. Звезда. 2011. № 8. С. 142), Более подробно Артемова об отношениях с Цветаевой делилась со своим другом. В декабре 1929 г. она писала ему:
«Я часто вижусь в последнее время с Нестроевой, и, хотя между нами (я в этом давно убедилась) не может быть женской дружбы, которой мне так не хватает, наши встречи неизменно волнуют меня. Она – человек сложный, и не моего ума дело разбираться в этой сложности, или, вернее сказать, содержательности. Я только чувствую в ней завидную способность становиться вровень со своей поэзией, причем это происходит естественно, само собой.
И еще одно: подчас мне кажется, что в ней соединилось много людей – то ссорящихся между собой, то сохраняющих напряженное согласие. Такова же, по-моему, и ее поэзия.
Мне она сказала, что все, что я пишу, – Россия, будь то корсиканский пейзаж или интерьер моей мастерской. Все – через свет снега или через Волгу, в том понимании, о котором я тебе когда-то писала. И говорим мы главным образом о России, которую она каким-то чудом увезла в своей бродячей котомке. У нее всё невольно устремлено туда, а всё, что в ней звенит, – оттуда. Звон этот можно принять за колокольный, потому что слышится он откуда-то сверху. И она заражает этой высотой, внушает ее самой своей личностью, быть может, невольно.
Но мы много творим и об искусстве, а на днях даже чуть не поссорились. Я сказала, что она счастливее меня, потому что для нее сама русская речь поэзия, а я – если пятно цвета уподобить слову – невольно говорю на всеобщем языке. Она возразила, что набор слов – еще не поэзия, так же как живопись не случайное соединение пятен. И что в нашей нищете и бесправии лучше не равняться „счастьем“…» (Каверин В. С. 296–297).
В 1931 г. отношения между ними были прерваны:
«Мы поссорились, должно быть навсегда, потому что она не из тех, кто возвращается, а я не из тех, кто просит вернуться. Дело началось со спора, в сущности, отвлеченного. Ей не понравился интерьер, который я пишу, и она сказала мне об этом, может быть, слишком резко. Потом мы вернулись к нашему разговору о „первоначальности“ искусства, и я первая сорвалась, когда она сказала, что недаром было сказано: „В начале было слово“, и что в сравнении с поэзией „все зрительное – второстепенное“. Я стала доказывать обратное, то есть „первоначальность“ живописи, и не нашлась, когда она возразила, что на необитаемом острове художник – только Робинзон, а поэт – бог. Мы обе сильно волновались, но я сдерживалась, а она с каждой минутой становилась все холоднее и резче. Она преклоняется перед Гончаровой, я знала это и уже нарочно сказала, что как раз у Гончаровой-то и нет той первозданности, того „начала начал“, которое свойственно подлинным большим мастерам. Она посмотрела на меня точно оттолкнула, – мне холодно стало от этого взгляда, – и заметила уже почти небрежно, что между Гончаровой и мной уже та разница, что я только подхожу к искусству, а она им одержима, захвачена. Для нее иного выхода нет, а для меня – есть. И тут она беспощадно сказала о моей пирографии, о зонтиках, точно кнутом стеганула по больному месту. Я расплакалась, она тоже – и вскоре ушла, лишь наружно помирившись.
Меня потрясло ее презрение…» (Там же. С. 307–308). В уже упомянутом выше письме своей знакомой Артемова назвала Цветаеву «личностью очень интересной, но до чего же трудной, трудной» (Ломовская М. Там же).
Сохранился экземпляр сборника Цветаевой «После России», подаренный ею недавно поселившимся в Кламаре Артемовым с дарственной надписью:
Стой себе да пойВ небе голубом!Весело веснойСтроить новый дом! МЦ.
На счастье 19-го марта 1931 г. (Частное собрание).
[Закрыть], он и она (он – кубанский казак, и лучший во Франции резчик по дереву. Его работу недавно (за гроши) купил Люксембургский Музей. Она – акварелистка). И вот, они на всё обменивают свои вещи: и на мясо, и на обувь, и на радио. На*-два. Т. е. получив новое, старое дали нам. И – какое! Длинное, как гроб, а вокруг, на неисчислимом количестве проводов, три тяжеленных ящика, один – стеклянный. И всё это нужно ежедневно развинчивать, завинчивать, чистить наждаком, мазать ланолином (!) – и всё это ежесекундно портится, уклоняется, перерывается, отказывается служить. День он у нас играл, т. е. мы слышали все похороны Короля Альберта[514]514
Бельгийский Король Альберт I (1875-1934) стал жертвой несчастного случая, занимаясь альпинизмом в Арденнах.
[Закрыть], но это – всё, что мы слышали, ибо С<ережа> заснул, забыл вынуть что-то из чего-то и ночью он разрядился и совсем издох: даже не хрипит. И занимает у нас целый огромный стол (оставленный уехавшими в Литву Карсавиными[515]515
Карсавин Лев Платонович (1882–1952) – историк, философ, богослов. См. письмо к П.П. Сувчинскому и Л.П. Карсавину от 9 марта 1927 г. (Письма 1924–1927). В 1928 г. переехал в Литву, был профессором всеобщей истории Каунасского университета. Его жена, Карсавина Лидия Николаевна (1881–1961) – преподавательница, переехала в Литву к мужу в 1933 г.
[Закрыть]), на к<отор>ом мы, в случае гостей, обедали. И гладили. И кроили. Забыла огромную бороду, свисающую со шкафа и в которой, кажется, всё дело и есть. К нам каждый день ходят любители – теесефисты[516]516
Здесь: игроки в гольф; от фр. t*e – метка для мяча (в гольфе).
[Закрыть] (NB! бастующие шоферы) и каждый утверждает, что дело в этом, и это никогда не совпадает, но на одном все сходятся: 1) что аппарат автомобильный 2) самый первой конструкции (NB! велосипед Иловайского) 3) что он – 6-ти ламповый 4) что ни одна из 6-ти ламп не горит 4)[517]517
Так в оригинале. Сост.
[Закрыть] что можно его разобрать и, прикупив на 300 фр<анков> частей, построить новый 5) который будет слушать Россию 6) которую они каждый вечер будут ходить к нам слушать, а 7-ое завтра, п<отому> ч<то> завтра придет очередной шофер-теесефист.
Словом, ни стола, ни музыки, только тень Короля Альберта, с которым у меня всякое радио теперь уже связано – навсегда.
_____
Хорош конец Короля Альберта? По-моему – чудесен. С 100-метро*вого отвеса и один. Король – и один. Я за него просто счастлива. И горда. Так должен умереть последний король.
_____
В Vu[518]518
Популярный двухнедельный парижский журнал (1928–1938). Выходил также под названием «Vu et Lu» («Зрелище и чтиво»).
[Закрыть] за месяц до его гибели было предсказание на 1934 астрологический год:
«Je vois le peuple belge triste et soucieux: la Belgique se sent frapp*e * la t*te…»[519]519
«Я вижу бельгийский народ в печали и озабоченным: Бельгия поражена в голову…» (фр). – Цветаева пересказывает фрагмент раздела «Menace pour un roi» («Угроза для королей») астрологического прогноза журнала на 1934 г. (Vu. 1933. 27 дек. С. 3).
[Закрыть]
A когда подумаешь о его раздробленной голове.
То, что могло показаться иносказанием («глава государства»), оказалось самым точным ви*дением (той головой, на которую – камень). Вера, умирать все равно – надо. Лучше – та*к.
Ведь до последней секунды вокруг него шумел лес! И чем проваливаться в собственный пищевод (Schlund: по-немецки Schlund и пищевод и ущелье) – ведь лучше в настоящее ущелье, ведь – более понятно, менее страшно??
_____
Вы спрашиваете про Мура? Страстно увлекается грамматикой: по воскресеньям, для собственного удовольствия, читает Cours sup*rieur[520]520
Высший курс (грамматики) (фр.).
[Закрыть], к<отор>ый похитил у С<ережи> с полки и унес к себе, как добычу. – «Ма-ама! Ellipse! Inversion![521]521
Эллипс! Инверсия! (лингв., фр.).
[Закрыть] Как интересно!!»
Недавно, за ужином, отвлекаясь от тарелки с винегретом, в которую вовлекается так же, как в грамматику:
«Вот я сегодня глядел на учительницу и думал: – Все-таки у нее есть какая-то репутация, ее знают в обществе, а мама – ведь хорошо пишет? – а ее никто не знает, потому что она пишет отвлеченные вещи, а сейчас не такое время, чтобы писать отвлеченные вещи. Так – что же Вам делать? Вы же не можете писать другие вещи? Нет, уж лучше пишите по-своему».
В той же грамматике (Cours sup*rieur) в отделе Adverbe[522]522
Наречие (фр.).
[Закрыть] выкопал: Dict*e et R*citation[523]523
Диктант и чтение наизусть (фр.).
[Закрыть] – L’Homme tranquille[524]524
Тихий человек (фр.).
[Закрыть]
Il se l*ve tranquillement.
D*jeune raisonnablement,
Dans le Luxembourg fr*quemment
Prom*ne son d*soeuvrement.
Lit la gazette exactement.
Quand il a d*n* largement
Chez son compere Clidamant
S’en va causer tr*s longuement;
Revient souper l*g*rement,
Rentre dans son appartement,
Dit son Pater d*votement,
Se d*shabille lentement.
Se met au lit tout doucement.
Et dort bien profond*ment[525]525
Он встает спокойно, / Завтракает торопливо, / В Люксембургском парке часто / Прогуливается поздно, /Газету читает тщательно, / И после того, как ужинает обильно. / К своему товарищу Клидаману / Отправляется беседовать подолгу; / Возвращается, чтобы поужинать скромно, / Идет домой к себе в квартиру, / Говорит Отче наш набожно, / Раздевается медленно, / Ложится в постель спокойно, / И спит очень крепко (фр.). (Учебный пример на наречие в пер. В. Лосской).
[Закрыть]
И, Мур:
– с чистосердечнейшим удивлением.
_____
Милая Вера, берегите свое сердце, упокаивайте его музыкой. Ужасное чувство – его самостоятельная, неожиданная для вас – жизнь. Об этом еще сказал Фет:
И я* – знаю. И Рильке – знал. Сердце нужно беречь – просто из благодарности, за всю его службу и дружбу. Я свое люблю, как человека. Ведь оно за всё платится, оно вывозит. И умри я от него завтра – я все-таки скажу ему спасибо. За всё.
_____
Я рада, что Вам лучше жить. Я рада, что Вы больше не в Париже[528]528
После поездок, связанных с вручением И.А. Бунину Нобелевской премии, и двухнедельного пребывания в Париже Бунины в феврале 1934 г. уехали в Грасс.
[Закрыть], под угрозой всех этих, Вам совершенно ненужных дам. Пришлите мне на прочтение Св<ятую> Терезу[529]529
Речь идет о Святой Терезе маленькой: Тереза Лизьеская (Мари Франсуаза Тереза Мартен; 1873 1897; канонизирована в 1925 г.), французская монахиня-кармелитка. Автор автобиографической книги «Vie de Ste Th*r*se de l’Enfant Y*sus *crite par elle-m*me» («Житие св. Терезы от младенца Иисуса, написанное ей самой»), (Не путать со Святой Терезой (1515–1582) – основательницей ордена кармелитских монахинь.)
[Закрыть], я о ней недавно думала, читая «L’affaire Pranzini»[530]530
«Дело Пранцини» (фр.).
[Закрыть] (подлинное уголовное парижское дело в конце прошл<ого> века)[531]531
Книга «L'Affaire Pranzini» (Paris, 1934) французского судьи Пьера Бушардона (1870–1950), автора многочисленных книг и публикаций по уголовным делам. Henri Pranzini (Анри Пранцини; 1857–1887) – преступник, совершивший в 1887 г. в Париже чудовищное тройное убийство. Был приговорен к гильотине. Дело привлекло юную Терезу Мартен, будущую святую Терезу из Лизье. Она молилась о том, чтобы преступник перед казнью раскаялся и тем самым избежал бы попадания в ад. В автобиографической книге Тереза Мартен писала: «Моя молитва была исполнена буквально! Несмотря на то, что папа запрещал нам читать какие-либо газеты, я не считала за ослушание чтение тех мест, которые рассказывали о Пранцини. На следующий день после казни мне под руку попадается газета „La Croix“. С поспешностью открываю ее и что же вижу? Слезы выдали мое волнение, и я была вынуждена спрятаться. Без исповеди Пранцини взошел на эшафот и уже собирался просунуть голову в мрачную дыру, когда вдруг, охваченный внезапным озарением, он оборачивается, хватает протянутое ему священником Распятие и три раза прикладывается к нему… А затем душа его отправилась получать милосердный приговор Того, Кто говорит, что на небе более радости об одном кающемся грешнике, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии! (От Луки, 15, 7) Я получила просимый знак, и это было верным подтверждением тех милостей, которые Господь ниспослал мне, чтобы привлечь к молитве за грешников». Цит. по: Святая Тереза младенца Иисуса. История одной души: Автобиографические рукописи. Пер. с фр. Андрея и Ольги Дьячковых. – Revue «Feu et lumi*re». France. 1994. C. 49.
В ноябре 1937 г. Цветаева возвращается к книге св. Терезы, после бегства подозреваемого в преступлении С.Я. Эфрона из Франции в Советский Союз она пишет Ариадне Берг: «Ариадна, я третий день живу этим деревцем и над этим деревцем: оно рядом, у изголовья, вместе с Vie de Ste-Th*r*se de l’Enfant J*sus *crite par elle-m*me – первой книгой которую я стала читать после моей катастрофы – странной книгой, страшной книгой, равно притягивающей и отталкивающей» (СС-7. С. 511).
[Закрыть].
Обнимаю Вас, Вера, не уставайте над письмами мне, я ведь знаю, что Вы меня любите.
М.
Впервые – НП. С. 458–464. СС-7. С. 266–269. Печ. по СС-7.
12-34. Ф.А. Гартману
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
2-го марта 1934 г.
Многоуважаемый Г<осподи>н Гартман,
(Простите, не знаю отчества)
С большой радостью и признательностью приеду к Вам в Courbevoie послушать Вас – по моему поводу[532]532
Речь идет, вероятно, о домашнем исполнении вокальных произведений Ф.А. Гартмана на стихи М. Цветаевой. В 1930-е гг. Гартман обратился к творчеству Цветаевой, написав музыку на ряд ее стихотворений. На одно из них указывает сама Цветаева. Готовясь к возвращению на родину и приводя в порядок свои рукописи, она под стихотворением «Стихи растут, как звезды и как розы…» (1918) делает приписку: «На эти стихи написана музыка Ф. Гартманом – в Париже, приблизительно в 1935 г., и кажется издана (в 1938–1939 гг.)». Второе стихотворение Цветаевой, переложенное на музыку, – «В мое окошко дождь стучится…» (1919) из цикла «Стихи к Сонечке». Ноты романса хранятся в РГАЛИ. Романсы Ф.А. Гартмана на стихи М.И. Цветаевой были исполнены его женой О.А. Гартман 11 декабря 1936 г. на второй выставке Русского музыкального общества за границей (Последние новости. 1936. 18 дек.).
[Закрыть], или себя, в Вашем восприятии, но сейчас болен мой сын, и, пока, неизвестно чем, и я в большой тревоге. Кроме того, я настолько им же, его учением (проводами, приводами, кормежкой, укладыванием) – всем детским жизненным укладом пришита к дому (у меня замены – нет), что никогда никуда не выбираюсь – с ним.
15-го, через четверг, мы, надеюсь, увидимся на моем чтении о Белом[533]533
О вечере Цветаевой 15 марта 1934 г., посвященном А. Белому, см. письмо к А. А. Тесковой от 9 апреля 1934 г. и коммент. 1 к нему.
[Закрыть], – подойдите, пожалуйста, в перерыве, возобновим знакомство и сговоримся.
Кончаю большой просьбой распространить, по возможности, билеты между знакомыми. Цена билета 10 фр<анков>. Посылаю десять. (Десятый – Вам и жене, дружеский.) Этот вечер мой единственный ресурс, я почти не зарабатываю, и жить не на что. А теперь еще болезнь сына.
Сердечный привет Вам и Вашей жене – заранее радуюсь ее пению[534]534
Жена – Ольга Аркадьевна Гартман, часто выступала вместе с мужем на его концертах.
[Закрыть]. Если будете отвечать, сообщите, пожалуйста, свое отчество, а также имя-отчество Вашей жены. – Как хорошо, что Вы себя пишете *., а не Ф., этого уже не делает никто – кроме меня, а Совр<еменные> Записки, сознательно, переправляют ми* на миф.
До свидания!
М. Цветаева
Впервые – Русская мысль. Париж. 1992. 16 окт., спец. прилож. (публ. Е.Б. Коркиной). СС-7. С, 469. Печ. по СС-7.
13-34. В.А. Богенгардту
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
10-го марта 1934 г.
Милый Всеволод,
Поздравляю с концом забастовки, поздравила бы раньше[535]535
1 февраля 1934 г. Объединенный синдикат шоферов такси в Париже объявил о начале забастовки с требованиями отменить налог на бензин и предусматривать социальное страхование для таксистов, приравняв их законодательно к рабочим. Забастовка, охватившая столицу и ее предместья, проходила с размахом и длилась целый месяц. 28 февраля министр труда принял делегацию шоферов, после чего их требования были удовлетворены. 3 марта работа таксистов была возобновлена (Последние новости. 1934. 2 февр., 1 и 3 марта). В.А. Богенгардт работал шофером такси и принимал участие в забастовке.
[Закрыть], но у нас случилась корь – в легкой форме и уже проходит, но все-таки забот было много. (Хотя через бумагу не передается, все же после письма вымойте руки, – для верности.)
Мур сегодня первый день читает, а то нас совершенно извел однообразным вопросом, что* ему теперь делать? Жара нет, и сыпь пропала. Аля живет в городе и, очевидно, не схватила.
_____
Милый Всеволод (и все домочадцы), хотите T.S.F., старой системы, с аккумулятором, 6-ти ламповое (не перегорели), которое нужно заряжать в гараже раз в месяц[536]536
Речь идет о старом приемнике, который достался Цветаевой от Артемовых. См. письмо к В.Н. Буниной от 26 февраля 1934 г.
[Закрыть]. Это – длинный узкий ящичек, окруженный тремя маленькими, но весьма-тяжеловесными. Мы в нем слушали все похороны Короля Альберта (какая чудная смерть!)[537]537
…похороны Короля Альберта… – см. указанное выше письмо к В.Н. Буниной и коммент. 7 к нему.
[Закрыть] – каждое слово и звук каждого колокола.
Аппарат сильный, и при аккуратной зарядке действует совсем прилично. А у Вас и племянник[538]538
О ком идет речь, установить не удалось.
[Закрыть] – T.S.F.= ист: и просмотрит и поставит.
(А вдруг Вы, любитель старины, ненавидите T.S.F.? Тогда – простите!)
Пока до свидания, жду ответа и, вообще, вестей. Как работа? Здоровы ли дети?[539]539
У В.А. Богенгардта и его жены Ольги Николаевны (1893–1967) было трое детей: Сергей (р. 1924), Александр (р. 1926) и Ольга (р. 1932).
[Закрыть]
Сердечно обнимаю всех
МЦ
С<ергей> Я<ковлевич> приветствует.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
14-34. Н.А. Гайдукевич
France
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
17-го марта 1934 г.
Милая Наталья Геевская,
(Ибо Вы Геевской были, когда стучались в наш, увы, негостеприимный дом, но дом не виноват, он бы принял!)[540]540
Вероятнее всего речь идет о московском доме Цветаевых в Трехпрудпом переулке, № 8, где прошло детство, отрочество и юность Цветаевой. Она покинула его в 1911 г. Этому дому и его обитателям посвящены многие ранние стихи Цветаевой: «„Прости“ волшебному дому», «В зале», «Пробужденье» и др. (СС-1).
[Закрыть].
Ваше письмо меня не только тронуло – взволновало: тот мир настолько кончен, что перестаю верить, что он был[541]541
Об этом Цветаева писала в 1913 г. в своем стихотворении «Ты, чьи сны еще непробудны…», посвященном дому в Трехпрудном: «…Будет скоро тот мир погублен, / Погляди на него тайком, / Пока тополь еще не срублен / И не продан еще наш дом…» (СС-1. С. 196). О судьбе доме в Трехпрудном переулке см. также письмо к А.А. Тесковой от 20 января 1936 г.
[Закрыть] (гляжу на коричневый плед, последний подарок отца, сопровождающий меня с 1912 г. всюду[542]542
…плед, последний подарок отца… – Плед был куплен в известном московском магазине Мюр и Мерилиз в 1913 г. (а не в 1912 г., как пишет Цветаева). См. письмо к В.Н. Буниной от 22 ноября 1934 г.
[Закрыть], и думаю: неужели – то*т?! Щупаю – и не верю. Это, ведь, пуще Фомы![543]543
Фома – человек недоверчивый, не верящий на слово. По библейскому преданию, апостол Фома не поверил в воскресение Иисуса, пока «не увидел на руках Его ран от гвоздей и не вложил перста свои в раны…» (Ин. 20, 25).
[Закрыть]) – и вдруг. Ваш живой голос, и не только голос: живое имя «Вареньки Иловайской» – значит, тоже Варвара, как дочь: первая жена моего отца (тот портрет.)[544]544
Речь идет о Варваре Николаевне, первой жене Д.И. Иловайского. Полных сведений о ней обнаружить не удалось. …тоже Варвара – имеется в виду старшая дочь Д.И. Иловайского, Варвара, первая жена И В. Цветаева. Ей был отдан отцом в 1880 г. в качестве приданного дом в Трехпрудном, ставший потом домом Цветаевых. Об Иловайских см. очерк «Дом у Старого Пимена» и письмо к В.Н. Буниной от 6 августа 1933 г. и коммент. к нему. …тот портрет. – Посмертный портрет Варвары Дмитриевны Иловайской, написанный художником по фотографиям и указаниям И.В. Цветаева. Висел в зале в доме в Трехпрудном. Хранится в Музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Наследниками дома в Трехпрудном были дети И.В. Цветаева от первого брака Валерия и Андрей, единокровные сестра и брат Марины и Аси Цветаевых. См. указанное выше письмо к В.Н. Буниной.
[Закрыть] Подумайте, ведь я совершенно тщетно пыталась узнать у немногих уцелевших, кто была первая жена Д<митрия> И<вановича>, это было так давно, что даже самые старые не помнят (так, по-моему, должна начинаться какая-нибудь сказка!), единственная, кто может быть, по слухам, знает – Оля Иловайская, но я ее боюсь пуще огня и живу, как страус, вобрав голову в плечи: что* мне от нее будет за Пимена[545]545
Ольга Дмитриевна Иловайская. – См. коммент. 10 к упомянутому письму к В.Н. Буниной. …мне от нее будет за Пимена… – По-видимому, Цветаева опасалась реакции Ольги на некоторые характеристики героев очерка «Дом у Старого Пимена», например, написанное о самой Ольге: «тайная и упрямая», «расточительная» и др. (СС-5. С. 127).
[Закрыть] – если прочтет! (Она недавно в третий раз вышла замуж и живет в Сербии.)
И вдруг Ваш голос, бросающий мне это имя.
Теперь ряд вопросов: 1) в каком Вы родстве и как Вы приходитесь Валерии? 2) Что Вы знаете про «Вареньку»? Скольких лет и отчего (от чего) она умерла? 3) Видали ли когда-нибудь ее карточку? 4) Ее имя, отчество и девическую фамилию. Словом, – всё, что знаете, ПОЖАЛУЙСТА.
А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе (в каком году? она ведь сама не жила в Трехпрудном с 1907-го, приблизительно, года. Когда же это могло быть? Сначала переехала от нас (Цветаевых, т. е. дочерей нашей матери) во флигель, а в 1908–1909 году ее уже не было, жила всегда за*-городом. в жутко-одиноких местах, Бог ее знает – почему… Когда это было и в какой дом, Трехпрудный или Пименовский Вы стучались? Мы с Асей, обе, вышли замуж в 1912 г.[546]546
Цветаева вышла замуж за С.Я. Эфрона в январе 1912 г., ее младшая сестра Анастасия в том же году за Бориса Сергеевича Трухачева (1892–1919).
[Закрыть], она вместо VI, я вместо VIII кл<асса> – Господи, замечаю, что все это – скобка! Итак, начинаю сначала:)
А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе, – одно из самых жутких существ, которых я знала – не только в жизни. Моя мать не могла ее любить, и самое поразительное, что она ее не ненавидела. Но в моей матери жил дух протестантской, германской – справедливости, думаю, что она себе ненавидеть падчерицу – запретила: именно потому что – падчерица. Если бы Валерия была ее дочерью – она бы ее ненавидела[547]547
В очерке «Дом у Старого Пимена» Цветаева писала: «Валерия, до сих пор еще не может простить моей матери (†1906 году) замещения в доме ее матери (†1890 году) и, ненавидя ее в наших, с Асей, голосах, лицах, жестах и даже буквах! Ненавидя так, как можно ненавидеть единственно-ненавистное, дважды воскресшее…» (СС-5. С. 135–136).
[Закрыть].
Я ее ни в чем не виню, как нельзя винить явления природы, я только ее, даже мысленно, сторонюсь. И (не думайте, что я очень жалостлива) – жалею – за какие-то редкие ее прорывы – или попытки – нежности, заботы, – очень редкие, но все же бывшие. За одиночество, сжатость, сдавленность, основную недобрость всего существа. За то, что (она очень поздно вышла замуж, годам к 35-ти, за очень страшного с виду бородатого гиганта: крестьянина[548]548
С.И. Шевлягин. – См, коммент. 7 к письму к В.Н. Буниной от 19 августа 1933 г.
[Закрыть]) – все ее гигантские дети – умирали, не знаю, уцелел ли кто-нибудь.
В последний раз, после девяти лет перерыва (живя в одном городе!) видела ее – нет, даже не видела, а было та*к: на каком-то чтении своих стихов в Кафе Поэтов[549]549
С января 1919 по 1925 г. в помещении бывшего кафе «Домино» (Тверская ул., 18) размещалась сначала эстрада, затем клуб «Всероссийского Союза поэтов», получивший название «Кафе Поэтов». Здание не сохранилось.
[Закрыть] – в 1921 г. – в Москве, мне на перерыве подают записку: – Пришла тебя послушать и в восторге. – Как-будто узнаю, но все же спрашиваю: кто? какая с виду? – «Маленькая женщина, очень усердно Вам аплодировавшая, черноволосая, смуглая, остролицая».
– Она! – Иду, а ее уже нет. Так мы с ней в последний раз не-встретились. Не видала ее уже: 9 + 1921 г. – 1934 г. – итого, двадцать два года. Жутко?
Но ведь что-то, вопреки ненависти к моей матери и мне: нам, нашей расе – ее пригнало и заставило мне послать эту записку. У меня, вспоминая ее, всегда сердце щемит. Хотя – объективно – она чудище.
Но это чудище все-таки – родное, трехпрудно-пименовское, и я его (чудище) все-таки глубже принимаю в сердце, чем любую бы, благоразумную и любящую «старшую сестру» (Старше меня на 10 лет.)
Тяга – через всё – родства.
Брат Андрей, недавно скончавшийся на руках у неродной сестры Аси, очень красивый (весь в В<арвару> Д<митриевну> Иловайскую!) был не менее странен, м<ожет> б<ыть> даже еще более, – совсем таинственен, но нас с Асей, по-своему, по-волчьи, скрытно, робко, под покровом шутки и насмешки – любил. И умирать пришел – к нам.
Потому-то я так и жажду что-нибудь узнать о их, Валерииных и Андреиных, женских, материнских истоках. Дело здесь явно в матерях, ибо отец – один, и мы все – не в него. Разгадка В<алерии> и А<ндрея> – в первой жене Д<митрия> И<вановича>, их бабушке, той «Вареньке». Мать их (дочь «Вареньки», тоже Варвара) была, по всем рассказам, несложна*: красива, обаятельна, с небольшим певчим голосом, вся – в своей красоте. Уйдя – ушла вся.
Всё, что знаете о той «Вареньке», жене Д<митрия> И<вановича> (а может быть Вы ошиблись и хотели сказать про дочь Д<митрия> И<вановича>, первую жену моего отца?) – умоляю!
Мне не для рукописи, а для души, хотя рукопись – тоже, та же – душа.
_____
Почему Вы в Вильно? Откуда? Где были в Революцию? Есть ли у Вас дети? Какие?[550]550
У Н. Гайдукевич было двое детей: Юрий (Ежи: р. 1919), экономист, и Елена (р. 1922), врач, затем детская писательница.
[Закрыть] У меня – 20летняя дочь и 9летний сын: Ариадна и Георгий: Аля и Мур. Мур – весь в меня.
Ваше письмо человечно, глубо*ко, и – простите за смелость – умно, не письмо умно, а Вы. Прекрасно – о грошевой и о дорогой гордости, прекрасно, прочла это как из себя, да на известной глубине нет своего, потому что нет – чужого, всё – свое, и это свое – одно. Но ощущаю я это – больше с женщинами. И в природе.
Голубчик, как Вы могли хоть на миг подумать, что я Вам не отвечу: на такой далекий – из того далека! – зов – не отзовусь? Ведь я, в том же Доме у Старого Пимена, вся на-лицо. Вы меня видите и слышите, читая мои строки.
Я могу не отозваться только на подделку, только на «литературу», только на непонимание, т. е. обращение ко мне, как к «литератору». Я – не литератор: я живой человек, умеющий писать. Литературной жизнью, как никакой групповой, общественной – никогда не жила, в этом моя и сила[551]551
Ср. о том же в письме к Андре Жиду в 1937 г.: «Я не белая и не красная, не принадлежу ни к какой литературной группе, я живу и работаю одна и для одиноких существ» (СС-7. С, 644).
[Закрыть], т. е. очевидно она-то меня от такого всю жизнь, с 16-ти моих лет (о, и раньше! просто с рожденья!) и охраняла.
Я отзываюсь только на я. И никогда не отзовусь на самую блистательную и соблазнительную его подделку.
_____
Пишите. Отвечу, хотя, м<ожет> б<ыть>, не сразу: я очень изведена бытом: топкой, готовкой, стиркой, всей дробью дня, в котором у меня – много два часа на писание, да и то не сряду. Живу с 1917 г. изводящей жизнью: нестерпимой. Четвертое лето никуда не поеду: Кламар – парижский пригород.
– Спасибо за оклик!
МЦ.
<Приписка на полях:>
Будете отвечать – положите мой листок перед собою.
Впервые – Письма к Наталье Гайдукевич. С. 25–29. Печ. по тексту первой публикации.
