Текст книги "Там, где папа ловил черепах"
Автор книги: Марина Гельви
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Воры
Ночью тетя Тамара видела страшный сон: на нее в упор глядели чьи-то черные сверкающие глаза, кто-то выдергивал из-под нее матрац, потом вспыхнул пожар – горела недавно залепленная суриком крыша флигеля. Кто-то пронзительно завизжал, сбегались люди, и в наш узкий проход во двор каким-то образом все же затиснулась пожарная машина. «Где шланг, где шланг?» – кричали люди. Шланга не было.
Проснулась – тишина. Темно. Но впечатление от сна было так сильно, что тетя разбудила дядю. Ей даже чудился запах паленого. Дядя тоже видел во сне что-то сумбурное. Встал, вышел в галерею: флигель, залитый лунным светом, стоял целый и невредимый. Дядя хотел включить в галерее свет – темнота угнетала. Но электричества не было с вечера. Тетя вспомнила, как в Баку, и доме ее отца загорелась однажды кружевная занавеска. Эта картина навсегда осталась в памяти, и оттого тетя так боится пожаров. Дядя выслушал молча и стал вспоминать подробности пожара в Квирилах: тогда горел керосиновый склад, принадлежавший железной дороге. Да, зрелище было не из приятных.
Поворочались, повздыхали и уснули снова.
Утром, перед уходом на службу, тетя опять вспомнила пожар в Баку.
– А помните, у нас на горе недавно дом сгорел? – спросила мама.
– Да, да, ужасно!
Мама и мои тетки ушли на службу, я и Люся – в школу. Порывшись в ящиках, дядя решил отнести в подвал кое-какие лишние, по его мнению, вещи, а из подвала взять сломанную настольную лампу – она могла бы еще послужить, если починить и почистить ее как следует.
Он сиял с гвоздика ключ от подвала и спустился по лестнице. Белка завиляла хвостом так, что казалось, туловище у нее составное и соединено лишь шарнирами. Дядя говорил ей нежные слова, гладил ее. Наконец он вошел, пригнувшись, под лестницу и… То, что увидел дядя, не поддавалось описанию. Дверь в подвал нараспашку, вся развороченная, вырванная из дверной рамы петля с целым и запертым замком висела вдоль столба, а на пороге валялись полуобгорелые жгуты наскоро скрученных газет.
Дядя выскочил во двор.
– В подвале воры! – сказал он так громко, что дядя Резо услышал у себя в саду и быстро подошел к забору. – У нас в подвале воры! – выразительно повторил дядя.
Дядя Резо ловко перелез через забор.
– Не может быть! А было там у вас что-нибудь ценное?
– У нас там разные вещи, Инструменты…
Они осторожно подошли к подвалу. Прислушались. Тишина. Включили свет. И увидели жуткую картину: весь пол был забросан сгоревшими жгутами газет.
– А если бы вспыхнул пожар? Ведь огонь перебросился бы и на соседние дома! Ай-яй-яй! И надо же было, чтобы ночью случилась поломка на электростанции! Лучше б эти негодяи электричеством попользовались! А что украли?
На месте был бабушкин ледник, сундуки, пила, ванна, самовар, защитная сетка от пчел, бидончики, чайник, мороженица, лейка… Стоп! Под потолком висят только два велосипеда, третьего нет. След от шин ясно виден во дворе, потому что ночью моросил дождь. Дошли по следу до ворот, а на тротуаре след уже высох. Куда же увели велосипед?
– И как не вспыхнули старые, сухие вещи?
– Наводчик – свой человек, – сказала через забор тетя Юлия.
– Конечно, свой, – отозвалась у противоположного забора бабушка Пело.
– Вор – Алешка, – прервав бормотанье стихов, по. дал голос со своей скамеечки Бочия. – Я же давно это говорю.
– Много вы понимаете! – напустилась на него бабка Фрося, – Да если хотите знать, воры никогда не крадут у соседей!
– Вор – Алешка, – повторил невозмутимо Бочия.
Алешки не было дома. Не появился он и вечером.
Мне не жаль было велосипеда, совсем не жаль, но я не могла понять, как мог Алешка решиться на это. Веди он же мой товарищ. Сколько лет мы играли вместе и не предавали друг друга. А воровство колец?.. Стыд и горечь раскаяния опять сжигали меня. Я не могла простить себе того малодушия: если б тогда я разоблачила его! А теперь чему же удивляться?
И на другой и на третий день не появлялся Алешка дома. Не было его и в школе.
В первый момент все наши хотели заявить в милицию. Пришел дядя Платон и сказал, что велосипед увел Витька с дружками. Алешка отказался участвовать в этой краже, тогда Витька приказал ему молчать и пригрозил ножом. Алешка убежал на хутор, к тетке, ему стыдно – вот до чего докатился. Дядя Платон пообещал разыскать велосипед и вернуть его нам.
И вернул. А еще через день дядя Платон сказал, что переводится по работе в Гянджу и увозит с собой сыновей, чтобы оторвать их от плохой компании.
Алешку перед его отъездом я так и не увидела. Отправился он на вокзал прямо с хутора.
А страховым агентам в том году повезло. Хозяйки их обычно отваживали, а тут…
После того как агент входил в дом и заученно начинал: «Граждане и гражданочки! Советую застраховать ваше домашнее имущество от землетрясения, наводнения, бури, пожара», хозяйки перебивали его: «Знаем, знаем, мальчишки-воры чуть дом доктора не сожгли. Вы слышали?»
Да, он слышал. Неоднократно.
– Значит, будете застраховывать?
И вы еще спрашиваете?
– Дядя Эмиль вделал в дверь подвала новые петли: старинный замок доказал свою надежность и потому остался, как говорится, на посту.
Подробно написали об этом воровстве в Москву – Нане и Коле. Нана, конечно, не ответила. У нее не было времени – родила второго сына. А Коля сразу ответил большим сочувственным письмом и еще сообщил, что записал свой голос на пластинку и скоро пришлет нам говорящее письмо. В конце была приписка: «Не бойтесь. Приеду на каникулы – сделаю электрические звонки над дверью в галерею и над дверью в подвал. Как только притронется к двери тот, кому не следует, звонок зазвенит».
– А если в тот момент не будет электричества? – заволновался дядя.
Но об этом мы не стали писать Коле. Приедет – придумает что-нибудь. Он же радист.
Говорящее письмо пришло. Это была тонкая, почти прозрачная грампластинка, вдвое меньше обыкновенной, и для нее мы раздобыли специальную иглу. Положили пластинку на диск проигрывателя и сразу услышали дорогой знакомый голос. Коля говорил быстро, без точек и запятых и, видимо, по бумажке:
«Здравствуйте мама папа Иринка Как поживаете Я живу хорошо хочу чтоб это письмо запечатлело исторический момент жизни нашей любимой родины. Как вы уже знаете военные действия между СССР и Финляндией в соответствии с мирным договором прекращены В состав СССР включен весь Карельский перешеек с Выборгом Выборгским заливом и островами Дорогие родители все мы студенты Москвы готовы защищать нашу Родину если кто-нибудь еще посмеет лезть к нам Мы хотим строить социализм и хотим чтобы все народы мира сбросили с себя ярмо капитализма и империализма Поздравляю с победой не скучайте пишите Коля».
Тая от нежности к брату и безумно гордясь им, я заводила эту пластинку с утра до вечера. Потом она стала постоянно звучать у меня в ушах. Я знала ее наизусть и пересказывала всем так же быстро, без передышки, как Коля. А в конце добавляла:
– Это говорящее письмо, понимаете, говорящее!
Переходный возраст
Город изнывал от жары. По радио объявили, что это наиболее высокая температура, зарегистрированная в Тбилиси за последние двадцать пять лет. Я и Люся целыми днями сидели каждая в своей комнате с занавешенными окнами и, не чувствуя жары, пели под аккомпанемент гитар цыганские романсы. В моде были «Мой костер», «Вдыхая розы аромат», «Очи черные» и другие романсы, все исключительно про любовь.
Под вечер пошла к Наде. Она сидит, клеит из картона длинную трубку.
– Зачем?
– Телескоп делаю. Я решила стать астрономом.
– Чтобы потом бежать от этой жары на Лупу? На Луне, говорят, адский холод.
– Бежать не собираюсь, наоборот: хочу в будущем помогать семье. Астрономы много зарабатывают.
– Кто сказал?
– Это же редкие ученые, не понимаешь? Наука будущего. В перспективе: установление контактов с инопланетянами.
Перспектива… Контакты… Инопланетяне… Я глядела на подружку с удивлением: вот начиталась книг! А она полистала перед моим носом тоненькую, в светлой обложке:
– Брошюра о Циолковском. Тут пишут, что скоро, очень скоро, примерно лет через двадцать, а может и раньше, люди полетят в космос. Надо только преодолеть земное притяжение. Это, конечно, не просто. Но Константин Эдуардович теоретически доказал эту возможность.
Я слушала и не верила: вот тебе и тихоня.
– А ты бы полетела на другие планеты?
– Конечно. – И она стала рассказывать о последних открытиях астрономов.
Через несколько минут я тоже захотела стать астрономом. Узнать, что там, какие существа живут на Лупе, на Марсе и Сатурне – да ничего интересней не может быть!
Когда взошла луна, забрались на чердак прачечной.
Надя наблюдала за небесными светилами через свой «телескоп», я, за неимением второго, через синее и красное стекло.
Мы пристально смотрели на луну и звезды. Надя, наклонившись, что-то записала в тетрадь.
– Что ты написала?
– Туманность вокруг Луны, скопления звезд.
– А помнишь, в «Аэлите»? Какая там была любовь, да?
– Да. Ты читала «Гиперболоид инженера Гарина»?
– Нет. Интересная книга?
– С ума сойдешь.
Мы продолжали наблюдение, и мне стало казаться, что Луна притягивает.
– Надя!
– Что?
– А вдруг мы полетим?
– Отодвинься от края и не полетишь.
– Да нет, вверх!
– Только тебе такое может показаться. Продолжай работу.
Я смотрела на Луну и через некоторое время совершенно отчетливо увидела там материки и океаны.
– Надя!
– Что еще?
– У меня поет сердце. Чувствую, как лунные люди тоскуют по нас. Ты это чувствуешь?
Надя помолчала.
– При чем тут сердце? Нет. Астроном из тебя не получится. Сначала нужно изучить небо и полететь туда. А потом уже всякие такие нежности.
Больше я не занималась астрономией. Я оставила Надю с ее телескопом и занялась совершенно противоположным: мы с Люсей записались в только что организованный при клубе Плеханова ансамбль русской песни и пляски.
Нас не хотели принимать, мол, не доросли еще. Потом приняли условно. Ох и плясали же мы там, ох и пели! Нас очень ценил художественный руководитель, потому что мы никогда не пропускали репетиций.
Два раза в неделю, в половине шестого вечера, наутюженные и тщательно причесанные, мы сбегали по улицам к клубу и минута в минуту появлялись перед хормейстером и балетмейстером. А другие участники ансамбля не отличались такой аккуратностью. По вечерам они частенько ходили вместо репетиций на свидания. Только когда начались выступления на заводах, фабриках, в воинских частях, расположенные в городе, участники ансамбля подтянулись. Было же очень лестно – осознавать себя настоящими артистами.
Сначала ансамбль состоял почти сплошь из девушек. Но скоро, буквально в считанные дни, всех недостающих парней привели из депо и с ремонтного завода наши певицы, и парни, увлекавшиеся прежде всем, чем угодно, только не пением, стали распевать вовсю.
Наш художественный руководитель был оперативным: каким бы бездарным ни оказывался парень, руководитель моментально определял его или в тенора, или в басы. А совсем, совсем безголосые и не имеющие слуха стояли в заднем ряду и только открывали рты. Они надеялись развить со временем и слух и голос – обращенные на них взоры девушек поминутно подогревали эту надежду.
Собрались как-то на репетицию и слышим – тетя Тамара кричит во дворе:
– Нет, вы только посмотрите, кто к нам приехал! Нет, вы только посмотрите!
По лестнице поднималась высокая, изящная тетя Виолетта в узком черном платье. На пышных волосах ее каким-то чудом держалась надвинутая на лоб шляпка-амазонка, в руках была, видимо, очень дорогая кожаная сумка и сложенный черный веер. А следом шел статный широкоплечий юноша с насмешливым выражением лица. Я не узнала бы своего двоюродного брата, не будь рядом тети Виолетты. А он меня сразу узнал. Широко улыбнулся и, прижмурившись, сказал со смехом:
– Помнишь, Иришка, в Трикратах индюка? Ха, ха, ха! Как он за нами гонялся и как клевал, помнишь?
Мгновенно всплыли в памяти двухэтажный дом на высоком берегу тихой Гарбузинки и на зеленой лужайке перед подъездом Мимишка со своими щенятами. Сердце защемило. А Лева продолжал рассказывать, как отбил охоту у индюка гоняться за детьми.
В галерее собралась вся семья. Говорили только по-французски. На белой скатерти появились остатки нашего лучшего сервиза. Тетя Тамара торопливо заваривала овсяный кофе.
– Я должна сообщить вам, – через некоторое время сказала тетя Виолетта, – Лева останется у вас.
Я кое-что уже знала о его поведении. У него, оказывается, чрезвычайно затянулся переходный возраст. Он вот уже год, нет, два года совершенно не слушается тетю Виолетту и ее мужа. А месяц назад сел в поезд и поехал… и Пену, чтобы познакомиться с киноактрисой Милицей Корьюс. Его сняли с поезда в шестидесяти километрах от Харькова и вернули тете в сопровождении работника милиции.
– Мы ничего не можем с ним поделать, – сжимала пальцы тетя Виолетта.
– Мой сын, мой сын, – тетя Адель жадно разглядывала Леву, – как он похож на Теймураза!..
– Да, очень. Ты с ним намучаешься.
– А как здоровье Александра? – спросил дядя Эмиль.
– О, он спартанец. Защитил докторскую и опять много занимается греблей.
– Молодец!
– Да. Как жаль, что мне надо уехать сегодня же.
– Зачем такая спешка?
– Я обещала – Александр там совсем один.
Она нервно прошлась по галерее:
– Адель, я плохая сестра, да?
– О, зачем ты так говоришь? Это я плохая мать!
– Бедная моя Адель, бедная!..
Они подошли друг к другу и долго стояли обнявшись.
Тетя Виолетта уехала. От нее остался и еще долго держался тонкий запах духов. У всех было приподнято-светлое настроение. Еще несколько дней после этого дядя Эмиль и тетя Адель говорили только по-французски, упиваясь звучаньем родного языка и тихо радуясь. Тетя Тамара набросилась на Люсю и на меня – почему мы перестали разговаривать по-французски?! Ведь когда была жива громоммо… Бедная громоммо, если бы она знала!.. Тетя Адель сразу села с нами заниматься французским языком, мы быстро устали. На другой день повторилось то же самое. А потом жизнь вернулась в свою колею, тем Полое что Мама сказала:
– Кому он нужен – французский язык? Никогда он им не пригодится.
А Лева, оказывается, знает французский так же хорошо, как русский. Потому что он воспитывался в одиночестве, там, на шестом этаже, в тети Виолеттиной башне из слоновой кости. Она же художница. Сидела, рисовала, а он играл с заводными игрушками и на рояле.
Мы ходили за Левой и, забыв о своей былой вежливости времен бабушки Мари, удивлялись: в течение одного лишь разговора он двадцать раз сказал «мерси» за то, а что ему объясняли, где кто обитает и какие деревья растут в нашем саду. Он давно не приезжал в Тбилиси, тетя Виолетта после смерти матери тоже ни разу не приезжала, она присылала деньги, а тетя Адель, пользуясь своим железнодорожным билетом, каждый год ездила Харьков повидаться с сыном.
Чтобы Лева не соскучился, мы с Люсей спели ему в два голоса и русские, и грузинские, и украинские, и азербайджанские песни. Мы уговаривали его записаться в ансамбль – наш художественный руководитель был бы очень доволен, если бы мы привели такого парня.
Лева не захотел. Он стал напевать мотив вальса «Сказки Венского леса»:
– Трррум, пум, пум, пум, трррум, пум, пум! Трррам, пам, пам, пам, трррам, пам, пам!..
Он объявил, что влюблен в Милицу Корьюс и потому смотрел «Большой вальс» одиннадцать раз. Из-за этого у него в первой четверти почти столько же двоек, но он ни о чем не жалеет: «О прошлом тоску-уя, я вспомню о нашей весне-е, о, как вас люблю я, сказали в то утро вы мне-е!»
Он, оказывается, делал в Харькове все наперекор дяде и тете.
– Зачем? – спросила моя мама.
– Видите ли, – Лева задумался, – дядя и тетя все время старались переделать меня. Пока рос, я и не подозревал об этом, но теперь, когда я в десятом классе… Тант [62]62
Тант – тетя (франц.).
[Закрыть]Виолетта, например, заставляет в целях профилактики лечиться вместе с ней каждое лето в Железноводске. Вы знаете, у нее колит.
– Левочка, – заволновалась тетя Тамара, – она же хочет тебе добра!
– А дядя Александр, – невозмутимо продолжал Лева, – требует, чтобы я вставал по утрам вместе с ним, заметьте, в шесть часов, и делал бы зарядку. А летом в Комаровке я должен был бегать с ним на заре вдоль реки под удивленные крики сельских петухов. А потом этот рояль… Не-на-ви-жу.
– Ты бросил музыку?
– Как хорошо, что здесь нет рояля.
Извинившись за прерванную беседу, он вышел во двор, оглядел небо и взобрался на туту.
Тетя Адель быстро сбежала с лестницы:
– Левочка, Левочка, слезь, пожалуйста. Ты упадешь! В Харькове ты не лазил по деревьям! Я тебя умоляю, слезь!
Помолчав, он ответил, тоже по-французски:
– Я буду здесь ночевать.
– На дереве?
– Да, а что? В твоей комнате тесно.
Тетя Адель растерялась. Она совсем не умела разговаривать с сыном.
– Но ты же простудишься, – начала хитрить она. – Сейчас ноябрь. И до каких пор ты предполагаешь ночевать на дереве?
– На юге, – важно сказал Лева, – люди всегда спят под открытым небом.
– Но здесь не Африка!
– Конечно, не Африка, – ответил он по-русски. – Если бы здесь была Африка, я ходил бы голый.
Тетя Адель беспомощно оглянулась: на балкон уже вышла бабка Фрося. Ярошенчиха, заинтригованная сказанными по-русски словами, подошла поближе к туте.
– Хочешь, я вынесу тахту во двор? – вдруг предложила тетя Адель и быстро добавила. – Не отвечай по-русски, я не хочу, чтобы посторонние слышали нас.
– Силь ву пле [63]63
Пожалуйста (франц.).
[Закрыть], – благосклонно отозвался Лева: – Трррум, пум, пум, пум, трррум, пум, пум!..
– А не лучше ли, Левочка, если ты все же ляжешь в комнате?
– Трррам, пам, пам, пам, трррам, пам, пам!..
Дядя Эмиль, моя мама и тетя Тамара смотрели из окон галереи и возмущались: какая же Адель тряпка! Дядя сказал, что не то еще будет, подождите! Лева начнет играть в карты, как его отец.
Тетя Адель продолжала уговаривать. Наконец Лева смилостивился. Посмотрел на нее сверху раз, другой, благосклонно пропел свое «трррум, пум, пум, пум» и спустился на землю.
Они вдвоем вынесли во двор тахту вместе с консервными банками, в которые тетя долила керосин, чтобы соседские клопы не имели доступа к Леве. Лева поел, удивляясь, что за ужин – жареная каша с колбасой? Потом лег на тахту во дворе и моментально заснул.
Все спали в ту ночь. Одна тетя Адель не сомкнула глаз. Она часто выходила на цыпочках во двор и поправляла на сыне одеяло.
На другой день я стала изучать своего брата. Удивляла не только его необыкновенная вежливость. Он умел выслушивать собеседника не перебивая. Я заметила – это удивляло и всех наших. Они стали относиться к Леве внимательно.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
– Пока не знаю. Нравится математика. Шахматы. Но цель моей жизни – завоевание полной свободы.
– А разве ты не свободен?
– Нет, меня угнетают родные. Но я добьюсь абсолютной свободы. Если бы революция еще не победила, я бы стал революционером. Теперь же мне остается борьба за личную свободу. Ты видела «Большой вальс»?
– Да. Три раза.
– Нравится тебе Карла Доннер?
– Очень! И еще мне нравится Кожухаров. Все девчонки в него влюблены. Ты видел «Истребителей»?
– Да. За Милицу Корьюс я отдал бы жизнь.
– Ты поступишь в нашу школу?
– Нет.
– Почему?
– Потому что так хочет моя мать.
– Но… Другая русская школа далеко. Правда, она большая и новая, но ехать туда надо с пересадкой у Надзаладеви.
– Это не имеет значения. понять его было трудно.
– А мы пишем историю нашего района.
– А что тут особенного? Лепятся домишки к склонам гор, окраина…
– Ты ничего не знаешь! В этом районе зарождалось революционное движение всего Закавказья! Мы в подвале нашего флигеля листовку и патроны нашли!
– И что?
– Как что? Сдали находки в музей.
– Напрасно.
– Почему?
– Надо было организовать музей в этом доме. Эх! – с досадой воскликнул он. – Почему Иоганн Штраус не женился на Карле Доннер?
– Но ведь Штраус был женат!
– Ну и что?
– Как что? – тут уж я дала волю своему возмущению. – Значит, свою жену выгнать, а эту…
– Какая ограниченность, какие жалкие рассуждения!
– Почему жалкие? Его жена была такая милая, такая преданная, а он…
– Я должен достичь такого положения, – помолчав, сказал мой брат, – чтобы потом поехать в Вену и жениться на Милице Корьюс.
Я посмотрела на него как на помешанного. Вот чудак. Я тоже вот уже сколько времени влюблена в Кожухарова из кинофильма «Истребители», так влюблена, что в груди все горит. Но мечтать выйти замуж за артиста Бернеса… Нет, такое ни разу не приходило в голову.
Лева сказал, что у меня типично обывательское мышление. Но он меня не винит. Потому что среда определяет сознание.
– Слыхала такое выражение?
– Не-ет.
– Я постараюсь помочь тебе вырасти. Человек – царь вселенной! Читала «Морской волк» Джека Лондона?
И Лева с удовольствием прочел мне целую лекцию на эту тему. Я слушала. Не понимала. И восхищалась: какой умный у меня брат!