Текст книги "Грибница"

Автор книги: Марина Абина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

И тут, как всегда бывало, когда он задумывался над будущим, его мысли перескочили на тему о судьбе других выживших людей. Сколько их? Где они? Чем сейчас занимаются? Может быть, существует какой-нибудь центр, где все собираются? Может быть, где-то уже восстановлено общество, существует правительство, действуют законы? Не было ли ошибкой переезжать в такое укрытое место? Не обрекают ли они себя на изоляцию от большинства других людей, прячась от горстки бандитов?

Конечно, эти вопросы занимали не только его. Все члены общины думали об этом. Часто по вечерам они начинали спорить что важней: бросить всё и искать других людей или обеспечить себе безопасный тыл, а потом уже заняться поисками. Тут образовалось два фронта.

Арина с Ирой были против немедленных поисков и это было вполне понятно: первая уже имела всё для счастья – дом, любимого человека, землю и питомцев, над которыми нужно хлопотать. Ира попросту боялась новых знакомств. Мужчин она опасалась как жертва насилия, а женщин – как возможных конкуренток в ее неразделённой любви к Тарасу.

Ольга хотела бы что б в их компании появились новички. Её они интересовали в основном как носители новых знаний и умений. Ольга считала, что без таких пополнений их община обречена быть порабощённой, а то и просто деградирует, превратившись в группку батраков, тратящих всё своё время на выращивание еды. В этом она была солидарна с Ярославом, но она хотела послать на поиски других людей кого-нибудь из мужчин, а Ярослав считал, что оставлять женщин одних слишком опасно и отказывался.

Данил, как и всякий нормальный мальчишка, конечно же был бы рад пуститься в путь на встречу опасностям и приключениям. Да только никто не спрашивал его мнения. Вернее спрашивал, но особенно к нему не прислушивался.

Тарас был категорически «за» немедленные поиски. Он утверждал, что им уже сейчас позарез нужны ещё люди – работники и бойцы. Но все понимали, что для него поиск новых людей важен еще и потому, что он одинок. В общине Тараса называли товарищем, другом, его любили, как брата. Но парню в расцвете лет нужно было нечто большее, и этого не могли дать даже самые близкие друзья. Среди них он ощущал себя в какой-то мере даже более одиноким, чем если бы жил сам по себе. Каждый день он видел, как милуются Ярослав с Ариной, и в такие моменты рядом с ними не было места для него. У Ольги был её Никита. Данила все принимали, как младшего брата или как сына и пока что мальчику этого было вполне достаточно. Только Ирина чувствовала к Тарасу, нечто большее, чем братская или товарищеская любовь, но этого он как раз и не заметил. Таким образом, Тарас был готов выступить на поиски других людей немедленно и даже в одиночку. Но от этого решения его удерживало чувство долга: ему было ясно, что Ярослав не покинет женщин одних, а он не бросит в трудном положении его самого.

Таким образом все они до сих пор оставались в ДомеНадРекой и готовились встречать зиму.

Ольга вскоре планировала взяться за обучение детей. Она уже попросила Ярослава заглянуть в одну из городских школ и достать по комплекту учебников по всем дисциплинам. Арина прибавила к этому списку медицинскую литературу. Ира – определитель видов и справочник по лекарственным травам. Тарас помешался на оружии и желал узнать о нём как можно больше. Самого Ярослава больше интересовала механика: он понимал, что без этих знаний ему не починить даже самую пустяковую поломку, например: в двигателе автомобиля или генератора. А вставший внезапно генератор – это остановившиеся водяные насосы, холодильник, электроплита, бойлер и так далее – список внушительный. Вот теперь и Данил пристал со своей лодкой…

Всё это накапливалось и накапливалось. Ярослав вздохнул. Он исправно пополнял список необходимого в специальном блокноте, чтобы при случае привезти всё это из города, но времени на такие поездки катастрофически не хватало. Особенно много он думал о радиостанции. Если бы они смогли раздобыть достаточно мощную рацию, то возможно сумели бы связаться с кем-нибудь из других выживших и хоть бы хоть убедиться, что не одни на свете, и что остальные в таких же условиях и так же одиноки.

Насущной проблемой становилась и одежда. Осень понемногу вступала в свои права, вечерами и по утрам уже бывало прохладно – настала пора позаботиться о более тёплых вещах и вообще взять всякой одежды про запас и побольше, а то мало ли что: вдруг ткани отсыреют на складах да истлеют за зиму, во что они тогда будут одеваться? То же могло произойти и с тканями, и с продуктами, хранящимися в бумажных или холщовых мешках – с мукой, солью, сахаром. Книги также могли отсыреть и пойти плесенью, тогда они потеряют столько необходимых знаний!

А крупы? Когда они закончатся, злаковые придётся выращивать самостоятельно. Но Ярослав не знал как подействуют зимние морозы и влажность на семена, которые ещё оставались в зернохранилищах. Стоит ли им в ближайшем будущем напрягаться и сеять различные культуры, чтобы иметь запас всхожих семян? Слишком мало он знал о хлебоделии, чтобы решиться на какой-то конкретный шаг в этом направлении. От всех этих вопросов и проблем у Ярослава голова шла кругом, а их только прибавлялось.

Да еще и страусы добавляли хлопот. «Сидя в тесном загоне вдали от нас, они только больше раздражаются и уж ни как не учатся хорошим манерам» – допекала его Арина. Ярославу и самому не нравилось, что эму сидят взаперти, но он не мог рисковать: а вдруг история с нападением повторится?

Все в общине уже смирились с тем, что эти практически бесполезные птицы останутся жить с ними и дальше: отказаться от своих питомцев ни Ярослав, ни Арина уже были не в силах. Эму до сих пор активно росли и ели очень много. Ещё по-детски нескладные, угловатые и относительно лёгкие, они всё-таки достигли почти полутораметровой высоты каждый. Ярослав боялся представить, какими они станут, когда вырастут полностью. Наверное, даже большими, чем африканские страусы, и гораздо более массивными. Это пугало. И если бы эму не признавали их с Ариной лидерство абсолютным, то управляться с ними было бы крайне тяжело.

Так во время кормления миски с кормом часто становились предметом раздоров, во время которых находиться рядом с эму бывало просто опасно. Они лягали друг друга, клевались и толкались с такой силой, что порой сбивали с ног своих воспитателей. Вот и сегодня утром галдящая стая налетела на Арину, едва её не опрокинув. Ярослав только подумал, что вот-вот разразится скандал из-за корма, но эму вдруг разбежались – это Арина мысленно рассердилась на них.

После того, как Тарас высказал свою теорию насчёт их ментальной связи с эму, они с Ариной ежедневно пытались её ощутить или использовать. Нельзя сказать, что у них совсем ничего не получалось, но то, что получалось, было совершенно не похоже на управление волей. Например, Арина могла напугать эму, всего лишь только рассердившись на них. При этом ей не нужно было кричать, гонять их палкой или ещё как-нибудь проявлять свои чувства внешне. Четвёрка Арины прекрасно улавливали плохое настроение своей хозяйки и тот час же смирнела. То же самое относилось и к его – Ярослава – троим безобразникам. Но это, конечно же, были не настоящие команды, а просто бессознательно направленные на эму эмоции. Произносимые в уме слова, просьбы, обращения, представляемые образы или действия эму совершенно не воспринимали. Таким образом, им предстояло научиться направлять действия эму с помощью эмоций.

Существовала и обратная связь. Когда эму были голодны или если затевали серьёзную ссору между собой, то у их опекунов стремительно портилось настроение. Особенно сильно была подвержена этому влиянию Арина. Теперь стали понятны её прежние вспышки гнева или злословия, от которых страдали в прошлом все члены общины. Выяснив, что причиной таким перепадам настроения было ментальное проявление эмоций эму, Арина стала вести себя гораздо сдержаннее, а если всё же вспыхивала, тут же извиняюще улыбалась: «Негодники шалят».

Вообще первое время, после того как была раскрыта их эмоциональная связь с эму, Ярослав с Ариной страдали чем-то вроде раздвоения личности. Им никак не удавалось определить, где же кончаются эмоции, навеянные переживаниями страусов, а где начинаются их собственные. Но постепенно, после долгих самокопаний, они научились разбираться в своих ощущениях, выделять «позывные» эму и даже игнорировать их, как бы отодвигая на задний план сознания. «Закрыться» от своих подопечных полностью ни Ярославу, ни Арине ещё не удавалось. Просто иногда (в общем-то большую часть времени) они не чувствовали своей связи со страусами, а иной раз эта связь появлялась сама собой. Обычно это случалось, когда птенцы страдали от скуки, были голодны или чем-то встревожены. Разобрать, что именно хотят эму, опираясь только на ментальную связь с ними, им пока не удавалось, но Арина утверждала, что различает «почерки» своих подопечных.

Характеры всех эму действительно были очень индивидуальны. Среди четырёх питомцев Арины особенно выделялся норовом самый крупный птенец. Арина считала, что он мужского пола, хотя внешне самцы и самки эму совершенно не различаются. Эго, как назвала Арина этого птенца, был достоин своего имени: он был невероятно наглым, задиристым и не чурался обидеть своих меньших собратьев, в общем – настоящий эгоист.

У Эго была фаворитка среди тройки Ярослава. Арина считала её самкой и прозвала Мавкой в честь известной лесной нимфы. Мавка была самой изящной и грациозной среди остальных эму. Она не выделялась ни особым ростом, ни большой силой, но была невероятно юркой и всегда брала сторону Эго в его стычках с товарищами. Перья, которые уже появились на крыльях и на хвостах у всех птенцов, у Эго и Мавки были особенного густо-коричневого цвета с тёмными концами.

Характером выделялась ещё одна самка – Пава – из четвёрки Арины. Она была почти такой же крупной, как и Эго, но в отличие от него, имела очень ровный и даже мягкий нрав. Пава всегда предпочитала оставаться в стороне от ссор, за стычками своих более темпераментных братишек и сестрёнок наблюдала с лёгким неодобрением: так смотрела бы почтенная матрона на возню ребятишек, затеявших ссору в песочнице. Когда же свара собратьев становилась совсем уж шумной, Пава вмешивалась и запросто расталкивала драчунов, тем более что её сторону тут же принимали ещё две самки из Арининой четвёрки.

Одна из них отличалась необычной окраской (кроме тёмных штрихов её хвостовые перья были разукрашены ещё и продольными светлыми полосками) и Арина назвала её Яркой. У второй отросли самые длинные из всей стаи когти, да и агрессии было многовато. Ярослав радовался, что Цапа, как Арина назвала эту особо когтистую эму, была самой маленькой после Мавки в стае и ходила под началом у спокойной Павы.

У Ярослава в тройке кроме Мавки были ещё два эму – самцы. Они были похожи, как две капли воды: оба коренастые, с мощными ногами, с цепким взглядом одинаково-оранжевых глаз, с матовым серо-коричневым оперением на крыльях и украшенным широкой тёмной каймой – на хвостах. Арина затруднялась их как-то назвать, потому что на ум ей приходило только одно: «Близнецы».

Сам Ярослав и вовсе не утруждал себя придумыванием имён для своих подопечных. Обычно он обращался к ним так: «Эй, кто тут есть хочет? Налетай!», или так: «Свинтусы, айда за мной!» – и этого было достаточно, чтобы привлечь внимание эму.

Вообще для птенцов был важен скорее зрительный контакт, нежели обращение по имени. Стоило задержать взгляд на ком-то из них, и он тут же поворачивал голову к смотрящему. Тарас утверждал, что зрительный контакт помогает установить ментальную связь между эму и их воспитателями. Но Ярослав пришёл к выводу, что это не всегда так. Возможно, чувство контакта играет определенную роль, но чаще эму поворачивались затем, чтобы взглянуть на хозяев, если нуждались в подтверждении голосовой команды или реагируя на их эмоционально окрашенные мысли. Чаще в последнем случае, так как все словесные выражения, которыми пользовались они с Ариной в общении с эму, те уже выучили и научились на них реагировать соответствующим образом. Так и старые собаки, прожившие всю жизнь рядом с одним человеком, начинают воспринимать целые предложения из его речи, как какую-нибудь конкретную команду. В этом нет ничего особенного, хотя со стороны может показаться, что собака выучила человеческий язык.

Радость, гнев, удивление и другие сильные эмоции эму чувствовали очень хорошо даже на расстоянии от своих опекунов. Обычно тогда птенцы старались найти их взглядом, чтобы определить, чем именно вызваны те или иные чувства. Именно в этот момент и был важен зрительный контакт: прослеживая взгляд опекунов, эму определяли, какой предмет (или явление) вызвал у тех всплеск эмоций. Если опекуны были вне поля их зрения, то эму старались отыскать их на участке, а когда это бывало невозможно (в последнее время часто так и бывало, поскольку птенцы сидели взаперти в своем загоне) – начинали нервничать и сильно шумели.

«Значит, – сделал вывод Ярослав. – Чтобы управлять ими, нужен видимый объект, на который должны быть направлены эмоции, соответствующие намерениям. Плакала система сигнализации, о которой мечтает Тарас! Конечно, если только мы с Ариной не будем сидеть в кустах и следить за периметром, чтобы наши эму смогли прореагировать на опасность должным образом! – Ярослав ухмыльнулся, представив себе эту картину. – Тут нам поможет обычная дрессура. Хм, надо будет не забыть поискать такую книжку. Когда только это будет? Эх!».

Глава 2 Пленение Данила

Последние числа сентября,

Город

– Значит так, – начал раздавать назначения Сергеич, когда все расселись по своим местам. – Кирилл с Леной, вы отправляйтесь на северо-восточный въезд…

Кирилл незаметно покосился на Лену. Девушка сидела пунцовая, низко наклонив голову, и делала вид, что удаляет из глаза соринку, но при этом едва заметно улыбалась. Кирилл тоже едва не улыбнулся, но поспешно напустил на себя равнодушный вид. Очень удачно выпал жребий в этот раз. Впервые на дежурство с ним отправлялась Лена. До этого несколько дней подряд ему приходилось терпеть Витька, а потом – что оказалось гораздо хуже, поскольку у пацана был воистину неисчерпаемый запас вопросов – новенького Димку.

Димка ездил с ним в последние две смены и эти шесть дней тянулись для Кирилла как шесть недель. Он уже и водить Газель пацана обучил, и стреляли они, и даже из рукопашной несколько приёмов показал – а тому всё мало. Но не бывает худа без добра: не добившись, чтобы Кирилл рассказал о своей жизни, малец самостоятельно выдумал ему нехилую легенду и Кирилл не стал его разубеждать. Всё ж быть боевиком, ветераном войн в горячих точках планеты – это круто. Даже если таковым тебя считает только пятнадцатилетний недоросль.

Дальше было ещё лучше: Димка поделился своими догадками с Еленой и та поверила! Таким образом, Кириллу и врать про себя не пришлось и Лена из чувства такта цепляться с расспросами о прошлой жизни к обожжённому напалмом войн ветерану побоялась. Он виделся ей таинственным, грозным и привлекательным одновременно. Не чета бывшим её ухажерам – молодым и, как говорится: «всё на виду» – студентикам. Кирилл был словно гоголевский Вакула – красивым, сильным, немного мрачноватым типом, окружённым ореолом тайны. А ещё с ним считались «сильные мира сего»: Кирилл был правой рукой главы общины, и Пётр уважал его, хоть и держался слегка на расстоянии. Тщеславная девушка не прочь была иметь такого завидного ухажера.

До Пыления красавица Лена слыла той ещё вертихвосткой и вела достаточно беспечный образ жизни студентки экономического вуза. Училась средненько, но на небольшую стипендию баллы набирала и могла себя изредка побаловать походами в кафе или в пиццерию. Прибавить к этому дискотеки по будням и посещение премьеры какого-нибудь очередного экшена в кинотеатре пару раз в месяц – вот и получается вполне стандартное расписание её жизни за последние три – четыре года. О большем Лена тогда и мечтать не смела. Другое дело теперь.

Кирилл дарил ей дорогие подарки (и ничего, что при своей доступности они имели чисто символическое значение, всё равно приятно), делал комплименты, но ни разу ещё не пытался поцеловать. Держа девушку на некоторой дистанции от себя, Кирилл вполне осознанно вынуждал её саму сделать первый шаг к сближению. И вот сегодня похоже она на него решится. Кирилл опять не совладал со своими эмоциями, и опять едва не улыбнулся. Сделав вид, что в горле запершило, он поднес ко рту кулак и кашлянул. Сергеич недовольно посмотрел на него и продолжил раздавать указания:

– Гриша с Димкой едут на юго-западный пост ГАИ. И нечего в будке вдвоём сидеть: там магазинов вокруг полно, занимайтесь по очереди сбором припасов…

Димка недовольно поморщился – последнюю смену сидеть ему уж точно не приходилось. А всё потому, что выражение «сбор припасов» его предыдущий напарник по дежурству – Григорий понимал по-своему. С тех пор как в общине появился козёл Сёмка, Гришка и думать ни о чём не мог, как только о заготовке сена для своего драгоценного цапа. Поэтому вместо того, чтобы потрошить близлежащие к посту магазины, он раздобыл косу и день напролёт махал ею на лужайке в парке. Разговаривать с человеком, занятым такой работой было совершенно невозможно: летающая коса не давала приблизиться к Гришке на удобную для разговора дистанцию, а стоять, как дурак, на солнцепеке и говорить напарнику в спину Димке было неприятно. Сидеть одному в будочке ГАИ и пялиться целый день на дорогу тоже не хотелось, тем более, что Димка, по началу отнёсшийся к селянину Гришке с лёгкой снисходительностью коренного горожанина, после нескольких часов общения понял, что его напарник на редкость интересная личность и стал одолевать его вопросами.

В конце концов устав оборачиваться к болтающему мальчишке, Гришка предложил тому самому взять косу и поработать рядом. При этом он насмешливо добавил: «Если не слабо, конечно!» Димка возмутился: «Да чего тут такого-то? Запросто!» Махать косой после «спаррингов» с силачом-Кириллом ему представлялось детской забавой. Гришка хитро улыбнулся и, вручив пацану свою косу, стал в сторонке перекурить.

Коса Димку не слушалась. Всё норовила воткнуться в землю или наоборот пролетала над травой, не причиняя ей вреда. Даже когда лезвие шло по стеблям, те упорно не желали срезаться, а лишь ложились, приминаемые, на землю. Через десять минут войны с древним крестьянским инструментом Димка весь взопрел и стал красным как варёный рак. Руки его противно дрожали, заломило напряжённую поясницу, проснулись все синяки и растяжения, полученные после упражнений с Кириллом.

«Не умеешь ты косить Дима, – констатировал после перекура Гришка. – А теперь ведь придётся научиться, а то я – убогий селянин, жить буду и скотинку держать, а такой важный городской парень, как ты со своими пушками-игрушками через пару лет с голодухи коньки отбросишь». «Ну, так научи!» – воскликнул задетый за живое Димка. Гриша серьёзно кивнул, велел отдохнуть и с поста не отлучаться, а сам за второй косой поехал. Когда вернулся, первым делом показал, как лезвие отклепать и наточить нужно, потом – как косу держать правильно, как стоять, как двигаться с нею. И тогда дело пошло. Удивительно, но, работая рядом, беседовать было очень удобно. От напарника Димка узнал массу интересных вещей о сельской жизни и тьму-тьмущую развесёлых историй из Гришкиной распутной жизни. Само собой об Ирине и её предшественнице Гришка умолчал.

«Сегодня соберём сено в стог и начнём перевозить его на базу» – уже совсем по-хозяйски планировал Димка. Он задумался, какие для этого им с Гришкой понадобятся инструменты, а Сергеич тем временем продолжал раздавать наряды:

– Пётр с Витьком – вы на кировское шоссе опять, на северо-запад. Проведите опись чего там на складах имеется. И будьте осторожны: раз там шайка эта отиралась, то не исключено, что они там опять появятся. Тогда вы затаитесь и на глаза им не смейте показываться! – Сергеич грозно сверкнул глазами на Витька. Парень вяло кивнул, не прекращая колупать прыщ на шее. Сергеич подумал, что Витёк, похоже, опять травку где-то раздобыл. Жалкое убожество, а не человек! Вздохнув от этой мысли, Сергеич начальствующим взглядом обвёл присутствующих на утренней пятиминутке. – Всем всё ясно?

Народ согласно закивал, и начальник с довольным видом хлопнул ладонями по крышке стола и поднялся.

– Ну что ж, тогда по коням!

Кони представляли собой четыре грузовые Газели, которые ждали их на «автобазе» – в просторном соседнем дворе. Соседний же дом стал служить дополнительным складом, поскольку Сергеич, поддерживаемый Петром, вновь занялся мародёркой. Однако сейчас накапливаемые запасы имели несколько иной характер, нежели до слияния двух групп. В пустой дом потихоньку свозились рулоны тканей, кипы одежды, различный инструмент, бумага, канцелярия и, конечно, Пётр не мог обойти вниманием книги.

В первую очередь его интересовали книги по акушерству, поскольку беременность у Катерины проходила явно не лучшим образом. На относительно небольшом сроке плод в её чреве проявлял признаки характерные для более позднего развития. Да и размеры живота Кати, предполагали гораздо больший срок, нежели она называла возможным. Всё это Пётр определил, перечитав горы литературы, которую собрал у себя в комнате, но ещё ни одна книжка не дала ему ответ на главный вопрос: «Что же делать?» И он продолжал поиски нужной информации.

К его великому огорчению на периферии города, куда они ежедневно отправлялись сторожить междугородные трассы, источников полезной литературы практически не было. Пользуясь картой города, Пётр отыскал медицинский институт, но времени поработать в его библиотеке не было. А часто не доставало и сил. Поэтому, заезжая туда после дежурства, он выгребал из раздела по акушерству столько-то книг и вёз их на базу, чтобы ночью разобраться, что же он всё-таки набрал.

Чаще всего ему попадались книги слишком учёные, чтобы он мог понять их не имея специального образования. Поэтому параллельно приходилось заниматься основами медицины и вообще – биологии. Для этого на посту, где он проводил большую часть дня, Пётр оборудовал для себя «лабораторию». Это была комнатка, расположенная над маленьким табачным магазином и раньше вероятно принадлежащая его директору. Из её окон открывался вид на автозаправку на краю города, сразу за которой начиналась междугородняя трасса до Кировска. Таким образом, занимаясь обучением, Пётр имел возможность следить за трассой.

Всё равно время на посту тянулось медленно. Устав продираться сквозь дебри медицинских терминов, перечитывая найденные книги, Пётр выполнял поручения Сергеича по плановой мародёрке в районе, прилегающем к посту. Именно он заметил в районе следы чужих мародёрств: были разграблены магазины малой бензиновой агротехники и садово-огородного инвентаря. Сначала Пётр удивился, кому это понадобились мото-культиваторы и лопаты в таком количестве, а потом сообразил, что весной эти самые вещи будут нужны и им самим, чтобы вырастить для себя свежие овощи. Сергеич сходу решил, что похозяйничал в районе Ярослав со своей компанией и велел держаться на стороже и не высовываться, если банда опять там появится. Пётр всё же надеялся, что ему удастся хотя бы увидеть этого таинственного и грозного Ярослава, о котором он слышал уже много, но однозначного мнения о котором для себя ещё не сложил.

Каждый раз, когда о Ярославе заговаривал Сергеич, Петру слышалась некая фальшь в его голосе. В чём именно подвох, он ещё не разобрался, но убедился в одном: все подчиненные главы общины почему-то считают, что с украденной Ярославом девочкой-подростком всё в порядке. Особенно его удивила реакция Сан Саныча по этому поводу. Когда на днях Пётр заговорил с ним на эту тему, старик вдруг занервничал, заозирался и только убедившись, что за ними никто не наблюдает, выдал загадочную фразу: «Ты, Петь, приглядывай лучше за своими женщинами» – и ушёл, ничего больше не добавив. Пётр расшифровал эту фразу, как предупреждение о возможности нового покушения со стороны группы Ярослава и провёл беседы со своими женщинами.

Катерина пообещала быть осторожной, хотя считала, что с ней ничего случиться не может ведь она с базы и не отлучается совсем. Оберегая Катино здоровье, Пётр сам уговорил её не ездить на дежурства. Она скучала на базе, но он считал, что беременной женщине не место на солнцепёке, где нет возможности прилечь и велика вероятность столкновения с чужаками. Катя мягко напомнила ему, что на своих двоих прошла сотни километров, пока они добирались до Стальграда, да ещё и несла на плечах огромный рюкзак с провизией и походными принадлежностями, но всё-таки подчинилась и, когда он уезжал на дежурства, она оставалась на базе и «отдыхала по хозяйству».

На Лену предупреждения Петра не подействовали. Девочка по уши влюбилась в Кирилла и ни о чём больше думать не могла. Против её выбора Пётр не возражал: в конце концов кто он такой, чтобы ей указывать? Он лишь надеялся, что она погодит пока беременеть. А то мало ему Кати!

Идею дежурств поочерёдно с каждым из членов группы Пётр предложил сам, мотивируя это тем, что так они лучше познакомятся друг с другом. Менялись напарники каждые три дня по жребию. И в целом затея удалась и все они очень скоро неплохо узнали друг друга, но до чего же порой бывало скучно! Особенно долго тянулись последние два дня, когда ему выпал жребий идти на дежурство в паре с Витьком.

Говорить с пацаном было абсолютно не о чём. Это Пётр выяснил, когда в первый день их совместного дежурства спросил того об интересах. Витёк ответил: «До этой туфты с грибами мы с пацыками возле бурсы каждый вечер собирались, музон по радио слушали. Пиво, папироски были. Девок было много. Хорошо было, мля!» На этом Пётр решил остановиться и о прошлой жизни Витька больше не расспрашивал. Да Витёк и сам, погрузившись в сладостные воспоминания о тусовках с братвой и девками, общаться больше не горел желанием. Предоставив пацану в полное распоряжение их оборудованную раскладушкой Газель и взяв с него обещание не уходить с поста и следить за дорогой, сам Пётр отправлялся в свою «лабораторию» или исследовал прилежащий район.

Вот и сегодня, устав разбираться в медицинских терминах, Пётр отправился «на разведку» по району.

С этой стороны города располагалось много перерабатывающих сельхозпродукцию предприятий. Над длинной улицей нависали фасады административных корпусов молокозавода, мясного комбината, мукомольного и хлебозавода. Конец улицы упирался в площадку блошиного рынка, за которым начинался рынок строительных материалов и ангары оптовых баз.

Пока Пётр ходил от одного павильона к другому, записывая в блокнот, что где хранится, Витёк сторожил въезд в город. Усилий эта работа не требовала – знай, лежи себе на раскладушке в кузове Газели и пялься на уходящую в северо-западном направлении трассу. Однако даже Витьку скоро наскучило это занятие и он стал раздумывать, а не пойти ли ему на поиски журнального лотка. Пышногрудым красавицам с глянцевых страниц вполне по силам было развеять его тоску.

Витёк уже совсем было решился пойти размяться, как вдруг по асфальту прямо перед Газелью пробежала здоровенная крыса. Таких матёрых зверюг Витёк никогда в жизни не видал. Лоснящаяся чёрная бестия габаритами не уступала взрослой нутрии. Однако на движение в кузове Витька она отреагировала, как и положено обычной крысе: оглянулась и, блеснув бусинами глаз, пустилась наутек. А в Витьке внезапно проснулся инстинкт охотника. Упустить такую добычу он не мог, хотя четкого представления, зачем ему понадобилась крыса, у него не было.

Парень выскочил из кузова и бросился за крысой вдогонку. Та мчалась впереди вытянув струною хвост и Витёк с удивлением отметил, что крыса вовсе не волочит его по земле, как можно было бы предположить, а несёт его поднятым и строго параллельно земле. «Это ж надо такой длиннющий шнур удерживает в воздухе!» – невольно зауважал крысу Витёк. Они бежали по площади и у длинноногого Витька было явное преимущество перед крысой. До неё уже оставалось пару шагов, и парень приготовился сделать последний бросок, когда вдруг бестия махнула хвостом и свернула в сторону под прямым углом к своей прежней траектории. Витёк такой манёвр повторить не сумел и потерял крысу из виду. Когда он развернулся и нашёл её взглядом, бесовка успела прилично оторваться от него и удирала к каким-то воротам. Витёк сразу понял, что крыса успеет нырнуть под них прежде, чем он её нагонит, но ноги сами понесли его вперёд. Крыса замешкалась у ворот: её крупное тело не пролезало под створкой и она отчаянно извивалась, спеша протиснуться в щель между нижним краем ворот и асфальтом. Витёк, видя, что добыча опять ускользает, наподдал и в тот момент, когда крысиный хвост скрылся под воротами, он со всего маху в них врезался.

От удара старый ржавый засов слетел с петель и створки ворот стали открываться. Не удержав равновесия, Витёк буквально ввалился во двор цеха по изготовлению мясокостной муки. Глазам его предстало донельзя противное зрелище: вперёди и чуть правее его, опираясь на заборную стену, вздымалась огромная куча коровьих костей, шевелящаяся крысами. Их здесь были десятки: и огромные, как та, что он преследовал, и вполне обычные пасюки. При его появлении все они замерли на месте и удивительно синхронно повернули свои вытянутые рыльца в его сторону. Единственная крыса, что двигалась, была той, которую он преследовал, поэтому Витёк успел заметить, как она протиснулась между обгрызенными коровьими ребрами и шмыгнула в лаз у основания кучи. Тут же началась всеобщая крысиная паника. С оглушающим визгом крысы стали разбегаться в разные стороны. От их стремительного мельтешения у Витька даже закружилась голова. Минута – и куча костей уже не производит впечатления растревоженного муравейника. А из темноты лаза на Витька уставились глаза-бусины:

– Уходи!

Витёк моргнул, прогоняя наваждение, но глаза не исчезли.

– Уходи! – словно холодом обдало.

– Да ладно, – крикнул Витёк неизвестно кому. – Я только посмотреть хотел.

Глаза скрылись из виду, и так как больше ничего интересного здесь не было, Витёк побрел искать журнальный киоск.

Киоск нашёлся уже за поворотом, но Витёк едва не прошёл мимо, поскольку спереди киоск загораживал своим пыльным боком брошенный Мерседес-бус. Парень пнул провинившийся в том, что его оставили здесь гнить, бус по колесу и уже подумал, а не расколотить ли ему в отместку и лобовое стекло, но тут заметил, что из-за стеклянной витрины киоска на него смотрят загорелые голые красавицы. Из почтения к дамам Витёк решил не тратить время на несчастный осиротевший автомобиль, а отдать его вечно-молодым красоткам. Он стал оглядываться в поисках подходящего предмета, каким можно было бы разбить витрину киоска, и вдруг услышал приближающиеся голоса.