Текст книги "Грибница"
Автор книги: Марина Абина
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)
Глава 16 Облава
Следующий день,
База.
Саныч услышал, как к подвальной двери кто-то подошёл, а потом раздался лязг отпираемого замка. Старик непроизвольно всхлипнул. Вот уже несколько томительных часов он ждал чьего-нибудь прихода, и отчаяние всё больше захлёстывало его. К мукам совести и чисто физическим страданиям из-за невозможности переменить положение тела и плеч прибавилась другая проблема. Санычу отчаянно было нужно в туалет. Один раз он уже не утерпел. Мокрое пятно на штанах успело подсохнуть, но мочевик снова был переполнен и Саныч на все лады проклинал своих тюремщиков, отказавших ему даже в такой малости, как посещение уборной. На этот раз влажная ткань не удержит всего, и под ним неминуемо образуется лужа.
Дверь открылась, впустив в подвал яркий полуденный свет и Кирилла. Помощник командира неспешной походкой подошёл к Санычу и навис над ним, позвякивая связкой ключей. Старик еле удержался от всхлипа.
– Кажется, я опоздал. А-я-яй! – с притворным сочувствием воскликнул верзила. – Саныч, ты ж взрослый человек, а обдулся как младенец. Га-га-га! – загоготал Кирилл.
– Уроды, вы ж меня на сутки тут закрыли! – заорал Саныч. – Ты бы утерпел? Отпускай скорее!
– Да не кричи так, батя, а то расплескаешь, – смеясь, посоветовал Кирилл. – Ты лучше припомни, чего Фёдоровне то наплёл, а?
– Ничего не плёл, ничего! Открывай же эти клятые наручники!
– Ничего, говоришь? А чем же вы тут занимались целый день, как не трепотнёй?
– Какая трепотня? Сердце у неё схватило, плохо ей было, а вы шлялись где-то, ироды проклятые! Баба чуть копыта не откинула, а я только смотрел, сделать ничего не мог. Понял, чем мы занимались? Открывай, кажу! – вытаращив глаза, заорал Саныч. На его штанах стало проступать тёмное пятно. Саныч, опустил голову и зарыдал.
– Саныч, сальники пора поменять, текут они у тебя, – фыркнул Кирилл. – Ладно, переживёшь. После суток в такой позе, ты свою сосульку всё равно достать не смог бы. Часа два ещё руки за спиной держать будешь. Это я тебе точно говорю: сам такое испытывал, – Кирилл снова фыркнул, но теперь уже явно своим воспоминаниям и стал снимать с Саныча наручники.
Как он и предсказывал, освобождённый Саныч совершенно не владел своими руками. Затёкшие плечи и спина горели огнём и никак не хотели распрямляться. Старик вышел из подвала, держа руки на пояснице и согнувшись, как от приступа радикулита. Как ни странно, но Кирилл помог ему дойти до домика-мастерской и открыл перед ним двери. Брезгливо морщась и отпуская остроты, он снизошёл до того, что расстегнул старику мокрые штаны, чтобы тот смог их сбросить, а потом напоил его водой из кружки. На этом милосердие Кирилла исчерпалось, и он отправился на кухню глянуть, чем там занимается Фёдоровна. Он не сомневался, что Саныч всё рассказал ей. Но даже если они со старухой сговорились, ему будет легко расколоть эту жирную квочку.
Фёдоровна как обычно гремела кастрюлями и сковородками в кухне, однако сегодня эти звуки не сопровождались её обычными охами и ахами, по поводу больных почек, или уставших ног, или болючего натоптыша на пятке, или ещё какой-нибудь из тысячи и одной её болячек. Старуха была бледна и поминутно утирала пот со лба. Ей явно нездоровилось.
– Здорово, Фёдоровна! Чего пригорюнилась-то? – Кирилл пытливо заглянул Фёдоровне в глаза. – Саныча вчера наслушалась, а?
– Ох, Кирюша, наслушалась, – слабым голосом произнесла женщина и утёрла краем передника слезинку в глазу.
Кирилл нахмурился, он не ожидал, что бабка так сходу во всём признается. Она лишала его удовольствия провести полноценный допрос.
– Так наслушалась, что аж сердечко моё заболело, – продолжала всхлипывать тем временем Фёдоровна. – У него, Кирюша, такая жизнь тяжкая была, оказывается. Ты не знал? Мы вчера с ним былое вспоминали, так он мне про детство свое и молодость рассказал. Распереживалась я, старая дура. Давление как подпрыгнуло! Сердечко как схватило! Думала всё – отправлюсь к своей доченьке на небеса. Таблетки-то я свои забыла прихватить, один валидол только в кармане и завалялся. Саныч говорит, больше часа на полу провалялась. Он уже думал, остыла я. Да ничего, оклемалась – валидол помог. А потом и вы приехали, да я таблеточек наглоталась и спать легла. Сейчас я вам борщика наварю и пойду опять лягу. А ты, Кирюша, старика-то отпусти. Ему, небось, по нужде надо.
– Не волнуйся, Фёдоровна, отпустил уже. А ты и впрямь иди, ложись, отдохни. Мы сегодня и сами справимся, – Кирилл пришёл к выводу, что Саныч действительно ничего запретного старухе не рассказывал, а то она вела бы себя иначе. «Кирюшей», во всяком случае, его бы не называла.
– Сейчас, сейчас, вот только борщик выключу. Ох, жалко капустки нет. Уже и квашеная закончилась… Что мы зимой делать будем, ума не приложу! – Фёдоровна расстроено покачала головой. – Так чего ж, Кирюша, вы выездили вчера? Прогнали мародёров-то?
– Да ничего мы не выездили, Фёдоровна, – Кирилл досадливо поморщился. – Логово их мы нашли, да вот сами молодцы оттуда свалили давно. А мы, как последние лохи, всё утро и весь день на цыпочках от дома к дому перебегали: боялись, что засекут, пальбу откроют. Ни пожрать, ни перекурить нельзя! Командир бесится. Женечка со своим: «Я же вам говорила…» – мозги вынимает. Словом оттянулись мы вчера по полной программе! Больше я гоняться за ними не собираюсь. Если Сергеич хочет, пусть сам их выслеживает, а я пасс!
– Ну и слава Богу! – сказала в ответ Фёдоровна и такое облегчение прозвучало в её голосе, что Кирилл, уже направлявшийся к выходу из кухни, подозрительно оглянулся. – Не время, Кирюша, сейчас для кровавых распрей. Потерять жизнь теперь ничего не стоит. Врачей нет, пролитую кровь донорской тебе никто не заменит. Сегодня не то, что от пули – от царапинки умереть можно. Грязь попала – вот тебе и нарыв, заражение крови, а там всё – могила тебе обеспечена, – Фёдоровна тяжело вздохнула и, помолчав немного, добавила. – Каждая жизнь на счету, а вы в войнушки играетесь. Людей надо собирать вокруг себя, землю обрабатывать, семьи восстанавливать, деток заводить. А будете бесчинствовать, кто вам в старости краюху хлеба даст, обогреет, защитит?
– Так до старости ещё дожить надо, – рассмеялся Кирилл.
– Эх, Кирюша, была я молодая, тоже смеялась, – печально улыбнулась Фёдоровна. – А теперь назад оглядываюсь и удивляюсь: а где жизь-то? Неужто пролетела? Так я и деток вырастила, и внуков, и правнук у меня был, – старуха невольно всхлипнула и утёрла набежавшую слезинку краем передника. – Не впустую жизнь прожила я и вспомнить есть о чём, но как оглядываюсь назад, то кажется, ещё вчера была шестнадцатилетней девкой, а сегодня уже немощная старуха! А про что ты вспомнишь, когда доживёшь до моих годков, а? И доживёшь ли ты до них?
– Не знаю, Фёдоровна, но может у меня всё вперёди? – слова старухи задели Кирилла. Невольно он почувствовал себя крестьянином из глухой провинции, с которым разговаривает горожанка из столицы. Что мол, ты видел в своей деревне? Что тебе там светит? – Вот найду себе девку, а деток наклепать, это раз плюнуть!
– Да наклепать-то, много ума не надо. А вот вырастить их, в людей превратить – тоже «раз плюнуть»? Дай то Бог, Кирюша, чтоб так было. Дай то Бог, – устало кивнула Фёдоровна. Борщ уже сварился и теперь она наливала его в объёмистую железную тарелку. – Ну, вот и готово. Вы сами поешьте, а я Санычу борща отнесу. Верно, он и ложку сам держать не сможет, уж больно вы круто обошлись с ним вчера.
И Фёдоровна медленно вышла из кухни, стараясь не расплескать горячий борщ из полной тарелки. А Кирилл уселся на табурет и попытался понять, куда подевалось его хорошее настроение и почему слова Фёдоровны так больно задели его. Потом он отправился к командиру и доложил, что Саныч языком не трепал, а Фёдоровне нужна молодая помощница, иначе её вкуснейшие борщи станут таким же достоянием истории, как и переливания донорской крови.
Пока Кирилл с Фёдоровной разговаривали на кухне, в домике у Сан Саныча состоялся другой разговор, после которого у старика словно гору сняли с плеч. Спустя минуту после ухода Кирилла к нему заглянул Гришка. Лошадиная физиономия парня ещё более вытянулась, когда он увидел в каком плачевном состоянии находиться его пожилой товарищ.
Как и Саныч Гришка тоже был сельским жителем, только село его было побольше и побогаче. И хоть теперь он был полноправным членом бандитской шайки, но по натуре слыл совсем не злым человеком, просто имел вредную привычку попадать в различные переделки. По большей части виной тому было его неумение контролировать собственное любопытство, и часто длинный Гришкин нос бывал прибит различными дверями, за которые совался вопреки всем запретам. Вот и к парочке явных криминалов, тащивших за собой тогда ещё почти нормальную женщину – предшественницу несовершеннолетней Ирины – он примкнул от банальной скуки. От природы очень наблюдательный, он ни на минуту не поверил, что эти двое – бывшие военные (как они ему представились): уж больно повадки у них были зековские. Но их кочевая жизнь пришлась ему по душе, и Гришка оставил свои догадки при себе.
Как и они, Гришка стал пользоваться пленной женщиной, когда того хотел и особых угрызений совести по этому поводу не испытывал поскольку вырос в семье, где такое отношение к женщине, своей жене и Гришкиной матери, проявлял его родитель. Однако уже через неделю малоразговорчивые и угрюмые попутчики надоели Гришке, и он задумал потихоньку слинять от них и отправиться к морю, куда мечтал попасть с самого детства. Но тут они повстречали Витька.
Большего неудачника, чем Витёк, Гришка ещё не встречал. За что бы Витёк ни взялся, всё у него шло наперекосяк. А всё из-за его пристрастия к зелью, которого пацан раздобыл где-то целый пакет и употреблял в качестве допинга перед исполнением любого поручения начальника. Это ходячее посмешище заставило Гришку изменить свои планы относительно ухода из банды – уж очень ему хотелось посмотреть на какие ещё «хохмы» способен молодой наркоман. Однако через пару деньков и это ему надоело, и Гришка опять задумался об уходе. И снова его планы были нарушены.
Проезжая через чужой город на двух чужих тачках, набитых чужим оружием и чужими драгоценностями, они наткнулись на кое-кого поинтереснее, чем пацан, растерявший свои мозги в пакете с травкой. Групповое изнасилование девочки-подростка сначала шокировало Гришку, но когда подошла его очередь, он не смог побороть возбуждения и переступил ту черту, которая разделяла людей и нелюдей. После этого мысли об уходе из банды больше не беспокоили его.
В лице Сан Саныча Гришка неожиданно встретил если не товарища, то, по крайней мере, интересного собеседника. И пусть тот хаял его через слово, обзывая кобелём, но в остальном общаться с ним Гришке было до смерти интересно. Сначала украинский выговор Саныча вызывал у него лишь насмешки, но со временем он стал ловить себя на том, что прислушивается к мнению старика. Мало того, ему частенько становилось стыдно перед дедом за то, что ходит к Ирке «спустить пар». Он даже пытался бросить это занятие, но сдался перед насмешками, которыми забросали его остальные мужики и взялся за старое.
Вчера, во время поисков укрытия группы Ярослава, он испытывал двоякое чувство. С одной стороны, он от всей души надеялся, что никого они не найдут и Ира останется в компании более достойных мужчин, но в то же время знал, что это разочарует его и страстно желал обратного. Поэтому, когда при въезде в посёлок, где предположительно скрывались их противники, командир приказал выйти из машин и начать прочёсывать сектор от дома к дому, Гришка хохотнул себе под нос и расслабился. Ведь он наверняка знал, что в этой части посёлка нет никого живого. На это было две очевидные причины.
Во-первых: здесь не было воды. Крайние улицы, что тянулись вдоль городской дороги, имели централизованный водопровод, и следовательно здесь не встречалось никаких колодцев. А где, как не в колодце брать воду в настоящее время?
Во-вторых: здесь не было свободной земли под огород. Все участки по красной линии были выкуплены зажиточными гражданами, которые большую часть отмерянной им земли застраивали, а то, что оставалось – засевали газоном. А ведь Гришка ещё не забыл тот жуткий понос, который напал на него после свежих огурцов – подарка Ярослава.
Таким образом, пока его спутники изображали из себя группу захвата из американского боевика, Гришка только для виду пригибался за заборами и прятался в зарослях одичавшей малины. А на самом деле его больше интересовали немногочисленные, но сладкие ягоды ещё не осыпавшиеся с кустов. На ходу он обрывал их и складывал в пластиковую баклажку с обрезанным верхом. Наученный горьким опытом с пресловутыми огурцами, Гришка рассчитывал полакомиться свежей малиной позже, в более спокойной обстановке и обдав её предварительно кипятком.
Только на нижней окраинной улице посёлка Гришка перестал собирать ягоды и превратился в саму осторожность. Будь он на месте Ярослава, то поселился бы именно здесь. По одну сторону от улицы остался уже обследованный посёлок, а с другой стороны тянулся ряд домов, за которыми раскинулись вянущие без полива сады. За деревьями кое-где проглядывало целое поле, разбитое селянами на маленькие наделы дополнительных огородиков. Почти в каждом дворе виднелись срубы колодцев (это была самая старая часть посёлка и до проведения водопровода его жители пользовались колодезной водой).
Гришка вызвался идти с тыльной стороны дворов по заброшенным и зарастающими бурьянами огородам. Кирилл посмотрел на него с уважением – он-то считал, что идти по открытой местности опаснее, чем по дворам под прикрытием заборов и построек. Но на самом деле Гришка выбрал самую безопасную позицию: со стороны домов его надёжно скрывали сады, а на огороды в такое пекло могли выйти разве что самоубийцы.
Была и другая причина выбрать этот путь: если ребята, которых они ищут, держали огород, то они должны были заботиться о нём и не дать ему засохнуть под палящим солнцем. Гришка рассчитывал, что живая зелень ухоженного огорода вовремя предупредит его о том, что противник близко. Вскоре его предположения частично оправдались – он действительно заметил более-менее ухоженные грядки, но и на них растения погибали от засухи. Гришка подошёл ближе, чтобы рассмотреть, в чём дело и понял, что огород забросили уже после Пыления. Судя по состоянию растений и по величине усохших и не успевших вызреть плодов, за огородами ухаживали долго и успели собрать приличный урожай, прежде чем неожиданно бросили их погибать под яростным солнцем.
Было совершенно очевидно, что люди жили здесь после катастрофы, но теперь посёлок пуст. О причине этого догадаться было не сложно: Ярослав увёз своих курочек подальше от алчных лисиц. Прейдя к такому выводу и уже совершенно не опасаясь попасть под вражеский прицел, Гришка опустился на корточки и коснулся отпечатка босой женской ступни, чётко выделяющегося в огородной пыли. Косые лучи вечернего солнца падали со стороны посёлка и в их красноватом свете он ясно увидел тропку, убегающую от грядок по направлению к огороженному простой рабицей саду, где над кронами деревьев возвышался мансардный этаж небольшого домика. Усталые Гришкины товарищи уже миновали этот двор, но ничего не заметили и двинулись дальше. Гришка остался в одиночестве.
Первое, что ему бросилось в глаза, когда он вошёл в сад через заднюю калитку, были три могилы под старой развесистой грушей. Одна из могил была обычного размера, и если судить по надписи на могильном кресте в ней покоилась старая женщина. Другая была необычайно широкой, и Гришка догадался, что в ней лежат двое. Муж и жена – подтвердили выжженные на сосновой дощечке слова. Третья могила была совсем небольшой, и Гришка приготовился прочесть в на кресте имя погребённого тут ребёнка, но на там было только одно слово и оно не могло быть именем человека. «Карат» – прочёл Гришка и недоумённо пожал плечами. Он никогда не хоронил издыхающих от тоски или от глистов цепных собак, которые охраняли дом его отца в селе. Те находили последний приют в глубоком овраге, что тянулся за хозяйским полем, на костях своих предшественников, и Гришка искренне считал, что подобная участь ждёт всю домашнюю живность, которую не выращивают ради мяса.
Отвернувшись от могил, Гришка направился к дому. По пути его намётанный взгляд наткнулся на нечто весьма волнующее. В небольшой сетчатой загородке на земле виднелись какие-то белесые кляксы. С замирающим сердцем Гришка вошёл в загончик и упал на колени перед засохшим птичьим помётом. «Гуси, – подумал он. – Или индюки: для других птиц помёт слишком велик. Этот Ярослав должно быть на короткой ноге с Богом, если смог уберечь нескольких птиц от мора!» Гришка был совершенно уверен, что это не какой-то там старый помёт. Нет! Эти серые с белым червячки появились здесь уже после Пыления, когда весь поголовно домашний скот и птица канули в вечность вместе со своими хозяевами. Они появились здесь уже после дождя – единственного за всё лето, – иначе их просто бы смыло с открытой небу площадки. И они говорили о том, что здесь паслись живые гуси или индюки и от этой мысли рот Гришки наполнился слюной.
Вдруг ему отчаянно захотелось найти группу Ярослава, но теперь не мягкое тепло женских прелестей манило его, а картинка большущего блюда с золотистой тушкой гуся, обложенного испечёнными вместе с ним кислыми маленькими яблочками. Ему виделись гигантские порции скворчащей на сковороде яичницы с огромными оранжевыми желтками. Он вспомнил о супе из птичьих потрохов и шеек. Он подумал о целебной силе гусиной печёнки.
Гришка сглотнул слюну и отогнал от себя соблазнительные видения. Если эти птицы живы, то они и должны оставаться живыми, чтобы размножиться и превратиться из жалкой десятки (по количеству помёта он предполагал, что их приблизительно столько) до большущего стада. Вот тогда их можно начать резать, не опасаясь потерять производителей. Однако если шайка Сергеича схватит этого Ярослава, то плакала гусиная стая – эти придурки, не задумываясь о будущем, сожрут всех птиц. И Гришка решил утаить свое открытие от начальника. Напустив на себя унылый вид, он поплёлся вслед за остальными, изнемогающими от жары и усталости, членами банды.
Только к ночи они закончили прочёсывать посёлок и вышли на автобусную остановку рядом с выездом из частного сектора. Сергеич разрешил устроить привал и Кирилл разжёг костёр, чтобы разогреть консервы с «Завтраком туриста», которые до этого таскал в своем рюкзаке Витёк. Их машины остались на противоположной стороне посёлка, и это было ещё одним немаловажным упущением начальника, о котором думали все, но высказаться по этому поводу решилась только Евгения.
– Так кто же пойдёт за тачками? – задала она болезненный вопрос, многозначительно взглянув на Сергеича. – Или было задумано, что они подкатят к нам сами?
– Будешь язвить, сама за ними отправишься! – раздражённо рявкнул тот. – Я рассчитывал, что мы переночуем в доме у этих говнюков.
– Да? Ты так был уверен в своей победе? Как жаль, что мы их не встретили! – продолжала издеваться Евгения. – Скажи, Серёжа, а что бы мы делали, если бы всё-таки пришлось уносить ноги?
– Заткнись! Ты была с нами вчера, когда мы разрабатывали этот план, и тогда ты не боялась поражения!
– А чего мне было бояться? – она мило улыбнулась. – Ярослав не стал бы стрелять в женщину, а Тарас тем более.
– Ах ты, сучка! – звонкая оплеуха подкрепила вырвавшееся у Сергеича восклицание. – Я знал, что тебе всё равно кого ублажать. Только со мной этого не пройдёт. Слышишь? Я никогда не теряю, того, что приобрёл!
Евгения схватилась за горящую щеку и мгновенно заткнулась: ей не впервой было получать затрещины от любовников, но ни одному из них это не сходило с рук просто так. Она отомстит! Она обязательно отомстит! Но не сейчас – позже, когда настанет подходящий момент. Евгения умела ждать. Ожидание не притупляло обиды, наоборот, оно оттачивало её до остроты бритвы, чтобы в нужный момент полоснуть ею по горлу обидчика… или по тесёмкам его кошелька.
Остальные члены банды благоразумно уткнулись в свои жестянки и молчали: «Моя хата с краю – ничего не знаю». Гришка слишком пристально глянул на дорогу, по которой они вышли на остановку из посёлка, и этот взгляд заметил Витёк. Пацану понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что красные отблески костра высвечивают в дорожной пыли не только следы от их башмаков, но и рифлёную елочку от автомобильных шин. Но поскольку Витёк уже выкурил очередной косячок, то на осмысление увиденного у него ушло добрых десять минут. В конце концов, в гнетущей тишине у костра раздалось его глупое хихиканье, постепенно перерастающее в идиотский гогот.
– Чего ржёшь, ты, придурок? – грубо рявкнул на него Кирилл.
– Мы…гы-гы-гы…начали не с того…гы-гы…конца…гы-гы-гы…конца…гы-гы!
– Обкурок чёртов, о чём ты? – Кирилл уже приподнялся с намерением выписать пацану обычную затрещину, но тот успел ткнуть пальцем в сторону дороги и все взгляды невольно обратились туда.
– Эти следы…гы-гы… тянутся до самого…гы-гы… их крылечка! Сто процентов. Гы-гы-гы! – щерился Витёк в глупой ухмылке. – А мы…гы-гы…облазили всё…гы-гы…село!
– Чёрт, точно! – Кирилл тоже разглядел в пыли ёлочку от шин. – Сергеич, глянь – это ж след от тачки. Ты был прав: они и впрямь тусовались здесь.
– Ага. Только тусовка…гы-гы… закончилась! – продолжал тащиться Витёк и таки получил свою затрещину.
– Да, теперь их здесь нет… – кивнул Сергеич. – Иначе мы бы их не пропустили. Ты была права, Цыпа, малыши сдрейфили и слиняли отсюда.
Евгения ограничилась только быстрым взглядом, искоса брошенным на него, и промолчала. Про себя она подумала, что осторожность это не то же самое, что трусость. Примерно о том же подумал и Гришка. Кирилл думал о том, что они зря напрягались весь день и все из-за дерьмового плана, который не предусматривал такого простого метода поиска противника, как выслеживание его по следам. А ведь это было так логично, объехать сначала вокруг посёлка на тачках, проверяя на предмет следов все дороги, ведущие вглубь его, и по обнаруженным отпечаткам прийти прямёхонько к нужным воротам! Вероятно, те же мысли посетили и голову их командира потому, что он стал мрачнее тучи и украдкой наблюдал за реакцией своих подчиненных. Но все по-прежнему молчали, уткнувшись в свои жестянки с едой. Даже Витёк додумался не комментировать свои мысли вслух.
– Ладно, дальнейший расклад будет такой, – начал Сергеич, убедившись, что никто не собирается его критиковать, по крайней мере вслух. – Мы с Гришей сходим по этим следам и убедимся, что никто не прятался от нас в погребе или ещё где-нибудь, а вы трое отправляйтесь за тачками. В случае чего – откроем пальбу, тогда спешите на подмогу. Если всё будет тихо, встречаемся через час на этом месте.
Отряд разделился: трое из него с Кириллом во главе отправилась по шоссе вокруг частного сектора, а Сергеич с Гришкой снова углубились в лабиринт тёмных улочек.
Гришке пришлось выступить в роли следопыта и только то, что он уже знал, куда нужно идти, помогало ему находить для командира полузатёртые следы от шин при свете луны.
На перекрестке, за которым, как уже знал Гришка, находился нужный им дом, его поджидал ещё один сюрприз. В засохшей грязи на дороге виднелись глубокие впадинки козьих копытец и отпечатки мужских ботинок, оставленные здесь, как и птичий помёт в загородке, после последнего ливня, превратившего грунтовку в вязкое месиво. После поворота эти следы совершенно терялись, истертые проехавшими по ним множество раз колесами автомобиля. Значит, кроме птицы эти кудесники уберегли ещё и козу?! Это было просто невероятно!
– Что там? – раздался над присевшим на корточки Гришкой громкий шепот Сергеича.
– Просто старые козьи следы, – как можно равнодушнее ответил Гришка.
– М-м-м… – протянул начальник а, когда они уже миновали поворот, неожиданно спросил. – А что, коз едят?
– Коз – нет, их держат ради молока. Козлов едят, но они воняют. Даже молодые, – ответил Гришка. – А что?
– Да ничего, просто я раньше не встречал на рынке козлятины, вот и спросил, – пожал плечами Сергеич.
– А-а-а, – протянул Гришка и задумался над тем, какого пола было уцелевшая скотина. – Ну, теперь их нет. Даже самого старого и вонючего козла… Чёрт!
– Что такое?
– Кажется, мы проскочили его, – спохватился Гришка, усердно делая вид, что высматривает на дороге пропавший след. – Точно – проскочили. Следов нет.
– Нужно вернуться, – Сергеич озабоченно оглядывался по сторонам. – Где ты видел их в последний раз?
Они вернулись метров на двадцать назад, и Гришка указал на решётчатые зелёные ворота.
– Следы ведут в этот двор.
– Я помню этот дом, его осматривал Витёк, – Сергеич сплюнул. – Нарк чёртов! И по дороге тоже он шёл, а мы все садами крались.
– Поэтому следы и прошляпили, – понял Гришка.
– Точно, – начальник опять сплюнул. – Ладно, вроде тихо. Пошли – глянем поближе.
Они вошли в калитку и, придерживаясь самых тёмных участков, засновали по двору. Сергеич подёргал двери гаража и погреба, но они были заперты, как и въездные ворота и двери дома. Все шторы на окнах были задёрнуты и рассмотреть, что делается внутри, было невозможно. Тогда он подозвал Гришку и приказал ему разбить одно из окон, чтобы залезть в дом.
Гришка, совершенно уверенный, что хозяева вместе со своими птицами и козой уже далеко отсюда, невозмутимо подчинился, завоевав тем самым уважение со стороны своего трусоватого начальника. Ему и самому было интересно посмотреть, как жили люди, поразительным образом сумевшие уберечь от поголовного мора стольких животных. Однако ничего интересного он не обнаружил, кроме, может быть, фотографии на книжной полке. С неё на Гришку смотрели парень с девушкой – вероятные хозяева этого дома. Ничего примечательного в их лицах Гришка не заметил и поставил фото назад на полку.
– Ну-ну, – оглядываясь по сторонам, произнёс Сергеич. – Старая мебель и новые книги, выцветающие обои и картины. Евгения была права, такие люди никогда не выстрелят в женщину и предпочтут открытому бою слинять от противника. Трепачи и идеалисты. Я переоценил этого Ярослава. Нужно было действовать быстрее и не осторожничать, – он заглянул в платяной шкаф и презрительно хмыкнул. – Даже шмотки свои не забрали: так торопились удрать. Ладно, вряд ли они оставили нам свой новый адрес, так что делать тут больше нечего. Пошли назад Гриша.
На остановке их уже поджидали на машинах. На Базу они вернулись далеко за полночь и Гришка, уверенный, что Саныча отпустит Кирилл, завалился спать. Он пришёл к нему утром, сразу после Кирилла и, опасливо выглядывая из-за занавески во двор, выложил всё, что узнал о судьбе Ирины. Ему доставило огромное удовольствие выражения безграничного облегчения и радости, появившееся на лице у старика в ходе его рассказа. Потом Гришка, утаивший вчера от остальных членов банды сведения о стаде живых птиц и козе, смакуя каждое слово, словно копчёные гусиные крылышки, рассказал Санычу об обнаруженных им доказательствах существования этих животных. Напоследок, перед самым приходом Фёдоровны, он выдал фразу, заставившую сердце Саныча подпрыгнуть от радости:
– Эх, и зачем только я трогал эту Ирку? Ведь если б не это, что бы помешало мне отыскать этих ребят и присоединиться к ним!.