Текст книги "Потерянная реликвия (СИ)"

Автор книги: Мариани Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

  Дверь открылась. – Брук. Привет! »Амаль ухмыльнулась ей, как давно потерянный друг.

  «Нужно попросить тебя еще об одном одолжении, Амаль», – виновато сказала она.

  Он щелкнул пальцами и указал на нее. – Растения, верно?

  – Вы не против?

  'Не за что. Опять к Бобу во Франции? Как он?'

  «Это Бен». Она намеренно не рассказывала о нем Амаль и никогда не рассказывала слишком много о характере своих рабочих поездок в Нормандию. 'Не в этот раз. Я уезжаю в Португалию на несколько дней ».

  'Верно. День отдыха?'

  «Больше похоже на отступление. У меня там есть место, в деревне ».

  'Очень модные.'

  «Вы бы не сказали этого, если бы увидели это. Поверьте, он крошечный – даже коттеджем не назовешь. И очень, очень просто. Фактически, это была деревенская лачуга, когда Брук купила ее пятью годами ранее. По ее зарплате это было лучшее, что она могла себе позволить. План заключался в том, чтобы посещать его не реже двух раз в год, постепенно прибирая, ремонтируя и декорируя место. Это было до того, как Бен Хоуп вошел в ее жизнь, и она начала проводить все больше и больше времени во Франции. Тихая, уединенная небольшая усадьба на холмах недалеко от Вила-Флор была тем, чем она в последнее время пренебрегала, вплоть до того, что подумывала о продаже.

  Однако прямо сейчас она не могла придумать, где бы ей хотелось оказаться.

  «Ты звезда, Амаль. Меня беспокоит этот амарант ».

  'Оставь это мне. Когда ты вернешься, он будет десяти футов высотой.

  – Но одно. Если кто-нибудь придет за мной, не говорите им, куда я пошел, хорошо? И я имею в виду кого угодно .

  'Без проблем. Я не скажу ни слова ». Амаль озабоченно нахмурилась. – Все в порядке, Брук?

  'Все в порядке. Мне просто нужно уйти от всего этого. И спасибо. Я твой должник.'

  Быстрый телефонный звонок в компанию Sturmer-Wainwright Associates был всем, что ей нужно, чтобы найти свободное время для работы со своими боссами. Через пять минут она забронировала рейс онлайн на семь тридцать следующего утра. Если повезет, она будет обедать к себе в Португалии.

  Когда она начала собирать свои вещи для утренней поездки, она почувствовала укол вины при мысли о Бене. Она отчаянно хотела его увидеть – и она это сделает, как только эта дурацкая ситуация с Маршаллом разрешится. Это не могло произойти достаточно скоро. Она позвонила на его мобильный. Без ответа. После гудка она оставила сообщение:

  «Эй, детка, это я. Вы, наверное, задавались вопросом, почему я не связалась. Обещаю, я все объясню, как только смогу, хорошо? В любом случае, я еду к себе в Португалию на несколько дней. Может, неделю или около того. Мне нужен перерыв. Помните, что там нет мобильной связи, поэтому вы не сможете мне позвонить, но не беспокойтесь обо мне, и скоро увидимся. Скучаю. Люблю вас.'

  Глава тридцать

  172 км к юго-западу от Санкт-Петербурга, Россия

  Блестящий черный лимузин Mercedes S-класса остановился на пустынном, пустынном участке проселочной дороги. Когда двигатель заглох, единственным звуком был шепот ветра и карканье далекой вороны. Это было то место, через которое мало кто проходил, и еще меньше людей останавливалось. Дорога была превращена почти в щебень из-за разрушительных последствий слишком многих суровых зим. Несколько деревьев вокруг выглядели изголодавшимися и угнетенными под серым небом. Единственной особенностью этого мрачного пейзажа была разрушенная церковная шпилька в нескольких сотнях метров от нее, ее шпиль был виден с дороги на вершине травянистого холма.

  Григорий Шиков вытащил свою громоздкую фигуру из задней части лимузина и растянул ту жесткость, которая проявилась в его конечностях во время долгой поездки. Спартак Гурко вылез из другой задней двери, а Юрий Майский сошел с водительского места.

  После Петербурга между ними не было ни слова. Гурко ни разу не заговорил. Майски смотрел, как он подошел к задней части машины, открыл багажник и вытащил зеленую военную спортивную сумку и большой черный боевой дробовик. Он был заряжен прочными нарезными пулями размером с винную пробку, способными разорвать человека пополам на расстоянии тридцати метров. Не то чтобы кто-то мог потревожить их здесь, в глуши; хотя Майский знал, что Гурко воспользовался бы такой возможностью.

  Шиков через грудь дотянулся до внутреннего кармана пиджака, вынул единственный лист бумаги и развернул его. В сотый раз с момента отъезда из Джорджии он изучал копию документа, которую извлек из сломанной рамы Гойи. Он оторвался от бумаги и посмотрел на далекие руины церкви. Он облизнул губы и кивнул. 'Это место.'

  Они свернули с дороги, и Шиков пошел вперед по высокой траве. Вскоре он тяжело дышал, пытаясь пересечь пересеченную местность, но нетерпеливо продолжал двигаться вперед.

  Он долго ждал этого момента. Он заплатил высокую цену за то, что, как он знал, ждало его здесь.

  Он представил, как вертит ее в руках. Ласкал его любовными прикосновениями. Чтобы иметь возможность удержать его, наконец-то овладейте им. Волнение было почти невыносимым. Часть его не могла не задаться вопросом, стоило ли приобретение бесценной утерянной реликвии – о которой он так долго мечтал, так далеко за пределами его досягаемости все эти годы – стоило смерти Анатолия. Другая его часть ненавидела себя за то, что так думала.

  И еще одна часть говорила ему, что он думал и делал в свое время вещи, которые были намного, намного хуже. У него было мало времени, чтобы тратить время на праздные чувства, особенно когда что-то подобное вот-вот должно было стать его.

  Майский последовал за ним. Гурко шел сзади, спортивная сумка переброшена через плечо, а дробовик лениво болтался сбоку. На вершине травянистого холма показалась старая разрушенная церковь. В его шпиле гнездились вороны, и все стены, кроме одной, уже давно рухнули на землю, их упавшие серые камни были покрыты мхом и наполовину скрыты полевыми цветами. На месте нефа выросло дерево.

  Бумага дрожала в руке Шикова. Расположение земли было в точности таким, как описал Боровски. 'Сюда.' Он провел их через низкую разрушенную стену на заброшенное кладбище. Некоторые могилы когда-то были величественными, но теперь внушительные памятники и статуи были выветрены и испещрены зеленым лишайником. Другие надгробия были сломаны или смещены, как зубы. На противоположной стороне кладбища виднелась обваливающаяся внешняя стена, а рядом с ней рос старый дуб.

  Дерево было маркером. У его подножия в ряд стояли три простые могилы, камни лежали на земле и наполовину заросли. Места упокоения трех бедняков, трех ничем не примечательных жизней, которые привели к ничем не примечательным концам и растворились в истории. Шиков опустил свою тяжелую фигуру на корточки и внимательно изучил выветренную надпись на первом из трех надгробий. Он покачал головой и подошел к следующему.

  И не этот. Его лицо потемнело. Остался только один. Он неуклюже опустился на корточки и сорвал пучок сорняков, скрывающий отметины на третьем надгробии.

  – Андрей Безухов, – пробормотал он. «Родился в 1794 году, умер в 1853 году». Он глубоко вздохнул и посмотрел на Майского, стоящего рядом. 'Это оно.'

  «Интересно, кем он был, – сказал Майский.

  Шиков с усилием приподнялся и бросил на племянника пустой взгляд. «Кому плевать, кем он был? Это здесь.' Он кивнул Гурко.

  Гурко прислонил пистолет к дереву, отстегнул вещмешок, залез внутрь и вытащил тяжелую металлическую балку. Он закатал рукава и воткнул зубилом конец бруса глубоко в траву на краю надгробия. Мускулы на его предплечьях вздулись, а на коже выступили вены, когда он поднял ее вверх, отрывая тяжелую плиту от земли, отрывая мертвую траву. Жуки и мокрицы устремились прочь от оставленного им прямоугольного участка голой влажной земли.

  Гурко швырнул штангу на траву. Он сунул руку обратно в спортивную сумку и вытащил складную военную лопату. Когда он начал копать, Майский нервно огляделся, и Шиков выглядел все более беспокойным.

  Менее чем через минуту после быстрого рытья лезвие лопаты Гурко наткнулось на что-то металлическое.

  «Быстро», – сказал Шиков. 'Получить это.'

  Гурко ударил ножом по земле и обнажил верх металлического ящика, похожего на небольшую шкатулку. Он был бы слишком мал даже для детского гроба и был закопан слишком близко к поверхности. Гурко уронил лопату и опустился на колени, чтобы копать руками гроб. Он поднял предмет с земли и положил его на траву у могилы.

  Майский не видел, чтобы царь выглядел таким взволнованным после казни Владимира Драго и глав четырех правящих семей в 94-м. Казалось, он наслаждался моментом, словно перед ним ставили изысканное блюдо. Он почти потирал руки от радости.

  «Так вот где Боровски спрятал это». Его голос был сдавленным и хриплым от волнения. Он откашлялся и приказал Гурко открыть гроб.

  Гурко схватился за выпуклую крышку металлического ящика, но она была закрыта ржавчиной. Он протянул руку вниз, вытащил небольшой обоюдоострый кинжал коммандос из скрытых ножен, которые он носил в ботинке, и использовал его острый конец, чтобы открыть коробку. Крышка треснула. Гурко осторожно вытер лезвие о штанину и сунул нож обратно в ножны ботинка. Он открыл гроб и заглянул внутрь. Выражение его лица не изменилось. Он взглянул на Шикова. Снова посмотрел на коробку.

  «Покажи мне», – сказал Шиков, тяжело дыша от нетерпения. Гурко медленно повернул шкатулку, чтобы они могли заглянуть внутрь.

  Пустой.

  Шиков покинул кладбище с таким видом, будто только что присутствовал на похоронах дорогого друга. Его плечи были опущены в мрачном поражении, когда они возвращались к лимузину.

  В машине Майский тяжело вздохнул. «Ну вот и все». Он думал, что старик был серым, как труп. «Мне очень жаль, дядя. Может быть, Боровски вернулся за этим, – добавил он после паузы.

  Шиков покачал головой. 'Нет.'

  «Может, он солгал обо всем этом».

  Шиков снова покачал головой. 'Невозможно.'

  «Значит, его забрал кто-то другой», – сказал Майский.

  Шиков долго молчал. «И мой мальчик умер напрасно», – тихо сказал он и закрыл глаза.

  Сидя за рулем, Гурко ничего не сказал.

  Шикова охватил приступ кашля. Он вытащил таблетку из тюбика в кармане и проглотил ее. Закашлявшись, сказал: «Спартак».

  Гурко медленно повернулся, чтобы посмотреть на него. Его глаза оставались пустыми.

  «Одно дело остается незавершенным, – сказал Шиков. «Пока это не будет сделано, ты работаешь только на меня. Это понятно?

  «Да, – сказал Гурко. Это было первое слово, которое он произнес с тех пор, как они покинули Джорджию.

  – Ты вернешься в Италию или где угодно, и на столько, сколько потребуется. У вас будут неограниченные ресурсы. Мужчины, деньги, транспорт, оружие – ничего. Устраняйте всех, кто встанет у вас на пути ».

  Гурко кивнул. Тонкая улыбка растянула шрам.

  «Найди этого человека, который убил моего мальчика. Как бы долго это ни длилось. Все, что нужно. Ты найдешь мне это. . . это Бен Хоуп . Глаза Шикова наполнились внезапными слезами, он вытер их тыльной стороной ладони и принюхался, потом собрался. – Если хочешь, можешь причинить ему боль. Сделать ему очень больно. Но оставьте его в живых и приведите ко мне. Я хочу быть там в конце. Я хочу быть тем, кто его добивает. Поскольку он заслуживает того, чтобы его закончили. Понятно, Спартак?

  Гурко снова кивнул, широко улыбаясь.

  Шиков щелкнул пальцами. Слезы ушли. 'Заводить машину.'

  Глава тридцать первая

  Рим

  Такси, на которых Бен взял из аэропорта, был выцветший желтый «мерс», который повидал много тяжелой службы и выглядел так, как будто это был второй дом для водителя, веселого, пухлого парня с кудрявыми волосами. Бен зачитал адрес на визитной карточке Тассони, и парень выглядел довольным. Это было прямо на другом конце Рима.

  Почти 5.20 и движение было интенсивным. Пока они мчались по городу, водитель громко играл в Iron Maiden из дребезжащих динамиков, барабанил по рулю и подпевал. Его английский был даже менее понятен, чем слова, которые напевал вокалист.

  «Хорошо, если я закурю?» – сказал Бен сквозь шум.

  Парень сделал небрежный жест, говорящий: «Конечно, делай, что хочешь». Не из суетливых. Бен откинулся на изношенном сиденье и вытащил свои «Гулуаз» и «Зиппо». Он предложил одну водителю. Парень был рад принять. Бен курил, смотрел на город и думал об Урбано Тассони.

  Когда ранее в тот же день политик пригласил его на обед, Бен предположил, что он просто хотел снискать расположение публики тем, что его видели в компании «l'eroe della galleria» . Видения самого себя, идущего в поток вспышек фотокамер, взводы папарацци топают друг друга, чтобы сделать снимок. Необходимость позировать для рукопожатия с политиком, весь утомительный медийный ритуал хватки и ухмылки, которого он бы сделал все, чтобы избежать.

  Но теперь Бен понял, что его предположение было ложным. В конце концов, скорее всего, ужин был бы очень частным делом. Только они двое, за хорошей едой и хорошим вином, как и обещал Тассони. Приятные, тихие пару часов, в течение которых политик использовал бы всю свою хорошо отработанную хитрость, чтобы накачать Бена, насколько он знал или мог догадаться об ограблении галереи. Кто бы ни организовал операцию, они не думали, что их план будет прерван кем-то вроде него; и независимо от участия Тассони, было разумно, что он хотел бы оценить уровень угрозы, которую Бен представлял сейчас, после.

  Этот неожиданный визит обещал быть интересным. Даже политика можно заставить сказать правду. Все, что потребовалось, – это небольшое давление нужного рода. К тому времени, когда их обсуждение закончится, Тассони почувствует, что его полностью вытеснили.

  Было уже после четверти седьмого, когда такси остановилось на тихой улице, где жил политик. Судя по средней стоимости машин, припаркованных у тротуара, Тассони выбрал для себя один из самых престижных районов римского пригорода. Дома были широко расставлены и стояли далеко от дороги в конце длинных мощеных или вымощенных гравием проездов. В вечернем воздухе пахло цветами и свежескошенными газонами. Дом Тассони был ограничен высокой стеной. Дом представлял собой изящную белую виллу, его фасад элегантно наполовину скрыт за поникшими ивами. Перед главным входом был припаркован сверкающий белый Porsche Cayman рядом с бордовым внедорожником Cadillac. Если Тассони был патриотом, это не сказалось на его автомобильных вкусах.

  Камеры смотрели вниз с высоких столбов ворот. Бен не собирался никого убивать. Еще нет. Так что не нервозность по поводу того, что его поймали на записи службы безопасности, заставила его остановиться и снова взглянуть на маленькие черные линзы, которые наблюдали за ним сверху. Он снова думал о несоответствиях. Нетренированный глаз пропустил бы их, но Бен уже выделял детали, которые, казалось, вызывали раздражение.

  Политик явно ценил свою безопасность; но высокие ворота из кованого железа были распахнуты настежь. Не просто открывать, а заклинивать деревянными клиньями, чтобы их автоматический механизм закрывания был заблокирован. Не самый безопасный периметр, который Бену когда-либо приходилось пересекать.

  Он прошел через открытые ворота и поднялся по подъездной дорожке. Лужайки были аккуратными, клумбы аккуратными. Необычный гравий, не просто щебень из карьера, а дорогие поделки. Бен заметил это только из-за канавок для шин, врезанных настолько глубоко в поверхность, что местами они доходили до черной синтетической мембраны под ней. Как будто кто-то очень спешно уехал с места. Больше непоследовательности. Дом Тассони выглядел достаточно ухоженным, чтобы укомплектовать его персоналом. Такое место, как вы ожидаете, что из-за кустов выйдут два маленьких парня, чтобы разгребать за вами гравий. Срочные следы заноса указали не на ту ноту. Тонкое ощущение пустоты, определенного отчаяния, которое Бен не мог уловить.

  Он пошел к дому. В конце подъездная дорожка раздваивалась на две части и в форме буквы U пересекала фасад виллы. Он поднялся по ступенькам ко входу и искал глазами кнопку звонка. Прежде чем он нашел его, он увидел зазор шириной в дюйм между дверью и рамой. Он толкнул его ногой, и дверь бесшумно распахнулась.

  Коридор был большим и элегантно обставленным, с огромными полированными каменными плитками на полу, каждая из которых, вероятно, стоила стоимости маленькой машины. Это заставило Бена подумать о старой части здания Академии Джордани в более зрелищном масштабе. Широкая двойная лестница была устлана красным ковром, а перила блестели свежим воском. Прекрасный фон для фотосессии на Grazia или Paris Match .

  Но не сегодня. Не обошлось и без серьезной уборки.

  В десяти метрах от входа на блестящем полу лежали, растянувшись на спине, двое мужчин в темных костюмах. Телохранители Тассони. Они пробыли там недолго, потому что лужи крови вокруг них еще не полностью застеклись. Бен поставил это примерно на двадцать минут. Оба мужчины были застрелены.

  Бен подошел к ним. Его не интересовал более светлый из двух парней поменьше. Это был большой, который привлек его внимание и удерживал его. Встав, он был бы выше Бена, может быть, на четыре дюйма. Покрой его костюма не мог скрыть громадную массу его груди, плеч и рук. Но никакие мышцы не могли остановить пулю. Один пробил его левую грудную клетку прямо в сердце. Хотя, вероятно, это не убило его сразу. Смертельный выстрел разделил его темные очки пополам, прежде чем вылетел через затылок. Все выше бровей было покрыто мульчей. Лицо ниже бровей практически не пострадало. Темные очки упали, открыв глаза парня, которые были открыты и смотрели.

  Один коричневый. Один орешник.

  Когда он умер, здоровяк собирался схватить свое оружие. Массивный автоматический пистолет .45 «Ругер» свободно держал в вытянутой руке. Бен подобрал его. Он был загружен. Лучше иметь и не нуждаться в нем, чем нуждаться в нем и не иметь. Первый урок, который Бунзи Маккалок преподал ему давным-давно, он прижился.

  Он огляделся по сторонам и тогда заметил, как ступня просовывалась через перила перил. Ботинок был блестящим. Дорогая итальянская кожа. Он поднялся по лестнице, чтобы увидеть больше, но уже знал, чью ногу видит.

  Что было к лучшему, потому что все лицо Тассони отсутствовало. Обильное пятно крови и пулевое отверстие в стене лестницы сказали Бену, что политик произвел один выстрел в голову, еще стоя на ногах, а затем второй после того, как упал.

  Не самый грязный выстрел в голову, который Бен когда-либо видел, но не так уж и далеко.

  «Это не кусок угля, – подумал он.

  Первый выстрел попал прямо в голову Тассони и попал в стену. Бен осторожно перешагнул через тело и осмотрел дыру в гипсе. Он был аккуратным и чистым, примерно подходящего размера для того, чтобы просверлить его под пистолетную пулю .38 или .357. Он мог видеть сквозь него следующую комнату. Гильзы не лежали, значит, либо стрелок их подобрал, либо использовал револьвер. Три мишени по два выстрела в сумме – шесть. Револьвер имел смысл. Это также считается баллистической оценкой. Самым пробивающим калибром, который Бен использовал в автоматическом пистолете, был патрон .357 SIG еще в армейские времена. Он был задуман военным с целью обеспечить немного большей мощности, чем стандартные 9-мм автоматические патроны. Но даже .357 SIG не смог пробить череп человека и выйти с другой стороны, оторвав большую часть его головы, прежде чем пройти сквозь стену позади него.

  В то время как револьверный патрон, такой как .357 Magnum, был совершенно другой концепцией. Это было разработано не солдатом, а охотником на крупную дичь по имени Элмер Кейт еще в 1934 году. Кейт был больше озабочен уничтожением лося с трехсот метров, чем человеком на расстоянии комнаты. Сорок четыре тысячи фунтов на квадратный дюйм давления, достаточного, чтобы пробить пулю через блок двигателя. Именно поэтому ни один солдат не стал бы использовать его для ближнего боя. Слишком проницательно. Даже SAS не мог видеть сквозь стены и сказать, кто мог стоять в соседней комнате, ожидая, чтобы поймать случайный снаряд. Товарищ. Ни в чем не повинное гражданское лицо. Заложник. Ребенок. И чистая сила калибра была также причиной, по которой ни один профессиональный убийца не выбрал бы его, особенно для убийств с близкого расстояния в помещении в жилом районе. Револьвер .357 Magnum невозможно было заставить замолчать. Не просто сложно. Невозможно. И ошеломляюще громкий, грубый высокий лай в сочетании со сверхзвуковым треском, который в сумме составлял всего несколько децибел, не считая того, что он стоит рядом с гигантским реактивным двигателем при взлете. Звук, который может разноситься на многие мили.

  Итак, за три секунды, потраченные Беном на оценку ситуации, он понял, что видит больше несоответствий. Профессиональное убийство, совершенное явно непрофессионально. В его голове прозвучали еще более странные записи.

  Но сейчас не время пытаться понять это. Он спустился по лестнице в коридор и начал проверять комнаты. Первая была столовой с длинным столом и роялем. Следующее было что-то вроде посудомойки. Третья дверь, которую он попробовал, вела в маленькую комнату с рядом мониторов безопасности на стене и столом, покрытым электронным оборудованием. Стек из четырех DVD-рекордеров на профессиональной системе монтажа в стойку выглядел как произведение искусства. Спагетти из проводов, идущих от задней части машин, тянулись к разделителю, который, как нетрудно догадаться, был подключен к системе видеонаблюдения. Все четыре порта для дисков на машинах были открыты. Диски были удалены, а вместе с ними – свидетельства камер о событиях дня. Система безопасности была слепым свидетелем всего, что произошло с тех пор.

  Бену хотелось бы больше времени провести по дому Тассони. Ему не хватало ключей к разгадке того, что, черт возьми, все это было. Но звук полицейских сирен снаружи, все еще далеко и постепенно приближающийся, сказал ему, что его время на исходе. Он побежал обратно в холл и через дверь справа от лестницы, которая вела в шикарную гостиную. За ней был большой зимний сад и раздвижные стеклянные двери, ведущие в задний сад. Обогнув L-образный бассейн, он направился через внутренний дворик к длинной лужайке, ведущей к дальней стене сада. Быстро перелезая через нее, он спрыгнул в соседний сад. Детские качели, теннисный корт, участок леса. Он проскользнул в деревья и ушел прежде, чем первая из вопящей колонны полицейских машин добралась до ворот Тассони.

  Глава тридцать вторая

  Лондон

  В закрытой операционной на верхнем этаже высокого, современного, тщательно охраняемого здания, подлинная личность и предназначение которого держались в строжайшем секрете от публики, за столом собрались девять человек. Если бы в комнате были какие-то окна, открывался бы захватывающий вид на Темзу, Вестминстерский мост, Биг-Бен и здание парламента. То, что видели и обсуждали внутри, тщательно держалось подальше от посторонних глаз и ушей, но через гигантский ЖК-экран, доминировавший в дальнем конце комнаты, те, кому был предоставлен доступ, имели окно в мир, досягаемость которого была практически безграничной. Не выходя из кресел, они могли наблюдать за событиями в любой точке мира по мере их развития. Увеличивайте отдельных игроков достаточно близко, чтобы считать волосы на их головах и отслеживать их в любом месте. Все они передавались им из космоса в четких цветах высокого разрешения, которыми управляла небольшая команда техников в униформе и наушниках, которые сидели по другую сторону стены из звуконепроницаемого листового стекла.

  Самым старшим членом группы, сидящим во главе стола, был худощавый седой мужчина по имени Мейсон Феррис. Даже для его ближайших помощников, закаленных ветеранов, таких как Брюстер Блэкмор, сидящий справа от него, и Сталоглазая Патриция Йемм слева от него, Феррис был легендой. Его нынешнее занятие было даже менее достоянием общественности, чем подробности его прошлой военной карьеры. Само его присутствие в комнате вызывало абсолютное почтение.

  Из всех собравшихся за столом никто не трепетал перед Феррисом больше, чем Джейми Листер, двадцатидевятилетний, безусловно, самый молодой и сырой новобранец в команде, только что получивший повышение из шпионского центра GCHQ в Челтенхэме. Он просто надеялся, что не будет похож на этих парней, когда достигнет их возраста. Феррис был искривленным скелетом человека. Напротив, Блэкмор выглядел так, как будто он жил исключительно на сальной диете, с кожей, которая не видела солнечного света в течение десятилетий. Все остальное не выглядело лучше. Листер старался не смотреть слишком много.

  Это был первый визит Листера в операционную, и он чувствовал себя таким же скованным и неловким, как новый жесткий, колючий костюм, который на нем был. С того момента, как он был допущен через службу безопасности и занял свое место в комнате, он замечал, что настороженные глаза Брюстера Блэкмора время от времени бегают в его сторону. Из небольших служебных сплетен, которые Листер сумел уловить за свое короткое время в отделе, он узнал, что Блэкмор жил, чтобы служить своему лорду и хозяину Феррису. Мужчина ничего не пропустил и обо всем сообщил.

  На гигантском экране был четкий вид с воздуха на большую виллу, расположенную в ухоженных садах в тихом пригороде Рима. Изображение было пересечено линиями сетки, техническими показаниями и координатами, которые постоянно менялись, поскольку спутник медленно панорамировал, следуя за одинокой фигурой, появляющейся из задней части дома. Они наблюдали, как он украдкой пересек территорию, перепрыгнул через стену у основания сада и проскользнул в деревья на соседнем участке. Взгляд спутника следил за ним, пока он шел по тихим улицам. Наблюдателей не интересовала стая полицейских машин у входа на виллу, которую он только что покинул.

  Перед всеми девятью сидящими за столом была открыта идентичная копия одного и того же секретного дела. К этому времени все были хорошо знакомы с деталями человека, за движениями которого они следили последние двадцать четыре часа. Они видели, как его увозили с места ограбления галереи в больницу. Отслеживал его маршрут к штаб-квартире карабинеров в Риме и обратно и наблюдал за ним через систему безопасности аэропорта видеонаблюдения, когда он странным образом опоздал на свой рейс и, по-видимому, решил остаться в Италии.

  – Чем вы занимаетесь, мистер Хоуп? – сказала Патрисия Йемм с полуулыбкой, внимательно наблюдая, как фигура на экране бродит по тихим пригородным улицам. Спутниковый снимок был увеличен в большом размере. Они могли видеть задумчивый наклон его головы, когда он шел, сияние его сигареты.

  – Вы имеете в виду, кроме уничтожения всей операции? – сказал Блэкмор.

  Феррис нетерпеливо махнула рукой. «Вопрос в том, что нам с ним делать?»

  За столом напротив Джейми Листера впервые заговорил крупный мужчина с квадратными плечами по имени Мак. «Я думаю, мы все согласимся с тем, что участие Хоуп в этой деликатной ситуации представляет для нас потенциально пагубную ответственность. Я имею в виду, что ему просто повезло, что он выбрался оттуда до того, как приехала кровавая полиция. Это был тщательно продуманный план, и он ошибся в его середине – не один раз, а теперь уже дважды. Он слабая пушка. Я вижу только одно решение ».

  «Я согласна с этим», – сказала женщина слева от Листера. У нее были темно-каштановые волосы, коротко остриженные, как у мужчин, и ярко-красная помада, которая блестела в свете огней. Бирка с именем на ее куртке гласила: «Лесли Поллок».

  Из-за стола послышались кивки и одобрительный шепот. Листер посмотрел на папку перед ним и ничего не сказал. Во рту пересохло. Посередине стола стоял графин с минеральной водой и девять стаканов, но он знал неписаное правило, согласно которому никто не будет пить, пока Феррис не сделает этого из уважения.

  «Поэтому я предлагаю принять меры, чтобы убрать его из поля зрения», – сказал Мак, торжественно глядя на своих коллег по столу. «И постарайся найти четкий выход из этого ужасного беспорядка, в котором мы находимся».

  Патрисия Йемм отвернулась от экрана и придвинула свой стул поближе к столу. Она постучала длинными красными ногтями по открытой папке перед ней. «Мы уверены, что хотим принять окончательные меры против этого человека? Он не самая легкая цель. Это могло стать очень уродливым ».

  «Естественно, это должно быть быстро и тихо, – сказал Мак. „Трудно, но возможно. Нет ничего невозможного. Это неоднократно доказывалось этим отделом и другими “.

  Лесли Поллок поджала губы и кивнула. «Это просто вопрос выбора наиболее подходящего актива для распределения задачи. У нас есть люди в режиме ожидания. Просто принимает текстовое сообщение. Проблема удалена.

  Рот Листера с каждой минутой пересыхал все больше. Он знал, чего ожидать, когда подал заявку на работу в отделе. Но даже в этом случае разговор казался ему совершенно нереальным. Проблема удалена. Здесь обсуждали мужскую жизнь.

  Он думал о своем отце. Он сглотнул.

  – Вы читали досье Хоуп? – с сомнением сказал Йемм, поворачиваясь, чтобы посмотреть через стол на Мака и Поллока.

  Мак покраснел от раздражения. «Я прекрасно осведомлен о его возможностях. Но он не единственный, кого мы подготовили до такого уровня. Его можно вынуть. И на данном этапе я бы поддержал именно такой курс действий. Честно говоря, я не думаю, что у нас остался выбор в этом вопросе ».

  Феррис внимательно слушал, опустив подбородок на грудь. Он прищелкнул языком, и все восемь голов сразу же обратили внимание. «Это мое ощущение», – начал Феррис, затем прервал себя, протянул через стол длинную костлявую руку и взял графин с водой. Он не спеша налил себе стакан и медленно отпил. Листер воспользовался возможностью, чтобы налить себе стакан. Он выпил залпом. Блэкмор наблюдал за ним.

  – продолжил Феррис, тщательно взвешивая свои слова. «Мне кажется, что, хотя наш друг здесь, безусловно, был обузой для нас до сих пор – и в принципе я могу согласиться с оценкой моего уважаемого коллеги – есть альтернативный курс действий, который, похоже, никто из вас не рассматривал».

  Все взгляды были прикованы к Феррису, за исключением Мака, который, казалось, внезапно проявил глубокий интерес к ремешку своих часов.

  «На мой взгляд, внезапное и неожиданное вторжение майора Хоупа в ситуацию Урбано Тассони работает довольно четко в нашу пользу, – продолжил Феррис. „В данных обстоятельствах удаление не является подходящим способом действий. И я не хочу, чтобы это решалось в частном порядке. Я хочу, чтобы этого человека привели живым, как можно громче и публично “.