Текст книги "Прекрасная тьма"
Автор книги: Маргарет Штоль
Соавторы: Ками Гарсия
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
Глава тридцать девятая
Двадцать первое июня. Тьма и Свет
Лена стояла, вытянувшись как струна, темный силуэт под огромной луной. Она не плакала и не кричала. Её ноги твердо стояли на земле по обе стороны от длинной трещины, которая теперь прочертила пол пещеры, почти целиком расколов его напополам.
– Что сейчас произошло? – Лив искала ответы у Аммы и Аурелии.
Я проследил за взглядом Лены через громадный скальный массив и понял причину её молчания. Она была в шоке, ее взгляд был прикован к одному знакомому лицу.
– Что ж, судя по всему, Абрахам вмешался в Порядок вещей, – Мэйкон стоял у входа в пещеру, обрамлённый светом луны, которая начала срастаться обратно. Рядом с ним стояли Леа и Бэйд. Я не знал, как долго он там стоял, но, взглянув в лицо Мэйкона, мог сказать, что он видел всё. Он медленно пошёл вперед, все еще заново привыкая ходить по земле. Бэйд шла за ним по пятам, а Леа придерживала его за руку.
Лена обмякла при звуке его голоса, голоса из могилы. Я услышал мысль, едва слышную. Она боялась даже думать об этом.
Дядя Мэйкон?
Она побледнела. Я вспомнил, что чувствовал, когда увидел на кладбище свою маму.
– Впечатляющий фокус вы с Сарафиной провернули, чтобы добиться своего, дед. Этого у тебя не отнять. Вызвать Луну Призвания раньше срока? Ты превзошёл себя, правда, – голос Мэйкона эхом отразился от стен пещеры. Воздух был неподвижен, и стояла такая тишина, что не было слышно ничего, кроме тихого плеска волн. – Конечно же, стоило мне узнать, что это твоих рук дело, как я уже не смог остаться в стороне, – Мэйкон выжидал, словно рассчитывая на ответ. Но не получив его, рявкнул: – Абрахам! Узнаю в этом твой почерк.
Пещера задрожала. Из зазубренной трещины в потолке посыпались камни, ударяясь об пол. Казалось, будто вся пещера вот-вот обрушится. Небо потемнело. Зеленоглазый Мэйкон – Светлый Маг, если именно им он теперь являлся, – казался даже более сильным, чем инкуб, которым он был прежде.
Рокочущий смех разнесся в пещере. Внизу на мокрый пол пещеры, который больше не освещала луна, из тени выступил Абрахам. Со своей белой бородой и подходящим белым костюмом он выглядел как безобидный старик, а не как темнейший из Кровавых инкубов. Хантинг держался около него.
Абрахам встал над Сарафиной, чье тело лежало на земле. Она стала почти белой, покрывшись толстым слоем инея и превратившись в ледяной кокон.
– Ты звал меня, мальчишка? – старик снова засмеялся, резко и отрывисто. – Ох уж это высокомерие юности. Через сотню другую лет ты узнаешь свое место, внук.
Я попытался мысленно подсчитать поколения между ними – четыре, может быть, даже пять.
– Я хорошо знаю свое место, дед. К несчастью, и это в особенности странно, я верю, что я буду тем, кто тебе укажет на твое.
Абрахам неспешно пригладил свою бороду:
– Малыш Мэйкон Равенвуд. Ты всегда был пропащим парнем. Но это твоё дело, а не моё. Кровь есть кровь, как Тьма есть Тьма. Тебе следовало бы помнить, куда простирается твоя преданность, – он, помолчав, перевел взгляд на Лею. – Хорошо бы ты тоже об этом помнила, дорогая. Но тебя, к сожалению, воспитал Маг, – он пожал плечами.
На лице Леи явно отразилась злость, но и страх тоже был заметен. Оно была бы не прочь схватиться с Кровавой стаей, но бросать вызов Абрахаму она не хотела.
Абрахам взглянул на Хантинга:
– К слову о пропащих, а где Джон?
– Смылся. Трус.
Абрахам резко повернулся к Хантингу:
– Джон не способен на трусость. Это не в его характере. И его жизнь значит для меня больше, чем твоя. Потому я тебе советую его отыскать.
Хантинг опустил взгляд и кивнул. Интересно, почему Джон Брид так важен для Абрахама, которому, по-видимому, ни до кого нет дела?
Мэйкон внимательно наблюдал за Абрахамом:
– Трогательно видеть, как ты беспокоишься о своём мальчике. Я искренне надеюсь, что ты сможешь его найти. Я знаю, как это больно – потерять ребёнка.
Пещеру снова затрясло, и камни полетели к нашим ногам.
– Что ты сделал с Джоном? – в гневе Абрахам уже меньше казался безобидным стариком и больше походил на демона, каковым он в действительности и являлся.
– Что я с ним сделал? Думаю, вопрос в том, что ты с ним сделал? – чёрные глаза Абрахама сощурились, но Мэйкон лишь улыбнулся. – Инкуб, который может выходить на солнечный свет и сохранять силу без питания… потребовалось бы весьма специфичное наследование двух признаков одновременно, чтобы создать у ребёнка эти способности. Согласен? Говоря научно, тебе нужны были бы признаки смертного, но всё же этот мальчик, Джон, обладает способностями Мага. У него не может быть троих родителей, что означает, его мать была…
Лия ахнула:
– Кукловодом.
Каждый присутствующий Маг отреагировал на это слово. Удивление разнеслось словно рябь, воздух будто стал еще холоднее. Только Амма выглядела невозмутимой. Она сложила руки на груди и впилась взглядом в Абрахама Равенвуда, словно он был ещё одним цыплёнком, которого она собиралась ощипать, освежевать и сварить в своей помятой кастрюле.
Я попытался вспомнить, что Лена рассказывала мне о Кукловодах. Это метаморфы, наделённые способностью принимать чей-то человеческий облик. Они не просто вселяются в тело смертного, как Сарафина. Кукловоды могут по-настоящему становиться этими смертными на непродолжительные периоды времени.
Мэйкон улыбнулся:
– Точно. Магом, который может становиться человеком на время, достаточное для зачатия ребёнка с ДНК смертного и Мага с одной стороны и инкуба с другой. Ты немало потрудился, верно, дед? Я и не представлял, что в свободное время ты занимаешься селекцией.
Глаза Абрахама почернели:
– Ты единственный, кто запятнал собой Порядок вещей. Сначала своей безрассудной страстью к Смертной, а затем изменением своей собственной природы ради защиты этой девчонки, – Абрахам покачал головой, как будто Мэйкон был не более чем импульсивным подростком. – И к чему это привело? Теперь дитя Дюкейн раскололо луну. Знаешь ли ты, что это значит? Угроза, которую она навлекла на всех нас?
– Судьба моей племянницы тебя не касается. У тебя, кажется, и так хлопот полон рот с твоим научным экспериментом. Хотя я не могу не интересоваться, зачем он тебе нужен, – зеленые глаза Мэйкона вспыхнули, когда он это сказал.
– Будь осторожнее со словами, – Хантинг шагнул вперёд, но Абрахам взмахнул рукой, и тот остановился. – Убив однажды, убью тебя и дважды.
Мэйкон покачал головой:
– Детский лепет, Хантинг. Если планируешь свой жизненный путь в качестве подхалима деда, тебе придётся поработать над подачей текста, – Мэйкон вздохнул. – А теперь спрячь свой хвост промеж ног и следуй за хозяином словно верный пёс.
Выражение лица Хантинга ожесточилось.
Мэйкон перевел взгляд на Абрахама:
– И да, дед, как бы ни хотелось мне ознакомиться с твоими лабораторными записями, думаю, тебе пора уходить.
Старик засмеялся. Холодный ветер закружил вокруг него, со свистом проносясь меж скал.
– Думаешь, ты можешь помыкать мной как мальчиком на побегушках? Ты не будешь произносить моё имя, Мэйкон Равенвуд. Ты будешь выкрикивать его. Ты напишешь его кровью, – ветер вокруг Абрахама усилился, его галстук хлестал его по телу. – А когда ты умрёшь, к моему имени по-прежнему будут относиться с почтением, а твоё будет забыто.
Мэйкон посмотрел ему в глаза без малейшего намёка на страх:
– Как разъяснил мой математически одарённый брат, однажды я уже умер. Придётся тебе придумать что-нибудь новое, старик. А то это становится скучным. Позволь посмотреть, как ты исчезнешь.
Мэйкон щёлкнул пальцами, и я услышал рвущийся звук, когда за Абрахамом распахнулась ночь. Старик смешался, а потом улыбнулся:
– Возраст, должно быть, влияет на меня. Я едва не забыл собрать свои вещи перед уходом, – он вытянул руку, и из одной из расщелин в скале появилось нечто. Исчезнув, оно вновь появилось у него в руке. На мгновение у меня перехватило дыхание, когда я увидел её.
Книгу Лун.
Книгу, которая, как мы думали, сгорела дотла на полях Гринбрайера. Книгу, которая сама по себе была проклятьем.
Лицо Мэйкона потемнело, и он протянул руку:
– Это принадлежит не тебе, дед.
Книга дёрнулась в руке Абрахама, но окружавшая его тьма сгустилась, и старик с улыбкой передёрнул плечами. Через мгновение рвущийся звук прокатился эхом по пещере, когда он исчез, забрав с собой Книгу, Хантинга и Сарафину. Когда эхо смолкло, мелкие волны смыли даже отпечаток тела Сарафины на песке.
На звуке разрывающегося воздуха, Лена побежала. К тому времени, как Абрахам исчез, она уже была на другой стороне каменистого пола пещеры, на полпути к Мэйкону. Он опирался о шершавую стену, когда Лена бросилась ему на грудь, и покачнулся, будто мог упасть.
– Ты умер, – пробормотала Лена в его грязную рваную рубашку.
– Нет, милая. Я вполне живой, – он поднял её лицо, чтобы Лена взглянула на него. – Посмотри на меня. Я по-прежнему здесь.
– Твои глаза. Они зелёные, – потрясённая она коснулась его лица.
– А твои – нет, – он печально дотронулся до её щеки. – Но они прекрасны. Оба, и зелёный, и золотой.
Лена недоверчиво покачала головой:
– Я убила тебя. Я воспользовалась Книгой, и она убила тебя.
Мэйкон погладил её по волосам:
– Лайла Джейн спасла меня прежде, чем я пересёк грань. Она заключила меня в Светоч, а Итан освободил меня. Это была не твоя вина, Лена. Ты не могла знать, что произойдет, – Лена начала всхлипывать. Он погладил её растрёпанные чёрные кудри. – Тихо-тихо. Теперь всё в порядке. Всё закончилось.
Мэйкон лгал. Я видел по его глазам. Чёрные омуты, хранившие его тайны, исчезли. Я понял не всё, что сказал Абрахам, но знал, что в этом есть правда. Что бы ни случилось, когда Лена сама выбрала себе Призвание, это было не решением наших проблем, а само по себе новой проблемой.
Лена отстранилась от Мэйкона:
– Дядя Мэйкон, я не знала, что так случится. В одну минуту я думала о Тьме и Свете – о том, чего я действительно хочу. Но всё, о чём я могла думать, – что я не принадлежу ни к чему. После всего, через что я прошла, я не Светлая и не Тёмная. Я и та, и другая.
– Всё в порядке, Лена, – он потянулся к ней, но она осталась стоять на месте.
– Нет, – Лена покачала головой. – Посмотри, что я наделала. Тётушка Твила и Ридли ушли, а Ларкин…
Мэйкон посмотрел на Лену так, будто видел её впервые:
– Ты сделала то, что тебе пришлось сделать. Ты сама выбрала себе Призвание. Ты не выбрала место в Порядке Вещей. Ты изменила его.
Её голос прозвучал неуверенно:
– Что это значит?
– Это значит, что ты та, кто ты есть – сильная и неповторимая – как Великий Рубеж, место, где нет Тьмы или Света, а есть только магия. Но в отличие от нейтрального Великого Рубежа, ты и Светлая, и Тёмная. Подобно мне. И после того, что я увидел сегодня ночью, и подобно Ридли.
– Но что случилось с луной? – Лена взглянула на Бабулю, но со скального уступа заговорила Амма.
– Ты расколола её, дитя. Мелхиседек прав, Порядок вещей изменен. Не могу сказать, что теперь будет, – то, каким тоном она произнесла «изменен», ясно говорило о том, что это последнее, что нам было нужно.
– Я не понимаю. Вы все здесь, но Хантинг и Абрахам тоже. Как это возможно? Проклятие… – Лена запнулась.
– Ты выбрала и Тьму, и Свет – условие, которое проклятие не предусмотрело. Никто из нас этого не предвидел, – в голосе Бабули слышалась боль. Она что-то скрывала, и я чувствовал, что всё намного сложнее, чем она показывала. – Просто я рада, что с тобой всё в порядке.
В пещере послышался всплеск воды. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за угла взметнулись розово-белые пряди Ридли. Прямо позади неё стоял Линк.
– Похоже, я действительно смертная, – Ридли произнесла это с привычным ей сарказмом, но в голосе слышалось облегчение. – Вечно тебе нужно быть не такой как все, да? Молодец, опять всё испортила, сестрёнка.
У Лены перехватило дыхание, на секунду она просто замерла.
Это было уже слишком. Мэйкон был жив, в то время как Лена считала, что убила его. Она выбрала Призвание, и осталась и Темной, и Светлой. И насколько я понял, она расколола луну. Я знал, что Лена вот-вот лишится чувств от пережитого. И когда это случится, я буду рядом, чтобы увезти её домой.
Лена сжала Ридли и Мэйкона в объятиях, заключая их в ее собственном магическом круге, она не была больше ни Темной, ни Светлой, просто очень уставшей, но не одинокой.
Глава сороковая
Двадцать второе июня. Путь домой
Я не мог больше спать. Прошлой ночью я повалился на знакомый сосновый пол Лениной комнаты. Мы оба отключились прямо в одежде. Было странно двадцать четыре часа спустя оказаться в своей собственной комнате, снова в постели, после сна между древесных корней на грязной лесной подстилке. Я слишком многое повидал. Я встал и, несмотря на зной, закрыл окно. Снаружи слишком многого стоило бояться, слишком со многим надо было сражаться.
Удивительно, что в Гатлине вообще кто-то спал.
У Люсиль такой проблемы не было. Она смяла кучу грязной одежды в углу, взбив себе постель на ночь. Эта кошка могла спать где угодно.
Но не я. Я опять перевернулся, я с трудом привыкал к вновь обретенному комфорту.
Я тоже.
Я улыбнулся. Скрипнули половицы, и дверь моей комнаты распахнулась. В дверном проёме стояла Лена в моей полинялой футболке с Серебряным Сёрфером. Я смог разглядеть под ней краешек пижамных шортиков. Её волосы были влажными, и она снова распустила их, как мне нравилось больше всего.
– Это сон, да?
Лена закрыла за собой дверь с едва заметным огоньком в своих разноцветных глазах.
– А ты думаешь, это сон твоего типа или моего? – она откинула одеяло и забралась ко мне. Она пахла лимонами, розмарином и мылом. Для нас обоих это был долгий путь. Лена уткнулась мне в шею и прижалась ко мне. Я чувствовал, что под моим одеялом вместе с нами были и ее вопросы, и ее слезы.
Что такое, Ли?
Она еще теснее прижалась ко мне.
Думаешь, ты когда-нибудь сможешь простить меня? Знаю, ничто уже не будет прежним…
Я крепче обнял Лену, вспомнив все те моменты, когда думал, что потерял её навсегда. Эти воспоминания вились вокруг, грозя раздавить меня своей тяжестью. Нет ни единого шанса, что я смогу жить без неё. Простить её не было проблемой.
Все будет по-другому. Лучше.
Но я не Светлая, Итан. Я нечто иное. Я… сложная.
Я вытащил из-под одеяла ее руку и поцеловал. Я поцеловал её ладонь там, где так и не исчез витиеватый чёрный узор. Казалось, что он был нарисован маркером «шарпи», но я знал, что он уже никогда не сойдет.
– Я знаю, кто ты, и я люблю тебя. Этого ничто не изменит.
– Если бы можно было все вернуть. Если бы…
Я прижался лбом к её лбу:
– Перестань. Ты – это ты. Ты выбрала быть самой собой.
– Это страшно. Всю свою жизнь я росла и с Тьмой, и со Светом. Странно, что я не принадлежу ни к одной стороне, – Лена откинулась на спину. – Что, если я ничто?
– Что, если это неверный вопрос?
Она улыбнулась:
– Да ну? А какой же верный?
– Ты – это ты. Кто это? Кем она хочет быть? И как я могу заставить её поцеловать меня?
Лена приподнялась на локтях и склонилась к моему лицу, щекоча меня волосами. Её губы коснулись моих, и оно вернулось – электричество; разряд, который пробегал между нами. Я скучал по нему, даже когда он обжигал мне губы.
Но не хватало кое-чего ещё.
Я перегнулся через Лену и, открыв ящик прикроватной тумбочки, пошарил внутри.
– Думаю, это принадлежит тебе, – я уронил цепочку в ее руку, воспоминания рассыпались между пальцами: серебряная пуговица, которую она прицепила на скрепку, красная нитка, маленький маркер «шарпи», который я дал ей на водонапорной башне.
Потрясённая, Лена смотрела на свою ладонь.
– Я добавил кое-что, – я распутал талисманы, чтобы она увидела серебряного воробушка с похорон Мэйкона. Теперь у него было совсем другое значение. – Амма говорит, воробьи могут путешествовать на большое расстояние и всегда находят путь домой. Как нашла его ты.
– Только потому, что ты пришёл за мной.
– У меня был помощник. Вот почему я дарю тебе еще и это.
Я показал бирку с ошейника Люсиль – ту, что носил в кармане, пока мы искали Лену, и когда я видел ее глазами Люсиль. Люсиль спокойно посмотрела на меня, позевывая в углу комнаты. – Это передатчик, который позволяет Смертным устанавливать мысленную связь с магическими животными. Мэйкон объяснил мне это сегодня утром.
– Он все это время был у тебя?
– Ага. Тётя Прю дала его мне. Связь работает, пока бирка у тебя.
– Погоди. Как у твоей тёти оказалась магическая кошка?
– Аурелия подарила Люсиль моей тёте, чтобы та могла найти выход из Туннелей.
Лена начала распутывать ожерелье, развязывая узелки, образовавшиеся с тех пор, как она её потеряла.
– Не могу поверить, что ты нашёл его. Когда я сняла его, я не думала, что увижу его снова.
Она не потеряла его. Она его сняла. Я не поддался стремлению спросить Лену почему.
– Разумеется, нашёл. На нем собрано всё, что я когда-либо тебе дарил.
Лена сжала ожерелье в руке и отвернулась:
– Не всё.
Я знал, о чём она подумала – о кольце моей мамы. Кольцо она тоже сняла, но я его тогда не нашел.
Нашёл лишь этим утром, когда обнаружил лежащим на своём столе, словно оно всегда там и было. Я снова потянулся к ящику и вложил в раскрытую Ленину ладонь кольцо. Когда холодный металл коснулся ее руки, она взглянула на меня.
Ты нашёл его?
Нет. Должно быть, моя мама нашла. Оно лежало на столе, когда я проснулся.
Она не ненавидит меня?
Это был вопрос, который могла задать только девушка-маг. Простил ли её призрак моей умершей матери? Я знал ответ. Я обнаружил кольцо вложенным в книгу, которую одолжила мне Лена, «Книгу вопросов» Пабло Неруды, цепочка, служившая закладкой, лежала под строчкой: «Правда ли, что в янтаре содержатся слёзы сирен?»
Моя мама была большой поклонницей Эмили Дикинсон, а Лена любила Неруду. Это напоминало веточку розмарина, которую я нашёл в любимой маминой поваренной книге прошлым Рождеством – что-то от мамы и что-то от Лены, одновременно, как будто так оно и должно было быть всегда.
Я ответил Лене, застёгнув ожерелье на ее шее, где ему и было самое место. Лена коснулась его и посмотрела в мои карие глаза своим разноцветными. Я знал, что она по-прежнему та девушка, которую я люблю, и не имеет значения, какого цвета её глаза. Нет одного цвета, который мог бы описать Лену Дюкейн. Она была красным свитером и синим небом, серым ветром и серебряным воробушком, чёрным локоном, выбившимся из-за её уха.
Теперь, когда мы вновь были вместе, я, наконец-то, почувствовал себя дома.
Лена прильнула ко мне, поначалу осторожно касаясь губ. Затем поцеловала меня сильнее, отчего по моей спине побежали горячие мурашки. Я чувствовал, как она возвращается ко мне, как наши тела вспоминают, каково находиться в объятиях друг друга, сплетаясь в единое целое.
– Окей, это точно мой сон, – улыбнулся я, проводя пальцами по невероятной копне её чёрных волос.
Я бы не была в этом так уверена.
Я вдыхал ее аромат, а она гладила меня по груди. Мои губы странствовали по её плечу, и я потащил ее на себя, пока не почувствовал как в меня уперлись ее бедренные кости. Прошло столько времени, и я так скучал по ней – по её вкусу, её запаху. Я взял лицо Лены в ладони, целуя её еще сильнее, и моё сердце неистово забилось. Пришлось остановиться и отдышаться.
Она откинулась на мою подушку и внимательно смотрела на меня, стараясь не дотрагиваться до меня.
Полегчало? Ты… Я причиняю тебе боль?
Нет. Лучше.
Я перевел взгляд на стену и отсчитывал секунды про себя, усмиряя пульс.
Врешь.
Я обнял Лену, но она упорно не желала на меня смотреть.
Мы никогда не сможем быть вместе по-настоящему, Итан.
Сейчас мы вместе.
Я погладил ее по руке, наблюдая за мурашками, бежавшими по ее коже от моего прикосновения.
Тебе шестнадцать, а через две недели мне исполнится семнадцать. У нас есть время.
На самом деле, в Магических годах, мне уже семнадцать. Сосчитай луны. Сейчас я старше тебя.
Лена едва заметно улыбнулась, и я сжал её в объятиях.
Семнадцать. Ну и что. Может, к восемнадцатилетию мы разберёмся с этим, Ли. Ли?
Я сел в постели и посмотрел на нее.
Ты ведь знаешь, да?
Что?
Своё настоящее имя. Теперь, когда ты Призвана, ты его знаешь, да?
С полуулыбкой Лена склонила голову на бок. Я обнял ее, нависнув над ней.
В чём дело? Думаешь, мне не следует его знать?
Разве ты ещё не понял, Итан? Моё имя – Лена. Я носила это имя, когда мы встретились. Это единственное имя, которое у меня когда-либо будет.
Она это знала, но не сказала мне, и я понял, почему. Лена вновь выбрала Призвание сама. Она решила, каким будет ее имя, связав нас вместе всем тем, что было между нами. Мне стало легче, потому что она всегда будет для меня Леной.
Девушкой, которую я встретил в своих снах.
Я натянул одеяло нам на головы. Хотя ни один из моих снов не заходил так далеко, за считанные минуты мы оба крепко заснули.