Текст книги "Прекрасная тьма"

Автор книги: Маргарет Штоль

Соавторы: Ками Гарсия
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Глава двадцать девятая
Девятнадцатое июня. Последствия

Мы старались поспевать за Ридли, мелькавшей среди деревьев. Лив шла за ней попятам, постоянно сверяясь с картой или селенометром. Она доверяла Ридли, не больше чем мы.

Меня не отпускало беспокойство, но часть меня верила ей, что она действительно волновалась за Лену. Это было маловероятно, но если существовал шанс, что Ридли говорила правду, я обязан был идти за ней. Я задолжал Лене, и долг был невозвратным.

Я не знал, есть ли у нас будущее. Станет ли когда-нибудь Лена снова девушкой, в которую я влюбился. Но это не имело значения.

Светоч в моем кармане нагревался. Я вытащил его, ожидая увидеть радужное море, но поверхность была черной. Теперь я мог видеть лишь собственное отражение. Светоч казался не просто сломанным, а сбившимся со всех настроек.

Глаза Ридли при виде Светоча расширились, и она впервые за долгое время остановилась:

– Где ты взял его, Короткая Соломинка?

– Мэриан дала, – я не хотел, чтобы Ридли знала, что он был мамин, и кто дал его ей.

– Ну, это может немного уравнять шансы. Не думаю, что ты сможешь заключить в нем дядю Хантинга, но кого-то из его шайки – может быть.

– Не уверен, что знаю, как использовать его, – я сказал ей полуправду.

Ридли приподняла бровь:

– Маленькая мисс Всезнайка не знает ответа?

Щеки Лив вспыхнули. Ридли распечатала розовую жвачку и положила ее в рот:

– Ты должен коснуться его им, – она шагнула в мою сторону, – что означает: ты должен подойти поближе.

– Подумаешь, – Линк прошел мимо нее. – Нас же двое. Разыграем.

Лив заложила карандаш за ухо. Она делала заметки:

– Может быть, Линк прав. Я бы не хотела оказаться рядом ни с кем из них, но если у нас не будет выбора, то попробовать надо будет.

– Тогда вы должны будете применить заклинание. Сказать нужные слова и все такое, – Ридли прислонилась к дереву, ухмыляясь. Она знала, что мы не знаем заклинания. Люсиль сидела у ног Ридли, изучая ее.

– Догадываюсь, что ты не скажешь нам, что делать.

– Откуда мне это знать? Такие вещи – редкость.

Лив разложила карту, аккуратно разглаживая ее:

– Мы на правильном пути. Если продолжим идти на восток, эта тропа, в конце концов, выведет нас на побережье, – она указала на плотную стену деревьев.

– Куда? В тот лес? – удивился Линк.

– Не бойся, Горячий Парень. Я беру на себя Гензеля, а на тебе – Гретель, – Ридли подмигнула Линку, как будто все еще имела власть над ним. Так и было, только это уже не имело никакого отношения к способностям Сирены.

– Сам разберусь. Почему бы тебе не взять еще одну жевачку? – Линк прошел мимо нее.

Наверное, Ридли – это что-то вроде ветрянки – ею можно заболеть только раз в жизни.

– Сколько можно п исать? – Ридли бросила камень в кусты, нетерпеливо ожидая продолжения похода.

– Я тебя слышу, – крикнул из кустов Линк.

– Рада узнать, что хоть какие-то функции твоего организма работают.

Лив посмотрела на меня и закатила глаза. Чем дольше мы шли, тем чаще становились перебранки Ридли и Линка.

– Ты не упрощаешь задачу.

– Подойти помочь?

– Ты только болтаешь, Рид, – отозвался Линк. Она начала подниматься, и у Лив глаза на лоб полезли. Ридли улыбнулась и удовлетворенно села обратно.

Я изучал сферу в руках, пока она меняла цвет с черного на ярко-зеленый. Ничего полезного, просто цвета на постоянной перезагрузке. Может, Линк был прав. Может быть, я сломал его.

Ридли то ли была озадачена, то ли заинтересовалась. Сложно было сказать:

– Почему он светится?

– Он вроде компаса. Светится, если мы на правильном пути, – по крайней мере, раньше так и было.

– Хм, не знала, что они так могут, – она снова скучала.

– Уверена, ты многого не знаешь, – Лив невинно улыбнулась.

– Поаккуратнее, а то отправлю тебя в речке искупаться.

Я смотрел на Светоч. В нем что-то изменилось. Свет начал пульсировать с яркостью и скоростью, которых я не видел с того времени, как мы покинули кладбище Бонавентура. Я повернулся, чтобы показать это Лив:

– Ли, посмотри.

Ридли резко дернулась в мою сторону, и я застыл. Я назвал Лив «Ли».

В моей жизни была только одна Ли. И хотя Лив ничего не заметила, заметила Ридли. Ее глаза были дикими, когда она облизнула леденец. Она сверлила меня взглядом, и я чувствовал, как теряю силу воли. Я уронил Светоч, и он покатился по мшистой лесной подстилке.

Лив села на корточки возле Светоча:

– Странно. Как думаешь, почему он снова становится зеленым? Еще один визит Аммы, Аурелии и Твилы?

– Наверное, это бомба, – я слышал голос Линка, но сам не мог произнести ни слова. Я упал на землю у ног Ридли. Давно она не использовала на мне свои силы Сирены. Это была последняя моя мысль, перед тем, как я рухнул лицом в грязь.

То ли Линк был прав, что он действительно приобрел иммунитет, то ли до этого момента Ридли держала себя в руках. Если последнее было верным, то это что-то новенькое.

– Если ты причинишь боль моей кузине… если ты хоть подумаешь о том, чтобы обидеть мою сестру, ты проведешь остаток своей убогой жизни в качестве моего раба. Понятно, Соломинка?

Моя голова непроизвольно поднялась и повернулась, было такое ощущение, что вот-вот сломается шея. Глаза насильно распахнулись, и я встретился взглядом с горящими желтыми глазами Ридли. Они светились так ярко, что перед моими все помутилось.

– Хватит, – я услышал голос Лив и почувствовал, как мое тело вновь хлопнулось на землю, до того, как ко мне вернулся контроль над ним. – Бога ради, Ридли, не глупи.

Лив и Ридли стояли лицом к лицу. Лив скрестила руки на груди. Ридли вытянула между собой и Лив леденец:

– Спокойно, Поппинс. Мы с Короткой Соломинкой друзья.

– Мне так не показалось, – повысила голос Лив, – не забывай, мы рискуем своей жизнью, чтобы спасти Лену, – их лица освещали вспышки яркого света. Светоч сходил с ума, посылая свет сквозь деревья.

– Не нервничай, подружка, – глаза Ридли были стальными.

Взгляд Лив потемнел:

– Не будь чертовой дурой! Если Итану наплевать на Лену, то что мы делаем посреди богом забытого леса?

– Хороший вопрос, Хранитель. Я знаю, что я здесь делаю. Но если тебе наплевать на Любовничка, какой у тебя повод? – Ридли стояла в паре сантиметров от Лив, но та не отступала:

– Что я здесь делаю? Южная звезда исчезла, Разрушитель зовет луну из времени на мифическом Великом Рубеже, и ты спрашиваешь, что я здесь делаю? Ты серьезно?

– То есть дело не в Любовничке?

– Итан, который, фактически, ничей «любовничек», ничего не знает о мире Магов, – Лив даже не запнулась. – Он увяз по самое горло. Ему нужен Хранитель.

– Вообще-то, ты Хранитель-стажер. Просить тебя о помощи – все равно что просить медсестру провести операцию на сердце. И судя по названию твоей работы, ты не должна вмешиваться. То есть если на это посмотреть с моей стороны, ты не самый лучший Хранитель, – Ридли была права. Существовали правила, и Лив их нарушала.

– Пусть это так, но я прекрасный астроном. И без моей трактовки мы бы вообще не смогли использовать эту карту, или найти Великий Рубеж, или Лену.

Светоч в моей руке похолодел. Он снова стал абсолютно черным.

– Я что-то пропустил? – Линк вышел из кустов, застегивая ширинку. Девочки смотрели на него, пока я поднимался с земли. – Слишком много холодного чая. Всегда пропускаю самое интересное.

– Что за..? – Лив постучала по селенометру. – Что-то не так. Показатели нереальные.

В глубине леса послышался треск. Должно быть, Хантинг нагнал нас. Но потом у меня проскочила другая мысль, легче от которой мне не стало. Может, это был кто-то другой, кто-то, кто не хотел, чтобы мы шли за ней. Кто-то, кто мог контролировать природу.

– Берегись!

Треск становился громче. Неожиданно прямо передо мной рухнуло одно из тех деревьев. Я попятился. В последний раз, когда деревья падали у моих ног, это было неслучайно.

Лена! Это ты?

В нескольких метрах вокруг нас большие покрытые мхом дубы и белые елки, вырванные из земли с корнями, упали на землю.

Лена, не надо!

Линк пробрался к Ридли:

– Разворачивай леденец, детка.

– Я же просила не называть меня «деткой».

Впервые за несколько часов я увидел небо. Вот только оно было темным. Черные магические тучи сгустились над нами. Потом я почувствовал что-то где-то издалека.

Скорее даже, услышал.

Лену.

Итан, беги!

Это был ее голос; голос, который молчал так долго. Но если Лена говорит бежать, то кто тогда вырывает деревья?

Ли, что происходит?

Я не услышал ее ответ. Была только темнота, это магические облака неслись на нас, словно мы были их целью. А потом я увидел, чем они были на самом деле.

– Осторожно! – я оттащил Лив назад и толкнул Линка в сторону Ридли как раз вовремя. Мы упали в низкий кустарник в тот момент, когда с неба, подобно дождю, начали падать сломанные сосны. Ветки складывались в огромную кучу точно в том месте, где мы стояли. Пыль жгла глаза, и я уже ничего не видел. Грязь попала в горло, и я закашлялся.

Голос Лены исчез, но я услышал что-то еще – гул, как если бы мы натолкнулись на улей с тысячами пчел, готовых убить за свою королеву.

Пыль стояла такая, что я с трудом мог различить силуэты вокруг себя. Лив лежала возле меня, над глазом у нее текла кровь. Ридли всхлипывала, склонившись над Линком, которого пригвоздила к земле здоровенная ветка:

– Очнись, Малыш Динки. Очнись!

Когда я подполз к ним, Ридли отпрянула. На ее лице отразился чистый ужас. Только она смотрела не на меня. Она смотрела на что-то позади меня.

Гул становился все громче. Я затылком чувствовал обжигающий холод магической темноты. Когда я обернулся, из огромной кучи сосновых иголок, которая чуть было не похоронила нас под собой, сформировался своего рода костер. Пирамида из иголок создала погребальный костер, гигантскую горящую платформу с пиком, нацеленным в черные тучи. Но пламя не было красным, и от него не шел жар. Оно было таким же желтым, как глаза Ридли, а в них не было ничего кроме холода, тоски и страха.

Рыдания Ридли стали громче:

– Она здесь.

Я посмотрел вверх, из шипящего желтого пламени погребального костра появилась каменная плита. На камне лежала женщина. Она выглядела почти мирной, как умерший святой, которого сейчас понесут по улицам. Но в ней не было и капли святости.

Сарафина.

Ее глаза распахнулись, и губы изогнулись в холодной улыбке. Она потянулась, как кошка после сна, потом встала на камне. Снизу, где мы стояли, она казалась метров пятнадцати высотой.

– Ты ждал кого-то другого, Итан? Могу понять твое замешательство. Ты ведь знаешь, как говорят: какая мать, такая и дочь. В этом смысле, мы становимся все более похожими не по дням, а по часам.

Сердце колотилось. Я видел красные губы Сарафины, ее длинные черные волосы. Я отвернулся. Не хотел видеть ее лицо, так похожее на лицо Лены:

– Отстань от меня, ведьма.

Ридли все еще плакала, стоя на коленях возле Линка и раскачиваясь взад-вперед, как безумная.

Лена? Ты меня слышишь?

Гипнотический голос стоявшей над огнем Сарафины поднимался над ревом пламени:

– Я здесь не ради тебя, Итан. Тебя я оставлю для своей дорогой дочери. Она так выросла за последний год, не правда ли? Нет ничего лучше, чем видеть, как твое дитя достигает своего полного потенциала. Дает матери повод для гордости.

Я смотрел, как пламя ползет вверх по ее ногам:

– Ты ошибаешься. Лена не такая, как ты.

– Кажется, я уже где-то это слышала, наверное, на дне рождения Лены. Вот только тогда ты в это верил, а сейчас врешь. Ты знаешь, что потерял ее. Она не может изменить того, что предначертано.

Огонь достиг ее талии. У нее были идеальные черты женщины рода Дюкейн, только они казались изуродованными на Сарафине.

– Может, Лена не может этого изменить, но я могу. Я сделаю все, чтобы защитить ее.

Сарафина улыбнулась, и я съежился. Ее улыбка так напоминала улыбку Лены – или то, как Лена улыбалась в последнее время. Когда пламя достигло ее груди, она исчезла.

– Такой упрямый и так похож на свою мать. Перед смертью она сказала то же самое. Или нет? – я услышал шепот над ухом. – Видишь ли, я забыла, потому что это было мелочью.

Я застыл. Сарафина стояла теперь возле меня, все еще окутанная пламенем. Но я знал, что это был не земной огонь, потому что чем ближе она была, тем холоднее мне становилось.

– Твоя мать была мелочью. Ее смерть не была ни благородной, ни важной. Просто в тот момент мне захотелось это сделать. Это ничего не значило, – языки огня подобрались к ее шее и сомкнулись над ее телом. – Как и ты.

Я попытался схватить ее за горло, мне хотелось разорвать его, но мои руки ухватили лишь пустоту. Она была видением. Я жаждал ее смерти, но не мог даже прикоснуться к ней.

Сарафина рассмеялась:

– Ты думаешь, я бы стала тратить свое время и приходить сюда во плоти, смертный? – она повернулась к Ридли, которая все еще раскачивалась, зажав рот руками. – Забавно, не правда ли, Ридли? – Сарафина подняла руку и раскрыла ладонь.

Ридли поднялась на ноги, ее руки вцепились в собственное горло. На моих глазах шпильки ее босоножек оторвались от земли и стали подниматься в воздух, лицо ее багровело, пока она душила сама себя. Ее светлые волосы безжизненно повисли, как у куклы.

Видение Сарафины растворилось в теле Ридли, и она засветилась желтым светом – ее кожа, волосы, глаза. Свет был таким ярким, что у нее совсем не было видно зрачков. Даже в темноте леса мне пришлось прикрыть глаза. Голова Ридли, как у марионетки, дернулась вверх, и она заговорила:

– Моя сила растет, и скоро над нами будет Семнадцатая Луна, вызванная из времени, что под силу только матери. Я решаю, когда сядет солнце. Я переместила звезды для моего ребенка, и она выберет Призвание и присоединится ко мне. Только моя дочь могла закрыть Шестнадцатую Луну, и только я могу вызвать Семнадцатую. Таких как мы больше нет ни в одном из наших миров. Мы начало и конец, – тело Ридли упало на землю как пустой мешок.

Светоч прожигал мой карман. Я надеялся, что Сарафина этого не почувствует. Я вспомнил его свечение – Светоч пытался предупредить меня. Мне стоило обратить внимание.

– Ты предала нас, Ридли. Ты перебежчик. Отец не такой всепрощающий, как я, – отцом, о котором говорила Сарафина, мог быть только один человек – родоначальник Равенвудской линии инкубов, отец, с которого все началось.

Абрахам.

Голос Сарафины гремел над ревом пламени:

– Ты будешь осуждена, но я не откажу ему в удовольствии. Ты была под моей ответственностью, а теперь ты мой позор. Думаю, будет уместно оставить тебя здесь с прощальным подарком, – она подняла руки высоко над головой. – Раз ты так стремишься помогать этим смертным, с этого момента ты будешь жить и умрешь как одна из них. Твои силы вернулись к Темному Огню, из которого они были рождены.

Ридли взметнулась вверх и закричала, ее боль эхом понеслась среди деревьев. А потом все исчезло: упавшие деревья, огонь, Сарафина – все. Лес был таким, как за несколько минут до этого – зеленым и темным, с дубами, соснами и черной землей. Каждое дерево, каждая ветка снова были на своем месте. Будто ничего и не случилось.

Лив поила Ридли водой из пластиковой бутылки. Лицо Лив все еще было измазано в грязи и крови, но, кажется, у нее все было в порядке. Ридли же была белой как привидение.

– Это была невероятно сильная магия. Видение, способное овладеть Темным Магом, – Лив покачала головой. Я коснулся крови над ее глазом, и она поморщилась, – и при этом накладывать заклинания, если то, что она сказала о силах Ридли, правда, – я с сомнением посмотрел на Ридли. Было трудно представить ее без ее дара убеждения. – В любом случае, Ридли не будет в полном порядке, по крайней мере, еще некоторое время, – Лив полила клочок своей футболки водой и вытерла лицо Ридли. – Я не понимала риска, на который она шла, когда шла сюда. Вы, должно быть, очень ей все небезразличны.

– Не все мы, – сказал я, пытаясь помочь Лив поднять Ридли. Ридли поперхнулась водой и вытерла рот, размазывая розовую помаду. Она выглядела как чирлидер, которая пользовалась слишком большим успехом на задворках школьной ярмарки. Она попробовала заговорить:

– Линк. Он…?

Я опустился на колени рядом с ним. Упавшая на него ветка исчезла, но Линк все еще стонал от боли. Невозможно было поверить, что он пострадал, так же как и все мы, ведь не осталось ни следа того, что здесь случилось, никаких упавших деревьев, и все ветки были на месте. Но рука Линка была фиолетовой и раза в два больше, чем обычно, и его брюки были разодраны.

– Ридли? – Линк открыл глаза.

– Она в порядке. Мы все в порядке, – я разорвал его штанину еще дальше. Из колена шла кровь.

Линк выдавил из себя смешок:

– На что уставился?

– На твою рожу, – я наклонился над ним, проверяя, смогут ли сфокусироваться его глаза. Похоже, он будет в порядке.

– Ты же не собираешься меня поцеловать?

В тот момент я чувствовал такое облегчение, что едва этого не сделал.

– Чмоки-чмоки.

Глава тридцатая
Девятнадцатое июня. Такая же, как все

В ту ночь мы спали в лесу между корнями огромного дерева, громаднейшего из когда-либо виденных мной. Колено Линка было замотано моей запасной футболкой, а его рука была на перевязи из куска моей Джексоновской толстовки. Ридли лежала с другой стороны дерева, широко открытыми глазами глядя в небо. Смотрела ли она сейчас в небо смертных? Она выглядела измотанной, но вряд ли она смогла бы заснуть.

Интересно, о чем она думает? Жалеет ли, что помогла нам? Действительно ли Ридли потеряла свои силы?

Каково это чувствовать себя сейчас смертным, когда ты привык быть кем-то еще, кем-то б ольшим, если ты никогда не чувствовал «бессилие человеческого существования», как в прошлом году выразилась миссис Инглиш. Она говорила о «Человеке-невидимке» Герберта Уэллса, но сейчас Ридли и казалась невидимкой.

Мог ли ты быть счастлив, если бы проснулся и внезапно стал таким же, как все?

Была бы Лена счастлива? Это то, на что была бы похожа жизнь со мной? Разве Лена еще недостаточно жертв принесла ради меня?

Как и Ридли, я не мог уснуть, но и желания смотреть в небо у меня не было. Меня интересовало содержимое блокнота Лены. Часть меня понимала, что это вторжение в ее частное пространство, но я также знал, что там, в этих измятых страницах, может быть что-то, что могло бы помочь нам. Примерно через час я убедил себя, что чтение ее блокнота послужит благим целям, и открыл его.

Сначала было трудно читать, так как мой сотовый телефон был единственным источником света. Но стоило привыкнуть, как тут же в глаза бросился Ленин почерк между синих строчек. Я не раз видел знакомое начертание букв за последние месяцы после ее дня рождения, но не думаю, что когда-либо смогу привыкнуть к нему. Это был слишком резкий контраст с девичьими завитушками, которыми она писала до той ночи. Я очень удивился, увидев записи в блокноте, ведь многие месяцы я наблюдал только фотографии надгробий и черные орнаменты. Узоры Темных Магов, такие как были нарисованы на ее руке, украшали поля блокнота. Но первые несколько страниц были датированы всего несколькими днями после смерти Мэйкона, и тогда она еще писала.

Пустолюдные дни и ночи / все того же то больше, то меньше боюсь, страх (и сильный и слабый)/ жду, что правда задушит меня во сне/ если когда-нибудь смогу уснуть в страхе, что боюсь то больше, то меньше.

Я понимал смысл слов, потому что она всегда так писала. Страха нет и от этого еще страшнее. Как будто ей нечего было терять, но она боялась потерять это ничто.

Я пролистал немного вперед и остановился, когда на глаза попалась дата. 12 июня. Последний день в школе.

Притаилась Тьма, я ее держу/Сожму сильнее кулак и ее задушу/Но руку разжав, не найду ничего/Ее холодные пальцы сдавят горло мое.

Я перечитывал это снова и снова. Она описывала день на озере, когда она зашла слишком далеко. День, когда она чуть не убила меня. Но о чьих пальцах речь? Сарафины?

Как долго она боролась с этим? Когда это началось? Ночью, когда умер Мэйкон? Или когда она начала носить его одежду?

Я знал, что надо закрыть блокнот, но не мог – читать то, что она писала, было сродни возможности вновь слышать ее мысли. Я не слышал их очень давно и отчаянно хотел этого. Я переворачивал каждую страницу в поисках дней, воспоминания о которых преследовали меня.

Например, день ярмарки – Страхи смертных, сердца смертных/Они друг с другом все разделяют/Я сниму силки с воробья/На свободу его отпуская.

Свобода – именно ее олицетворял для Магов образ воробья.

Все это время я думал, что она пытается освободиться от меня, но на самом деле она пыталась освободить меня. Как будто любовь к ней была клеткой, из которой я не мог выбраться.

Я закрыл блокнот. Было очень больно читать это, особенно когда Лена во всех смыслах была так далека.

В нескольких шагах Ридли все еще безучастно разглядывала смертные звезды. В первый раз мы видели одно и то же небо.

Лив втиснулась между двумя корнями, между мной и Линком. После того, как я узнал правду о том, что произошло в день рождения Лены, я ожидал, что мои чувства к Лив исчезнут. Но даже сейчас она мне была интересна. Если бы все было иначе, если бы я никогда не встретил Лену, если бы я никогда не встретил Лив…

Следующие несколько часов я провел, разглядывая Лив. Спящая, она казалась спокойной, прекрасной. Она обладала другого рода красотой, чем Лена. В ней все было к месту – как солнечный день, как холодный стакан молока, как новая книга с еще не треснувшим корешком. В ней ничто не мучило. Она выглядела именно так, как я хотел себя чувствовать.

Смертной. Полной надежд. Живой.

Когда я, наконец, задремал, я почувствовал себя именно так, пусть только на минуту…

Лена трясла меня:

– Проснись, соня. Надо поговорить, – я улыбнулся и сгреб ее в охапку. Я попытался поцеловать ее, но она засмеялась и увернулась. – Это не такой сон.

Я сел и огляделся. Мы были в постели Мэйкона в Туннелях.

– Все мои сны именно такие, Ли. Мне почти семнадцать.

– Это мой сон, не твой. И мне шестнадцать исполнилось четыре месяца назад.

– Мэйкон не взбесится, если найдет нас здесь?

– Мэйкон мертв, забыл? Ты, должно быть, действительно спишь, – она была права. Я забыл обо всем, а теперь все это опять обрушилось на меня. Мэйкона больше нет. Сделка.

И Лена вроде бросила меня, а вроде и нет. Сейчас она была здесь.

– Так это что, сон? – я пытался справиться с желудком, норовящим вывернуться наружу от осознания утраты, осознания вины за все, что я сделал, за все, чем я был ей обязан.

Лена кивнула.

– Так это ты мне снишься или я тебе?

– Да какая разница, когда дело доходит до нас? – выкрутилась она.

Я попробовал еще раз:

– Когда я проснусь, тебя не будет?

– Да. Но я должна была тебя увидеть. Это единственный способ для нас по-настоящему поговорить.

Она была одета в белую футболку, одну из моих самых старых, самых мягких. Она выглядела растрепанной и красивой, она всегда больше всего мне нравилась именно такой, хотя сама она в это время считала, что выглядит хуже некуда.

Я обнял ее за талию и притянул к себе:

– Ли, я видел маму. Она рассказала мне о Мэйконе. Думаю, она любила его.

– Они любили друг друга. У меня тоже были видения.

Итак, наша связь по-прежнему существует. Меня накрыло волной облегчения.

– Они были как мы, Лена.

– И они не могли быть вместе. Как мы.

Это был сон, я был уверен в этом. Потому что мы могли произносить эти страшные истины с непривычной отстраненностью, как если бы это все происходило с другими людьми. Она положила голову мне на грудь, отскребая пальцами грязь с моей рубашки. Почему у меня такая грязная рубашка? Я попытался вспомнить, но не смог.

– Что мы будем делать, Ли?

– Я не знаю, Итан. Мне страшно.

– Чего ты хочешь?

– Тебя, – прошептала она.

– Так почему же это так трудно?

– Потому что «нас» не должно быть. Потому что все становится ошибкой, когда я с тобой.

– И эти чувства тоже ошибка? – я прижал ее покрепче.

– Нет, но мои чувства больше не имеют значения, – она вздохнула у меня на груди.

– Кто тебе это сказал?

– Никому и не надо было мне этого говорить, – я заглянул в ее глаза, они по-прежнему были золотыми.

– Ты не можешь идти к Великому Рубежу. Тебе придется вернуться.

– Я уже не могу остановиться. Я должна знать, чем все закончится.

Я играл с прядью ее кудрявых черных волос:

– Почему же ты не хочешь узнать, как все это закончится с нами?

Она улыбнулась и коснулась моего лица.

– Потому что я и так знаю, как все закончится с тобой.

– И как же?

– Вот так.

Она наклонилась и поцеловала меня, ее волосы дождем рассыпались возле моего лица. Я приподнял край одеяла, и она скользнула ко мне, в мои объятия. Я чувствовал жар от ее прикосновений, когда мы целовались. Мы катались по постели. То я был на ней, то она на мне. Жар разгорелся до такой степени, что я уже не мог дышать. Мне казалось, что моя кожа горит огнем, и когда я оторвался от ее губ, так оно и было.

Мы оба были в огне, окруженные языками пламени, взметавшимися выше, чем мы могли видеть, и кровать была совсем не кроватью, а каменной плитой. Вокруг нас все горело желтым пламенем огня Сарафины.

Лена закричала, прижимаясь ко мне. Я посмотрел вниз оттуда, где мы были – на вершине огромной пирамиды из расщепленных деревьев. На камне, на котором мы лежали, был высечен странный символ, что-то вроде символа Темных Магов.

– Лена, проснись! Это не ты. Ты не убивала Мэйкона. Ты не станешь Темной. Это всё Книга. Амма все мне рассказала.

Погребальный костер был для нас, не для Сарафины. Я слышал ее смех – или это была Лена? Я уже не чувствовал разницы.

– Ли, послушай меня! Тебе не надо этого делать…

Лена кричала. Она просто не могла остановиться.

К тому времени, как я проснулся, пламя поглотило нас целиком.

– Итан? Просыпайся. Мы должны идти.

Я сел, тяжело дыша и обливаясь потом. Вытянул перед собой руки и не увидел ничего – ни пламени, и даже ни царапины. Это был просто кошмар. Я огляделся. Лив и Линк уже встали. Я потер лицо. Мое сердце все еще колотилось, как если бы сон был реальностью, и я чуть не умер. Чей это был сон, мой или Лены? Неужели именно так и должно все закончиться для нас? Огнем и смертью, как того хотела бы Сарафина.

Ридли сидела на камне, посасывая леденец, что смотрелось довольно патетично. За эту ночь она, видимо, перешла из стадии шока в стадию отрицания. Она вела себя так, как будто ничего не произошло. Никто не знал, что сказать. Она была как один из тех ветеранов войны, страдающих от посттравматического синдрома, которые приходят домой и думают, что они все еще на поле боя.

Она уставилась на Линка, откинув волосы и глядя на него выжидающе:

– Почему бы тебе не подойти сюда, Горячий Парень?

Линк дохромал до моего рюкзака и вытащил бутылку воды:

– Я – пас.

Ридли сдвинула солнечные очки на макушку и уставилась на него еще пристальнее, что окончательно дало нам понять, что ее силы исчезли. В свете дня, глаза Ридли были такими же синими, как и у Лив.

– Я сказала, иди сюда, – Ридли задрала и без того короткую юбку до самого бедра, покрытого синяками. Мне стало жаль ее. Она больше не была Сиреной, она стала обычной девушкой.

– Зачем? – Линк не клюнул.

Язык Ридли уже был ярко-красным, когда она последний раз лизнула леденец:

– Разве ты не хочешь поцеловать меня?

На секунду я подумал, что Линк подыграет ей, но это лишь отсрочило бы неизбежное.

– Нет, спасибо, – он отвернулся, и было очевидно, что он чувствовал себя виноватым.

Губы Ридли задрожали.

– Может быть, это временно, и мои силы вернутся, – она пыталась убедить себя больше, чем кто-либо.

Кто-то должен был сказать ей. Чем раньше она осознает реальность, тем скорее сможет двигаться дальше. Если сможет.

– Я думаю, что они действительно исчезли, Ридли.

Она резко обернулась на меня, ее голос дрожал:

– Ты этого не знаешь. То, что ты встречался с Магом, не означает, что ты в этом что-нибудь понимаешь.

– Я знаю, что у Темных Магов желтые глаза.

Я услышал, как вздох застрял у нее в горле. Она схватилась за край своей грязной майки и задрала его вверх. Ее кожа была гладкой и все еще золотистой, но татуировки, окружавшей ее пупок, не было. Она провела руками по животу, а затем рухнула на колени.

– Это правда. Она действительно забрала мои силы, – Ридли разжала пальцы, позволяя леденцу упасть в грязь. Она не издавала ни звука, но слезы бежали по ее лицу двумя серебристыми дорожками.

Линк подошел и протянул руку, чтобы помочь ей подняться:

– Это неправда. Ты все еще достаточно плохая. Я имею в виду, горячая. Для смертной.

Ридли в истерике вскочила на ноги:

– Ты думаешь, это смешно? Ты думаешь, потерять свои силы то же самое, что проиграть одну из твоих тупых баскетбольных игр? Они – это я, идиот! Без них я – ничто, – ее щеки прочертили черные разводы потекшей туши.

Она дрожала.

Линк поднял с земли ее леденец. Открыл бутылку воды и облил его.

– Немного времени, Рид. Ты разовьешь свою собственную притягательность. Вот увидишь, – он протянул ей леденец.

Ридли отстраненно посмотрела на него. А затем, не глядя, отшвырнула леденец так далеко, как могла.