Текст книги "Узбекские народные сказки. Том 2"

Автор книги: Мансур Афзалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

КОГО НЕ ЛЮБИЛ НАВОИ

Однажды султан Хусейн Байкара, поверив злым наветам, возведенным на Алишера Навои визирями, приказал бросить его в темный зиндан. Выяснив вскоре, что Навои ни в чем не виноват, султан Хусейн приказал выпустить его из темницы.

Но Навои отказался выйти на волю и во всеуслышание выразил свое удивление по поводу непостоянства царя.

Долго придворные пытались уговорить Навои покинуть темницу, но все их попытки ни к чему не привели.

Наконец, по совету одного из близких знакомых Навои, нашли какого-то болтливого глупца, арестовали и посадили его в ту же темницу рядом с Навои. Дурак этот за какой-нибудь час до того надоел и опротивел Навои своими глупыми разговорами, что он тут же согласился выйти из темницы.

Перевод С. Паластрова.

ГЮЛИ

Рассказывают, что в далекие времена страной гератской и самаркандской правил шах Хусейн Байкара, а первым визирем его был Алишер Навои – поэт и мудрец.

Рассказывают также, что шаха и визиря с юных лет связывали узы товарищества и дружбы. Хусейн не мог и дня прожить, не повидав и не поговорив с Алишером. Ни одно государственное дело не решалось у подножья трона без мудрого совета Алишера.

Однажды, когда шах соизволил отбыть на охоту, Алишер уклонился от чести сопровождать его и, сев на коня, в одиночестве направился в один из отдаленных кварталов города. Были две причины столь непонятного уединения могущественного визиря: мудрый Алишер не любил жестокого и кровавого развлечения, каким является охота, с другой стороны, его влекла красота глаз одной неведомой красавицы. Вот уже сорок дней назад любовь поразила своим копьем сердце визиря.

Весенним днем, проезжая по тихой улочке, Алишер Навои услыхал шорох и невольно глянул наверх. Перед его изумленным взором предстал образ столь чудесный, что сияние луны по сравнению с ним было жалким поблескиванием ржавой медной полушки рядом с дивным блеском великолепного червонца.

Но лишь мгновение мог наслаждаться потрясенный Алишер зрелищем столь совершенной красоты. Прелестное лицо исчезло быстро и бесследно, подобно отражению в зеркале воды, возмущенной легким дуновением ветра.

Смущенный и взволнованный, Алишер удалился, однако с тем, чтобы на следующий день проехать, как бы невзначай, по той же улице и в тот же час.

С тех пор Алишер потерял сон и покой. Каждый день он совершал поездку в тот квартал, где жила обладательница дивных глаз, но так больше ему и не удалось ее увидеть.

Однако через своих верных слуг Алишер узнал, что красавица – дочь простого ремесленника, ткача Абу Салиха, и что имя девушки, Гюли, благоухает подобно цветку розы – гюль…

И вот после долгих раздумий Алишер наконец решился посетить отца девушки и поговорить с ним.

Подъехав к дому Абу Салиха, Алишер постучался в калитку. На вопрос «кто стучится?» Алишер ответил:

– Странник.

– Что тебе, странник, надо? – спросили снова.

– Дома ли почтенный Абу Салих?

Калитка открылась, и вышел сам Абу Салих.

При виде могущественного визиря бедный ткач испугался и затрепетал, ибо появление властителей жизни в те далекие времена не сулило ничего, кроме горя и бед.

Но Алишер скромно поклонился и попросил разрешения войти.

Ошеломленный и все еще дрожащий, Абу Салих проводил визиря к себе в дом и усадил на почетное место.

Алишер в смущении, а Абу Салих в страхе и растерянности долго не могли приступить к разговору и только обменивались приветствиями.

Наконец, видя, что дело не подвинулось и на муравьиный шаг, Алишер встал, почтительно поклонился и сказал:

– О, искуснейший из ткачей, почтеннейший Абу Салих, дозвольте мне, ничтожному, стать вашим сыном.

От изумления Абу Салих потерял дар речи. Никогда не мог он представить, чтобы к дочери его, простого ткача, какая бы она ни была красавица, мог свататься сам визирь, опора и щит трона, Алишер Навои.

Вне себя от радости, он обратился с поклоном к Алишеру:

– Души и тела нашего семейства в ваших руках, господин, и для меня высочайшая честь, что вы соизволили обратить внимание на ничтожную дочь ткача.

– Но что скажет девушка?

– Долг дочери – повиноваться отцу! – воскликнул Абу Салих.

Тогда Алишер Навои в свою очередь поклонился и сказал:

– Я знаю древние обычаи и законы шариата, но есть еще обычай сердца и законы разума. В любви принуждение – хуже смерти. Если ваша дочь скажет «нет», я удалюсь, покорно склонив голову.

Почтенный Абу Салих бросился на женскую половину и, найдя дочь, сказал:

– Неслыханное счастье свалилось на твою голову, дочка. Ты будешь жить во дворце. Тебя сватает сам визирь Алишер. Я сказал «да», но, велик аллах, он странный человек, ему нужно еще и твое согласие! Скорее соглашайся, пока он не передумал. Ему достаточно нахмурить брови – и от нашего дома вместе со мной, со всеми чадами и домочадцами не останется даже горсточки праха.

Гюли нежно улыбнулась отцу и сказала:

– Мой долг – повиноваться родителям. А вы скажите визирю: «Моя дочь – ваша рабыня!»

Старик вернулся вне себя от радости к Алишеру Навои и сказал:

– Я всегда говорил, что Гюли умница. Она согласна.

В тот же день Алишер Навои заслал в дом Абу Салиха сватов.

Надо сказать, что Алишер Навои был необыкновенным человеком. Он решил лично убедиться в чувствах девушки и стал каждый вечер приезжать в дом своего будущего тестя.

Алишер и Гюли прогуливались по цветнику и могли без помех говорить о своей нежной любви. Алишер декламировал свои новые, полные возвышенных страстей и чувств газели, посвященные Гюли, а Гюли пела звонким, подобным соловьиному, голосом песни под аккомпанемент домбры. Казалось, счастью молодых влюбленных не будет предела.

День свадьбы близился. Алишер принес уже отцу невесты калым – десять тысяч золотых. Состоялся никах – обручение.

В один из дней, когда Алишер находился в доме любимой, шах Хусейн спросил своих приближенных:

– Позвольте мне сказать, – обратился он к шаху Хусейну, – вот уже сорок и еще сорок дней, как соглядатаи неотступно, по вашему повелению, ходят по стопам вашего визиря Алишера, дабы вы знали о поведении его и мыслях.

– Что же узнали наши соглядатаи?

– Государь и повелитель, мысли и побуждения ваших подданных должны быть чище и прозрачнее хрусталя. Алишер обманывает вас.

– Что?! Как он смеет!

– Да! Алишер лживо говорит вам, что каждый вечер он занимается сочинением новых стихов. На самом деле он проводит время с девушкой несравненной красоты. Он скрыл от вас, великий шах, брильянт чистой воды, место которого в венце падишаха. Имя девушки Гюли. Она дочь ткача Абу Салиха.

Когда Алишер Навои явился, шах Хусейн сказал ему:

– Мы решили жениться!

На это Алишер спросил:

– Невеста красива? Из хорошей ли она семьи?

– Она красива, и отец ее достойный человек.

– Позвольте принести вам поздравления.

Тогда Хусейн хитро улыбнулся и обратился к стоявшим у подножия трона:

– Вы слышите, мой первый визирь одобрил наше решение жениться. Назначаю моего друга и старшего визиря Алишера моим сватом. Немедля собери, друг мой, дары и направляйся в дом девушки.

Не подозревая ничего, Алишер поклонился и сказал:

– Великая честь быть сватом падишаха. А куда я должен ехать?

– В дом ткача Абу Салиха.

Изменился в лице Алишер и с низким поклоном проговорил:

– Я лишен возможности исполнить поручение повелителя.

Впал в ярость шах Хусейн.

– Так, значит, это правда, что ты скрыл от меня свои поступки. Иди же под страхом немилости и сватай мне красавицу.

Но Алишер был тверд и непреклонен в своей любви. Он снова поклонился и сказал:

– Противоестественно было бы, если б жених стал сватать свою невесту для другого, даже когда этот другой сам падишах.

Сказал так и удалился.

Шах Хусейн немедленно подписал фирман об изгнании Алишера из Самарканда, а своим сватом назначил Маджеддина.

Вестником несчастья прискакал на взмыленном коне Алишер в дом ткача Абу Салиха.

В цветнике, среди благоухающих роз, проливая слезы, рассказал Алишер своей любимой Гюли о гибели их любви.

– В этом мире тиранства и притеснения нет счастья для людей! – воскликнул Алишер, сокрушаясь о своем бессилии.

– Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду, – говорила Гюли.

В то время как они так разговаривали, в дом Салиха прибыл визирь Маджеддин с дарами падишаха.

Оставив сидеть знатного свата на почетном месте, Абу Салих вошел в цветник и, не глядя на Алишера, сказал:

– У меня мог быть зятем визирь, но, оказывается, судьбе угодно, чтобы я стал тестем самого падишаха.

Тогда Гюли повторила слова, которые только что сказала она возлюбленному своему Алишеру:

– Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду.

– Увы мне! – воскликнул Абу Салих. – Шах не потерпит твоего отказа. Он превратит мое жилище в дым, и не останется от меня и горсточки пыли.

Абу Салих плакал, стонал, молил не губить его и родных, но Гюли осталась непреклонна.

Выйдя к Маджеддину, Абу Салих упал перед ним ниц и сказал:

– У нее помрачение разума. Она сказала «нет», но я умоляю вас, не говорите ничего шаху. Она еще поймет, что лучше быть даже рабыней падишаха, нежели женой визиря.

Маджеддин удалился, сказав, что прибудет за ответом после вечернего намаза. Перед уходом он поклялся во всеуслышание:

– Клянусь, если девчонка не согласится добровольно, то я приволоку ее во дворец на волосяном аркане.

А девушка удалилась к себе и скоро вернулась с двумя пиалами вина – мусалласа. Вручив одну из них своему возлюбленному, Гюли сказала:

– Разлука горше смерти. В этой чаше вина я вижу избавление от злой участи стать игрушкой в руках падишаха.

Не успел Алишер остановить Гюли, как она выпила вино до дна.

– Там был яд? – спросил Алишер.

Девушка молча кивнула головой. Тогда, не произнеся ни слова, Алишер осушил свою чашу.

– Без любви к моей Гюли для меня нет жизни, – сказал он.

Губы влюбленных слились в поцелуе.

После вечернего намаза в дом ткача Абу Салиха явился Маджеддин. Гюли, опасаясь, что жестокий шах исполнит угрозу и погубит ее родных и разорит дом, сказала отцу:

– Я согласна, но с одним условием – свадьба должна состояться не ранее, чем через сорок дней.

Шах Хусейн приказал готовить пышную свадьбу и осыпал золотом Абу Салиха. Приказ об изгнании Алишера был отменен.

В час свадебного пира Алишер Навои проник в одежде странника в гарем, чтобы проститься со своей возлюбленной.

Он застал Гюли больной. Ужасный приступ изнурительной лихорадки мучил ее. Но она была по-прежнему прекрасна, и жаркое сияние ее глаз спорило с холодным мерцанием звезд.

– Я не буду женой падишаха, – сказала Гюли, – яд действует, и я умираю.

– Любимая, – сказал Алишер в глубокой печали, – я тоже пил яд из твоих рук, но я не чувствую и признаков болезни.

Тогда Гюли призналась:

– Не было от сотворения мира, чтобы любящая убила своей рукой любимого. В твоей чаше, душа моей жизни, было чистое вино.

– Несчастный я! – воскликнул Алишер. – Зачем ты поступила так жестоко?

– Я поступила так, чтобы ты, любимый, никогда не забыл меня.

В тот самый миг в комнату Гюли вбежал разъяренный шах Хусейн. Кто-то из евнухов прошел в пиршественную залу и донес о приходе в гарем Алишера.

В руках шаха была обнаженная сабля.

– Кто бы ни посмел нарушить неприкосновенность моего гарема, – крикнул Хусейн, – тот умрет!

– Тише, не тревожьте ее сон, – говоря так, Алишер показал на Гюли, – о падишах, выйдем отсюда. Не будем тревожить ее покой.

Шах Хусейн взглянул на Гюли и увидел, что она мертва. Уронив на пол саблю, шах вышел.

Алишер поднял саблю и, выйдя в соседнюю комнату, сказал:

– Ныне ничего больше я не жажду, как только того, чтобы факел моей жизни погрузился в реку забвения. Вот сабля, рази!

И он протянул саблю Хусейну.

Рассказывают, что Хусейн раскаялся в своем поступке, не стал рубить голову своему визирю Алишеру. Более того, он обнял его и поклялся в вечной дружбе.

Мудрый Алишер остался первым визирем государства. Ни одно государственное дело не решалось у подножья трона без совета Алишера.

Но рассказывают также, что Хусейн до скончания дней своих затаил в сердце злобу на Алишера, ибо, кто не знает, что часто люди становятся врагами именно тех, кому они причиняют сами зло. Боялся также трусливый и жестокий Хусейн, что Алишер станет когда-нибудь мстить ему.

Товариществу и дружбе между шахом и визирем пришел конец. Много горя и бед претерпел Алишер Навои по той причине.

Любовь свою к прекрасной Гюли мудрец и поэт Алишер Навои хранил до самой смерти. Вот почему его взор никогда больше не останавливался ни на одной девушке, даже если своей красотой она могла поспорить с солнцем, луной и всей плеядой звезд небосвода.

Перевод М. Шевердина.

ЗИЯД-БАТЫР

Было или не было, в давние времена жил-был шах по имени Султан. Была у него дочь красоты несравненной, скромная, умная, ученая. Если кто на нее хоть раз взглянет, только о том и думать будет, как бы еще раз на нее взглянуть. Звали ее Камархон.

Не было человека, который мог бы так ловко, как шахская дочь, из лука стрелять, копье метать, мечом разить. Шах Султан свою дочь даже больше, чем сына, любил. А сколько было женихов у Камархон – и не перечесть! Из разных стран приходили просить ее руки сыновья шахов и беков, но все они ей не нравились.

Кто к ней ни сватался, всем Камархон один ответ давала: – Я замуж не собираюсь.

Во дворце у султана работал старик-мастер. Во всех ремеслах был он искусен. Вещи, которые он делал, очень нравились шаху, и старого мастера поставили начальником над всеми мастерами.

Был у мастера двадцатилетний сын, статный, красивый, а к тому же храбрый и умный. Звали его Зияд-батыр. Большой славой он пользовался среди других батыров.

Мастер захотел научить сына своему ремеслу и говорит:

– Сын мой, учись ремеслу, вырастешь – тебе оно пригодится.

Много времени не прошло, сын всякому ремеслу от отца научился. Смотрит отец на сына, радуется, а того не знает, что Зияд-батыр от любви страдает, мучится, ночами не спит, слезы льет, по красавице-царевне тоскует.

Однажды приказала Камархон мастеру сделать лук. Взялся старик за работу и за несколько дней сделал лук. А Зияд-батыр тайком от отца тоже лук готовил Сделал он лук и показал отцу. Посмотрел мастер на его лук и удивился. У Зияд-батыра лук намного лучше, чем у него самого, получился. Нельзя было взять этот лук в руки и не полюбоваться его красотой. На луке было вырезано узорным письмом красивое двустишие о любви.

Обрадовался очень старый мастер, сына в лоб поцеловал и говорит ему:

– Молодец, сын мой, очень я рад, что ты так хорошо моим инструментом овладел, теперь тебе в жизни нищета не грозит.

Свой лук мастер себе оставил, а царевне послал лук, сделанный Зияд-батыром. Очень понравился царевне лук. Именно такой ей и хотелось получить. Послала она мастеру дорогие подарки. Мастер был очень старый. Однажды он заболел – тяжело заболел, никакие лекарства не помогли – и умер.

Позвал шах Султан Зияд-батыра и назначил его вместо отца начальником над своими мастерами.

Зашел однажды шах к Камархон и увидел, что она луком играет. Взял шах в руки лук, отделку его рассматривает, любуется им, удивляется. Вдруг заметил шах стихи, которые были на луке вырезаны, прочитал их, позвал Зияд-батыра и спрашивает:

– Кто стихи на луке вырезал?

– Я, – отвечает Зияд-батыр.

– Мало тебе того, что я тебя начальником всех мастеров назначил, неблагодарный?!

Разозлился шах, позвал палача и приказал казнить Зияд-батыра.

Тут один из визирей кинулся в ноги шаху, попросил помиловать молодого мастера, от смерти избавить. Послушал Султан визиря, но все же приказал изгнать Зияд-батыра из города.

Отправился Зияд-батыр в путь. Ехал он и по степям и по холмам, много дней ехал, долгий путь проехал и приехал в горы.

Посмотрел – кругом зеленая трава, воздух чистый человеку сердце радуют, путника на отдых зовут. Увидел Зияд-батыр, что старик пастух табуны лошадей и отары овец пасет. Подъехал он к пастуху, поздоровался. Видит старик, что юноша устал, утомился, – налил ему из бурдюка чашку кумысу.

– Откуда путь держишь, сынок? – спрашивает пастух.

Зияд-батыр все как было пастуху рассказал. Пожалел его старик и снова спрашивает:

– А сейчас куда едешь, сынок?

– Куда же мне ехать сейчас, отец? Куда может ехать бездомный путник, лишившийся родной земли? Еду куда глаза глядят.

– Вот я у жителей здешних гор скот пасу, – говорит старик. – От отцов, дедов пастушьему делу научился. Если тебе такая жизнь понравится, будь моим сыном.

По сердцу пришлись Зияд-батыру слова пастуха.

– Отец, если вы меня к себе берете, да еще своим сыном назвать желаете, я всей душой у вас остаться согласен.

Так стал Зияд-батыр жить у пастуха, пасти овец, лошадей. Научился он хорошо из пращи стрелять. Когда дикие звери на стадо нападали, Зияд-батыр так ловко в них пращой камни метал, что многих зверей убивал. Радовался старик пастух. Прежде каждый год дикие звери много бед причиняли, а после того как Зияд-батыр пришел, стада стали спокойно пастись. Слава о Зияд-батыре далеко по горам пошла. Стали его люди звать «богатырь-камнеметатель». Так два года прошло.

Пока Зияд-батыр со своим отцом-пастухом стада пасет, послушайте про шахскую дочь Камархон.

Камархон никому не говорила о том, что она любит Зияд-батыра, но про себя давно уже решила:

«Если отец захочет меня замуж выдать, выйду я только за Зияд-батыра».

После того как шах изгнал Зияд-батыра из города, весь мир в очах Камархон черной пеленой покрылся, с утра до вечера она про Зияд-батыра думала, а по ночам до раннего рассвета плакала.

Долго царевна горе свое никому не открывала.

Было у нее сорок прислужниц. Старшую из прислужниц звали Хумаюн.

Тосковала Камархон, тосковала и наконец рассказала Хумаюн о своем горе. Чтобы тоску развеять, стала Камархон часто на охоту ездить. В один из весенних дней, отпросившись у отца, Камархон и ее служанки оделись джигитами и отправились на охоту. Приехали они в лес, несколько фазанов и других птиц застрелили, а больше никакой дичи не встретили. Поскакала Камархон дальше и видит – вдали гора виднеется высотой до небес. Поехала Камархон к той горе, а в это время из оврага выскочил волк. Пустила в него Камархон стрелу, убила волка, отдала его одной из служанок и поехала дальше.

Едет Камархон, видит – в лесу пасется олень, в ушах у него золотые кольца висят, на рогах золотая печать видна, шея драгоценными ожерельями увешана. Понравился очень олень Камархон, и захотелось ей обязательно поймать его.

– Поймайте мне оленя, – приказывает она девушкам, – только стрел в него не пускайте, арканами ловите. Смотрите, чтобы никто оленя не упустил, а если кто оленя упустит – с охоты прогоню, на весь свет опозорю.

Взяли девушки арканы, стали оленя окружать. Бросила Хумаюн аркан на оленя, промахнулась. Олень мимо царевны пробежал. Три раза подряд бросала сама Камархон аркан, не смогла поймать оленя. Стыдно ей перед девушками стало, досадно, – помчалась она оленя догонять.

Летел олень, как птица.

Конь у царевны был быстрый, словно ветер, но и он оленя догнать не мог.

Наконец и олень и конь утомились. Олень задыхаясь, забежал в пещеру.

Царевна обрадовалась, подумала: «Ну, теперь поймаю», – вошла в пещеру, а в пещере другой выход был, олень через него проскочил и убежал.

Камархон снова на коня вскочила и погналась за оленем. Гналась она за ним, гналась и прискакала к той горе, где Зияд-батыр стада пас.

Увидев, что какой-то всадник гонится за оленем, взял Зияд-батыр камень, заложил в пращу, прицелился и запустил его. Попал камень в цель и сбил один рог у оленя.

Олень на землю свалился.

Разгневалась Камархон, выхватила меч из ножен и говорит:

– Эй, дерзкий пастух! Если б я хотела оленя убить, я бы его давно убила. Я хотела его живым поймать. Зачем ты в чужую дичь стреляешь?

Вдруг из-за скалы выскочил тигр.

Конь царевны испугался и назад отскочил. Камархон упала с коня и мечом себе руку поранила.

А Зияд-батыр, как увидел тигра, заложил камень в пращу, прицелился.

Только собрался тигр на царевну прыгнуть, как камень ему в голову попал. Тигр упал мертвым. Подошел Зияд-батыр к царевне, видит – лежит без сознания раненый юноша с маской на лице.

Зияд-батыр быстро снял с себя рубашку, оторвал один рукав и рану перевязал. «Надо спасти бедного юношу, – подумал, – жалко будет, если он зря погибнет».

Принес Зияд-батыр воды, на лицо раненого побрызгал – ничего не помогло. «Надо маску снять, – решил Зияд-батыр, – дать немного воды выпить».

Снял он с юноши маску, из-под маски черные волнистые волосы рассыпались, и увидел Зияд-батыр, что лежит перед ним Камархон.

– Дорогая моя, подними голову, не заставляй меня мучиться, ты меня зарубить хотела, руби, только не лежи так бездыханная, подними свою голову, – молил Зияд-батыр.

Прошло немного времени, девушка стала в себя приходить. Открыла глаза, видит – по лицу пастуха слезы текут, стала вглядываться – узнала Зияд-батыра, своего любимого, и от радости опять сознание потеряла.

Тут одна за другой стали девушки-прислужницы подъезжать. Видят – мертвый тигр лежит, царевна без сознания, а какой-то пастух над ней склонился, водой на лицо ей брызгает.

Девушки быстро с коней спрыгнули. Хумаюн подбежала, голову царевны себе на колени положила, плачет, в чувство ее приводит.

Хумаюн с руки царевны повязку сняла, к ране лекарство приложила. Тут Камархон в себя пришла.

Хотели девушки скорее в шахский дворец возвратиться, Камархон не согласилась:

– Пока рана моя не заживет, никуда я отсюда не поеду.

Был в том месте родник и около родника два тенистых дерева. Прислужницы положили царевну под деревьями, а царевна думает: «Узнал меня Зияд-батыр или не узнал?»

И его спрашивает:

– С каких пор вы здесь пастухом работаете?

Зияд-батыр думает: «Убить захочет – пусть убивает; что бы ни было, правду скажу», – и отвечает:

– Да с тех пор как ваш отец меня к изгнанию приговорил.

Царевна извиняется перед Зияд-батыром:

– Моя вина. Не смогла я отца упросить, чтоб он вас не прогонял.

Обрадовался Зияд-батыр и пошел звать своего приемного отца.

– Надо хорошо угостить дорогих гостей, – говорит старик пастух.

Принес он из кишлака большой котел, огонь под котлом разложил, пять баранов зарезал, девушек пловом угостил, кумысом напоил.

Прошло несколько дней, и рана царевны начала заживать.

Послушайте теперь про отца царевны.

Пятнадцать дней прошло с тех пор, как Камархон уехала на охоту, а от нее вестей нет. Еще пятнадцать дней прошло, а про царевну ни слуху ни духу.

Позвал шах одного богатыря и говорит:

– Вот уже месяц прошел, как от царевны вестей нет, поезжай узнай, где она. Найди ее, и вместе возвращайтесь.

А тот богатырь на царевне хотел жениться. Поэтому он шаху верой и правдой служил. Обрадовался он, получив такое приказание, мигом в путь собрался. Взял с собой джигитов, кувшин вина и поехал.

Проехал богатырь пять дней, нашел царевну и видит: сидит она и беседует с Зияд-батыром. Как увидел это богатырь – огорчился. Боясь, как бы не обидеть царевну злым словом, слез с коня, поздоровался и говорит:

– Отец беспокоится о вас, меня на поиски послал.

Тут стали его обедом угощать. Богатырь кувшин вина принес. Девушки вино разлили. Выпил богатырь две чашки вина, голова у него закружилась, глаза покраснели, кровь в жилах закипела. Из-за какого-то пустяка придрался он к Зияд-батыру.

– Почему мне перечишь? – закричал он, вскочил и ударил Зияд-батыра кулаком. Оскорбился Зияд-батыр, на удар ударом ответил. У приезжего богатыря изо рта пена пошла, тут он и кончился.

Набросились на Зияд-батыра джигиты и затеяли бой-драку. Всех их одолел Зияд-батыр и говорит царевне:

– Теперь нам здесь оставаться опасно. Поедем куда-нибудь в другую страну.

Царевна отослала своих девушек-прислужниц к шаху и дала им наказ:

– Если отец про меня спросит, скажите, что Камархон уехала в другую страну.

С плачем девушки в город возвратились.

А Зияд-батыр и царевна попрощались с пастухом, сели на коней и пустились в путь-дорогу. Проедут немного, поохотятся, дальше едут. Так за несколько дней добрались они до города Герата. Правил там шах Хусейн-Мирза.

Остановились они в караван-сарае. Зияд-батыр устроился на работу в кузнице. Вскоре они с Камархон поженились. Пришел к Зияд-батыру однажды один богатый шейх и говорит:

– Зачем вам жить в караван-сарае, я в своем квартале для вас домик нашел.

Понравился домик Зияд-батыру. Было у него немного заработанных денег, отдал он их и переселился с женой в этот дом.

А слуга у того шейха был разбойник. Позвал шейх разбойника и говорит:

– Никуда сегодня вечером не уходи. У меня дело есть.

И вот в полночь он с разбойником пошел к дому Зияд-батыра. Хотели они, когда Зияд-батыр уснет, убить его и похитить Камархон.

Но Камархон их услышала и Зияд-батыра разбудила. Зияд-батыр встал, видит – перед домом два человека стоят. Взял он кинжал из-под подушки и схватился с разбойником. А Камархон подбежала да как даст богачу кулаком по щеке – у того щека раздулась. Зияд-батыр покончил со слугой, а царевна повалила на землю богача и душит его.

Шейх просит-молит:

– Отпустите меня, пощадите!

Царевна думает: «Убить его надо», – но Зияд-батыр говорит:

– Ладно, отпустим негодяя. Пусть себе убирается поскорей, да в другой раз такими делами не занимается.

Убежал шейх и подумал: «А что, не пойти ли мне пожаловаться на них шаху?» Повязал распухшую щеку и отправился во дворец.

Сидел во дворце Хусейн Мирза со своими вельможами, и шейх среди них сидит.

Пришел шейх, поклонился султану и жалуется:

– Государь, приехал недавно в наш город какой-то безродный бродяга с девушкой. Я думал, что это честные люди, дом им продал, а они меня побили. Прогоните, государь, негодного бродягу из города.

Разгневался шах и говорит:

– Так его мало из города выгнать, казнить надо, – и послал своих стражников к Зияд-батыру.

Пришли стражники, взяли Зияд-батыра и Камархон, руки связали и повели к шаху. Как увидел шах Камархон, все на свете забыл и говорит Зияд-батыру:

– Где ты девушку взял, откуда она?

– Спросите у нее самой, – отвечает Зияд-батыр.

– Оставь девушку здесь, а сам иди, – говорит шах Зияд-батыру. Но Зияд-батыр не соглашается, не уходит.

Разозлился шах, позвал палачей, приказал казнить Зияд-батыра. Повели палачи Зияд-батыра на казнь. Но он всех перебил и убежал к своему мастеру-кузнецу.

Рассказал он кузнецу все, что с ним случилось, кузнец посоветовал ему:

– Тут недалеко пещера есть, ты в ней спрячься, а я пойду в город, послушаю, что люди говорят. Завтра приду к тебе и все расскажу.

Послушайте теперь про царевну.

Сначала шах с ней по-хорошему говорил, сулил:

– Я тебя озолочу, будешь ты богаче всех шахских дочерей, оставайся в моем дворце.

Не поддается Камархон уговорам.

Разъярился шах. А в саду у него в подземелье была потайная тюрьма, про которую никто не знал.

Взял шах и бросил Камархон в ту тюрьму. А когда шах услышал, что Зияд-батыр убежал, приказал все ворота в городе запереть и беглеца найти. Искали, искали Зияд-батыра, нигде найти не смогли.

Настал вечер. Пришел кузнец в пещеру, где Зияд-батыр спрятался, и стали они советоваться, что им дальше делать. Подумал, подумал кузнец да и говорит:

– Есть у шаха визирь Навои. Надо тебе пойти к нему и про все свои несчастья рассказать. Человек он справедливый, твоему горю поможет.

– Ладно, – говорит Зияд-батыр, – так и сделаю.

Вышел он в полночь из пещеры и направился в дом Навои. Постучался и говорит:

– Я издалека к достославному Навои за советом пришел. Пустите меня к нему.

Навои, как обычно, еще не спал. Он до поздней ночи, а то и до утра, всегда работал со светильником. Пришли к нему слуги и говорят:

– Там какой-то джигит издалека к вам за советом пришел.

– Впустите его, – говорит Навои.

Вошел Зияд-батыр, поздоровался, сел и рассказал Навои про свое горе.

Навои его утешил:

– Не беспокойся. Шах не убьет Камархон, завтра я про нее узнаю и тебе сообщу.

Назавтра отправился Навои к шаху во дворец и зашел в сад. Он-то знал, что у шаха есть подземная тюрьма.

Ходил он по саду, садовника встретил. Поклонился садовник Навои, букет цветов преподнес. Садовник и за садом, и за тюрьмой смотрел. Только никто этого не знал.

Навои спрашивает садовника:

– Знаешь ли ты про девушку, которая в подземелье сидит?

– Знаю, господин, – отвечает садовник. – Сам шах ее в подземелье приказал бросить.

Пошел Навои и сообщил Зияд-батыру, что Камархон жива и здорова. А людям своим приказал подземный ход копать к саду шаха.

За три дня подземный ход прокопали и Камархон из тюрьмы освободили. Привели ее в дом Навои, там ей место было приготовлено. Навои говорит Зияд-батыру:

– Тебя и Камархон в моем доме никто не обидит. Живите здесь спокойно и счастливо.

Прожили они в доме Навои три года. У Камархон сын родился. Уже он ходить начал. Однажды проходил Навои по саду, видит – мальчик сидит и в воде плещется. Взял его Навои на руки, цветов ему дал. Подошел он к двери Зияд-батыра и слышит, как тот говорит:

– Не плачь, дорогая моя Камархон, знаю я, что по матери родной скучаешь, что повидать ее не можешь… Не плачь… успокойся… У меня тоже сердце по родной стране болит…

Услышав это, Навои зашел к ним. Камархон слезы вытерла, встала, поклонилась Навои, а он говорит ей:

– Не горюй, не печалься. Еще месяц потерпи, а там я сам вас в вашу страну отвезу и отцу твоему все объясню.

Прошел месяц. Отпросился Навои у шаха в путешествие, взял четырех верных джигитов и стал в путь-дорогу снаряжаться. Джигиты за неделю до отъезда тайком увезли Камархон и Зияд-батыра из города и спрятали в горах. Закончил Навои свои сборы и отправился в путь. По дороге заехал в горы и взял с собой Камархон и Зияд-батыра.

Несколько дней они ехали, большой путь проехали и прибыли на родину Камархон. Услышал шах Султан о Навои и выслал джигитов гостя встречать.

Погостил Навои несколько дней, шах Султан его во дворец приглашает:

– Добро пожаловать, – говорит, – по какому делу приехали?

Навои ему отвечает:

– Приехал я за тем, чтобы попросить у вас прощения двум провинившимся. Если вы их простите, я у вас еще несколько дней погощу, не простите – сейчас уеду.

Шах Султан говорит:

– Если б провинившиеся даже и отца моего убили, раз вы за них просите, все равно прощу. Скажите мне, кто они.

Тут Навои приказал позвать Камархон и Зияд-батыра. Вошла Камархон и бросилась отцу на грудь.

Шах от радости в обморок упал. Привели его в чувство, шах плачет, спрашивает:

– Где же-ты пропадала, дочь моя?

Тут Зияд-батыр подошел, поздоровался с шахом Султаном.

Шах Султан на радостях пир устроил, семь дней народ угощал. А Зияд-батыра своим военачальником назначил.

Зияд-батыр первым делом послал за старым пастухом, с которым он в горах вместе скот пас, и поселил его в тенистом саду.

Любил Зияд-батыр простой народ; бедным, голодным, раздетым помогал.