Текст книги "Узбекские народные сказки. Том 2"

Автор книги: Мансур Афзалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

УМ И ЗОЛОТО

В древней Бухаре жил один очень бедный человек. Ходил он по улицам и продавал воду. Люди называли его Машкоб, что значит водонос. Однажды Машкоб, как всегда, шел по узким пыльным улицам и кричал: «Продаю воду, холодную воду! Кому нужна холодная вода?!» Видит – навстречу идет странник, а одежда его покрыта пылью.

– Вот вода! Купи воды, напейся! – воскликнул Машкоб. – Утоли жажду!

– Много мне пришлось бродить по свету. Вся жизнь моя – одни скитания. Я очень хочу пить, но у меня нет ни гроша, чтобы заплатить тебе за воду.

Пожалел странника Машкоб и дал ему напиться, да еще позвал его к себе ночевать.

– Добрый ты человек, – сказал странник Машкобу. – Пожалел ты меня. За твое гостеприимство открою тебе секрет приготовления одного чудодейственного лекарства. Если больной примет его – какой бы болезнью он ни болел, сразу к нему вернется здоровье. А чтобы ты не забыл, как делать лекарства, вот тебе моя книга рецептов. Делай все так, как тут написано, но помни – никогда с таких бедняков, как ты, не бери платы за лечение.

Взял книгу Машкоб, поклонился страннику в ноги и спросил:

– Скажи, как зовут тебя?

– Меня зовут Абу Али ибн-Сина.

Хотел Машкоб поблагодарить странника, но никого не увидел около себя. Хлопнула только калитка во дворе, и все стихло.

Все сделал Машкоб, как было написано в бумаге, и стал лечить больных. Толпами повалил народ к Машкобу. Не брал он платы с бедняков, а требовал денег только с богатых и знатных. Как говорил чужестранец Абу Али ибн-Сина, благополучие вошло не только в дом к Машкобу, но и в жилища многих жителей благородной Бухары. Народ славил Машкоба. «Наш мудрый лекарь», – с уважением говорили все о нем.

Зажил Машкоб хорошо. Построил себе дом, обзавелся семьей, ел каждый день плов с перепелками.

Все было бы отлично, если бы не черная зависть. Закралась она к Машкобу в сердце, и подумал он: «Зачем я не беру со многих денег, а бесплатно раздаю беднякам лекарство? Что мне за дело, беден человек или богат? Давно бы я уже мог превзойти роскошью жизни всех вельмож и богатеев Бухары».

Забыл Машкоб о совете Абу Али ибн-Сины. И в тот же день, когда к нему пришел за лекарством для больного ребенка такой же нищий Машкоб, каким он был раньше, потребовал у него:

– Плати!

– Нет у меня ни гроша, – заплакал Машкоб.

– Убирайся! – закричал лекарь Машкоб.

И тут вдруг понял он, что забыл, как надо делать лекарство. Напрасно искал он книгу Абу Али ибн-Сины с рецептами, она исчезла. Силился Машкоб вспомнить, из чего делалось чудодейственное лекарство, составные его части, но он забыл их.

Скоро, очень скоро истратил он все накопленное богатство, потерял дом, имущество.

Снова стал ходить Машкоб по улицам города и кричать: «Продаю воду, холодную воду! Кому нужна холодная вода?»

Но каждый раз, наливая в чашку воды, Машкоб восклицал:

– Проклятие на голову страннику, по имени Абу Али ибн-Сина!

Похудел и высох от злости Машкоб. Стал он похож на черную ворону, которая начинает каркать, когда ей холодно и голодно.

Однажды, когда Машкоб по обыкновению шел по пыльным улицам города и кричал, он встретил человека, едущего на верблюде.

– Эй, Машкоб! – закричал человек на верблюде. – Я путник, и мне не у кого остановиться. Пусти меня к себе переночевать.

Не хотелось Машкобу пускать к себе незнакомого человека, но разве можно забывать долг гостеприимства.

– Ладно, – с неохотой согласился Машкоб и отвел путешественника к себе домой.

– Ты добрый человек, – сказал путник Машкобу на следующее утро. – Гостеприимство твое заслуживает награды. Знай же – я великий химик. Из благодарности расскажу я тебе, как приготовить золото. Но помни: не делай из этого тайну от народа. Когда все люди узнают, из чего можно сделать золото, тогда не будет раздоров на земле, исчезнет зависть. Ко всем в дом войдут мир и счастье. Сила золота и заключается в том, что оно должно принадлежать народу. А чтобы ты не забыл о способе получения золота, я тебе оставлю свою книгу о тайнах химии.

За ночь Машкоб и чужестранец сделали слиток золота.

От удивления Машкоб не мог пошевелиться. Он даже не встал и не пошел провожать гостя, когда тот собрался уходить.

«Если узнают про мое золото, украдут», – подумал Машкоб и чуть не потерял разума от жадности.

– Стану я богатым, – решил он. – Все будут предо мной преклоняться. Никому не расскажу, как можно получить золото.

Снова купил он себе дом, устлал его коврами, украсил драгоценностями и зажил в довольстве и роскоши.

И ни разу не вспомнил Машкоб, что говорил странник: «Сила золота – в народе».

Когда же, спустя год, не осталось у Машкоба и крупинки от того слитка золота, бросился он искать книгу странника. Смотрит – а она превратилась в камень.

– Увы мне, разорен я, разорен! – воскликнул Машкоб.

Снова стал ходить он по улицам и торговать водой.

Однажды он встретил странника. На этот раз ехал он на коне.

– Эй, Машкоб! – закричал странник. – Не узнаешь меня? А мы с тобой два раза встречались. Я Абу Али ибн-Сина. Я научил тебя способу приготовления лекарства. Но тебя обуяла жадность и ты не выполнил моего условия и стал продавать его беднякам. И я сделал так, что ты забыл рецепт. Я думал, ты исправишься, и рассказал тебе, как делать золото. Но ты не послушался меня. Снова дал волю своей жадности и был наказан. Тридцать лет и три года писал я свою книгу и писал ее для народа. А ты захотел познать ее секреты только для себя одного.

Потому-то книга моя и превратилась в камень. Только человек, готовый отдать жизнь народу, сможет теплотой своей души размягчить камень и почерпнуть из книги всю мудрость. Знание за золото не купишь.

Только теперь Машкоб узнал в страннике мудреца Абу Али ибн-Сину и с горестью воскликнул:

– О, великий, я был слеп, прости меня!

Но Абу Али ибн-Сина только покачал головой. И, повторив еще раз «сила золота – в народе», ускакал.

Перевод Ирины Шевердиной.

АЯЗ

В давние времена жил один шах. Звали его Хандархан. Была у него жена Малика. Родила она ему девять детей, и все девочек.

Приходит однажды шах к своей жене и говорит: – Много лет прожил я с тобой, а счастья не вижу. Каждый раз жду я сына, а у тебя только дочери рождаются. Если и на этот раз дочь родишь, не стерплю. А чтобы в гневе тебя не убить, я на охоту уеду. Если сына родишь, пришли мне гонца, а если опять дочь будет, уходи прочь из моего дома.

Сказал это шах, сел на коня и ускакал. А в полночь у Малики родилась дочь. Увидала ее Малика и говорит повивальной бабке:

– Шах приказал мне: если дочь родишь, уходи из моего дома. Запеленайте девочку и дайте ее мне. Пойду с ней куда глаза глядят.

А старушка ей и говорит:

– Ах, душа моя, как же ты всю эту царскую роскошь оставишь, куда ты пойдешь лить слезы? Послушай-ка лучше меня, отсчитай мне пятнадцать золотых и дочь свою отдай. Тут по соседству меня к пяти или шести роженицам звали. Если у какой-нибудь из них сын родится, я за пятнадцать золотых дочь твою на мальчика обменяю.

Малика отсчитала ей пятнадцать золотых и говорит:

– Дай бог, чтоб на мое счастье у кого-нибудь из них сын родился!

И отослала бабку. Взяла старуха новорожденную девочку, взяла пятнадцать золотых и пошла. Зашла в один домик, видит – лежит женщина, мучается, стонет. Бабка за ней ухаживать стала. Вскоре у женщины мальчик родился. Старуха ей говорит:

– Вот, доченька, родился у тебя сын. А эта девочка – дочь шаха. Я тебе пятнадцать золотых дам, а ты отдай мне сына. Я его царице отнесу. А когда муж придет, скажешь ему, что у тебя девочка родилась.

А у женщины той уже было четыре сына, и ей и ее мужу очень хотелось иметь дочь. Поэтому женщина охотно взяла пятнадцать золотых и девочку, а сына своего отдала бабке. Забрала старуха мальчика, положила его себе за пазуху и отнесла во дворец к Малике. Взяла его царица на руки, обрадовалась и отправила к шаху гонца. Получил шах от царицы вести, возликовал, дал гонцу дорогой подарок и поспешил скорей вернуться с охоты, чтобы на сына полюбоваться. На радостях шах пировал сорок дней и сорок ночей.

Когда мальчику исполнилось шесть лет, приказал шах собрать большой дастархан, взял сына за руку, привел в школу и говорит домулле-учителю:

– Мясо мальчика ваше, а кости наши. Учите его хорошенько.

Ушел шах, а учитель думает: «Если я стану его сына бить, ругать, мальчик на меня обидится, отцу пожалуется, и шах прикажет меня казнить. Никто тогда мне не поможет».

И стал он мальчику угождать, усадил на семь одеял и позволил делать, что хочет.

Прошел месяц, и шах спрашивает у мальчика:

– Ну, сынок, как твой учитель?

А сын отвечает:

– Ах, отец! Домулла меня очень любит, семь одеял мне подстилает, угождает мне.

Послушал шах, что сын рассказывает, и говорит ему:

– Сын мой, к этому учителю ты больше не пойдешь. Ничему он тебя не научит.

И назавтра отправил шах своего сына в другую школу. Проучился мальчик в этой школе неделю, шах его и спрашивает:

– Ну, сын, а новый учитель какой?

– Этот домулла еще лучше прежнего, – говорит мальчик.

– Ну если так, то и к этому учителю ходить не будешь, – говорит шах.

Спустя три дня шах опять взял дастархан и пиалу денег и повел своего сына еще к одному учителю.

Учитель говорит шаху:

– Как всех детей я учу, так и вашего сына буду учить. Без труда наука не дается. Если вы на это согласны и напишете свое согласие на бумаге, возьму вашего сына учить, а не согласны – не возьму.

Шах согласился и отдал сына в эту школу. Не понравилось в школе мальчику. Учитель его усадил прямо на землю и заставил читать да еще торопил: «Быстрей учи!»

Проучился мальчик там шесть лет. Когда исполнилось ему двенадцать лет, пожаловался он шаху:

– Надоело мне мучиться. Уже я совсем ученый стал, хватит мне этой науки на всю жизнь.

Шах ему говорит:

– Нет, сынок, ты еще совсем молодой, тебе еще много учиться надо.

А сын ему отвечает:

– Я и сам теперь не меньше учителя знаю, хоть убейте, учиться больше не буду.

– Вот ты говоришь, что все знаешь, – говорит шах, – а известно ли тебе, какие существуют на свете четыре самые плохие вещи? Если ты скажешь, поверю, что ты ученый стал, а не скажешь – придется тебе и дальше у этого домуллы учиться.

Мальчик подумал: «В школу я не пойду. Узнаю про эти четыре вещи, расскажу о них отцу и от учителя избавлюсь».

И пошел в поле. Там дехканин один на волах пахал. Подошел к нему мальчик и кричит:

– Иди сюда!

– А ты сам кто такой, что мне приказываешь? – говорит крестьянин.

– Меня не знаешь? – кричит мальчик. – Да я же сын шаха!

– Ну пусть себе ты сын шаха, – говорит крестьянин. – Зачем меня звал?

Мальчик ему отвечает:

– Отец сказал мне: «На свете существуют четыре самые плохие вещи, – знаешь ли ты, какие именно?» Одну я уже узнал. Если б ты был хороший человек, не стал бы гладкую грудь земли на куски разрывать.

На это крестьянин ему и говорит:

– Ну, насчет земли ты глупости болтаешь, а вот четыре самые плохие вещи я тебе расскажу. Только смотри, чтоб отец твой не знал, что я тебе про них говорил. А когда он спросит тебя: «Узнал?» – ты скажи ему, что из птиц самая плохая – коршун, из скота – мул, в тугаях самый плохой зверь кабан, а для людей хуже всего дураком быть. Скажи так, отец твой рад будет.

Запомнил это мальчик и пошел к отцу.

– Ну, сынок, зачем пришел? – спрашивает шах.

– А я знаю четыре плохие вещи, про которые вы спрашивали. У птиц – это коршун, у скота – мул, в тугаях – это кабан, а у людей хуже всего дураком быть.

– Сын мой, – говорит ему шах. – Тот, кто сказал тебе это, – плохой человек. Возьми с собой стражника и пойди покажи ему этого человека, пусть он его сюда приведет.

И отправил стражника с мальчиком.

Пришли они в поле, показал мальчик стражнику на крестьянина и говорит:

– Вот этот человек меня научил.

Подошел стражник к крестьянину и говорит:

– Это ты мальчика научил, как отцу отвечать? Идем. Шах тебя к себе зовет.

Привел стражник крестьянина к шаху. Шах спрашивает:

– Это ты рассказал моему сыну о четырех плохих вещах?

– Ваш сын спрашивал – я и рассказал, – отвечает дехканин.

– Как зовут тебя?

– Аяз.

– Эй, Аяз, – говорит ему шах. – Ты свое дело знай, а в чужие дела не мешайся. Я, чтоб сын учиться не перестал, задал ему эту загадку, думал, что ее никто не знает. А ты взял да и сразу ее разгадал. Ну, раз ты такой мастер советы давать, так вот что: хоть у меня и десять визирей есть, сделаю я тебя тоже визирем.

А сыну шах говорит:

– Ну, сынок, то, что ты у других спросил да мне рассказал, в счет не идет. Будешь ходить в школу.

И пришлось мальчику опять в школу ходить, а Аяз стал у шаха визирем.

Дня через три вел конюх шахского коня на водопой. Шах себе думает: «Ну-ка, проверю я своего нового визиря», – и спрашивает:

– Скажи мне, Аяз, нравится тебе этот конь?

– Конь-то хороший, – отвечает Аяз, – да только вот матка у него была корова.

– Что это значит? – удивился шах. – Как это понять твои слова?

– А вы, господин, спросите у того, – отвечает Аяз, – у кого вы этого коня достали. Тогда узнаете.

Шах немедленно позвал к себе человека, который коня растил, и спрашивает:

– Это конь какой породы: лошадиной или коровьей?

Тот отвечает:

– Сказать по правде, породы-то он лошадиной, да вот только чуть родился, мать его дня через три издохла. Не знал я, что с жеребенком делать, и стал его поить коровьим молоком. А когда он подрос, пришлось мне его продать: бедность одолела. Но мне жалко было его на базар вести, я его к вам привел. Вы мне за него мало ли, много ли, но тоже подарок дали.

Шах тогда спрашивает Аяза:

– А как ты узнал, что конь этот коровьим молоком вспоен?

– А я сразу понял, – отвечает Аяз. – Когда ваш конюх коня к арыку повел поить, он повернул морду и дернул задней ногой. Так я и узнал.

Тогда шах позвал казначея и приказал ему:

– Принеси сюда два перламутровых подсвечника и поставь их перед Аязом.

Принес казначей подсвечники, поставил.

Шах говорит Аязу:

– Это не для подарка тебе. Я хочу узнать, который из них настоящий, а который поддельный.

Посмотрел на них Аяз, показывает на тот, который все считали поддельным, и говорит: «Вот это настоящий», а про тот, что настоящим считали, говорит: «А вот этот поддельный».

Шах скривился и говорит:

– Эй, Аяз! Ты здесь что-то путаешь. Настоящий перламутр, который всеми цветами переливается, ты поддельным называешь, а поддельный – бледный и тусклый – настоящим.

– Не прогневайтесь, господин, – говорит Аяз. – Этот переливается потому, что внутри его улитка сидит. Улитка туда-сюда ползает – и кажется, что перламутр сверкает. А с тем подсвечником его не сравнить.

Шах визирям приказал:

– Вот он говорит, что здесь улитка есть, разбейте подсвечник, посмотрим.

Визири друг на друга посматривали, но подсвечник разбить не осмелились. Тогда Аяз взял камень, ударил подсвечник и разбил его. Выползла из подсвечника улитка.

Увидел шах, что Аяз правду говорил, но жалко ему стало сломанного подсвечника, и он закричал:

– Зачем ты сломал мою вещь?

– А это не я сломал, а ваши визири, – отвечает Аяз.

Шах еще больше разозлился:

– Как не ты? – кричит он. – Я его не ломал, визири мои не ломали, зачем ты на них сваливаешь?

Аяз ему спокойно отвечает:

– Государь. Я, в конце концов, всего лишь один подсвечник сломал. Приказания вашего я не нарушил, а они ваше слово поломали.

Понравился такой ответ шаху.

– Молодец, Аяз! – сказал он во всеуслышание.

А визири после этого случая завидовать стали Аязу, захотелось им опозорить его.

Явились они все вместе к шаху и говорят:

– Вы человека, который только вчера визирем стал, выше нас ставите. А мы хотим его знания проверить.

– Проверяйте его как хотите, – говорит им шах.

Тогда визири под коврик, на котором сидел обычно Аяз, подложили лист бумаги, а сами уселись напротив как ни в чем не бывало и ждут. Пришел Аяз, сел на коврик и задумался.

Шах его спрашивает:

– О чем ты задумался, Аяз? Почему у тебя такой растерянный вид?

– Не знаю, – отвечает Аяз. – Я думаю, что тут случилось. То ли пол во дворце на толщину луковой шелухи поднялся, то ли небо чуть-чуть опустилось.

Тогда визири сказали шаху:

– Государь, уж в таком случае пусть один Аяз у вас визирем остается, мы уходим.

– Нет, – отвечает шах. – С моими делами один Аяз не справится. Если вы так Аяза невзлюбили, дам я ему отставку.

И чтоб порадовать своих визирей, шах посадил Аяза в зиндан.

Однажды утром пришли визири на поклон к шаху, а он лежит и смотрит в потолок.

Не взглянув на визирей, он приказал:

– Приведите!

А кого к нему привести, визири никак не могли понять. Три дня они головы ломали, наконец подошли к зиндану, где Аяз сидел, и постучались в дверь. Аяз из зиндана спрашивает:

– Кто там?

– Да это мы, визири. Шах нам приказал «приведите!», а кого привести, не сказал. Мы уже целых три дня к шаху зайти боимся и придумать ничего не можем. Вот мы и пришли у тебя спросить.

– А когда шах вам сказал «приведите!», он куда смотрел, вверх или вниз? – спрашивает Аяз.

– Он лицом вверх лежал, в потолок глядел, – объяснили визири.

– Если он на спине лежал и в потолок глядел, – говорит им Аяз, – то приведите к нему столяра, маляра, штукатура и парикмахера. Только не говорите шаху, что я вам так посоветовал.

Привели визири столяра, маляра, штукатура и парикмахера во дворец. Поклонились они шаху, а он их спрашивает:

– Кто вы такие?

Один из них говорит:

– Государь, ваши визири нас сюда привели. Я вот столяр, а он – маляр, а это – штукатур, а вот парикмахер.

Шах им говорит:

– Так вот что, столяр, видишь, эти четыре балки прогнулись, надо их убрать и новые поставить. А маляр пусть их быстро покрасит. А ты, штукатур, видишь, стены надо заштукатурить, гладкими сделать. А ты, брадобрей, пока они все это делать будут, мне бороду подстрижешь и расчешешь.

Когда мастера кончили работу и ушли, шах спросил визирей:

– Скажите по совести, кто это вас надоумил этих четырех мастеров позвать?

Визири ему ответили:

– Государь, мы сами, своим умом догадались, что их позвать нужно.

– Правду говорите! – допытывался шах, а сам подумал: «Пока вы сами до этого додумались бы, много дынь созрело бы».

Наконец один визирь выдал тайну:

– Это нас Аяз научил так сделать.

– Правда, государь, это Аяз посоветовал нам, – признались визири, – только он просил нас не говорить вам, поэтому мы сразу и не сказали.

– В таком случае, – говорит шах, – освободите Аяза из подземелья, он у вас хлеб ваш и чай ваш не отнимет.

Приказал шах выпустить Аяза на волю и снова назначил его своим визирем.

Прошло дней пять-шесть, подкараулил один визирь, когда Аяз домой уходил, и решил: «А дай-ка я понаблюдаю, что Аяз у себя дома делает, как он живет». Пошел за Аязом и стал за ним подсматривать.

А Аяз, чуть пришел домой, снял визирский халат, положил его в сундук, а сам лег на солому. Посмотрел он на старые чарики, которые на стене у него на гвоздике висели, посмотрел и говорит:

– Ну, Аяз, хоть и стал ты визирем, а прошлое свое не забывай, старые свои чарики не выбрасывай.

Услыхал это визирь, побежал прямо к шаху и доносит:

– Государь! Мясо от кошки далеко не уйдет, порода все же свое берет. Пошел я сегодня за вашим визирем Аязом и заглянул через дырочку в его двери, так вы знаете, что он делает? Чуть он пришел домой, так халат, который вы ему подарили, снял и в сундук положил, а сам повалился на солому, посмотрел на свои старые чарики, они у него на гвозде висят, и знаете, что сказал: «Хоть ты, Аяз, – говорит, – и шахским визирем стал, но прошлое свое не забывай, старые чарики свои не выкидывай!»

Пришел на следующее утро Аяз к шаху. Шах его спрашивает:

– Что это, Аяз? Говорят, что ты свои старые чарики, в которых землю пахал, у себя в доме на стену повесил, а вчера, когда из нашего дворца домой пришел, халат, который я тебе подарил, в сундук запрятал, а сам на солому лег, на чарики глядел и бормотал что-то. Правда это?

– Правда, государь, – отвечает Аяз.

– Ну, а если правда, – разозлился шах, – так мне такого визиря не нужно. Вон отсюда!

Отобрал шах у Аяза визирскую одежду, дал ему вместо нее старый халат и прогнал.

Пошел Аяз домой и видит: навстречу идет старик лет восьмидесяти. Аяз подумал: «Невежливо будет, если я его обгоню и одного оставлю». Пошел Аяз с ним рядом и говорит:

– Отец, добрый путь вам!

Старик отвечает:

– Добрый или не добрый, лишь бы деньги были.

– Давайте, отец, – предложил Аяз, – долгий путь близким сделаем, а потом разойдемся.

Старик промолчал. Так они еще немного прошли, и Аяз говорит:

– Вот жалко, отец, что коней у нас нет. Давайте хоть на жеребятах поедем.

Разозлился старик, но ничего ему не ответил. Шли они, шли и дошли до кишлака Икан. Старик, так ни слова не говоря, отпер какую-то калитку, зашел во двор, а Аяз один дальше пошел.

А у старика этого была дочь, девушка лет восемнадцати. Она спрашивает:

– Куда вы ходили, отец?

– Да вот, по дорогам побродил, поглядел, что там на свете делается, – отвечает старик.

– Ну, а что нового в городе? – спрашивает дочь.

– Да ничего, – говорит ей отец. – Вот только привязался ко мне по дороге один назойливый человек. Всю дорогу болтал. То говорит «давайте долгий путь близким сделаем», то – «жалко, что коней у нас нет, давайте хоть на жеребятах поедем». Так он до самого дома со мною шел.

Девушка сказала:

– Эх, отец, когда он вам говорил «долгий путь близким сделаем», то он предлагал вам вместе идти и побеседовать, а когда говорил «жалко, что коней нет, давайте хоть на жеребятах поедем», так он, из уважения к вашим летам, хотел вам палку сделать. А вы не знаете этого человека?

– Да он так меня разозлил своими разговорами, что я на него и не глядел. Если даже и увижу, то не узнаю.

– Тогда знаете что, – говорит отцу девушка, – вот вам две копейки, пойдите на базар и спросите у лавочников: «Не имеете ли вы три еды на две копейки?» Если этот человек на базаре, он вам найдет три еды за две копейки. Вы их домой принесете, а ему скажите: «Подождите меня здесь в чайхане».

Взял старик две копейки и пошел на базар. Ходил он по базару и спрашивал: «Где здесь можно за две копейки три еды купить?» – Люди над ним смеялись, говорили:

– Иди, иди, старик! Что ты купишь за свои две копейки?

Тут подошел к старику Аяз и говорит:

– Отец, дайте мне ваши деньги, я сейчас принесу, что вам надо.

Пошел Аяз, купил за две копейки маленькую дыню хандаляк, подает ее старику и говорит:

– Вот, отец, получайте три еды на две копейки.

Старик рассердился:

– Да эту дыню и один человек может съесть, где же здесь три еды?

Аяз ему отвечает:

– Отец, а вы отнесите это тому, кто вам две копейки дал и попросил на них три еды купить. Он мякоть сам съест, кожуру козе отдаст, а семечками кур накормит.

– Ладно, сынок, спасибо, – сказал старик. – Только ты никуда не уходи, подожди меня здесь в чайхане. А как тебя зовут?

– Зовут меня Аяз,– ответил ему дехканин.

Отнес старик дыню домой. Дочь его дыню разрезала, поели они с отцом, а потом она кожурой козу накормила, семечки курам бросила.

После этого дочь старика быстренько развела огонь в тандыре, лепешек напекла. Потом в казане на очаге пельменей наварила, положила их на блюдо, маслом помазала, сверху лепешкой прикрыла и завязала в скатерть-дастархан. Затем позвала соседку-старушку и попросила:

– Тетушка, возьмите этот дастархан, отнесите его на базар и спросите в чайхане: «Есть здесь человек, которого Аязом зовут?» Кто ответит: «Это я», – тому и отдайте все это. А когда он будет брать из ваших рук дастархан, скажите ему: «Небо темное, звезд видимо-невидимо, луна полная».

Шла-шла старушка и додумала: «Он съест или я съем, как они узнают?» Развязала дастархан, съела почти все пельмени, масло слизала, лепешкой закусила, а то, что осталось, аккуратно в скатерть завязала и принесла в чайхану.

– Кто здесь Аяз? – спрашивает старуха.

– А это я, – отвечает Аяз.

– Вот кто-то тебе дастархан прислал. Небо темное, звезд много, луна полная,– говорит ему старуха.

Зашел Аяз в чайхану, развернул скатерть, видит – пельменей совсем мало, масла нет, от лепешки только половинка осталась. Съел все это Аяз, вернул старухе блюдо и говорит:

– Небо светлое, звезд мало, луна на ущербе…»

Взяла старушка блюдо и принесла его девушке обратно. Та спрашивает:

– Что он вам сказал?

– Когда он мне блюдо отдавал, он просил сказать тебе: «Небо светлое, звезд мало, луна на ущербе», – отвечает старуха.

– Это значит, – говорит ей девушка, – что вы по дороге куда-то зашли, масло съели, пол-лепешки съели, пельменей чуть-чуть оставили. И вам не совестно?

Старухе стыдно стало, а сказать ей нечего. Ушла она домой, а девушка попросила отца позвать Аяза. Познакомились они и скоро поженились. Свадьбу сыграли, стал Аяз зятем тому старику. А у старика было немного земли. Аяз снова свои старые чарики надел, начал пахать и сеять.

Пусть он себе пашет и сеет, а вы опять про шаха послушайте.

Зашел как-то шах в свою конюшню, поглядел на коней, разозлился и давай кричать своим визирям:

– Приведите!

А визири ничего не понимают, испугались и на глаза шаху показаться не смеют. Тогда один человек говорит им:

– А знаете, Аяз теперь в кишлаке Икан живет, землю пашет. Сходили бы вы к нему за советом. Кроме него, узелок этого приказа никто не развяжет.

Визири поспешили в кишлак, разыскали дом Аяза и постучали в калитку. Вышел Аяз и спрашивает:

– Чем могу помочь?

– Шах разозлился, – говорит ему один визирь, – приказал нам: «Приведите!» А кого ему привести, никак не сообразим. Вот к тебе за советом пришли.

Аяз спросил:

– А когда шах приказывал «приведите!», куда он смотрел?

– Он в конюшне был, на коней смотрел, – ответили визири.

– Значит, шах хотел на охоту поехать, – объяснил Аяз. – Увидел, наверное, что у его коня в сбруе что-то оборвалось. Значит, вам нужно было шорника позвать.

Привели визири к шаху шорника и говорят:

– Вот, государь, мы шорника позвали.

– Ладно, – сказал шах. – Пусть он всю сбрую осмотрит и починит, а то у наших коней уздечки пооборвались, подпруги порастрепались.

Когда шорник ушел, шах спросил визирей:

– Это вы своим умом сообразили его позвать?

Встали визири и давай извиняться:

– Государь, по правде сказать, это нам ваш бывший визирь Аяз посоветовал. Он теперь в кишлаке Икан живет, мы его там нашли.

– Эх, вы, – рассердился шах, – простого слова понять не можете, в кишлак ходили к Аязу за советом. А когда он здесь был, «он такой, он и сякой» про него говорили и добились того, что я его прогнал. А выходит, что много голов – много ума, мало голов – мало ума. Ну, а если так у вас получается, значит нужно опять Аяза позвать.

И опять вызвал шах во дворец Аяза. Не понравилось это визирям. Стали они опять косо на Аяза поглядывать, а что делать, не знают. Наконец пришли к шаху и говорят:

– Государь, пусть у вас один визирь Аяз останется. Дайте нам отставку.

– Ладно уж, – отвечает шах. – Я такую задачу Аязу задам, что и он с ней не справится. А тогда он и сам оставаться у нас не захочет.

На другой день утром пришел Аяз на поклон к шаху. Шах ему говорит:

– Слушай, Аяз. Я тебе хочу одну работу поручить, но если ты с ней не справишься, нечего тебе во дворце оставаться. Только уж и советов больше никому не давай.

– Ладно, – говорит Аяз, – поручайте!

– Найди мне такого мастера, – сказал шах, – чтобы он мне необыкновенный дом построил, чтоб дом этот и земли не касался и в небо не упирался.

Задумался Аяз. Пришел к себе домой хмурый, печальный. Жена его спрашивает:

– Что с вами случилось? Отчего вы так побледнели, опечалились?

– Эх, жена, – отвечает Аяз. – Доносчики злые опять про меня шаху чего-то наговорили. И задал мне шах задачу: «Найди, – говорит, – мастера, который может такой дом построить, чтобы он и земли не касался и в небо не упирался».

Жена ему говорит:

– Ну так что ж? Будете вы грустить или не будете, дело от этого не изменится. А я вам найду такого мастера, какого шах хочет. Идите в поле и поймайте двух маленьких жавороночков. А я из них за две недели таких мастеров сделаю!..

Аяз удивился: «Что же она сделает?» – но в поле все же пошел и принес двух птенцов жаворонка. Жена Аяза заперла их в клетку. Сама все время около той клетки сидела и шептала им и днем и ночью: «Глину – кирпич! Глину – кирпич!» За две недели жаворонки научились пищать: «Глину – кирпич! Глину – кирпич!» Тогда жена отдала Аязу клетку и сказала:

– Отнесите эту клетку шаху, привяжите к лапкам птенчиков нитку и выпустите их. Ну, а что дальше надо делать, вы сами сообразите.

Пришел Аяз к шаху, поклонился. Шах его спрашивает:

– Зачем пришел?

– А вот, нашел я таких мастеров, каких вы требовали, – отвечает Аяз.

Привязал он к лапкам птенчиков нитки и выпустил их из клетки. Жаворонки полетели и стали пищать: «Глину – кирпич! Глину – кирпич!»

Аяз спросил у шаха:

– Государь, вы слышите, что они кричат?

– Глину – кирпич, глину – кирпич! – отвечает шах.

– Вот видите, – говорит Аяз. – Это и есть те мастера, которые вам нужны. Найдите теперь только рабочих, которые будут им глину и кирпичи подавать, и мои мастера вам построят такой дом, какой вы хотите.

Обалдел совсем шах от изумления и оставил Аяза своим визирем.

Наступил такой день и час, когда шах заболел и почувствовал, что нет у него больше силы народом управлять. Стал он думать, кого вместо себя назначить. «Сын мой хоть и молод, да все же он мой сын», – подумал шах. И позвал он сына своего и Аяза.

– Аяз, ты визирь, а ты, мой сын, за шаха будешь. Так, пока я поправлюсь, вместе народом править будете.

А потом одного сына позвал и говорит ему:

– Аяз – очень умный человек. Если тебе доносчики на него наговаривать будут, не слушай их, не казни его. Если даже его речь раздражать тебя будет, выслушай его, разберись хорошенько, а потом уж сам суди.

Прошло дней пять-шесть после того, и вдруг шах умер. Дни шли за днями, месяцы за месяцами. Однажды царевич спросил у Аяза:

– Как я дела решаю? Не обижаю народ?

Встал Аяз и говорит:

– Правите вы очень хорошо. Только вы на меня не обидитесь, если я, правды ради, что-то скажу?

– Из уважения к тому наказу, что мне отец оставил, что бы ты ни сказал, не обижусь, – говорит царевич.

– Ну, если вы не обидитесь, так я вот что скажу, – говорит Аяз. – Кажется мне, что вы совсем на царевича не похожи. Не был ли ваш отец пекарем?

Услыхав такую речь, царевич очень разгневался и приказал казнить Аяза.

– Государь! – сказал тогда Аяз. – Я мог бы вам не говорить этого, но уж раз вы объявили «что бы ты ни сказал, не обижусь», то я и решился сказать то, что думаю. А вы пойдите лучше в ичкари и у матушки своей спросите. Посмотрите, что она скажет, а тогда уж казните меня.

Пошел царевич к царице, рассказал ей, о чем они с Аязом речь вели.

– Дитя мое дорогое, – сказала ему царица. – Когда я с отцом твоим двадцать лет прожила, было у нас девять девочек, а сына не было. Еще я ребенка ожидала, а отец твой сказал: «Ни одного сына ты мне не родила. Если и на этот раз дочь мне родишь, а не наследника, чтоб я со злости тебя не убил, лучше на охоту поеду. Если сын родится, пришлешь мне гонца, а если дочь – чтоб и духу твоего не было больше во дворце». А тут как на грех у меня опять дочь родилась. Я уж хотела взять свое бедное дитятко и пойти куда глаза глядят, да бабка моя меня отговорила. Взяла она у меня мою дочь и пятнадцать золотых, а мне тебя принесла. Я спросила потом у бабки, где она взяла тебя. Она сказала, что ты сын Абдусаттара-пекаря, а девушка, которая у него живет, – это моя дочь.