Текст книги "Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы"
Автор книги: Максим Оськин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
Но нельзя не отметить, что произвол фельдфебелей, помимо личного отношения к русским (нет сомнения, что такие фельдфебели подбирались намеренно), был основан и на самом факте пленения. Все-таки немцы не оставили русским тысяч пленных (всего австро-германцы за войну взяли в плен около четырнадцати тысяч русских офицеров). Достаточно вспомнить, что под Танненбергом в два дня германцы взяли в плен около семидесяти тысяч русских солдат и офицеров. Для немцев периода Первой мировой войны такое количество пленных за такой срок – это неслыханно. Так, в своих воспоминаниях ген. Э. Людендорф (фактический руководитель германской стратегией на Восточном фронте с августа 1914-го по август 1916 г., а затем – всей стратегии Германии до конца войны) назвал день 8 августа 1918 года «самым черным днем германской армии в истории мировой войны». [96]96
Людендорф Э.Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. М., 1923, т. 2, с. 237.
[Закрыть]В этот день немцы потеряли пленными около пятнадцати тысяч человек. Тогда союзники начали Амьенскую операцию, ставшую одним из ключевых событий в период летне-осеннего наступления союзников во Франции, сокрушившего Германию. Получив информацию о пленных в один день, генерал Людендорф и дал ему такую характеристику.
Но и русские также имели шанс частично сквитаться с немцами за Танненберг. Речь идет об окруженном германском 25-м резервном корпусе ген. Р. фон Шеффер-Бояделя, в ноябре 1914 года проводившем операцию на окружение блокированной в Лодзи 2-й русской армии ген. С. М. Шейдемана. Немцы сами были окружены, и в русский тыл уже были подвезены вагоны для отправки германских пленных в глубь России. Однако ввиду несогласованности командиров всех рангов немцы сумели пробиться из «мешка», причем вывели с собой шестнадцать тысяч русских пленных. Вот это – яркая характеристика командования двух военных машин начального периода войны.
Ведь операции осени 1914 года еще имели маневренный характер, и нельзя сказать, что отступающему пришлось хуже. «Слоеный пирог» взаимного окружения давал шансы каждой из сторон. Неблагоприятное для немцев соотношение сил и ожесточенное сопротивление 2-й русской армии не позволили Гинденбургу и Людендорфу получить новые трофеи. Но и русские выпустили противника из «котла». Одни сдают в плен десятки тысяч вверенных им солдат и офицеров. Другие – идут на прорыв в практически безнадежных условиях да еще «вытаскивают» с собой пленных.
Обратим внимание, что речь идет о той же самой 2-й армии, которая в августе уже большей частью погибла под Танненбергом. Смена командования оказалась благоприятной. К счастью, в этой армии не нашлось нового Клюева. А вот окружение германского 25-го корпуса проводилось соединениями 1-й русской армии, которой по-прежнему командовал ген. П. К. Ренненкампф. Во время Восточно-Прусской наступательной операции августа месяца после первых успехов Гумбиннен, вынудивший германское главнокомандование совершить роковую ошибку в критический момент битвы на Марне), допустил ряд ошибок. Итог – около ста тысяч пленных из состава 1-й армии при ее отходе с боями из Восточной Пруссии за Неман (государственная граница между Германией и Россией). Лишь после Лодзинской оборонительной операции генерал Ренненкампф был отстранен со своего поста. Правда, по несправедливому обвинению в «измене», выдвинутому все тем же самым главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузским, прикрывающим собственную ответственность за неблагоприятный ход операции (именно ошибки штаба фронта позволили немцам прорваться в русский тыл и окружить 2-ю армию). Кстати, будет понижен в должности до комкора и отстоявший Лодзь командарм-2 ген. С. М. Шейдеман. Наверное, за то, что доблестно дрался и не сдался в плен?
Пренебрежение к пленным русским офицерам со стороны лагерной администрации и являлось следствием оценки хода войны: усомниться в личной храбрости пленных, как правило, никто не мог, но вот в их командирских качествах – проще простого. Не зря же пленных русских офицеров наиболее отчаянно дравшихся частей отправляли в худшие условия. Опять-таки солдатские лагеря насчитывали тысячи пленных, а один из самых больших офицерских лагерей – Нейссе – 866 человек разных наций. Отсюда и разница, ведь офицеры не работали, не перемещались, а находились в одном месте, ничего не делая. Вот и восприятие произвола как тяжелого факта и без того невыносимого лагерного бытия.
Всего к 1916 году в Германии насчитывалось 239 концлагерей. Вместе с отделениями (то есть разбросанными по стране пунктами рабочих команд) в Германии было 1065 лагерей и отделений и около 200 лазаретов для пленных. В Австро-Венгрии было свыше 300 лагерей, но большего размера. В России работало более 400 концентрационных лагерей.
Идем дальше. Статья 8 гласит: «Военнопленные, удачно совершившие побег и вновь взятые в плен, не подлежат никакому взысканию за свой прежний побег». В то же время пойманные военнопленные «подлежат дисциплинарным взысканиям». Этот постулат повторяло и российское Положение о военнопленных от 7 октября 1914 года в статье 9-й. Выход из положения был найден весьма оригинальный. Так как наказывать за побег пленных по международному праву было нельзя, то немцы сажали пойманных в тюрьму «за порчу казенного имущества» (например, подкопанная колючая проволока), а потом отправляли в репрессионный лагерь, где обстановка была тюремной. Сначала за побеги давали плеть – до ста ударов. А потом – привязывание, карцер-одиночка на несколько недель и другие наказания.
Били и в русских лагерях, о чем имеются многочисленные свидетельства. И фактически вопрос об унижениях упирается в такую вещь, как привязывание, так как в России данного наказания не было. Действительно, одной из наиболее распространенных форм наказания в австро-германских лагерях военнопленных было привязывание к столбу. Но разрешение Гаагской конвенции на применение «дисциплинарных взысканий» неминуемо предполагало использование тех из них, что применялись в армиях государств, взявших этих людей в плен. Телесные наказания официально не разрешались, но повсеместно практиковались. Официально разрешался такой вид наказания, как привязывание к столбу. Напомним, что подобное широко практиковалось в войсках Австро-Венгерской монархии, наиболее яркое описание этого дал Я. Гашек в своем «Бравом солдате Швейке» – наказание Балоуна за съедение обеда поручика Лукаша. В Российской империи такого не было, и потому в концентрационном лагере это наказание считалось наиболее страшным. Ю. Кирш дает его описание: «Около специально поставленных столбов на кирпич становился пленный, которого надо было подвергнуть наказанию. Наказуемого привязывали к столбу веревкой, начиная от шеи, рук и кончая ногами. Кирпич после этого выбивали из-под ног, и привязанный оставался в подвешенном положении. Привязывание к столбу считалось одним из самых тяжелых наказаний, и его боялись, как огня». [97]97
Кирш Ю.Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925, с. 38–39.
[Закрыть]
Что говорить? Армия Двуединой монархии отличалась нестойкостью в бою, и здесь существовали такие, невиданные для русских наказания (в Германии оно существовало, но почти не применялось), которые действовали и для русских пленных. Или еще – «связывание козлом», то есть попарно.
В то же время в России в 1915 году Ставка Верховного главнокомандования ввела в Вооруженных силах такую меру дисциплинарного воздействия, как порка розгами. Письма солдат с фронта говорят о порке как «невыносимой», от которой хочется покончить жизнь самоубийством или сдаться в плен, так как любой заслуженный солдат по закону мог подвергнуться порке по замечанию любого желторотого прапорщика. Кадровые командиры, знавшие цену своим солдатам, не всегда успевали вмешаться в несправедливый процесс назначения наказания и его приведения в действие. Соответственно, и для неприятельских пленных щедро применялись розги, о чем с возмущением сообщают теперь уже австро-германские пленные. Эти наказания, проводимые в «законном режиме», – особенности различных наказаний в разных воюющих державах.
Наконец, самое главное. Многочисленные свидетельства говорят об издевательствах в лагерях. Между тем основная масса русских военнопленных уже с начала 1915 года отправлялись на работы в рабочие команды. Если зимой 1914–1915 годов военнопленные отстраивали сам лагерь, то с марта 1915 года начались работы вне лагеря. Немецкая исследовательница пишет: «Причиной того, что труд военнопленных не намеревались использовать в промышленности и сельском хозяйстве, была та, что в Германии существовала безработица, которая сохранялась в большом объеме после начала войны. И лишь в начале 1915 года стала ощущаться нехватка рабочей силы. Начиная с декабря 1914 года, большинство военнопленных были переведены в рабочие команды (Arbeitskommando), и только немногие из них оставались в своих лагерях… Распоряжение военного министерства от 15 января 1915 г. регулировало использование военнопленных в качестве рабочей силы… С января 1915 года почти все военнопленные оказались заняты в сферах обеспечения войск, сельском хозяйстве, на общественных работах, на шахтах, в промышленности и в ремесленном производстве». [98]98
Ленцен И.Использование труда русских военнопленных в Германии (1914–1918 гг.)//Вопросы истории, 1998, № 4, с. 130, 133.
[Закрыть]В Германии работали 90 % пленных, в Австро-Венгрии – 95 %.
Вот здесь и были издевательства: «В лагерях все-таки жизнь пленных намного лучше, чем в рабочих командах… в деревнях у крестьян пленным живется сносно, часто над ними нет часового, есть иллюзия свободы, в особенности если они размещены по два, по три у самих крестьян. Но ужас положения пленных на заводах, фабриках, казенных работах… Наши солдаты на работах – это не военнопленные, а рабы, и заступиться за них некому». [99]99
Шуберская Е. М.Доклад о положении военнопленных в Германии. Пг., 1917, с. 7–8.
[Закрыть]Конечно, это, скорее, метафора. Можно подумать, что австро-германские пленные в России располагали полным набором гражданских прав. Рабочие команды военнопленных подчинялись военному ведомству, использовались на наиболее тяжелых и опасных работах. Например, перемещение военнопленных в Австро-Венгрии в составе постоянных или подвижных партий рабочих команд могло осуществляться лишь в ведении военного министерства или местного Осведомительного бюро труда.
В Германии русские пленные работали в среднем по двенадцать часов, в Австро-Венгрии – десять (с 1916 года – двенадцать). Воскресенье – выходной. Некоторые пленные работали и по восемнадцать часов в сутки, это тоже правда: «Основой экономической политики Германии по отношению к военнопленным было сведение к минимуму затрат на их содержание, что зачастую противоречило установленным международным нормам. В то же время германское государство старалось максимально использовать военнопленных „неблагородного“ происхождения в качестве дешевой рабочей силы». [100]100
Васильева С. Н.Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999, с. 38.
[Закрыть]А конвой намеренно составлялся из антирусски настроенных элементов. С другой стороны – кто же заставлял людей сдаваться в плен? Многие русские солдаты сдавались сами, вынужденные к тому превратностями неравного боя. Но вариант – погибнуть или сдаться – все же существовал. И тогда жаловаться ни к чему, раз решил избегнуть напрасной гибели и сдаться. Или погибнуть в бою – это уже менее почетно для солдата?
Но и здесь не все так просто. Участники войны показывают, что основной бедой (помимо фронтовых работ) была работа в промышленности или на добыче полезных ископаемых – на государство. Причем не важно, в какой стране, и для Германии, и для Австро-Венгрии, и для России – это одинаково. В сельском хозяйстве работать было несравненно легче. Каковы же цифры тех счастливцев, что оказались на работах в сельском хозяйстве?
Сначала о Российской империи. В 1914–1915 гг. к работам в народном хозяйстве России привлекался небольшой контингент неприятельских военнопленных. Это было связано с тем, что оборонная промышленность еще не успела развернуться, а в сельском хозяйстве, перед войной испытывавшем фактор аграрного перенаселения, рабочих рук еще хватало. Например, к осени 1915 года в Омском военном округе находилось пленных 2735 офицеров и 152 862 солдата. Из них только 22 офицера и 31 143 солдата числились на работах. [101]101
Отчет Е. Г. Шинкевичапо командировке в Омский военный округ… Пп, 1915, с. 9.
[Закрыть]Это – лишь двадцать процентов от общего числа военнопленных. В народном хозяйстве России их труд пока был не нужен. Осенью 1915 года в Вооруженные силы Российской империи прошел первый призыв ратников 2-го разряда – людей, ранее никогда не служивших в армии. Тогда же к работе на оборону была привлечена и частная промышленность, что вызвало отток рабочих рук из села в город, где заработки были стабильнее, выше, а главное – работа на оборону давала «бронь» от призыва на фронт.
Вот с этого момента начинается массовое использование военнопленных в трудовой деятельности. Летом 1915 года в азиатской части Российской империи находилось до шестисот тысяч пленных, но с конца года их постепенно стали перемещать в европейскую часть для сельскохозяйственных работ, так как использовать такую массу людей в Сибири на работах было невозможно. В русском сельском хозяйстве к концу 1915 года работало 220 000 пленных, но уже в начале 1916 года из Сибири и Туркестана по ходатайству Министерства земледелия было переброшено еще 180 000 человек. Тогдашний министр земледелия в мемуарах указывает, что к весне 1916 года в распоряжение министерства земледелия поступило свыше 350 000 военнопленных. [102]102
Наумов А. Н.Из уцелевших воспоминаний. 1868–1917. Нью-Йорк, 1955, кн. 2, с. 454.
[Закрыть]
В целом в сельском хозяйстве России работали до половины всех работавших пленных. Так, к концу 1915 года в российском народном хозяйстве работали свыше полумиллиона пленных. В том числе 246 340 – в сельском хозяйстве, 139 315 – в промышленности, 66 880 – на строительстве коммуникаций, 33 595 – в лесном хозяйстве и на строительстве гидротехнических сооружений, 19 802 – в городском и земском хозяйстве. [103]103
Крючков К. В.Военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Османской империи на территории Ставропольской губернии в годы Первой мировой войны. Ставрополь, 2006, с. 17.
[Закрыть]В 1916 году цифра работавших – более полумиллиона человек. Зарплата составляла от двадцати до восьмидесяти копеек в день. В ходе Брусиловского наступления 1916 года поступило еще 160 000 пленных. Итого к середине 1916 года – 560 000 пленных в сельском хозяйстве плюс около 240 000 беженцев. [104]104
Погребинский А. Л.Сельское хозяйство и продовольственный вопрос в России в годы Первой мировой войны //Исторические записки. М., 1950, т. 31, с. 42–43.
[Закрыть]Можно привести и региональные данные в качестве примера, подтверждающего основной вывод. Военнопленные в Тульской губернии в сентябре 1916 года: [105]105
Государственный архив Тульской области (ГАТО), ф. 90, оп. 8, д. 528, л. 75.
[Закрыть]
Тульская губерния – это одна из «старых» черноземных губерний Центральной России, одна из трех губерний, где наиболее сильно было помещичье землевладение. Здесь особенно велико было аграрное перенаселение перед войной. Отсюда и небольшая цифра трудящихся военнопленных, не покрывавшая и десяти процентов от всех призванных на войну жителей губернии. Но три четверти работающих пленных заняты в сельском хозяйстве. Таким образом, в 1916 году в России в сельском хозяйстве в любом случае работали более половины неприятельских военнопленных.
Теперь относительно Германии и Австро-Венгрии. Здесь цифры несколько разнятся. Бесспорно, что в разные периоды цифры были различными, но, как представляется, тенденция использования труда пленных в сельском хозяйстве постепенно увеличивалась. Если мощная немецкая промышленность давала вооруженным силам необходимое количество вооружения всю войну, то продовольствия не хватало. Чем больше оголялось от мужских рук сельское хозяйство, тем больше в него передавалось пленных. На наш взгляд, такая тенденция существовала, хотя прогрессировала она по минимуму.
Итак, о цифрах. С. Н. Васильева приводит сводную таблицу работ российских военнопленных в неприятельском плену: [106]106
Васильева С. Н.Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999, с. 39, 62.
[Закрыть]
Согласно этим сведениям, в сельском хозяйстве трудилась лишь четверть военнопленных, то есть – наполовину меньше счастливчиков, нежели в России. Следует сверить эти цифры с некоторыми другими цифрами в имеющейся литературе. Так, отечественный экономист, работавший с германскими источниками, сообщает, что в 1915 году в сельском хозяйстве Германии работали 1 200 000 пленных, главным образом – русских. [107]107
Гриневич В.Народное хозяйство Германии. Берлин, 1924, с. 172.
[Закрыть]Сама цифра, вне сомнения, преувеличена, так как в 1914–1915 гг. в неприятельском плену оказались около 1 700 000 русских военнослужащих. Между тем до половины из них располагались в Австро-Венгрии, хотя имеются сведения, что пленные перемещались в Германию именно для производства работ. Но в любом случае, даже если считать, что из 1 200 000 работавших пленных миллион составляли русские, то получается, что в сельском хозяйстве все равно работали больше половины всех русских пленных.
Идем дальше. Германский участник войны говорит, что на железных дорогах в Германии работали 67 200 военнопленных. [108]108
Шварте М.Техника в мировой войне. М.—Л., 1927, с. 163.
[Закрыть]Известно, что в целом в Германии содержалось 42,14 %русских пленных, в Австро-Венгрии – 56,9 %пленных. Причина, конечно, не в том, что австрийцы воевали лучше, а в том, чтобы более-менее равномерно распределить бремя содержания, ведь в Германии находились англичане и французы, в Австрии – итальянцы и сербы. Даже если брать с понижением, то все равно в Германии располагались около 1 300 000 русских пленных (всего за войну – около 2 500 000 пленных, так как М. Шварте говорит обо всем военном периоде, давая общую цифру). Работало из них, как говорилось выше, девяносто процентов. Даже если из трудившихся на железных дорогах русских была львиная доля – тысяч шестьдесят, то и от 1 100 000 это дает не более шести процентов. Между тем у С. Н. Васильевой цифра – в 17,2 %. Конечно, градация может быть разная. Можно учитывать лишь тех, кто подчиняется железнодорожному ведомству, а можно и тех, кто на лесоповале и в угольных шахтах добывает топливо для железных дорог, официально находясь в распоряжении иных ведомств. Статистика ведь тоже – вещь лукавая. Можно ведь встретить цифры, что в России в 1916–1917 гг. на фронтовых работах по постройке дорог и укреплений работали полмиллиона пленных. Кто же тогда трудился в промышленности и сельском хозяйстве? Очевидно, что здесь говорится об общем объеме рабочих рук, а не единовременном числе. А повернуть для вывода можно по-разному.
Наконец, более поздние сведения. Немецкая исследовательница так пишет о принципах подхода германского руководства к данному вопросу в годы войны: «Каждый военнопленный, который мог быть привлечен к работе в народном хозяйстве, должен был быть задействован в нужном месте. В первую очередь среди этих нужд находились потребности действующей армии, и среди них нужды снабжавших ее железных дорог и всей военной промышленности. Вслед за этим шли работы по обеспечению питания для людей и кормов для животных. Другие работы должны были ограничиваться или отменяться». Кажется, что все верно. Большая часть пленных работают на неприятельскую оборону (промышленность и железные дороги), а меньшая – в сельском хозяйстве. Но чуть выше И. Ленцен цифрами противоречит собственному же выводу, говоря, что в августе 1916 года в сельском хозяйстве Германии работали 735 000 пленных, а в промышленности – 331 000. [109]109
Ленцен И.Использование труда русских военнопленных в Германии (1914–1918 гг.) // Вопросы истории, 1998, № 4, с. 130, 134.
[Закрыть]То есть и здесь большая часть пленных располагаются в сельском хозяйстве.
Таким образом, цифры противоречивы. Очевидно, что основное противоречие кроется в расположении их по временным отрезкам. Однако мы показали нашу точку зрения о тенденции в работах, и потому все равно общий вывод показателен. Судя по всему, в сельском хозяйстве Германии и Австро-Венгрии все-таки работали около половины русских военнопленных, так же как и в России. Быть может, чуть меньше, ибо Россия и Австро-Венгрия – это аграрно-индустриальные страны, а Германия – один из мировых пионеров промышленного развития. А вот то, что в России трудившиеся в промышленности пленные находились практически в равных с русскими рабочими условиях, в то время как в Германии они отправлялись на наиболее тяжелые работы, это верно. Но, видимо, это составляло в количестве не более половины всех российских военнопленных.
И в завершение надо сказать, что чем дальше к концу войны, тем все большее количество пленных выражало желание работать, лишь бы не в прифронтовой зоне, куда отправляли насильно. Работа представлялась меньшим злом по сравнению с издевательствами охраны в лагерях и вымиранием от эпидемий. К тому же оттуда можно было бежать, в то время как удачный побег из лагеря являлся редкостью. Даже относительно Второй мировой войны воспоминания Ю. В. Владимирова говорят именно о такой тенденции.
Что тогда говорить о Первой мировой войне, когда не было совершенно бесчеловечной эксплуатации, а русские военнопленные, в отличие от советских пленных, худо-бедно, но находились под защитой международного права? Бывший русский военнопленный, в своих мемуарах показавший массу негатива пребывания в плену, тем не менее сообщает: «Все, кто мог, записывались на полевые работы, на шахты или на фабрики. К концу войны сотни тысяч пленных жили по чешским, немецким и венгерским деревням без всякого надзора, под ответственностью своих хозяев. Многие из них на зиму возвращались в лагерь, но были счастливцы, которые навсегда вырывались из лагерей и целые годы оставались в деревнях. Овдовевшие или потерявшие связь со своими мужьями крестьянки скоро сживались с новыми работниками, и нехитрый порядок деревенской жизни брал свое… И так как все это происходило повсюду и принимало массовый характер, то переставали стесняться и соседей, пленный надевал одежду отсутствующего хозяина и становился совсем своим». [110]110
Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 38.
[Закрыть]
Многие пленные остались навсегда в неприятельских государствах, подавая прошения с просьбой о принятии подданства еще во время войны. В 1917 году вышел приказ о снятии всех пленных с работ и переводе их обратно в лагеря. Из деревень возвращались здоровые, загорелые люди, которых провожали женщины с младенцами. Ввиду массовых просьб с мест этот приказ вскоре был отменен. Воспоминания К. Левина относятся к Австро-Венгрии. В Германии такой массовости не было. Но и о Германии бывший русский пленный говорит, что «к осени 1915 года в каждом селении работали пленные, и появление их принималось как самое обыденное явление». [111]111
Кирш Ю.Под сапогом Вильгельма, М.—Л., 1925, с. 49.
[Закрыть]Здесь был ответственнее конвой. На одежде пленных ставили особые знаки краской или вводили специальные нашивки. Но общая характеристика верна и для Германии.
То же самое было и в России, где «пленных распределяли главным образом среди семей, мужчины которых оказались на фронте». [112]112
Крючков И. В.Военнопленные Австро-Венгрии, Германии и Османской империи на территории Ставропольской губернии в годы Первой мировой войны. Ставрополь, 2006, с. 30.
[Закрыть]Наверное, и здесь, по выражению К. Левина, часто «пленный надевал одежду отсутствующего хозяина и становился совсем своим». Известно, что находившиеся в окопах русские солдаты волновались в отношении поведения своих жен с военнопленными. Так, отчет по 12-й армии за май-июнь 1916 года показывает: «Глубже всего затрагивает нашего солдата сознание, что нарушителем его семейного счастья являются зачастую даже не русские, а пленные – австриец или немец, которыми правительство пользуется для полевых работ». [113]113
См. Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2005–2006. Актуальные проблемы изучения. М, 2006. с. 376.
[Закрыть]Но что могло сделать правительство? Те же самые солдаты должны были что-то кушать в окопах, вот и работали на них австро-германские пленные. Как правило – братья-славяне. Справедлив вывод Е. С. Сенявской: «…русских солдат озлобляли нередкие сообщения из тыла, согласно которым австро-венгерские военнопленные, используемые на хозяйственных работах в деревнях, сожительствовали с солдатками, чьи мужья были на фронте. Обычно к таким работам привлекали этнически близких славян (русинов, словаков, чехов, поляков), с которыми легче было общаться на бытовом уровне». [114]114
Сенявская Е. С.Противники России в войнах XX века: Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006, с. 164
[Закрыть]Что называется, мы – вашим, а вы – нашим.
Последнее замечание В. П. Галицкого о тяжести плена относится к плохому пайку в австро-германских лагерях. Вот это совершенно неоспоримо. Но оно являлось следствием продовольственной ситуации в Германии и Австро-Венгрии, где уже в 1916 году городское население питалось, в основном, корнеплодами (брюква и картофель) и хорошо кормить пленных было просто невозможно. Снабжать же неприятельских пленных лучше, чем собственное мирное население, – это нонсенс, не применимый ни для какого нормального правительства. Об этом подробно говорится немного ниже.
Опять-таки репрессалии широко применялись немцами, которые одного своего пленного «разменивали» в ходе войны на девять русских пленных. Они могли не опасаться ответных контрмер. В то же время австрийцы, которые на Восточном фронте понесли потери пленными больше, нежели русские, были вынуждены считаться с условиями содержания военнопленных. Особенно после Брусиловского прорыва 1916 года. Один из очередных документов 1916 года указывал: «Военнопленные должны рассматриваться не как преступники, отбывающие наказание, а как солдаты, оскорбительное обращение с коими вредит чести государства… Издевательство над военнопленными со стороны вольных рабочих, частных органов надзора или населения не должно быть терпимо, и в этих случаях следует немедленно прибегнуть к содействию власти». [115]115
Правила австро-венгерского министерства о положении военнопленных на работах в Австрии. Пп, 1917, с. 29.
[Закрыть]Бумажка – одно, а дело – другое. Но как иначе судить, если не по источникам? Свидетельства бывших пленных, как показано выше, могут и прямо противоречить друг другу. И потому такой источник, как официальная документация, также необходим и применим.
Проблема заключалась в том, что отношение немцев к англо-французам и к русским было различным. Бывший русский военнопленный так оценивает издевательства над российскими пленными: «Союзнические правительства очень резко реагировали на подобные безобразия и принимали контррепрессивные меры по отношению к немецким пленным. Поэтому с французами, англичанами и др. уже с осени 1915 года обращались несравненно лучше, чем с русскими». [116]116
Кирш Ю.Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925, с. 54.
[Закрыть]Отсюда и основной негатив. Глава Московского отделения Красного Креста, а после Октябрьской революции – председатель комиссии по делам пленных и беженцев указывает, что особенности положения русских пленных по сравнению с союзными были вызваны тремя обстоятельствами:
1) огромным количеством пленных;
2) особым значением русских пленных для Центральных держав в качестве рабочей силы;
3) «весьма своеобразным отношением к ним со стороны русского государства и общества».
Таким образом, разница в положении между русскими и прочими союзными военнопленными «обусловливалась исключительно различным отношением к делу охраны интересов военнопленных со стороны правительств тех стран, к которым эти военнопленные до пленения принадлежали». [117]117
Жданов Н. Н.Русские военнопленные в мировой войне 1914–1918 тт.М., 1920, с. 67, 79.
[Закрыть]
Русским военнопленным практически не оказывалась помощь со стороны русского правительства. Права русских военнопленных в Германии защищал посол нейтральной Испании, который часто обращался в международные организации с просьбами о помощи русским военнопленным, так как русские власти не заботились об этом. Власти Российской империи старались действовать через Международный Красный Крест, но довольно неохотно и вяло. Впрочем, что говорить: когда императрица Александра Федоровна попыталась взять в свои руки дело оказания помощи военнопленным и приступила к сбору продуктов для продовольственных посылок, оппозиционная печать тут же завопила, что, мол, императрица пытается таким образом прикрыть пересылку русского хлеба кайзеру. Оппозиция не брезговала ничем, о чем еще также будет сказано.
Кто-то упорно не желал, чтобы русские пленные ощутили заботу со стороны своего государства (достаточно напомнить, что ряд социалистических партий, в том числе и русские революционеры-эмигранты, свободно распространяли в концентрационных лагерях свои программы, брошюры и листовки, проводя пораженческую пропаганду среди попавших в плен русских солдат). Либеральная оппозиция действовала безошибочно, одним ударом убивая двух зайцев.
С одной стороны, попытки императрицы, возглавлявшей Комитет помощи пленным (то есть в силу занимаемого официального поста), немедленно трактовались в качестве «измены», так как якобы русский хлеб пойдет на снабжение германских войск. Но одновременно именно оппозиционная общественность требовала вводить репрессалии по отношению к австро-германским пленным: «Транслировавшийся в воспоминаниях образ пленного русского солдата-мученика, который в значительной степени страдал от неспособности и нежелания собственного правительства организовать действенную помощь, оказал двойственное влияние на тыловую общественность. Наряду с хаотичным сбором посылок и денег на имя общественных и государственных организаций возник целый поток требований ухудшить условия содержания вражеских военнопленных в России и ужесточить репрессии по отношению к ним». [118]118
Россия и война в XX столетии. Взгляд из удаляющейся перспективы. М., 2005, с. 49.
[Закрыть]Соответственно, после ответных репрессивных мер в Германии и Австро-Венгрии царское правительство обвинялось и в этом. Как ни крути, виновник был один – царизм. И благодетель один – общественность, за спиной которой стоял рвавшийся к полноте верховной государственной власти крупный олигархический капитал.
Тем не менее российское правительство в действительности намеренно не оказывало помощи своим военнопленным. Это являлось составной частью мероприятий по снижению количества сдающихся в плен солдат. Судя по всему – основной частью. Причем данный факт был открыто признан на самом высшем уровне. В середине июня 1916 года на заседании Государственного совета был поднят вопрос о бедственном положении русских военнопленных, так как правительство не предпринимало мер по улучшению их состояния. С объяснениями выступил князь Н. Д. Голицын, недавно назначенный заведовать делами помощи военнопленным (первый помощник императрицы Александры Федоровны и последний премьер-министр царской России). По словам одного из членов Госсовета, бывшего военного министра ген. А. Ф. Редигера, «он нам сообщил, что отсутствие всякой военной помощи нашим пленным в течение первых полутора лет войны было вызвано настояниями военного министерства, которое надеялось, что этим путем удастся уменьшить число сдающихся в плен». [119]119
Редигер А. Ф.История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999, т. 2, с. 424.
[Закрыть]Этот факт подтвердил и военный министр, ген. М. А. Беляев. На заседании Особого совещания по обороне государства 21 января 1917 года генерал Беляев признал, что запрет на опубликование призывов к оказанию помощи русским военнопленным был основан «на желании предупредить массовую сдачу в плен». [120]120
Журналы Особого совещания по обороне государства. 1917 год. М., 1978, вып. 1, с. 109.
[Закрыть]
Распоряжения о широком распространении информации о репрессалиях в отношении добровольно сдавшихся в плен практиковались вплоть до падения монархии. Следовательно, такие случаи продолжались по-прежнему: страна все более уставала от мировой войны, становясь восприимчивой к пораженческой, антиправительственной и социалистической пропаганде. Например, в приказе по Особой армии от 28 декабря 1916 года за № 387 говорилось: «В войсках стали учащаться случаи побега нижних чинов в сторону противника. Это указывает не только на отсутствие должного внутреннего порядка и наблюдения за нижними чинами, но и на то, что нижние чины не отдают себе отчета о последствиях поступка». Командармом ген. В. И. Гурко приказывалось усилить надзор за солдатами, агитаторов без всякой пощады отдавать под суд, расстреливать перебежчиков пулеметным огнем из передовых окопов. Людям необходимо разъяснить, «что преступление это будет тяготеть на нем всю жизнь; что, как бы он ни старался скрыться, наказание его настигнет и он после войны будет все равно подлежать расстрелу; во время же войны пострадает его семья, лишившись пайка и поддержки общества». Иными словами, угрозы распространялись во временном отношении и на послевоенный период, когда каждый пленный должен будет ответить за обстоятельства своего пленения.