Текст книги "Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Какое наказание понесли сдавшие в 1904 году Порт-Артур генералы Стессель, Фок и Рейсе? После длительного и закрытого суда – минимальное. Такое отношение власти к тем, кто, ничтоже сумняшеся, сдавал в плен противнику тысячи солдат, только поощряло сдачу. Отсюда и сдавший в плен целый корпус ген. Н. А. Клюев, и отдавший уже из плена приказ о капитуляции крепости Новогеоргиевск ее комендант ген. Н. П. Бобырь, и бежавший из крепости Ковно ее комендант ген. В. Н. Григорьев. В мирное время все они считались хорошими служаками, а генерал Клюев с 1909 года так вообще занимал пост начальника штаба Варшавского военного округа, то есть непосредственно готовился к борьбе с Германией. Хорошо подготовился, нечего сказать.

Как, в таком случае, относиться к сдававшимся в плен нижним чинам, которые распоряжениями командиров ставились не просто в безвыходное, но прямо в самоубийственное положение? Например, можно ли считать трусами и изменниками пару взводов, оставшихся от наступавшего по ровной местности батальона и теперь застрявших перед колючей проволокой, в которой артиллерия не пробила проходов? Отступление назад – верная смерть под прицелом вражеских пулеметов, а в то же время у этой полусотни солдат в руках винтовки. Сдача в плен формально будет «добровольной», но ведь свое собственное командование сделало все, чтобы батальон был уничтожен бесцельно, без пользы для дела, просто чтобы отчитаться перед штабом армии или фронта о «производимых контратаках». О таком случае (неудачное наступление 7-й и 9-й армий Юго-Западного фронта на реке Стрыпе в тщетной попытке помочь гибнущей Сербии) сообщает, к примеру, А. А. Свечин: «Работу штабных бюрократов мне пришлось наблюдать в январе 1916 г. Истощенные атакующие части соседнего корпуса, попадая в 300 м от австрийской позиции под сильный пулеметный огонь, бросали винтовки, поднимали руки и в таком виде продолжали движение через проволоку и австрийские окопы. Начальство же полагало, что окопы взяты, но не поддержанные резервами атакующие части не смогли оказать сопротивление контратаке и сдались. Три атаки производились в вечернем сумраке несколько дней подряд. Вместо признания недостаточности артиллерийской подготовки бюрократы полагали, что вся беда в том, что резервы следуют на слишком больших дистанциях, и настаивали на более близком надвигании последних, что только увеличивало потери и сумятицу при каждом новом штурме». [12]12
  Свечин А. А.Тактический факт // Война и революция. 1934, № 7–8, с. 51.


[Закрыть]

Заодно гибель сотни собственных солдат можно представить в реляции таким образом, что будет возможно рассчитывать на очередное награждение или повышение по службе. Пример такой ситуации дает февраль 1915 года – 1-я Праснышская операция в Восточной Пруссии. Участник тех боев, характеризовавшихся большими и бессмысленными потерями, так как никаких оперативных бонусов наступление на Прасныш дать не могло, офицер показывает: «Наступать приходилось по местности совершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов, земля была мерзлая, и цепи, залегая от невыносимого огня, не могли окопаться и поголовно расстреливались. Немцы даже делали еще лучше. Когда атакующие подходили к совершенно целому проволочному заграждению, приказывали бросить винтовки, что волей-неволей приходилось выполнять, и тогда их по одному пропускали в окопы в качестве пленных». [13]13
  Попов К.Воспоминания кавказского гренадера. 1914–1920. М., 2007, с. 70.


[Закрыть]С формальной точки зрения получается добровольная сдача солдат в плен. А значит – те или иные репрессалии. А если по-человечески? Кто виновен в том, что русские стрелки повисали на не разрушенной артиллерией проволоке? Кто виновен в том, что русская артиллерия не имела снарядов (уже в декабре 1914 года приказы Ставки Верховного главнокомандования запрещали трату более одного снаряда на орудие в день)? Разве эти самые стрелки, наступавшие по открытой местности в лоб на пулеметы?

Проводя исторические параллели, А. А. Керсновский пишет, что в июне 1807 года в Кенигсберге тридцатитысячным французским корпусом Бельяра был окружен пятитысячный отряд генерала Каменского 2-го. Бельяр лично явился в крепость и предложил русским почетную сдачу. Каменский ответствовал: «Удивляюсь вам, генерал. Вы видите на мне русский мундир и смеете предлагать сдачу!» Русские пошли на прорыв и штыками добыли себе свободу, прорвавшись сквозь ряды вшестеро превосходящего неприятеля. Керсновский заключает: командир не только «командует», но еще и «имеет честь командовать». В Первой мировой войне немцы порой даже не предлагалисдачи: отдельные русские генералы сдавались сами, просяо сдаче, и сдавали вверенные им войска. Кто продвигал этих генералов в мирное время? Не те ли бездарности, что могли руководить операциями, имея лишь не менее чем двукратное превосходство в живой силе, а то и более того? После войны эти командиры оставили жалостливые мемуары, где сокрушались, что царизм не вооружил их как следует.

Известно, что в 1915 году наблюдалось такое явление, как неприязненное отношение к русским пленным солдатам со стороны русских пленных офицеров, считавших, что те сдаются без боя. Действительно, в кампании 1915 года добровольная сдача русских солдат в плен, к сожалению, стала нередким явлением (впрочем, как и в Австро-Венгрии). Но стоит задать вопрос: а кто так воспитал солдат? Русская медсестра в феврале 1915 года говорила: «…сколько я работаю в госпитале, с начала войны работаю, а пленных я не видала немцев. Раненых, тяжелораненых – видела. А пленных – ни одного!.. Выносливые мадьяры и немцы – в плен не сдаются…» [14]14
  Войтоловский Л. Н.Всходил кровавый Марс: По следам войны. М., 1998, с. 139.


[Закрыть]Вот это и есть – соответствующее воспитание солдата. Сколько сдавались в плен нераненых господ офицеров, хотя в целом, как показано выше цитатой из Головина, «офицерский состав сражается доблестнее, нежели солдатская масса»?

Для сравнения: в ноябре 1915 года партизанским отрядом штабс-ротмистра Ткаченко был захвачен в плен командир германской 82-й резервной пехотной дивизии генерал Фабериус. При конвоировании в тыл, воспользовавшись оплошностью начальника конвоя, встретившего по дороге старого товарища и решившего отметить встречу крепкими напитками, Фабериус захватил револьвер и застрелился, будучи не в силах снести позор плена. Сколько русских генералов поступили подобным же образом, если помнить, что в плен попали шестьдесят шесть русских генералов, а отважился бежать из плена лишь один – начдив-48 ген. Л. Г. Корнилов? Правда, сказались и возраст, и испытания пленом. Из шестидесяти шести пленных генералов в плену умерли одиннадцать, что составило 16 %, при общем уровне смертности русских военнопленных – 5,6 %. [15]15
  Нагорная О. С.Русские генералы в германском плену в годы Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2008, № 6, с. 96.


[Закрыть]По данным С. В. Волкова, в плену оказались семьдесят три русских генерала. [16]16
  Волков С. В.Русский офицерский корпус. М., 1993, с. 357.


[Закрыть]

Очевидно, что большинство генералов попали в плен в «котлах», так как непосредственно на поле боя все-таки генерал находится отнюдь не в первых рядах. В частности, под Танненбергом августа 1914 г. в германском плену оказались пятнадцать генералов, в Августовском лесу февраля 1915 года – одиннадцать, наконец, в крепости Новогеоргиевск – семнадцать. Таким образом, две трети плененных русских генералов попали в плен всего в трех точках на громадном театре военных действий, что представлял собой Восточный фронт Первой мировой войны.

Что касается Второй мировой войны, то цифры приблизительно схожие. В 1941–1944 гг. в плен попали 83 советских генерала, в том числе 7 командармов, 9 комкоров, 31 комдив, 4 начштаба армии, 9 начальников родов войск армий. В царской армии в плен не попал ни один русский командарм, что объясняется, прежде всего неглубоким масштабом операций на окружение в силу малой скорости передвижения технических средств ведения боя. Танки и авиация Второй мировой войны – это совсем иной уровень ведения операций. Единственным «оптимальным кандидатом» на пленение явился командарм-2 ген. А. В. Самсонов, но он застрелился при выходе из «котла», что оказалось преждевременным, так как штаб, с которым он пробивался, вышел к своим. Однако почему офицеры штаба не помогли своему командующему – человеку немолодому и болевшему, почему не облегчили его движения?

Понятно, что львиная доля потерь пленными в РККА пришлась на первый период войны, когда Красная Армия отступала на восток под ударами гитлеровского вермахта. В 1941 г. в плену оказались 63 генерала, в 1942-м – 16, в 1943-м – 3, в 1944-м – 1 генерал. Как видим, и здесь львиная доля пленных находятся в «котлах» сорок первого года.

Опять-таки о параллелях. Первым смещенным со своего поста командармом Первой мировой войны стал как раз немец – командарм-8 ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон, оборонявший от русских все ту же самую Восточную Пруссию. Он всего лишь посмел усомниться в успехе борьбы за провинцию, отправив в Главную квартиру телеграмму о намерении отойти за Вислу после первого же проигранного сражения под Гумбинненом, и был немедленно отправлен в отставку. Кто-то смещался за некомпетентность. Но разница опять же в сроках замены. Такая бездарность, как главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Я. Г. Жилинский, был смещен лишь после проигранной операции, когда потери фронта насчитывали то же число, что и в начале операции, – четверть миллиона, в том числе сто пятьдесят тысяч пленными.

Да, качество германской армии в двадцатом веке было несравненным. Но ведь не в той же степени, чтобы терять в шесть раз больше. Для такого необходима поистине выдающаяся бездарность, и кто-то же поставил генерала Жилинского не только в начальники Варшавского военного округа, но до того и в начальники Генерального штаба. Сам довоенный подбор командиров показывает, что Российская империя начала двадцатого столетия находилась в надломленном состоянии, что объективно вызывалось буржуазной модернизацией страны. Точно такой же ситуация была и в Австро-Венгрии, что подтверждается результатами столкновения австро-венгерского и русского оружия на полях Первой мировой войны.

Опыт войны позволил выдвинуться лучшим людям, о чем говорит тот простой факт, что в летней кампании 1916 года (Брусиловский прорыв) потери русской армии пленными были в пять раз меньше, чем кровавые потери. Но сколько надо было потерять людей до этого? И, даже если отвлечься от исчисления патриотизма, а говорить о монархической государственности, сколько было «зря» потеряно кадровых офицеров – опоры существующего режима?

Сведения начала войны показывают, что в пылу сражений были нередки случаи убийств военнопленных, добивания тяжелораненых и тому подобные эксцессы, нетерпимые в войне между державами, заключающими международные договоренности и тем паче между христианскими народами. Ведь статья 23 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны от 18 октября 1907 года напрямую устанавливала таковые ограничения в ведении военных действий. В том числе, запрещалось: «убивать или ранить неприятеля, который, положив оружие или не имея более средств защищаться, безусловно, сдался», «объявлять, что никому не будет дано пощады». Однако подобные случаи, равно как и случаи издевательств над пленными, действительно были, причем со всех сторон.

Но были и нелепости, приводившие к совершенно ненужной гибели людей. Неразбериха в ходе боя зачастую приводила к трагическим последствиям. Так, в ходе Восточно-Прусской наступательной операции были взяты в плен до ста пятидесяти тысяч русских пленных. Сколько-то из них погибло в самый момент сдачи в плен. Так, немецкий командир 33-го эрзац-батальона 21 августа писал супруге: «Мои люди были настолько озлоблены, что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате большие потери». [17]17
  Цит. по: Сенявская Е. С.Противники России в войнах XX века: Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006, с. 68.


[Закрыть]Однако дело здесь вовсе не в коварстве русских. Очевидно, что в условиях потери управления кто-нибудь кричал «Сдаемся!», солдаты поднимали руки, а в этот момент кто-либо из унтер-офицеров или младших офицеров приказывал драться дальше и те же самые солдаты, что уже были готовы сдаться в плен, вновь начинали стрелять. Затем, при действительной же сдаче в плен (например, после ранения или гибели инициатора сопротивления) последствия такой неразберихи могли быть плачевными, ведь немцы возмущались русским «коварством», которого не было и в помине.

Кстати говоря, аналогичные случаи описываются и русскими участниками событий для характеристики поведения противника. Причем подобные недоразумения имели место всю войну. Например, А. А. Свечин описывает эпизод боя под Тарговицами в начале июля 1916 года, в ходе Брусиловского прорыва: «В небольшом, но густом лесу восточнее местечка, в 1 км в тылу заночевавшего полка, остались свыше 300 австрийских ландштурмистов, не успевших сдаться при нашем быстром наступлении. Глубокой ночью они открыли сильнейший огонь по полку дивизионного резерва, который подошел к этому леску, чтобы заночевать в нем. Этот бой в тылу совпал с огневой паникой австрийцев на фронте, полк оказался в огневом кольце, и у многих испытанных солдат волосы стали дыбом. При более стойком противнике положение могло бы сильно осложниться». [18]18
  Свечин А. А.Тактический факт // Война и революция. 1934, № 7–8, с. 46.


[Закрыть]Наверное, утром, когда обстановка прояснилась и австрийский ландштурм оказался в русском плену, были и соответствующие эксцессы при пленении.

Осенью 1914 года в гигантских сражениях на Восточном фронте столкнулись миллионы людей. В этот период борьба представляла собой серию высокоманевренных операций, в ходе которых перегруппировки людей и техники совершались на многокилометровые расстояния, тылы отставали от войск, не успевая снабжать их продовольствием и боеприпасами, а накал схваток отличался высокой степенью интенсивности. На данном этапе командование обеих сторон было уверено, что стоит приложить еще минимум усилий, и дело будет кончено – война выиграна. Все продолжали надеяться на блицкриг.

С октября в русские войска широким потоком стали вливаться резервисты, которых требовала несшая беспрецедентные в сравнении с прошлыми войнами потери Действующая армия. Наряду с перволинейными дивизиями в один ряд с ними становились второочередные дивизии – то есть заново сформированные с началом войны и потому обладавшие слабым кадром и нехваткой технических средств ведения боя. Однако и потери перволинейных дивизий пополнялись неважно подготовленными пополнениями. Участники войны в один голос утверждают, что резервисты осени 1914 года были худшими за всю войну. Причина этого объяснима – запасные пехотные батальоны не успели обучить призванных, как их уже забрал понесшие громадные потери фронт. Только за август месяц шесть русских армий, сконцентрированные в двух фронтах (группах армий) – Северо-Западном и Юго-Западном, потеряли полмиллиона человек.

Соответственно, к осени 1914 года относятся первые случаи массовых сдач в плен вопреки требованиям военного законодательства, то есть неранеными и до исчерпания всех средств сопротивления. Так, во время боев под Лодзью целиком добровольно сдался в плен батальон 87-го Нейшлотского полка. Участник событий, младший офицер военного времени Бакулин говорит по этому поводу уже после окончания Лодзинской операции: «Когда я сообщил людям, что мы отходим в резерв, все были рады. Невозможно людей так долго держать в окопах, это преступно. Начальство не хочет этого понять. Люди в окопах так устают физически и нравственно, так их заедает вошь, что нет ничего удивительного, что они, доведенные до отчаяния, сдаются в плен целым батальоном. Все это можно перечувствовать тогда, когда сам посидишь в окопе и испытаешь на себе, что это значит». [19]19
  Голоса истории. Вып. 24, кн. 3: Материалы по истории Первой мировой войны. М, 1999, с. 46, 49.


[Закрыть]

87-й пехотный Нейшлотский полк являлся кадровым, он входил в состав 22-й пехотной дивизии (ген. С. Д. Марков) 1-го армейского корпуса. Но можно с большой долей уверенности утверждать, что большая часть его солдатского состава к этому времени уже являлась резервистами. Именно 1-й армейский корпус позволил 1-му германскому корпусу ген. Г. фон Франсуа прорваться в тыл центру 2-й русской армии ген. А. В. Самсонова в сражении под Танненбергом. Части корпуса отступили потому, что несли тяжелые потери от ударов германских тяжелых батарей, и комкор-1 ген. Л. К. Артамонов, сочтя, что потери велики, спас своих людей, но тем самым позволил погибнуть в «мешке» пяти дивизиям 13-го, 15-го и 23-го армейских корпусов. В ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции сентября-октября 1914 года 1-й корпус, как и прочие войска 2-й армии ген. С. М. Шейдемана, понес большие потери. Достаточно сказать, что уже к 1 октября корпус насчитывал 403 офицера и 25 267 солдат, при том что нормальная численность армейского корпуса – 48 700 чел.

В ходе Лодзинской оборонительной операции ноября-декабря 1914 года 2-я русская армия была окружена в Лодзи и вела бои почти в полном окружении. Физические силы людей были исчерпаны непрестанным натиском врага, моральные – подорваны подавляющим действием германских тяжелых гаубиц, противопоставить которым равное оружие русские не могли. 2-я армия выстояла и отстояла Лодзь. Кольцо окружения было прорвано, и противник отброшен в Восточную Пруссию. Но удивляться тому, что в плен сдался целый батальон, не приходится: свидетельство Бакулина показывает, что люди сдались в плен только потому, что были «доведены до отчаяния».

Или еще пример. Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузский 24 ноября 1914 года сообщил начальнику Штаба Верховного главнокомандующего ген. Н. Н. Янушкевичу, что за несколько дней в 10-й армии добровольно сдались в плен четыре роты 84-го пехотного полка, «что свидетельствует о слабой нравственной устойчивости второочередных частей». Речь здесь как раз не о второочередных соединениях, а именно о слабой подготовке резервов.

84-й пехотный Ширванский Его Величества полк входил в состав 21-й пехотной дивизии (ген. С. Бек Садык Мемендаров) 3-го Кавказского корпуса ген. В. А. Ирманова – одного из лучших в русской армии. В частности, за бои под крепостью Ивангородом начдив-21 был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени и георгиевским оружием, украшенным бриллиантами. 84-й пехотный Ширванский полк имел своим шефом самого царя. Телеграмма императора Николая II от 10 октября благодарила героические части 3-го Кавказского корпуса: «Сердечное спасибо моим дорогим Ширванцам после тринадцатидневного горячего боя с трудным противником в день 26-летней годовщины моего назначения Шефом полка. Радуюсь несказанно, что упорство врага сломлено доблестью испытанных старых Кавказских полков Ширванцев и Самурцев». [20]20
  Военно-исторический вестник. 1973, № 42–43, с. 22.


[Закрыть]Такой полк по определению не мог иметь добровольных сдач в плен.

Однако же ларчик открывается просто. В октябрьских боях на Козеницком плацдарме (под Ивангородом) 3-й Кавказский корпус понес громадные потери. Что же касается самого 84-го пехотного Ширванского полка, то в ходе боев был тяжело ранен и взят в плен командир полка, убиты все командиры батальонов, всего же офицерский состав полка потерял более половины офицеров. К ноябрю 84-й полк подошел в чрезвычайно ослабленном кадровом отношении, что и позволило совершиться таким неприглядным инцидентам, как добровольная сдача в плен нескольких рот прославленного русского полка.

Действительно, нехватка офицерского состава или гибель офицеров в бою вполне могли стать причиной сдач в плен. Не известно почти ни одного случая, чтобы добровольно сдалась часть (большие соединения по примеру 13-го армейского корпуса под Танненбергом, крепости Новогеоргиевск и Ковно в 1915 году – это другое дело), при которой был бы офицер. Иногда сдававшиеся солдаты «сдавали» в плен и своего командира, предварительно обезоружив его, но такие случаи единичны и такой офицер наверняка был некадровым, иначе сумел бы удержать вверенных ему бойцов от пагубного шага.

Конечно, люди попадали в плен в бою, но это отнюдь не предполагает добровольности. Иногда, как о том говорилось выше, недобросовестные и некомпетентные командиры сами сдавали в плен большие массы солдат и офицеров. Однако в львиной доле случаев части дрались, пока в них были офицеры и жаждавшие борьбы солдаты (чаще – унтер-офицеры), а затем многое зависело от конкретной ситуации. Участником Первой мировой войны выделяется три основные причины добровольной сдачи русских солдат в плен:

«1) Неимоверное форсирование темпа операций в 1914 г., когда солдаты, доведенные до предела человеческих сил, нередко теряли способность сопротивляться или даже отступить, впавшие в пассивность сдавались;

2) В 1915 г. апокалипсическая мощь германских бомбардировок: оглушенные, полузасыпанные в обвалившихся окопах люди не могли уйти; при огневом истреблении целых батальонов нельзя было вынести раненых, и они попадали в плен;

3) Количество офицеров в действующей армии было недостаточным (больной вопрос нашего войска на протяжении всей войны!), вследствие чего более слабые духом солдаты, не чувствуя над собой офицерской командной воли, сдавались в трудных обстоятельствах». [21]21
  Хочешь мира, победи мятежевойну! Творческое наследие Е. Э. Месснера. М., 2005, с. 502.


[Закрыть]

О Великом Отступлении еще будет сказано. Что же касается кампании 1914 года, то достаточно сказать, что второочередные дивизии в начале войны не имели носимого запаса сухарей и организованных тыловых служб. Брошенные прямо в «мясорубки» боев, когда обозы перемешивались и не успевали своевременно к своим боевым соединениям, измученные и изголодавшиеся солдаты впадали в апатию и сдавались. Но кто виновен в том, что люди не были в надлежащей степени обеспечены пайком? Разве они сами, в отношении которых командование, не озаботившееся снабжением второочередных дивизий до войны, применяло репрессалии? Впрочем, как показано, глубокой осенью 1914 года большая часть кадровых дивизий, сильно «разбавленная» резервистами, мало чем отличалась от второочередных соединений, также давая примеры добровольных сдач в плен.

На войне успех одного предполагает неудачу другой стороны. Как в Галиции августа месяца, вдохновленные видом колонн австрийских военнопленных, русские армии рвались в бой, так в конце 1914 года немцы были воодушевлены самими фактами пленения русских. Соотношение потерь пленными между русскими и непосредственно германцами в ходе войны было глобальное: девять к одному. Сто шестьдесят тысяч к полутора миллионам.

Очевидно, что успехи приободряют войска, а поражения, конечно, – угнетают. А вид неприятельских пленных лишь приободряет людей. Гренадерский офицер вспоминает, как в ходе неудачных боев декабря 1914 года в Восточной Пруссии одна из рот лейб-гренадерского Эриванского полка ударила в штыки и взяла шестьдесят восемь пленных: «Этот незначительный, казалось, успех имел большие моральные последствия. Все как-то приободрились и стали верить, что, отдохнув и пополнившись, мы снова будем побеждать». [22]22
  Попов К.Воспоминания кавказского гренадера. 1914–1920. М., 2007, с. 56.


[Закрыть]К сожалению, декабрь 1914 года – это начало кризиса вооружения в России. Он и станет основной причиной массовых сдач в плен в кампании 1915 года.

В советской историографии считалось, что сдачи в плен наряду с прочими методами протестного поведения в период Первой мировой войны являлись ответом масс на империалистическую войну как таковую: «Первыми формами стихийного протеста солдатских масс против войны были дезертирство, саморанение и добровольная сдача в плен. Если в первые месяцы войны пленение солдат, в основном, было вынужденным, вызывавшимся условиями боевой обстановки, то уже с начала 1915 года царское командование признало, что многие солдаты добровольно сдаются в плен». [23]23
  Мальков А. А.Деятельность большевиков среди военнопленных русской армии (1915–1919., Казань, 1971, с. 20.


[Закрыть]Соответственно, следующей формой стала революция.

Понятно, что сравнение с Великой Отечественной войной 1941–1945 гг., в которой добровольные сдачи в плен и дезертирство также имели место, отсутствовало. Ведь в этом случае пришлось бы признать, что если в царской армии «протест» начался лишь спустя полгода войны, чтобы со временем набрать обороты, то в Красной Армии – напротив, в ее начале, дабы постепенно сойти на нет. Огромные колонны нераненых советских военнопленных летом 1941 года и дравшиеся до последнего патрона бойцы ряда укрепленных районов, пограничники, танкисты и артиллеристы – все это было.

Опять-таки характерная черта: всегда упорнее сражаются специальные рода войск, а не пехота, составленная из крестьянства (общинного или колхозного – совершенно не важно). Тем не менее в обеих мировых войнах существовал такой «протест», и свидетельств участников событий тому масса. Сводную таблицу-подборку потерь русской армии пленными по родам войск дает О. Д. Марков: [24]24
  Марков О. Д.Русская армия 1914–1917 гг. СПб., 2001, с. 87.


[Закрыть]

Н. Н. Головин приводит несколько иные цифры, показывающие, что кровавые потери у всех категорий были больше, нежели пленными, но соотношение в целом такое же. Обратим внимание, что более пятидесяти процентов пленных из числа общих потерь дают такие категории, как пехота и ополчение (та же пехота, но гораздо менее боеспособная). Большой процент пленных в артиллерии объясняется тем, что она сдавалась вместе с пехотой, так как без пехотного прикрытия артиллерия практически бессильна перед неприятельской фланговой атакой. А бросить орудия и разбежаться в надежде на удачу нельзя, так как следует прикрывать отбивающуюся пехоту. Категории стрелков и гренадеров – с начала 1915 года эти соединения стали комплектоваться точно такими же маршевыми ротами, что и вся пехота, а потому присущая в начале войны некоторая «элитарность» быстро сошла на нет. И минимум дают категории гвардии (вспомним знаменитое изречение генерала Камбронна под Ватерлоо: «Гвардия умирает, но не сдается!») и казачество. Казаков в начале войны вообще почти не брали в плен, да они и не сдавались. Поведение казаков, воинского социального слоя Российской империи, особенность только нашего Отечества, в плену характеризует казачий генерал: «Особенно много бежало казаков. Надо и то сказать, что с казаками в плену обращались строго. В австро-германской армии было убеждение, что казаки не дают пощады врагу, что они не берут пленных, и потому в лагерях мстили казакам. И еще одно. В казачьих частях плен, по традиции, считался не несчастьем, а позором, и потому даже раненые казаки старались убежать, чтобы смыть с себя позор плена». [25]25
  Краснов П. Н.Воспоминания о Русской императорской армии. М., 2006, с. 530.


[Закрыть]

Со второй половины 1915 года русская Действующая армия стала комплектоваться почти одними крестьянами, так как рабочие и горожане отправлялись либо в оборонную промышленность (городское население России в годы войны выросло с 15 % в 1913 году до почти 20 %), либо в вольноопределяющиеся и школы прапорщиков. Более девяноста процентов вооруженных сил и почти вся пехота (за исключением, разумеется, офицеров) – это крестьяне, с присущими данному социальному классу психологическими категориями поведения и восприятием мира. Справедлив вывод исследователя о том, что «типичным российским военнопленным являлся, в основном, неграмотный или малограмотный крестьянин 25–39 лет, честно исполнивший свой долг перед Родиной». [26]26
  Васильева С. Н.Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999, с. 16.


[Закрыть]

Важно замечание о том, что солдаты «честно исполнили свой долг перед Родиной». И факт добровольной сдачи в плен вовсе не противоречит этому, как бы парадоксально это ни показалось на первый взгляд. Бесспорно, что основная масса населения воевать не желала, и это естественно, так как нынешние враги до войны таковыми не обозначались. Немцы в качестве врага – это был «сюрприз» для большинства русской нации.

Крестьянство, составлявшее львиную долю вооруженных сил, надеялось на скорое окончание войны, чтобы по ее окончании вновь вернуться к мирному созидательному труду. И точно так же, как и дезертирство начала войны, о чем говорится во 2-й части нашей работы, внешне добровольная сдача в плен в кампании 1914 года была событием не «протестным», как абсолютно верно говорит А. А. Мальков о 1915 годе, а «вынужденным».

Тогда пленение воспринималось, скорее, как несчастье, ведь в частях в большом количестве находились кадровые солдаты и командиры, ведшие соответствующую разъяснительную работу. Такие настроения, со слов фронтовиков, прекрасно описаны в дневнике выдающимся русским писателем: «Можно ли в плен сдаваться? – нельзя, телу своему не хозяин… Страх о плене, легенда о замученных, зрелище их унижения, все это создает представление, обратное тыловому, что в плен сдаться страшнее смерти, сдаться – жизнь с защемленным сердцем». [27]27
  Пришвин М. М.Дневники. 1914–1917. М, 1991, с. 215.


[Закрыть]Но и то сказать, резервисты первого года войны – это люди, в свое время служившие в армии.

Именно подобное мнение и побуждало солдат драться даже в безнадежной ситуации, все-таки надеясь на счастливый исход. Характерным примером является окружение четырех неполных дивизий (по численности – как две полнокровные) русского 20-го армейского корпуса ген. П. И. Булгакова в Августовских лесах после поражения 10-й армии ген. Ф. В. Сиверса в Августовской оборонительной операции января 1915 года. Остатки и без того крепко потрепанного отходом по Восточной Пруссии русского корпуса, окруженного семью пехотными и двумя кавалерийскими дивизиями немцев, сопротивлялись в «котле» восемь дней. Очевидно, что в плен они сдались не только ввиду отсутствия помощи, но и потому, что в заснеженном лесу у людей не осталось продовольствия.

В плен к немцам здесь попали около тридцати тысяч солдат и офицеров (многие – ранеными) и одиннадцать генералов. Но кто в данном случае может упрекнуть их? Восьмидневная оборона, перемежавшаяся контратаками и непрестанными попытками пробиться к своим под ударами тяжелых гаубиц врага. В числе людей, вышедших из окружения после многодневного скитания по лесам, были не только двенадцать офицеров, но и шестнадцать солдат – тех самых, что желали драться.

Сравним: восемь дней ожесточенного сопротивления в зимнем лесу в начале февраля 1915 года и покорная сдача 13-го армейского корпуса в середине августа 1914 года. В обоих случаях – неприятельская территория (Восточная Пруссия), местность – леса и даже схожее количество сдавшихся в одной точке людей. Очевидно, что причина разницы в поведении – действия командира. Комкор-20 в феврале 15-го знал, что чем дольше он будет стоять, тем большему количеству соседних соединений 10-й армии удастся успешно отступить. Комкор-13 в августе 14-го явно предал память тех арьергардов, что, погибая, прикрывали отступление корпуса к государственной границе, сражаясь до последнего выстрела.

В ходе Августовских боев произошел примечательный эпизод. В русский плен, к уже окруженцам, попали несколько тысяч германских пленных. Когда 20-й армейский корпус был блокирован, генерал Булгаков вернул немцам их раненых солдат и офицеров, попросив взамен пропустить русских тяжелораненых в крепость Гродно. Дело в том, что в корпусе уже кончились все медикаменты и перевязочные материалы, а жизни многих бойцов могли быть спасены уже лишь в госпиталях. Разумеется, немцы не ответили на русскую просьбу, а после окончания сражения даже не позаботились о том, чтобы собрать всех русских раненых, щедро рассыпанных по лесному массиву и в зимних условиях обреченных на гибель.