Текст книги "Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

С объективной точки зрения отвратительное снабжение именно первой военной зимой объяснимо более всего. Во-первых, никто не рассчитывал вести войну зимой, и потому ни одна страна не оказалась подготовленной к борьбе в зимнее время. Многое пришлось импровизировать на ходу. Наконец, и в России, так же как и в Германии, наивысшая смертность в лагерях для военнопленных пришлась как раз на первую военную зиму. Хотя в целом за войну большинство пленных погибли в последующем на работах, а здесь говорится именно о лагерях, где постепенно смертность снизилась.

Первоначально лагеря для военнопленных повсюду представляли собой временные пункты в старых казармах или летних лагерях. Расчет на блицкриг не позволил всем воюющим державам без исключения заранее задуматься о строительстве специальных лагерей. Затем, когда стало выясняться, что война будет долгой, концлагеря стали строить на голом месте, но обнесенном колючей проволокой.

Здесь пленные сами строили себе бараки, которые опять-таки сооружались как временные и потому страдали массой строительных изъянов. В частности, все современники без исключения отмечают, что бараки в лагерях зимой не протапливались как следует. То есть зимой бараки промерзали насквозь, и потому «зимою заболевало больше половины всех пленных. Слабые, истощенные организмы не обнаруживали никакой стойкости в борьбе с болезнями. Самые пустяковые нарывы и раны не заживали целыми месяцами, легкие простуды превращались в длительные болезни. Особенно легко отмораживались ноги». [179]179
  Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 87.


[Закрыть]Отсюда и высокая степень смертности в первую зиму, так как ко второй военной зиме многое удалось наладить силами самих военнопленных.

Схожая картина наблюдалась и в России. Например, «в Казанской губернии за годы войны не было построено до конца ни одного специального лагеря для содержания пленных. Такие лагеря спешно строились в Сибири, условия содержания в них были гораздо более тяжелыми, чем в центральных областях России. В Поволжье же офицеров размещали на квартирах без охраны, лишь под надзором полиции. Солдаты хотя и водворялись „казарменным порядком“, но охрана была весьма ненавязчивой». [180]180
  Люкшин Д.Да за нашими бабами вьются. Военнопленные в крестьянской России // Родина, 2002, № 10, с. 24.


[Закрыть]Но при всем том в 1915–1916 гг. в Казанской губернии умерли всего шестеро военнопленных. Львиная доля умерших неприятельских пленных погибли на строительстве Мурманской железной дороги и во время эпидемий в перечисленных выше «лагерях смерти», которые получили свое название не потому, что в них существовали чрезмерно жестокие порядки или намеренно уничтожались люди, а потому, что в них погибли тысячи австро-германских пленных. Не следует путать схожие термины применительно к двум мировым войнам двадцатого века. Как правило, это настолько различные вещи, как расстояние между землей и небом.

В азиатской части России барачные лагеря военнопленных насчитывали от десяти до тридцати пяти тысяч человек. Концлагеря в Сибири изначально строились по расчету на десять тысяч пленных. Для них выделялся участок земли в 12–14 десятин на окраине городов. Бараки рассчитывались на пятьсот человек, с нарами в два яруса. Стоимость строительства нового лагеря – около четверти миллиона рублей. В европейской же части находились небольшие лагеря, от двух тысяч человек, но с рабочими командами.

Самый большой постоянный лагерь в Европейской России – Тоцкий лагерь под Оренбургом, где суровой зимой 1916–1917 гг. от тифа, усугубленного холодами и плохой пищей, умерли семнадцать тысяч австро-германских пленных. Главными виновниками широкого распространения эпидемии являются комендант лагеря, рассматривавший пленных, как преступников (невзирая на указание международного права на то, что «военный плен – не акт милосердия со стороны победителя, это право обезоруженного»), и главный доктор Туберозов, разделявший мнение коменданта. Интересно, что комендант также переболел тифом. Подобным же образом вели себя и многие австро-германские коменданты, игнорируя требования международного права. «Гуманные предписания, выставляемые тут Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 гг., сплошь и рядом решительно игнорируются, и на место этих предписаний резко выдвигается и всячески подчеркивается необходимость не поддаваться чувству милосердия к обезоруженному врагу». [181]181
  Кравченко Н. Н.Институт военнопленных в понимании германского Генерального штаба. Томск, 1915, с. 6.


[Закрыть]

Для сравнения можно вспомнить, что аналогичное явление гибели массы военнопленных в первую военную зиму произошло и в Великую Отечественную войну 1941–1945 гг., когда в фашистских концлагерях зимой 1941–1942 гг. умерло громадное количество советских военнопленных, существенная часть которых в 1941 году сдались в «котлах», не исчерпав всех возможностей для сопротивления. То есть неранеными, с оружием, порой даже добровольно. Испытания пленом резко изменили отношение к добровольным сдачам даже со стороны тех, кто питал неприязнь к советской власти сталинского образца.

Для немцев с точки зрения организационной неожиданным оказался массовый наплыв русских военнопленных. К 1 января 1915 года в Германии находились около трехсот тысяч русских пленных (плюс до ста восьмидесяти тысяч в Австро-Венгрии). Сама по себе для масштабов мировых войн двадцатого столетия цифра вроде бы и небольшая, но все когда-то бывает в первый раз. Создавать систему лагерей пришлось с нуля, да еще для такого количества людей. Соответственно, свои проблемы испытывались и со снабжением этих людей пищей. Нельзя забывать, что даже первые письма с родины русские пленные стали получать лишь весной 1915 года, хотя некоторые из них находились в плену с начала войны – августа 1914 года, то есть семь-восемь месяцев. Это также есть фактор организационного порядка.

В-третьих, зима 1915 года выдалась нелегкой в смысле определения дальнейшего планирования войны. Блицкриг провалился: после Битвы на Марне германские армии были отброшены от Парижа, что переводило войну в наиболее невыгодную для Центральных держав плоскость – борьбу на истощение. Следовательно, впредь до определения ближайших рубежей военно-политического характера следовало экономить на всем. Вдобавок надо вспомнить, что на территории житницы Германской империи – Восточной Пруссии летом – осенью 1914 года велись интенсивные бои, в ходе которых уничтожались урожай и наличные запасы (русские участники войны вспоминают, что в Восточной Пруссии они никогда не испытывали перебоев со снабжением продовольствием, так как масса продуктов находилась на месте).

Это уже летом 1915 года, после оккупации русской Польши, немцы смогли усилить продовольственные потоки с оккупированных территорий в метрополию. Пока же организационная составляющая лишь налаживалась, накладываясь на строгую экономию. Косвенно данный тезис подтверждается сведениями о том, что до 1 марта 1915 года пленным офицерам в Германии можно было покупать продукты в специальных лагерных лавочках. Затем продажа пленным продуктов была запрещена. [182]182
  Румша К. Ю.Пребывание в германском плену и геройский побег из плена. Пг, 1916, с. 18.


[Закрыть]Другой метод экономии заключался в своеобразном выполнении требования выплаты жалованья офицерам, находящимся в плену, что соответствовало статьям Гаагской конвенции. По воспоминаниям русского пленного офицера, «согласно международному праву, немцы выплачивали нам треть нашего основного в России жалованья, причем из этих денег еще удерживали по своему расчету деньги за наше продовольствие». [183]183
  Успенский А. А.В плену. Каунас, 1933, ч. 1, с. 31.


[Закрыть]

Не стоит забывать, что вопрос о переносе главного удара в кампании 1915 года на Восточный фронт был окончательно решен немцами лишь по итогам первого этапа Горлицкого прорыва, когда стало ясно, что русские не имеют боеприпасов. Но это уже начало мая месяца. Возможно, что свою роль сыграла и надежда собрать урожай в России, что противнику частично удалось. Как известно, русские войска при Великом Отступлении получили приказ Ставки об уничтожении засеянных хлебных полей (теоретический пример с Отечественной войны 1812 года), но уничтожить всего, разумеется, не смогли.

Наконец, все познается в сравнении. Как сообщают сами пленные, до середины 1915 года на пайковую выдачу в Германии давали по фунту хлеба в день и суп с мясом. Затем пища стала ухудшаться, ив 1916 году уже давали пустой суп из гнилых овощей и чай из листьев крапивы (иногда подслащенный). Для сравнения: в Российской империи питание неприятельских пленных в начале войны составляло 3 ф. хлеба, 3/4 ф. мяса, 100 г крупы, чай и сахар. К марту 1915 года мясной паек уменьшился до 1/4 ф., а чай во многих лагерях был совсем отменен. [184]184
  Последняя война Российской империи. М., 2006, с. 86.


[Закрыть]Последнее было связано с тем, что именно сахар оказался первым наиболее слабым местом в структуре российского пищевого потребления в период Первой мировой войны. Правда, и в Германии в самом скором времени стало наблюдаться то же самое. В первый период войны, как отмечают источники, «продовольствие военнопленных сахаром несравненно лучше, чем каким бы то ни было другим пищевым продуктом». Однако вскоре изобилие сахара сменилось кризисом, так как резко сократились поля сахарной свеклы, а большое количество сахара для производства спирта и взрывчатых веществ стал забирать фронт.

И еще. После первых выстрелов многие были уверены, что война будет недолгой. Несмотря на то, что исход первых же операций на всех фронтах опрокинул эти расчеты, массовое сознание не поддается быстрому изменению, но зато, усвоив что-либо, оно надолго делает усвоенное фактом своего восприятия и источника поведения. Поражения на фронте, начавшиеся весной, также не смогли заглушить данное убеждение, и потому многие пленные считали, что для них война окончена и в ближайшем времени они вернутся домой живыми и невредимыми.

О том, что плен станет испытанием, еще не думали. Бывший русский военнопленный вспоминал: «Призрак голода уже вставал над нами. Не все еще видели его, многие имели деньги, другие надеялись на близкое окончание войны (дело было весной 1915 года – {конец мая после Горлицкого прорыва}), но никто не рассчитывал, что надо будет провести целые годы в стране, отрезанной от всего мира. Массы пленных были благодушно и радостно настроены… {Глядя на проходившие к фронту неприятельские войска}Жалели австрийцев, которым надо было еще воевать, и радовались за себя, уже окончивших войну». [185]185
  Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 14.


[Закрыть]Это настроение также показывает, что положение военнопленных было еще сравнительно неплохим. И что тезис о «голодной смерти» в 1915 году является преувеличением даже при том, что первая зима действительно дала высокую смертность, вызванную и впрямь не нехваткой продовольствия, которое в Германии и Австро-Венгрии еще было, а отсутствием надлежащей организации.

Горлицкий прорыв 19 апреля 1915 года в Галиции, положивший начало Великому Отступлению русских армий на восток, дал австро-германцам новые трофеи. В том числе прежде всего прочего пленных. По данным, ген. Н. Н. Головина, если первые девять месяцев войны вывели из состава русской Действующей армии 764 000 чел., то следующие полгода – уже 976 000 чел., (при этом октябрь можно исключить, так как интенсивные боевые действия на Восточном фронте уже закончились). Наплыв пленных в Центральные державы стал причиной того, что помощь им стремительно сокращается. Швейцарскими комитетами помощи русским военнопленным с горечью констатировалось: «По мере того как число военнопленных увеличивается, мы, к сожалению, вынуждены сокращать из-за ограниченности средств количество припасов, отправляемых каждому военнопленному». [186]186
  Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным. 1914–1916, б.м., 1917, с. 22.


[Закрыть]

Оказание продовольственной помощи своим гражданам, оказавшимся в неприятельском плену, также стало одной из составных частей официальной политики в отношении военнопленных, принятой высшим руководством Российской империи. Прежде всего император Николай II отказался посылать своим пленным хлеб, мотивируя это опасением его использования для питания германских войск. Официоз относительно такого опасения являлся не более чем отговоркой, так как помощь своим пленным оказывалась даже сербами (вплоть до падения Сербии и Черногории в начале 1916 года). Безусловно, какая-то часть продовольственных посылок расхищалась, но большая часть доходила до своих адресатов. Например, побывавшая в Германии российская сестра милосердия сообщала, что русским пленным в Германии необходима «правильно организованная доставка съестных продуктов. Германия не может прокормить пленных, она сама голодает и не будет препятствовать организации питания из России, как это уже давно сделано нашими союзниками для своих пленных. Из осмотра англичан и французов я вынесла полное убеждение, что подавляющее большинство посылок доходит до военнопленных, нужна только правильная организация…». [187]187
  Шуберская Е. М.Доклад о положении военнопленных в Германии. Пг, 1917, с. 11.


[Закрыть]

Также Е. М. Шуберская указала, что насущным вопросом является интернирование слабых и больных в нейтральные страны, так как при прогрессирующем ухудшении продовольственной ситуации в Германии их ожидает гибель. Однако при несоответствии русских пленных в Германии (около миллиона) и германских пленных в России (немногим более полутора сотен тысяч) любой обмен (интернирование предполагается как взаимная мера) не менял общей картины. К тому же против таких действий для России резко возражали англичане, и правительство не решалось идти против союзников, зависимость от которых в ходе войны чем дальше, тем больше нарастала.

Итак, в апреле 1915 года император Николай II отказался посылать продукты русским пленным, мотивируя это «невозможностью проверить, что хлеб действительно будет доставлен по назначению, а не будет использован для продовольствия германских войск». Летом 1915 года со стороны Ставки последовал даже запрет посылать военнопленным по почте хлеб и сухари, чтобы не увеличивать продовольственные ресурсы Германии. Потребовалось вмешательство правительственного Голицынского комитета, находившегося под патронажем самой императрицы, для отмены этого запрета. Однако в полной мере запрет был снят лишь осенью 1916 года, то есть спустя более чем год.

В июне 1915 года Главное управление Генерального штаба представило царю доклад о бедственном положении русских пленных. Было сделано предложение оказать продовольственную помощь «хотя бы тем военнопленным, которые попали в плен вследствие ран, контузий и болезней. Эти лица, как исполнившие свой долг перед родиной, казалось бы, заслуживают всяческой заботы о них, которая в данное время могла бы выразиться в облегчении их безотрадного положения в плену путем присылки им съестных припасов». Не желая нарушать принципы равенства и справедливости в отношении к военнопленным, а также брать ответственность лично на себя, император ответил, что «этот вопрос должен быть решен Советом министров». Совмин решил выделить 150 000 рублей. [188]188
  Мальков А. А.Деятельность большевиков среди военнопленных русской армии (1915–1919). Казань, 1971, с. 29.


[Закрыть]Так как русских пленных насчитывалось уже до полутора миллионов, то выходило – по десять копеек на каждого.

Можно сказать и о финансовой помощи. В июне 1915 года по инициативе вдовствующей императрицы Марии Федоровны и Международного общества Красного Креста между Россией, с одной стороны, и Германией и Австро-Венгрией – с другой стороны, было подписано соглашение о взаимном обмене инспекционными поездками сестер милосердия по лагерям военнопленных для выяснения обстоятельств жизни военнопленных. Германский ученый Р. Нахтигаль справедливо считает, что данное мероприятие было – гуманитарное соглашение, «выходящее за рамки общих определений международного права. Примечательно, что достижение этого соглашения не было возможным ни в ходе предыдущих войн, ни между Центральными державами и западными странами Антанты». [189]189
  Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск, 2007, с. 83.


[Закрыть]Державы Антанты заботились о своих пленных через Красный Крест, тесно «завязанный» на ведущие страны Запада. Поэтому в специальных договоренностях у Великобритании и Франции просто не было нужды.

Сама поездка состоялась в августе 1915 года. С русской стороны в Германию отправились сестры Н. Н. Оржевская, П. Казем-Бек и Е. А. Самсонова – вдова командарма-2 ген. А. В. Самсонова, погибшего в августе 1914 года в Восточной Пруссии. Германская делегация: графиня А. Икскюль, баронесса Э. фон Пассов и баронесса М. фон Вальслебен; австрийская делегация: графиня А. Ревертера де Саландра, баронесса И. Рошти, баронесса К. фон Михалотцы. Российские сестры должны были объехать все концентрационные лагеря в сопровождении датчан, как представителей нейтральной державы, и специально выделенных германских офицеров, сопровождавших их по лагерям. Так вот, денежная сумма, переданная сестрам милосердия для помощи пленным, составила шестьдесят пять тысяч рублей, а к концу поездки, когда поступила информация об ужасном положении русских пленных, было выделено еще сто тысяч рублей – мизерная сумма в целом.

Таким образом, как справедливо отмечается исследователями, русские власти делали все возможное, чтобы плен воспринимался солдатами именно в качестве жесточайшего наказания. Питание русских пленных было таким, что они находились на грани голодной смерти. «Точка зрения официальных властей на возможность оказания помощи русским военнопленным заключалась в том, что содержание пленных {по международным договоренностям} должно производиться из экономических ресурсов Германии, а при таких условиях всякая материальная помощь из России якобы усиливает ресурсы Германии и тем облегчает ей ведение войны. При этом, однако не учитывалось, что при желательном ослаблении экономических ресурсов в первую очередь должны погибнуть миллионы пленных русских солдат». [190]190
  Васильева С. Н.Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999, с. 73.


[Закрыть]Слова о «гибели миллионов» являются явным преувеличением. Двести тысяч погибших за всю войну – факт, а прочее – лишь эмоциональная характеристика.

Отношение царизма к собственным военнослужащим диктовалось обстановкой на фронтах войны. Если в начале, когда Действующая армия включала в себя кадровые войска и людей, ранее служивших в Вооруженных силах, можно было быть уверенными, что массовых добровольных сдач в плен не будет, то с весны 1915 года ситуация переменилась. Ухудшение качества резервов наряду с катастрофической нехваткой оружия и боеприпасов, что вынуждало вести бои как размен русской крови на австро-германский металл, в широких размерах вызвало к жизни явление сдач в плен. Нередки стали случаи, когда в плен сдавались целые роты, а иногда даже батальоны. Двести тысяч пленных в месяц – это норма лета 1915 года (справедливости ради надо указать, что в начале августа только в крепостях Новогеоргиевск и Ковно в плен попали более ста тысяч русских солдат и офицеров).

Субъективно пленные были ни в чем не виноваты. Не они готовили страну к войне, не они не смогли дать войскам оружие, не они бездарно руководили боевыми действиями. Объективно же была права верховная власть, так как массовые сдачи в плен грозили крушением фронта и поражением в войне. Отделить же «агнцев от козлищ» было невозможно в принципе, и потому помощь не оказывалась никому. И тем, кто доблестно дрался до последнего патрона, и тем, кто, не сумев выдержать обстрел позиции тяжелыми гаубицами, поднимал на штыке белый платок. Но разве были они виновны перед своей Родиной: одним не была своевременно оказана помощь, других не могла поддержать собственная артиллерия. А для скольких причиной пленения стал бездарный командир? О практике бессмысленных штыковых атак ради того, чтобы присутствующий в этот момент на командном пункте (то есть в личной безопасности) штабной офицер мог получить Георгиевский крест как якобы участвовавший в атаке и/или «бывший под обстрелом неприятеля», пестрят сообщения участников войны.

В то же время не было секретом психологическое восприятие плена не столько как личной трагедии, сколько как счастливой возможностью уцелеть во время войны. Не все думали так, но – большинство. Кстати сказать, именно так рассуждали и большинство австрийских пленных, что лишний раз говорит о бессмысленности и ненужности участия в Первой мировой войне многонациональных Российской и Австро-Венгерской империй. Данное восприятие играло против обороноспособности страны и победной перспективы, а потому, вне сомнения, российское военно-политическое руководство (и об этом неоднократно сказано в нашей работе) намеренно проводило политику усугубления положения русских военнопленных, дабы трагизм пребывания в плену перевесил кажущуюся выгоду.

Надо помнить, что многонациональный состав страны давал различные результаты в отношении потерь. Например, охотнее прочих сдавались в плен поляки, не испытывавшие, разумеется, особенной симпатии к российской коронной власти и к России вообще. Ведь те же австрийцы создавали национальные польские части – легионы Ю. Пилсудского. В качестве примера можно привести письмо простого солдата: «Кормят нас плохо… работать гоняют каждую минуту, и ночью, и днем… Так что остается никак на свете жить; у нас один в полку удавился, трое в плен ушли к немцу… Эх, пропадешь ни за что… Много жидов, поляков; уходят в плен из наших солдат к немцу». [191]191
  Революционное движение в армии и на флоте. 1914 – февраль 1917-го. М., 1966,0. 152.


[Закрыть]Кормить этих людей – не важно какой национальности – русское правительство не желало.

Русское правительство, умудренное негативным опытом, не могло быть уверено, что плененные русские солдаты и офицеры пытались сопротивляться до последнего. Случаи обратного были слишком нередки. Тот факт, что русские военнопленные составляли более семидесяти процентов всех пленных в Германии, говорит сам за себя. Ведь по количеству задействованных сил в 1914 году немцы две трети своих войск держали на Западном фронте, и только летом 1915 года баланс качнулся почти к паритету – 49 %. Например, зимой 1915 года, во Франции находились семь германских армий, в то время как в России – только три. К осени соотношение изменилось, как семь к семи. Между тем к 10 сентября, по данным Гамбургского отделения Международного Красного Креста, в Германии находились 913 172 русских пленных, в то время как французов – 274 514, англичан – 24 974, бельгийцев – 41 141 чел.

Безусловно, на Восточном фронте боевые действия носили активный характер, в то время как Западный фронт застыл в позиционной борьбе. Бесспорно, что союзники не торопились спасать Россию, сберегая собственные силы и полагая, что в громадной России людей еще надолго хватит. Но что касается общих потерь, то с начала войны по 1 ноября 1915 года русские армии потеряли 4 360 000 чел., а французы потеряли в 1914–1915 гг. 2 385 000 чел. То есть соотношение общих потерь – в 1,8 раза. Пленными же – в 3,3 раза. Это двойное расхождение. Данные по пленным в Австро-Венгрии не рассматриваются, так как французов здесь не было, а русские пленные «делились» между немцами и австрийцами почти поровну.

Непосредственным результатом всех принимаемых российскими властями мероприятий должно было стать сокращение количества пленных. И действительно, в летней кампании 1916 года (следует, конечно, учитывать фактор улучшения ситуации с вооружением) русская Действующая армия потеряла в четыре с половиной раза меньше пленных, нежели за аналогичный срок в 1915 году. Подготовка резервистов, переход стратегической инициативы к державам Антанты, насыщение войск техническими средствами ведения боя и боеприпасами – все это позволило сократить количество пленных при таких же потерях по числу убитыми и ранеными.

Существовали и объективные причины невозможности помощи военнопленным, которые, судя по всему, играли ведущую роль в государственной политике по данному вопросу. Главной проблемой снабжения русских пленных стало их громадное количество. В России не голодали и не испытывали проблем с продовольствием, но полтора миллиона пленных к осени 1915 года – это очень большая цифра. Кормить столько здоровых мужчин – слишком накладно, а противник, взявший их в плен, обязан кормить, вот пусть и делает это. А если продснабжение плохое, так тем, кто остался в окопах, еще хуже.

Другая причина – расстояния и транспорт; например, при минимальной норме в пятнадцать фунтов сухарей в месяц на человека требуется их более полумиллиона пудов, что составляет почти тысячу вагонов нагрузки. Минимальная норма сала (жиров) составляла два фунта в месяц. Переправлять такие объемы грузопотоков было тяжело со всех точек зрения, и верховная власть, и без того не желавшая снабжать пленных, отказалась от мысли о широкомасштабной помощи. 6 итоге с марта 1915 года по 14 декабря 1916 года из России было отправлено государственных посылок всего в размере 130 807 ящиков с продовольственными припасами. [192]192
  Жданов Н. Н.Русские военнопленные в мировой войне 1914–1918 гг. М., 1920, с. 345.


[Закрыть]Это – на более чем два миллиона людей.

Интересно, что русское правительство, нарочито декларируя плохое отношение к военнопленным, исподволь старалось им помогать. Так, долгое время думали, что Бернская секция помощи русским военнопленным действует на пожертвования и благотворительность. Однако выяснилось, что средства в Швейцарию шли из России, в том числе из личных средств самого императора. Правда, в 1916 году, когда пайковые выплаты внутри России (денежная помощь семьям призванных солдат) превысили миллиард рублей – треть госбюджета, – помощь прекратилась. К сожалению, именно в это время наступил период общего ухудшения продовольствования русских военнопленных в Центральных державах, и теперь трагизм пленения стал, несомненно, преобладать над желанием уцелеть в империалистической бойне.

Однако в еще худшем положении, нежели военнопленные, находились интернированные – так называемые гражданские пленные. Помимо военнопленных, в тылах воюющих государств содержалась масса интернированных, заподозренных (практически всегда – необоснованно) в шпионаже и сочувствии к неприятелю. Сюда отправлялись как подданные неприятельских держав, почему-либо оказавшиеся с началом войны на ставшей мгновенно вражеской территории, либо те категории собственного же населения, что могли быть обвиненными в сотрудничестве с врагом.

Количество этих несчастных было громадным. Например, на 10 сентября 1915 года в Германии, по немецким же данным, находились 913 172 русских военнопленных и 73 934 гражданских пленных. Но это далеко не полные данные. Немецким исследователем утверждается, что «в годы Первой мировой войны в плену в Германии находилось 6 млн чел.: солдаты и гражданские лица, женщины и дети. Около 3,8 млн из них были военнопленные и интернированные гражданские лица из России». [193]193
  Ленцен И.Использование труда русских военнопленных в Германии (1914–1918 гг.) // Вопросы истории, 1998, № 4, с. 129.


[Закрыть]Неясно, идет ли здесь речь о всех Центральных державах или только о Германии. Но даже и в лучшем случае общее количество русских военнопленных составило около двух с половиной миллионов человек. Следовательно, 1 300 000 – это гражданские пленные. В то же время в России гражданские пленные: 250 000 германских и 80 000 австро-венгерских подданных. [194]194
  Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск, 2007, с. 88.


[Закрыть]

Как делали гражданских военнопленных? Очень просто. Например, в имении А. И. Богданова при селе Богородицкое Барятинской волости Усманского уезда Тамбовской губернии распоряжался управляющий, германский подданный, некий М. Герцог. По обвинениям Главного совета Союза русского народа 8 августа 1914 года полицейские структуры отстраняют управляющего от должности, начиная расследование. Суть обвинения – «открыто восхваляющий немцев и поносящий русских. Пользуясь экономической зависимостью местного населения от имения, он с наступлением войны умышленно угнетает это население, лишая его и заработков, и аренды в имении…».

По проведенному расследованию обвинения не подтвердились, однако тем не менее 23 августа М. Герцог по распоряжению тамбовского губернатора был выслан в Кострому «в качестве военнопленного». [195]195
  ГАРФ, ф. 102, 4-е делопроизводство, оп. 1914, д. 141, ч. 72, л. 1.


[Закрыть]Очевидно, что местные крестьяне, жаждавшие улучшения условий аренды, просто-напросто донесли на несговорчивого управляющего.

Мы говорим «очевидно», потому что фонд департамента полиции периода Первой мировой войны пестрит доносами с мест, сообщавшими в полицию о тех или «предательских» проступках отдельных лиц. С 1915 года, когда неприятельские подданные «закончились», будучи отправленными в глубь страны в качестве «гражданских пленных», в измене стали обвинять и русских дворян. Почти всегда завуалированной целью этих доносов выступали экономические интересы: в годы войны крестьяне уже начинали сводить свои счеты с помещиками, чтобы закончить этот процесс во время аграрной революции 1917–1918 гг.

Однако и здесь в числе «застрельщиков» оказалась Ставка. Верховный главнокомандующий уже осенью 1914 года напутствовал премьер-министра И. Л. Горемыкина: «Считаю необходимым просить вас о безотлагательном принятии самых суровых и решительных мер относительно подданных воюющих с нами государств без различия общественного положения на всем пространстве империи, приравняв их к военнопленным». [196]196
  ГАРФ, ф. 601, оп. 1, д. 569, л. 1.


[Закрыть]Отнюдь не советская власть первой обозначила проблему «немцев Поволжья». Масон, франкофил и покорный исполнитель воли союзного командования, великий князь Николай Николаевич спешил довести русско-германское противоборство до ненавистничества. Очень скоро Верховный главнокомандующий распорядится отправлять в ссылку фронтовиков, имевших несчастье приехать в Россию после определенного срока, установленного свыше. К сожалению, эта практика шпиономании, заложенная Ставкой первого состава, продолжится и в дальнейшем, с августа 1915 года, когда пост Верховного главнокомандующего займет сам император Николай II, пусть и в меньших масштабах.

В любом случае цифры между гражданскими пленными в России и неприятельских странах чрезмерно не соответствуют. До войны существовало только понятие «военный плен». С началом войны появилось – «гражданский плен». Этот последний только расширялся по мере выяснения значимости для победы экономического фактора.

Таким образом, в ходе войны плен был распространен на мирное население оккупированных областей: «Во время Первой мировой войны понятие плена было чрезвычайно расширено и фактически распространилось на всех подданных, оказавшихся во власти враждебного государства, свободная деятельность которых признавалась правительствами государств пленения опасной с точки зрения военных задач». [197]197
  Васильева С. Н.Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. М., 1999, с. 17.


[Закрыть]Такой подход имел массу преимуществ. Первое и основное из них – возможность эксплуатации любых масштабов. И не только на Востоке. Известно, что ограбление немцами Бельгии приняло столь необоснованные масштабы, что угрозу поголовного голодомора бельгийского населения смогло предотвратить лишь вмешательство тогда еще нейтральных США в лице американских организаций Красного Креста.

Отсюда – и громадное расхождение в цифрах, так как, во-первых, в 1915 году русские сдали западные губернии, где противник мог проводить соответствующие репрессии. Во-вторых, австро-венгерское руководство, раздосадованное поражениями, резко обозначившейся зависимостью от поддержки германского оружия и добровольной сдачей в русский плен военнослужащих-славян, в 1915–1916 гг. провело массовые репрессии (отдельные репрессалии начались уже в августе 1914 года) на территории собственной Галиции, освобожденной от русских.