Текст книги "Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы"

Автор книги: Максим Оськин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

То есть как заказы военного ведомства Земгору требовали передаче Земгору же громадных казенных сумм (получалось, что государство платило за оказание патриотических услуг себе же самому), так и в вопросе о помощи военнопленным происходило аналогичное явление. Такие выплаты являлись завуалированной попыткой верховной власти сохранить в стране гражданский мир до победы. Как известно, надежды царизма не оправдались, и либеральная оппозиция, стоявшая в том числе и во главе Земгора, ничтоже сумняшеся, сбросила монархию в феврале 1917 года. Одна из причин – нежелание отчитываться после войны перед императором за истраченные казенные суммы, так как хищения и коррупция в организациях Земгора достигли невероятных масштабов. Коррумпированные бюрократические структуры государственного механизма могли позавидовать «патриотичной общественности».

Посылки составлялись Земгором, но средства на это выделяло государство (реклама же целиком относилась к Земгору). Буржуазия, невероятно наживавшаяся на военных заказах, не торопилась раскошеливаться на благотворительность. Да и зачем, если за все заплатит казна, но обществу будет сказано, что помощь – всецело работа Земгора? Поступившие в Комиссию обращения военнопленных при Петроградском комитете Союза городов пожертвования составили около 75 000 рублей. [225]225
  Альбат Г. Л.К вопросу о снабжении военнопленных хлебом. М, 1916, с. 8–10.


[Закрыть]Расхождение с ежемесячными полумиллионными затратами, выделяемыми государством на закупки продовольствия, разительное.

С другой стороны, организации Земгора выступали своеобразным конкурентом Комитета императрицы. Московский городской комитет не мог работать в полную силу, так как его деятельность чрезвычайно стеснялась властями, вплоть до тайного надзора департамента полиции и провокационных попыток подвести деятелей Комитета под сфабрикованные обвинения в шпионаже.

По-прежнему продолжали работать и расположенные в нейтральных странах комитеты помощи русским военнопленным. Однако теперь они действовали исключительно на собственные средства (пожертвования и благотворительность). Увеличение дефицита бюджета (падение курса рубля вчетверо), покрываемого за счет внешних займов, и работа органов, расположенных в России, сосредоточили основные усилия поддержки военнопленных в метрополии. Но в 1916 году (впрочем, равно и всю войну) была полезной каждая капля. Так, Лозаннский еврейский комитет помощи русским военнопленным в Германии и Австрии с конца февраля 1916 года по 1 декабря отправил в лагеря:

– хлеб—13 859 кг,

– сухари – 2274 кг,

– сгущенное молоко – 5021 коробка,

– шоколад – 522,35 кг,

– сахар – 76,75 кг,

– чай—159,1 кг,

– макароны – 1884 кг,

– сыр – 112,7 кг,

– сардины – 1814 коробок,

– салями – 43,47 кг,

– мясные консервы – 72 коробки,

– кубики «магги» – 922 кубика,

– мыло – 166 кг,

– папиросы – 58 000 штук,

– табак – 33 кг.

А также – одежда, обувь, книги. Конечно, все это было вот именно что каплей в море. Всего же в обслуживаемых Лозаннским комитетом лагерях находились около полутора тысяч интернированных и до шестидесяти тысяч пленных. [226]226
  Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным. 1914–1916, б.м., 1917, с. 35, 45.


[Закрыть]

В течение 1916 года продовольствование русских военнопленных в Центральных державах неуклонно ухудшалось. Все шире применялись суррогаты, так как нормальной еды не хватало и для самих немцев. Пленным оставлялся минимум, и теперь говорить о каком бы то ни было выполнении норм международного права не приходилось совершенно. «Следуя правилу, что многое, предназначавшееся для корма скота, но могущее быть съеденным пленными и должно служить для их прокормления, немцы исключили из довольствия пленных совершенно: горох, бобы огородные, чечевицу, всякого рода крупу, макароны, оставивши, кроме пресловутой сои, лишь кукурузную кашу и конский боб… Картофель составляет все основание питания военнопленных, и без него последние были бы обречены на голодную смерть…» Картофель, выдававшийся по килограмму в день, заменил собой все прочие продукты. Каждый день пленные получали его в обеденный суп и салат на ужин. Летом из овощей еще давали морковь, кольраби, цветную капусту, зеленые бобы. Но зимой остались только кислая капуста, соленые бобы, сушеные овощи. В итоге осенью 1916 года недельный паек военнопленного принял следующие официальные размеры: 200 г сахара, 500 г муки (крахмальной, маисовой, тапиоки, сои и т. п.), 100 г солонины, 100 г жира или растительного масла, 200 г риса, 200 г полевых (конских) бобов, 300 г бобов сои, 150 г солено-вяленой рыбы, 300 г сельди. Также – картофель и овощи. [227]227
  Рапчевский И. Ф.О питании военнопленных в Германии. Пп, 1916, с. 19–21.


[Закрыть]Как видим, сто граммов мясопродуктов и не более полкило рыбы в неделю (не в день).

Новые цифры пайка военнопленного представляются ужасными. Однако схожим образом питалась вся Германия, и с этой точки зрения продовольствование русских военнопленных в Германии не столь разительно отличалось от немецкого гражданского населения. Так, 21 августа 1916 года немецкая имперская мясная карточка установила паек в 256 граммов мяса в неделю; на тяжелых работах полагалась прибавка в размере от 50 до 250 граммов. Таким образом, мясной паек русского пленного был в два с половиной раза меньше, чем у гражданского немца. Но вышеуказанный размер – это для пленного в лагере, в то время как имперская карточка рассчитывалась на работающего, а не иждивенца. И наконец, кто может упрекнуть правительство страны, что оно кормит неприятельских пленных хуже, нежели собственных граждан?

Ясно, что ухудшение пищи для пленного вело к росту смертности в лагерях. Ослабленный постоянным недоеданием организм давал постоянные сбои и не мог сопротивляться болезням. Соответственно, улучшение питания пленных предполагало ухудшение рационов питания собственного населения, на что не пошло бы ни одно правительство. Потому-то мясо или рыба часто заменялись картофелем, однако в 1916 году не хватало и его. Урожай картофеля насчитывал лишь 55 % от довоенного 1913 года, взятого за 100 %, в то время как урожай зерна снизился не столь катастрофично: до 72–80 % (по различным оценкам). Это при том, что до войны более четверти потребляемого продовольствия Германия импортировала (но правда и то, что уровень потребления в Германии тогда был одним из крупнейших в мире).

«Гениально организованный голод» в 1916 году прогрессировал. Карточный паек в Германии в сутки составлял: хлеб – двести семьдесят граммов, мясо – тридцать пять граммов, жиры – двенадцать с половиной граммов, картофель – четыреста граммов. [228]228
  Шифман М. С.Война и экономика. М., 1964, с. 42.


[Закрыть]К ноябрю 1917 года положение почти не изменилось, несмотря на оккупацию Румынии. Захват Румынии, до войны являвшейся третьим экспортером хлеба в Европе, не смог восполнить объективные потери. Суточный паек внутри Германии составлял триста граммов хлеба, четыреста граммов картофеля, тридцать граммов крупы, тридцать пять граммов рыбы или мяса, девять граммов жиров, двадцать семь граммов сахара.

Еще лучше считать в энергетической ценности. Минимальное количество для работающего мужчины – 3300 калорий. В 1915 году паек составлял 2195 калорий (71  %– углеводы), но паек осени 1916-го – 1344, лета 1917-го – 1100 калорий. [229]229
  Дике А.Война и народное хозяйство по опыту Германии в мировую войну 1914–1919 гг. М., 1926, с. 86.


[Закрыть]Что при этих цифрах оставалось на долю русских военнопленных? Безусловно, процветала и тайная торговля. Поддержка же от нее была минимальной: «В самые голодные годы в лагере можно было достать провизию, но стоила она, конечно, непомерно дорого и была доступна лишь немногим». [230]230
  Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 41.


[Закрыть]

Суть продовольствования пленных в Германии заключалась в следующем: малый паек в связи с общей блокадой блока Центральных держав, когда недоедали не только гражданские лица, но и солдаты на фронте. Поэтому для пленных, вполне логично снабжаемых по остаточному принципу, нормальным явлением стало отвратительное качество продуктов, по воспоминаниям современников, вплоть до желудей и каштанов. Нормой стали тухлое мясо и рыба. Неудивительно, что в 1916 году резко растет число побегов из плена.

Одним словом, количество побегов из плена и продовольствование военнопленных находились в тесной взаимосвязи друг с другом. Люди не желали погибать зря и потому бежали даже и без надежды на успех. «Побегов было особенно много в шестнадцатом и семнадцатом годах, когда положение в лагерях ухудшилось и начали кормить совсем плохо… Убежать из лагеря было легким делом. Ночью можно было подлезть под проволочный забор, охранявшийся весьма слабо, одним примерно часовым на каждые 150–200 метров, да и часовые были из ландштурма – слабые, пожилые люди, вооруженные старинными винтовками вроде наших берданок. Главная трудность побега заключалась в том, чтобы суметь пробраться через всю страну до самой линии фронта. Насколько я знаю, это удавалось очень немногим, и почти всех бежавших схватывали через один-два дня и доставляли обратно в лагерь. Наказание за побег было не строгое – две недели ареста, и вот многие уже бежали просто потому, что чересчур тяжело и скучно было в лагере и хотелось побродить по стране… Беглецов губило незнание языка и местности и отсутствие австрийской одежды. Ловили беглых жандармы, и они же привозили их обратно в лагерь… {австрийскому лагерному начальству}, в сущности, было все равно – побеги происходили из всех лагерей, особых опасений австрийцам они не внушали и считались в порядке вещей». [231]231
  Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 50–51.


[Закрыть]Что же касается результатов побегов из лагерей в Германии, то здесь «меньше шести месяцев за побег наказания не бывает». [232]232
  Шуберская Е. М.Доклад о положении военнопленных в Германии. Пг., 1917, с. 9.


[Закрыть]

Как видим, отношение к пленным в германских и австрийских концентрационных лагерях все-таки существенно различалось. Другой вопрос, что изменить ситуацию было невозможно: улучшения пищи для пленных не предвиделось, впереди было только ухудшение. Вероятно, поэтому австрийское начальство, помня и об огромном количестве австро-венгерских военнослужащих в русском плену, достаточно лояльно относилось к побегам, ограничиваясь формальным наказанием.

Нельзя не сказать, что другим фактором увеличения количества побегов служили победы на фронтах войны. И здесь водораздел виден отчетливо. Устроенность лагерей для военнопленных, равно как и осознание пленными того факта, что оказываемая им помощь будет минимальной, произошла весной 1915 года. Затем начались непрестанные поражения на фронте, дававшие новые сотни тысяч русских военнопленных. Зимой бежали редко, так как пленные не имели хорошей одежды да и скрыться было сложнее.

Напротив, кампания 1916 года принесла с собой победы Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилова, что побудило к новым побегам наиболее активную часть военнопленных. Всего из плена бежали 260 000 русских военнопленных, из них 70 000 (27 %) – летом 1916 года, в период больших военных успехов русских армий. [233]233
  РГВИА, ф. 2003, оп. 1, д. 1486, лл. 132–133, 136 об., 168–170; Ученые записки кафедры всеобщей истории МГОПУ. М., 1996, с. 105.


[Закрыть]Это не может быть случайным совпадением. И новый взлет бегства происходит в 1917 году, когда друг на друга опять-таки накладываются такие факторы, как резкое ухудшение снабжения лагерей военнопленных (итоги «брюквенной зимы») и Февральская революция в России.

Действительно, к 1917 году кормить пленных в Германии было уже нечем. Ежегодно усилия германских армий давали стране новые источники продовольствия: Бельгия и Северная Франция в 1914 году, русская Польша – в 1915-м, Сербия в начале 1916-го, Румыния – в конце 1916 года. Однако и их не хватало. Кроме того, в 1916 году Великобритании удалось-таки оказать на нейтралов давление, выразившееся в сокращении объема товарооборота между Германией и Голландией, Данией, Швецией. Сам фактический глава германских Вооруженных сил ген. Э. Людендорф отмечал: «Но тяжелее всего отзывалась блокада, которой подвергли Германию державы Согласия. Все усилия немецкого правительства, практиков и ученых не приводили к желанным результатам. Хлеб и жиры заменялись суррогатами, рацион населения дошел до минимума, потребного для существования; не только в стране, но и в армии приходилось прибегать к суррогатам из соломы и древесины для питания лошадей, иногда и людей. Масса населения, особенно среднего класса, положительно умирала с голоду. Голодная блокада, организованная нашими врагами, бросила нас не только в физические страдания, но и в моральное отчаяние. В Австрии положение было не лучше: Галиция была разорена войной, двукратным переходом из рук в руки, беженством и болезнями. Венгрии хватало хлеба; она давала часть его армии, но в силу известного сепаратизма препятствовала вывозу его в Австрию, в которой царил голод. Занятие в 1916 году Румынии с ее богатыми запасами, несомненно, умерило несколько кризис, но за дальностью расстояния и в силу расстроенного транспорта могло оказать влияние не скоро и далеко не в решающей степени». Тяжелая, морозная зима 1917 года, отозвавшаяся в России Февральской революцией ввиду расстройства транспорта и кризиса снабжения как его следствия, а во Франции – провалом «наступления Нивелля» и ряду военных бунтов в войсках, в Германии получила название «брюквенной зимы» – по своему основному продукту массового потребления.

Что касается Австро-Венгрии, где находились 56,9 % русских военнопленных, то здесь ситуация была несколько иной, нежели в Германии. Осенью 1916 года Комитет Государыни Императрицы Александры Федоровны по оказанию помощи русским военнопленным, находящимся во вражеских странах, сообщал: «Комитет считает особо важным обратить внимание жертвователей на исключительно печальное положение военнопленных, интернированным в Австрии. Не говоря уже о недоедании, мы укажем только на полное отсутствие у них платья, белья и обуви. До сих пор военнопленные, находящиеся в Австрии, были наиболее забытыми…» [234]234
  Отчеты и доклады комитетов помощи русским военнопленным. 1914–1916, б.м., 1917, с. 24.


[Закрыть]Почему так? В нейтральных и союзных странах было четырнадцать комитетов по снабжению русских пленных продовольствием. Но снабжали они преимущественно те лагеря, что находились в Германии. То есть русские пленные в Австро-Венгрии не получали почти никакой помощи.

Данный подход был не случаен и базировался на двух «китах». Во-первых, Австро-Венгрия являлась сельскохозяйственной страной в большей степени, нежели Германия. Поэтому часть австрийских лагерей снабжалась продуктами лучше, нежели германские лагеря. То обстоятельство, что некоторые лагеря располагались в славянских землях, еще больше улучшало ситуацию с питанием для пленных. Но и в Австро-Венгрии не хватало продуктов.

Кризис продовольствия в Центральных державах пытались смягчить посредством введения в пищу суррогатов. Например, знаменитый Kriegsbrot, который являлся основным питанием большинства населения – прибавление к муке значительного процента картофеля. Уже 31 января 1915 года австрийское правительство вынесло постановление о так называемом хлебе военного времени, когда при выпечке к муке должно было примешиваться не менее пятидесяти процентов суррогатов. [235]235
  Рубинштейн Е. И.Крушение австро-венгерской монархии. М., 1963, с. 80.


[Закрыть]Что тогда говорить о 1916 годе.

Во-вторых, русские имели тот же инструмент давления на австрийцев, что противник – на русских. Если по отношению к немцам русские взяли в восемь-девять раз меньше пленных, то соотношение с австрийцами было равным или даже лучшим в пользу русских. Поэтому ухудшение положения русских военнопленных в Австро-Венгрии отзывалось ухудшением положения австрийских пленных в России. Следовательно, австрийцы были вынуждены с куда большим уважением относиться к нормам международного права, нежели немцы, которые приоритетное внимание отдавали французам и англичанам, а не русским.

Конечно, исправить объективную ситуацию было невозможно, но австрийское правительство не могло не учитывать помощь собственным гражданам, пусть 65  %австрийских пленных и составляли славяне (невзирая даже на обвинения славян в отсутствии должного сопротивления, а то и преднамеренной сдаче в плен, факты чего, разумеется, были). Брусиловский прорыв передал в русский плен еще несколько сотен тысяч австро-венгерских военнопленных. Поэтому австрийское правительство в 1916 году разрабатывает новую инструкцию по обращению с пленными. До 1916 года пленные получали паек, схожий с немецким. О пайке пленного этот документ говорил: «…питание военнопленных рабочих должно быть аналогично питанию местных вольных полевых рабочих, но при всех обстоятельствах оно должно быть достаточно и здорово. Более высокие, чем для местных рабочих, пищевые порции военнопленным воспрещаются, при том, однако естественном предположении, что местные рабочие питаются удовлетворительно». [236]236
  Правила австро-венгерского министерства о положении военнопленных на работах в Австрии. Пп, 1917, с. 20–21.


[Закрыть]

Говорить об «удовлетворительности» снабжения особенно не приходилось. Тем не менее питание русских пленных в Австрии, как правило, было лучше, нежели в Германии. Именно поэтому длительное время помощь оказывалась германским лагерям, так как в сравнении с ними австрийские лагеря находились в лучшем положении. Паек военнопленного в Австро-Венгрии в 1916 году: завтрак – 200 г стручковых овощей или 140 г муки с 70 г жира и чай или кофе с сахаром – не свыше 200 г в неделю. Обед и ужин: мясо или мясные суррогаты – не менее 100 г свежего мяса в неделю, 100 г солонины не более двух раз в неделю, 2 селедки или 150 г сушеной трески в день, в два обязательных постных дня – 400 г овощей или 150 г муки с 25 г сахара. Для похлебки – не свыше 70 г муки и 100 г жира в неделю. Овощи: 800 г картофеля или 250 г стручковых овощей, 300 г кукурузы, 500 г кислой капусты или квашеной репы с 300 г картофеля или 500 г свежих овощей. Два раза в неделю давались квашеные овощи. Также – приварочные средства: соль, лук, уксус и т. д. Для тяжелых работ: +50 % овощей, +100 % жира и сахара. Тогда же австрийцы жестко констатировали: «Порции муки, хлеба и мяса не повышаются ни в каком случае». В целом пленный не мог получить свыше трех с половиной килограммов хлебопродуктов в неделю (напомним, что армейский паек в России – килограмм хлеба в день). Рекомендованная пищевая ведомость для работающего пленного на неделю: [237]237
  Правила австро-венгерского министерства о положении военнопленных на работах в Австрии. Пг, 1917, с. 45–47.


[Закрыть]

К ужину также полагалось 2 грамма чая с 15–20 граммами сахара.

Положение с продовольствием в Австро-Венгрии также постепенно ухудшалось. В кампании 1916 года бои в Галиции шли с конца мая по начало октября с неутихающей яростью, не давая, что называется, ни минуты отдыха. До января шли бои в Румынии, где были задействованы и австрийские соединения, а русская 9-я армия ген. П. А. Лечицкого поддерживала румын непрестанными атаками в Южных Карпатах.

Правительство делало все возможное, чтобы накормить солдат, но для гражданского населения ресурсы иссякали на глазах. Венгерские исследователи пишут: «С 1916 г. дневная порция солдата первой линии составляла 70 декаграммов хлеба, 37 декаграммов мяса, 10 декаграммов овощей, 2 декаграмма жира, две банки кофейных консервов и 10 сигарет. К 1918 г. порции были уменьшены до 50 декаграммов хлеба и 18 декаграммов мяса. Иногда солдаты оставались без всякого снабжения в течение многих дней… Надо добавить, что все с нетерпением ждали посылок из дома и рождественских посылок из тыловых благотворительных организаций с продовольствием, сигаретами и другими продуктами. Использовалось и то, что удавалось захватить у противника». [238]238
  Последняя война Российской империи. М, 2006, с. 235.


[Закрыть]Однако в тыловых частях кормили совсем не так. Как видно, к концу 1916 года русским военнопленным пришлось нелегко и в австрийских лагерях.

Таким образом, германцы пытались организацией, порядком распределения и голодным равенством добиться хотя бы минимального исполнения норм международного права, требовавшего кормить пленных противника таким же образом, что и собственных солдат. Исполнить их в полной мере было невозможно по ряду объективных причин, и, честно говоря, противоборствующие стороны старались делать то, что можно было сделать. Пленный русский офицер вспоминал: «В общем же, немцам у нас жилось неизмеримо лучше, чем нам у них, в заблокированной, голодной стране. Но „порядка“ у немцев все же было больше. Правила международной Женевской конвенции соблюдались точно и повсеместно. Нам аккуратно выдавалось положенное жалованье. Мы сидели на общем с населением жалком продовольственном пайке». [239]239
  Георгиевич М. М.Свет и тени. Сидней, 1968, с. 12–13.


[Закрыть]В солдатских лагерях дело обстояло не столь гладко. Но общая тенденция показана верно.

Сравнительно с австрийскими лагерями в Германии был и свой несомненный плюс. А именно – поддержка русских военнопленных со стороны союзников, которая, впрочем, часто принимала унизительные формы. Дело в том, что правительства союзников Российской империи по Антанте относились к своим попавшим в плен соотечественникам иначе, нежели в России. Причина тому была проста – уверенность в том, что добровольных сдач в плен не было либо они вызывались непреодолимыми обстоятельствами. Следовательно, помощь находившимся в плену не могла стать фактором своеобразного поощрения практики оставления окопов, дабы избегнуть гибели.

С весны 1915 года союзные пленные стали получать посылки от своих родственников, причем это дело лишь поощрялось властями, так как здесь плен рассматривался как страдание, подвиг во имя Родины, а не как наказание за попытку избежать гибели на фронте, как на дело смотрели в России. Затем, как только появились организация и статистические данные, «с осени 1915 года все пленные Англии, Франции и Бельгии стали снабжаться именными посылками» от правительства. Одним словом, помощь союзным пленным была четко адресной, рассчитанной на то, чтобы ни один боец не был забыт, даже и тот, кто по бедности или иным обстоятельствам не мог получить помощи из дома.

Соответственно, основная масса союзных военнопленных не нуждались в выполнении немцами международных договоренностей в той их части, что касалась продовольствования военнопленных. В итоге союзные солдаты завели себе по нескольку прислужников из русских, которые получали за это лагерные пайки и остатки яств союзников. Постепенно заводились целые штаты русских лакеев. С одной стороны, несомненно, это было унизительно, недостойно «собратьев по оружию». С другой стороны, в отсутствие должной помощи со стороны российских властей поддержка союзников, пусть и такая, позволяла выживать в плену: «И надо сказать, что прислужники по сравнению с другими пленными жили хорошо, были сыты. Многие из больных русских поправлялись именно как прислужники». [240]240
  Кирш Ю.Под сапогом Вильгельма. М.—Л., 1925, с. 57–58.


[Закрыть]Посылки к русским приходили редко. К французам – почти каждый день. Поэтому они и отдавали свой лагерный паек русским.

Главное здесь заключается в том, что подобная практика – услуги в обмен на продовольствие – нормально воспринималась солдатами обеими сторон. А именно – в качестве взаимоподдержки в тяжелых условиях плена. Союзники помогали друг другу, чем могли: «Французы и англичане отдавали свой казенный обед не получающим посылок русским, давали свою порцию хлеба, иногда делились и своими галетами… а русские солдаты, привыкшие к суровой русской зиме, оказывали драгоценные услуги более избалованным климатом и условиями жизни союзникам при тяжелых зимних работах». [241]241
  Аскольдов А. А.Памяти германского плена. Прага, б. г, с. 25.


[Закрыть]То же самое подтверждает и немецкая исследовательница: «Военнопленные из России привлекались к тяжелейшим и опасным для здоровья и для самой жизни работам: на шахтах, оружейных заводах, химических производствах, калийных рудниках, на сооружении железных дорог, и прежде всего в прифронтовых и фронтовых областях, зачастую непосредственно в зоне боевых действий. Трудно предположить склонность к гуманному обращению с ними со стороны военных властей. Так как российское правительство не имело возможности – как, например, правительства Франции или Англии – влиять на улучшение отношения к русским военнопленным в Германии, их положение во время войны и после перемирия было значительно худшим, нежели французских или английских… В то время как имевшие высшее образование военнопленные из Англии и Франции освобождались от тяжелой физической работы, это ограничение не распространялось на военнопленных из России. Плохое физическое состояние русских пленных тоже не было причиной их освобождения от тяжелой работы…» [242]242
  Ленцен И.Использование труда русских военнопленных в Германии (1914–1918 гг.) // Вопросы истории, 1998, № 4, с. 135.


[Закрыть]

Можно привести несколько цифр для сравнения. С начала войны до 1 мая 1916 года из Франции и Англии в Германию было отправлено 22 810 995 почтовых посылок (не считая транспортов с хлебом). То есть каждый союзный солдат получил более двадцати продовольственных посылок. В дальнейшем помощь пленным лишь нарастала. С 1 февраля 1916-го по 31 января 1917 г. британцы получили с родины и от благотворительных организаций пять миллионов пакетов-подарков, в среднем по 4,1 кг каждый. Французы – 22,3 млн. пакетов по 3,6 кг. С горечью исследователь подытоживает: «Информации о русских в ингольштадских материалах нет». [243]243
  Кантор Ю. З.Война и мир Михаила Тухачевского. М., 2005, с. 71.


[Закрыть]

Еще одним фактором выживания для небольшого количества русских солдат стала их служба денщиками у русских же офицеров, так как часть офицеров располагались в специальных офицерских лагерях, другая часть – в офицерских отделениях при больших солдатских лагерях. «Захваченные в плен русские офицеры после отправки их с фронта в глубь Германии и Австро-Венгрии либо распределялись по специальным офицерским лагерям, либо содержались в общих лагерях для военнопленных, но в особых помещениях, которые обычно возводились в стороне от бараков пленных нижних чинов и отделялись от этих бараков высокой оградой из колючей проволоки. Всякое общение русских офицеров с пленными нижними чинами было строжайше воспрещено». [244]244
  См:. Обзор действий Чрезвычайной Следственной Комиссии с 29 апреля 1915 года по 1 января 1916 года. Пг, 1916, т.1, с. 212.


[Закрыть]Денщики же у них были, заодно служа связующим звеном между солдатами и офицерами.

Выживание в лагерях становилось смыслом жизни, так как бежать отваживался далеко не каждый, да и зачастую это было просто невозможно. Соответственно, пленные ставили перед собой цель уцелеть и вернуться домой. Дабы не зависеть от случайностей и превратностей судьбы, связанных с перебоями в снабжении лагерей, часть пленных начинала заниматься ремесленными работами, чтобы всегда иметь возможность для обмена результатов своего труда на еду. Точно так же устраивалась и лагерная администрация. В результате «постепенно в лагере происходил своеобразный естественный отбор пленных: выделялись самые сильные, умелые, ловкие и богатые; они устраивались отдельными группами, артелями и промышляли, чем могли. Писаря, ремесленники и вольноопределяющиеся имели свои особые бараки… таких бараков было пять или шесть на весь лагерь, в них жили только несколько сотен самых богатых, крепких и наиболее приспособленных к борьбе за жизнь пленных, вся же остальная масса должна была обходиться одним казенным пайком, скудным и недостаточным». [245]245
  Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 37.


[Закрыть]

Местное население особенно ценило изделия кустарного труда. И если в Германии обмен изделий на провиант был возможен лишь с представителями лагерной администрации и охраной, то в Австрии, где после Брусиловского прорыва лагерная жизнь стала улучшаться во многих отношениях (кроме как раз продовольствования, так как во многих городах гражданское население питалось почти одной брюквой), обмен проходил и с местными жителями. Так как крестьяне всегда имели какие-то припрятанные от властей запасы, то с ними шел наиболее активный товарообмен. Кстати говоря, аналогичные процессы проходили и в русском плену. Так, по сведениям жандармских управлений, большинство пленных, «чтобы получить от крестьян подешевле провизию, применяют свои знания и учат крестьян мастерству». [246]246
  Цит. по: Опыт мировых войн в истории России. Сборник статей. Челябинск, 2007, с. 511.


[Закрыть]Бесспорно, обмен был неравноценен, но русский пленный в первую голову должен был выживать, а не «навариваться». А помимо того, любой обмен мог происходить лишь при том или ином посредничестве администрации либо охраны, что также требовало своих «комиссионных».

Помимо таких «кулаков», как в «Записках» К. Левина, воспоминания современников в качестве привилегированных категорий называют евреев и фельдфебелей (старшин). Указывается, что именно эти люди, среди которых, как видим, выделяют одну категорию по национальному признаку, а другую – по должностному, прежде прочих сотрудничали с лагерной администрацией. Тот же К. Левин указывает на факт сотрудничества с врагом как основную причину трений между военнопленными: «Ведь царская Россия владела нами даже здесь, на территории Габсбургов, и вся наша жизнь проходила под знаком будущего возвращения на родину». [247]247
  Левин К.Записки из плена. М., 1936, с. 147.


[Закрыть]

Буквально две фразы о национальной принадлежности. Русские солдаты еврейской национальности чаще всего занимали должности писарей и прочего обслуживающего персонала не в силу национальности или религии, как это иногда пытаются представить в грязных книжонках прокламационного характера, а в силу владения немецким языком. Диалект «идиш» русского еврея очень близок к немецкому языку, а то, что обслуга должна знать язык администрации, – это вполне понятно. Данный факт, кстати говоря, прекрасно осознавался и победителями, в руках которых находились пленные. Достаточно вспомнить тот момент из бессмертного произведения Я. Гашека, где бравый солдат Швейк попадает в австрийский плен. Швейка принимают именно за еврея и потому нисколько не удивляются тому, что он единственный, кто из эшелона с русскими военнопленными знает немецкий язык. Его-то и назначают старшим по эшелону.

Бесспорно, противник прекрасно знал о неполноправности еврейского населения (иудейского вероисповедания) в Российской империи, чем и старался пользоваться в собственных интересах. Поводы к тому подавало и само русское командование.

Достаточно вспомнить практику насильственной эвакуации еврейского и украинского населения Галиции и Польши летом 1915 года и прочие эксцессы, вызванные безумной политикой Ставки первого состава. Были свои проблемы и в войсках, о чем вспоминают участники войны: «К сожалению, в некоторых русских полках антисемитизм был так велик, что евреев умышленно заставляли идти в плен к немцам, чтобы избежать их как будто разлагающего действия». [248]248
  Свечин А. А.Искусство вождения полка по опыту войны 1914–1918 гг. М… 2005, с. 103.


[Закрыть]Однако любой благоразумный человек прекрасно отделяет мух от котлет. По крайней мере специальных лагерей для пленных евреев в отличие от многих других национальностей Российской империи в Центральных державах не было.

Что же касается фельдфебелей, то здесь следует сказать несколько подробнее. Дело в том, что (что логично) старшие в лагере назначались из унтер-офицеров и фельдфебелей. Существовала даже должность коменданта лагеря из пленных, который выступал главным посредником в общении между пленными и лагерной администрацией. Считалось, что старшие угождали лагерному начальству, доносили на своих и вообще обращались со своими же соотечественниками хуже австрийцев.

Однако изучая литературу о плене обеих мировых войн, представляется, что не все так просто. Напротив, положение старших, невзирая на кажущуюся внешнюю привилегированность статуса, зачастую являлось более опасным в личном плане, нежели положение рядового военнопленного. Здесь достаточно назвать прекрасные, чрезвычайно информативные и заставляющие задуматься, что война – это не выскобленное цензурой черно-белое полотно с «нашими» и «врагами», мемуары Ю. В. Владимирова о Великой Отечественной войне «Как я был в немецком плену».