Текст книги "Создатель сказок (СИ)"

Автор книги: Макс Крынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Все… в той или иной степени замараны… – выдыхает мужчина. Его жутко пугает перспектива стать честным и получить пулю в затылок от бывших друзей.

– Значит, пройдем с тобой по цепочке, – хлопаю я по плечу следователя. – Сперва сделаем честным тебя, а потом – всех остальных. Постарайся вспомнить адреса и имена…

Трачу пятнадцать минут на необходимые установки, но пока не активирую их – пусть все станут честными одновременно, чтобы не было казусов. Причем все, кто обработан мною, еще и друг с другом дружить будут – я выставлю необходимые императивы. Такой кружок голландского штурвала для них замучу – ахнут. Исчезнут откаты, покрывательство, укрывательство и недоносительство. Круговая порука будет, но лишь в положительном смысле. Увы, подобное изменение в поведении от менталистов не скроешь. Но все же, если их рассекретят позже, чем новые установки врастут в самую суть людей, ни один менталист не сможет без проблем справиться с последствиями – я весьма глубоко засовывал установки и изменял слишком многие воспоминания.

Да и прикажут ли менталистам корректировать личности, или менять людей на постах? Все же кроме честности я не стану ничего добавлять – ни верность себе, ни ненависть к императору. Представляю, как будет звучать отчет менталиста о найденных установках: «при стандартной проверке служащего такого-то мною была обнаружена повышенная честность».

* * *

В больницу мы со Степаном поехали вместе. Мама и папа вовсе с утра туда отправились. Отец свалил руководство кузней на птиц, и не стал сегодня отправлять оговоренное пространственное кольцо с товаром в Днепр. Покупатель оказался понимающим, и не стал скандалить. Но все-таки надеюсь, что отец не забьет на собственноручно создаваемое предприятие.

Мы сидели втроем на стульях в одноместной палате. Мама и отец вспоминали какие-то истории – как связанные с Вероникой, так и совершенно посторонние.

– Расскажешь что-нибудь? – смотрит на меня отец.

– Да не могу ничего вспомнить… – неловко пожал я плечами. Как обычно, когда кто-то говорит «расскажи что-нибудь», из головы пропадают все мысли. – Хотя погодите, есть один момент. Не знаю, почему именно его вспомнил. Мы недавно гуляли вечером. Случайно получилось – она шла с чьего-то дня рождения, а я по своим делам ходил. Пересеклись в квартале от дома, и решили пройтись, навернуть кружок по району. Разговаривали об отношении к боевым искусствам, еще о какой-то чуши. Ника была в тех самых черных туфлях на каблуках. И вот идем мы через парк, и я слышу, что-то в кустах шуршит. Говорю сестре, что надо бы поторопиться, мало ли кто в этом парке вечером из нор вылезает, а она шума не слышит и отвечает, что не побежит наперегонки до дома и не ускорится – каблуки мешают. Идем дальше, а шорох не стихает, будто что-то крадется прямо а нами. Вероника снова ничего не слышит. Но пару минут спустя она все-таки заметила этот шум, и каблуки сразу перестали мешать.

Никто не засмеялся. Возможно, только я нахожу этот момент забавным.

– Предлагаю пропить курс зелий, – смотрю я на отца. – Всем нам пропить. Какой-нибудь подороже, с перманентными эффектами. Возможно, если бы Вероника была чуточку крепче, она бы сейчас не лежала в коме. Не ставлю никому в упрек, просто думаю, что мы сейчас можем позволить себе подобное.

Папа отводит глаза и кивает.

Мне понравилось, как мы сидим. Повод не понравился, не понравилось место, где мы находимся, а вот такие посиделки – спокойные, мне пришлись по душе. Спокойное времяпровождение, без всякой фальши, без улыбок, без недомолвок. Сидеть и изливать душу родным. Не пытаясь казаться круче, чем мы есть, не пытаться прятать чувства.

Только вот в какой-то момент мама снова пустила слезу.

– Мам, обещаю, что с ней все будет в порядке. Посмотри на ее лицо. Тот жуткий синяк, который мы видели вчера, почти исчез.

А еще я оставлю здесь гоблина под иллюзиями, на случай, если кто-то действительно захочет устроить для сестренки «несчастный случай».

– Не зря мы купили ей лучшие зелья, – кивает отец. – Хоть и дорогие, но нет ничего дороже своего здоровья и здоровья родственников.

– Это точно, – вздыхаю. – И, раз ты сам это понял, то и я сознаюсь – дело тут не в зельях. В общем, я нашел альтернативный способ помочь Веронике.

Степан и мама недоумевают, а вот глаза отца наливаются кровью.

Похоже, нас ждет непростой разговор.

Глава 21

К моей радости, отец не устраивает сцену на глазах родственников.

– Пойдем-ка выйдем, – кивает он мне на дверь.

В коридоре он ловит первую попавшуюся медсестру и спрашивает, где можно тихо и спокойно поговорить. Женщина отправляет нас на пожарную лестницу.

На лестнице холодно, но от отца веет пламенной яростью. Папа кладет руку мне на плечо и слегка наклоняется, нависая надо мной.

– Мы с тобой уже говорили о симбионтах, – обманчиво спокойным тоном говорит отец. – И что мы решили по их поводу?

Он действительно думает, я скажу, мол, «обещал не использовать их в отношении членов нашей семьи без твоего разрешения»? Думает, я загоню себя в ловушку виноватого?

– Я решил, что стоит их использовать, но ты решил, что они опасны. Причем решил сразу за всех и даже за маму, ничего ей не рассказав.

– Так какого черта ты идешь против моего решения⁈

Ладонь на плече сжимается, но отец одергивает себя и убирает руку.

– Обстоятельства изменились, – пожимаю плечами. – И я ни о чем не жалею.

– Как удалить твой симбионт? Я готов нанять лучших целителей, чтобы они исправили твою ошибку, только опиши мне процесс извлечения.

– Уже никак. Если попытаешься, убьешь дочь.

Отец рычит, но я решаю сразу вскрыть и другой свой проступок.

– Как самочувствие? Не обратил внимания, что мешки под глазами изрядно уменьшились, да и проснулся наверняка бодрым и свежим?

Отец каменеет. Смотрит на меня таким взглядом, будто действительно ударит.

– Что ты сделал, дурак?

Пожимаю плечами.

– То, что должен.

– Ты нарушил целых два моих запрета! – взрывается отец. – Я просил тебя не лезть в наши мозги, просил держать подальше от нас симбионтов. Ты наплевал на мои просьбы! Да ты клал на меня! Клал на семью и наше мнение!

Отец ходил по маленькой лестничной площадке, как разъяренный лев. Отшвырнул с пути пустое ведро, рыкнул на выглянувших покурить интернов.

– Нельзя вмешиваться в чужие мысли и чувства! Нельзя рыться в мозгах, нельзя делать людей сильнее, крепче и лучше вопреки их воле! Ты поступил, как последний эгоист! Ты забыл, что за твоим желанием сохранить нам жизни находится наше личное мнение, наши чувства и права, в конце концов! Ты наплевал на то, что каждый из нас заслуживает уважения! Ты вытер ноги о мораль и этику! Никто, НИКТО не имеет права вмешиваться в чужую жизнь так, как это сделал ты!

– Накажи меня, – пожимаю плечами. – Я думаю, что сделал все правильно, и ты меня не переубедишь. Мне даже не стыдно. Причины моего вмешательства более, чем веские – тебя совсем недавно пытались убить, а Ника чуть не умерла.

– Ты сам говорил, что в прошлом у нас все было в порядке! – снова заорал отец.

– Она не должна была попасть под машину. Она вообще ни разу не попадала в драки или какие-то передряги. Комнатный цветочек, защищенный папой, а потом еще и старшим братом. А теперь прошлое поменялось. Я тебе уже говорил, что в моих воспоминаниях и происходящем все больше несоответствий. И я не знаю, что произойдет дальше. Сперва ты, потом Вероника. Увернется ли от следующего автомобиля Степан? Не произойдет ли прорыв возле ателье, когда там будет мама, и как она справится, если это все-таки случится?

Знаешь, как это выглядит с моей стороны? Как идиотство, не меньше. Я понимаю твою точку зрения, но допусти – хотя бы однажды – что не только ты можешь быть прав! Просто представь, что прав я, и на самом деле симбионт абсолютно безопасен! Поставь себя на моё место и подумай, каково мне, человеку, знающему про абсолютную безопасность симбионта наблюдать, как ты всеми силами отказываешься от средства спасти любого из нас от рухнувшей с крыши сосульки, от удара головой об уголок ванны, и от тысяч других нелепых смертей!

– У каждого человека должно быть право на собственное мнение! Я здесь глава рода! Я!

– А теперь у тебя просто выбора нет. Остается жить, как жили, и выяснять мою правоту эмпирически. Вот теперь я не собираюсь нарушать никаких твоих приказов. Теперь мне незачем этого делать. Главное уже произошло – моя семья защищена, и ты уже не отыграешь этого никакими операциями.

– Что же ты наделал?.. – покачал головой отец.

– Расширил возможности твоего тела! Вычеркнул добрую половину причин, которые могли тебя убить! Только не говори, что когда ты раньше резко вставал с кровати, у тебя не темнело в глазах. Я тебя спас, пусть даже против твоей воли! Давай, скажи, что у тебя никогда не кололо сердце, не сдавливало грудь! Ты даже к целителям не обращался: какой-то странной ментальной гимнастикой пришел к выводу, что это выставит тебя слабым, и гордо шел к могиле!

От такого напора отец даже малость опешил.

– Ты мог…

– Поговорить? Предупредить, посоветоваться? Да ты меня даже слушать не стал бы, сказал, что все решено! Тебе нужно минимум несколько месяцев, чтобы принять факт, что я взрослый! Сжиться с этой мыслью, понять, что мое мнение имеет вес, а мои слова – нечто большее, чем лепет ребенка. И даже тогда ты будешь считать себя умнее, дальновиднее и взрослее. Это родительская точка зрения, которую очень сложно сменить: ты помнишь, как я в пеленки писал, как первое слово сказал. Я в твоем восприятии только недавно в первый класс пошел, и вдруг – заимел мнение и не такое, какое есть у тебя! Я пытался уговорить тебя, убедить, но ты не слушал меня. Симбионт… я не уверен, что даже если бы я предоставил тебе диссертации или даже живого ученого, который твердил бы о безопасности операции, ты разрешил бы ее провести. Потому что ТЫ уже решил, как будет лучше. ТЫ уже все для себя определил, и переубедить тебя, выбить из обозначенной тобою колеи, практически невозможно. Да! Решил и сделал! Потому что если ты не видишь, что вся семья скачет на краю обрыва, то я это вижу!

Теперь уже я начал чеканить шаг по железному полу, а отец стоял, скрестив руки на груди, и слушал.

– А тут ещё эти Липовы, Соколовы, Григорьевы, Салтыковы и прочие представители древоптичьих семейств. Имперские дознаватели опять же, до полной радости.

– Да заметил я, что ты ведешь себя иначе, – уже обычным тоном сказал отец. – Такое нельзя не заметить – слишком кардинальная смена поведения. Все, кто живет в доме, обратили на тебя внимание. Но если бы ты не рассказал, в чем дело, я бы списал на переходный возраст.

– В семнадцать?

– Да начхать. Гормоны, переосмысление своей жизни на фоне расставания с Алисой, подростковый бунт. Разве мало возможных причин? Но ты и сам все прекрасно объяснил. Знаешь, когда я понял, что с тобой что-то произошло? Даже не за столом, когда ты Алису домой отправил. Кажется, в этот же день, но чуть позже. Когда написал мне и спросил номер нашего кадрового специалиста и оформил какую-то девчонку на должность секретаря. Вот это был настолько не свойственный тебе поступок, что я сразу заподозрил неладное. Но моя вера в то, что ты из будущего, не дает тебе карт-бланша на свинство и любые поступки, которые ты посчитаешь нужными. А теперь давай, сотри мне память, измени мысли, выруби или заставь обо всем забыть, как ты уже, возможно, делал ни один десяток раз, и пойдем в палату. Я уже продрог.

Вздыхаю.

– Ты прав, я спокойно могу переписать тебе, маме и вообще кому угодно отношение к симбионту, копаниям в мозгах и любой другой теме. Но я этого не делал ни для тебя, ни для любого другого человека из нашей семьи. И твое отношение к ситуации – явное тому доказательство. То, что ты не хлопаешь меня по плечу и не говоришь «молодец, сынок, не побоялся и сделал», само по себе говорит о том, что я не рылся в твоих мозгах. И без твоего разрешения я в твоей памяти копаться не стану!

Вот тут я слегка слукавил. Если у родных пойдут сдвиги на почве подселенца, придется проводить сеансы терапии.

– Я тебя услышал. В общем так, давай договоримся. Ты поступил перед нами всеми некрасиво, и я, как твой отец, вправе выбрать тебе наказание, несмотря на весь твой гонор и выпячиваемые напоказ прожитые годы. Во-первых, ты составишь мне полную инструкцию по своему симбионту. Чем он питается, как развивается, что от него ждать, и чего не ждать. Во-вторых, ты составишь брату и сестре программу тренировок и принесешь мне на согласование. Мне с матерью тоже составь.

– Справедливо. Сделаю.

С первым пунктом проще всего – на ходу перекидываю мысленный пакет данных хобгоблину, который сидит у нас дома в сторожке, пусть набивает в текстовый редактор. Со второй задачей придется повозиться, но опять же, ничего сложного.

– И в третьих, ты не лезешь ни в какие расследования касаемо Вероники. Не ищешь виноватых, не давишь на следователей.

– И как ты собираешься уладить это дело? Я еще не был у Салтыковых, но…

– И не будешь! – Сверкает глазами отец. – ДЕЛО. УЖЕ. УЛАЖЕНО! Их глава принес мне извинения – лично приехал, пока ты играл в сыщика. Он же рассказал, как было дело, причем без утайки. Сообщил, что по его команде лекарь рода накачал Веронику целительской маной, и попросил прощения за это, и за поступок сына. Именно Салтыков оплачивает палату, в которой лежит твоя сестра. Именно он выплатил неплохую компенсацию за травмы Вероники – девять миллионов рублей. Этого хватило бы и на реабилитацию, и на отличного целителя, который восстановил бы ей все травмы, когда стало бы можно влиять на ее организм. Кирилла убрали из города до окончания расследования, так что ты его не найдешь. А еще Салтыков вскользь упомянул, что с врагами нашего рода в последнее время творятся очень неприятные вещи, и он очень не хотел бы, чтобы с его сыном случилось что-нибудь подобное. Айдар, я тебя прошу, как отец сына: не трогай Кирилла! Не надо поднимать волну!

– И ты взял деньги? – неверяще спросил я.

– Да, я взял деньги! Иногда это так работает: люди ошибаются и возмещают свои ошибки деньгами. Я тебя уверяю, если бы прошел суд, все уладилось бы теми же деньгами, но их однозначно было бы меньше, а Кирилл получил бы максимум условный срок. Я бы не взял их, если бы с Вероникой произошло что-нибудь непоправимое, но с ней все будет в порядке, о чем ты сам нам сказал в палате.

– То есть, подонок не получит по заслугам? – все еще не мог поверить я.

– Именно. Подонок не получит по заслугам, а Вероника получит деньги, на которые сможет купить себе как спорткар, так и квартиру, где будет устраивать посиделки с подругами. А мы не получим холодную войну еще с одним родом, как могли бы. Не на все проблемы в ответ нужно ломать лица и судьбы, Айдар! Хватит нам древоптичьих семейств.

Качаю головой.

– Я бы поступил иначе.

– Может, мне сразу передать тебе место главы клана, а? Ты не стесняйся, говори! Если уж я не могу диктовать свою волю сыну, и тот ведет себя, как взрослый, и знает, как нужно, то пусть и занимается делами рода, а я уже птицами покомандую на старости лет.

Отец смотрел на меня серьезным давящим взглядом, и непонятно было, шутил ли он. Проверять я не рискнул, а то и в самом деле сделает меня главой рода, и придется копаться во всех бумажках, разбираться с рутиной. Нет, меня такое не интересует.

– Я понял насчет Кирилла, – с усилием говорю то, что говорить совсем не хочется. – Пока я его не трону, обещаю. Но если Вероника откажется от денег и пожелает, чтобы с тем, кто ее сбил, произошло то же самое, то мы вернемся к этому разговору.

– Договорились.

На минуту подключился к гоблину, получая от него информацию обо всем, что происходило в палате.

Мама и Степан по-прежнему сидели внутри и болтали. Кроме врачей в палату никто не заходил. Так как гоблин не смог бы отличить лекарство от яда, содержимое всех капельниц сливалось в ведро, а подключенные к Веронике трубки были иллюзорными. Симбионт заменит и лекарства, и зелья – сестра уже почти восстановилась. Разве что строительным материалом ее стоило бы обеспечить большим, чем идет через зонд, но с этим я пока ничего не сделаю. Да и не нужно, Вероника очнется раньше.

Беседа с отцом прошла легче, чем я того ожидал. Не было угрозы выгнать из рода (хотя я всерьез задумался, что так роду не будет грозить опасность, если меня поймают), не было рукоприкладства или чего-то подобного. Поорали друг на друга, шуганули интернов и успокоились. Почти образцовое примирение. Я не ожидал, что отец так легко воспримет ненавистного ему симбионта возле позвоночника.

Осталось побеседовать с матерью, Степаном, и не довести их до истерики.

* * *

Дмитрий Липов посмотрел на вошедшего начальника охраны. Борис лучился довольством, и тонкую папку положил на стол шефа с таким хитрым видом, будто внутри – выигрышный лотерейный билет или путевка в мир без осколков.

– Что нашел? – Не стал играть в угадайку Дмитрий. – Прошу, только без твоих загадок. Бери в руки папку и давай по фактам и по порядку.

Борис не стал испытывать терпение шефа.

– Думаю, я нашел человека, который ограбил нас дважды. Налет на торговый центр и продажа воздуха под видом золотого слитка.

– И кто?

– Алмазов Айдар. По своей воле, или же по заданию отца, не знаю.

– Так, давай по порядку.

– На сегодняшний момент этот паренек – самый умелый иллюзионист в городе. Я думаю, что гоблины, напавшие на торговый центр, были материальными миражами. Айдар при прорыве доказал, что может создавать достаточно опасные иллюзии: при его руководстве призванные гоблины, – опять таки гоблины, что заметил один из магов, – сражались на уровне С-ранговых воинов, если не выше. Это совпадает с описанием монстров, которые бегали по торговому центру.

– Тогда к чему ему было использовать иллюзии тех же самых существ? – Почесал щетину Липов. – И откуда в торговом центре были трупы гоблинов, если они – иллюзия?

– Трупы скорее всего достали из пространственного хранилища, – глава охраны достает из папки еще один листок с фотографиями тел гоблинов. – Эксперты говорят, что ни одно из тел не выглядит так, будто его убили гвардейцы при зачистке. Похоже, их попросту выбросили, не озаботившись правильным размещением. Либо криминалистов посчитали тупыми, либо у человека, который хотел инсценировать ограбление с убийством, что-то пошло не по плану. Более того – я побеседовал с ребятами. Один из гвардейцев утверждает, что монстр, которого он задел потоком пламени, даже не почесался. А другой, кинувший в спину зеленокожему кинжал, утверждает, что монстр исчез, когда артефакт пробил его тело.

– Некачественная материальная иллюзия?

– Возможно.

– Но как он их контролировал всех?

– Может, с помощью психоактивных веществ. В среде иллюзионистов ходит слух про специалиста по прозвищу «Кладовка-кун». Мужчина под веществами создавал во внутреннем мире настоящие миры, как бы курьезно не звучало. Может, Айдар под какими-нибудь грибами может управлять толпой иллюзий. А может, это его дар.

– Не многовато ли даров?

– Может, иллюзии Айдара настолько проработанные, что могут действовать сами? На этот вопрос я дать ответа не могу.

– Погоди. Ты утверждаешь, что зеленый пацан, ни с того ни с сего, за несколько месяцев, – да черт с ним, даже за пару лет! – Получает такую силу, с которой может создавать каких угодно чудовищ, какие угодно вещи, и тратит эту силу на ограбление нашего центра? Не на хищение имперской казны, не на ограбление банка, а на нас?

– Звучит не слишком правдоподобно, согласен,. Но есть еще два момента, которые указывают на Айдара. У нас за последние полтора месяца трижды зависали особые камеры, которые мы закупили у артефакторов. Точнее, выключались они семь раз – вещь это хорошая, но ненадежная. Но есть пара моментов, которые связывают эти три отключения. Когда они отключились в первый раз, именно в этот день нас обули, продав пустышку вместо золота. Второй раз – ограбление гоблинами. А в третий ничего особо не происходило, и я бы не сопоставил эти ситуации, но один охранник из наших опознал Айдара, когда я показал фотографию. Помните того мужичка, который сквозь иллюзии видит?

– Обычные камеры ничего не показали?

– Верно. Айдар был под иллюзией. Не знаю, зачем он сюда возвращался, но оно и не важно. Второй факт, объединяющий эти три отключения – за полчаса-час до неполадок Айдар вызывал такси и ехал в нашем направлении. Наша камера цепляет только их ворота, двор и кусок улицы, так что пришлось напрячься и потратиться, но я проследил по уличным камерам за машиной, потом проследил за вышедшим из автомобиля Айдаром, и в трех случаях он идет в сторону ТЦ и теряется по пути. Заходит в переулок, здание, в уличный туалет, и не выходит обратно.

Дмитрий задумался надолго – сидел не меньше пяти минут, размышляя о чем-то. А потом скомандовал:

– Позвони Морозовым. Они ведь хотели усадьбу Алмазовых, предлагали быстрый вариант? Пусть действуют.

– Позвольте напомнить: мы сами сказали, что жесткий вариант – слишком уж жесткий, и выбрали давление на кошелек.

– А теперь передумали.