Текст книги "Запретные грехи (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

14

СЕБАСТЬЯН

Я должен был предвидеть, что мы окажемся здесь. Не сразу до меня доходит звук голоса Энтони. Я слишком увлечён тем, что чувствую: вкус её губ после стольких лет, мягкость её тела, прижатого к моему, и влажное тепло между бёдер. Боже, она такая невероятно влажная для меня!

Мой член пульсирует, требуя, чтобы я сосредоточился на отчаянной женщине передо мной. Она умоляет меня о близости, о том, чтобы я лишил её девственности. Она почти открыто говорит, что хочет, чтобы я взял её прямо здесь, в саду, и отправил обратно к её поклонникам, истекающей моей спермой. И, черт возьми, какая-то часть меня, самая первобытная, хочет именно этого. Стать для неё первым во всех отношениях, заявить на неё права и отправить её обратно к ним, полную моей спермы, пахнущую мной, тщательно отмеченную мной. Возможно, даже, чёрт возьми, беременную, чтобы у неё был мой ребёнок, а не их. Какая-то животная часть меня хочет этого, но сознательная часть моего разума не может этого понять.

Я не могу представить, если бы я сделал её своей, а потом когда-нибудь отпустил её, когда почувствую, как она обнимает меня, войду в неё, хотя я никогда раньше не занимался сексом без презерватива, лишу её девственности, хотя я никогда ни у кого не был первым, а потом отправлю её обратно к другому мужчине. Теперь, когда всё снова встало на свои места, я понимаю, что это не имеет значения. Это не имеет значения, потому что всё, чего я боялся, когда впервые начал встречаться с Эстеллой, произошло.

Её отец застал нас врасплох, и теперь нам предстоит расплата.

– Не заставляй меня повторять это снова, Синклер, – рычит Энтони. – Убери от неё свои руки.

Я думаю, он убьёт меня за это, но, несмотря на страх, я не могу перестать ощущать вкус Эстеллы на своих губах – яркий и острый, с нотками шампанского. Я не переживаю за себя, только за неё. Если мне есть дело до всего этого, то лишь из-за неё. Ведь если я умру, некому будет защитить её так, как это делаю я.

Никто не любил её так сильно, как я.

Но я не могу сожалеть о том, что поцеловал её. Не теперь, когда я узнал, каково это. Кажется, это именно то, за что мужчина готов умереть.

– Себастьян, – выдыхает Эстелла моё имя, когда я отстраняюсь, и я смотрю на неё, запечатлевая её образ в своей памяти. Три года я работаю на Энтони Галло, три года я наблюдал за ней и охранял её, но до сих пор я никогда не позволял себе полностью осознать свои чувства.

Я наклоняюсь и шепчу ей на ухо:

– Я мечтал об этом с того самого дня, как впервые переступил порог этого дома. – Затем я быстро отступаю, замечая, как кровь отхлынула от лица Эстеллы, когда она увидела выражение лица своего отца.

Я слышу стук сапог по камням и вижу приближающихся троих мужчин. Я понимаю, что этот момент навсегда останется в моей памяти. Выражение лица Эстеллы, её губы, всё ещё припухшие и розовые от моих поцелуев, аромат раздавленных роз и жасмина в воздухе, всё это будет жить в моих мыслях до конца дней. Я буду сожалеть, что не смог насладиться её безраздельной любовью в полной мере, но даже так, в этом миге, я чувствую себя счастливым.

Я оглядываюсь в поисках Брика, но его нигде не видно. Я благодарен за это, просить Брика предать своего работодателя или участвовать в моей смерти было бы не самым лучшим решением. Трое мужчин, стоящих за Энтони, мне едва знакомы, вероятно, он вызвал их специально, чтобы избежать конфликта интересов.

– Папа, – выдыхает Эстелла, и Энтони смотрит на неё с ледяным выражением лица.

– В этом бальном зале у тебя четверо поклонников, – медленно произносит он, его голос размеренный и твёрдый. – Четверо богатых и влиятельных мужчин, которые хотят на тебе жениться. И я нахожу тебя здесь, в саду, вместо того чтобы быть с ними, в компании грёбаной прислуги? – Его слова разрывают воздух между нами. – С твоим грёбаным телохранителем? Я думал, что воспитал тебя лучше, чем это, Эстелла Галло, но, да поможет мне Бог...

– Это моя вина, – вмешиваюсь я, и Эстелла в испуге охает. Я не думал, что лицо Энтони может стать ещё более холодным, но, когда я перебиваю его, его взгляд становится острым, как битое стекло. – Я беру на себя всю ответственность, – быстро продолжаю я, но он обрывает меня прежде, чем я успеваю сказать что-то ещё.

– О, я не сомневаюсь, чья это грёбаная вина, парень, – огрызается Энтони. Он оглядывается на Эстеллу, которая теперь дрожит, переводя взгляд с меня на своего отца с ужасом в глазах. – Ты вернёшься в дом, Эстелла. Ты лично извинишься перед каждым из своих поклонников за своё отсутствие и скажешь, что у тебя болит голова. А потом поднимешься в свою комнату и не спустишься, пока я с тобой не поговорю. Ты меня поняла?

– Пожалуйста, папа... – начинает умолять она, и Энтони делает шаг вперёд, стиснув зубы. На одно короткое, ужасное мгновение мне кажется, что он собирается ударить её, и я осознаю, что не смогу этого вынести. Я понимаю, что если он коснётся её, то я нападу на этого человека, главу нью-йоркской мафии, и не смогу остановиться. Я умру на глазах у Эстеллы, убитый его людьми, и она запомнит это на всю жизнь.

– Сейчас же! – Кричит он ей в лицо, и Эстелла вздрагивает, отшатываясь от него. Она отступает в сторону, чтобы обойти его, оглядываясь на меня с выражением, полным страха. Энтони хватает её за руку, когда она проходит мимо, наклоняется и шепчет что-то ей на ухо. Я вижу, как кровь отливает от её лица, а на глазах выступают слёзы.

Она ещё раз смотрит на меня, слёзы капают с её ресниц, а затем разворачивается и бежит обратно к дому. Я не могу винить её за то, что она ушла. Если бы она осталась, это только ухудшило бы ситуацию для нас обоих. Но когда я смотрю ей вслед, в моей груди разливается тоска, ведь я знаю, что вижу её в последний раз.

Энтони оборачивается и смотрит на меня, и на долгое мгновение воцаряется тишина. Я с трудом сглатываю, не в силах пошевелиться, пока он и трое его людей приближаются. Все инстинкты моего тела кричат мне бежать, но даже если бы я это сделал, куда бы я мог убежать? В этом городе нет места, где я мог бы спрятаться от Энтони Галло. Возможно, и нигде больше тоже. И я не могу оставить Эстеллу, даже если бы захотел. Не сейчас, не до последнего вздоха.

Я дал ей обещание, и, так или иначе, я собираюсь его сдержать.

– Три года, – с гневом говорит Энтони, не сводя с меня глаз. – Три года я доверял тебе самое ценное, что у меня есть. Я позволил тебе остаться в моём доме, щедро вознаградил тебя, дал всё, что ты мог бы пожелать. И вот как ты мне отплатил? – Его челюсти сжимаются. – Тем, что положил свои грязные руки на мою дочь?

Не знаю, что заставляет меня заговорить, но я всё равно открываю рот:

– Сэр, я знаю, что это было неправильно. Но я люблю...

Удар следует незамедлительно. Энтони даёт знак одному из мужчин, и тот, шагнув вперёд, бьёт меня по лицу тыльной стороной ладони с такой силой, что у меня разбивается губа, и перед глазами вспыхивают искры. На том, кто меня ударил, надеты защитные перчатки, я это знаю. У меня складывается ощущение, что челюсть треснула.

– Любишь? – Энтони словно выплёвывает это слово. – Ты думаешь, что смог бы любить мою дочь? Ты считаешь, что я вырастил её, дал ей образование и сделал из неё то, что она есть, чтобы потом передать её тебе, её телохранителю? В качестве чего?

Я с трудом сглатываю, вытирая кровь с губы. Что бы ни случилось, я думаю, чувствуя, как от силы удара у меня слегка кружится голова, я умру стоя, если смогу.

– Я бы умер за неё, сэр, – произношу я вслух, отчётливо произнося каждое слово, пока кровь стекает по моему подбородку, и Энтони злобно улыбается.

– Это можно устроить.

Он жестом приглашает мужчин выйти вперёд, и я замечаю в руках одного из них застёжку-молнию. На мгновение мне приходит в голову, что я мог бы попытаться бороться, что я мог бы одолеть этих троих мужчин, освободиться и пойти искать Эстеллу. Мы могли бы убежать вместе, скрыться… И что же будет потом? Даже если я одолею этих людей, в поместье полно преданных Энтони слуг. Я не уверен, что Брик и другие, кого я хорошо знаю, не остановят меня. В конце концов, именно об этом предупреждал меня Брик – о падении, которое неизбежно следует за достижением большего, чем то, что мне было суждено в жизни.

Я чувствую, как сильные руки заламывают мне за спину, и пытаюсь сдержать стон боли, когда моё плечо выворачивается под неестественным углом. Что бы ни случилось, я намерен продержаться как можно дольше, не позволяя этим людям или Энтони услышать ни единого звука боли. Я не хочу доставлять ему такое удовольствие.

– Отведите его в старую конюшню, – приказывает Энтони. – Ту, что в задней части дома. Я скоро буду там.

Трое мужчин начинают оттаскивать меня, и когда я оборачиваюсь, то замечаю, как на одном из верхних этажей особняка зажигается свет. Я не уверен, что это Эстелла, я не уверен, что это её комната. Но я всё равно смотрю в окно, гадая, видит ли она, как меня уводят, чтобы наказать за то, что я прикоснулся к ней. За то, что осмелился признаться в своих чувствах, о которых мечтал всего лишь несколько украденных мгновений.

– Прости, – говорю я одними губами, обращаясь к окну, хотя уверен, что она не может меня услышать, даже если она там. Мужчина, держащий меня за руку, тащит меня вперёд, и я спотыкаюсь, чуть не падая, когда меня уводят в ночь. Прочь от Эстеллы, в темноту, которая ждёт меня впереди.

В старой конюшне, расположенной на дальнем краю участка, пахнет грязью и заплесневелым сеном. Как только меня затаскивают внутрь, у меня начинают слезиться нос и глаза, но сейчас меня беспокоят более важные вещи. Насколько я знаю, это старое здание не использовалось много лет, но, когда я вижу засохшую кровь на соломе, разбрызганную вокруг столба в центре прохода, у меня возникает ощущение, что у Энтони была особая цель для этого места.

Цель, которую я вот-вот узнаю.

Волосы на затылке встают дыбом, когда меня подтаскивают к столбу, и я борюсь с желанием чихнуть. Воздух наполнен пылью, которая щекочет мне нос, и это почти так же мучительно, как и возможная боль, которую Энтони, возможно, приготовил для меня. Всё помещение выглядит ужасно, поскольку двое других мужчин зажигают фонарики на батарейках, отбрасывающие длинные тени на пространство. Это похоже на место, куда можно привести кого-нибудь для пыток, и это не очень меня утешает.

На одной из стен комнаты висят цепи, кнуты и множество других приспособлений, назначение которых я не хочу даже представлять. Облизывая окровавленную губу, я наблюдаю, как один из мужчин достаёт кусок цепи и начинает привязывать меня к столбу, поднимая мои руки над головой. В это время другой мужчина снимает с меня рубашку.

– Если вы хотите, чтобы я разделся, вам просто нужно вежливо попросить меня, джентльмены, – умудряюсь я съязвить, когда охотничий нож вонзается в мою рубашку. – Может быть, сначала предложите мне выпить…

Мужчина, разрезающий мою рубашку, снова бьёт меня тыльной стороной ладони, сильно, но не с такой интенсивностью, как в первый раз.

– Заткнись на хрен, – рычит он, срывая рваную ткань, пока я не остаюсь голым по пояс. – Мы снимаем всё остальное?

Другой мужчина, закрепляющий цепи у меня над головой, пожимает плечами.

– Думаю, это зависит от того, хочет ли босс, чтобы он умер с прикреплёнными яйцами или без них.

Я не думал об этом. Когда я представлял, как умираю от всего этого, мне представлялась быстрая пуля в голову. Это был бы чистый, достойный способ уйти из жизни ради любви. Мой член, который до этого был более чем заинтересован, теперь сжимается у основания, когда я думаю о том, что может произойти дальше. И я снова прихожу к выводу, что всё это того стоило бы, если бы не то, что я оставляю Эстеллу без защиты. Я готов вытерпеть всё, что угодно, лишь бы снова прикоснуться к ней. Я просто не хочу, чтобы она тоже страдала.

– Снимите всё остальное. – Голос Энтони разносится по сараю, и мужчины пожимают плечами.

– Что ж, вот вам и ответ, – бормочет один из них. – Конечно, босс, – говорит он громче, и двое мужчин начинают раздевать меня ниже пояса, пока я не оказываюсь обнажённым у столба. По сараю гуляет ветер, более холодный, чем должен быть летом, и я сжимаю челюсти, чтобы не дрожать.

Энтони появляется в моем поле зрения, его взгляд остаётся бесстрастным, пока он снимает пиджак. Он передаёт его одному из мужчин, который аккуратно вешает его на дверь кабинки. Энтони закатывает рукава своей накрахмаленной темно-красной рубашки на пуговицах.

– Я не выбирал этот цвет, ожидая, что сегодня прольётся кровь, – говорит он, заметив, что я рассматриваю его рубашку. – Но, полагаю, это судьба.

Он снова окидывает меня взглядом.

– Мне было интересно, что моя дочь нашла в тебе. Возможно, поверхностное влечение. Она молода и невинна. Я не думал, что ты станешь для неё искушением, но, похоже, ты её запятнал. – Энтони сжимает челюсти. – Заразил её чистый, невинный разум своими грязными желаниями. – Он кивает двум мужчинам. – Поднимите его запястья повыше, – приказывает он. – Убедитесь, что он это чувствует.

Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, пока мгновение спустя один из мужчин не тянет за цепь, соединяющую мои запястья. Я чувствую, как что-то скользит вверх, и моё тело вытягивается вслед за этим, пока мои ноги едва касаются пола конюшни. Вес моего тела неприятно давит на плечи, и я понимаю, что очень скоро это станет невыносимо болезненным.

Энтони подходит к другой стене, внимательно осматривает висящие на ней предметы, прежде чем выбрать толстый кожаный ремень. Он медленно складывает его, глядя на меня, а затем переводит взгляд на троих мужчин.

– Охраняйте двери, – говорит он спокойно. – Если кто-нибудь поднимется сюда, не впускайте его.

Они кивают, двое из них отходят в сторону, а один в другую. Энтони приближается ко мне с задумчивым выражением лица. Он медленно обходит меня кругом, похлопывая кожаным ремнём по ладони.

– Знаешь, – начинает он, словно мы ведём непринуждённую беседу за бокалом вина, а я не вишу обнажённый и связанный в его конюшне. – Когда мы впервые встретились, Себастьян, ты мне сразу понравился. Я подумал, что тебе можно доверять. Ты был верен своему делу и эффективен. У тебя был вид человека, который готов на всё ради достижения цели. Я решил, что именно такой мужчина мне нужен, чтобы присматривать за моей дочерью. Я был уверен, что в тебе есть все качества, которые я ценю в своих людях.

Он снова похлопывает по руке, обходя вокруг и останавливаясь передо мной.

– Я даже подумал о твоём будущем, если будущий муж Эстеллы захотел бы выбрать для неё другого телохранителя. Я рассматривал возможность твоего продвижения по службе. Возможно, ты бы стал замом Брика, а потом заменил бы его, когда он ушёл бы на пенсию. А если и дальше хорошо выполнял бы свою работу, то получил бы ещё более высокую должность.

Он начинает кружить вокруг меня, и я стискиваю зубы. Ожидание боли становится сильнее, чем сама боль, хотя я её пока не чувствую. Возможно, я ошибаюсь.

– И тогда... – начинает Энтони, снова поворачиваясь ко мне лицом. – Тогда ты предал меня, Себастьян, самым ужасным образом. – Его голос становится твёрдым, и каждое слово звучит как острый осколок льда. – Ты думал, что если защищал мою дочь, то она стала твоей. Но ты сильно ошибался.

Он взмахивает запястьем, и я не успеваю понять, куда летит кожаный ремень, пока он не попадает мне прямо между ног. Ослепляющая боль пронзает моё тело, распространяясь по всем его частям. Мне кажется, я слышу хруст своих зубов, когда я сжимаю их, чтобы не закричать. Ещё один удар, и кожа соприкасается с моими яйцами и мягкой, уязвимой плотью моего члена, и на этот раз я не могу сдержать крик боли. Я ничего не могу с собой поделать.

– Моя дочь не для тебя, – говорит Энтони с гневом в голосе. – Она – Галло. Невинная, непорочная невеста для достойного мужчины, которого я выберу, человека, способного занять то положение, которое занимаю я. Но только не для тебя, её охраны!

Он снова бьёт меня, на этот раз по животу. Мышцы моего живота напрягаются, и я издаю стон, чувствуя, как воздух наполняется треском кожи и боль разливается по всему телу.

– Ей всего двадцать один год, – рычит Энтони, снова ударяя меня в грудь. – Она слишком молода, чтобы понимать, что происходит, поэтому ты всё решил за неё. Ты запятнал её. Причинил ей боль. Кто знает, что бы случилось, если бы я не появился...

Я улыбаюсь ему, несмотря на боль, которая искажает моё лицо.

– Могу сказать вам точно, что ни один из этих кровососущих миллиардеров, которых вы сватали к ней, не стал бы её первым, – говорю я.

На его лице появляется удовлетворение, сменяющееся жестоким ударом по моим яйцам. Я не уверен, смогу ли когда-либо снова ими пользоваться, хотя, возможно, это уже не имеет значения. Сегодняшнюю ночь я не переживу.

– Я доверял тебе, – шипит Энтони, снова нанося удар, и его ремень хлещет меня по боку. – А ты воспользовался этим доверием, чтобы соблазнить мою невинную дочь.

Удар за ударом, и каждый из них врезается в мою плоть. Мышцы напрягаются, чтобы принять удары, пока Энтони хлещет меня по груди, бокам и прессу, опускается к бёдрам и снова поднимается сильными, безжалостными ударами. К тому времени, как он прекращает, я задыхаюсь, мы оба покрыты потом, и я встречаю его взгляд, стиснув зубы от боли. Сейчас я – это боль. Это всё, что я могу вспомнить, и прошло всего несколько минут.

– Она выбрала меня, – выдыхаю я, не отрывая от него взгляда. – Я не... соблазнял её. Она выбрала меня.

Взгляд Энтони становится жёстким. Удары следуют один за другим, и я чувствую, как кровь сочится из множества ран. Зрение затуманивается, и я с трудом удерживаю сознание. Когда обрушивается очередной удар, я задумываюсь, не стоит ли мне просто сдаться и погрузиться в блаженную темноту. Однако, если я это сделаю, то, возможно, уже никогда не проснусь. Я хочу увидеть глаза Энтони, когда он будет убивать меня, и лишь это удерживает меня от того, чтобы не пасть духом.

Голос Энтони прорывается сквозь туман, и я открываю глаза, фокусируясь на нем.

– Я должен убить тебя, – злобно выплёвывает он. – Я должен отрывать от тебя куски, пока ты не истечёшь кровью на этом проклятом полу. Но знаешь, что, по-моему, ещё хуже?

Я с трудом сглатываю, пытаясь найти ответ, но ничего не нахожу. Я просто смотрю на него, отказываясь терять сознание. Отказываясь сдаваться.

– Я считаю, что отправить тебя обратно к ней будет ещё хуже, – прошипел он, наклоняясь ко мне. – Заставлять тебя смотреть, как она выбирает другого мужчину, выходит за него замуж и просыпается на следующее утро после близости с ним – это ещё более болезненно. Поэтому слушай внимательно, Себастьян, потому что я скажу это только один раз.

Он наклоняется и хватает меня за подбородок одной рукой:

– Ты никогда больше не прикоснёшься к ней, – зарычал он. – Ты никогда не посмотришь на неё иначе, чем с тем уважением, с каким должен смотреть на дочь своего босса. И если ты это не сделаешь, если ты хотя бы вздохнёшь так, что я сочту это оскорбительным, я вытащу тебя обратно, отрежу от тебя кусок, изобью до полусмерти и снова отправлю к ней. Ты меня понял?

Я сделал глубокий вдох, но, кажется, не мог найти слов для ответа. Энтони нанёс ещё один удар, и кожаный ремень ударил меня по почкам с такой силой, что перед глазами всё поплыло, а тело обмякло, навалившись тяжестью на плечи.

– Я спросил, понял ли ты меня, черт возьми!

– Да, – с трудом выдавливаю я хриплым голосом. Энтони снова бьёт меня.

– Что «да»?

– Да, сэр, – выдавливаю я, и он отступает назад, долго разглядывая меня, прежде чем сделать знак охранникам.

– Бейте его, пока он не потеряет сознание, – приказывает Энтони. – Затем отведите его обратно в его комнату и оставьте там.

– Да, сэр, – быстро отвечают они, и Энтони хватает свою куртку, одарив меня ещё одним долгим взглядом.

– Не забывай, что я тебе говорил, парень, – рычит он, прежде чем развернуться на каблуках и выйти из конюшни. Трое мужчин окружают меня, когда за ним закрывается дверь, и когда первый удар приходится мне по рёбрам, я понимаю, что скоро потеряю сознание.

На этот раз, когда наступает темнота, я сдаюсь.

И это чертовски блаженно.

15

ЭСТЕЛЛА

Была уже глубокая ночь, когда я услышала внизу шаги. Через несколько минут я уловила долгий и низкий стон, который быстро растворился в воздухе. Я не спала. После того как я увидела, как они уводят Себастьяна, у меня не было ни малейшего шанса погрузиться в сон. Я сидела в своей комнате, сцепив руки и плача, ожидая, что вот-вот услышу отдалённый звук выстрела.

Но этого не произошло. И сейчас, прислушиваясь, я почувствовала слабый проблеск надежды. Что, если Себастьян не умер?

Я вскочила с кровати, на которой провела уже несколько часов в неподвижности, всё ещё в вечернем платье и сбросив туфли на каблуках. Я подошла к двери своей спальни, остановилась, медленно повернула ручку и открыла её, прислушиваясь к любым другим звукам.

Там было тихо, и я осторожно вышла из комнаты, на цыпочках прокралась по коридору к лестнице, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы убедиться, что никто не проснулся и не услышал меня. Если меня поймают, когда я буду заходить в комнату Себастьяна, я жестоко поплачусь и ему сделают ещё хуже, я это знаю. Эта мысль вызывает у меня укол вины. Но я должна узнать, жив ли он. Я должна быть уверена, что он... Я проглатываю страх и осторожно спускаюсь по ступенькам. Я знаю, где находится его комната, не одну ночь я лежала без сна, мечтая о том, как приду к нему, проскользну вниз так же, как делаю это сейчас, и разбужу его поцелуями, а он затащит меня в свою постель.

Теперь этого не будет. При мысли о том, что я могу там найти, у меня щемит в груди. Но я должна его увидеть. Я должна знать, что произошло.

Я не могу перестать думать об этом, когда спускаюсь по лестнице и на цыпочках иду к его комнате, чувствуя, как изумрудно-зелёное платье скользит по мрамору. Это я была той, кто толкнул нас обоих к краю пропасти. Я почти умоляла его взять меня. Мои щёки вспыхивают от воспоминаний. Я просила его о том, чтобы он взял меня, чтобы он кончил в меня, и чтобы вернул меня обратно…

Я поджимаю губы, стыд охватывает меня, когда я подхожу к его двери. Осторожно поворачиваю ручку и с удивлением обнаруживаю, что она не заперта. Кто бы ни привёл его обратно, он не позаботился об этом.

Медленно открываю дверь, стараясь не издать ни звука. Проскальзываю внутрь, закрываю за собой дверь и чуть не задыхаюсь от того, что вижу.

Себастьян лежит лицом вниз на своей кровати, совершенно голый, одна рука свисает с матраса, а лицо повёрнуто в сторону. Он избит до крови, его спина кажется относительно целой, но на боках, руках и лице я вижу множество кровавых порезов и синяков, которые уже начинали темнеть.

– Себастьян... – произношу я, делая шаг вперёд. Однако моё самообладание покидает меня, и я бросаюсь к его кровати, опускаясь на колени рядом с ним. – Себастьян...

Он издаёт один долгий, низкий стон, и я вижу, его опухший рот. Один глаз, тоже опухший, слегка приоткрылся, а затем оба его глаза широко распахнулись, когда он пришёл в сознание.

– Эстелла, – произнёс он моё имя с удивлением, громче, чем следовало бы, и я прижала палец к его губам, прежде чем успела подумать. Они были покрыты коркой засохшей крови, а в моих глазах стояли слёзы, когда он отшатнулся.

– Тсс, – шепчу я. – Боже мой, Себастьян, ты жив... – Мой взгляд скользит по его телу, и мой голос стихает. – Что они с тобой сделали? Что мой отец...

– Не надо... – его голос срывается в пустоту. – Ты не должна… видеть меня… вот так.

Я смотрю на него в недоумении.

– Я понимаю, что тебе это не нравится...… Себастьян, кто-то должен позаботиться о тебе. – Я резко встаю, и он смотрит на меня, всё ещё пытаясь выдавить слова из своих распухших губ.

– Испортишь… своё... платье. – Его губы дёргаются, и я задаюсь вопросом, не пытается ли он улыбнуться.

– Меня не волнует моё платье, – огрызаюсь я. – Я забочусь о тебе, и прямо сейчас ты выглядишь так, словно умираешь.

– Чувствовал бы себя лучше... если бы… Я был таким.

– О, боже. – Моя рука взлетает ко рту, слёзы наворачиваются на глаза, когда я снова падаю на колени рядом с ним. – Это моя вина. Я соблазнила тебя, я...

– Это…стоит…того…

– Что? – Спрашиваю я, моргая и глядя на него сквозь слёзы. – Это стоило того, чтобы поцеловать меня?

Он едва заметно кивает, его нежные зелёные глаза на мгновение встречаются с моими, прежде чем снова закрыться.

– Блядь, – бормочу я себе под нос, оглядываясь по сторонам. Нужно что-то делать. Я очень сомневаюсь, что мой отец позаботится о вызове врача, а Себастьян выглядит ужасно. Я почти ничего не вижу спереди, но замечаю рану на запястье, похожую на след от наручников, которая всё ещё кровоточит. Его рука, бок и нога покрыты рубцами, порезами и темнеющими кровоподтёками. Думай, Эстелла….

Я встаю и спешу в ванную. Там должна быть аптечка первой помощи. Мои поиски занимают несколько минут, но вскоре я нахожу её, задвинутую в дальний угол шкафчика под раковиной. Я хватаю её, возвращаюсь в спальню и забираюсь на кровать рядом с Себастьяном.

– Это будет больно, – шепчу я, обращаясь к Себастьяну. – Но мне нужно, чтобы ты перевернулся на спину. Ты поможешь мне? – Спрашиваю я, неуверенная, смогу ли я пошевелить его, если он снова потеряет сознание. Я протягиваю руку, чтобы осторожно ухватить его за плечо и попытаться перевернуть. Себастьян издаёт болезненный стон.

– Черт, – бормочу я, вставая с кровати и обходя его с другой стороны. Я прилагаю усилия, толкая его в плечо и верхнюю часть груди, и Себастьян снова стонет, когда начинает переворачиваться, хотя бы для того, чтобы избежать давления.

– Нет... – выдыхает он, переворачиваясь на спину, и на мгновение я не понимаю, почему. Моя первая мысль, что он не хочет, чтобы я видела его обнажённым, но затем я замечаю его и осознаю, что он просто не хотел, чтобы я видела его в таком виде.

Передняя часть его тела покрыта множеством ран. Почти каждый дюйм кожи покрыт рубцами, некоторые из них рассечены, а его ноги от колен до лодыжек покрыты синяками. Мой взгляд невольно скользит вниз, и я не могу сдержать удивление, когда вижу, в какой беспорядок превратилось то, что там находится. Его член настолько набух, что даже я, несмотря на свою невинность, понимаю, что это не имеет ничего общего с возбуждением. Он покоится поверх покрытого синяками мешочка плоти, испещрённого разноцветными пятнами, которые выглядят совершенно неправильно. Кроме того, он выглядит так, будто вот-вот лопнет, словно спелый плод, который вот-вот взорвётся.

Слёзы наполняют мои глаза, стекая по щекам, когда я вижу раны, которые покрывают каждый дюйм его тела. Я чувствую, как в моей груди зарождается жгучая ненависть, которой я никогда раньше не испытывала. Я никогда никого не ненавидела. Но я никогда не могла представить, что мой отец способен на такие жестокие действия, причинить кому-то такую боль. Я была шокирована и опустошена.

Ещё раньше, когда я думала, что он может убить Себастьяна, я думала, что это произойдёт быстро, всё что угодно, только не это.

Я не знаю, с чего начать, и вслепую осматриваю аптечку. Глаза Себастьяна снова открываются, и он смотрит на меня с таким выражением, что я понимаю: он почти без сознания от боли.

– Будет больно, – шепчу я, доставая спиртовые тампоны. – Это будет очень болезненно, и мне нужно, чтобы ты был как можно тише, если сможешь. Если кто-то застанет меня здесь...

– Он не... убьёт... меня, – хрипло бормочет Себастьян. – Просто... изобьёт меня… снова. Отрежет... что-нибудь… он так сказал.

Я понимаю, что он не в себе, иначе он не стал бы говорить мне такие вещи. Когда я смотрю на него, я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

– Он так сказал? – Шепчу я, и Себастьян слегка кивает, наклонив голову в мою сторону.

– Тебе следует... уйти, – выдавливает он из себя, но я качаю головой.

– Ты хочешь, чтобы я ушла, потому что он может снова причинить тебе боль? – Шепчу я, и Себастьян произносит слово, которое звучит почти как «нет».

– Я не хочу, чтобы тебе было… больно. Тебе не следует видеть... это.

– Я не ребёнок. – Я вскрываю упаковку со спиртом и смотрю на Себастьяна. – Хочешь что-нибудь закусить? Потому что это займёт некоторое время.

Он качает головой, но, когда я провожу влажной салфеткой по его обнажённой коже, он хватает подушку и с силой прижимает её к лицу, кусая. Мои глаза наполняются слезами, когда я склоняюсь над его телом на кровати. Я тщательно промываю каждую рану, которую могу найти, за исключением опухшей массы между его ног. Я не осмеливаюсь прикоснуться к ней. Я не могу представить, как это должно быть больно, и боюсь сделать ему ещё хуже.

– Мне нужно в душ, – с трудом произносит Себастьян, приподнимаясь на локте и с усилием приходя в сознание. – Подай мне… одну из… этих.

Я протягиваю ему одну из последних оставшихся спиртовых салфеток, и он вскрывает её, вырываясь от меня со стоном боли и наклоняясь, чтобы обработать порезы на своём набухшем члене. Я инстинктивно тянусь к его другой руке, и он хватает её, сжимая так сильно, что я с трудом сдерживаю крик, когда с шипением втягиваю в себя воздух.

Он быстро отпускает мою руку и откидывается на подушки, всё ещё стараясь держаться подальше от меня.

– Ты не должна быть здесь, – выдавливает он, и я сердито смотрю на него.

– Ну, а я здесь, – решительно отвечаю я. – Так тебе помочь дойти до душа или нет?

Себастьян проводит языком по разбитой губе, не сводя с меня глаз.

– Упрямица, – произносит он наконец, его опухшие губы слегка подёргиваются, и я киваю, продолжая смотреть прямо на него.

– Да. И я не уйду от тебя, пока не буду уверена, что больше ничего не смогу сделать.

Себастьян колеблется.

– Почему? – Наконец спрашивает он, и я наклоняюсь вперёд, убирая спутанные волосы с его лица.

– Это моя вина, – шепчу я. – Это всё моя вина. Если бы я не вмешалась, когда ты сказал...

– Прекрати… Эстелла. – Он слабо хватает меня за руки, но его пальцы крепко сжимают мои. – Я сделал то, что хотел. – Он тяжело сглатывает, отпуская меня и начиная двигаться к краю кровати.

Мне больно видеть, как он пытается встать. Я сползаю с кровати и встаю рядом с ним, чувствуя его вес на себе. Мне тяжело это выдерживать, но я помогаю ему дойти до ванной комнаты и включаю горячую воду. Он тяжело прислоняется к стене, и я вижу, как он борется с усталостью.

– Я не хотел, чтобы ты видела меня таким, – бормочет Себастьян. – Это не то, чего бы я хотел, когда ты... увидела бы меня обнажённым.