Текст книги "Водный мир (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Завтра у местных важный день: встреча с другим островом и продажа пойманной рыбы, – Никель устало опускается на верхнюю ступень. Пройдет совсем немного времени, прежде чем он раскается в своем поведении. – А вечером – праздник конца месяца.
– Праздник? – я не могу поверить в свою удачу.
Ник морщится.
– Скорее архаичные народные гулянья. Все соберутся на набережной, будут плясать, шуметь и отмечать удачную сделку. Может, вознесут парочку кровавых жертв местным божкам. Чего улыбаешься? Ты остаешься дома.
А вот это мы еще посмотрим. Я скорее умру, чем пропущу такое событие. Впрочем, учитывая мою удачливость, я могу провернуть и то, и другое.
1) За тысячелетия, проведенные атлантами на воде, их объем легких вырос, позволяя долгое время обходиться без воздуха.
7. Татуировка рода (1)
РРРРАААААУУУУУУАААА!
Я подскакиваю в кровати, с трудом продирая глаза и нащупываю что-то, что может сойти за оружие.
Сквозь грязные окна нашего домика проникают тусклые лучи солнца. Низкий утробный звук, громкий, как противовоздушная сирена, рождается в недрах острова, заполняет густой предрассветный воздух, блуждает между постройками, отражаясь и множась в лабиринте стен, дверей и потолков. Разносится над морскими просторами, заполняя собой километры пространства, оглашает глубины моря, распугивает рыб и пронзает атмосферу, развлекая его утренней песней плавуче-поющего клочка суши посреди водного царства.
ООООООУУУУУУУУУУИИИИИ!
В партию вступает второй трубач, вторя той же мелодии из нескольких монотонных нот, но переиначивая их другими интонациями. Звук воздействует на все вокруг, живое и неживое: оконное стекло откликается тихим дребезжанием, кровать мелко вибрирует; мне же хочется встать и бежать неизвестно куда, подчиняясь настойчивому требовательному зову.
Первый испуг проходит вместе с остатками сна. Еще очень рано, но о продолжении отдыха не может быть и речи: неведомые музыканты позаботились, чтобы все жители острова проснулись одновременно. В соседних домах хлопают двери, выпуская людей в сырой, наполненный призывным ревом, туман. Я выглядываю в окно: несмотря на кажущуюся вездесущность звука, местные прекрасно улавливает расположение его источника – или просто знают то, чего не знаю я – дружно устремляясь на север, стекаясь в одну из узких улочек.
Из соседней комнаты появляется Тимериус, демонстрируя чудесные умения своей расы: натягивая майку, умудряется прыгать на одной ноге, второй целясь в штанину. Он даже не смотрит в мою сторону и выбегает на улицу, присоединяясь к покидающим дома атлантам.
– Началось… – вслед за ним в дверях появляется всклокоченный со сна Ник, приглаживая торчащие волосы. Похоже, он в хорошем настроении: вчера последнее слово осталось за ним, а не за Тимериусом.
– Что началось? Потоп? Нападение?
– Нет, – он зевает и широко потягивается, игнорируя всеобщее возбуждение, – всего лишь встреча двух одиноких островов, затерявшихся среди бекрайних океанов и вдруг нашедших друг друга. Можно спать дальше.
Мне не нравится его лукавая ухмылка и масляный взгляд, мазнувший по моей разостланной постели. Набираю полную грудь воздуха, морально готовясь к словесной дуэли.
– Я хочу посмотреть на это.
– Ну, смотря на что… Кое-что интересное я бы смог показать…
– Черт! Прекрати! Я хочу посмотреть на другой остров!
– А вот это исключено. Мне так и не удалось связаться с институтом. Если возникнут трения с островитянами, отступать будет некуда. Лодки по-прежнему нет.
Я знала, что ответ будет именно таким, но все равно злюсь. Чувствую себя ребенком, выпрашивающим неположенную добавку мороженого.
– И кто виноват, что экспедиция плохо укомплектована? Кто не может правильно настроить приборы и связаться с нужными людьми? Кто, в конце концов, взял в команду неуклюжую тюху, разрушающую все в радиусе сотни метров? Я тоже помню договор, Ник, – перестаю нападать и привожу вчерашний довод Ника, – странница переносит вас в новый мир, а вы создаете ей условия для этого. О принудительной изоляции там не было ни слова.
– Хочешь сказать, я плохой руководитель?
Меня так и подмывает свредничать и сказать "да", но это стало бы слишком явной ложью. Руководить, управлять и диктовать – те вещи, которые выходят у Никеля лучше всего остального.
– Хороший. Но мог бы стать прекрасным, если б научился слушать других, а не только себя.
– Слушать других, говоришь? Я пробовал, но это не приносило плодов. Люди слишком часто говорят совсем не то, чего хотят на самом деле.
– Лично я хочу быть услышанный. Заслужить уважение и право голоса.
Ник иронически изгибает бровь и смотрит в упор, надеясь, что я расколюсь под его молчаливым сомнением, но я отвечаю самым честным и твердым взглядом из имеющихся у меня в арсенале.
– Это правда? – уточняет он.
Колеблюсь долю секунды. Настоящая правда в том, что я хочу многого, очень многого. Сплю и вижу, когда помимо всего вышеперечисленного получу еще и обещанные за экспедицию миллионы и дом в Высотном городе. Но озвучивание стольких желаний за раз вряд ли вызовет понимание.
– Правда на… девяносто четыре и шесть десятых процента.
Столь конкретная цифра вполне устраивает его. Он выпрямляется, хлопает в ладоши и вроде даже веселеет.
– Хорошо. Я услышал тебя. Одевайся, и идем. Скоро начнется обмен.
Я ожидала совсем другого ответа, поэтому смысл сказанного не сразу доходит до меня. Согласен? Я ведь даже не бросила в ход тяжелую артиллерию – слезы, истерику или мольбу… Невероятно, но факт: мы научились вести переговоры.
Мы готовимся к вылазке максимально быстро, но тщательно. Я умываюсь, чищу зубы и причесываюсь, Ник берет перчатки, но пока не надевает, застегивает куртку до самого горлышка – так, словно собирается на секретное задание, а не на утреннюю развлекательную прогулку. В его рюкзаке как раз помещается парочка портативных подавителей вибраций. Он врубает их на полную мощность, заслуживая уничижительный взгляд с моей стороны, и спустя пару минут мы выходим на площадь с рыболовными тралами.
Первое, что бросается в глаза – преобладание женщин в собравшейся толпе. Эстрогеновый коктейль ударяет в голову, вызывая целый спектр нехороших предчувствий. В отношениях с мужчинами мне везет гораздо больше, чем с женщинами… Ну да, ладно. Не время раскисать. Я для этого и вышла из дома, чтобы доказать Нику и самой себе, что не являюсь ходячей катастрофой.
Надеюсь затеряться среди местных и спокойно понаблюдать за продажей улова, но вместо этого становлюсь вторым по значимости событием после острова-побратима. Мой стройный план летит псу под хвост. Нас с Никелем преследуют настороженные взгляды, перешептывания за спиной и сдержанный интерес, которой после первого дня на острове лишь усилился. С трудом верится, что это последствия инцидента с кастрюлей. Ник прячет руки в карманы, держа их подальше от обнаженных участков тел собравшихся.
– На что местные будут менять рыбу?
– На ткани. Прибывший остров – специалист по выделке и окраске материалов из водорослей. Об их умениях создавать необходимое из самого распространенного среди местных ходят легенды.
Становится понятно преобладание атлантиек на площади, их возбужденность, резкие жесты и нервное подергивание глаз. Женщинам не терпится заполучить новые платья ярких, сочных цветов. Что и неудивительно: сейчас их наряды выглядят немного… потасканными. Юбки, когда-то насыщенно зеленые, со временем приобрели грязно-бурый оттенок, местами выцвели и затерлись. Из декоративных элементов – только шнуровка, присутствующая в изобилии, и, само собой, разноцветные наколки.
– Варисса… – Ник красноречиво смотрит на мои плечи и декольте (весьма скромное, между прочим), подмигивающее из-под выреза майки. – У тебя есть, чем прикрыться?
– Нет, – моя куртка осталась дома, – жарко же.
Неужели во мне видят нарушительницу спокойствия? Наряды атлантиек тоже нельзя назвать пуританскими. Подолы их платьев и юбок, зачастую короткие, снабжены длинными разрезами, поднимающимися чуть ли не до пупка и перехваченными тесьмой. Открытые топы без стеснения демонстрируют загорелую татуированную кожу. Ха, да я в своих штанах выгляжу куда высокоморальней некоторых местных дамочек! Которые, по-видимому, их попросту не носят. Я тут одна такая. Черт.
– Эээ…. Ник? Ты ведь по-прежнему не против спасти меня, если группа агрессивно настроенных местных вдруг решить свалить все беды на меня? – шепчу я.
– А что, ты уже приготовилась пакостничать? – шипит он в ответ.
– Даже и не думала. Так, на всякий случай уточнила.
Наш разговор прерывает короткий, но мощный гудок, берущий начало где-то в скоплении зданий. Я оборачиваюсь. Над крышами, почти на уровне одинокого маяка, возвышается длинная изогнутая труба, направленная в сторону моря – виновник нашего раннего пробуждения.
Следуя команде, остров поворачивается на восток, прямо к нещадно палящему сквозь прорехи в облаках солнцу. Красоту рассвета медленно заслоняет другой плавучий поселок, до этого прячущийся с обратной стороны города. Даже я, не специалист в архитектуре Атлантиса, понимаю – его жители живут лучше и богаче наших. Дома не теснятся один к другому грязными хибарами, а стоят стройными рядами, радуя глаз светлыми и веселыми оттенками: желтыми, голубыми, розовыми. Даже тучи, похожие на всклокоченные брови небесного старца, превращаются в кроткие зефирные облачка, стоит острову-соседу потянутся к ним тонкими башенками.
На широкой набережной стоит толпа людей, яркость одежды которых бросается в глаза даже на расстоянии. Руки вскидываются в приветственном жесте: «не наши» атланты тоже рады встрече.
Начинается долгий и кропотливый процесс состыковки двух островов. Максимально приблизившись друг к другу, плоские платформы набережных дружно раскрываются, выпуская из себя дополнительные плиты, ощетиниваются крюками, сцепляющими механизмами и прочими рыже-зелеными от постоянного контакта с водой железяками. Атланты и атлантийки, без оглядки на гендерные различия, ловко маневрируют между полостями в земле и острыми балками, что-то настраивают, соединяют, связывают. Я невольно проникаюсь уважением к смелым и спортивным женщинам водного мира – перспектива свалиться в море или быть раздавленным отъезжающими створками нисколько не пугает их. Там, в самом центре кипящей деятельности, я вижу и Тимериуса, его нетипичная для местных прическа выделяется среди бесчисленных кос.
Когда острова оказываются надежно сцеплены, начинается самая ответственная часть мероприятия: подъем и передача улова. Сначала достают рыбу, пойманную до нашего прибытия: гремит лебедка, наматывая на барабан металлический трос, и один из тралов поднимается вверх, являя взору длинную скрученную сеть, набухшую от тысяч серебристых тел. Она движется к соседнему острову, удерживаемая массивным краном, и с грохотом опрокидывается над большим резервуаром, рассыпаясь тяжелым ливнем из рыб под дружные апплодисменты зрителей.
Затем настает черед фиори. Эта сеть куда больше и тяжелее предыдущей. Сквозь ее ячейки, местами надорванные, проступают жесткие разноцветные гребешки, торчат острые хвосты и плавники. Груз поднимается медленно, с него потоками стекает вода, заливая набережную и стоящих рядом атлантов. Ржавая лебедка ревет, с натугой пересиливая тяжесть рыбного косяка.
Я замираю вместе со всеми. Стихают крики и подбадривающие возгласы, собравшиеся словно бояться нарушить хрупкость момента излишним шумом. Становится тише, мир покрывается паутиной, сохнет и блекнет. Предчувствие беды ударяет в грудь, отзываясь кинжальной болью в подреберье.
– НИК! – я хватаю его за руку, впервые за долгое время сама прикасаясь к нему. Добровольно соглашаюсь на чтение. Ощущаю горячую и сухую кожу ладоней, но не теряю голову, наполнившись дурманящими образами, а наоборот, сохраняю кристальную ясность сознания. Вижу, как солнечный луч отражается в блестящей, как платина, чешуе пойманной рыбы, и делает картинку резче. Приближает картинку разбухшего невода. Вытянутая, истончившаяся сеть, ржавый до дыр крюк, тяжелый вес улова, скрип и трение… Что будет дальше?
Заданные параметры складываются, неумолимо приближая единственное решение уравнения – обвал трала, маленьким взрывом разносящийся по набережной и погребающий под собой двух атлантов. Ударная волна хвостов, голов и плавников, сметающая все на своем пути.
Все это видит и Никель, губкой вбирающий в себя мои мысли и эмоции.
"Трал, Кальведросси!", – слышу я его властное предупреждение в своей голове.
Удивленный Тимериус вертит головой, выискивая нас в толпе. Цепляется взглядом за кудрявую шевелюру Ника и мои распущенные волосы, переводит взгляд на сеть. Я не слышу, что он говорит рядом стоящим атлантам, но по уверенным жестам, выражению лица, в миг ставшего жестким, догадываюсь – Тимериус берет инициативу в свои руки. Отдает приказы, направляет и командует.
И, удивительное дело – его, некогда покинувшего родной мир ради футуристичных пейзажей Набила, слушаются. Двое атлантов взбираются по железным креплениям и закрепляют трал дополнительными крюками. Со стороны острова-побратима тоже идет подмога: механическая рука перехватывает желанный груз, не дает ему разлететься по всей набережной.
Одна за другой до меня доходят волны силы, которые я ощущаю как накатывающее извне умиротворение. Тимериус не просто командует – он перестраивает реальность, консервируя любые возмущения и помехи эфира, скрепляя надломленный механизм не хуже строительной смеси. И – чудо! – гнетущее чувство опасности уходит.
Я отпускаю руку Никеля и судорожно вдыхаю, только сейчас осознавая, что все это время провела без воздуха. Осторожно оглядываюсь и проверяю настроения в толпе. Определенно, катастрофу мы предотвратили. Большая часть людей выглядит безмятежно, успокоенные бурной спасательной деятельностью рабочих. Но некоторые целенаправленно оборачиваются в мою сторону. Снова и снова.
– Ну что, насмотрелась? – ехидно спрашивает Ник.
– Угу, – я вполне удовлетворила свое любопытство.
Стараясь не привлекать излишнего внимания, мы ретируемся с площади, оставляя Тима присматривать за обменом. Я так и не увижу тканей диковинной красы, что приготовили для нас атланты с чужого острова. Но это уже не важно. Настроение падает почти до нуля, я чуть не плачу от осознания своего позора. Ник оказался прав, и единственное приемлемое для меня место – дом, снизу доверху заставленный блокаторами помех. Тоже мне, странница!
– Похоже, в этот раз и правда имела место случайность. Глупо обвинять себя в том, что могло бы произойти, – произносит Ник, ни капли не стесняясь того, что снова бессовестно подслушивает мои мысли.
– Как так? – я изрядно удивлена.
– Это было всего лишь образ, верно? И, кстати, нагрянувший очень вовремя. Присутствие на площади хамелеона, блокаторы в рюкзаке – я минимизировал твое воздействие на естественный ход вещей. Так что, могу лишь поблагодарить.
– Поблагодарить???
Мне кажется, я сплю и вижу Ника: доброго, ласкового, произносящего слова поддержки вместо упреков.
– Да. Спасибо. Трал был изношен задолго до того, как ты ступила на остров. И предчувствие появилось как нельзя вовремя. Случись беда, досталось бы всем. Не только тебе.
– Ты правда не злишься?
– Нет. Это оказалось неожиданно весело и интересно. А еще – мы втроем здорово сработались, правда?
Да уж, команда у нас замечательная, а вот реакция Ника кажется весьма и весьма подозрительной. Не тому ли он так рад, что я сама взяла его за руку?..
8. Татуировка рода (2)
Остаток дня мы с Ником снова сидим дома. Я свыкаюсь с мыслью, что не увижу ни тканей диковинной красы, что приготовили для нас атланты с чужого острова, ни вечернего праздника. Скорей бы пришел Тим и рассказал, как все прошло… Но его нет. Нет никого, весь город словно вымер. Когда ближе к закату под окнами слышится знакомое перешептывание и сдавленные смешки, я радуюсь им, как родным, и резко распахиваю форточку.
– Эй! Есть среди вас смельчаки? Кто-нибудь, кто не боиться поговорить с кошмарными чужаками? – кричу я стайке черноволосых детей, которые при виде меня бросаются наутек. Потом отхожу и сажусь в одно из плетеных кресел, закинув ногу на ногу.
После продолжительной паузы в окне появляется щуплый мальчишка лет десяти. Парламентер, значит. В его глазах мешается страх и жгучее любопытство. Он быстро осматривает комнату, выискивая личные вещи – диковинные предметы, подтверждающих мое иноземное происхождение. Тонкий, шустрый, готовый сорваться на бег при малейшем признаке опасности. На меня почти не смотрит, настойчиво отводя взгляд в сторону.
– Как тебя зовут? – я сижу неподвижно, чтобы не спугнуть ребенка.
– Мирро, – бурчит он в пол.
– Приятно познакомиться, Мирро. Я – Варя, – радуюсь тому, что наши имена оказались созвучны. – Заходи, поговорим. Дверь открыта.
Мальчик чуть приоткрывает дверь и бесшумно просачивается в образовавшееся отверстие. Замирает на пороге, держа руку у округлой рукоятки предмета, заткнутого за пояс.
Похоже, наш маленький гость вооружен! Надо бы с ним поосторожней. Кто знает, с какого возраста атлантийские мальчики умеют метать ножи?
– Ты боишься меня, Мирро? Почему?
Из спальни показывается Никель. Мальчуган дергается, но остается на месте – и, правда, смелый.
– Ты странная… – Мирро, набравшись отчаянной решимости, обводит меня взглядом с ног до головы, – и страшная. Одеваешься, как мужчина, и не заплетаешь волосы.
– Точно, – подает голос Ник, – ей следовало бы чаще расчесываться.
Мысленно советую ему засунуть свое мнение куда подальше.
– А еще? – обидно, конечно, слышать, что ты «страшная», когда косметологи Набила приложили все усилия, чтобы добиться обратного эффекта, но мне хочется взглянуть на себя глазами коренных атлантов. Понять, что со мной не так.
– У тебя нет ни одной татуировки о принадлежности к роду, – в голосе юного островитянина столько упрека, что мне невольно становится стыдно. – Взрослые говорят, что из-за тебя вся рыба ушла из наших вод.
Я вздыхаю и показываю на второе кресло, предлагая ему сесть.
– Ну, во-первых, вся рыба уйти не могла. Я присутствовала при ловле косяка фиори на днях.
– Правда?
– Да. И мой друг лично пронзил двух из них безжалостным острым копьем, – наклоняюсь вперед и прищуриваюсь. – Они были ничуть не страшными и вполне обычными, но мы все равно съели их, понимаешь, Мирро?
– Угу, – мальчик смотрит на Никеля, и в его глазах зажигается огонек восхищения. Тот, осознавая, что его только что приняли за безжалостного убийцу рыб, вспыхивает, собирается запротестовать, но я не даю ему слова:
– Во-вторых, я умею делать прически. Плету косы из трех, четырех и даже пяти прядей. Просто не хочу этого делать.
– Почему?
– Потому что там, откуда я родом, больше любят распущенные волосы.
– А откуда ты родом? – он подскакивает от возбуждения. – Из другого мира? Правда, что там совсем-совсем нет моря?
– Чушь, – фыркаю я. – Там есть море, и не одно. Но мы не используем его как дом, а просто плаваем по нему.
«Ходим», – мысленно поправляет меня Ник. – «Плавает сама знаешь что (1)».
«Ты-то уж точно плаваешь!»
– «Просто плаваете»? А на чем? Где же вы живете? – не имея ни малейшего понятия о наших молчаливых перепалках, тараторит Мирро. Живое детское любопытство и восторг ко всему неизведанному пересилили страх: он скачет вокруг нас, мало что, на коленки не залазеет.
– На суше, само собой. На моей планете есть пять континентов… Не знаешь, что это? – я задумываюсь, как объяснить явление, столь привычное для меня и поистине фантастическое для ребенка, никогда в жизни не ступавшего на настоящую землю. – Континент – это огромный остров, такой гигантский, что его не пересечь, даже если идти пешком целый месяц. Еще у нас есть множество островов поменьше. И все они вырастают из моря сами собой. Человек не приложил руку к их созданию.
– С ума сойти!
– И ТРЕТЬЕ, – я перебиваю его, опасаясь, что такими темпами мне придется отвечать на вопросы вечно. – У меня есть татуировка о принадлежности к роду.
– Где?
– Вот здесь, – я закатываю левый рукав и показываю ему тыльную сторону предплечья.
Мальчишка подается вперед и с разочарованием констатирует:
– Но там же ничего нет…
– Есть. Но она открывается только своим. Людям из моего рода, – хмурюсь и делаю вид, что стою перед сложным выбором. – Хочешь, я покажу ее тебе?
– Конечно!
– Иди сюда, – я подмигиваю Никелю. Он достает из кармана умещающийся в ладони фонарик, и проводит голубой полосой вдоль моего предплечья. В ультрафиолетовом свете на коже проступают шесть концентрических, вложенных одна в другую окружностей – символ иных (2).
– Ну вот, теперь ты тоже принадлежишь к моему роду. Если бы татуировку могли видеть все подряд, в этом не было бы никакой тайны, так ведь? – я многозначительно подмигиваю Мирро.
– Да, – мальчик поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Долго, серьезно, затаив дыхание.
– А теперь иди и никому не рассказывай о ней, договорились?
– Договорились.
– И еще, Мирро, запомни: если кто-то не похож на тебя, это еще не значит, что он плохой.
Двери закрывается за посетителем, и Ник закатывает глаза.
– Какая пошлость! «Запомни, Мирро…». И чего ты хотела этим добиться? Думаешь, теперь он вырастет чутким, понимающим, и будет уважать чужаков, даже если остальные готовы предать их анафеме лишь за внешний вид?
Я морщусь.
– Да, немного переборщила с наставлениями. Никогда не умела общаться с детьми.
– А, знаешь, получилось не так уж плохо… – Ник задумывается. – Ты смогла добыть важную информацию из первых уст. Поняла, почему не нравишься местным?
– Я из другого мира, а значит, автоматически несу угрозу привычному укладу жизни, – меня переполняет возмущение. – А еще потому, что я женщина.
Вот почему виновными во всех смертных грехах всегда выбирают представительниц слабого пола? Я не единственная чужачка на острове. Но Тим – больше свой, чем чужой, а Ник… посмотрела бы я на того, кто рискнул бы сделать из него козла отпущения.
– Нет. Потому что ты непохожа на других атлантиек. А это отличная новость!
– Чем же она отличная?
– Тем, что мы можем попробовать все исправить. Ты сама сказала, что умеешь плести косы. А превратить штаны в юбку – не проблема.
– Ты купишь мне одежду, как у местных?
– Пффф. Говоришь так, словно эти лохмотья чего-то стоят. Нет, я поступлю иначе, – Ник многозначительно смотрит на куртку-трансформу, сиротливо лежащую на кровати и потирает руки.
– Нет-нет-нет, – протестую я. – Зачем это нужно, если я все равно сижу дома?
Он уже особо не слушает меня, берет вещь в руки и раскладывает ее на покрывале. Переворачивает так и эдак, задумчиво потирает подбородок.
– Может, тебя и не придется изолировать от общества… Представь, вдруг предоставится возможность ходить везде, где захочешь? И препятствие на пути – одна лишь крохотная, незначительная деталь одежды…
Никель, искуситель со стажем, поблескивает глазами, вставляя между фразами многозначительные паузы, чем подстегивает мое воображение не хуже кнута. Идея переделать костюм явно увлекла его не на шутку. Почему ему так нравится экспериментировать с моим внешним видом? Наслаждается ролью кукловода, переодевая живую марионетку по своему желанию? Или никак не наиграется с костюмом для межмировых перемещений, умеющим менять цвет и фасон по воле хозяина?
Как бы то ни было, это уже не важно. Поведясь на туманные намеки и польстившись шаткой надеждой попасть на вечернее празднество, я позволяю вытворять со мной все, что угодно.
Тимериус, явившийся спустя полчаса после ухода Мирро, застает странную и слегка бесстыдную картину: я стою перед вольготно рассевшемся в кресле Никелем, сверкая румянцем, голыми плечами и коленками. «Одна лишь крохотная деталь одежды» оказывается грандиозным преуменьшением задачи, поставленной Ником самому себе. Куртка в процессе почти не участвует, штаны и вовсе отложены до лучших времен. Главным объектом метаморфоз становится нательная майка – именно она и скрывает мои прелести. Существенно удлинившись, чуток расширившись и поменяв цвет с белого на серо-зеленый, она становится похожей на экстремально короткое платье.
Я, запасясь терпением, стоически переношу щекотку, порождаемую медленно разрастающейся тканью, морщусь и преодолеваю порыв снять майку и зашвырнуть ее куда подальше.
Ник же – спасибо за недюжую выдержку! – рассматривает меня с чисто профессиональным интересом. Велит повернуться то вправо, то влево, отвернуться и накл… Нет, вот наклоняться точно не буду!
– Собираешь принцессу на бал? К чему эти напрасные усилия? – спрашивает Тим, оправившись от первоначального шока.
– Что-то забыл? – Никель с неохотой отвлекается от своего занятия. Он прямо-таки старается быть вежливым, но это получается из рук вон плохо.
– Я всего на минутку, – хамелеон отвечает ему с такой же холодностью. – Принес одежду для Варри.
Я только сейчас замечаю, что Тимериус держит в руках сверток ткани лазурного цвета. Похоже, он сам пришел к тем же выводам, на которые нас натолкнуло признание юного островитянина.
– Покажи! Это ткань с соседнего острова?
– Не ткань, а целое платье, – атлант улыбается в ответ, разворачивая и держа платье за плечики.
– Ух ты… – у меня вырывается восхищенный вздох.
Это не самый красивый наряд из тех, что я видела. Ему далеко до стильных шмоток российского масс-маркета, и еще дальше (примерно, как до Луны) до футуристических одеяний Набила, поражающих строгой и в то же время дикой в своей угловатости красотой. Но по сравнению с изношенным гардеробом местных, принесенная вещь – верх роскоши и изысканности.
Ткань немного шершавая, напоминает качественную мешковину, но при этом плотная, промежутков между нитями почти не видать. Цвет сочный и насыщенный, смесь ультрамариновой зелени и глубокого синего. Перепады в окраске имеются, но смотрятся они выигрышно: темный подол плавно переходит в осветленный лиф, напоминая игру света в морской воде. Фасон незамысловатый, но смелый: два длинных отреза ткани, соединенные между собой шнуровкой.
– Эмм… В этом точно можно идти на улицу?
Тимериус протягивает платье мне.
– Померяй и убедись сама. Размер должен подойти.
– Можно? – я поворачиваюсь к Нику.
– Зачем ты спрашиваешь его? – удивляется Тим. – Любой атлант заметит разницу между настоящим платьем и подделкой.
Я и сама не знаю, зачем мне разрешение мужа. Видимо, невольно просыпаются старые инстинкты.
Ник на мгновение застывает, но быстро принимает незаинтересованный вид и неопределенно машет рукой.
– Как хочешь. Можешь надеть и его, но это было бы неразумно.
– Почему?
– Транс-форма создана для того, чтобы оберегать путешественника от различных опасностей, поджидающих в чужих мирах. Мой совет, как ее изобретателя – не расставаться с ней никогда. Она защитит. Конкретно сегодня, например, от жесткого космического ветра сливающихся галактик. Если атланты привычны к повышенному радиоактивному фону, то хрупкие Варрины органы могут пострадать, подвергшись массированной атаке заряженных частиц.
– Что действительно неразумно, там это выходить в люди в подобном… хмм, облике, – Тим выразительно смотрит на мою майку. – Ладно, мне пора. Хочу успеть переговорить с гереро до наступления праздника, – он подмигивает и уходит. Опять.
Мне грустно, что он ушел. Я ведь даже не успела поблагодарить его за помощь с тралом. Сминаю в руках принесенное платье, стоя перед дилеммой. Я так устала от постоянного ношения текстильно-технологического феномена, что готова пожертвовать своим здоровьем ради нескольких часов, проведенных в нормальной одежде.
Спрятавшись в спальне, примеряю лазурный наряд и безо всякого зеркала понимаю, что смотрюсь в нем убойно. Майка, чуть-чуть прикрывающая задницу, по сравнению с ним кажется цветочками.
– Ну что там? – кричит Ник. – Хорошо село? Я хочу посмотреть!
– Ничего особенного! Смотреть абсолютно не на что! – кричу я в ответ, боясь, что он зайдет и увидит меня в этом прикиде.
Ну и платье принес мне Тимериус! Стоит выйти в нем «в люди», как мужская часть острова попадает к моим ногам, сложившись штабелями, а оставшаяся женская – возненавидит уже по-настоящему. Никель оскорбиться, что я предпочла платье от атлантийского друга, а я заработаю лучевую болезнь или рак.
– Варисса? Сейчас войду, – угрожающе доносится с той стороны двери.
– Не надо! Мне осталось только причесаться, – я решаюсь. Смахиваю пыль с ботинок, расчесываюсь и заплетаю косу. Всего одну – со сложной прической лень возиться, да и времени уже нет. Обстановка неумолимо накаляется, ощущение надвигающегося, как гроза, веселья сдавливает грудь свинцовыми тисками. Я боюсь пропустить что-то важное, увлекшись долгими сборами.
Толкаю дверь и выхожу в гостиную. Интересно, будут ли на площади танцы? Сердце выстукивает неровный ритм, то сбиваясь на польку, то переходя на вальс, то вообще пропуская жизненно важные удары.
– Все ясно, не объясняй! – Ник, до этого стоящий лицом к окну, раздраженно машет рукой и поворачивается ко мне, – Мимолетный порыв взял верх над благора…
Он давится последним словом, разглядев меня как следует, и застывает в нелепой позе, с открытым ртом и широко распахнутыми глазами.
– … зумием… – наконец выдавливает он.
Фигура у меня отличная. В меру стройная и рельефная. Платье, вне человеческого тела прикидывающееся невинной, хоть и симпатичной тряпкой из высушенных водорослевых волокон, на деле оказывается коварным обманом. Мошенничеством. Если обычная одежда создается для того, чтобы прикрывать, то оно – чтобы оголять. Небольшие лямки, декольте, полоса ткани спереди, полоса сзади. И всё. Между ними – такие же по ширине зазоры, эффектно перетянутые узкими, кое-где вдавливающимися в кожу, шнурками. Да, все стратегически важные места задрапированы синей материей, но это, право, почти не заметно, когда по бокам зияют длинные разрезы, сверкая краешками белых окружностей в районе груди и покатыми холмами бедер. Даже целомудренная коса не может сгладить общего впечатления.
– А где твоё…?
Он смущается и не может закончить фразу, еще больше смущая меня. Ёба-боба, вот почему не сделать вид, что ничего особенного не происходит?! Деликатно промолчать и перестать глазеть на меня.
– Его нет, – отрезаю я. Уж лучше прослыть последней потаскушкой, чем надеть под подобное платье нижнее белье.
Идти в нем – чистой воды безумие. Глупая прихоть, каприз и ничего больше. Разве мало того, что я буду на празднике? И, может, поэтому мне так хочется это сделать. Выкинуть что-то сумасшедшее. С каждой секундой, проведенной в синем платье, я влюбляюсь в него все больше.
Через открытые ставни долетает теплый ветер, в переулке сгущается тьма. Издалека доносятся многочисленные голоса, складывающиеся в нестройный вибрирующий гул. К ним присоединяются барабаны. Со сквозняком внутрь жилища долетают дух приключений, свободы и чего-то смутно знакомого, сладкого и манящего… Того, чему я пока не могу дать определения.
